Текст книги "Нобели в России. Как семья шведских изобретателей создала целую промышленную империю"

Иммануил Нобель скончался в Хеленеборге 3 сентября 1872 года в возрасте семидесяти одного года – в восьмую годовщину рокового взрыва. По сообщению прессы, на похоронах присутствовал один из сыновей, предположительно Альфред – он находился в сентябре в Стокгольме, – или, возможно, Людвиг, прибывший в Стокгольм 10 августа для демонстрации шведскому военному руководству своей митральезы.

Сообщение о смерти Иммануила в Dagens Nyheter 6 сентября 1872 года

Смерть Иммануила была широко освещена стокгольмской прессой, в один голос восхвалявшей его деятельность. Принимая во внимание, что изобретатель не получил теоретического образования, «можно только поразиться умом, способным разрешать самые сложные проблемы, находить ключи к тайнам, которые самые глубокие исследования напрасно пытались понять», – писала газета «Афтонбладет».

Последнее известное фото Иммануила

Иммануил, который всю жизнь боролся с экономическими проблемами, – за исключением успешного периода в Петербурге, – умер не богачом, но и не бедным человеком. Он владел пакетом акций «Нитроглицериновой компании», шесть из которых были им проданы. Другие двадцать пять акций, каждая из которых стоила тысячу крон, составляли основной капитал покойного. Он оставил после себя 28 701 крону – более полутора миллионов крон сегодня, или около 12 миллионов рублей… К концу жизни за Иммануилом числилось мало долгов, а движимое имущество было оценено в 3575 крон – факт, свидетельствующий о том, что Иммануил и Андриетта жили скромно и не гнались за роскошью. Из писем явствует, что супруги активно интересовались делами «Нитроглицериновой компании» и считали, что доходы должны идти на финансирование новых изобретений, а не на личное потребление. Такое отношение к жизни, как мы увидим, унаследовали и их сыновья.

Сохранилось много свидетельств об Иммануиле и Андриетте, об их юморе, щедрости и любовном отношении к детям. Не имея настоящего школьного образования, они постарались дать детям хорошее воспитание, найти им хороших учителей, привить любовь к труду и сызмальства привлечь к делам семейного предприятия. Столкнувшись с проблемами, к которым неизбежно приводят недостаточное образование и отсутствие теоретических знаний, Иммануил хотел заложить своим сыновьям более прочный фундамент. Его последнее сохранившееся письмо к Альфреду, датированное Рождеством 1871 года, заканчивается формулировкой, отражающей теплые отношения между родителями и их к тому времени вполне успешными детьми: «Сердечно обнимаем, посылая тебе последний в этом году привет от твоих старых родителей, которые радуются тому, что у них такие сыновья, которые никогда не огорчают, а даруют одну только радость».

Как оценить деятельность Иммануила Нобеля? Он был на редкость многосторонней и одаренной личностью. Свой профессиональный путь он начал помощником архитектора, но проявил себя в качестве строительного техника, мастера по решению сложных задач, изобретателя. Вклад Иммануила в области механики неоценим, он был прирожденным механиком. Многие проблемы Иммануила были связаны с отсутствием теоретического образования, из‑за которого он не всегда мог «отличить дикие идеи от практически выполнимых» и «не уделял должного внимания возможным сложностям и реальным помехам». В то же время, несмотря на многочисленные неудачи, он никогда не сдавался и трудился до последнего. Он был «одним из типичных сынов своей эпохи, не почерпнувших из минувшего столетия ничего, кроме силы духа, при помощи которой они смогли создать всё то, что сделало девятнадцатое столетие таким богатым и продуктивным». По натуре своей Иммануил Нобель был человеком XVIII века, для которого все горизонты открыты..

В личной жизни Иммануил был, несомненно, трудным человеком. С одной стороны, он был благодушен, щедр, обладал большим чувством юмора и был хорошим семьянином, но в то же время – вспыльчив, капризен, скоропалителен, бескомпромиссен, обидчив и сверхактивен.

Будучи супругой столь неординарного человека, Андриетта несла нелегкое бремя, что явствует из писем и других свидетельств. Но несмотря ни на что брак в общем был хорошим. Каждое 1 мая супруги посещали домик в городском парке, возле которого Иммануил когда‑то сделал Андриетте предложение. Последний их визит был в 1872 году, всего за несколько месяцев до кончины Иммануила. «Они с таким наслаждением смотрели на это место, у старика от радости были слезы на глазах, и он говорил нам, как счастлив был всю свою жизнь вместе со своей любимой старушкой, – сообщала Полин в письме Роберту. – Милая добрая старушка прямо светилась от удовольствия ото всех похвал, которыми осыпал ее обожаемый ею старик».

