Текст книги "The Question. Самые странные вопросы обо всем"

The Question. Самые странные вопросы обо всем

© The Question, текст

© ООО «Издательство АСТ»

* * *

Что такое TheQuestion.ru?

ТОНЯ САМСОНОВА

Основатель TheQuestion.ru

По телевизору рассказывают о финансовом кризисе. Прямо сейчас в экран смотрят один министр финансов, один председатель Центробанка и несколько тысяч выпускников факультета экономики, каждый из которых лучше, чем ведущая программы, разбирается в том, о чем она говорит.

Ведущая программы – это, собственно, я. В какой-то момент я начала догадываться, что люди, которые меня слушают и смотрят, вероятно, умнее меня. Мы хотели сделать так, чтобы возможность говорить была не у того, кому дали микрофон, а у того, кто знает лучше всех.

И мы придумали TheQuestion.ru. Сервис, с помощью которого каждый может задать вопрос и писать ответы на вопросы по тем областям знаний, в которых он или она разбирается лучше всего. В эту книжку попало несколько сотен вопросов из пятидесяти тысяч, на которые эксперты нашли ответы за последние полгода.

Какой, на ваш взгляд, самый актуальный российский фильм?

АНТОН ДОЛИН

Кинокритик

«Актуальное» каждый год разное. Актуальное – невероятно актуальное – кино для рубежа девяностых и нулевых – это «Брат» и «Брат-2». Потом эти картины потеряли актуальность и снова ее приобрели. Неизвестно, надолго или нет. Существует «мерцающая» актуальность: принципиальная неактуальность фильма «Хрусталёв, машину!» Алексея Германа кажется смешной, потому что картина насилия государства над человеком сейчас нам кажется крайне актуальной. Но представить, что она окажется таковой, например, в 2000 году, не мог, я полагаю, никто.

Если говорить о самых актуальных фильмах сегодня, то, пожалуй, фильм «Левиафан» крайне актуален, как и фильмы «Горько!» и «Горько-2». Эти фильмы показывают сегодняшнюю Россию и пытаются её анализировать, пусть через метафоры, но других фильмов, которые столь же внимательно всматриваются в проблематику того, как трансформируется Россия, я не могу назвать.

Как так получилось, что слова «патриот» и «либерал» стали антонимами?

АНДРЕЙ МОВЧАН

Руководитель экономической программы Фонда Карнеги

Получилось это достаточно давно. В XIX веке, после потрясений начала столетия (напомню, за первые 25 лет XIX века Россия пережила удачный переворот, коренным образом поменявший политику страны, большую войну с Европой, приведшую к пусть временной, но первой за сотни лет оккупации центральной части России, а потом – к первому за сотни лет прямому и массовому контакту российского дворянства с европейской цивилизацией, и, наконец, первую в истории России неудачную попытку армейской элиты сменить власть в стране), в России одновременно происходили два совершенно революционных для страны, но противоположных по сути процесса: один состоял в переходе от монархии, опирающейся на условную «гвардию» (когда правил тот, кого хотел узкий круг элиты дворян – военных), к монархии, опирающейся на бюрократические институции, которые не имеют собственной воли и потому не угрожают власти сменой; второй – в естественном развитии производительных сил и социальных отношений, требующем, если страна не хотела отстать от Европы (а по тем временам значит – в итоге проиграть войну и исчезнуть), изменений в сторону раннекапиталистической формы общества.

В середине XIX века с одной стороны оказывается сформированной и «костенеет» имперская бюрократия, элиты теряют рычаги влияния, зато их приобретает бюрократический аппарат, а с другой стороны, заканчивается крепостное право, появляется «разночинство» и формируется широкая масса людей, участвующих в политической дискуссии.

