Текст книги "История России XIX–XX вв.: учебник для вузов"

Леванов Борис Васильевич, Корнилов Валентин Алексеевич, Рябов Виктор Васильевич
История России XIX–XX вв

Человечество идет в будущее со взором, обращенным в прошлое.

Гульельмо Ферреро (1871–1942) Социолог, публицист, итальянский историк

Введение

XIX–XX вв. войдут в историческую память человечества как века кровавых войн, революций, геноцида целых народов, Это века, в которых силой оружия, методами устрашения одни люди пытались заставить других жить в противоречии с устоявшимся укладом жизни. Это века, в которых были сделаны отчаянные попытки построить «царство божие» на земле.

Однако вся историческая практика XIX–XX вв. убедительно доказала: насилие не есть повивальная бабка истории, насилие убьет любую идею, даже самую прекрасную в своем первоначальном замысле.

Человечество долго шло к осознанию, казалось бы, простой мысли: высшая цель истории – сам человек, обладающий неотчуждаемыми правами на жизнь, свободу, собственность. Реализация этой цели в истории осуществлялась самими людьми, с их убеждениями и иллюзиями, принципами и утопиями, людьми, обремененными привычками и традициями и все же вольно или невольно стремящимися ко все большей свободе мысли и труда.

Каждый из нас рождается в атмосфере идей и верований, порожденной всеми предшествующими поколениями. Но, к сожалению, прошлые поколения оставили нам не столько готовые решения вопросов, сколько сами вопросы. История нашей страны в XIX–XX вв. сконцентрировала практически все проблемы человечества. Осмысление истории России требует ответов на вопросы:

В чем смысл нашей истории XIX–XX вв.?

Чем она была?

Чем могла бы быть, но не стала?

Дискуссионная борьба по поводу нашего исторического прошлого, развернувшаяся сегодня на страницах печати, часто сводится к тому, что одни стремятся сохранить и отстоять старые исторические схемы, другие – разрушить их. При этом, как первые так и вторые не выходят за рамки прошлого мышления, для которого так характерна претензия на монопольное владение истиной. В результате «подгонка» прошлого к злобе дня – не только «правая», но и «левая» – приводят к тому, что история теряет свою объективность.

Та история, которая для одних выполняет роль политической дубинки, а для других – функцию очищения мозгов от старых исторических схем, ведет к уничтожению подлинной надпартийной истории.

Стремясь ответить на поставленные жизнью вопросы, авторы учебного пособия пытаются идти не по пути дискуссионной борьбы за иную схему, которая предлагала бы обществу новые объяснения прошлого, а по пути углубления собственно исторического знания.

Избрав отправной точкой учебного пособия XIX в. мы руководствовались следующими соображениями.

В это время возникает то экономическое основание, на котором совершается вся динамика событий государственной политической жизни, а также социальное и интеллектуальное развитие общества. Россия вступает в эпоху капиталистического развития, идет процесс реформирования экономической и политической жизни. На ряду со «старыми» нарождаются «новые» направления общественно-политической мысли. Что же касается истории России XX в., то еще не одно десятилетие пред каждым мыслящим человеком будет вставать вопрос: как в России, стране глубоких гуманистических традиций, в стране Пушкина и Толстого, Достоевского и Короленко, Вернадского и Павлова, Соловьева и Бердяева возникли «эшелоны смерти» и расстрелы заложников, лагеря Мудьюк и Соловки, а затем Кенгир, Магадан, Норильск и др. Как в стране, в которой патриотизм был и остается неискоренимой чертой ее народов, не менее миллиона человек стали дезертирами в Первую мировую войну и около миллиона человек с оружием в руках сражались во вражеской армии в годы Второй мировой войны? Как страна, которая вначале века выходила на передовые позиции по темпам экономического развития, оказалась в начале завершающего этот век десятилетия не в состоянии досыта прокормить свое население? Что это: вина народа или его беда?

