Текст книги "Аномалии личности. Психологический подход"

Попытаемся в самом общем, сугубо схематическом виде увязать эти условные ординату, абсциссу, уровни и степени присвоенности конкретных смысловых образований (динамических систем) личности (см. схему 2.3).

Схема 2.3

Из схемы видно, что отдельное смысловое образование, обозначенное здесь условным кружком, может занимать принципиально разное место в общей экономии смысловой структуры: быть ситуативно группоцентрическим или устойчиво просоциальным, гуманистическим и т. п. Более того – каждая позиция сочетания уровня и степени присвоенности не только возможна, но и присутствует в том или ином виде (явном или латентном) у любого человека, так или иначе представлена, горит, светит на его внутреннем небосклоне, пусть с разной интенсивностью и различаемостью (для него самого и остальных). И даже когда устойчивая яркость какого-либо актуального смыслового образования затмевает прежние побуждения и смыслы (порой словно их и не было или они угасли навсегда), излучение (источник излучения) остается и может опять набрать силу, подчас крайне неожиданно для самого субъекта и тех, кто его окружает. Вот почему в этой мозаике является во многом определяющей и главной наивысшая для данного человека точка устремления (смыслового правления) – личностная ценность («на том стою»). Именно от ее наличия и устойчивости в сознании зависит судьба всего движения, его направление, возможность ориентации даже в сгущающейся тьме обстоятельств жизни (как по Полярной звезде в ночи).

Понятно, что ход нормального в нашем понимании, то есть направленного на присвоение родовой человеческой сущности, развития смысловой сферы должен состоять в одновременном (сопряженном) движении по вертикали и горизонтали (см. схему 2.3). По вертикали – к гуманистическим и духовным представлениям, по горизонтали – от нестойких, ситуационно возникающих отношений к осознанным личностью ценностно-смысловым ориентациям (на схеме 2.3 это общее направление обозначено вектором N).

Однако ясно и то, что психологически развитие (набор высоты) смысловой сферы идет отнюдь не так линейно, как это показывает схематический вектор. Действительность подразумевает остановки, отступления, возвраты и т. п. Например, освоение (присвоение) определенного смыслового уровня подразумевает продвижение по всему горизонту данной ступени – от ситуативных, неустойчивых содержаний до утвердившихся смысловых установок и личностных ценностей. И вот когда ступень, казалось бы, обжита, внутренне присвоена, обнаруживается (вдруг или исподволь) что-то весьма задевающее, раздражающее, разочаровывающее и толкающее потому к поиску новых смысловых оснований бытия. В плане движения деятельности речь тогда о возникновении «потребностных состояний», к описанию механизмов которых мы приступим в следующем параграфе данной главы (см. также материалы о возрастных противоречиях развития личности в § 3 и § 4 гл. V). Так возникает состояние кризиса (внутреннего осуждения, суда над происходящим), результатом чего может быть переход, восхождение (надо ли говорить, сколь часто многотрудное, требующее напряжения всех сил) к новой ступени смыслового сознания.

Но там, на еще не обжитой ступени, – ты новичок, которому предстоит освоение открывающегося пространства с азов, с неустойчивых и ситуационных пока смыслов, принимаемых, однако, тобой за опознавательные и все объясняющие постижения (синдром неофита). И снова тогда предстоит освоение, движение по горизонтали – от ситуационного к личностно-ценностному, которое, в свою очередь, может окончиться постановкой под вопрос и жаждой нового общего смысла. Такая картина – уже не линейный вектор, а – скорее – зигзаг. Поправят – спираль познания, но винтовая лестница – слишком комфортный образ, не отражающий углов и поворотов, сопутствующих реальному подъему, на каждую ступень которого уходят годы внутренних трудов и преткновений (см., например, § 4 гл. V). Возвращаясь к вектору движения N на схеме 2.3, советуем понимать его поэтому как стрелку компаса, что показывает ориентир движения, но не сам конкретный маршрут пути, определяемый уже характером местности, обстоятельств, свойствами, силой вашей натуры, помощью извне[221]221
  Верующий в качестве условия такой помощи будет уповать прежде всего на Бога («Если Господь не построит дома, впустую потрудились строители; если Господь не сохранит города, впустую бодрствовал страж» – Пс. 126: 1). Неверующий – на судьбу, везение, удачу, расклад звезд и т. п. В любом случае построение маршрута жизненного пути так или иначе подразумевает «третье измерение», вынесенную вовне умопостигаемую инстанцию помощи или противодействия пути, словом, все то, о чем уже говорилось выше при обсуждении роли метафизического пространства, наддеятельностных смыслов в решении конкретных «земных» задач.


