Текст книги "Любовь – это путешествие"

Тогда

Дилан

Я околдован, опьянен.

Неделя наготы, густой жары, закатного солнца, скользящего за виноградники, как желток в миску. Неторопливые, томительные, безраздельно наши ночи. Терри смирился с присутствием Адди, однако по-настоящему мы с ней вместе только по ночам. Рядом с Терри она сама не своя, но стоит ей закрыть дверь в квартиру и сбросить сандалии – и передо мной настоящая, истинная Адди.

Сегодня мы договорились встретиться на террасе, как только дядя уйдет спать. Адди в пижаме с короткими шортиками, шелковая ткань отливает нежным персиковым оттенком. Длинные темные волосы рассыпаны по плечам, а в улыбке – обещание новых приятных открытий.

Она раздевается неспеша. Бледная кожа фарфорово сияет в свете звезд, и в голове рождается строчка: «Скользит под луной в ореоле серебряном…», однако я отмахиваюсь от нее, когда Адди ныряет в темноту бассейна, словно падающая звезда в ночном небе, едва потревожив водную гладь.

Срабатывает сигнализация бассейна.

Ужас, ну и шум! Вскрикнув, Адди закрывает уши и пробирается к выключателю, а я даже помочь не могу, согнувшись пополам от смеха, но все еще возбужденный – впрочем, как и всегда, когда Адди рядом. В спальне Терри тут же загорается свет.

– Да чтоб его, – задыхаясь от смеха, ругаюсь я.

Адди морской звездой раскинулась на воде.

– Он подумает, что сигналка включилась из-за ветра. Залезай, не бойся.

Настороженно поглядываю на окошко.

– Надо жить каждым мгновением, сам же всегда это повторяешь. Во всем искать смысл и «чистую, незамутненную радость». А сам не хочешь присоединиться к обнаженной девушке в бассейне и, может, заняться с ней любовью?

«Заняться любовью». С тех пор как я ушел из ее спальни, это слово затесалось в мои стихи. Оставив от себя только основу, оно уже начало превращаться в другое – «любовь».

Я не сомневаюсь в том, что это чувство действительно любовь – чем иным оно может быть? Мучительное, потрясающее чувство, столь необъятное, что его не описать.

Помешкав с минуту, раздеваюсь и ныряю в бассейн.

– Какой элегантный прыжок! – Подплыв, Адди прижимается ко мне. Она замерзла, кожа вся в мурашках, на кончиках ресниц блестит алмазная крошка капель.

Раздается скрип двери. Мы замираем. Адди прижимает палец к моим губам.

– Есть кто? – кричит Терри.

Уткнувшись лицом мне в шею, Адди пытается сдержать смех. На улице нет фонарей, лишь звезды, но если Терри выйдет на террасу, то увидит наши бледные силуэты в темной воде.

Дверь вновь закрывается: он ушел.

– Говорила же.

Мы кружимся, обнимая друг друга и никуда не торопясь. Пару дней назад я бы не выдержал – усадил ее на бортик и зацеловал, пробираясь к бедрам, однако семь долгих, лихорадочных ночей спустя можно и растянуть удовольствие.

– Адди, – шепчу я.

– М-м-м?

– Ты изумительна.

Она прижимается губами к моей ключице, вызывая сладостную дрожь. «Растянуть удовольствие», – напоминаю я себе, хотя уже готов передумать.

– Вот я… – Жадно целую ее в паузе. – Провожу лето, не в силах определиться. Пытаюсь разобраться, кто я… – Напряженно сглатываю. От собственных слов к горлу подступает паника, грудь сдавливает тревогой, в ушах громыхает отцовский голос. Сосредоточиваюсь на Адди, ее гладких мокрых волосах. Адди, мое спасение. – А вот ты идеальна во всем.

– Чепуха. Никто не идеален, уж точно не я. Так что не надо, – просит она, сдавленно смеясь и целуя меня в шею.

– Что не надо?

– Превращать меня в феечку мечты.

– Кого-кого? – Я отклоняюсь назад, чтобы видеть ее лицо, нечеткое в темноте.

– Такой типаж из фильмов. Чудаковатая девчонка, которая помогает главному герою найти себя. Но ее собственная история никого не волнует.

Хмурюсь: Адди часто переиначивает мои комплименты во что-то обидное.

– Смысл был другой…

– Я знаю, чего хочу и где буду жить, но это не значит, что я все решила. Я тоже многое пытаюсь понять. Меня еще ждет практика в школе, и кто знает, что будет, когда закончится лето…

Покачав головой, притягиваю ее поближе.