Поскольку оба процесса носят глобальный характер, в обществе формируются две группы, каждая из которых объединяет апологетов одного из процессов, видя во втором угрозу. Естественно, что и та, и другая группы смотрят на ситуацию однобоко и часто плохо могут анализировать логические цепочки, лежащие в основе защищаемых ими взглядов. Так рождается цепочка «для России представляет опасность дворянская элита, могущая менять власть → бунт декабристов это не только последнее выступление гвардии – это прямое следствие немецкого влияния конца XVIII века и контактов с либертарианской Европой в начале XIX → стабильности России угрожает влияние Европы → у России свой путь, которым она должна идти и, возможно, стать примером для Европы и всего мира», от которой большинство членов группы усвоило только последнюю часть: «Европа угрожает России, у России свой особый путь». Этих противников Европы и сторонников особого пути и славянского единства стали называть «славянофилами», или, поскольку они в явном виде выступали за усиление монархической России, отождествляя государство со страной в целом, – «патриотами». Сторонники второго процесса, поскольку они в явном виде видели пример для России в опережавшей ее в части модернизации Европе и легко вспоминали исторический пример основанной на контакте с Европой модернизации Петра I, но при этом игнорировали опыт политической нестабильности, которую вызывала европеизация России, ратовали за копирование европейского опыта, требовали «быть либеральнее Европы» и получили название «западников» или «либералов».

Очевидно, что, строго говоря, ни те, ни другие не были именно теми, кем их называли. Кроме того, как всегда бывает в реальном мире, на обеих идеях активно паразитировали бюрократы, мошенники, воры, ястребы и даже иностранные агенты. При этом «западники» были не меньшими патриотами, так как их убеждения отвечали на вопрос «как сделать Россию лучше», а «славянофилы» часто были весьма либеральны, когда речь шла о законодательстве, правах и пр.

Тем не менее объективный ход истории показал, что монархия, пусть даже прочная и основанная на бюрократии, является отживающей формой правления, к началу XX века уже не менее опасной для будущего государства, чем сто лет назад «гвардейская империя». Век бюрократического авторитаризма был очень коротким. Идея же либеральных преобразований привела к успеху страны, которые сумели эти преобразования провести, и доказала свою эффективность (и сегодня, через еще 100 лет, остается эффективной). В начале XX века все больше и больше думающих людей, желающих блага своей родине, занимали позиции трезвых «западников» – то есть предлагали не «поклоняться» Западной Европе или действовать в ее интересах в ущерб интересам народов России, а умело заимствовать и развивать институты либерализма. В противовес им умирающая околомонархическая бюрократия сплачивалась вокруг течения «славянофилов», а их атака на «западников» в публичной дискуссии основывалась на обвинении последних в предательстве интересов России как государства (с которым они себя молчаливо отождествляли). Как мы знаем, дискуссия завершилась в 1917 году, когда узкая группа радикальных тоталитаристов захватила власть и, предварительно истребив и первых, и вторых, построила новую бюрократию вокруг новой формы монархии.

В последние годы, после распада СССР и разрушения его бюрократической структуры, после поисков и постепенного возврата к модели бюрократической монархии образца XIX века, спор вернулся в общество. Режим, являющийся плохо сделанной калькой с царизма конца XIX века, не мог породить новых форм общественной дискуссии, переняв из прошлого только самые примитивные тезисы старого противостояния. Сегодня «патриотической» позиции, основным тезисом которой являются мифы о внешней угрозе и «безнравственности Запада», а основной задачей – сохранить для новой бюрократии суверенный источник дохода и власть, противостоит «либеральная» позиция, тезисом которой является необходимость совершенно в нынешних условиях нереализуемой глобальной либерализации общества и государства, а задачей – смена личностей во власти без четкой программы по изменению самого властного института. Как и 100 лет назад, «патриоты» прикрываются любовью к родине, чаще всего путая «родину и Ваше превосходительство», а либералы предлагают подражать абстрактному Западу, не имея о нем детального представления. Как и раньше, на обеих идеях активно паразитируют демагоги, воры, карьеристы, мошенники, агрессивные маньяки. Потому и только потому, что «патриотическая» позиция сегодня отвечает интересам правящей бюрократии и ею поддерживается, существенно бо́льшая часть демагогов, воров, карьеристов, мошенников и агрессивных маньяков занимает «патриотические» позиции. Дело здесь не в идее, а в сравнительной выгоде, и очевидно, что, если бы либеральные идеи господствовали во власти, бо́льшая часть мерзавцев была бы глубоко либеральной.