[Закрыть].

Каждая ступень подъема по лестнице уровней смысловой сферы и каждое усиление степени присвоенности данного смыслового содержания, повторим, не уничтожает вовсе предшествующие смыслы и представления, но включает их в новые системные отношения, собирает в новый узор, преображает, отделяя главное от неглавного, качественно меняя «смысл их смысла» в жизни человека. Поэтому в реальности смысловое обеспечение даже отдельно взятой, изолированной деятельности никогда нельзя полностью замкнуть, ограничить рамками только одного какого-либо уровня; напротив, полная характеристика определяется соотнесением, конфигурацией нескольких уровней, с той или иной силой и интенсивностью представленных в сознании и отраженных в поведении.

В работе М. Н. Мироновой, выполненной под нашим руководством, это было показано эмпирически. Исследование смысловой сферы педагогов обнаружило, например, различные сочетания уровней. Так, группоцентрический как ведущий мог сочетаться с эгоцентрическим, эгоцентрический – с предличностым, гуманистический – с готовностью принять духовные ценности и др.[222]222
  См.: Миронова М. Н. Психология развития личности педагога в системе профессионального образования. Калуга, 2004.


[Закрыть] Характер подобных сочетаний может также указывать на ситуации перехода, колебаний от одного уровня к другому и, в зависимости от констатации доминирующего сейчас уровня, свидетельствовать об актуальных перспективах развития данной личности. Скажем, для эгоцентриста вполне могут существовать и групповые, и коллективистские, и общечеловеческие, и даже духовные порывы, только последние так или иначе, но постоянно уступают, проигрывают, искажаются в угоду эгоцентрическому отношению, постепенно теряя при этом реально переживаемое содержание и девальвируясь, в конце концов, до пустой декларации.

Эта нередко встречающаяся одновременная представленность в том или ином виде, с той или иной степенью присвоенности каждого из разобранных уровней не означает их «мирного сосуществования»; напротив, они обычно сосуществуют в обстановке более или менее выраженной внутренней оппозиции. Стойкий эгоцентрист, чтобы уважать и оправдать себя, свои действия и поступки, стремится рассматривать свое миропонимание отнюдь не как локальное, лишь ему и ему подобным присущее, но как объективное, общее, пригодное для всех и, более того, так или иначе всеми разделяемое, но лишь у некоторых маскируемое громкими словами и фразами. Потому он охотно и часто с изрядной долей агрессии дискредитирует более высокие уровни, выискивая в них скрытые «корыстолюбие», «хитрость», «глупость», «ненужность», «вредность» и т. п. Исповедание собственно духовных, нравственных, просоциальных уровней также подразумевает противостояние, но на этот раз побуждениям, идущим от нижележащих уровней. Ни один уровень, даже интенсивно присвоенный, ставший личностно-ценностным, не дается человеку как некий постоянный капитал, который можно раз заслужить, заработать, а затем уже безбедно существовать всю остальную жизнь на ренту, проценты от него. Смысловую сферу каждого человека можно рассматривать как арену противоборства между ее основными векторами, направленностями: с одной стороны, направленностью к общему, всеобщему, а с другой стороны – к частному, ситуационному, прагматическому. (Легко усмотреть за этим противоборством то внутреннее движущее противоречие развития, о котором мы писали в гл. I, – между отношением к другому человеку как самоценности и отношением к нему как к конечной вещи.) Можно смело поэтому говорить о природе смысла как живой системы, то есть системы, имеющей противоречия, соединяющей в себе разнонаправленные тенденции. Вспомним афоризм: «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо». Если каждого человека строго «разобрать» на составляющие его желания, помыслы, потребности и печали, то отдельные детали этого «конструктора» под названием «психика человеческая» окажутся, во-первых, во многом сходными, а во-вторых, их набор, наименование – во многом одинаковыми. Важны не столько выхваченные из контекста отдельные части, сколько их неповторимое соотнесение, сочетание, общая устремленность, противоборство, которые и составляют захватывающую картину человеческого духа, его восхождение или нисхождение, подвижничество или прозябание, подвиг или падение. Пристрастность человеческого сознания, эмоциональная насыщенность смыслов реального бытия во многом определяются именно этим обстоятельством.