– Ты справишься на все сто и будешь чудесным учителем. У тебя настоящий дар. – Приподнимаю ее и целую. – Меня ты многому научила.

Она улыбается против воли и обхватывает ногами мою талию.

– А вдруг меня не будут воспринимать всерьез?

– Почему это?

Она покусывает губу, мешкая с ответом, и откидывает влажные пряди с моего лица.

– Не знаю. Но со мной такое часто случается.

В глазах мелькает болезненная уязвимость, столь редкая для нее. Адди пристально наблюдает за мной – подозреваю, ждет реакции.

– Наверное, у меня на лбу написано: «Низкий потенциал», и другие это чувствуют.

– У тебя?! – изумляюсь я.

Отвернувшись, она издает хриплый смешок.

– Понимаешь… Я всю жизнь была середнячком – и в талантах, и в оценках. Разве что рост подвел.

Это да, она и правда крошка. Обнять ее можно одной рукой, а чтобы поцеловать меня, ей приходится тянуться. Очень мило, между прочим.

– Адди Гилберт! – серьезно говорю я. – Слушай внимательно.

– Итак?

Наши губы почти соприкасаются.

– Ты необыкновенная, – шепчу я.

– Да ну тебя! – Она уплывает, а я бросаюсь вслед.

– Нет! Этот комплимент ты выслушаешь, пусть даже он будет стоить тебе жизни!

– И не начинай! – Она вновь ускользает от меня.

– Повторяю: ты совершенно необыкновенная! Такая собранная – и это в двадцать один год! Любого поставишь на место, даже меня, а ведь перед моим обаянием устоять невозможно.

Ринувшись за ней, успеваю схватить ее за лодыжку, однако Адди вырывается, подняв тучу брызг.

– Ты заботишься о других, – продолжаю я. – Следишь, чтобы Терри много не пил – думаешь, я не заметил? А когда Виктор потянул спину, ты помогала ему с прополкой сорняков.

– Перестань, – отмахивается Адди. – У твоего Терри скоро печень не выдержит, дураку ясно. А Виктору я помогала еще до того, как он повредил спину. Подумаешь, подвиг.

– И работаешь ты ответственно, – закатив глаза, не сдаюсь я. – Из жильцов только мы с дядей, а ты за всем следишь, каждую мелочь замечаешь.

– Вау, принесла свежее полотенце и разобралась с дверцей холодильника! И где моя медаль? – Адди дельфинчиком ныряет в воду и снова уплывает.

– Адди, дело не в этих пустяках, а в целой картине. Ты разбираешься в жизни, в самых важных ее частях. Вот я всегда говорю – нужно искать радость, смысл, наслаждаться мгновением… Так я и поступаю, да почти все мы…

– Ну да, те из нас, у кого есть время на поиск смысла жизни.

– Тоже верно, но… Ты принимаешь жизнь такой, какая она есть. Никто из моих знакомых так не умеет.

– Все твои знакомые учатся в Оксфорде, – напоминает Адди. – Ясно же, что они слишком много думают.

– Ты хоть один комплимент способна принять?

Наконец, она подплывает ко мне.

– Скажи, что сегодня я прекрасно выгляжу.

– Ты сегодня прекрасно выглядишь.

– Не считается, я тебе подска…

Хватаю ее и щекочу, она с визгом отпихивает меня и заливается радостным смехом. Гонюсь за ней до самого бортика. Раскинув руки, она устраивается в углу, опять обвив меня ногами. Прекрасна, как видение. Тяжело дыша, мы замираем. Адди запускает пальцы мне в волосы.

– Ты мне нравишься, Дилан, – шепотом признается она. – Хотя это против правил.

– Нет никаких правил, – быстро возражаю я с колотящимся сердцем.

– Конечно, есть. Пройдет пара месяцев, и ты начнешь бегать за очередной блондинкой из Атланты. С твоей-то романтичностью, красноречием, стихами… – Запрокинув голову, она глядит на звезды. – Чувствую, ты разобьешь мне сердце, Дилан Эббот.

Нахмурившись, прижимаю ее к себе.

– Нет. Этого… раньше я… у нас все по-другому. Я никогда не разобью тебе сердце, Адди.

Она горько усмехается.

– Все джентльмены так говорят девушкам, живущим в комнате для прислуги, да?

Адди

Ладно, надо признать, мне страшно.