Их совместная жизнь была на редкость богата судьбоносными событиями. В течение пяти лет Андриетта в одиночку и в тяжелых материальных условиях воспитывала троих сыновей, пока Иммануил пребывал в Або и в Санкт-Петербурге. Поначалу удачная карьера в России закончилась несправедливым и унизительным банкротством, лишившим семью состояния и расколовшим ее географически. Весь этот нелегкий путь вместе с родителями с самого раннего возраста преодолели и дети, что сильно укрепило семейные узы.

Отношение Роберта, Людвига и Альфреда к своей, по всем свидетельствам, доброй и отзывчивой матери было трогательным. Братья никогда не пропускали ее день рождения, и она всегда могла рассчитывать на личный визит одного, а то и всех троих сыновей. «Мама была как всегда, ничуть не изменившись, добра и нежна, как дивный закат после солнечного летнего дня», – написал Людвиг Альфреду летом 1883 года. Нежные чувства были в высшей степени взаимными. «Мои мальчики – самые лучшие на свете», – сообщила Андриетта подруге.

Чувства сыновей к изобретателю-отцу были, по понятным причинам, более сложными, но отличались уважением и искренним желанием защитить и оправдать его. За их стремлением стать успешными и богатыми чувствовалась сильная жажда реванша. Как только их собственные финансовые дела пришли в порядок, братья делали всё возможное, чтобы обеспечить родителям спокойную старость. Переписка со стариками велась главным образом открыто, но всё же некоторые письма передавались «лично Маме в руки» или «дорогой, любимой Маме» – в эти конверты были вложены деньги на хозяйство, которым заведовала Андриетта. Они знали, что «cтарику Папе» было бы трудно принимать эти подношения или же он их потратит на свои эксперименты. «Слава богу, – писал Людвиг Роберту, – я ныне не в том положении, что мне надо в чем‑либо себе отказать ради того, чтобы сделать их жизнь хотя бы сносной, если я не в состоянии сделать ее радостной. Поэтому уверяю тебя, дорогой Роберт, что сама мысль о том, что старые имеют заботы, намного для меня тяжелее, чем трата нескольких тысяч крон в год».

Благодаря сыновней щедрости овдовевшая мать могла спокойно прожить остаток своей жизни, но до конца она сохранила свои простые привычки. Предложение Альфреда, чтобы они с Людвигом подарили ей экипаж, было встречено братом с сомнением: «Наша старушка, не привыкши тратить на свою персону крупных сумм, в конце концов нашла бы уход дорогим и удовольствие дороже, чем польза». Экипаж был приобретен, но мать редко им пользовалась, предоставляя его в распоряжение тем, кто в нем больше нуждался.

Андриетта умерла 7 декабря 1889 года в возрасте восьмидесяти шести лет. Похороны состоялись в присутствии Роберта, Альфреда и других родственников. Газета «Дагенс Нюхетер» писала: «Редко приходится видеть столь добрые отношения между матерью и сыновьями, чем в данном случае».

Сам факт того, что смерть супруги Нобеля получила огласку в газетах, отражает положение семьи в общественном сознании. Андриетта ушла из жизни богатой женщиной, с состоянием 840 000 крон, или около 50 миллионов по современному курсу (около 400 миллионов рублей). В память о матери ее любимый сын Альфред вложил свои унаследованные 50 тысяч крон (около трех миллионов сегодня) в создание при Каролинском институте «Фонда по развитию экспериментальной науки им. Андриетты Нобель». Этот фонд существует и по нынешний день.

Разница между 28 701 кроной в наследственном имуществе Иммануила и внушительным капиталом, оставшимся после кончины Андриетты, объясняется необычайными деловыми успехами их сыновей в Европе и России. Последнее особенно порадовало бы Иммануила, заложившего фундамент семейной деятельности в России. На самом деле место Иммануила в российской промышленной истории так же, если не более, значительно чем в шведской. В России он провел самый длительный срок своей взрослой жизни, там он за двадцать лет завоевал признание как изобретатель и предприниматель. Там начатое им дело завершили его сыновья: не только Людвиг, проживавший всё это время в Петербурге, но и Роберт, который вернулся в Россию в 1870 году, и Альфред, поселившийся в Париже, но содействовавший успеху российской деятельности семьи своими деньгами.

Пора заново обратить наш взгляд туда.

