Текст книги "Нобели в России. Как семья шведских изобретателей создала целую промышленную империю"

Поражение в войне было недвусмысленным доказательством того, что Россия нуждается в глубоких реформах хотя бы в силу военных и экономических причин. Николай I умер за год до заключения мира. Вступление на престол нового императора означало конец политического гнета и шовинизма, которыми отличался николаевский режим. Во время правления Александра II были проведены многие из реформ, обсуждавшихся при предыдущих правителях, но так и не осуществленных. Наиболее значительные коснулись положения русских крестьян. Крепостное право вело к человеческому страданию и препятствовало экономическому развитию. Отменено оно было в 1861 году.

Одним из последствий проигранной войны и смены императора было решение российского правительства вновь импортировать военную технику с Запада. Как бывало и раньше, когда страна оказывалась позади, власть обращалась к зарубежным производителям за помощью. «Нобель и сыновья», чье финансовое положение почти полностью зависело от производства военной продукции, внезапно остался без заказов. В апреле 1857 года Иммануил пожаловался Людвигу Альселю, что российское правительство больше не хочет «признавать обещанные обязательства». Это был тяжелый удар, приведший его к трехмесячному «состоянию полной апатичности», почти лишив его «того небольшого остатка жизненных сил, которые еще остались». Всё, чем он владел, было вложено в завод. «Если бы правительство, согласно письменным и печатным декларациям, обеспечило мое, благодаря их обещаниям, укрупненное предприятие работой, то мое положение было бы спасено. В обратном случае я ничем не владею, ибо всё вложено в это большое дело». Положение усугублялось тем, что для расширения завода Иммануил был вынужден брать крупные займы под высокие проценты.

Отсутствие крупных заказов привело к тому, что обеспечить должную нагрузку рабочим было крайне трудно. Но это была не единственная проблема. В контракте на реконструкцию «Ретвизана», «Гангута» и «Воли» предусматривалось, что выполнение условий контракта будет зависеть от доступа мастерской к импортным зарубежным машинным частям. Поскольку таковые из‑за британской блокады не были получены, поставка кораблей была задержана, что привело к приостановке платежей. В августе 1857‑го года все корабли были наконец сданы, но оплата была произведена только после того, как суд решил в пользу завода.

С учетом своего вклада в российскую военную промышленность Иммануил считал себя вправе питать «самые справедливые надежды <…> на получение дополнительных заказов», которые могли бы возместить большие расходы, понесенные им при реконструкции и расширении завода. Однако из семи торгов, объявленных правительством за 1854 – 1859 годы, «Нобель и сыновья» не выиграл ни одного, хотя его оферты были выгоднее других.

Ставить себя в зависимость от государства – опасно, в этом Иммануил смог убедиться. Новое российское правительство почувствовало себя свободным от всех обещаний, данных «Нобелю и сыновьям» прежним правительством. Чтобы спасти свое дело, Иммануил был вынужден искать частных клиентов. В «Морском сборнике» было опубликовано объявление, что во время войны «Нобель и сыновья» строили исключительно паровые машины для больших винтовых кораблей, но теперь они принимают заказы на двигатели для больших и малых гражданских судов. Также возможно построить плоскодонные речные суда, равно как и большие суда, кроме того, изготовить токарные, сверлильные и строгальные станки. И всё – «по ценам умеренным».

Однако действовать в качестве частного капиталиста на российском рынке было почти так же трудно и рискованно, как и зависеть от правительства, главным образом из‑за сложностей с кредитованием. Одним из выходов было преобразование семейного дела в акционерное общество – шаг, который именно в 1857 году имел шансы на успех. Процентная ставка в государственных банках резко упала, и многие инвесторы обратились к фондовому рынку, чтобы обезопасить свои активы. «Я решил поставить фабрику на акциях, – писал Иммануил Людвигу Альселю, будучи не слишком оптимистично настроен. – Но и здесь мы столкнемся с большими трудностями, ибо ни один капиталист не желает влезать в дело, которое требует больших усилий. И всё же я надеюсь на эту возможность».