Мы чересчур спешим, сразу ясно. Прошло всего восемь дней! Естественно, пока что я для него королева – мы спим вместе каждую ночь и не настолько хорошо друг друга знаем, чтобы он заметил мои недостатки.

Не стоило мне говорить, что я середнячок. Надо быть загадочнее, пусть он меня добивается! Вот Деб так и поступает, и мужчины ей проходу не дают. К ее же раздражению.

Но Дилан такой милый. Его глаза – сонные, желтовато-зеленые. То, как он смотрит на меня. И вот я в него влюбляюсь – самое глупое, что может сделать девушка, увлекшись в отпуске парнем.

Утро провожу подальше от виллы. Нам нужны продукты, и я задерживаюсь в супермаркете. Потом заезжаю в деревенское кафе и болтаю с владельцем на ломаном французском, уплетая слойку с шоколадом. Он смеется моим шуткам, и я уверенно расправляю плечи. Вот! Мне не нужен Дилан. Это было мое лето и до его приезда, и посмотрите, оно прекрасно.

Планирую вернуться сразу в квартиру, но Дилан сидит на каменной балюстраде террасы, примерно в метре надо мной. Что-то бормочет про «ореол серебряный». Не удержавшись, поднимаю на него глаза, и меня накрывает волной чувств.

– Прекрасно! – окликает он с высоты. – Я совсем заждался. Кому петь серенады, если нет объекта?

– Объекта!

– Фигура речи, – поспешно объясняет он, и я смеюсь. – Объекта обожания, то бишь!

– Стихотворение пишешь?

Он никогда не показывает мне своих стихов, зато охотно читает отрывки из писателей шестнадцатого века. Я в них ничего не чувствую. Где Дилан видит «невероятную глубину», я вижу лишь многословие.

– Писал, но только потому, что отвлекся. Читал Филипа Сидни. – Он машет потрепанной книгой в бумажной обложке. – Сэра Филипа Сидни, прошу прощения. Придворного, дипломата, поэта.

– Парень, небось, давно умер?

– Давненько. В тысяча пятьсот восемьдесят шестом.

– То есть очень давно.

Дилан сбрасывает с ног коричневые шлепанцы.

– Прочти мне что-нибудь, – прошу я. Все-таки хочу понять ее, поэзию эту.

– «Мне милый отдал сердце, я – ему…», – начинает Дилан.

– «Милый»?

– Слова женщины, не Филипа. Он не признается в любви мужчине, наверняка был убежденным гомофобом, как и любой богач шестнадцатого века. Давай садись ко мне. Хочу обнять тебя.

Невольно улыбаюсь.

– «Филип»! Вы что, друзья? – передразниваю я, поднимаясь на террасу.

– Фил. Филистер, – с каменным лицом подхватывает Дилан.

Хихикнув, забираюсь на балюстраду.

– Ладно, что дальше? Он отдал тебе сердце, ты – ему?..

Дилан обнимает меня одной рукой, а я забираю у него бутылку пива.

– «Мне милый отдал сердце, я – ему. Обмен был прост, условия такие: я берегу его, он – верен моему. И нет на свете сделки справедливей».

Это я могу понять. Наверное. Любовь как сделку. Вроде как, страшно отдавать свое сердце, но если другой подарит свое в ответ – что ж, тогда можно. Как на войне, когда оба противника опускают оружие.

Оставшиеся строки – просто мешанина слов в неправильном порядке: «Пусть его боли я была виной», всякое такое. Когда Дилан заканчивает, отдаю ему бутылку и забираю книгу.

– Ты хочешь?.. – спрашивает он, взволнованно глядя на томик у меня в руках. С одной стороны, это трогательно, а с другой – пугающе, ведь я толком не понимаю, что он находит в стихах.

– Если мне понравится, покажешь свои стихи?

– Ну… – напрягается Дилан. – Это как показать дневник, или…

– Историю в поисковике?

– А у тебя там что-то интересное? – Он ухмыляется.

– Значит так? – Приподнимаю бровь. – Давай справедливый обмен?

– Обмен значит? – Дилан изображает задумчивость. – А с тебя тогда…

– Ты же понял, о чем я. Тоже расскажу тебе что-то очень личное, может позорное, сработает?

– Возможно. – Дилан отхлебывает пива и явно сдерживает смех.

Оставляю книгу на перилах и спрыгиваю на пол. Утром ко мне вернулась вера в себя. И если я немного откроюсь Дилану, ничего страшного ведь не случится?