Ответы сегодня даются самые разные. По нашему мнению, главное, чтобы исследования, споры, дискуссии по этим проблемам велись с позиции гуманизма, нравственности, ответственности, историзма мышления. В этих рамках ответы на волнующие нас вопросы могут быть весьма различные. Мы уверены только в одном: однозначно окончательный ответ не будет дан никогда. Поэтому данном пособии авторы предлагают один из вариантов такого поиска.

История как способ самопознания человека, страны, народа существовала всегда. Однако, чем ближе к современности, тем сложнее оценка этого процесса. Это означает, естественно, что мы должны отказаться от изучения и осмысления событий, периодов, людей, действия которых оказали влияние, по сути, на каждого из нас.

Подлинно научное познание истории не может идти по пути замалчивания или подкрашивания событий. Опасность любой легенды в том, что истинно трагическое она замалчивает в угоду трогательному. При этом, нам бы хотелось, чтобы вы, знакомились с нашим анализом, не воспринимали его как нечто окончательное, застывшее. Да это и не возможно. Познание истории – это всегда диалог. Диалог, входе которого мы уточняем, взаимно дополняем друг друга, приближаясь ко все более глубоким выводам о смысле и роли тех или иных событий.

«Первая задача истории – воздерживаться от лжи, вторая – не утаивать правды, третья – не давать никакого повода заподозрить себя в пристрастии или предвзятости», – писал в древности Марк Туллий Цицерон, Римский государственный деятель, оратор, писатель.

Стремясь к объемному, многоцветному изображению исторических событий и процессов, надо не забывать, что в истории, как и в любой другой науке, невозможно достижение какой-то окончательной истины. Каждое новое поколение задает истории свои вопросы, всматривается в прошлое, как в зеркало, ища ответы на сегодняшние проблемы. Поэтому историки и общество в целом будут и в будущем дискутировать о назначении преобразований Петра I, о реформах Александра II, обусловленности российских революций и их исторических итогах, оценке исторической роли Петра I, Александра II, В.И. Ленина, И.В. Сталина, М.С. Горбачева, Б.Н. Ельцина и др.

История, которую мы изучаем – это история людей и история идей. Жизнь и развитие идей неотделимы от истории людей. Для нас не безразличен вопрос: как люди в конкретно-исторических условиях формируют идеи и как те же люди видоизменяют их, искажают, предают, используют в антигуманных целях. В Российском государстве, в СССР, ставшем его историческим правопреемником, сталкивались различные идейные направления: монархические и республиканские, автократические и демократические, либеральные, интернационалистические и узконационалистические, имперские и национально– освободительные, религиозные и атеистические. У каждой из этих идей были свои носители. Среди них были люди убежденные и сомневающиеся, фанатики и попутчики, служители идеи и те, кто ставил их на службу себе. Для воплощения этих идей создавались политические партии. Опыт истории наглядно демонстрирует, что каждый крупный идеолог, а тем более политик отражает в своих трудах и деятельности лишь какую-то, пусть даже важную, но лишь часть общественно-исторического сознания. П.А. Герцен и К.П. Победоносцев, В.И. Ленин и Л.Н. Толстой, В.И. Сталин и Н.И. Бухарин, П.А. Столыпин и П.Н. Милюков, А.И. Деникин и Ф.Э. Дзержинский, Н.С. Хрущев и А.Д. Сахаров – все они оставили свой след в истории, одни – кровавый, другие – просветленный, третьи – трудноопределяемый и по сей день. У каждого из них были свои сторонники и последователи.

Один из главных уроков прошлой и настоящей истории для всех народов, населяющих наше государство, состоит в том, что пути развития, идущие в сторону от правового государства и гражданского общества, неизбежно ведут в тупик. Все реформы, хоть и в минимальной степени приближавшие к реализации этих фундаментальный опор, одновременно создавали и условия для роста благосостояния страны, каждого отдельного человека. Трагедия нашей истории именно в том, что ни одна из намечавшихся реформ в пользу правового государства и гражданского общества до сих пор не была доведена до конца ни после революции в 1905–1907 гг., ни после Февральской, а затем Октябрьской 1917 г., ни за более чем 70-летний период советской власти. А ведь модель правового государства применительно к России еще до революции была разработана прогрессивными российскими либералами. Побеждало или стремление затормозить, законсервировать идущие исторические процессы, или нетерпеливое желание подтолкнуть историю, заставить ее ускорить свой бег. Незаконченные реформы оборачивались контрреформами, а те приводили к революциям и контрреволюциям.