На фоне этого реальный «патриот» – это тот, кто призывает не забывать (и, наоборот, в первую очередь думать) об интересах граждан России в целом и по отдельности, о стабильности и защищенности общества и страны; реальный либерал – тот, кто уверен, что верховенство закона, развитое гражданское общество, широкие личные свободы, а не только мощное государство, отвечают интересам российского общества и защищают его от внутренних и внешних угроз. И тот, и другой патриотичны, впрочем, редкий настоящий патриот сегодня не понимает, что время монархий, бюрократических машин, ограничений свобод, патернализма государства прошло десятилетия назад. «Патриотизм» и «либерализм» являются сегодня акцентами, которые важно не забывать расставлять, и только в сочетании, в диалоге и сотрудничестве они могут позволить построить стабильное, прогрессивное и сильное общество.

Кого в Московском зоопарке можно покормить, чтобы не поругали?

ОЛЬГА ВАЙНШТОК

Начальник службы внешних коммуникаций Московского зоопарка

Никого!

У нас недавно у енота Портоса было ожирение – ровно потому, что он объелся шоколадок и печенья. Его пришлось на диету сажать. Регулярно наш ветеринар занимается тем, что лечит желудочные заболевания, которые появляются как раз из-за того, что все хотят покормить зверей.

Чаще всего люди пытаются кормить животных вредной едой: сладкой ватой, шоколадками. Звери этого не едят в природе. Понятно, что дети желают животному только самого лучшего: «Я вам дам самое вкусное, что у меня есть, – мой сникерс!» Все делают это из добрых побуждений и потому, что хотят контактировать, но животным это приносит только проблемы.

Иногда, правда, люди готовятся и стараются кормить животное едой, которую оно обычно ест. Но в зоопарк приходит очень много людей, и даже этой полезной еды зверь может съесть намного больше, чем ему надо. В летнее время к нам приходит до 40 тысяч человек в день. И если 40 тысяч человек придут и немножко покормят слона морковкой, ничего хорошего не произойдет. А если кому-то разрешать, а кому-то нет, это несправедливо. Невозможно всех людей порадовать, а состояние животного для нас важнее всего.

Мы хорошо кормим зверей, правда. У них вкусное и разнообразное меню, оно совпадает с тем, что они получают в живой природе. И ни одно животное в живой природе, кстати, не получает десерта.

У нас нет штрафов за кормежку животных, просто подходит сотрудник зоопарка или волонтер и просит вас перестать это делать. Мы только к совести взываем. В майские праздники у нас около 100 человек ходили по зоопарку и следили за этим, в обычное время – около 10 человек.

Больше всего «охраны» требуется жирафу Самсону. Он самая страшная жертва человеческой доброты. Дело в том, что жирафы по своей природе любят жить группами. Но так сложилось, что Самсон живет один. И он воспринимает людей как свою социальную группу и очень дружелюбен. Но он не может сказать: «Я просто хочу с вами дружить, не кормите меня», а люди, когда он на них смотрит и опускает к ним голову, решают, что он хочет поесть, раз смотрит голодными глазами. Но он не смотрит голодными глазами, он просто жаждет общения. Самсон очень популярен, вокруг него всегда много людей, но он платит за эту очень высокую цену: у него регулярные проблемы с желудком.

Почему так произошло, что СССР был одним из лидеров в гражданском самолетостроении, а теперь даже СНГ летает на Boeing и Airbus?

ИВАН КОРОЛЕВ

Аспирант Стэнфордского университета (экономика), выпускник ВШЭ и РЭШ

В СССР были хорошие самолеты по летно-техническим характеристикам, но на экономичность никакого внимания не обращали.

Так, например, у Ту-154 удельный расход топлива – 31 грамм на пассажиро-километр, у более нового Ту-204 – 27 г/пасс. – км. У «Аэробуса» А-321 этот показатель равен 18 г/пасс. – км, у «Боинга» 737–400 – 21 г/пасс. – км. Только Ту-214 может конкурировать с зарубежными аналогами: у него данный показатель равен 19 г/пасс. – км, но он появился поздно.