– Идем.

Веду его в квартиру, к шкафу, где мы с Деб храним чемоданы. Достаю и открываю свой. Увидев, что внутри, Дилан смеется. Заливаясь краской, неуклюже застегиваю чемодан. Дилан обнимает меня со спины.

– Нет, подожди, мне нравится. У тебя такое хобби, делать модели паровозиков?

Ежусь от стыда. Зачем только показала?!

– Очень мило, честно, – мягко успокаивает он. – Я не над тобой смеялся. Ну разве что капельку, от неожиданности. Не со зла.

И чмокает меня в щеку. После мучительных раздумий достаю «Летучего шотландца», припрятанного на дне, чтобы не сломался. Колесико у него отвалилось, но в остальном он добрался до Франции целехоньким.

– Напоминает мне о папе, – объясняю я.

Дилан пытается развернуть меня лицом к себе, однако я не двигаюсь с места – не хочу сейчас смотреть ему в глаза.

– Мы с Деб собирали модельки еще в детстве. Она вдруг страшно увлеклась поездами, папа ей помогал, а потом и сам втянулся. Когда приезжаю в гости, мы собираем их вместе. «Шотландца» мы закончили перед моим отъездом.

– Наверное, уйма времени уходит? – спрашивает Дилан. – Можно посмотреть?

Отдаю ему паровоз и делаю шаг в сторону, наблюдая из-под ресниц. Он больше не смеется, только зачарованно разглядывает модельку.

Считай, он кинул последнюю монетку в игровой автомат и сорвал джекпот. Чувства обрушиваются на меня, и я влюбляюсь в него, влюбляюсь, не могу остановиться.

– Это потрясающе, – хвалит он, поглаживая пальцем стыки деталей. – Сложно собирать?

Качаю головой и пытаюсь прийти в себя. Эмоции так и захлестывают, не удивлюсь, если у меня на лбу все написано.

– Нет, но нужно терпение, – наконец выдавливаю я.

– О, тогда это не для меня.

– Да уж, ты бы все запорол, – смеюсь я.

Он целует меня в пылающие щеки.

– Давай, твой черед.

– А надо? – Дилан нервно оглядывается.

– Я же показала паровоз!

– Он просто восхитительный, а мои стихи… Напыщенное самолюбование.

– Уверена, они великолепны.

Он качает головой.

– Нет, глупости. Честно, Адди, там всякий бред.

– Читай уже! Вон, записная книжка из кармана штанов выпирает.

– Не-а, это просто я так рад тебя видеть.

Бросаюсь на него. Он стрелой убегает на кухню, во дворик, в сад. Ловко подрезаю его у газона, он вскрикивает, и мы врезаемся в куст розмарина.

– Обалдеть! – Дилан хохочет, переводя дух. – Ты играешь в регби?

– Природный талант! – Обшариваю карманы его джинсов. – Мне всю книжку украсть, или сам прочитаешь одно из стихотворений?

– Одно, одно! – Дилан отряхивается, помогает мне встать и ведет к скамейке на краю лужайки. Вид отсюда чудесный: ряды виноградников ровными чертами проведены на холмах, словно полоски на ткани.

Дилан листает блокнот, а я сажусь поближе и закидываю на него ноги.

– Короткое пойдет?

– Давай.

Откашлявшись, он начинает.

– Называется «Имени ее не знал»:

 
Я наготове ждал.
Во тьме бродил
Бесцельно, одиноко.
И путь мне осветила не звезда —
О нет, то было мое сердце.
Владела им она еще в ту пору,
Когда я имени ее не знал.
 

Глаза щиплет. Не совсем понятно, про что речь, но это и неважно. Знаю: оно написано для меня.

– Адди? Ты чего?

Сдерживая слезы, шепчу ему в шею:

– Мне нравится. Нравится…

Дилан

Мы впервые проводим ночь у меня в номере, а не в квартире Адди. В большом особняке она кажется еще более крошечной. Изящными пальчиками она проводит по дубовым перилам, крохотные туфли оставляет у подножия лестницы. Она немного скована: выскальзывает из моих объятий, ступает так тихо, что ее почти не слышно. Но в спальне опять становится собой – пылкой, прекрасной, жадной до моих ласк.

Сегодня я признаюсь ей в любви. Поступок, без сомнения, рискованный, я легко могу ее отпугнуть. Она вечно делает шаг вперед и два назад. То часами пропадает в деревне, то льнет ко мне. Открывает чемодан и тут же прячет содержимое, словно жалеет, что пустила в душу. Как приливы и отливы на море. Моя водная нимфа!