Но мы надеемся, что никакой исторический опыт не проходит для народов бесследно. Наша история – не укор отцам, но урок нам, ныне живущим. И если мы этот урок не усвоим, то наши дети будут обречены еще на один виток в замкнутом круге антидемократизма, антигуманизма.

Однако политическую историю нашего Отечества нельзя правильно понять вне связи с мировыми историческими процессами, с развитием мирового сообщества. Поэтому авторы пособия рассматривают историю России во взаимосвязи с мировыми общественными процессами. Они учитывают и то, что история, как подлинная наука, должна быть не лакействующей, а точной наукой, позволяющей четко определить, где истина, а где заблуждение или фальсификация, ибо без этого нельзя избавится от суррогатов исторических представлений, тех явно подделанных под науку псевдознаний и заблуждений, то «буржуазных», то «пролетарских», которые в изобилии бытовали в прошлом и часто воспроизводятся сейчас.

В основу учебного пособия положен проблемно-хронологический принцип и современные подходы в оценках исторического прошлого, научная методология с широким использованием различных источников, общенаучных и специфических методов познания. При изложении рассматривается сущность позиции различных политических направлений и течений, прослеживается их эволюция с помощью системного анализа, а также диалектика общественно-политической жизни как дореволюционной России, так и советского периода.

Определяя задачи и направление своей деятельности, каждый из нас должен быть хоть немного историком, чтобы стать сознательно и добросовестно действующим гражданином.

Издательство и авторы сознают, что в условиях ограниченного учебного времени, сравнительно небольшого объема печатного материала невозможно подробно осветить все многообразие двухвековой истории страны. Авторы излагают лишь основные узловые проблемы.

При этом они не претендуют не только на исчерпывающее изложение всех тем, но на единственно правильное их толкование – они высказывают свою точку зрения. Не исключено, что в пособии есть спорные вопросы или недостаточно доказательные положения. И это, надеемся, читателям понятно, ибо в настоящее время идет процесс исследования и наполнения важнейших источников по истории страны.

Издательство и авторский коллектив с благодарностью воспримут замечания и пожелания наших читателей – студентов и преподавателей.

Профессор Леванов Борис Васильевич

Глава 1
Социально-экономическое развитие России в первой половине XIX в.

Территория

В первой половине XIX в. Россия представляла собой огромную континентальную территорию, которая вполне отождествлялась с понятием Евразия. По географическим, климатическим, лингвистическим и культурным признакам она являлась сложным и противоречивым соединением Западной и Восточных мировых цивилизаций, при этом, не повторяя их механически. Россия представляла собой особенную государственную общность, занимавшую «срединное», материковое положение. Обладая огромной территорией, Россия имела большую специфику своих отдельных регионов и многообразное население, что усиливало ее специфическое положение в мире. «Срединное» положение России и существование вокруг нее множества малоосвоенных территорий или неустойчивых в политическом отношении государств, во многом предопределяло ставшую в начале XIX в. традиционной политику присоединения новых земель и народов.

По Фридрхсгамскому мирному договору 1809 г. к России отошли Финляндия и Аландские острова. По Тильзитскому миру 1807 г. к России перешел Белостокский округ, а в 1809 г. – Тернопольская область (в 1815 г. передана Австрии). В результате Венского конгресса 1814–1815 гг. было ликвидировано герцогство Варшавское, а его территория поделена между Россией, Австрией и Пруссией. Россия получила большую часть польской территории, которая стала именоваться в ее составе Королевством Польским. По Бухарестскому миру 1812 г. к России отошла Бесарабия, а по Андианопольскому 1829 г. – устье Дуная. К началу XIX в. на северо-восточном побережье Черного моря граница России с Турцией проходила по береговой полосе от Анапы до Абхазии. В начале века произошло присоединение Грузии к России. В силу неблагоприятной политической ситуации в 1801 г. присоединилось Картлийско-Кахетинское царство, затем Мегрелия (1803),