В июле 1857 года завод «Нобель и сыновья» был преобразован в акционерное общество «Сампсониевская механическая мануфактура». Предприятие поставляло паровые машины и пароходы судоходной компании «Кавказ и Меркурий», совершающей перевозки по Волге и Каспийскому морю, а также «Финскому пароходному обществу». Последнее возглавлял Рафаэль фон Гартман, оно обслуживало Неву и ее притоки, включая маршрут от столицы до Шлиссельбурга, где Нева впадает в Ладогу. В последующие годы заметную роль в развитии этого пароходного движения сыграет Роберт. Однако завод был слишком большим, чтобы функционировать только за счет частных заказов, поэтому спустя два года Иммануил был вынужден вернуть акционерам деньги.

В 1858 – 1859 годы переписка Нобеля с Кораблестроительным департаментом и Технологическим комитетом, по словам самого Иммануила, «разрослась невероятно». Отдавались и отзывались приказы. В мае-июне 1859 года он подал «подробные отчеты о несправедливостях, которым подвергался», настаивая на ликвидации, что означало роспуск предприятия путем превращения активов в деньги, выплат по всем долгам и распределения остатков между владельцами. Решение Адмиралтейского совета от 5 сентября оправдало Нобеля по всем пунктам, но если он настаивал на ликвидации, то должен был согласиться с расчетом, сделанным Кораблестроительным департаментом, согласно которому потери составляли больше 14 000 рублей серебром (больше пятнадцати миллионов рублей сегодня).

Ликвидация была подписана 3 октября 1859 года, ознаменованная протестом Иммануила, который зарекся спорить с правительством на эту тему. В результате в документе стоит подпись не Иммануила, а Людвига. Сам глава семейства к тому времени уже вернулся в Швецию вместе с Андриеттой и младшим сыном Эмилем. Чтобы сохранить как можно больше от процветавшего некогда машиностроительного завода, в Петербурге остались Роберт, Альфред и Людвиг.

Главная ответственность была возложена на Людвига. Этому было несколько объяснений. Роберт занимался главным образом «внешними делами» завода – контактами с клиентами и т. д. Альфред всё больше уделял внимание химическим исследованиям, хотя и совершал визиты в Париж и Лондон, чтобы попытаться получить кредиты для спасения дела, по поручению отца. Предприятие, однако, было сочтено некредитоспособным.

Больше всего Иммануил доверял Людвигу, который, несмотря на проблемы завода в 1858 году, также был награжден орденом Св. Станислава. Еще одним обстоятельством в пользу этого выбора было то, что средний сын уже год как был женат. Его супругой стала родная кузина Вильгельмина (Мина) Альсель, дочь дяди Людвига и тети Шарлотты. Мина родилась в 1832 году и была на год моложе Людвига. Они познакомились во время пребывания Людвига в Стокгольме, и Мина несколько раз посещала Петербург в сопровождении матери.

Людвиг попросил у дяди руки Мины в феврале 1855 года, а в сентябре состоялась помолвка на немецком курорте. «Пусть Провидение столь же щедро благословит молодых, как того горячо желают наши сердца, тогда не будет недостатка в их счастье, – писал Иммануил своему шурину. – Мина – единственная из твоих, с кем я имел удовольствие познакомиться, и искренне признаюсь что с того самого момента, как я ее увидел, желал я, чтобы она была среди нас».

Из письма также явствует, что Мина и Людвиг были слабы здоровьем, в связи с чем Иммануил выражал надежду, что «для взаимных посещений не возникнет препятствий чаще, чем до сих пор». Мина страдала «слабой грудью», – возможно, от начинающегося туберкулеза. После их поездки в Стокгольм в 1856 году Андриетта отметила, что Мина «не совсем здорова» и Людвиг тоже «не совсем в форме», но любящая мать всё же надеялась, что «через несколько месяцев с Божьей помощью они поженятся, и тогда радость и блаженство будут утешением для нас всех».