Рука Адди лежит у меня на груди, волосы рассыпались по моей руке, ноги запутаны в темно-синем покрывале. Не свожу с нее глаз. Я люблю ее до боли, люблю каждую веснушку на нежной щеке. Я должен признаться, должен! Слова рвутся с языка.

– Твою ж мать!

Она двигается так быстро, что оказывается у стены еще до того, как я успеваю осознать, что она сказала.

– Адди, что такое?!

– Там, там! Лицо!

– За окном? Мы на втором этаже!

Сердце колотится. Я не из тех, кто среди ночи спускается проверить, что за шум на кухне. Скорее внушу себе, что показалось, спрячусь под одеяло и буду трястись от страха.

– Говорю же, я видела! – уверяет Адди побледнев. – Промелькнуло, а потом исчезло!

Вылезаю из кровати, надеваю трусы и кидаю Адди платье. Она натягивает его дрожащими руками.

– Клянусь, там кто-то был!

– Верю.

Не особенно хочется верить, конечно, но Адди так перепугана, что я теряю последнюю надежду на то, что она шутит.

– Может, Терри развлекается?

– Это был не он. – Адди тревожно обхватывает себя руками. – Где ключ?

– Какой?

– От балкона! – нетерпеливо отвечает она.

– Не ходи туда, и не думай! А если там убийца?

Она удивленно хлопает глазами.

– Здесь его подождем?

– Да!.. То есть нет, просто здесь безопаснее. Между нами стена, дверь… он нас не достанет.

Адди нервно усмехается, вздернув подбородок.

– Сидеть и ждать гораздо хуже. Дилан, милый, скорее дай мне ключ.

Она никогда не называла меня «милым». Даже не знаю, радоваться или нет: такое говорят другу или испуганному ребенку. Выпрямляюсь и расправляю плечи.

– Я сам посмотрю.

Она вопросительно приподнимает бровь.

– Серьезно? Уверен?

Как ни странно, да. Значит, это точно любовь. Теперь понятно, почему в мире совершалось столько безрассудных поступков – каждому воину в истории, видимо, очень нравилась какая-нибудь девушка.

Беру ключ с прикроватного столика и направляюсь к балкону, напоминая себе, что нужно дышать. Пока вожусь с дверью, слышу стук в стекло. Две ладони, прижатые к окну. Бледное как мел лицо. Жутко выпученные глаза. Хищный оскал.

Подпрыгиваю и грохаюсь на пол, споткнувшись о ковер. Спину пронзает тупой болью. Адди вопит от ужаса, и на один страшный миг мне кажется, что я описался. Этот стук, глаза, зубы!.. Лежу на полу, не в силах снова глянуть в окно.

Собравшись с духом, поднимаю глаза: лицо никуда не делось и зловеще ухмыляется. Слышен лязг дверной ручки. И вот спустя невыносимое, леденящее душу мгновение я понимаю, кто передо мной.

– Господи… Адди, не бойся! Это Маркус.

Осторожно встаю. Маркус до сих пор ржет и дергает за ручку.

– Не мешай! – прикрикиваю я, пытаясь отпереть дверь.

– Вы знакомы?! – изумляется Адди.

Бледная, как мел, она стоит, вцепившись в ворот платья. Ее глаза широко распахнуты от ужаса, как у дикой кошки или совы, волосы взъерошены.

И на короткий и странный момент адреналин в крови сменяется желанием.

– Ну, приветик, – протягивает Маркус, прижавшись к стеклу и разглядывая Адди. – Дилан, где нашел такую кисулю?

– Простите? – Адди подходит ко мне. – Дилан, кто это?

Наконец, открываю дверь, и Маркус заваливается в комнату. Я чувствую абсурдную гордость за Адди. Маркус на прощанье велел не скучать без него, и вот пожалуйста – она со мной, прекрасная, темноволосая и голубоглазая. Я нашел ее сам, без Маркуса.

Он протягивает Адди руку и хищно, соблазнительно улыбается. От него пахнет выпивкой, кислой ноткой подгнивших фруктов.

– Я прощен?

– С чего бы? – хмурится Адди.

– Не понял?

– Прощение надо заслужить. – Адди поднимает с пола у кровати свое белье и кладет в карман платья. – С балконом вышло совсем не смешно.

И разворачивается к двери.