Имеретия (1804), Абхазия (1810), но по-прежнему Россия и Грузия были разделены турецкими владениями и Северным Кавказом. В восточной части Кавказа продвижение России было связано с завоеванием Азербайджана: в 1804–1806 гг. к России отходят Ганджинское, Жекинское, Карабахское, Ширванское, Дербентское, Кубинское и Бахинского ханств. В 1828 г. к России присоединяется Восточная Армения, а в 1829 г. – Черноморское побережье Кавказа, до Аджарии, что позволило соединить территории России и Грузии.

Весьма своеобразно складывалась проблема русских владений в Северной Америке. Еще в 1781 г. именитые купцы И. Голиков и Г. Шелехов создали частную компанию по пушному промыслу на Аляске и Алеутских островах, которая быстро разрасталась. В 1799 г. она получила название Российско-Американской компании в форме акционерного общества. В 1800 г. правление компании переместилось из Иркутска в Петербург, а в 1802 г. в число акционеров вступили члены царской семьи, что придало ей характер государственной компании. Все служащие в компании считались государственными чиновниками. Она имела монопольные права на все промыслы северо-запада Америки; фактически же компания занималась не только коммерческой деятельностью, но и выполняла административные функции, включая покровительство православной миссии. С 1803 г. связь России со своими владениями в Америке осуществлялась, главным образом, из Петербурга морем, посредством кругосветных плаваний. В отличии от других присоединенных территорий, отношение России к своим владениям в Северной Америке носило колониальный характер и не демонстрировало большой заинтересованности в их сохранении. Геополитические интересы России, как евразийской державы, не распространялись на тихоокеанское побережье Америки.

В начале XIX в. административно-территориальное управление осуществлялось в соответствии с «Учреждением для управления губерний Всероссийской империи». Империя была разделена на 46 губерний с населением в среднем около 400 тыс. ревизских душ, то есть около 1 млн человек. В свою очередь, губерния делилась на 12–15 уездов, насчитывавших 20–30 тыс. ревизских душ. После ряда преобразований к началу 50-х гг. в Европейской России была 51 губерния. После отмены автономии Польши на ее территории было образовано 5 губерний. Кроме того, существовало две огромных губернии в Сибири: Оренбургское генерал-губернаторство, куда входил и Северный Казахстан, а также Кавказское наместничество. Совершенно особым образом было организовано управление на территориях казачьих войск, которых к середине века насчитывалось 7 с населением 1,4 млн человек.

Население

В первой половине XIX в. наблюдался значительный рост численности населения России.

Сравнительная численность населения России и Европы (млн чел.)

Среднегодовой прирост населения России составлял около 0,8 % в год, что являлось для той эпохи довольно крупной величиной. Наблюдалось некоторое снижение смертности, что было связано со стабилизацией экономической и политической жизни. Однако средняя продолжительность жизни быть низкой и составляла 27,3 года.

Размещение населения в первой половине XIX в. было очень неравномерным. Самыми густонаселенными были Центрально-черноземный, Украинский Левобережный и Юго-Западный районы, где в середине века плотность достигала 30 человек на кв. версту. Крайне низкая плотность населения была в Сибири, Северном Казахстане, Степном юге и Юго-востоке. Учитывая продолжительность присоединения Кавказа и Закавказья, относительно точные данные о населении этого региона можно привести только к середине столетия: в Закавказье оно составляло около 3 млн человек, а у горских народов Северного Кавказа – около 500 тыс. человек.

Для первой половины XIX в. характерны процессы активной колонизации перечисленных многонаселенных территорий. Внутренняя колонизация происходила главным образом за счет переселения казачества, отдельных категорий крестьян, отставных солдат, беглых крестьян и каторжан. Переселение крепостных хотя и происходило, но существенного значения не имело, поэтому колонизируемые территории практически были полностью избавлены от крепостного права. Для освоения степных районов царское правительство проводило последовательную политику привлечения иностранных колонистов. Начало этому явлению было положено Манифестом 1762 г. Екатерины II, но самый большой приток иностранцев, главным образом из Германии, проходил в конце XVIII – первой половине XIX в. Всего к середине XIX в. в России насчитывалось более 500 иностранных колоний, большинство которых находись в Саратовской и Самарской губерниях.

