Текст книги "Восстание среднего класса"

Вопрос в том, смогут ли левые, начав свою консолидацию на площади Революции, стать политической силой, способной консолидировать новую протестную массу, или они последуют за либералами – в болото. События 10 декабря показали, что на сегодняшний день оба варианта возможны.

Побег из еврозоны

Слова политиков и международных банкиров о нерушимости евро и необратимости принятых решений все больше напоминают заклинания, с помощью которых пытаются предотвратить надвигающуюся катастрофу– не имея других средств для борьбы с ней. Несомненно, оптимистические прогнозы и громкие обещания призваны успокоить рынки, тем более что рождественские праздники на Западе являются важным элементом экономического цикла. Главный смысл Рождества здесь давно уже не в религии и не в семье – это ежегодный пик потребительского ажиотажа.

Между тем, тучи над Европой продолжают сгущаться, и никакими красивыми речами процесс не остановишь. Эксперты дружно заявляют, что у еврозоны есть только две перспективы: распад или дальнейшая интеграция. На этом сходятся все, но мало кто готов признать, что та интеграция, о которой идет речь на саммитах политических руководителей и совещаниях министров финансов, представляет собой катастрофу. По сравнению с ней все невзгоды, вызванные возможным распадом еврозоны, представляются легкими недомоганиями.

Дело в том, что проект интеграции, согласованный нынешней осенью, представляет собой ни больше ни меньше, как план уничтожения демократии в Западной Европе. Согласно этому проекту национальные парламенты лишаются права самостоятельно формировать бюджет собственной страны. И право это передается не какому-либо новому представительному органу, даже не декоративному Европейскому парламенту, а неким технократическим структурам, которые ни перед кем не отвечают– кроме бюрократической элиты и международного банковского сообщества.

Антиутопии, сочиненные литераторами и всевозможные «теории заговора» меркнут перед этим простым и, в некотором смысле, даже наивным планом, открыто лишающим население целого континента права распоряжаться собственным будущим.

Исключительное право парламента решать финансовые вопросы государства было и остается фундаментом демократии. Без него любой представительный орган превращается в пустую говорильню, консультативную ассамблею с сомнительными возможностями и неопределенными полномочиями. Вполне понятно, что премьер-министр Британии в принципе не может подписать подобный документ: нет ни малейшего шанса, что Вестминстер, «мать всех парламентов», согласится это принять. И даже если каким-то чудом удалось бы «натянуть» большинство при голосовании, граждане Соединенного Королевства этого не примут никогда. Английская революция началась с попытки монархии посягнуть на бюджетный суверенитет. Подобные посягательства стоили Карлу I головы. Лондонское правительство ссылается на то, что ряд положений договора неудобны для Сити. Иными словами, пытается заручиться поддержкой своих банков– против немецких и французских. Однако дело не только в конкуренции между финансовыми центрами. Британские политики, обладающие, в отличие от своих коллег на континенте, отличной исторической памятью, слишком хорошо знают, чем такие игры заканчиваются.

В других странах Европы нарастает напряжение. Правительства и парламенты, похоже, уже настолько контролируются финансовыми институтами, что готовы одобрить все, что угодно. Но готовность населения проглатывать одну за другой очередные порции антидемократических и антисоциальных мер, похоже, исчерпана, даже если подается это под соусом «борьбы за спасение Европы». Всем слишком понятно, что парламенты хотят лишить права формировать национальный бюджет отнюдь не для того, чтобы способствовать экономическому развитию стран или благосостоянию граждан. Политика жесткой экономии проводится уже второй год, и последствия ее вполне очевидны. Вместо того, чтобы способствовать экономическому росту, она ведет к рецессии. Жизненный уровень стремительно снижается, а вслед за этим начинается наступление на политические права.

«Пикейные жилеты» из российского экспертного сообщества строго рассуждают о «ленивых» греках, испанцах, итальянцах, а теперь уже и французах, из-за которых «трудолюбивые немцы» должны идти на жертвы.

Но если «ленивые итальянцы», оставшись без денег, перестанут покупать товары, «трудолюбивые немцы», которые их производят, останутся без работы.