II

Людвиг

Покидая в июле 1859 года Петербург, Эммануил оставил трем сыновьям «по 2000 рублей, друзей и добрую славу». Это соответствует примерно двум миллионам рублей сегодня. Людвиг с семьей жили на Петербургской стороне, возможно, в освободившемся родительском доме или же в доме на углу Фокина переулка, тоже принадлежавшему семье. Роберт снимал квартиру в доме на Литейном проспекте, одно время в 1861 году ее делил с ним Альфред.

Смена поколений ознаменовала новую фазу деятельности Нобелей в России. Из шведской семьи иммигрантов они стали российскими промышленниками, русской семьей, хотя и с прочным шведским идентитетом. Важнейшую роль в этом процессе сыграл Людвиг, который, в отличие от отца, был не только изобретателем и производителем, но и обладал аналитическим талантом и питал глубокий интерес к промышленным и социальным вопросам. В год, когда Эммануил покинул Россию, Людвиг опубликовал в «Журнале для акционеров» две статьи, в которых освещал проблемы слабо развитой в промышленном отношении России. Первая называлась «О медленности развития механической промышленности в России», вторая – «Несколько соображений о современном положении российской промышленности». Людвиг рассматривал новейшую историю российской машиностроительной промышленности начиная с периода до Крымской войны и заканчивая ситуацией на момент написания статьи. Также он предложил необходимые, по его мнению, шаги для дальнейшего развития. По его мнению, к таковым относились не только изменение промышленной политики государства, но и принятие мер в области образования.

По словам Людвига, до Крымской войны в России фактически не было машиностроительной промышленности, хотя и существовали отдельные заводы. Предприятия почти полностью зависели от государственных заказов, что обрекало их деятельность на краткосрочность и прерывистость. Другое объяснение медленного развития стоило искать в российских таможенных правилах. Поскольку машиностроительные станки производились не в России, при ввозе они не облагались пошлиной. При этом с целью защиты устаревших и неэффективных металлургических заводов на Урале импорт иностранных металлов сопровождался непомерно высокими пошлинами. Когда морские порты страны были заблокированы во время Крымской войны, был остановлен импорт. Недостаток зарубежной техники и промышленные заказы морского министерства превратили небольшие механические мастерские в крупные машиностроительные заводы. В течение двух лет были построены паровые двигатели отечественного производства для трех лайнеров, двух фрегатов, четырнадцати корветов и сотни пушечных лодок. Из этого опыта Людвиг сделал заключение, что России нет необходимости закупать двигатели за рубежом, если можно наладить производство на территории страны. Однако после войны большинство двигателей вновь стали привозить из‑за границы. Отчасти это объяснялось высокой стоимостью российского железа, а отчасти потому, что российские предприятия собирали двигатели за год и без гарантии своевременной доставки. Технику же английского производства можно было получить всего за два месяца.

Вывод Людвига был прост: для того чтобы машиностроение получило надежное развитие в России, иностранные станки и двигатели должны облагаться пошлинами, а импортная пошлина на сырье должна быть снижена. По его мнению, учрежденные после изменения тарифов мастерские должны быть не государственными, а частными, и управление такими предприятиями должно совершаться без бухгалтерских сложностей. Их развитие должно проходить в условиях свободной конкуренции, роль государства должна ограничиваться предоставлением займов для стартового капитала. В качестве положительных примеров Людвиг привел Финляндию и Швецию, где «Железопромышленная контора» во главе с учеными и промышленниками обеспечивает обучение людей в школах и на заводах, награждает изобретения и ссужает капитал под низкие процентные ставки.

Другой серьезной проблемой российского машиностроения была нехватка квалифицированной рабочей силы. «Бóльшая часть мастеров – немцы, шведы и финляндцы; но собственно русских не видать», – пишет Людвиг. По его мнению, проблема может быть решена только отменой крепостничества (эта реформа уже обсуждалась и была осуществлена спустя два года). Этот общественный слой может восполнить недостаток рабочих в механической промышленности. Однако карьерные перспективы крестьян были невысоки ввиду неграмотности; они, по мнению Людвига, «выше подмастерья не могут подняться». Людвиг убежден, что молодежи в России должна быть предоставлена возможность элементарного образования, предпочтительно в школах, расположенных вблизи заводов. Принуждать к посещению школы не нужно, но стоит обязать «заводчиков назначать молодым людям, желающим учиться известное для того число свободных от работы часов».

