Текст книги "Подарок к Рождеству"

ГЛАВА ВТОРАЯ

Дебби оторвала взгляд от кучи папок на столе, когда открылась дверь и в регистратуру вошел мистер ван дер Эйслер. При виде его на безутешном лице девушки вспыхнула улыбка, но Дебби тут же встревоженно спросила:

– Я опять отослала не ту историю болезни? – И добавила: – Ничего не могу сделать правильно. А теперь, когда нет Оливии – она-то во всем разбиралась, – я совсем запуталась.

Он не спеша подошел к столу, взглянул на неровные стопки папок.

– Я думал, все становится проще, если привыкнуть и рассчитывать только на себя. Необходимы кое-какие записи, но это не к спеху. Вам надо все это разобрать до ухода домой?

Она кивнула.

– Уже почти пять, а я не решусь оставить их до завтра, с утра придет старая медсестра-задавала, будет приставать – где то да где се, будет пилить, что я перепутала такого-то с таким-то.

– Здесь работы на десять минут, – объявил мистер ван дер Эйслер. – Я разложу их в алфавитном порядке, а вы расставите по местам.

– Разло… вы хотите сказать, что поможете мне? Но никто никогда…

Он уже был занят работой, и она поступила, как он советовал.

– Вы, наверное, скучаете без Оливии, – заметил он.

– Еще бы!

– Она навещает вас? – спросил он ровным голосом.

– Нет, такое невезение – она далеко живет. У ее бабушки квартира в Излингтоне; им с мамой пришлось туда переехать после того, как умер отец, оставив их почти без средств. Это не Оливия мне рассказала. Обо всем, что касается личной жизни, она молчит как рыба. – Дебби засмеялась. – Не то что я.

Он подал еще несколько папок.

– А вы живете рядом с больницей?

– Пять минут ходьбы. Папа мой без работы, у мамы неполный день в супермаркете. Я до смерти боялась, что меня уволят. Оливия помалкивала, но секретарша сказала, что вроде бы она нашла другую работу. Эта дыра не для нее. Она из такой школы… Леди, одним словом. Классно разговаривает, если вы понимаете, о чем я.

Мистер ван дер Эйслер сказал, что понимает.

– Надо думать, в Излингтоне трудно найти работу.

– Тем более там, где живет ее бабка, – такая скучная улица, дома в ряд, тюлевые занавесочки.

И название уж такое вычурное – Силвестер-Кресент.

Тяжелые веки прикрыли огонек, возгоревшийся в глазах мистера ван дер Эйслера.

– Очень причудливое, – согласился доктор. Он вручил ей последнюю стопку папок, подождал, пока Дебби унесет ее и вернется, заказал нужную ему историю болезни, с доброй улыбкой выслушал благодарность Дебби и ушел с папкой под мышкой.

Дебби, облачившись в жакет, обратилась к аккуратным полкам:

– Вот тебе настоящий джентльмен! Приятно поболтали. Кто бы знал, как же тут стало скучно!

Мистер ван дер Эйслер, обсуждая завтрашний распорядок дня со старшим регистратором хирургии и операционной сестрой, добился от этой дамы неохотного согласия начать первую операцию на час раньше, в восемь утра, улыбнулся сестре так, что стареющее сердце забилось сильнее, и простился с персоналом.

– Этот мужчина из камня выжмет слезу, – заявила медсестра. – Не понимаю, как я согласилась.

Регистратор засмеялся.

– Если бы он поднажал, вы бы дали согласие открыть операционную даже в шесть. И мужчина великолепный, и хирург первоклассный! Ведь он у нас уже несколько недель? Внедрил новую технику, поделился с мистером Дженксом своими идеями, и оба отработали их, занимаясь случаем миссис Браун.

– Кажется, он скоро уезжает?

– Да, и мистер Дженкс поедет с ним на одну-две недели. – Регистратор собрался уходить. – Но он вернется, я не сомневаюсь. Он основательно изучает наши дела. Уже хирург с международной репутацией. Неплохо для человека в тридцать шесть лет.

Регистратор выглянул в окно как раз в тот момент, когда серый «бентли» мистера ван дер Эйслера выезжал из больничных ворот.