Автор поэтому весьма далек от мысли, что людей можно расклассифицировать, расставить каждого на определенной ступени. Повторим, что все четыре уровня актуально или потенциально, но так или иначе присутствуют, сожительствуют, действуют в каждом, и в какие-то моменты, хотя бы эпизодом, побеждает один уровень, а в иных ситуациях – другой. Однако вполне можно говорить и о некотором типичном для данного человека профиле, типичных смысловых устремлениях, успевших приобрести статус личностных ценностей, и перед ними в ситуации выбора, как правило, начинают проигрывать другие порывы.

Можно воспользоваться для иллюстрации образом, аналогией прозрачности. Эгоцентрист по большей части прозрачен, открыт лишь для эгоцентрических побуждений, тогда как в отношении вышележащих уровней он затуманен, неверен, случаен, видит их в дымке, искажении, преломлении – как сквозь тусклое, затемненное, загрязненное напластованиями его эгоцентризма стекло. И мы, со стороны глядя, видим, по преимуществу, лишь проявления и знаки этого себялюбия. Подъем по ступенькам развития личности – это все большая открытость, прозрачность (изнутри и извне) ко все более высоким смыслообразующим уровням. Восхождение на последнюю ступень делает человека открытым, прозрачным духовным реалиям. Это может произойти ситуативно, на время, и далее замутиться надолго (оставив, однако, в душе некий образ памяти и переживания), а может стать относительно постоянным состоянием. Вот тогда-то мы вдруг видим, что человек светится весь, излучает, изливает добро, любовь и свет. Но не из себя, а как бы через себя, ставшего прозрачным для главного (верующий скажет – для Бога), сумевшего стереть, смыть эгоцентрические наслоения, узость группоцентризма – словом, все то, что покрывало разводами и наслоениями стекло его души, делало непрозрачным для света жизни.

Продолжая метафору, можно говорить об определенной, присущей каждому смысловой оптике, характере ее возможных преломлений, помутнений, искажений и др. Каков тогда источник света? В общефилософском плане – истина, что светит сама себе; для верующего – Бог как солнце истины. В любом случае подразумевается, что смысловая сфера пронизывается, животворится этим светом, пусть и столь часто заслоняемым напластованиями, теряющимися в лабиринтах узкоцентрированных ориентаций и защит. Схематично источник этого света мы изобразили на схеме 2.3 в виде пунктирного солнца. Границы смысловых уровней, как видит читатель, изображены прерывистой линией, символизируя, что через ее разрывы свет может проникать от явного и животворного на духовных уровнях до почти невидимого, затерянного, кажущегося кажущимся на эгоцентрических и предличностных. Но и в последних случаях может появляться смутное предчувствие, беспокойство и признаки тяги к чему-то иному, превосходящему наличное.

Приведу относящийся к этой теме фрагмент одной из бесед с коллегами и друзьями. «Личность видится на промельк», – заметил Вадим Петровский. «Личность – образование мерцающее», – уточнил Виктор Слободчиков. «Личность – ответ на требования, обращенные извне, и этим мерцанием и вспышками дает знать об этих ответах», – сказал Анатолий Кричевец. Федор Василюк покачал головой, но ничего не сказал. В качестве поясняющей пришли тогда к следующей картине: мы медленно приближаемся к небольшому леску прибалтийских сосен. И вдруг среди стволов впервые пробивается свет моря, обнаруживая свое, все меняющее вокруг присутствие[223]223
  Как знать – быть может, отдаленный отзыв (резонанс) на ту беседу и на образы, в ней возникшие, присутствует в поэтическом наброске, найденном в бумагах Федора Ефимовича Василюка (28.09.1953—17.09.2017): «Друзья мои, когда в последний час / Сосновый бор просветит луч последний, / Душа моя оглянется на вас / И вспомнит вас и этот день осенний» (представлено автору Ольгой Филипповской 26.08.2018).