Аргументы Людвига основывались на опыте семейной фирмы «Нобель и сыновья». Приведенные им в качестве положительного примера паровые двигатели для лайнеров были построены их заводом. Идея, что машиностроение в будущем должно находится в частных руках, а влияние государства – ограничиться ролью кредитора, была логичным выводом, учитывая обращение государства с фирмой «Нобель и сыновья» после окончания Крымской войны.

Людвиг, разумеется, был не одинок в своих размышлениях о тарифах. В эти годы вопросы свободной торговли и протекционизма горячо обсуждались, и результаты не заставили себя ждать: политика постепенно менялась в сторону снижения тарифов. В 1861 году был отменен импортный сбор на чугун для мастерских, оборудованных паровыми двигателями, а в 1864 году – для всех машиностроительных заводов, занимавшихся изготовлением и ремонтом машинных частей, пароходов, мостов и т. д. В отличие от ситуации последних лет пребывания Эммануила в Петербурге, российское государство снова начало поощрять отечественные мануфактуры.

Первые годы после ликвидации механической мастерской в Петербурге рядом с Людвигом оставались его братья, которые так же, как и он, были заинтересованы в успешном исходе «Процесса против Казны». Особенно это касалось Роберта, чьи брачные планы зависели от решения суда; в противном случае он не смог бы содержать свою будущую семью. Из сохранившихся писем видно, что и Роберт, и Альфред активно помогали Людвигу заручиться новыми заказами. Как уже упоминалось, после окончательного проигрыша в суде Роберт переехал в Хельсинки, а через два года в Стокгольм уехал и Альфред. В России из всей семьи Нобель остался лишь Людвиг. На момент банкротства компании ему было тридцать лет, но, несмотря на молодость, Людвиг имел хорошую репутацию в деловых кругах Петербурга. Вместо того чтобы покинуть страну, он 1 октября 1862 года арендовал небольшую механическую мастерскую, расположенную напротив их старого завода, на Выборгской стороне, по адресу набережная Большой Невки, дом 15. Стартовый капитал составлял всего 5000 рублей (около 5 миллионов рублей сегодня). Мастерская была основана в 1849 году англичанином Джоном Ишервудом, а с 1855 года управление принял его сын. На территории были расположены литейная, механический цех и монтажная. Кроме того, был док для ремонта небольших судов, однако к 1862 году он находился в запущенном состоянии. При входе на территорию мастерской в Батальонном переулке стоял окрашенный в серый цвет одноэтажный деревянный дом площадью чуть более двухсот квадратных метров, куда въехал Людвиг со своей семьей. За неделю до подписания договора аренды на свет появился второй сын Людвига, «хороший мальчик, крикун первого ранга». Его окрестили Карлом, и он сыграет важную роль в истории машиностроительного завода.

Дом в Батальонном переулке, у входа на территорию завода

Как и на Петербургской стороне, промышленные участки преобладали и на Выборгской. Это был маленький и тесный мир, где семьи Ишервуд и Нобель жили и работали в близком соседстве друг с другом. Об общении семей свидетельствует тот факт, что Альфред отправил одно из своих стихотворений миссис Ишервуд, ответившей ему похвальным письмом. Рядом с мастерской Ишервуда находились крупный сахарный завод Кенига и основанный в 1853 году механический завод Лесснера, специализировавшийся на производстве печатных и прочих станков, а также паровых двигателей. В непосредственной близости находился участок, принадлежавший другу и благодетелю Нобелей – Карлу Августу Стандертшельду.

«Я надеюсь, вам будет приятно услышать, что я разделался с нашим старым заводом <…>, начиная понемногу устраивать свои дела, – написал Людвиг Роберту 13 октября 1862 года, когда тот собирался переехать в Стокгольм для обучения пивоварению. – Я арендовал завод у Ишервуда и надеюсь, что смогу справиться, если Господь поможет мне не влезть в долги, ибо первого долга в делах следует избегать, так же как первой ссоры в браке».

Завод Людвига изначально специализировался на производстве железных печей, радиаторов, водопроводных труб и других продуктов для гражданских нужд. Так же, как и его отец, Людвиг и его инженеры сами проектировали и строили производимые ими станки: строгальные, сверлильные, фрезерные, токарные станки и многое другое, в том числе паровые молоты и горны для литейных печей. Через несколько лет завод возобновил производство колес и колесных осей, которые когда‑то были специальностью Иммануила. Колеса с герметично закрытыми втулками (часть ступицы), предотвращающими проникновение песка и другой грязи, вскоре стали пользоваться большим спросом из‑за плохого состояния российских дорог. Причем колеса Нобелей проезжали не только по провинциям, но и в столице, где всего несколько центральных улиц были замощены торцовыми мостовыми, покрыты асфальтом или вымощены булыжником. В 1882 году завод удостоился чести изображать российский государственный герб на своих вывесках и изделиях. Это право было получено за «широкое развитие машиностроительного дела, специальное изготовление высокого достоинства механических приборов и распространение в России высокого качества насосов <…> а также за прекрасную работу осей, бандажей и других экипажных частей из русского железа, при усовершенствовании производства, совершенно прекратившего ввоз осей из‑за границы».