– Куда это он?.. – вслух подумал регистратор.

Мистер ван дер Эйслер ехал в Излингтон, чтобы взглянуть на Силвестер-Кресент. Терпеливо проезжая одинаковые улицы, состоящие из одинаковых домов, мистер ван дер Эйслер в конце концов нашел ее и двигался по ней, пока не подъехал к магазину мистера Пейтела – еще открытому.

Мистер ван дер Эйслер никогда не покупал продукты, в его прекрасно организованном доме этого не требовалось, тем не менее он купил банку печеных бобов и завел с мистером Пейтелом непритязательный разговор. Вполне естественно, речь зашла о впечатлении от Излингтона и Силвестер-Кресент, в частности.

– Тихое место, – заметил мистер ван дер Эйслер. – Вероятно, все – частные дома. И живут одни пожилые леди.

– Совершенно верно, сэр. – В отсутствие покупателей мистер Пейтел был рад поболтать. – Много пожилых леди и джентльменов. Наша улица – не для молодежи. Отсюда очень далеко ездить на работу. Есть, правда, мисс Хардинг, которая живет у бабушки, миссис Фицгиббон, в номере двадцать шесть, но в последнее время я вижу ее каждое утро и думаю, она больше не работает. – Он вздохнул. – Такая красивая юная леди. Молодым здесь скучно.

Мистер ван дер Эйслер пробормотал что-то подходящее к случаю, заметил, что мистер Пейтел с его лавкой – просто благословение для соседей, выразил удовольствие от своей покупки, заплатил за нее и вернулся к машине. Дом под номером двадцать шесть оказался в середине улицы, и мистер ван дер Эйслер увидел полоску света между тяжелыми шторами, закрывавшими окна первого этажа.

Наконец он поехал на тихую, красивую улицу возле Слоун-сквер и вошел в свою квартиру в цокольном этаже, где его встретила экономка.

– Вы опаздываете, сэр. Обед готов, и, смею заметить, к нему надо приступать не позже, чем через пять минут.

– Отлично рассчитано, Бекки. – Он похлопал ее по плечу и добавил: – Тут есть кое-что для вас, позабавьтесь.

Мистер ван дер Эйслер передал ей полиэтиленовую сумку, и экономка заглянула в нее.

– Мистер Хасо, что вы придумаете в следующий раз? Когда это вы ели печеные бобы? – Она подозрительно взглянула на него. – Зачем вы это купили?

– Ну, мне надо было получить кое-какие сведения, а лучшее место для этого – магазинчик на углу.

Давным-давно мисс Ребекка Поттс была его няней, теперь, когда бы он ни приезжал в Лондон, Бекки становилась его преданной домоправительницей, и она как никто знала, что нет смысла спрашивать, что и зачем он выяснял. Но все равно стрельнула в него глазами.

– Я накрываю на стол, – строго сказала она, – у вас есть время выпить.

Он поднял с полу свой портфель, прошел через холл в кабинет и уселся в кожаное кресло у камина. Тихо сидел со стаканом в руке, занятый своими мыслями, пока Бекки не постучала в дверь.

Только два дня спустя у него появилась возможность вновь съездить на Силвестер-Кресент. У него не было четкого плана действий – лишь неясное желание увидеть Оливию по пути в магазин, а если не повезет, он позвонит в квартиру ее бабушки, придумав какую-нибудь историю про Дебби. Может быть, с тоской думал мистер ван дер Эйслер, если он увидит ее еще раз, ему удастся выбросить ее из головы.

Он увидел ее, как только свернул на Силвестер-Кресент. В поношенном костюме, с корзинкой в руке, Оливия шла навстречу, и ее яркие волосы были единственным красочным пятном на серой, скучной улице. Он притормозил и остановился возле нее.

При виде его краска залила ей лицо, но она сдержанно сказала:

– О, здравствуйте, мистер ван дер Эйслер. Вы приехали к пациенту?

Мистер ван дер Эйслер, честный, богобоязненный человек, мог при случае врать как последний бродяга. И сейчас был как раз такой случай.

– Нет-нет, у меня выдалось несколько свободных часов, и я ищу подходящую квартиру для друга, он приедет в Лондон на два-три месяца.