[Закрыть].

Каждый человек – это персональный путь к свету, его поиску, нахождению или потере, это история, маршрут, судьба, драма этого пути. Если персонифицировать личность как предмет психологии, то это необходимый помощник, посредник, проводник на этом пути (не скажу уже тогда «инструмент», «орган»). «Мелькание», «мерцание», «вспышки» – воспринимаемые знаки присутствия, работы этого проводника и помощника. А еще нередко и сигналы если не бедствия, то призыва, надежды, упования, нужды в нашем доверии и встречном усилии, чтобы отдельные мелькания, мерцания и вспышки преобразились в свечение, чтобы, найдя и войдя в область света, мы сами стали светом, его – буквально – светоносной частью.

Надо ли при этом еще раз напоминать, что человек просоциального или духовного склада не просто пребывает в башне из слоновой кости, вкушая тонкие услады праведности («над мировою чепухою, над всем, чему нельзя помочь»), но ведет тяжелую и постоянную борьбу (брань) с нижележащими уровнями души. Это действительно восхождение со всеми его перипетиями и опасностями. И потому эгоцентрист при определенных условиях, подвиге и дерзаниях может, порой совершенно неожиданно для остальных, возвыситься, а достигший, казалось бы, постоянства духовного уровня пасть, низвергнуться в одночасье в бездну самолюбия.

И еще одно важное замечание, на этот раз подчеркивающее различие психологического и этического подходов. С точки зрения психологии эгоцентрические или группоцентрические уровни не могут быть оценены сами по себе как узкие, недостаточные, ведущие к аномалиям. Оценка будет прямо зависеть от конкретного этапа развития личности. Ребенок сугубо эгоцентричен до определенного возраста, и это совершенно нормально, более того, позволяет ему овладевать собой, ближайшим пространством, первыми отношениями с миром. В подростковом возрасте появляется круг друзей, группа, в молодом возрасте – своя семья, не говоря уже о том, что у каждого – свое отечество, свой народ и т. п. Достижение человеком группоцентрического уровня – важнейший психологический этап отхода от эгоцентризма, начало децентрации, возможности поставить себя на второй план ради близких других. И ни один из этих этапов нельзя перескочить без ущерба для общего развития.

Иное дело – остановка роста, гипертрофия, стагнирование того или другого этапа, скажем, застревание детского эгоцентризма у взрослого человека или разрастание группоцентризма, затмевающего необходимость перехода к вышележащим уровням. Л. Н. Толстой говорил в конце жизни о «возрастах духовных», связях между ними, хотел описать их, чтобы люди, переходя от одного к другому, не пугались, а знали, что такое было и с другими. В этом плане мы видим вокруг себя людей разного духовного возраста, далеко (часто – весьма далеко) не совпадающего с паспортным возрастом. Взрослые могут оказываться по своему духовному возрасту подростками, детьми, даже младенцами. Равно как дети могут становиться раньше срока взрослыми, даже пожилыми, пережить и понять столько, что приобрести мудрость, которая есть в этом плане спрессованное страдание. Всему свое психологическое время, и застрять так же чревато, как и забежать вперед.

Психология, входящая в рассуждения о замысле человека, прислушивающаяся к извечным спорам философов, культурологов, теологов, получает шанс пробиться к пониманию своей действительной миссии в осуществлении этого замысла. Иными словами, получает шанс стать не только «психологией психики» (выражение В. И. Слободчикова[224]224
  См.: Слободчиков В. И., Исаев Е. И. Психология человека: Введение в психологию субъективности. М., 2013.


[Закрыть]), но и психологией человека.

* * *

Понятно вместе с тем, что основной предмет повседневных забот составляют отнюдь не общие и вершинные устремления, а постоянно сталкивающиеся актуальные мотивы, потребности, цели, которые наполняют (переполняют) жизнь человека. Стоит ли тогда придавать такое место и значение вершинным уровням смыслообразования, в то время как реального человека поглощают житейские хлопоты и конфликты?