Ну и не надо забывать про экономию от масштаба: у «Боинга» и «Аэробуса» большая база клиентов по всему миру, они производят много самолетов, поэтому средние издержки в расчете на самолет в итоге получаются относительно низкие (в авиации велики издержку на разработку новой модели – так называемые фиксированные издержки, при высоком объеме производстве средние фиксированные издержки получаются низкие). Кроме того, на рынке много подержанных зарубежных самолетов, которые находятся в нормальном состоянии и по-прежнему надежны, а стоят недорого.

Вкратце, в СССР отечественные авиапроизводители за счет запрета на импорт могли выживать и даже процветать, но на открытом рынке это крайне сложно.

Ничего плохого в этом нет, и для изменения сложившийся ситуации вряд ли следует что-то предпринимать: при нынешней ситуации благосостояние потребителей выше, чем при гипотетическом запрете на импорт самолетов (тогда авиабилеты стоили бы дороже). А без запрета на импорт конкурировать с «Боингом» и «Аэробусом» в сегодняшнем мире, думаю, невозможно (исключение составляют только региональные перевозки, где большие самолеты не нужны и есть более мелкие авиапроизводители, например, Embraer и Bombardier).

Да, и еще два момента:

1. Число членов экипажа. Весь мир уже больше 30 лет летает только с двумя пилотами, а все советские самолеты имели экипаж из 3–4 человек (два пилота, бортинженер, штурман). А значит, помимо топливных, отечественные самолеты еще и имели более высокие издержки, связанные с необходимостью платить зарплату лишним людям; кроме того, их невозможно было поставлять за границу (никто бы не стал специально ради российских самолетов искать бортинженеров).

2. У «Аэробуса» и «Боинга» гораздо шире модельный ряд. Речь как о модификациях одной модели, так и о количестве моделей в целом. В СССР/России так и не появился конкурент широкофюзеляжным дальнемагистральным лайнерам типа «Боинг» 777 и «Аэробус» A330. Ил-86 и Ил-96 устарели уже на момент создания. Аналогичный 96-му «Аэробус» A340, хотя и успешно эксплуатируется, был успешен во многом из-за унификации с A330, а также большой дальности полета, но и он четыре года назад был снят с производства как раз из-за невозможности конкурировать с двухмоторными лайнерами.

Вот и получается, что Ту-204/214 – это единственный (до появления Суперджета) российский самолет, который не уступает своим западным аналогам. Но при этом на начало 90-х он был еще не доведен и, насколько я слышал, страдал от детских болезней. А прямой конкурент «Боинга» 737 к тому моменту успешно летал уже больше 20 лет.

Есть ли будущее у людей, сидевших в тюрьме?

НАДЯ ТОЛОКОННИКОВА

Основательница «Зоны права» и «Медиазоны»

Единственный институт, который в России может реально выполнять функцию ресоциализации заключенного, – это семья.

Но случается, что семьи нет. Если женщину в течение нескольких десятков лет избивал муж и на исходе второго десятилетия она его убила и села за это в колонию, то после освобождения идти ей некуда.

А еще случается такая семья, что лучше ее бы и не было. Которая скорее подталкивает освободившегося к совершению рецидива, чем наоборот.

Стало быть, семья не всегда может помочь тому, кто только что освободился. Есть два других верных института ресоциализации. Оба, к сожалению, в России фактически не функционируют.

Первый – государство. Оказывает поддержку заключенному как во время отбывания наказания (образование, получение востребованных на рынке труда профессий, развитие творческих навыков), так и после освобождения (помощь в трудоустройстве, приобретении жилья, установлении полезных социальных связей). Но это в теории. На практике в России это не работает.

Освобождаться – труднее, чем кажется. В фильме «Побег из Шоушенка» государство помогает пожилому заключенному найти работу после освобождения, но даже так ему трудно после долгого срока вписаться обратно в общество. И он совершает самоубийство.