Мистер ван дер Эйслер вышел из машины и подошел к девушке.

– Какая приятная неожиданность – встретить вас. Позавчера я был в регистратуре, и Дебби говорила, что скучает без вас. Она сказала, у вас другая работа. Как это удачно…

– Да, верно. – Оливия поймала его взгляд, и что-то в этом взгляде заставило ее добавить: – А вообще-то у меня нет работы. Я так сказала Дебби, потому что она очень боялась, что ее уволят. Как она справляется?

– Неплохо. – Он улыбнулся, глядя с такой добротой, что ей вдруг ужасно захотелось рассказать ему про постоянные бабушкины укоры, отчего ей было еще труднее переносить неудачные поиски работы. Вместо этого Оливия коротко сказала:

– Приятно было повстречаться, но не стану отвлекать вас от охоты за квартирой.

Мистера ван дер Эйслера, когда он знал свою цель, никто не мог сбить с толку, он твердо стоял на своем.

– Что касается… – начал он, но его неожиданно прервал Родни, который остановил свою машину позади «бентли», выскочил и схватил Оливию за руку.

– Оливия, мне надо было тебя повидать…

– Зачем? – холодно спросила Оливия и высвободила руку.

– Ну, старые друзья и все такое, ты же понимаешь. Не хотелось бы, чтобы ты плохо обо мне думала, ты так быстро ушла… – Родни взглянул на мистера ван дер Эйслера, который горой возвышался над ним, поглядывая с вялым интересом. – Э-э… так это и есть тот счастливчик? – Родни, сияя, бросился пожать руку мистеру ван дер Эйслеру. – Оливия говорила, что собирается замуж, и описала вас до точки. Значит, все к лучшему? – Родни потрепал Оливию по плечу. – Ты не представляешь, какое облегчение видеть, что ты так счастлива. Ну, я не могу задерживаться. Привет маме. Пока, старушка!

Родни одарил улыбкой обоих, забрался в машину и уехал, не оглядываясь.

Оливия смотрела под ноги и желала одного – не краснеть так сильно. А мистер ван дер Эйслер любовался ее волосами.

– Я объясню… – произнесла Оливия, не поднимая взгляда. – Я не вас описывала, я просто сказала, что крупный мужчина, что имеет профессию и много денег. – Она сердито добавила: – Боже мой, так бы любая девушка сказала, разве не правда?

Мистер ван дер Эйслер, привыкший разгадывать смысл бессвязных речей, которые слышал от своих пациентов, не растерялся.

– Любая девушка заслуживает, чтобы ее ценили. Вы в самом деле собирались замуж за этого… этого парня?

– Видите ли, я знала его много лет – когда еще папа был жив. Потом нам пришлось переехать сюда, и он как-то стал частью моей жизни, я не хотела все это обрывать. Вы меня понимаете?

Она наконец взглянула на него. Мистер ван дер Эйслер стоял перед ней, будто любимый дядюшка или старший брат, и Оливия с полным правом могла поплакаться ему в жилетку и получить добрый совет. Она проговорила почти не дыша:

– Извините, не знаю, почему я рассказываю вам все это. Пожалуйста, простите меня. Родни… с ним так ужасно получилось…

Мистер ван дер Эйслер забрал у нее корзинку.

– Садитесь в машину, – ласково сказал он. – Выпьем по чашке кофе, а уж потом вы пойдете в магазин.

– Нет-нет, спасибо, я не могу вас больше задерживать. Мне надо купить рыбу…

Оливия продолжала говорить, чувствуя, что ее мягко вталкивают в машину.

– Скажите, где можно выпить кофе?

– Совсем рядом, в пяти минутах ходьбы, есть кофейня. Но ведь я, – смущаясь, сказала Оливия, – отнимаю у вас время.

– Вовсе нет. В сущности, за кофе я смогу расспросить вас, где мне лучше всего искать квартиру.