Обратимся к одной из самых распространенных (можно сказать – массовых) аномалий личности – неврозам.

Согласно расхожему представлению, причины неврозов коренятся в одолевающих современного человека тяготах, заботах и конфликтах, которые, становясь чрезмерными, приводят к различным формам отклонений. Путь к здоровью видится тогда в преодолении, в борьбе с ними, в их нивелировании, создании все больших внешних удобств и т. п.[225]225
  Но все это парадоксальным образом ведет лишь к разрастанию, делая невроз спутником (или тенью) общества потребления и внешнего благоденствия. В результате со стремительно растущей армией невротиков не успевает справляться столь же стремительно растущая армия психотерапевтов.


[Закрыть] Драма, тем самым, усматривается как происходящая в рамках (плоскости) того, что выше было обозначено как «действенное поле».

Можно, однако, обнаружить и другой объяснительный ряд, выходящий за рамки непосредственных коллизий «действенного поля». Невротичным человека делают не сами по себе проблемы (которые есть у многих, если не у всех), а частое отсутствие, слабость, непроясненность наддеятельностных уровней смыслового сознания, позволяющих отразить, увидеть себя в истинном свете. Как замечает К. Г. Юнг, – «лица, имеющие проблемы, очень часто бывают невротиками, но было бы серьезным недоразумением смешивать наличие проблематики с неврозом, ибо между ними имеется существенное различие: невротик болен потому, что не осознает своей проблематики, а человек, имеющий осознанную проблему, страдает от нее, не становясь больным… Психоневроз, в конечном счете, есть страдание души, которая не отыскала собственного смысла»[226]226
  Юнг К. Г. Проблемы души нашего времени. М., 1996. С. 57.


[Закрыть].

О каком, однако, как не о собственно «наддеятельностном» смысле может идти в данном случае речь у Юнга? Ведь смыслов деятельностного поля у невротика более чем хватает: осмыслены, вернее – приданы смыслы каждой навязчивости, обостренному чувству самолюбия, построению защит от якобы вереницы обид и т. п. Но, как правило, закрыт, затянут пеленой (непрозрачен) смысл, который бы «свидетельствовал из самого себя», а не был бы прямо зависим от стечения обстоятельств, сгущения внешних противоречий и конфликтов, ввергаясь в которые, становясь их заложником, невротик все более уводится в смысловые сумерки, отдаляясь от света обобщающих смыслов.

Впрочем, не надо думать, что речь должна идти только о (каких-то там) «невротиках». Речь об общих для всех нас законах, о повседневных опасностях и сетях уловления в «психопатологию обыденной жизни». Латышский философ А. Милтс пишет: «Людям нередко не хватает легкости… Чуть ли не на каждом шагу нам мерещатся враги… Мы „боремся“ там, где проще было бы снисходительно улыбнуться. Жена борется с мужем, покупатель с продавцом, учитель с учеником, подчиненный с начальником, лентяй с наставником, пьяница с водкой. Сколько в этой борьбе ничтожных побед и поражений! Но самое печальное состоит в том, что после этого у нас уже не остается ни сил, ни времени на истинно принципиальную борьбу, на настоящий героизм… Мелкие победы при более широком взгляде на вещи порой оказываются лишь составными частями крупного поражения. Это вовлекает личность в неразбериху беспрерывных конфликтов, вихрь мелких удач и неудач, которые никак не способствуют совершенствованию ни личности, ни семьи, ни общества»[227]227
  Милтс А. Гармоническое и дисгармоническое в личности. Рига, 1983. С. 32.


[Закрыть]. Напомним в связи с этим и высказывание Паскаля: «Кто преуспевает в малом, тот не способен достичь большого».

Итак, даже в повседневной жизни очевидна особая значимость отстаивания предельных (наддеятельностных, метафизических, умопостигаемых) смыслов. Неврозы (равно как и описанные Милтсом состояния взбаламученного обыденного сознания) становятся, скажем мягче – могут становиться все более плотной завесой, отделяющей от истинных ценностей и назначения человека. И это при том, что повседневность вовсе не обязана и вовсе не стремится по своей природе потакать нам в путях восхождения. Напротив, кто избежит потерь, страданий, поражений, обид? Не говоря уже о тяготах, связанных с болезнью, старением, угасанием (как у Л. С. Выготского – «проклятие материи, проклятие движущихся слоев воздуха изначально тяготеет над чистым сознанием»[228]228
  Выготский Л. С. Психология развития человека. М., 2004. С. 1017.