Иммиграция в Россию была весьма примечательным процессом, но общая численность прибывших иностранцев в первой половине XIX в. была невелика – около 450 тыс. человек (115 тыс. – немцы, 200 тыс. – армяне, 135 тыс. греки и болгары).

В первой половине XIX в. происходили большие изменения в численность и размещений русского этноса в пределах империи. Общая численность русских с конца XVIII в. до середине XIX в. увеличилась с 20,1 до 34,7 млн человек, а удельный вес среди населения в целом повысился с 44,8 % до 45,6 %. Вместе с тем, происходил процесс постепенного сокращения доли русских в традиционных российских губерниях. Например, в Центрально-промышленном районе в конце XVIII в. на долю русских приходилось 96,2 %, в середине XIX в. – 95,4 %. Связано это было с освоением окраинных районов империи.

Численность городских жителей в начале XIX в. была очень небольшой и составляла примерно 5 % всего населения. В это время насчитывалось 630 городов, из которых только пять, имели население свыше 50 тыс. человек (Петербург – 336 тыс., Москва – 270 тыс., Вильно – 56 тыс., Казань – 54 тыс. и Тула – 52 тыс.). Основная масса городов насчитывала в среднем 5 тыс. жителей. Для мелких городов, в которых проживало две трети городского населения, основным занятием оставалось сельское хозяйство. Вместе с тем, крупные промышленные и торговые центры, такие как Иваново, Павлово, Кимры и другие не считались городами. Все это означало, что городское население от сельского отличалось не по производительным, а по сословным признакам. Городские сословия не были связаны системой феодальных отношений и личной зависимости. Значительную часть городского населения составляли различные категории крестьян, порвавших с сельским хозяйством и занимавшихся промыслами, торговлей или находившихся в услужении у именитых людей.

В середине XIX в. доля городского населения возросла до 8 %, а численность – в 2,2 раза. Теперь насчитывалось уже 14 городов с населением свыше 50 тыс. человек. Изменился и состав самых крупных городов (Петербург – 540 тыс., Москва – 352 тыс., Одесса – 119 тыс., Кишинев – 94 тыс., Саратов – 85 тыс., Рига – 78 тыс.). Общее число городов возросло до 1032. Характер городской экономики и занятия населения больших изменений не претерпели. По-прежнему преобладали мелкие города, которые по сравнению с сельским хозяйством имели второстепенное значение в условиях господства феодальных отношений. Экономика городов в условиях господства феодальных отношений имела второстепенное значение по сравнению с сельским хозяйством.

Сословия

В первой половине XIX в. продолжал развиваться сословный строй: прежние сословия усилиями правительства и путем укрепления традиций приобретали дополнительные особенности; складывались новые сословия. В середине XIX в. в России насчитывалось 68 сословий, что свидетельствовало об очень сложном социальном составе общества.

Самыми многочисленными были крестьянские сословия. Среди них большой удельный вес приходился на крепостных крестьян: помещичьих и удельных, принадлежавших императорскому дворцовому ведомству. В первой половине XIX в. прекратилась практика раздачи государственных населенных земель помещикам и численность крепостных крестьян стала сокращаться. Например, за короткий период между VI-й (1812) и VII-й (1816) ревизиями численность крепостных сократилась с 10,5 до 9,8 млн душ. Если в екатерининскую эпоху численность крепостного населения преобладала, то в середине XIX в. она составляла 37 % от всего населения страны. Различными путями и способами крестьяне постепенно вырывались из зависимого положения, несмотря на все меры государства по сдерживанию этого процесса. Положение помещичьих крестьян легче не становилось. Напротив, размеры их феодальных повинностей росли. В первой половине XIX в. объем барщинных работ возрос более чем наполовину, а размер сбора возрос в среднем в три раза. Особенно сильной эксплуатации подвергались крестьяне мелких помещиков, которые отслеживали буквально каждый шаг своих крепостных. Крестьяне малопоместных дворян имели малые наделы земли, слабое хозяйство, но их бедность не была связана с капиталистическим расслоением. Юридически крепостные не были рабами, но власть помещика над ними была столь значительна, что сравнение крепостничества с рабством не была сильным преувеличением. В первой половине XIX в. торговля крепостными без земли была запрещена, но некоторые крепостники все равно занимались такой торговлей в обход закона. Принуждение сопровождалось жестокими формами наказания крепостных. Зверства и пытки по отношению к крестьянам были сравнительно редким явлением, но тяжкие телесные повреждения были распространены во всех имениях.