Жена Людвига Мина Альсель. Фотография может быть датирована периодом после октября 1865 года, когда открылась мастерская в Санкт-Петербурге, где она была сделана

Свадьба состоялась не «через несколько месяцев», как надеялась Андриетта, а через два года. Людвиг и Мина поженились в Стокгольме 7 октября 1858 года. Одной из причин задержки могло быть состояние здоровья Мины, но есть и другое объяснение. Через год после помолвки у Людвига в Петербурге родился сын от двадцатидевятилетней шведки Анны Линдаль – дочери подруги Андриетты. Мальчик родился 4 сентября 1856 года и получил имя Яльмар Подалирий. Согласно свидетельству о рождении, отцом ребенка был муж Анны Линдаль, Густав Круссель. Он родился в Финляндии в 1810 году; в возрасте тридцати лет начал строить карьеру в России. Врач с докторской степенью по медицине, Круссель занимал уважаемое положение в обществе и носил гражданский чин коллежского советника. Занимался и научной деятельностью, исследуя гальванизм как средство лечения. Супруги поженились в 1853 году и в следующем году уже родили сына Эмиля Малькольма, который умер в возрасте трех лет.

Сам Густав Круссель скончался осенью 1858 года, когда Яльмару было два года. Нет никаких оснований полагать, что он подозревал, что Яльмар не был его сыном, иначе мальчик вряд ли получил бы такое весьма необычное второе имя: в античной мифологии Подалирий – сын бога медицины Эскулапа, что явно имело значение для Крусселя-врача.

О том, что семья Нобель чувствовала ответственность за ребенка, свидетельствует письмо Иммануила к шурину Людвигу Альселю, где он через месяц после смерти Крусселя пишет, что «нужно посмотреть, нельзя ли сделать что‑нибудь для бедной вдовы», ведь она «вынуждена содержать кроме себя самой маленького больного ребенка, который, вероятно, унаследовал последствия цинической жизни отца». Плохо замаскированный намек на то, что Круссель был сифилитиком, подкрепляется еще одним сведением Иммануила: в течение последних четырнадцати месяцев своей жизни Круссель был в состоянии «полной пустоты и даже вне сознания» и был настолько болен, что не мог находиться даже в «учреждении для умалишенных».

То, что Людвиг был отцом Яльмара, документально не отражено, но в семье Нобель является признанным фактом. Сколько человек на самом деле об этом знало – не совсем ясно (см. главу «Третье поколение»). Помимо прочего, об отцовстве свидетельствует тот факт, что Людвиг взял на себя полную ответственность за воспитание и образование Яльмара. С ним с юных лет обращались как с членом семьи, фотографии мальчика есть в семейных альбомах, а во взрослом возрасте он занимал ведущие позиции на нобелевских предприятиях. Об этом – в следующих главах.

Иммануил и Андриетта

Экономические потери и конфликты с государственными учреждениями до жути напоминали проблемы, заставившие Иммануила покинуть Швецию 22 года тому назад. Тучи сгущались в течение нескольких лет и он давно уже мог бы развязаться, махнуть рукой и все бросить. Решение об отъезде из России было принято только теперь не только потому, что нависшая угроза ликвидации предприятия еще более обострилась, но также потому, что Альфред долго и тяжело болел. Кроме того, Мина была беременна, и Иммануил с Андриеттой хотели дождаться рождения ребенка. 10 июня (22 по старому стилю) 1859 года родился первенец Людвига, сын, Эммануил (Emanuel) Людвиг, откликавшийся в детстве на уменьшительно-ласкательное – Манне, а во взрослом состоянии – Мале.

Портрет Андриетты шведского художника Андерса Цорна, 1886 год

Через месяц после рождения внука Иммануил отправился в Або, прибыв туда 12 июля. Через две недели к нему присоединились Андриетта с младшим сыном Эмилем. Их сопровождала также племянница Андриетты Шарлотта (Лоттен), гостившая в Петербурге по случаю беременности сестры.

Разные даты отъезда супругов, возможно, объясняются желанием Иммануила уладить организационные вопросы до приезда семьи. Андриетта и Эмиль выписались из прихода Св. Катерины 12 сентября 1859 года.

