Текст книги "Любовь – это путешествие"

Тогда

Адди

День святого Валентина, как назло, выпадает на будний. Дилан решил устроить мне сюрприз и потребовал захватить с собой теплые носки. Интересно, что он задумал? Деб считает, мы пойдем в поход. Но надеюсь, нет: я весь день провела на ногах, так что предпочту романтику поспокойнее.

На парковке получаю сообщение от Дилана.

Адди, не волнуйся, я в травмпункте. Готовился к свиданию – развешивал гирлянды для пикника на берегу реки! – и упал с лестницы. Уверен, ничего страшного. Может, небольшое сотрясение, но врачи хотят провести обследование. Целую.

Я смотрю на экран, совершенно оцепенев.

– До завтра, Адди! – прощается Мойра, и я не сразу ей отвечаю. Стою под дождем и представляю, каково это – потерять Дилана. Ужасно. Ужасно! Я бы не вынесла.

Мчу к травмпункту на максимальной разрешенной скорости, и даже чуть быстрее на тех участках шоссе, где нет камер. И оказываюсь у входа одновременно с Маркусом, но сперва его не узнаю, ведь мы не пересекались с Франции. Весьма странно так долго не видеть лучшего друга своего парня, но у Дилана всегда находились для него оправдания, да и я была не против, если честно. Хочет меня избегать – пожалуйста.

Он поворачивается ко мне медленно, словно боится моего взгляда. Или предвкушает?

Внешне Маркус не изменился: небрежные темные кудри, острые скулы, умные, пронзительные глаза.

– Адди, – говорит он.

– Привет, – отвечаю я.

Мимо нас проходит медбрат в скрипучих кроссовках. Кто-то разговаривает с администратором. Мы молчим. Я просто не знаю, что сказать.

Маркус слегка улыбается и окидывает меня оценивающим взглядом.

– А ты другая, – замечает он, склонив голову набок.

– Волосы, – объясняю я, потрогав прядку рукой. Сегодня я сделала локоны – хотела хорошо выглядеть на свидании с Диланом.

– Нет, – возражает он так же дерзко, как тогда, во Франции. – Ты стала жестче.

– Что?

Как мне надоела его надуманная проницательность. Каким был, таким и остался. Он чуть усмехается, заметив мое раздражение. Прикладываю прохладную ладонь к горящей щеке.

– Ты здесь из-за Дилана?

– Конечно. А ты?

– Ясное дело.

Снова молчим. Маркус все так же меня разглядывает.

– Он не решился, – ни с того ни с сего говорю я.

– Что, прости?

– Ты сказал, Дилан решился, но нет. Он так и не понял, чем хочет заниматься. А еще порой грустит, как раньше.

Дилан думает, что я не замечаю. Мы никогда это не обсуждаем. И все же я чувствую, что время от времени он замыкается в себе.

– Скажи ему, чего сама от него хочешь. Именно с этим он пытается разобраться.

Я бросаю взгляд на стойку регистратуры, кажется, мужчина почти закончил и вот-вот уйдет.

– Он пытается понять, что лучше для него, – не соглашаюсь я.

– Ошибаешься, – слегка издевательски тянет Маркус. – Дилан не такой. Ему надо указывать, что делать.

– Никому не надо указывать, – отрезаю я и направляюсь к регистратуре. – Он сам прекрасно разберется.

– А я-то думал, с ним ты станешь мягче, – качает головой Маркус. – А ты еще более дерзкая! Мне нравится, тебе идет.

– Извините, – обращаюсь я к администратору. – Могу я увидеть своего молодого человека? Он в приемном отделении.

– Мисс? Мисс? Мисс?

Почему у Тайсона Грея нет кнопки отключения звука? Мучусь похмельем после вчерашнего, так что мне сейчас совсем не до восьмиклассников.

Прошла неделя с тех пор, как я столкнулась с Маркусом в больнице – с Диланом все оказалось нормально, никакого сотрясения, – и вот вчера он заявился на день рождения к Шерри. Похоже, решил, что способен терпеть мое присутствие. Но все равно было ужасно неловко и странно, я напилась, и теперь голова раскалывается. Дилан постоянно спрашивал, как я, но что я должна была ему ответить? «Все плохо, терпеть не могу твоего лучшего друга»?