– Нет, постой, не уходи! – бросаюсь я за ней. – Мы же решили ночевать здесь.

Все ускользает как песок сквозь пальцы, а я так и не сказал нужных слов. Ими словно пропитан воздух. Хочется сказать прямо сейчас: «Не уходи, я люблю тебя», но…

– Мне надо побыть одной, успокоиться.

Вблизи заметно, как она дрожит, как лихорадочно пылают щеки.

– Ты как?

– Нормально, – слабо улыбается Адди. – Приятно познакомиться, кстати, – не без иронии обращается она к Маркусу и выходит из комнаты.

– Хочу ее.

Вот первое, что говорит мне Маркус.

– Ты… – Все еще потерянно смотрю на дверь. Адди ушла так быстро…

– Девчонку эту. Хочу ее. Симпатичная.

Инстинкт защитника, дремавший еще десять минут назад, когда мы услышали шум с балкона, включается на полную силу. «Ты ее не получишь», – думаю я. Чувствую прилив агрессии или, быть может, адреналина – чего-то потаенного, неявно связанного с тем мощным импульсом, который заставляет мое сердце биться чаще, когда Адди прикасается своими губами к моим.

Маркус внимательно за мной наблюдает и хмурится, заправив кудрявую прядь за ухо.

– Да она тебе нравится! А я думал, это просто перепихон.

Меня передергивает, а Маркус хохочет.

– Точно, нравится! Даже перепихон упоминать нельзя.

– Только…

Не смей так говорить, хватит, хватит…

– Из-за нее ты мне не сказал, что твои не приехали? Две недели прошло, мог бы и позвать меня сюда!

Маркус кружится на месте, раскинув руки. На нем свободная белая рубашка и шорты. На мне они смотрелись бы по-идиотски, очень уж короткие, – а на нем почему-то выглядят круто. Волосы у него так отросли, что хоть в хвост собирай, но даже это ему к лицу.

– Я тут с дядей Терри. Не думал, что ты захочешь к нам.

Маркус недоверчиво приподнимает брови.

– Боялся, что я бы ее увел, вот в чем причина. – Он тыкает меня кулаком в плечо.

Больно, между прочим. Я отворачиваюсь со смехом, пряча заслезившиеся глаза. Всем телом я рвусь к Адди – хочу к ней, а не сидеть с этим придурком.

Маркус трясет передо мной пачкой сигарет.

– Здесь покурим или выйдем?

Я не курил с самого приезда. Думаю отказаться, но сразу понимаю – не решусь.

– Выйдем, – отвечаю я, представив, как Адди придется выветривать запах из занавесок и постельного белья. – Пойдем к бассейну.

Мы болтаем ногами в воде и обсуждаем новости Маркуса, а я думаю про Адди и Деб. Адди рассказывала, что они похожи на нас с Маркусом: всюду вместе, как сиамские близнецы. Интересно, бывает, что Адди злится на сестру? Надоедает ей вечно быть младшей, сообщницей Деб во всех выходках?

– Так что, голубоглазая мне не достанется? – внезапно спрашивает Маркус, поднимая ногой брызги.

Не сразу понимаю, что он про Адди.

– Ну ты и дикарь.

– Эй, я ведь спрашиваю! Из вежливости. – Он разводит руками, мол, погляди, какой я цивилизованный.

– Ты ее не получишь.

Мой голос на удивление тверд. Нечасто я отказываю Маркусу – да и не только я.

– О, значит, она твоя, да? Инстинкт собственника, а! Ну и кто из нас дикарь?

– Она…

Такие разговоры недостойны Адди. Она независимая, остроумная, недостижимая. Она не моя, это я – ее.

– Она другая, – не нахожу я слова лучше. – Адди не такая, как все.

Адди

Требуется целая вечность, чтобы успокоиться. Нет, ну какой козел, кто ж так делает! Приперся в чужой дом, залез на балкон и ломится в окно, не может в дверь постучать, как все нормальные люди!

Забрасываю белье в машинку. Вот, значит, как Дилан обычно живет? С типами вроде дяди Терри и придурка, который назвал меня кисулей?.. Полночь не время для стирки, но я все равно не усну, надо хоть чем-то заняться.

Жаль, Деб уехала, она бы меня развеселила, превратив все в шутку. Да, Маркус дурак, подумаешь!.. Увы, я не такая, как Деб. Кажется, будто мои мечты лопнули как мыльный пузырь. Так и знала! Слишком все было хорошо, чтобы быть правдой.