На протяжении всех лет, проведенных в Петербурге, Иммануил поддерживал связь с Йоханом Шарлином (у которого он останавливался во время посещений Або) и с Йоном Юлином, директором фабрики «Фискарс» (которую однажды также посетил и Людвиг). Объявление о лесопилке показывает, что Иммануил прощупывал почву для ведения дел в бедной и в индустриальном плане неразвитой Финляндии. Но, видимо, никаких возможностей обеспечения своей семьи там он не увидел. В паспортах эмигрирующих Нобелей конечной целью путешествия указана Швеция, страна, которая в какой‑то степени стала ему чужой. За все проведенные в России двадцать лет супруги Нобель посетили родину всего единожды, когда гостили у брата Андриетты летом 1856 года.

Вскоре после возвращения, осенью 1859 года, семья поселилась в загородном районе Йоханнесдаль (в настоящее время – муниципальный округ Худдинге), где располагались дачные дома стокгольмских бюргеров. Сведений о какой‑либо деловой деятельности Нобелей там не имеется; известно только, что Иммануил с пристальным вниманием следил за ликвидационным процессом, о котором его уведомляли в письмах из Петербурга. Скудная информация о проживании семьи связана с тем, что Йоханнесдаль находился далеко за городом и встречи с другими людьми случались нечасто. «С Нобелями мы видимся очень редко, – писала сестра Мины, Лоттен. – Ехать им далеко, и они должны рассчитывать так, чтобы не застала их по дороге темнота». Послание было адресовано невесте Роберта Полин. Согласно одному источнику, Иммануил провел какое‑то время в Або, но сведений об этом в финских архивах нет.

В 1861 году семья переехала из Йоханнесдаля в Стокгольм, где они сняли поместье Хеленеборг. Их новый дом относился к приходу Св. Марии, где Иммануил и Андриетта жили в молодости. Поместье располагается возле пролива Польсунд и в то время принадлежало оптовому торговцу В. Н. Бурмайстеру. В документах податно-гражданской переписи Стокгольма Иммануил числился как «бывший купец».

Поскольку три старших брата оставались в Петербурге, с родителями проживал только Эмиль. О биографии младшего из Нобелей известно мало, но, скорее всего, ему было дано свободное воспитание. По мнению Роберта, Эмиль был «жутко легкомысленный» молодой человек, приносивший родителям «множество беспокойств»: «У него светлая голова и хорошо подвешен язык, но сердцем сух, простоват, беспорядочен, весьма расточителен и охотно влезает в долги, не особо задумываясь об их уплате».

Роберта волновало, что если Эмиль продолжит находиться подле отца и не получит настоящего образования, то здравый рассудок его «будет плохо выращен». «Никоим образом не ставя под сомнение Папину добрую волю в этом вопросе, я тем не менее знаю, насколько бессистемно он действует, и мне становится больно за Эмиля».

Единственная сохранившаяся фотография Эмиля Нобеля, сделанная в 1864 году

Младший сын был отправлен в гимназию в Уппсале. Спустя год обучения, 31 января 1863 года, он сдал экзамены по десяти предметам. Этот факт несколько успокоил Роберта. «Похоже, он наконец стал старательным, что очень радует меня из‑за нашей доброй Мамы, которая по‑настоящему горевала по поводу любимого нами Брата». Спустя два дня Эмиль был принят на философский факультет Уппсальского университета. После первого семестра за ним заехал Альфред, который прибыл с коротким визитом в Стокгольм и охарактеризовал младшего брата как общительного, «бойкого мальчика»: «Я выловил его в Уппсале и взял с собой. Такое впечатление, что он знаком с половиной Швеции».

Одновременно с тем, как Иммануил, Андриетта и Эмиль пытались наладить свой быт в Швеции, оставшийся в Петербурге Людвиг подал от имени отца иск. В домашней переписке они называли его «Процесс против Казны». Предприниматели не теряли надежды вынудить российское правительство возместить механическому заводу убытки, обусловленные прекращением гарантированных ранее государственных заказов. В своей аргументации Людвиг исходил из того, что правительство обязалось размещать «постоянные заказы» на тех фабриках и заводах, которые «наилучшим и наиболее дешевым образом» выполнят условия договоров от 1853 года о поставках паровых двигателей. В свете понесенных механическим заводом убытков в связи с невыполненными заказами только один способ мог гарантировать выживание предприятия:

Единственная возможность спасения завода состоит либо в получении работ, в расчете на которые завод был построен, либо в получении соответствующего денежного возмещения. Однако и в этом случае отец мой, желая уберечь Казну от значительных расходов, надеется, что Правительство поручит ему соответствующую размерам завода работу, чтобы он со временем смог расплатиться по гнетущим фабрику долгам. Получение ежегодных заказов по две тысячи лошадиных сил обеспечило бы завод работой, позволяющей в течение нескольких лет выйти из создавшегося безнадежного положения. Только эти меры могут спасти моего Отца от полного разорения, грозящего ему за непреложное его доверие, и способствовать соблюдению выданного через Ваше Величество указа Его И. В., заодно защищая и поощряя отечественную промышленность.