Наутро Маркус запостил в соцесети видео, где мы танцуем: я, Грейс, Шерри, Люк, Хавьер, Маркус, Дилан и Конни с Мартой – те девушки из колледжа, которые были на вилле. В конце мы с Маркусом танцуем рядом, идеально попадая в такт музыке, а остальные только пьяно покачиваются, не чувствуя ритма. Под видео подпись: «Танцы на крыше под звездами».

Время всего одиннадцать, а я уже посмотрела клип пять раз. На перемене иду в туалет и снова открываю пост. Не могу отделаться от ощущения, что Маркус намекает на ту ночь во Франции, но что это должно значить? К головной боли добавляется полное замешательство. Еще и Тайсон Грей никак не заткнется!..

Открывается дверь в класс, и я оборачиваюсь. Наверное, Тайсон решил в итоге выйти без разрешения… Однажды он уже вылез в окно, пока я помогала другому ученику. Нет, Тайсон на месте, зато в кабинет входит Этьен.

Он мимолетно улыбается мне и оглядывает класс. Все дети выпрямляются на стульях: несмотря на юный возраст, Этьен – директор старой закалки. Хотя формально за поведение отвечает завуч, Этьена боятся даже самые матерые хулиганы – это мой главный козырь, но я пускала его в ход слишком часто. Наверняка Этьену тоже так кажется, поэтому в нынешнем триместре я намерена со всем разбираться сама.

Продолжаю урок. Голос становится нервным, хотя давно уже пора привыкнуть к коллегам в кабинете: за мной всегда приглядывают, в этом суть стажировки.

– Тайсон! – внезапно рявкает Этьен.

Подпрыгиваю на месте. Черт! Я сама должна была заметить, что Тайсон безобразничает.

– Иди за мной. И это захвати, – велит директор, указывая на лист бумаги на парте. – Мисс Гилберт, до конца урока Тайсон будет у меня.

– Разумеется, – с напускной строгостью говорю я. – Спасибо.

«Спасибо»? Звучит жалко. Ну да ладно, сказанного не воротишь. Тайсон с недовольным видом плетется за Этьеном.

Я отправляюсь на поиски Тайсона, как только заканчивается урок, и нахожу его у кабинета директора, сам Этьен стоит в дверях.

– Давай, Тайсон, вот твой шанс, – призывает он.

– Извините, мисс Гилберт, – мямлит Тайсон, опустив глаза на мои туфли.

– Хорошо, Тайсон, – киваю я. Когда он уходит достаточно далеко, спрашиваю Этьена: – А что он натворил?

Директор приглашает меня в кабинет и закрывает дверь.

– Что ж, соберитесь с духом, – предупреждает он с легким французским акцентом, проглатывая некоторые звуки. – Тайсон блеснул художественными талантами.

Смотрю на тетрадный лист на столе Этьена.

Весьма недурно, если честно: с первого взгляда понятно, что на рисунке я. По крайней мере, лицо мое. Все что ниже… не столь точно.

– Ого! – Я краснею, но не могу оторвать взгляда от рисунка. – Это…

– Да уж… – кивает директор. – Мальчики-подростки… – Он разводит руками, словно говоря: «Ну что с ними делать?».

Конечно, он изобразил меня голой, в классической позе из комиксов: стою спиной, но оборачиваюсь через плечо, чтобы видно было и грудь, и задницу. И я в этой фантазии очень уж… пышная. Кроме талии шириной где-то в запястье.

– Оставлю его у себя, не против? Не хочу вас смущать.

– Спасибо, – улыбаюсь я. – Не против, а то было бы… очень неловко. – Прикусив губу, снова разглядываю картинку.

– Тайсон будет оставаться после уроков до конца месяца. Еще у нас был долгий разговор про объективизацию женщин, – уверяет Этьен, откинувшись в кресле и сцепив руки замком за головой. – Я бы сказал, что в его черепушке отложилось меньше одного процента, но никогда не знаешь…

– По крайней мере, он попросил прощения. Спасибо за помощь.

Этьена извинения Тайсона, похоже, не впечатлили.

Я переворачиваю листок и вижу надпись с другой стороны: «Мисс Гилберт Соблазнительница». Со смехом протягиваю Этьену художество, и его губы подрагивают в улыбке.

– Иисус и Матерь Божья, – ворчит он прямо как настоящий англичанин.

– Спасибо хоть «соблазнительница», – замечаю я. – Могло быть «совратительница» или еще хуже.