Крепостное право лишало крестьянина всех гражданских прав и он не мог владеть никакой собственностью. Парадокс заключался в том, что все крепостные крестьяне вопреки законодательству владели той или иной собственностью, иногда значительной. Крепостные крестьяне, также как и другие податные сословия, несли все государственные и земские повинности: подушную подать, рекрутскую, подводную (представление подвод для военных и гражданских нужд), постойную и дорожную повинность.

Государственные повинности крепостных хотя и были очень обременительными, особенно рекрутская повинность, но сохраняли у них ощущения прямых связей с государством, некоторой гражданственности. Крепостное право создавало систему внеэкономического принуждения крестьян к дармовому труду на помещика.

Удельные крестьяне, хотя считались крепостными, находились в более предпочтительном положении по сравнению с помещичьими. Их повинности были четко регламентированы и личного произвола они не насчитывали. Удельные крестьяне платили оброк в пользу императорского двора. Очень часто они привлекались к строительным и иным изнурительным работам, отрывавших их от сельскохозяйственных работ. Часто удельных крестьян переселяли на новые земли. Численность удельных крестьян в первой половине XIX в. существенно возросла с 1 до 1,9 млн человек. Департамент уделов старался выкупить для себя наиболее доходные имения, которые продавали помещики.

Очень близко к крепостному было положение приписных крестьян. Они делились на приписных к частным мануфактурам, к казенным мануфактурам и к учреждениям. Юридически они входили в категорию государственных крестьян, но фактически они ничем не отличались от крепостных. Многие современники отмечали, что положение приписных крестьян было тяжелее, чем положение крепостных у помещиков. К середине XIX в. общая численность приписных крестьян составляла 543 тыс. человек.

Большую категорию населения составляли государственные крестьяне. В нее входило множество крестьянских сословий, которых объединяли схожие правила внесения подушной подати, государственного оброка и выполнения рекрутской повинности. Государственные крестьяне обладали гражданскими и публичными правами, могли перейти в другое сословие и свободно поменять место жительства. Эта категория крестьян жила на казенных землях, но по обычаю считала эти земли собственными. Местные власти на протяжении многих десятилетий пытались внушить им законодательные нормы, что земля является государственной, но крестьянство с такой же настойчивостью продолжало не замечать этого, правдами и неправдами считая своим право свободно распоряжаться землей, вплоть до ее продажи.

Наиболее многочисленными были следующие сословия государственных крестьян: черносотные, однодворцы, половники, тептяри, ясыри, малороссийские казаки и многие др. Каждое сословие имело свои общины, посредством которых осуществлялось уравнение. Некоторые сословия в первой половине XIX в. продолжали отстаивали свои права. Например, однодворцы – потомки служилых людей, настаивали на владении землей и крепостными по тем же законам, что и помещики. В середине XIX в. насчитывалось около 19 млн человек всех сословий, отнесенных к государственным крестьянам. Положение их было несколько предпочтительнее по сравнению с крепостными, но по России были существенные различия в размерах земельных наделов, формах управления. В Прибалтике очень часто государственные имения сдавались в долгосрочную аренду царским чиновникам, что ставило крестьян в положение, близкое к крепостным. Несмотря на свободное положение государственные крестьяне были составной частью феодального строя. Они обладали слабо развитым понятием собственной личности, оставаясь равнодушными к политическим событиям.