Обращение помечено 31 декабря 1859 года и подписано Людвигом Нобелем на основе доверенности, выданной ему купцом первой гильдии фабрикантом Иммануилом Нобелем. 2 января 1860 года письмо было собственноручно передано Людвигом великому князю Константину Николаевичу (1827–1892), брату недавно взошедшего на престол императора. Великий князь был адмиралом и министром без портфеля при Морском министерстве. Во время войны он участвовал в защите Кронштадта. Константин Николаевич сыграл такую же решающую роль для военных заказов, как и его дядя, великий князь Михаил Павлович, который покровительствовал Иммануилу вплоть до своей кончины в 1849 году.

Не получив ответа на свое ходатайство, Людвиг обратился с повторным прошением 31 января. Это привело к созданию комитета, в который входили представители военного и финансового министерств. Перед комитетом была поставлена задача рассмотреть вопрос о необходимости предоставления заводскому делу Нобелей государственной экономической поддержки. В итоге комитет – по словам Иммануила, «из‑за бездарной адвокатуры, перевранных цитат и ложных выводов» – пришел к выводу, что «завод ни малейшего основания не имеет требовать заказов или иного возмещения за понесенные убытки». Заключение поддержал также статс-секретарь и будущий министр финансов граф Михаил Рейтерн, считавший, что у морского министерства нет никаких юридических или моральных обязательств по отношению к Нобелям.

Запрошенные военно-морские эксперты, в свою очередь, поддержали Иммануила, выдав свидетельство о том, что все условия касательно «срока поставок, цен и качества работ» были соблюдены. Бывший глава Департамента кораблестроения генерал-майор Грюневальд свидетельствовал, что Нобель «по всему заслуживает награды и особого попечения правительства, сообразно сделанным огромным затратам по основанию завода с целью успешно конкурировать с иностранными заводами по производству больших судовых двигателей». Статс-секретарь князь Оболенский объяснил, что «обязательства морского ведомства по отношению к Нобелю настолько важны, что их неисполнение было бы непростительным», а также «справедливость и интересы самого правительства требуют предоставления помощи Нобелю». Однако эти экспертные отзывы должного действия не возымели.

Частично проблемы Иммануила были обусловлены межличностными отношениями. В той же мере как Михаил Павлович питал к нему симпатию и доверие, мнение его преемника о Нобеле было прямо противоположным. Константин Николаевич видел в Иммануиле человека, «на которого в суд не подашь, но с которым дел лучше не иметь, по каковой причине Нобель за последние три года заказов не получал». Нежелание великого князя иметь дело с импульсивным и неуправляемым Иммануилом было не пустым. Весной 1857 года договор, почти уже заключенный, сорвался, по словам Альфреда, потому, что отец «нашел новые сложности и возражения», которые «всё испортили».

Помимо этого личного фактора, были и другие причины неприязни великого князя. С точки зрения Иммануила и Людвига, они заключались в колоссальных заказах, размещенных правительством за границей после заключения мира в Крымской войне. Правительство больше не нуждалось в услугах Иммануила и поэтому решило, как считал Людвиг, «посредством направленной травли разорить его, дабы потом сказать, что завод не в состоянии был выполнить работы, которые морское ведомство охотно бы ему дало».

Еще одно объяснение неудавшимся попыткам Иммануила получить государственные заказы стоит искать в распространенной в российском аппарате власти коррупции. По словам Иммануила, в годы правления Николая I коррупция достигла эпических размеров, став «обычаем, почти превратившимся в закон». Например, от десяти до двадцати процентов стоимости подряда составляли взятки – причем не только с целью получить сам заказ, но и чтобы избежать «наветов и притеснений». В период 1854 – 1859 годов Иммануил не получил ни одного государственного заказа, несмотря на то что его оферты, по собственному утверждению, были выгоднее, чем у его конкурентов. Были ли его трудности связаны с нехваткой средств или всё же с нежеланием платить за покровительство?