Этьен поднимает голову, слегка улыбаясь. Он красивый, в классическом смысле: симметричные черты лица, каштановые волосы, карие глаза, светлая кожа, на которую хорошо ложится загар.

– Хорошо, что у вас есть чувство юмора, Адди. И… здравомыслие.

– Вы хотели сказать цинизм? – говорю я, прежде чем успеваю подумать. Получилось слишком дерзко для беседы с директором. Этьен только пожимает плечами, снова откидываясь в кресле.

– В мире полно мечтателей. А практичный взгляд на вещи куда важнее, чем кажется. Вы принимаете детей такими, какие они есть. Вот почему вы станете прекрасным учителем.

Замечаю, что он использовал будущее время – может, потому, что как раз объясняла эту тему на уроке. Но все равно, это впервые, когда Этьен меня похвалил. Он всегда умело маскирует критику под «замечания», и я уверена, что до сегодняшнего разговора позитив его был нарочито преувеличенным. Однако на этот раз он действительно сказал то, что мне хотелось услышать.

– Спасибо.

Он кивает – явный знак, что мне пора. Иду к двери и краем глаза замечаю, как он складывает рисунок Тайсона и аккуратно убирает в ящик стола.

Дилан

Когда-то родительский дом был роскошным. Местами он сохранил черты прежнего великолепия, как увядшая голливудская актриса, в прошлом купавшаяся в лучах славы. Сейчас все комнаты в западном крыле закрыты – слишком дорого обходится отопление, и даже снаружи здание кажется изрядно потрепанным: некоторые стекла треснули, краска почти полностью облупилась с той стороны, что открыта ветрам.

Отец противится любым способам заработать на доме: не хочет проводить свадьбы, не позволяет передать его в Национальный фонд и переехать в менее ветхое жилище поближе к цивилизации. Это его фамильное гнездо. Но как бы хорошо ни шли дела на фондовой бирже, на содержание особняка в любом случае не хватит. Всему виной мой беспутный двоюродный дедушка. Он спустил почти все семейное состояние в покер, что делает его харизматичным романтическим героем, но паршивым предком. После его смерти остались только земля и дом.

Я стою на пороге и вздрагиваю от внезапного звука выстрела. Охота – единственное, чем папа разрешает заниматься на нашей земле, и то потому, что такова традиция. Тетерева и фазаны стали неотъемлемой частью дома. Однажды я спустился в ванную, а в раковине сидел фазан – забрался через давно заклинившее окно, из-за которого в комнате вечно стоял леденящий холод, причем сквозняк дул прямехонько на унитаз.

Если отец охотится, значит, вернется домой в хорошем настроении. Я толкаю входную дверь – опять надо обстругивать, распухла и с трудом открывается, – и захожу в холл, самую ухоженную часть дома. У подножия лестницы стоит ваза со свежесрезанными цветами, кафельный пол сверкает.

– Дилан?

Я улыбаюсь.

– Мам?

– Я здесь! – зовет она.

Закатываю глаза: мама так и не приспособилась к жизни в большом доме, где «здесь» явно недостаточный ориентир. Она выросла в обычной двухкомнатной квартире в Кардиффе, и даже тридцать лет брака с моим отцом не изменили ее. В свое время их свадьба привела к скандалу, хотя в остальном мой отец никогда не вызывал неодобрение общества. Он все делает «как положено».

– На кухне? – кричу я.

– В зале!

Я иду на звук ее голоса в единственную используемую гостиную – зал, в свое время предназначенный для приема гостей. Из высоких окон открывается потрясающий вид: зеленые поля колышутся на ветру, темная чаща леса, ни души вокруг.

Мама ласково берет мое лицо в ладони. На ней бриджи для верховой езды и свитер. В коротких волосах прибавилось седины, но это и понятно – прошло полгода с нашей последней встречи.

– Мальчик мой, – говорит она, сжав мне щеки. – Хотел отца до инфаркта довести?

Я обнимаю ее и чувствую, как подкрадывается привычный ужас: карабкается вдоль позвоночника, окутывает мглой. Весь дом полнится им: здесь я Дилан-мальчишка, неспортивный ребенок, не умеющий разобраться в математике, и просто нежелающий взрослеть.

– Не знаю, почему папа так расстроился, – говорю я и сажусь на диван, зловеще скрипнувший под моим весом. Викторианских времен, он набит жестким конским волосом, кончики которого колют ноги. – В любом случае сейчас у меня есть кое-какой план.