Но это было много позже, а в первые годы Людвиг столкнулся с проблемами с оборотным капиталом. Он постоянно был в поисках новых заказов – «много неприятностей и беготни, прежде чем получишь что‑то новое и это новое начнешь делать». Поэтому расходы велись с осторожностью. Однажды, одолжив Роберту тысячу рублей на покупку керосина, Людвиг был вынужден просить брата управиться со сбытом осветительного масла в Финляндии «с предельным усердием и бережливостью», чтобы не причинить потерь, с которыми Людвиг не справится. По его мнению, механический завод был именно той частью семейной деятельности, которая имела наибольший потенциал: «Как бы ни обстояло с перспективами Папы и Альфреда, нельзя отрицать, что единственно надежное – это мое маленькое дело. Если запущу его или лишусь необходимого оборотного капитала, что остановит дело, я уверен, что наша общая судьба будет достаточно печальной».

Больше года спустя после приобретения завода Ишервуда Людвиг отметит: «Успех подстегивает Нобелей больше, нежели провалы. Мы уже так много в этом мире пережили, что пора бы ветру повернуть – не обязательно на попутный, достаточно, если не нужно будет всё время лавировать». Когда еще через год ветер сменился, он снова шел с военной стороны, как во времена Иммануила. И он был попутным. Военное министерство возглавлял способный и технически компетентный генерал Дмитрий Милютин, который видел свою задачу в том, чтобы сделать страну независимой от иностранных поставок оружия. Например, российским механическим мастерским было заказано производство гранат из отлитого в кокилях чугуна (новая технология). Раньше такие гранаты импортировались из Германии, но разработанный Людвигом снаряд оказался не только лучше немецкого, но и дешевле в производстве. «У меня много дел, и я работаю каждый день как чернорабочий, мне надо бомбы лить и работать не покладая рук, пока не наладится производство», – сообщил он в марте 1864 года.

Несмотря на успешную первую поставку 13 100 гранат, Людвиг не получал новых заказов от правительства до осени 1865 года. Одной из причин было то, что его конкурент предложил цену на 33 процента ниже оферты Людвига. Проблемы с конкурентоспособностью, в свою очередь, были связаны с трудностью получения кредитов под залог. «Возможно, ты удивляешься, что мне так трудно получать эти залоги, – писал он Роберту. – Но ты не представляешь, сколько здесь плутов <…> которые пользуются залогами только для того, чтобы получать деньги на руки. Они живут только за счет кредитов, тем самым портят кредиты для других». Его собственный талант в приобретении залогов, добавил он, был так же слабо развит, как и музыкальный.

То, что Людвиг наконец получил заказ, было результатом того, что в его арсенале было еще одно оружие – качество и надежность доставки. Это были важные аргументы во взаимоотношениях с государством, которое, как и прежде, было единственным крупным заказчиком. «Ты знаешь из моих устных высказываний, – писал он Роберту, – что я не считаю чиновников в сущности более честными сейчас, чем в былые времена. Но теперь всё делается по‑другому. У нас есть только одно средство против всего этого – стараться, чтобы государство получило действительно хорошую и безупречную работу и чтобы чиновники остались довольными. В этом наш единственный реальный интерес и лучшая гарантия на будущее».

До начала 1867 года машиностроительный завод Людвига изготовил еще пятьдесят тысяч гранат по заказу Артиллерийского комитета. Одновременно шло производство стальных бронещитов – за период с 1866 по 1878 год было изготовлено около восьми тысяч единиц.

Несмотря на крупные заказы, машиностроительный завод еще не давал большой прибыли. 1 января 1866 года Людвиг писал Роберту, что у него всё еще мало денег и он только «перебивается». Тем не менее 1866 год стал переломным, уже через два месяца Людвиг сообщил, что «начинают приближаться несколько более светлые экономические времена». Теперь он мог помочь Роберту с кредитами, в которых ранее ему отказывал, и погасил последний его непогашенный вексель на тысячу рублей.