Кафе было в переулке. Мистер ван дер Эйслер припарковал машину, открыл дверцу Оливии и провел ее в полупустой зал на полдюжины столиков, покрытых розовым жаростойким пластиком. Стулья казались очень хрупкими. Мистер ван дер Эйслер, мужчина весом килограммов девяносто, осторожно присел. Он не доверял стульям и с подозрением пригубил кофе, когда тот появился. Но Оливия, счастливая тем, что в скуке ее дней наконец что-то происходит, пила кофе с явным наслаждением и сразу же выложила мистеру ван дер Эйслеру все про житье у бабушки.

– А я думал, вы рады получить небольшой отпуск, – предположил он, протягивая ей тарелочку со сдобным печеньем, которое подавалось к кофе.

– Ну нет, совсем нет. Мне надо как можно скорее найти работу. Но я не умею делать ничего полезного. – Впрочем, Оливия бодро закончила: – Конечно, я скоро что-нибудь найду, я уверена.

– Несомненно, – согласился он и перевел разговор на другую тему. Он знал, как успокоить робких пациентов, и через некоторое время Оливия почувствовала себя совсем легко – пока он не упомянул, что скоро уезжает в Голландию.

– Уезжаете?.. Но вы вернетесь?

– Да, я почетный консультант в больнице Джерома, так что часто бываю здесь. В Голландии у меня несколько коек в разных больницах, и я делю время между двумя странами. – Он с облегчением допил кофе. – Вы собираетесь жить с бабушкой в обозримом будущем?

– Пока не найду такую работу, чтобы жить с мамой. Только я не знаю, что это может быть за работа. Много объявлений, где требуются экономки и воспитательницы, но я плохо представляю, что значит быть воспитательницей, и думаю, из меня получится не очень хорошая экономка… Хотя домашнюю работу я делать умею…

Глядя в ее прелестное лицо, он покачал головой.

– Нет, это не для вас.

Она смутилась от его слов, но постаралась не показать этого.

– Мне действительно надо идти. Очень приятно было снова вас встретить. Надеюсь, вы подберете хорошую квартиру для своего друга.

Он расплатился, они вышли, постояли на тротуаре, и она протянула руку.

– До свидания, мистер ван дер Эйслер. Если увидите Дебби, передавайте привет. Только не говорите, пожалуйста, что я все еще без работы.

Она быстро ушла, в душе желая провести с ним весь день – он был похож на старого друга, а ей не хватало друзей.

К тому времени, как Оливия пришла в магазин, филе камбалы, которое заказывала бабушка, уже кончилось, и ей пришлось заплатить за целую рыбину, чтобы из нее приготовили филе. Из-за этого она потратила в рыбной лавке гораздо больше денег, чем предполагала, но, занятая мыслями о мистере ван дер Эйслере, не придала этому значения.

Конечно, когда она вернулась домой, ее спросили, где она пропадала все утро, выйдя за ничтожной покупкой.

– Слонялась без дела, распивала кофе – уж точно, – прошипела миссис Фицгиббон.

– Я встретила кое-кого из больницы, мы действительно вместе пили кофе, – сказала Оливия. Про Родни она не упомянула.

Мистер ван дер Эйслер приехал домой, съел свой ленч – у Бекки было все готово – и отправился в больницу на обход. Он переходил от одного пациента к другому, и никто из сопровождавших его студентов не подозревал, что его блестящий ум бился над проблемой Оливии – в то время, как врач всем по очереди вежливо задавал вопросы.

Оливия обронила, что бабушка когда-то жила в Уилтшире, а в одной из деревушек этого графства была школа, где училась его маленькая крестница, и ее бабушка, жившая поблизости, часто навещала малышку во время учебы. На каникулы ее отправляли обратно в Голландию к матери, которая послала ее в английскую школу, потому что так хотел покойный муж. Может быть, бабушка Нелл и миссис Фицгиббон были знакомы или хотя бы имели общих друзей? Стоило это выяснить.

– А теперь, джентльмены, – сказал он в своей безмятежной манере, – кто из вас точно назовет причины, по которым мне пришлось оперировать мисс Форбз? И… – добавил он, улыбнувшись женщине на больничной койке, – и тем самым вернуть ей нормальное, хорошее здоровье? – Он говорил так располагающе, что пациентка улыбнулась в ответ.