От облегчения на мамином лице сводит живот.

– Замечательно! Устроился на работу?

– Ну… не совсем, – тушуюсь я. – Зато наконец-то решил, чем хочу заниматься. Собираюсь получить степень магистра по английской литературе, потом буду преподавать.

Мама встревоженно стискивает руки.

– О, Дилан…

– Что? – почти кричу я. Так и знал – придется оправдываться. Едва открыв скрипучую входную дверь, я уже приготовился защищаться. – Что не так?

– Отец предпочел бы что-то более стабильное в плане финансов. Дилан, ты же видишь, как идут дела. – Она беспомощно обводит рукой побитые молью шторы и потеки, расползающиеся от потолка по стене. – Когда унаследуешь…

– Люк унаследует, ты хотела сказать.

– Дилан, – тихо просит мама.

Папа вычеркнул Люка из завещания, когда тот признался, что гей. Мне было десять, а Люку двенадцать. Двенадцать!

Сжимаю кулаки. Знаю, маме можно только посочувствовать – жить с моим отцом должно быть невыразимо трудно, даже если она его любит. Но я не могу простить, что она не сумела переубедить его насчет Люка. Отец общается с братом, приглашает его в гости, дает советы по бизнесу, но отказывается знакомиться с Хавьером и не оставляет сыну наследство.

– Просто иди работать к отцу, – мягко убеждает мама. – Дилан, на тебя ляжет такая ответственность…

– Элинор?

Голос отца. Я сразу же напрягаюсь.

– Я в зале! С Диланом! – Мама расправляет плечи и складывает руки на коленях.

На мгновение воцаряется тишина, затем тяжелые шаги по коридору, и отец входит в охотничьих сапогах, облепленных грязью.

Он стоит в дверях и некоторое время лишь молча смотрит на меня. Я спокойно выдерживаю его взгляд, но внутри бушует ярость, а ужас сжимает когти – вот и причина, по которой мы не виделись с мамой целых полгода.

– Рад, что ты образумился и вернулся домой, – бросает отец, отворачиваясь. – Помоги матери с ужином. А затем мы серьезно поговорим о твоем будущем.

Сейчас

Адди

В худшем случае у меня растяжение запястья. Однако добрая самаритянка Фелисити отвезла меня в травмпункт, не слушая возражений. И вот я сижу здесь, вместо того чтобы искать Деб.

Если честно, попадающиеся нам в пути добрые самаритяне уже надоели. Кевина было вполне достаточно.

– Болит, дорогая? – Фелисити гладит меня по волосам.

Она так и норовит прикоснуться ко мне. Деб бы ее возненавидела. Но где эта Деб…

В больничном отделении не протолкнуться. Только что мимо меня провезли женщину в забрызганном кровью летнем платье – словно кадр из фильма ужасов. А мужчина напротив, кажется, прижимает нос к лицу – стараюсь не представлять, что будет, если он опустит руку.

Все врачи и медсестры передвигаются исключительно бегом. Не вижу смысла тратить их время и в очередной раз пытаюсь уйти, но Фелисити и слышать об этом не хочет.

– Дождись друзей, – велит она, растирая мою здоровую руку. – Ох, а пальчики-то как лед! Причем в такую жару!

Фелисити на вид лет шестьдесят с хвостиком, и, похоже, ее главный инстинкт – материнский. Она одета в бежевую футболку и джинсы с вышитыми цветами на карманах, темные волосы заплетены в аккуратную косу.

Фелисити видела, как я споткнулась и свалилась. Не буду скрывать, зрелище было то еще: я шла по обочине и вдруг упала, раскинув руки. Хорошо хоть крайняя полоса была закрыта из-за ремонта, и меня не задавили. Конечно, я ободрала коленки и испачкала кровью штанины, и адски болит запястье, когда я пытаюсь сжать кулак или пошевелить рукой, но в целом ничего серьезного.

– Фелисити, ну честное слово! Всего-навсего растяжение, не нужен мне никакой рентген. Мне вообще помощь не нужна, я только врачей отвлекаю от работы.

Она похлопывает меня по колену.

– Тише, детка. – И говорит вслед пробегающей медсестре: – Сколько можно ждать! Кошмар! Нельзя ли побыстрее?

Закусываю губу и надеюсь, что никто нас не слышит. Снова проверяю телефон: уведомлений нет. Значит, Деб не нашлась. Бродит где-то в поле, пытается нас отыскать… Или ловит попутку до Шотландии. Или ее уже убил какой-нибудь маньяк-дальнобойщик.