Это понимают и лидеры Германии, с беспокойством ожидающие, что рано или поздно волна общеевропейского недовольства докатится и до них. Но влияние банковского сообщества сегодня столь сильно, а страх перед переменами столь велик, что никто не решается изменить курс. Правда, французские социалисты неожиданно для многих уже заявили, что в случае победы на выборах откажутся от договоренностей, которые Ангела Мергель и Николя Саркози навязали собственным странам и остальной Европе. Что будут они делать, когда реально окажутся у власти – вопрос другой, эта партия прославила себя многочисленными обманами и предательствами. Но само по себе заявление о предстоящем пересмотре соглашений становится фактором общественной и даже экономической жизни.

Описываемое положение дел стандартно укладывается в ленинское описание революционной ситуации. Верхи не могут управлять по-старому, низы не хотят жить по-старому, а экономическое положение резко ухудшается.

Говорить, вслед за ленинским текстом столетней давности, про «нужду и бедствия» трудящихся масс в современной Европе будет, конечно, некоторым преувеличением, но, как известно, с высокой табуретки больнее падать.

Стремительное снижение жизненного уровня, который сейчас переживает запад Европы, беспрецедентно, его в чем-то можно сравнить лишь с тем, что наша страна пережила в начале 1990-х годов.

Между тем, именно на Россию возлагают надежды евробанкиры: вступление нашей страны в ВТО открывает для немецкой промышленности рынки сбыта взамен уничтожаемым в странах Средиземноморской Европы. Наши либеральные эксперты, захлебываясь от восторга, предрекают поток дешевых товаров, которые осчастливят российского потребителя. Но почему-то забывают упомянуть, что вместе с товарами мы импортируем безработицу. Извечная мечта отечественных элит быть поближе к Европе в очередной раз материализуется через приобщение к общей беде. Быть в одной лодке сегодня означает потонуть вместе. Замечательная перспектива, особенно если верить, что в хорошем обществе и тонуть приятнее.

Экономический коллапс неминуемо высвобождает социальную энергию. Западная Европа давно не переживала революционных событий, и мы даже с трудом можем представить себе, какую форму примет революция в подобных странах. Но именно упорство элит создало условия, когда подобная перспектива из маловероятной превратилась в возможную, а сейчас, похоже, становится неминуемой. Страны, экономика и общественная жизнь которых сегодня уничтожаются ради «спасения евро», обречены на потрясения. У них просто нет другого выхода, кроме «побега из еврозоны». И если ради этого придется крепко «помять бока» местной «охране» из числа политиков и финансистов, то виноваты в этом будут лишь те, кто сам завел ситуацию в тупик.

Что касается российского населения, то оно пока еще не вполне осознало смысл происходящего. Пробуждение общественного сознания происходит с трудом – как и положено зимой жертвам «летнего времени», которые пытаются в кромешной тьме разобраться, наступило ли уже утро…

Но рассвет наступает. И если российские элиты готовы брать пример со своих западных партнеров, демонтируя образование и здравоохранение, разрушая систему социальной защиты, то и жители нашей страны все внимательнее присматриваются к происходящему в Европе. Либеральная оппозиция боится социальных требований. Она мечтает все устроить «по-западному» в то самое время, когда на самом Западе народы восстают против этого экономического устройства.

Когда придет время социального протеста, мы обнаружим, что Россия действительно стала европейской страной. Только вряд ли отечественным либералам это понравится.

Знамена и ленточки

Столицы проводили 2011 год митингами, а политические комментаторы всех мастей наводнили интернет и прессу текстами, количество которых сопоставимо с численностью протестующих. Все уже высказались по нескольку раз, кто восторженно, кто скептически. Но, увы, мало кто попытался не оценивать происходящее, а понять его.

Те, кто приравнивают московские события к захвату площади Тахрир в Каире, обещая бурный рост движения, видимо, очень слабо представляют себе, что такое настоящая борьба на улицах. В Каире была многодневная оккупация площади в условиях непрерывной конфронтации с полицией. Да и сама площадь Тахрир была не просто местом, допускающим огромное скопление людей, а важнейшим городским узлом, заняв который народ блокировал значительную часть деловой и туристической активности. Люди, собравшиеся на площади, были полны решимости драться и погибнуть – они действительно ничего и никого не боялись.