Через несколько дней мистер ван дер Эйслер смог освободиться и поехал в Уилтшир. Бабушка его маленькой крестницы жила в пяти-шести милях от Брэдфорда-он-Эйвон. В это утро в воздухе особенно чувствовалось приближение весны: небо было голубое, хотя довольно бледное, солнце сияло, пусть не очень грело, и земля местами уже была тронута зеленью. Неторопливо сворачивая на узкий проселок, мистер ван дер Эйслер говорил себе, что впустую тратит время: Оливия сейчас уже, наверное, устроилась на работу, а шанс, что ее бабушка знакома с леди Бреннон, был так ничтожен, что вся затея казалась мистеру ван дер Эйслеру безнадежной.

Он заранее позвонил, и они встретились, как старые друзья, – они ими и были, потому что обоим поручалось заботиться о Нелл в учебное время. Леди Бреннон в свои шестьдесят лет выглядела молодо; она жила на краю деревни в очаровательном старинном особняке, занималась садом, живописью, собаками и состояла в разных деревенских комитетах.

– Рада видеть вас, Хасо. – Она на миг загрустила. – Кажется, давно все это было: свадьба Роба, вы на ней шафером… Знаете, мне его так не хватает. Слава Богу, у нас есть Нелл.

Они вместе вошли в дом, и гость спросил:

– Выходные она проводит у вас?

– Да, приедет в субботу. Вы не сможете остаться до этого времени?

– Боюсь, что нет. Я постараюсь приехать перед пасхальными каникулами. В сущности, я могу устроить свои дела так, чтобы отвезти ее в Голландию.

– Это было бы чудесно. – Леди Бреннон налила ему кофе. – Девочка вас обожает. На этой неделе звонила Рита, сказала, что вы к ней заезжали. Как она там? Счастлива?

– Думаю, да. Она любит свою работу, у нее много друзей. Она скучает без Нелл, но хочет выполнить волю Роба.

– Да, конечно. Может быть, позже она передумает и сама переедет сюда.

– Возможно. – Он поставил чашку. – Леди Бреннон, вы знавали миссис Фицгиббон? О, с тех пор прошло, должно быть, немало лет. Как я понимаю, она жила где-то возле Брэдфорда-он-Эйвон. – Он основывался на том, что говорила Оливия. – Дочь миссис Фицгиббон вышла замуж за человека по имени Хардинг… была пышная свадьба…

– Фицгиббон? Громкое имя. Вы с ней знакомы? Она из числа ваших друзей? Старовата…

– Нет-нет. Я никогда ее не видел.

– Тогда могу вам сказать, что это исключительно вздорная женщина, я хорошо ее помню, она тиранила свою дочь, довольно милую крошку. Выдала замуж против ее желания. Я с ними несколько раз встречалась. У дочери была девочка, муж умер – я когда-то читала в «Телеграфе»… Боже мой, уже тридцать лет прошло с тех пор, как мы встречались. – Она вопросительно взглянула на Хасо. – Позвольте узнать, а почему вы интересуетесь ею?

– Я знаком с ее внучкой, она работала в регистратуре в больнице Джерома, попала под сокращение и не может найти работу. Они с матерью живут у миссис Фицгиббон, и, кажется, им там плохо приходится. Оливия очень мало о себе рассказывала, я с ней едва знаком, но знаю, что она устроила так, чтобы уволили ее, а место осталось за девушкой, с которой она работала, – та отчаянно нуждалась в деньгах. И никто ни о чем не догадался. – Он опять улыбнулся. – У меня нет к ней личного интереса, но только я считаю, что она заслуживает лучшей участи.

– Она образованна?

– Да. Интеллигентна, с хорошими манерами, правильной речью. Очень уравновешенная, как я успел заметить. У нее нет специальной подготовки – я имею в виду стенографию, пишущую машинку, компьютер. Ей не приходилось работать, пока отец был жив.

– Она очень молода?

– Я бы сказал, ей за двадцать… ближе к тридцати. – Он нахмурился. – Я думаю, из нее получилась бы хорошая гувернантка, если такая профессия еще существует.

– Увы, мой дорогой, нет… Ей бы подошло место в частной школе, с младшими девочками, или, может быть, уроки драматического мастерства для старших девочек. Что вы хотите, чтобы я сделала, Хасо?