– Адди?

Сердце подпрыгивает. Дилан пробирается через чужие сумки, детей и посетителей и наконец опускается передо мной на корточки.

– Ты в порядке? – спрашивает он, положив руку мне на плечо и заглядывая в глаза.

– В полном. Немного растянула запястье, вот и все. Умоляю, скажи Фелисити, чтобы она меня отпустила. Мне она не верит.

– Дилан, – представляется он и протягивает Фелисити руку. – Огромное вам спасибо, что приглядели за Адди!

– Рада помочь, – улыбается моя спасительница. – Она славная девчушка.

Дилан усмехается уголком губ.

– Всеобщее заблуждение, – ворчу я, и Дилан уже не может сдержать улыбку.

Тут я замечаю, что до странного задумчивый Маркус топчется у входа, засунув руки в карманы. Он ловит мой взгляд, и на его лице появляется выражение искреннего беспокойства.

– Все хорошо? – произносит он одними губами.

Я моргаю от удивления и слегка киваю. Маркус чуть улыбается и отворачивается в сторону выхода.

– Точно не хочешь, чтобы врач тебя осмотрел? – хмурится Дилан, рассматривая пятнышки крови на комбинезоне.

– Точно. И давай уже отсюда уйдем.

Дилан беспомощно разводит руками.

– Думаю, мы пойдем, Фелисити. Еще раз спасибо вам.

– Да ты что! Надо сделать рентген! – Она недовольно цокает языком.

– Уж если вы, Фелисити, ее не уговорили, то тут без шансов. Когда Адди что-то решила, она до последнего стоит на своем.

Видел бы он, сколько у меня в черновиках неотправленных ему сообщений. Бесчисленное количество раз я почти была готова передумать. Но в том-то и дело, что почти. Можно быть в двух шагах от решения, но если отказаться переступить черту, то никто и не узнает, как близко ты подошел.

Как выяснилось, лучший способ побыстрее увидеть доктора – собраться уйти. Измученная молодая женщина заставляет меня подписать выписку, снимающую ответственность с больницы. И ей даже хватает сил на легкую улыбку, прежде чем она бежит дальше.

На ярком солнце приходится щуриться, и я не могу разглядеть лицо Маркуса, стоящего возле машины, а когда подхожу к нему, он надевает маску невозмутимости.

– Ты как? – спрашивает, будто и не заходил в больницу.

– Нормально, спасибо.

Дилан открывает мне дверь, и я забираюсь на заднее сиденье, стараясь не повредить запястье.

– Стоп. Я сяду за руль, ты же не включен в страховку.

– Ничего, – отмахивается Дилан. – Я только…

Но я уже вышла из машины. Маркус развалился на переднем пассажирском сиденье с видом скучающего подростка. И все же он замечает, как я морщусь от боли, опуская ручной тормоз, и его рука накрывает мою.

– Давай помогу.

Слышу, как сзади Дилан ерзает на сиденье.

– Спасибо, – говорю я Маркусу и кладу несчастную руку обратно на колено.

Да уж, водить с растяжением непросто. От переключения передач на глаза наворачиваются слезы. Но Маркус уже не обращает на меня внимания, отвернувшись к окну.

– Блин, телефон жужжит, – говорю я, почувствовав вибрацию.

Мы мчимся по шоссе. Скривившись от боли, обшариваю под собой сиденье здоровой рукой, а второй осторожно придерживаю руль. Телефон лежит в заднем кармане комбинезона.

– Тебе помо…

Маркус тянется ко мне, но Дилан уже наклонился между сиденьями.

– Достал!

От его прикосновения по коже бегут мурашки. Волоски на шее встают дыбом, когда он вытаскивает телефон у меня из заднего кармана.

– Алло?

Напрягаюсь в ожидании.

– С Деб все нормально, – наконец говорит Дилан, и я с облегчением откидываюсь на спинку.

– Слава богу, – шепчу я.

Дилан заканчивает разговор.

– Как ни странно, ее нашел Родни.

– Где она была?

– Угадай.

– М-м-м… пришла до отеля?

– Нет.

– Шла вдоль шоссе?

– Нет.

– Поймала попутку?

– Опять неверно. Ты недооцениваешь способность своей сестры попадать в абсурдные ситуации.