Уличная толпа в Москве была гораздо более мирной, хотя вечером 5 декабря ситуация действительно вышла из-под контроля. И если бы шесть тысяч протестующих не двинулись, повинуясь какому-то непонятному «зову предков», пробиваться через полицейские кордоны на Лубянку, а рванули по беззащитной Маросейке к Новой площади, еще неизвестно, чем бы все кончилось. Митинг на площади Революции, назначенный на 10 декабря, еще сохранял эту протестную энергию, необходимую для уличного действия, и либеральные лидеры, самозванно взявшие на себя «представительство» интересов улицы, вместе с властями сделали все возможное, чтобы разрядить обстановку.

Перемещение митинга с площади Революции на Болотную площадь имело самые серьезные практические и политические последствия. Это был не только шаг, направленный на снижение уровня конфронтации, но и попытка, в целом успешная, превратить массовые выступления в череду плановых мероприятий, управляемых и контролируемых все той же либеральной элитой, которой для легитимности пришлось включить в свою среду некоторое количество националистов и левых. Вместо массовых волнений мы получили народные гулянья с воздушными шариками и белыми ленточками. Численность митингующих выросла, но это лишь ослабило их в качестве уличной силы. Алексей Навальный 24 декабря на проспекте Сахарова мог сколько угодно орать, что он собирается взять Кремль. Но люди, слушавшие его, ничего штурмовать не собирались, да и не могли. Это была уже совершенно иная толпа, мало похожая на сборище сердитых молодых людей, которое мы видели на Чистых прудах и на Триумфальной в первые дни протестов.

Напрашивается подозрение, что лидеры сознательно «придерживают» уличные массы на всякий случай, пока не достигнуты договоренности о новом разделе власти. Сколь бы грозные проклятия ни сыпались на правительство и администрацию с митинговых трибун, ни для кого не секрет, что переговоры между чиновниками и оппозиционерами идут не прекращаясь, причем как правительственные начальники, так и оппозиционные лидеры еще и не перестают ни на минуту интриговать друг против друга.

И все же объяснять демобилизацию протеста исключительно кознями либералов неправильно. Если массовые выступления удалось сравнительно легко перевести в заранее заготовленное и безобидное русло, значит, сами протестующие еще не созрели для чего-то более серьезного. И если после ареста Сергея Удальцова среди московских активистов не нашлось больше ни одного претендента на роль Камилла Демулена, значит, время радикальных действий еще не пришло. Героем дня стала гламурная Вожена Рынска, поющая «Варшавянку».

Но революция идет своим чередом, проходя через спады и подъемы. Тот, кто иронизирует по поводу бунта столичного среднего класса, который, якобы, не может иметь серьезного политического эффекта, не понял главного, а именно того, что перед нами первый всплеск широкого и еще не развившегося движения. Будут еще меняться и лозунги, и лидеры, и даже цели.

Вчерашние радикалы, прямо на глазах забывают все, что они читали у Маркса, Ленина, Кропоткина или Троцкого, и впадают в эйфорию, восхваляя гражданский подъем, а неколебимые догматики не видят в происходящем ничего, кроме торжества либеральной пошлости. Ни те, ни другие не хотят признать, что революция имеет собственную логику. И осуждать сегодняшний протест на том основании, что он не соответствует нашим абстрактным идеям о «правильной» политике, это все равно, что критиковать французов весной 1789 года за то, что они шли не за не известным еще никому Робеспьером, а за интриганом и оппортунистом Мирабо. И в самом деле, что это там за люди в напудренных париках, что за светские дамы, разве это революция?

Левые, возмущающиеся сегодня «неправильным» социальным составом митингующих или недостатком революционной риторики в речах ораторов, явно не желают понять, что именно это и свидетельствуют о глубине и необратимости происходящих перемен. Первая волна революционного подъема только такой и может быть, и ее смысл в деконсолидации элит и их социальной базы. Поэтому именно появление всякого рода божен и прочих представителей «креативного класса» среди протестующих принципиально важно. Для успеха будущих выступлений социальных низов очень полезно, чтобы выступления протеста не разбились о консолидированную позицию «благополучной» части общества.