– Я полагаюсь на вашу доброту, леди Бреннон. Если вы услышите о чем-то таком, что подошло бы Оливии, не могли бы вы придумать повод и написать миссис Фицгиббон… упомянуть про эту работу, сказать, что вы хотели бы найти подходящую кандидатуру? Да, чудес на свете не бывает, и все же верю в счастливый случай. Но пусть она не знает, что я имею к этому отношение.

– Я буду очень осмотрительна. Пожалуй, это идеальное решение. А поскольку миссис Фицгиббон будет считать, что только благодаря ее связям Оливия услыхала про эту работу, то и не станет чинить никаких препятствий. Я поспрашиваю, дорогой мой. Тут вокруг есть несколько школ, как вы знаете.

Потом они говорили о других вещах, и Оливия больше не упоминалась. Позже, по дороге в Лондон, мысли ван дер Эйслера сосредоточились на предстоящей неделе – Ливерпуль, затем Бирмингем, затем снова Голландия…

В свой лондонский дом он вернулся только через три недели. В день приезда поздно вечером у него наконец нашлось время просмотреть почту. Большую часть ее он сразу приговорил к мусорной корзине, а остальное отложил, чтобы прежде прочесть письмо от леди Бреннон. Она писала, что звонила ему, но Бекки сообщила, что он уехал, так что лучше всего будет написать. Судьба оказалась чрезвычайно милостива, продолжала она, ведь Нелл, гостя у бабушки, пожаловалась, что у них в школе неожиданно уволилась мисс Томкинз, которая была подручной во всех делах. Леди Бреннон действовала быстро: рекомендовала Оливию директрисе и написала письмо миссис Фицгиббон, оправдываясь тем, что якобы приятельница встретила в Лондоне мать Оливии и подсказала написать ей. Ложь, конечно, заключилась в скобки. Дальше следовало:

«В результате Ваша протеже, Хасо, работает в школе Нелл до конца истекающей четверти. И если хорошо себя проявит, ее примут на следующую четверть; ее поселили в маленьком флигеле при школе, Нелл говорит, там тесновато, но есть комната для матери, если она захочет сюда перебраться. Зарплата скромная, поскольку у девушки нет специальной подготовки. Я надеюсь, эта новость избавит Вас от дальнейшей ответственности за Оливию. По словам Нелл, она прямо расцвела и кажется вполне счастливой. Позвоните мне, когда будет время, расскажите, как там Рита. Я уверена, она, как всегда, хороша. Она прелестная собеседница. Надеюсь, у Вас нашлось время ее навестить».

Улыбаясь, он отложил письмо: он догадывался, что величайшим желанием леди Бреннон было женить его на Рите. Очень подходящий вариант: они хорошо знают друг друга, он был лучшим другом ее мужа, и он чрезвычайно привязан к Нелл. Все так складывалось, что, возможно, их брак будет благоразумным шагом… Мысли его обратились к Оливии. Когда он поедет забирать Нелл из школы, то постарается ее увидеть. Он полагал, что его интерес к ней обострился из-за злополучного увольнения. Теперь, когда она устроена, можно выбросить ее из головы, – он ведь уже несколько недель ловил себя на том, что думает о ней.

Письмо от леди Бреннон пришло к миссис Фицгиббон в самый удачный момент. В это утро получила письмо и Оливия – письмо, где выражалось сожаление, что место помощника в цветочной лавке в Уэст-Энде уже занято. Оливия в тот момент, когда бабушка разразилась диатрибой в адрес девиц, не способных найти достойную работу, мыслями была далеко – она наизусть знала эту речь. Она предпочла думать о мистере ван дер Эйслере. Наверное, он сейчас в Голландии и давным-давно все забыл…

Наступившее молчание заставило Оливию взглянуть на бабушку. Старуха читала письмо; закончив, перечитала еще раз. А потом сказала:

– Хорошо еще, у меня есть связи в приличном обществе. – Она опустила письмо. – Это старая подруга мне написала, впрочем, о подробностях можешь не беспокоиться. – Она подождала, что скажет Оливия, но, поскольку та не собиралась «беспокоиться», взялась составить записку молочнику и какое-то время молчала. – В школе для девочек возле Бата, – вновь заговорила миссис Фицгиббон, – есть вакансия. Насколько я понимаю, ты можешь им подойти. Одна их сотрудница уволилась по семейным обстоятельствам, и директриса ищет подходящую кандидатуру, причем торопится. Моя подруга предлагает тебе позвонить и договориться. Директриса приезжает в Лондон – дай посмотрю – завтра.