– Сдаюсь. Где она была?

– Пила пиво с Кевином-дальнобойщиком.

Оказывается, Кевин написал свой телефон на руке Деб, и теперь, стоя в холле отеля, сестра радостно объясняет нам, как ей очень повезло, что номер не расплылся от пота. У первого встречного человека она попросила телефон и призвала дальнобойщика на помощь. Все бы ничего, но ехал он из Ланкастера и снова через пробку.

– Как ты? – спрашиваю я, обняв Деб. – Я с ума сходила!

– Нормально.

– Как Кевин так быстро оказался в Ланкастере? – недоумеваю я. – Мы с ним выехали одновременно, а добрались лишь до чертова Престона!

Деб благодушно пожимает плечами.

– Необыкновенный человек!

– А где он сейчас? – спрашиваю я, переводя взгляд с нее на Родни.

У обоих жуткий вид. У Деб на платье расползаются пятна молока, на голени длинная полоса грязи, один кроссовок без подошвы. Про Родни вообще молчу: полупросохшие джинсы в каких-то разводах, в ремне застряли водоросли. А уж запах… Представляю, как удивились посетители, когда Родни зашел в паб.

– Доставляет кресла в Глазго. Он предложил отвезти меня прямо к Шерри, но я решила подождать вас, – милостиво говорит Деб.

– Ну спасибо.

Смотрю на часы на телефоне и ругаюсь сквозь зубы – теперь это стандартная реакция на проверку времени.

– Восемь. Как так?! – восклицаю я.

– Сначала ты была в травмпункте, – услужливо подсказывает Родни. – А Кевину понадобилось некоторое… – Он умолкает под моим взглядом. – Это был риторический вопрос, да?

– Да, Родни, риторический. Как только Деб закончит, сразу выезжаем.

– Но я умираю с голода, – ноет Маркус, разлегшись морской звездой на ковре. Странный новый Маркус, которого волновала моя рука, исчез так же внезапно, как и появился.

– Мы и правда давно не ели, – напоминает Деб. – Тут рядом вроде есть кафешка.

– Лишь бы съедобно, – заявляет Маркус, поднимаясь с пола.

Но при просмотре меню его благодушный настрой испаряется.

– Что за фигня? «Пицца и завтраки»? Это фьюжн-кухня, что ли? – с искренним недоумением спрашивает Маркус.

– Это еда, что ли, – прыскает Деб.

– Тут самообслуживание? – Он указывает на стоящие посреди кафе подносы с жаренным мясом. – Чудовищно. Обалденно. То есть можно набрать столько йоркширских пудингов, сколько хочется?

Сорок минут спустя Маркус откидывается на стуле, со стоном поглаживая набитый живот.

– Хоть помолчит немного, – шепчет мне Дилан. – Как там дела на дороге, Родни?

В какой-то момент Родни стал у нас ответственным за оповещение о дорожной ситуации. Ему нравится быть полезным. Он радостно вытаскивает телефон и загружает карты.

– Ох! Хм…

– Все так плохо? – спрашиваю я.

– Магистраль М6 перекрыта с севера.

– Звучит… не очень.

– Да уж… – кивает Родни. – Но можно поехать в объезд.

– И сколько это по времени?

Уже почти девять, и на улице смеркается.

– Шесть часов.

В ответ я только в отчаянии мычу, уперевшись лбом в стол.

– Нет смысла приезжать в три ночи, – замечает Деб. – Давайте узнаем, есть ли свободные номера в отеле, и выедем завтра с утра. Пробок уже не будет, да и выспимся перед свадьбой.

– Ни за что! Мы должны ехать дальше! – возражаю я.

– Адди, выдыхай! – Деб забирает меню у меня из рук и заставляет подняться.

– Ненавижу сдаваться на полпути! – ною я. – Не хочу платить за ночь в этом паршивом придорожном отеле, мы же забронировали хорошую гостиницу в Эттрике! – Тут я соображаю, что говорю все это в присутствии Дилана и Маркуса. – Даже не предлагайте заплатить за нас, – предупреждаю я их, покраснев.

– И в мыслях не было, – уверяет Маркус. – Тем более Дилан у нас нынче бедный поэт, так что тут милости и не ждите.

– Точно, да… – смущаюсь я. Если Дилан не общается с отцом, значит, и денег у него не берет. – Может, все-таки поедем?..