Кризис верхов на первом этапе революционного процесса выражается в расколе правящей группы, а вовсе не в торжестве радикальных идей. Время социальных перемен (а не радикальных речей) наступит позднее. Без Неккера и Мирабо не было бы Дантона и Робеспьера. Без Февраля не было бы Октября.

Приходится, конечно, с горечью констатировать, что наши нынешние претенденты на роль Мирабо отличаются от своего французского предшественника не только еще большей продажностью, но и откровенным косноязычием, но тут уж, как говорится, чем богаты, тем и рады. Эпоха твиттера не располагает к развитию красноречия.

Главное условие любой революции – кризис верхов. Если верхи консолидированы, то даже очень мощное народное недовольство, даже катастрофический кризис экономики могут оказаться недостаточными, чтобы система начала рушиться. Но если верхи в силу внутренней дезорганизации, бюрократического развала и склоки между группами теряют контроль над ситуацией, даже сравнительно умеренные «толчки» могут вызвать обвал. Именно это мы наблюдаем сегодня. По-хорошему ничего еще и не началось. Протесты в столицах далеко не таковы, чтобы всерьез угрожать власти. Но правящие круги переполошились не на шутку, начали говорить о реальной многопартийности, пообещали политическую реформу.

Увы, значительная часть левых совершенно не понимает ни диалектики революции, ни диалектики вообще. Одни морщатся, что, мол, неправильные события, неправильная история, да и народ какой-то не такой. А другие верят, будто споря с либералами и фашистами в оргкомитетах, пропихивая в список своего оратора, они что-то изменят.

Между тем очевидно, что декабрьские митинги имеют совершенно определенную задачу, функцию и драматургию. Можно, конечно, произнести с трибуны несколько слов о социальном кризисе, разрушении образования или праве на забастовку (хотя показательно, что и этого не было сделано). Однако общую ситуацию подобные словесные вкрапления в общий поток «демократической» риторики никак не меняют. Всерьез говорить о социальной проблематике, значит– вести толпу совершенно в другое место с другими целями, значит, требовать как минимум совершенно иных резолюций и пытаться навязать митингу свою повестку дня, диаметрально противоположную той, что запланирована организаторами. Иными словами, речь идет о попытках публичного раскола движения, которые к тому же, скорее всего, и не увенчаются успехом.

Либералы на всякий случай страхуются, уравновешивая левых ультраправыми. В логике либеральной публики это нормально, потому что для них даже самый умеренный социал-демократ не лучше фашиста (а может быть, даже хуже, ибо имеет большие шансы на то, чтобы увести за собой толпу, которую либеральные вожди считают своею). Другой вопрос, что националисты и ультраправые постоянно пытаются срывать сценарий, выходя за рамки предписанной им роли. Они изощряются во всевозможных тактических приемах, вроде вытаскивания на митинг огромного количества знамен (один из участников протестов подсчитал, что количество знамен «на душу актива» у националистов в 3–4 раза больше, чем у остальных), приходят с собственными мегафонами, освистывая ораторов, выкрикивая с трибун собственные лозунги. Но, как видим, никакого воздействия на общий ход событий это не оказывает. Резолюции все равно принимаются по заранее заготовленному шаблону. Хозяева митинга умело разыгрывают свои комбинации. Нравится националистам или нет, но роль массовки они выполняют. Сценарий составлен жестко и грамотно, а главное – он соответствует общей политической логике процесса.

Суетиться на митингах, пытаться пролезть в список столичных ораторов не только пошло, но и вредно. Чем больше шума производит сегодня тот или иной деятель, тем быстрее он всем надоест и тем больше шансов у него оказаться на свалке завтра или послезавтра, когда кризис перейдет в следующую фазу.

Московское движение за отмену результатов думских выборов расти не будет – у него нет ни перспективы, ни даже четкой цели, за которую стоило бы бороться. Оно исчерпало себя эмоционально, социально, политически. Но это отнюдь не значит, будто мы возвращаемся к стабильности. Ничуть не бывало. Произошедшие перемены необратимы.