Утром еду в деревню за круассанами. Когда возвращаюсь, Терри, Маркус и Дилан уже устроились на террасе. На удивление молчат, глаз не видно за солнечными очками. Камень под босыми ногами уже раскаляется, хотя день только начался.

– О, это мне? – Маркус приподнимает очки, заметив меня.

Дилан вскакивает с места и идет мне навстречу.

– Привет, – выдыхает он и берет меня за руку.

На мгновенье кажется, будто мы оказываемся только вдвоем под палящим солнцем.

– Дилан, как не стыдно! С друзьями надо делиться, – укоряет Маркус.

Отдаю ему пакет.

– Круассанов много. На всех хватит.

До конца дня стараюсь держаться от гостей подальше. Маркус действует мне на нервы. Он похож на модель, такой стройный, бледный, кудрявые волосы небрежно уложены… В общем, симпатичный, в духе певца из попсовой группы. А взгляд у него холодный.

Дилан стучит ко мне в полночь. Улыбаюсь. Я уже легла, однако надеялась, что он придет. Приятно, что он дал мне побыть одной, но еще приятнее, что он пришел, когда все разошлись по своим комнатам.

Открываю дверь. На пороге стоит не Дилан, а Маркус.

– Добрый вечер, – приветствует он. – Кажется, первая встреча у нас не заладилась, верно? – Он усмехается уголком губ. – Давай посидим на террасе, выпьем, помиримся? Ради Дилана.

Он смотрит на меня в упор, держится спокойно и непринужденно. Что-то здесь не так. Будто за его словами кроется иной смысл, но какой, мне непонятно.

– А где Дилан?

– Не сердись на него, это я настоял. Хотел поговорить с тобой наедине, попросить прощения.

Вот только не попросил ведь.

– Пойдем, – зовет он, прислонившись к дверному косяку. Футболка задирается, обнажая полоску чуть загорелого живота. – Напьемся и поглядим, понравлюсь ли я тебе наутро. По моему опыту, обычно так и бывает.

Дилан ждет нас на террасе, свесив ноги в бассейн. Он широко улыбается, заметив меня, и похлопывает рядом с собой. Не успеваю сесть, как Маркус бомбочкой ныряет в бассейн. Испуганно отшатываюсь в сторону, забрызганная с головы до ног.

– Маркус, ты как ребенок, – смеется Дилан с теплотой в голосе.

Маркус всплывает, проведя рукой по прилипшим к голове волосам.

– Ну что, гуляем? – предлагает он и тянется за бутылкой красного вина.

Дилан смотрит на меня с тревогой. И это мне кажется правильным.

– Все нормально? – шепчет он и передает бокал.

– Ну… – тяну я, сделав большой глоток. – Я ждала тебя, а не его.

Дилан закусывает губу.

– Надо было самому прийти? Маркус убедил меня, что ты ждешь от него извинений, вот и…

– А на крышу можно залезть? – перебивает Маркус, плавая на спине с бутылкой в руке.

Мы с Диланом оглядываемся на виллу.

– Можно подняться на чердак, – отвечаю я. – Люк рядом с комнатой Дилана. Но сомневаюсь, что там есть выход на крышу.

Маркус подтягивается и вылезает из бассейна. По прилипшей к телу футболке стекают ручейки воды. Даже не подумав вытереться, он идет к дому, оставляя после себя лужицы.

– Дай угадаю. Лезем на крышу?

– Маркус хочет – Маркус получает, – разводит руками Дилан.

На чердаке, оказывается, есть люк, который ведет на крышу – и как я раньше не замечала? Наверное, потому что мне никогда не взбрело бы в голову лезть на покатую крышу трехэтажной виллы.

Мы были уже изрядно пьяны, пока добрались до третьего этажа, нашли люк и приставную лестницу. Ступеньки под ногами покачиваются. Маркус уже наверху: слышу, как он скребется по черепице. Дилан остается внизу, и с места, где я стою, выглядит как-то иначе, будто младше.

– Дилан, идешь? – окликает Маркус.

По плечи вылезаю из люка. Маркус оглядывается, однако вместо лучшего друга видит меня.

– Поможешь или как? – не выдерживаю я.

Он протягивает мне руку, уперевшись ногой в водосточный желоб, чтобы не упасть. Наклон у крыши некрутой, но все равно это чистое безумие. Так и погибнуть недолго!

Маркус тянет меня наверх холодной рукой. От него пахнет бассейном и лосьоном после бритья, вроде того, что у Дилана, но резче. Я сажусь на крышу, аккуратно подвигаюсь и ложусь, чтобы полюбоваться ночным небом.