Весьма своеобразным сословием были казаки. Во второй половине XVIII в. начался активный процесс вовлечения казачества в государственную систему. Казачество постепенно превратилось в военное сословие, освобожденное от всех государственных повинностей, наделенное общинными землями, но обязанное нести военную службу. В свою очередь, казаки разделялись на дворян и простых казаков.

В первой половине XIX в. правительство проявляло большое внимание устройству казачьих войск. На низовом уровне, в станицах, сохранялось внутреннее самоуправление, которое оказывало влияние даже на военные формирования казаков. На войсковом уровне управления казаками было полностью под контролем военного ведомства. Правительство, всемирно способствовало хозяйственному и военному развитию казачества, в результате чего его численность постоянно возрастала, а социально-экономическое положение укреплялось.

Пример жизнеспособности казачества, его высоких боевых качеств породил в правительстве план создания особого военного сословия, которое могло бы содержать себя и одновременно нести военную службу. Постепенно этот план получил воплощение в жизнь. Более подробно о военных поселениях будет сказано в дальнейшем. Начиная с 1831 г. военные поселения начали преобразовываться в округа пахотных солдат, в которых военная служба и крестьянские промыслы отделялись друг от друга. Пахотные солдаты могли заниматься любыми промыслами, но обязаны были платить высокий оброк, а их сыновья обязаны были поступать на военную службу по особому порядку. Вместе с тем, в 30-х гг. продолжали создаваться новые военные поселения, в частности в Киевской, Подольской губерниях, на Северном Кавказе и в Закавказье. Все управление пахотными солдатами и военными поселянами сосредотачивалось в военном министерстве, по данным которого в середине XIX в. насчитывалось 1,1 млн поселян. Это огромная цифра, которая дополнительно характеризует масштабы подневольного труда в стране.

В первой половине XIX в. низшие сословия составляли мещане и цеховые – мастера и подмастерья. Они, как и крестьяне, платили подушную подать, несли рекрутскую и иные повинности. Как правило, мещане занимались мелочной торговлей, разнообразными промыслами, часто меняя вид деятельности и не брезгуя никакими доходами. В каждом городе мещане были объединены в мещанское общество, которыми управлял мещанский староста. В начале XIX в. число мещан было около 1 млн человек. За половину века их число почти удвоилось. Это сословие отличалось большой социальной мобильностью. Они достаточно часто меняли место жительства, в их среду вливалось много выходцев из других сословий, реже были случаи перемещения мещан в иные сословия, главным образом, в купечество.

Цеховые – основной городской производитель товаров. Окончательно это сословие оформилось в 1799 г. В него входили ремесленники, прачки, белошвейки, строители и т. д. В первой половине XIX в. менялся порядок записи в эти сословия, размеры цеховых сборов. В цеховые записывались все, кто занимался ручным трудом, но закон строго различал «коренных» ремесленников и записанных в цех лишь на время. Коренные ремесленники, как правило, были потомственными, пользовались в городах уважением и производили уникальные изделия.

Отдельное сословие составляли купцы. В первой половине XIX в. они имели устойчивый правовой статус и делились в зависимости от размера капиталов на три гильдии. Купцы были освобождены от казенных служб рекрутской повинности, а состоявшие в первых двух гильдиях и от телесных наказаний. Купцам было предоставлено право покупать крестьян с условием, что они будут приписаны к фабрикам и заводам. В каждом городе гильдии составляли купеческое сообщество, которое для заведывания сословными делами ежегодно избирало купеческого старосту. Купеческое звание могли иметь и женщины, если оно переходило к ним по наследству. Несмотря на то, что доступ в купечество формально был открыт для выходцев из других свободных сословий, само оно было весьма замкнутой социальной структурой. Неслучайно, что рост купечества в первой половине XIX в. был очень небольшим: с 201,2 тыс. человек в 1811 г. до 219,4 тыс. в 1840 г. Значение гильдейского купечества падало. Наряду с этим заметно росла роль крестьян-купцов, которые ежегодно выкупали до 8-10 тыс. торговых свидетельств.