Важнейшая проблема российской власти состоит в том, что она потеряла веру в собственный электоральный механизм. Казалось бы, для авторитарного режима это не так уж важно. Кому в России вообще нужны выборы, особенно – думские? Конфликт и кризис, разразившийся вокруг их исхода, был особенно неожиданным именно в силу ничтожности самого предмета. Однако политическое значение разыгрываемой сегодня драмы выходит далеко за пределы вопроса о составе российского псевдопарламента и даже правил, по которым он формируется.

По существу, единственная политическая задача думских выборов 2011 года состояла в подготовке президентских. Которые, в свою очередь, отнюдь не являются процедурой, определяющей имя будущего лидера страны. Имя это всегда известно заранее. Решения принимают не избиратели и даже не конгрессы политических партий (будь то «Единая Россия» или ее исторические предшественники), а сходняки буржуазно-бюрократической элиты, где без лишней суеты и показухи обсуждаются серьезные вопросы. Необходимую информацию довели до нас 24 сентября на съезде «Единой России», и вопрос считали закрытым. Единственная функция выборов – легитимация уже принятого решения.

Однако декабрьский кризис сломал заготовленный сценарий. Стремительное падение популярности ЕР при одновременном росте протестной активности и тотальной дискредитации существующей процедуры выборов даже среди сторонников власти создают качественно новую ситуацию, когда всенародное голосование не только не служит своей основной задаче – легитимации выбора элит, но, напротив, становится проблемой.

Разумеется, никакого единого кандидата от оппозиции уже не будет, а если бы он и появился, от этого обществу станет только хуже. Поиск единого кандидата сегодня означал бы поиск лжеца, который будет врать так, чтобы удовлетворить всех, объединить силы, объективно противостоящие друг другу, подчинить антилиберальные низы контролю либеральных политиканов, договорившихся с националистами и приручившими некоторую часть левых. К счастью для российского общества, власти не стали экспериментировать с выборами, а сами предоставили оппозиционным либералам заведомо проигрышный шанс в лице миллиардера Михаила Прохорова, который большинству жителей страны известен прежде всего как человек, собиравшийся заменить 40-часовую рабочую неделю на 60-часовую.

Геннадий Зюганов проиграет выборы независимо от того, сколько ему отдадут голосов, хоть бы и вся страна его поддерживала. Готовность лидера КПРФ уступить электоральную победу по сходной цене хорошо известна. Но если лидер оппозиции готов будет принять и поддержать любую фальсификацию, то общество – вряд ли. Да и провинциальные коммунисты могут не понять тонкого замысла или просто выйти из-под контроля.

В любом случае запрограммированное заранее несовпадение между списком кандидатов, из которых предложено выбирать с реальным раскладом политической жизни в стране и нестыковка запущенного избирательного процесса с политической реформой, которая параллельно теми же самыми властями уже запущена, гарантирует то, что президентские выборы не будут признаны в обществе легитимными даже в том случае, если подсчитают относительно правильно. Хуже того, сложившаяся избирательная система такова, что просто не сможет обеспечить честный подсчет голосов даже в том случае, если бы такая задача властями ставилась.

В той или иной форме срыв «выборов Путина» в марте 2012 года становится реальной возможностью. Сколько бы ни рассуждала либеральная публика о вреде революций и прочих пошлостях, никакого иного варианта, кроме углубления революционного кризиса у нынешней оппозиции не остается, да и сама власть уже неспособна восстановить или удержать стабильность. Если же вместо выборов или после них свершился переворот, пусть даже и внутри-аппаратный, то сегодняшняя оппозиция – уже не оппозиция, а власть – не власть.

Власть в соответствии со своими собственными теориями, пытается «управлять хаосом». Рискованная игра. Но ее успех в очень большой степени будет зависеть от гласного или негласного сотрудничества с оппозицией. Если с парламентскими партиями все ясно, то сообщничество внепарламентских либералов будет стоить дороже. Причем цену придется платить уже не коммерческую, а политическую, открывая лидерам «несогласных» пути во власть. Сделав их министрами, можно, впрочем, на них же и возложить задачи по реализации тех самых «болезненных, но необходимых реформ» со всеми вытекающими отсюда последствиями.