Старуха сверлила Оливию взглядом.

– Какая именно работа, бабушка?

– Откуда я знаю? Потрудись сама выяснить.

– Сначала я поговорю с мамой. Она скоро вернется, и мы все обсудим.

Миссис Хардинг считала, что Оливии, возможно, повезло.

– Конечно, я буду скучать, девочка, но ведь у тебя будут каникулы.

– Если я получу работу, ты бы согласилась приехать? Я не смею и мечтать, но мы могли бы снять домик по соседству.

– О, дорогая моя, как было бы чудесно снова жить в деревне! – Они сидели на кухне, дверь была плотно прикрыта, но все же миссис Хардинг понизила голос: – Я уверена, что бабушке хочется снова жить одной. Ступай, девочка, поговори с той леди.

И Оливия отправилась на встречу. Был прекрасный, теплый день, она надела платье джерси – как и большинство ее вещей, не модное, но все еще элегантное. Она очень надеялась понравиться директрисе. Хоть и не хочется оставлять маму, она сможет, думала Оливия, посылать маме деньги и вместе с ней проводить каникулы. Оливия тоже не сомневалась, что бабушка будет только рада избавиться от обеих.

Директриса, мисс Кросс, оказалась пухлой приветливой женщиной средних лет, и когда Оливия объяснила, что у нее нет навыков ни в какой работе, кроме оформления документов, не придала этому значения.

– Приходите, посмотрим, как у вас будет получаться, – предложила она. – В этой четверти остается немного времени, около месяца. Если вам понравится работа, а вы понравитесь нам, я вас найму на следующую четверть. Жить вы будете, конечно, при школе, вам предоставляется небольшой флигель. У вас есть кто-нибудь на содержании? Я не возражаю, если с вами будет жить мать или сестра. Зарплата, я считаю, прекрасная, а во время дежурства вам полагается питание. Вы не замужем?

– Нет, мисс Кросс.

– Будете! Должны быть! Такое прелестное создание! Начнете в субботу. Дайте знать, когда ваш поезд приходит в Бат, я распоряжусь, чтобы вас встретили.

Совпадение, удача, судьба – называйте как хотите, думала Оливия, но благодаря чему-то… или кому-то она встала на ноги. Уже две недели она в школе, и она совершенно счастлива. Она не знала, как определить свою должность, потому что не было двух похожих дней, но, как практичная девушка, она и не стала об этом размышлять. Она заплетала косички на маленьких головках, проверяла ногти, если сестра-хозяйка была занята, играла в лапту в игровой час, готовила уроки с девочками постарше, возила мисс Кросс в Бат, когда бы той ни понадобилось, мыла те же маленькие головки, утешала бедняжек, разбивших коленки, а еще замещала других сотрудниц, если они по каким-то причинам отсутствовали. Как хорошо, что в школьные годы она научилась играть во все игры, – теперь ей иной раз случалось судейским свистком усмирять на поле любительниц травяного хоккея. И это Оливию тоже радовало.

Флигель оказался приятным сюрпризом. Разумеется, он был маленьким, но внизу находилась жилая комната с нишей под кухню и душевая, а наверху, куда вела узкая лестница, – две спаленки, и в каждой помещались кровать, комод и стул. Прежняя обитательница флигеля была догадлива: натащила ящиков из-под апельсинов, служивших и прикроватными тумбочками, и книжными полками, и даже местами для сидения – с аккуратно прибитыми подушками.

Если мисс Кросс ее оставит, говорила себе Оливия, то мама вполне может погостить у нее и даже может жить с ней. Школа располагалась в деревне, но в Бат регулярно ходил автобус.