«Процесс против Казны» длился почти два года. «Та кажущаяся холодность, с которой я вначале относился к нашему бедственному положению, постепенно стала реальной, – пишет Людвиг Роберту. – Я пришел к убеждению, что от Казны спасения нам ждать не приходится». И как в воду глядел: в тот же день, как было отослано это письмо, 25 октября 1861 года, «Нобель и сыновья» получили окончательный отказ на свое ходатайство о возмещении убытков или финансовой поддержке. «Сегодня получен формальный отказ – подло, низко, хитро и всячески притянуто – прекрасный образец русского чиновничьего искусства, вот всё, что можно сказать о присланной нам бумаге, – сообщил Людвиг. – Теперь придется ликвидировать всё дело, и чем скорее, тем лучше». По подсчетам самого предприятия, в отсутствие государственных заказов завод потерпел убытки на сумму в 551 тысячу серебряных рублей, которая сегодня составляет около миллиарда.

Пока длился судебный процесс с российским правительством, переговоры о ликвидации предприятия не велись, поскольку кредиторы питали надежду, что их требования будут удовлетворены благодаря вмешательству государства. Но планы не состоялись, и Людвигу пришлось искать возможности урегулировать эти вопросы. «С нашими кредиторами еще ничего не договорено, всё это нелегко и невесело, но в этом мире так много невеселого, так что надо к этому относиться спокойно или – как Папа привык говорить – «непонятно, какую пользу принесет», – прокомментировал в декабре 1861 года расположенный к философии Людвиг. После отказа одного из кредиторов принять предложенные условия завод в феврале 1862 года был объявлен банкротом.

Находясь в этом тяжелом положении, Людвиг проявил удивительное спокойствие в сочетании с неуклонным чувством долга. Именно эти качества объясняют лояльность кредиторов, которые, несмотря на банкротство, позволили ему продолжать руководить заводом. Кроме того, Людвигу была дана возможность попутно продавать всё, что не было заложено, «по возможно большей цене, чтобы хоть сколько уменьшить убытки наших кредиторов». Людвиг также старался «прикрыть старую Папину спину от нападок».

«Можешь поверить мне, братец, что я не почию на розах», – докладывал он Роберту, продолжая:

Несмотря на всё мое хладнокровие, я иногда чувствую пыл под рашпером, и лишь сознание собственного долга дает мне силы всё это сносить. Питаю надежду, что когда‑нибудь всё это приведет к честному концу, дабы каждый признал, что Нобели хотя и были несчастными, но достойны всяческого уважения. Это, похоже, единственное, на что можно надеяться, но это не менее важно. Будем же надеяться на лучшее, восклицая, как в песне: «смело, бравые ребята!» – будет и на нашей улице праздник [отмеченные курсивом слова написаны по‑русски в оригинале].

Летом 1862 года механический завод «Нобель и сыновья» был продан инженеру Голубеву. Одновременно Иммануил обратился к шведскому королю Карлу XV с пространным и подробным ходатайством, где рассказывал о всех перипетиях, выпавших на долю его самого и его предприятия. Разорившийся предприниматель просил короля при посредничестве шведской миссии в Санкт-Петербурге заступиться за него перед Александром II. «Папа опять обращается о возмещении к царю через Шведское правительство, – сообщил Роберту Альфред, добавив с сожалением: – Но Бог знает, сколь малую надежду я питаю об успешном результате». И он не ошибся. Свои оскорбленные чувства Альфред излил в стихотворной форме. Воспевая нового императора как «честного человека», он не преминул помянуть:

 
Неправый суд он сотворил,
Ведь старика он оскорбил,
За хлеб горбить принудив с горя,
Честное имя опозоря.
 

 
That he and his have done a fearful wrong
To me and mine – have brought my aged father
To work for bread – it was a shameful deed,
Still worse because an honest name was branded.