– Ух ты!

Никогда не видела столько звезд! Они рассыпаны повсюду, куда ни глянь. Небо просто бесконечное. Слишком много вина зараз, иначе мне такое не пришло бы в голову.

– Возвышенно-прекрасно, – тихо говорит Маркус. – Как у Эдмунда Берка.

Понятия не имею, о ком он. Дилана я бы спросила, Маркуса спрашивать не стану.

Дилан покашливает у нас за спиной.

– Черт, Терри проснулся! – шипит он. – Погодите, я его спроважу.

Маркус тихо усмехается. Вокруг темнота, только свет от лампочки на чердаке слабо мерцает из люка. Маркус ложится рядом, слегка задевая мою руку.

– Боится подняться, – объясняет он.

– Кто, Дилан?

– Он не любит высоту. Но вспоминает об этом, только когда доходит до дела. А вот ты не боялась. – В голосе Маркуса слышится улыбка.

Нет сил смотреть на звезды над головой, мозг не способен объять такое количество.

– Боялась.

– И все равно пошла.

– Конечно.

– Любишь риск, да?

– Вообще нет. Не настолько я интересная, – улыбаюсь я.

– Не согласен. – Маркус переворачивается – возможно, чтобы посмотреть на меня, хотя не уверена, слишком темно. – Я вижу людей насквозь.

– Да конечно, – отмахиваюсь я. – Не сомневаюсь.

– В твоем отчете об успеваемости писали: «очень способная». Ты носишь браслеты лет с тринадцати, если не дольше, а без них чувствуешь себя голой. Любишь танцевать, жаждешь внимания, боишься, что тебя забудут. А стоя с кем-то на краю обрыва, на секунду мечтаешь столкнуть его.

Нога немного соскальзывает, и я ахаю. Маркус хихикает.

– Угадал?

– Типичный мужчина, – фыркаю я, поставив ногу обратно. – Решил рассказать мне обо мне же.

– Но я ведь прав.

Долго сердиться на Маркуса невозможно. Он ничего не воспринимает всерьез. Выговаривать ему – то же самое, что коту.

– С танцами в точку, – уступаю я.

– Будь крыша поровнее, я бы тебя пригласил.

Хмурюсь. Чего это он со мной заигрывает! Долго стоит неловкая тишина, а потом он смеется.

– Похоже, Дилан тебе действительно нравится.

– Да, нравится.

– Он рассказал тебе про Грейс?

– Ту девушку, которую он искал? Да.

Мы мало про нее говорили, но, как я поняла, волноваться мне не о чем.

– Даже про то, что мы с ней встречались, когда они начали спать?

– Я…

– Не думай, он меня не предавал. Никакой дешевой драмы. А ты осуждаешь, да? Заметно. Я все знал, он тоже…

Слышу шаги Дилана на чердаке.

– Там очень высоко? – кричит он нам.

– Он в жизни не решится, только сам себя обманывает, – хохочет Маркус и опять задевает мою руку, в этот раз наверняка не случайно.

– Решится, – отрезаю я и убираю ладонь. – Высота вообще не ощущается! – отвечаю я Дилану. – Ничего не видно, только звезды, звезды, одни звезды. Залезай, тут красота! Тебе понравится.

В конце концов Дилан показывается в люке. На лице его застыло странное, незнакомое выражение. Не сдержавшись, улыбаюсь: он такой забавный! Волосы растрепанные, глаза зажмурены.

– Посмотри наверх, – уговариваю я. – Только взгляни!

Он запрокидывает голову и изумленно выдыхает. Маркус лежит, не шевельнется.

– С ума сойти… – шепчет Дилан. – Словно…

– Редкий случай, когда Дилан не может придумать эпитет, – сухо замечает Маркус.

Дилан смотрит на нас, но не знаю – на меня или на Маркуса.

– Ну? – не выдержав, спрашивает тот. – Решайся, друг.

Дилан осторожно поднимается еще на одну ступеньку и снова застывает.

– Господи, – сдавленно бормочет он.

Я подползаю к нему.

– Можешь не лезть, отсюда тоже все видно.

Дилан стискивает зубы, делает еще шаг и заползает на крышу. Он тяжело дышит, однако ложится рядом со мной без единого слова. Крепко сжимаю его руку.

– Дилан Эббот, – удивляется Маркус. – Ты полон сюрпризов.