В России заключенного никто устраивать в магазин не будет.

Если есть блат, знакомства, связи – вероятно, могут принять. На общих основаниях – не примут. Справка об освобождении оборачивается волчьим билетом. Как в романе Шелдона и одноименном сериале «Если наступит завтра» – где главная героиня, пройдя тюрьму, после нескольких безуспешных попыток устроиться на работу решает жить ограблениями.

В отсутствие помощи со стороны государства бывший заключенный возвращается в ту среду, из которой вышел, и, как правило, вскоре возвращается обратно в тюрьму. Ты понимаешь это, когда через полгода после своего освобождения твоя бывшая сокамерница звонит тебе и в отчаянии шепчет в трубку, что от бесконечных унижений, безысходности и пустоты она вновь начала колоться солями, которые разрушают человека – высасывают его, как губку.

Второй институт ресоциализации – это НКО. Есть несколько этапов работы НКО по ресоциализации:

1. Во время срока.

НКО работают с заключенными во время их срока, организовывают образовательные программы, лекции, мастер-классы, семинары, театральные и художественные кружки. НКО налаживают взаимодействие между тюрьмами и близлежащими институтами – студенты получают возможность входить в тюрьму, чтобы проводить там курсы лекций. Одна из моих хороших знакомых, активисток Occupy Wall Street в Нью-Йорке, занимается такой работой. Задержанных за граффити учат рисовать граффити на холстах, а также рассказывают им, где лучше организовать свою первую выставку граффити-работ.

На театральные постановки и художественные выставки – рассказывала мне активистка американского НКО «Реабилитация через искусство» – приглашают окрестных жителей, и это делается для того, чтобы эти люди начинали принимать заключенных как таких же людей, чтобы у них появился шанс по-другому взглянуть на заключенного: вот, посмотрите, он не только воровать может, но и Шекспира поставить, картину нарисовать. Когда заключенный освободится, он выйдет не во враждебную среду, но к людям, которые видят в нем не только преступника, но в первую очередь человека.

2. Подготовка к освобождению.

В Голландии некоторые НКО получают от государства право брать на себя часть исправительных функций: положительно характеризующиеся осужденные имеют шанс провести последний год заключения не в государственной тюрьме, а в частном доме, арендованном НКО, – с обычными комнатами, кроватями, кухнями. Без надзорсостава, без госчиновников, без погон. Я была в двух таких домах. Условия лучше, чем у меня дома. За тот год, что заключенные живут в этом доме, НКО им помогают найти работу и жилье. Освобождаются они устроенными людьми.

3. После освобождения.

НКО работают с недавно освободившимися бывшими заключенными. В случае необходимости им предоставляют крышу над головой. В Нью-Йорке я была в одной из таких организаций. Им ищут работу, помогают – если надо – учить язык. Помогают восстановить попранные в заключении права – связывают с НКО и юристами, которые помогают освободившимся вести судебные дела против администраций тюрем, выводят на журналистов.

В огромной России есть буквально несколько организаций, которые помогают заключенным. Есть «Русь сидящая», есть тюремное подразделение «За права человека», есть «Центр содействия реформе уголовного правосудия», есть «Зона права» и «Агора», еще несколько названий. Но ни одна из этих организаций не фокусируется именно на проблеме ресоциализации. Мы помогаем адресно, о системной материальной помощи речь навряд ли может идти. Почему? Нехватка ресурсов.

Обеспечивать заключенных жильем и питанием на первое время, нанимать персонал, ответственный за ресоциализацию, – проект масштабный. Средств российских НКО, вынужденных выживать вопреки государству, на это не хватает. И будет еще меньше – см. закон о «нежелательных организациях», согласно которому нам самим всем потенциально грозит шесть лет тюремного заключения.

Итого: будущее у людей, сидевших в тюрьме, безусловно, есть. Но им, как и всем нам, порой нужна рука помощи. Найдется ли кто-то, кто протянет руку? В стране, где никто системно не занимается ресоциализацией заключенных (ни государство – ему это не надо, ни НКО – государство их выжигает) это – вопрос случая.