В поведении и риторике «болотной оппозиции» есть некая странность. Если и в самом деле режим Путина они воспринимают как совершенно абсолютное, беспредельное и адское зло (что совершенно очевидно из любого текста, написанного, распространенного или произнесенного ими), то откуда столь благостная уверенность, что для изменения или свержения столь чудовищного и кровавого порядка достаточно прогулки по улицы с цветочками, ленточками и шариками? Почему нет для них ничего более страшного, чем революция? И как они собираются менять власть, ничего не меняя и ни на что не посягая? Они требуют, чтобы власть соблюдала законы, но сами понимают, что законы плохи, а главное – не ясно, как можно добиться соблюдения законности уговорами, если вы сами утверждаете, что перед вами банда преступников? Бедняга Лимонов, относящийся к риторике искренне, тоже этого не понимает и возмущается, призывая к более радикальным действиям.

Кризис прошедших дней, если он вообще куда-либо ведет, то не к «честным» и новым выборам, а к такому витку политического и социального конфликта и в такой форме, которые делают какую-либо электоральную политику технически невозможной. Марши с цветочками, разговоры о гражданском пробуждении и прочие «нежности» на деле ведут нас как раз к крови, вопрос лишь в том, большой или малой. Потому что все это загоняет ситуацию в тупик, а из тупика в условиях авторитаризма бескровного выхода может просто не оказаться.

Если, однако, признать, что вся радикальная риторика «болотной оппозиции» не более чем дань их собственной истерии, то многое становится на свои места. Ораторы, возбуждая себя и других, возможно, и вправду верят своим словам, но речи это одно, а тактика и стратегия – другое. Задача «болотных» состоит в том, чтобы сохранить контроль над недовольством, причем – с помощью власти – монополию на контроль. Именно этот контроль и является их козырем в момент переговоров, когда серьезные люди сядут, наконец, за общий стол решать серьезные вопросы. И такой козырь стоит куда больше номинального думского статуса Миронова и Зюганова. Его можно обменять на нечто по-настоящему ценное.

Дело не в том, что «болотные» рано или поздно предадут и продадут своих сторонников, а в том, что именно это будущее предательство и является главной задачей и целью общественной мобилизации, главной целью и единственным смыслом «широкого объединения». Проблема лишь в том, что подобные игры слишком часто выходят из-под контроля. И чем более организована протестная масса, чем более она структурирована, чем лучше она отдает себе отчет в собственной силе и возможностях, тем труднее ее предать и обмануть.

Серьезным людям, которые правят Россией, разумеется, совершенно наплевать, как зовут президента– Медведев, Путин, Навальный или даже Зюганов. Но чего они по-настоящему не любят, так это неопределенности и непредсказуемости. Собственно и Путина, и «Единую Россию» придумали специально для того, чтобы решить эту проблему. И теперь ото всех этих достижений отказываться было бы очень обидно. В такой ситуации эффективным ответом на кризис доверия к власти и ее процедурам могла бы стать отмена выборов. Причем осуществить эту задачу куда проще, чем кажется на первый взгляд.

Только очень наивные люди могут считать, будто у «партии власти» сейчас нет в Думе конституционного большинства. Поскольку она состоит из четырех отделов – ЕР, КПРФ, СР и ЛДПР – сокращение численности «единороссов» означает лишь необходимость некоторого перераспределения функций при решении тех же задач. Медведев не случайно заговорил о необходимости коалиций. Если понадобится внести поправки в Конституцию, вполне достаточно будет одного совещания с руководителями фракций в Кремле, а лучше – на Новой площади. Возможно, конечно, придется заплатить некоторую цену в виде каких-то должностей, бизнес-контрактов или просто наличными. Но это уже мелочи. В конце концов, выборы стоят дороже. После этого Дума сама без лишних проблем проголосует за Путина (или любого другого, кого ей своевременно назовут).