[Закрыть]).

Однако при всей сложности, перепутанности бытия в современном, подчас безумном мире, в ходе нашей (и никакой другой иной и никем иным за нас не проживаемой) жизни решается, разыгрывается, ставится на кон судьба родо-видового противоречия, антиномии временного и вечного, конечного и бесконечного, профанного и сакрального, дольнего и горнего. Здесь – исток той самой психологии личности в терминах драмы (равно – и это будет ваш выбор – пьески или фарса). Отсюда – возможность нам на сцене жизни, здесь и теперь, а не когда-то кем-то в прошлом или будущем, – прорваться, разомкнуть происходящее в сторону горнего света, открыть его и открыться ему. Либо – оказаться все более загнанным (неврозом ли, потаканием себе, желанием быть как все и т. п.) в сужающуюся книзу воронку, в клише одних и тех же симптомов и реакций, давно описанных на страницах соответствующих учебников.

Невроз и многочисленные пути, ведущие в нему, плохи в этом плане не сами по себе, а тем, что не дают, цепляют, препятствуют выйти к свету (стать для него прозрачным), настолько поглощая все бо́льшие силы и внимание, что их уже не остается на личностное свободное действие (поступок). Образно говоря, невроз вовлекает в возню с собой вместо борьбы за себя. И постепенно человек может настолько свыкнуться с первым, что теряет жажду и вкус ко второму. И даже когда появляется шанс («зеленая дверь»), он отступает, возвращается, поворачивается лицом к привычному невротическому мирку и – тем самым – спиной к ждущему, надеющемуся на его единственное, уникальное участие и утешение миру.

* * *

В плане понимания соотношения разных уровней смысловой сферы известной интерес представляет разработка понятия о конфликтных личностных смыслах. Выше (в одном из примечаний) мы уже приводили интерпретацию конфликтного смысла кубинского психолога М. Кальвиньо – это смысл явления, которое способствует достижению одного мотива и препятствует достижению другого. Конфликтный смысл, по В. В. Столину, выявляется в трудности преодоления человеком той или иной преграды ради достижения чего-то для него важного. Так, проведя многочисленные опросы и подвергнув результаты математической обработке, он пришел к выводам (в целом оказавшимся достаточно самоочевидными), что «ситуации, требующие активности в общении, делаются преградными для того, кто обладает робостью», «ситуации, требующие от личности безнравственного поведения (солгать, нарушить обещание), предполагают в качестве внутренней преграды совесть» и т. п.[229]229
  Столин В. В. Самосознание личности. М., 1983. С. 149.


[Закрыть] Из этого в свою очередь выводится, что поступок – «это либо преодоление преграды, либо, под ее влиянием, отказ от действий»[230]230
  Столин В. В. Проблема самосознания личности с позиций теории деятельности А. Н. Леонтьева // А. Н. Леонтьев и современная психология. М., 1983.


[Закрыть].

Эти экспериментальные факты подтверждают сложный и во многом внутриконфликтный характер рассматриваемых явлений. Следует заметить, однако, что исследуемые конфликты в основном относимы к действенному полю и рассматриваются как могущие возникать, а могущие и не возникать на пути достижения мотива в данных конкретных условиях. Но мы уже обращали внимание на проблему более общую – проблему движущих, то есть постоянных, неустранимых противоречий собственно смыслового поля. Если, по В. В. Столину, «пока поступок не свершен – смыслы „я“ не находятся в противоречии»[231]231
  Там же. С. 108.


[Закрыть], то, по нашему мнению, смысловая система «я», если таковая наличествует, есть внутренне напряженная, живая, то есть, повторяем, содержащая противоречия система, которая, конечно же, проявляет, формирует, изменяет себя через действенный, бытийный план своей активности, но не может быть вся без остатка сведена к этому, не является в своем развитом состоянии лишь отражением конкретных коллизий деятельности – преодоления или непреодоления преград на пути к цели.