– У тебя болит запястье, у меня собачье дерьмо на ноге и совсем недавно я пыталась сцедить грудное молоко в кустах на краю поля. Мне нужно принять душ. И вообще, нам пора отдохнуть, а то мы друг друга поубиваем.

– Согласен, – отзывается Маркус. – Еще немного, и я пришибу Родни. Если он не прекратит хрустеть пальцами…

Родни взмахивает руками.

– Прости-прости!

– Или еще раз извинится…

– Про… Ой.

– Ладно, – вздыхаю я. – Хорошо, пусть так. Пойдем узнаем, есть ли свободные номера. – Я жестом предостерегаю Маркуса, как только он открывает рот: – Нет, пятизвездочный отель мы искать не будем. Хочешь более гламурное жилье – вперед, но я вас туда не повезу, и Деб тоже.

– Никакого шанса, – подтверждает Деб.

Если честно, я немного горжусь собой за решительный отпор: не так-то просто противостоять Маркусу, пусть даже в такой мелочи, как выбор отеля.

– Я не это собирался сказать. Думай про меня что хочешь, но я вполне могу провести ночь не в люксе. И все же давайте я поговорю с Мэгги, вдруг она найдет для нас номера получше. – Фирменная улыбочка Маркуса кажется немного вымученной.

* * *

– М-да…

Мы с Деб смотрим друг на друга, стоя по разные стороны двуспальной кровати, и отворачиваемся, чтобы не расхохотаться.

– А мне где спать? В этой люльке? – Маркус выглядит искренне озадаченным.

Не буду врать, семейный номер явно не рассчитан на пятерых взрослых. Но чудо, что Мэгги вообще нашла для нас местечко: рядом проводят большую свадьбу, и отель переполнен.

В номере стоит двуспальная кровать, а через перегородку – две обычные и детская кроватка.

Деб прижимает руку к животу, глядя на кроватку, и, кажется, уже жалеет, что бросила сынишку ради столь неудачной поездки.

– Если кому в ней и спать, то Адди. Она же ростом с ребенка, – предлагает Маркус.

Хм. Кроватка в принципе не для младенца, но все-таки она детская.

– Мы с Деб спим на большой кровати! – быстренько объявляю я. – А дальше сами разбирайтесь.

Деб листает присланные мамой фотографии Райли в семейном чате – мне не обязательно видеть экран, по нежности и тоске в ее глазах уже все ясно.

– Пусть Деб и Адди побудут одни. – Дилан подталкивает Маркуса локтем в бок. – Родни, пойдем с нами. Заберем сумки и заодно обсудим, кто где спит.

– Спасибо, – шепчу я, передавая Дилану ключи от машины. Он улыбается в ответ.

– О боже. – Как только дверь закрывается, Деб откладывает телефон.

– Что?

– Твое «спасибо».

– Ну это же вежливо…

– Это странно! Двенадцать часов назад ты бы не стала его благодарить. Значит, что-то изменилось?..

Сажусь на кровать и потираю запястье. Припухлость немного спала, но все равно оно болит.

– Ничего не изменилось. Просто мы провели вместе некоторое время, ну и… Я решила, что могу быть с ним хотя бы вежливой. Вот и все.

– Никаких чувств?

– Много разных чувств, – поправляю я, ложась на постель и свешивая ноги с края. – Со всеми не разобраться.

Деб укладывается рядом.

– Помойся сначала, – напоминаю я.

Она не обращает внимания.

– Рассказывай.

– Точно не хочешь пожаловаться, как скучаешь по Райли?

– Сто процентов. Лучше не станет, так что незачем. Расскажи мне о чувствах к Дилану.

– Он… как бы сказать… изменился.

– Правда?

– Стал практичней. Взрослее. Меньше потакает Маркусу. Лучше понимает себя.

– Что ж, это все позитивно.

– Ну да. – Тру глаза здоровой рукой. – Но возможно, я выдаю желаемое за действительное.

– Ты все еще его любишь?

Деб вокруг да около не ходит, это точно. Тяжело вздохнув, я смотрю в потолок.

– Бесит, когда люди при расставании несут всякую чушь вроде: «Я всегда буду любить тебя!»… Раз так, почему вы не вместе? Но с Диланом…

– Всегда будешь любить его?

– Скажем так – пока я его не разлюбила.

– Нет? Любила, но при этом хотела сделать из него чучело и сжечь в Ночь Гая Фокса?