Единственная проблема при развитии такого сценария состоит в том, чтобы найти благопристойный повод для отмены всенародного голосования. Им может, конечно, быть новая волна экономического кризиса. Дорого же выборы по всей стране устраивать – вместо того, чтобы тратить деньги на все эти мероприятия, правильнее будет сэкономленные средства пообещать пенсионерам.

И все же лучше, чтобы повод был политическим. Если так, то власть может использовать во благо себе те самые конфликты и протесты, с которыми сегодня борется. Как в известном правиле дзюдо, требующего использовать в своих целях силу противника. Надо же, в конце концов, нормально встретить Новый год. К тому же на данном этапе можно еще рассчитывать на реализацию базового, первоначального сценария мартовских выборов. Но если в новом году экономическая ситуация ухудшится, недовольство вырастет, если дестабилизация все равно будет происходить стихийно, то потребность в «плане Б» станет совершенно реальной. Будет он похож на тот, что был нарисован выше, или в администрации придумают что-то еще более остроумное, не так уж важно. В самом худшем случае, итоги выборов пересмотрят постфактум, под давлением общественности. Но и в этом случае власть перейдет не к представителям народа, а к тому (или к тем), кого определят на закрытых переговорах в качестве преемника Путина.

Единственная проблема в том, что легитимность этого преемника, как бы его ни звали, будет еще ниже, чем у нынешнего «национального лидера», а способность правящих кругов удержать ситуацию под контролем– минимальной. Либералы и национал-демократы изо всех сил льстят митинговой публике, поздравляя ее с еще недостигнутыми успехами, называя «народом» и «гражданским обществом», хотя ни тем, ни другим она еще отнюдь не является (в первом случае из-за недостатка численности, а во втором из-за неструктурированное™). Но именно революционный кризис самим своим развитием, повседневной практикой действия, необходимостью принимать решения и брать на себя ответственность превращает толпу в народ, а массе трудящихся дает шанс структурироваться как классу.

На волнения в столицах российские биржи ответили решительным обвалом котировок, а деловые издания объясняли пессимизм инвесторов тем, что на фоне протестов правительство может не решиться провести «необходимые реформы» по ликвидации бесплатного образования и здравоохранения. Буржуазия, как всегда, зрит в корень.

В сложившейся ситуации левым нужно спокойно, без эйфории и паники готовиться к надвигающимся и неминуемым политическим битвам. Разумеется, необходима консолидация и организационное объединение, нужно создавать собственный центр для работы с массовым движением. Но если не будет выработана, хотя бы в общих чертах, политическая линия, все усилия по налаживанию сотрудничества, созданию объединенных организаций и коалиций не дадут ничего или почти ничего. Задача сегодняшнего этапа состоит в демаргинализации нашей повестки дня, в том, чтобы предъявить ее обществу в целом в качестве серьезной темы. Речь идет о действительной демократической революции, которая невозможна без восстановления социального государства (и соответственно реального равенства гражданских прав), без национализации природных ресурсов страны, без мобилизации которых невозможно никакое развитие, не говоря уже о переходе общества на новый этап пресловутой «модернизации».

Рассказывать об этом на либеральных митингах, перекрикивая свист политических противников и соревнуясь в демагогии с националистическими ораторами, задача неблагодарная, если не вовсе безнадежная. Для того чтобы социальные проблемы оказались в центре общественной дискуссии, нужно не тот или иной слоган протащить на митинг, а обеспечить соответствующий, качественно отличающийся от нынешнего, тип мобилизации снизу. Можно, конечно, ходить на большие митинги, раздавая свои листовки и газеты, разговаривая с людьми, объясняя свои позиции, но гораздо важнее выдвигать собственные требования на местах, разворачивать кампании в защиту школ, детских садов, за решение конкретных социальных вопросов. Эти митинги и акции будут на первых порах куда менее впечатляющими, чем гулянья на проспекте Сахарова, но мы и не должны ставить перед собой цели перещеголять их по массовости. Важна эскалация требований и вовлечение в общественную борьбу людей, на либеральные и националистические митинги не приходящих. Нужно менять социологию, географию и тематику протеста, ведь именно провинциальные избиратели на самом деле по всей стране «прокатили» 4 декабря «Единую Россию».