В это субботнее утро Оливия готовила малышек к еженедельному уроку плавания. Подогреваемый бассейн находился в подвале школы. Урок вела учительница плавания, а Оливия должна была ей помогать. Оливия была в восторге, она любила плавать, и ее привлекала задача приучить к воде тех, кто не хотел или боялся. Она провела детей через школу и вниз по лестнице в подвал, проследила, как они переоделись в купальники, пересчитала и сдала с рук на руки мисс Росс, маленькой женщине с зычным голосом, а потом уж пошла сама надеть купальник.

Пока мисс Росс занималась обучением, Оливия патрулировала бассейн, медленно плавая вдоль борта: она следила за малышками бдительным оком, подбадривала трусливых оторвать ножки от дна бассейна и аплодировала тем, кто, барахтаясь, доплывал до конца дорожки. Когда они вылезли из воды, Оливия, накинув халат, проверила, все ли девочки помылись под душем, отыскала разбросанную одежду, потом собрала мокрые купальники. Передав одетых детишек мисс Росс, она сама приняла душ и поспешила в школу в зал рекреации, здесь ей предстояло раздать девчушкам горячее какао с печеньем. Обычно она работала полдня, но сегодня воспитательница малышек пошла на свадьбу, а это значило, что Оливия будет заниматься пятнадцатью девочками, пока не уложит их в постель и не убедится, что все спят.

В воскресенье будет ее очередь сопровождать, под руководством мисс Кросс и двух старших учительниц, всю школу в деревенскую церковь.

Этим вечером, разбирая кровать, Оливия чувствовала себя усталой, но вовсе не несчастной. Ведь это же неоценимое наслаждение – выпить перед сном чашку чая в собственном маленьком доме!

Может быть, она прирожденная старая дева? Эту мысль Оливия отвергла. «Будем откровенны, сказала она себе, потому что другого собеседника не было, – я хочу выйти замуж, иметь доброго, любящего мужа и кучу детей. Не беда, если денег будет немного, лишь бы хватало, чтобы жить нормально, а еще – чтобы держать собаку, нет, двух собак, кошек, конечно, и, возможно, ослика…»

Оливия поставила кружку на стол и пошла наверх спать.

На следующее утро выдалась возможность спокойно подумать – служба преподобного Бейтса, длинная и неторопливая, позволяла отдаться потоку своих мыслей, а поскольку они были просты и безгрешны, Оливия решила, что Бог ничего не будет иметь против. Приближался конец четверти, почти на три недели она поедет в бабушкин дом. За это время ей надо разобраться, настроена ли мама переехать к ней… если, конечно, мисс Кросс оставит ее в школе. Письма от матери были бодрыми, Оливии думалось, что без нее мать и бабушка уживаются вполне по-дружески. Все равно, хорошо бы мама хоть в гости приехала…

Оливия оглядела ряд детских личиков под школьными соломенными шляпками. Кажется, она нашла свою нишу в жизни. Оливия вздохнула. Маленькая ручка прокралась к ней на колени и ухватила за пальцы – Оливия быстро улыбнулась глядевшей на нее девочке. Это была Нелл, очаровательная малышка. У нее неподалеку жила бабушка. Как-то раз Нелл сказала Оливии, что у нее папа умер, а мама живет в Голландии, но она учится здесь, в Англии, потому что так хотел папа.

– Я наполовину голландка, – гордо пояснила она, и перед глазами Оливии возникло красивое лицо мистера ван дер Эйслера. Оливия тут же прогнала его образ из мыслей и предложила поиграть в лудо[1]1
  Детская настольная игра. – Прим. ред.


[Закрыть].

Четверть заканчивалась, и в школе царили суматоха и возбуждение. Уроки сменились экзаменами, потом была экскурсия в Бат, в римские термы, где их историю рассказала мисс Каттс, учительница истории и географии, потом школьный театр сыграл пьесу, сопровождавшуюся возней и шушуканьем за занавесом. И вот, наконец, настало утро, когда все девочки, одетые, с вещами, разыскивая потерянные мелочи, беспокойно ждали, когда за ними приедут. Первые родители появились сразу после завтрака, и потом машины пошли потоком. Оливия находила отбившихся малышек, завязывала шнурки, поправляла шляпки и все время помнила, что ей еще везти мисс Кросс в Бат. Когда она вернется, то упакует свои вещи и тогда уже узнает, придется ли ей возвращаться…