Гегель писал: «Таким образом, нечто жизненно, только если оно содержит в себе противоречие и есть именно та сила, которая в состоянии вмещать в себе это противоречие и выдерживать его»[232]232
  Гегель Г. В. Ф. Наука логики. Т. 2. М., 1971. С. 66.


[Закрыть]. Что касается конфликтов, то они не более чем внешний слой (констатируемый и обыденным, донаучным сознанием) лежащего более глубоко противоречия. Конфликты возникают и исчезают; движущее противоречие может исчезнуть лишь с прекращением жизнедеятельности той системы, которая была способна его «вмещать и выдерживать».

Иначе говоря, закономерности действенного плана (поведение индивида в лабиринте преград) вряд ли следует прямо переносить на функционирование всего смыслового поля. Преодоление преград (то есть, по сути, отголоски старого понимания проблемы воли как выбора наиболее сильного желания из ряда конкурирующих и подавление, преодоление остальных) представляется весьма удобной моделью для построения формальных исследовательских процедур и дальнейшей математической обработки результатов их применения, но все же далеко не отвечающей сложности порождения и функционирования целостной смысловой сферы человека.

Смысловые системы, по крайней мере высшие, нравственно-ценностные и духовные их уровни, несут в себе функцию не столько отражения, сколько преображения, нового ви́дения действительности, связывания разнородных и частных интересов, нижележащих смыслов («преградных» и «конфликтных» в том числе) в единый, определяющий суть и назначение человека взгляд на самого себя и на окружающую жизнь[233]233
  Напомним мысль Л. С. Выготского, что психика не зеркало, а субъективное искажение действительности в пользу организма.


[Закрыть].

Ценностное восприятие, по верному замечанию Ф. Е. Василюка, дает возможность человеку преодолевать неудачи и преграды действенного поля[234]234
  См.: Василюк Ф. E. Психология переживания. М., 1984; Василюк Ф. Е., Зинченко В. П., Мещеряков Б. Г., Петровский В. А., Пружи нин Б. И., Щедрина Т. Г. Методология психологии: проблемы и перспективы. Учебное пособие. М., 2012.


[Закрыть]. Это не значит, что при этом человек вовсе не испытывает конфликтных состояний и переживаний, что в его смысловой системе нет и не может быть конфликтных смыслов. Их может быть сколько угодно. Но конфликты нижележащие (чаще в ходе специальной деятельности смыслопонимания) снимаются, точнее, преображаются ценностным уровнем, буквально получают свою истинную цену. Поэтому, в частности, обилие конфликтных смыслов, неудачи в их «расконфличивании» могут не менять ни общего уровня самоуважения личности, ни ее устойчивости, ни уверенности в себе, и, напротив, перемены ценностной ориентации всегда сопровождаются глубоким кризисом личности, даже в том случае, если нет видимых конфликтов на других уровнях смыслового сознания. Повышение уровня смыслового восприятия действительности ведет к интегрированию личности, пониманию происходящего (в том числе конфликтов, затруднений – больших и малых) в свете борьбы за общие цели и идеалы, за человеческое достоинство и совершенство – как высокой трагедии, а не мелкотравчатой склоки человеческой жизни. В этом плане очень верно следующее определение смысла, которое мы находим у А. А. Брудного: смысл – это такое отражение действительности в сознании, которое может изменить действительность[235]235
  См.: Брудный А. А., Кавтарадзе Д. Н. Экополис. Введение и проблемы. Пущино, 1981. С. 20.


[Закрыть]. Надо лишь добавить и уточнить: не только может изменить, но обязательно изменяет, преобразует, преображает в акте смыслового восприятия действительность, делая ее в своем внутреннем видении вовсе не той, чем она является номинально, но придавая ей особый, прямо не усматриваемый «объективным зрением» других и прямо не вытекающий из самой этой действительности смысл, связь событий.