– То была тщетная попытка его возненавидеть…

– Любила и встречалась со своим коллегой?

– Я… Он заставлял Дилана исчезать на некоторое время. Однако не насовсем.

– Но он же тебя бросил… – тихо говорит Деб.

Наступает тишина, только гул машин за приоткрытым окном.

– Я не позволяла себе… Я… – Горло сжимает спазмом. Деб терпеливо ждет. – Я никогда не говорила об этом вслух, Деб.

– Ничего. Скажи сейчас.

– Я понимаю, почему он ушел, – выдыхаю я.

– Он был неправ, оставив тебя…

– Да, но я могу его понять. И даже тогда понимала. Потому так и злилась! Потому что знала – чувствовала! – что он был прав.

– Ты же говорила, что никогда его не простишь.

– Знаю. Это казалось слабостью, а я хотела быть сильной.

– «Прощать – свойство сильного». Слова Ганди.

Слезинка скатывается из уголка глаза и ползет по щеке.

– Думаешь, надо было его простить, как он простил меня?

– Адди…

– Все нормально, я могу об этом говорить.

– Ты плачешь.

Смеюсь сквозь слезы.

– Иногда плакать полезно.

– Адди, телефон! – Деб переворачивается на бок и тянется за моим мобильником на прикроватной тумбочке. – Это Шерри.

– Черт! – Я резко сажусь и вздрагиваю, опершись на больную руку. – Передай телефон, пожалуйста. Надо было заранее сказать ей, что приедем только завтра. – Беру трубку и отвечаю на вызов: – Привет, Шерри. Прости, новости плохие.

– Нет! – дребезжит голос Шерри в динамике. – Как так?! Вы должны быть уже в пяти минутах езды!

– Нет, – признаюсь я. – Увы, больше.

– Тетя и дядя Криша тоже застряли где-то на пути из Лондона, – жалуется Шерри. – Какой кошмар!

– Никакой не кошмар, просто пробки. Завтра дорога будет свободна, и на церемонию все успеют!

– Все должны были приехать сегодня! Вы же пропустите семейное барбекю!

Я улыбаюсь, вытирая мокрые щеки.

– Ну, фактически мы не родственники.

– Ой, да перестань! Что?! О Господи, Криш меня зовет, наверняка еще что-то пошло не так! Ну конечно! У флориста закончилась гипсофила! Как такое может быть? Букет без гипсофилы – это как чили без фасоли! Понимаешь, Адди?!

– Не очень. Зато понимаю, что на тебя многое навалилось, – я пытаюсь успокоить подругу. – Помни, с тобой Криш, и это главное. Даже если у флористов не останется ни единой фасолинки, Криш все равно завтра станет твоим мужем.

– Да, да. – Шерри делает глубокий вдох. – Это главное, ты права. Вот только… остальное тоже важно… Пусть не настолько, но важно!

– Ясно, – смеюсь я. – Завтра мы приедем как можно раньше, я тебя крепко обниму и добуду всю гипсофилу, которая только есть в городе! Или останусь и буду успокаивать. Как захочешь.

– Я тебя люблю, Адди. Правда, люблю. Ой, ты же целый день была с Диланом! А я даже не спросила. Как ты?

– Все нормально. Хорошо, что Деб рядом.

– Какое счастье, что есть Деб! Жаль, она не со мной.

– Извини. Жди нас рано утром, хорошо?

– Хорошо, – отвечает Шерри непривычно высоким голосом.

– Ах да! Не знаю, сказал тебе Дилан или нет, но с нами едет Родни, так что он тоже опоздает. Ну, и Маркус. Хотя из-за него, полагаю, ты не переживаешь.

– Маркус наверняка и сам догадывается, что его позвали только из жалости! А кто еще, говоришь, с вами?

– Родни. Мы забрали его из Чичестера. Бедняга и знать не знал, во что влипнет.

– Родни?

– Ага.

– Какой Родни?

– Эм… – Беспомощно гляжу на Деб. – Фамилию не помню. Уилсон, кажется. Или Уайт?

– Родни Уайли?

– Да, вроде бы. А что не так?

– Адди…

– Что?

Деб смотрит на меня с интересом.

– Родни Уайли не приглашен на свадьбу.

– То есть?

– Господи, Адди, ты… Он сейчас не рядом с тобой? – Голос Шерри переходит в ультразвук.

– Нет, он в баре на первом этаже. В чем дело? Кто он такой?