Распадение же этой связи равносильно утере общего смысла, кризису смысловой сферы (ее – не сочтите за каламбур – обессмысливанию). При этом действительность, ее отражение, даже «объективность» этого отражения остаются, но теряется то, ради чего стоит ее отражать, – общий взгляд, связующая жизнь воедино идея. Клинический опыт убедительно показывает, что так называемые неврозы потери смысла (нусогенные, экзистенциальные неврозы и др.) вызваны прежде всего не коллизиями преодоления преград, не трудностями выбора поведения в пользу того или иного мотива, а с отсутствием, потерей нравственно-ценностного взгляда на жизнь как главного условия ее осмысленности, из которого как частность вытекает и стремление к достижению тех или иных мотивов со всеми связанными с задачами этого достижения текущими переживаниями. Понятно, что в каждодневном бытии человека в большей степени отражаются именно эти, здесь-и-теперь одолевающие заботы, что и создает порой иллюзию их главности, их реальности и зримости в противовес отдаленным и расплывчатым общим идеям. Но достаточно резкой смены обстоятельств, кризиса, поворота внешних событий, чтобы увидеть стержневую для всей судьбы личности роль последних.

* * *

Речь в разделе шла, прежде всего, об индивидуальных психологических процессах, то есть о внутренней судьбе отдельного человека. Но каждая такая судьба с очевидностью зависима и, в свою очередь, тесно влияет на других людей, во множестве нас окружающих. Влияние это бывает зримым, непосредственным или скрытым, незаметным, тонко опосредованным. У английской писательницы Айрис Мердок один из героев вдруг приходит к пониманию, что вот он сидит сейчас развалясь в кресле, самодовольно курит, попивая вино и ухмыляясь своим нехорошим мыслям, и из-за этого – быть может – кто-то умрет в муках. Скажут – заведомый перебор, художественное преувеличение. Но если вспомнить, что мы говорили выше о возможности чеховских завязок в шекспировских развязках, если представить, проследить весь длинник индивидуальной судьбы – встреч, событий, поступков, отношений, то каких и сколько обнаружится пересечений с судьбами других людей, застигнутых в самых разных состояниях и положениях! И окажется, что скольким (уж по крайней мере – некоторым) мы могли посодействовать, пусть протянув вовремя руку, пусть сказав от сердца сильное и ободряющее слово. Но для того до́лжно быть внутренне собранным, соотносимым с высоким уровнем смысловой зрелости, пребывающим в готовности (мы не знаем заранее часа), бодрым и душевно трезвенным. И – как знать – тогда даже наша малая, пусть на ходу оказанная поддержка сможет ободрить и – даже – спасти человека, в порыве отчаяния, сцеплений бед, несправедливости, заблуждений готового совершить уже непоправимое и роковое.

И напротив – проходя мимо, не вникнув, не покинув своего круга эгоцентрических смыслов и забот, привычно оттолкнув, сказав раздраженное, злое, обидное, – мы тем самым добавляем еще одну каплю, могущую уже переполнить чашу чьего-то одиночества, страха, ощущения безвыходности[236]236
  Повсеместно ранее висевшие таблички, предупреждавшие о том, куда не следует сворачивать, потому что, скажем, впереди тупик (в метро, например), – «Выхода нет» – стали со временем заменяться на «Прохода нет», «Выход рядом». Оказалось, что первая формула (хотя речь, понятно, просто о разъяснении маршрута следования) подспудно, неосознанно могла смыкаться, ассоциироваться с имеющимся (могущим иметь место у кого-то) ощущением внутренней безысходности, безвыходности и – пусть в ничтожнейших долях процента – лишний раз наводить на мысль, подталкивать к роковым шагам. Если такой возможностью обладает технический указатель, то насколько она возрастает, когда это живое слово и действие живого человека.


[Закрыть]. Так ли уже поэтому не прав герой Айрис Мердок, вдруг прозревший – к чему, к какому возможному действию и поступку он тренирует, уготавливает себя, когда вполне себе мирно и никого не трогая сидит в кресле и улыбается своим нехорошим мыслям. Читатель может вспомнить здесь и вышеприведенные рассуждения о неизведанном сценарии жизни, и о том, что каждый в определенном ракурсе, пересечении пространства и времени является главным героем (уже по одному тому, что это сценарий его, а не какой-то другой жизни).