Текст книги "Дежурный по ночи"

Псевдомышление

 
Чужих мыслей тонны по ящикам,
своих – пыль на дне.
В бутерброде
судьбы вкуса их не обрящете.
Поэзия – форма свободы,
но только когда настоящая,
безумия вроде,
 
 
когда удивительным образом
откуда-то из-под всех масок
является Личность.
Не «собранной»,
не «псевдо», – отчаянной, «макси»,
от масок кровавые борозды,
а кровь – просто смазка.
 
 
И… снова – внушает внушительно.
И слабые снова гипнозно
на ящики новые шильдики
наклеивают…
 
 
Жизни проза:
свободен один, а все – жители.
В толпе думать поздно.
 

Марш миллиардов

 
Ковёр людей вдоль ярких улиц,
колышущийся, как трава.
Я в нём живу, расту, ссутулясь.
 
 
Любого в нём легко сорвать
и унести Случайность может,
но принцип стай, эффект толпы
щадит сознание.
 
 
Мне тоже
сдаётся: сеном гасят пыл.
А индивидуальный опыт,
наталкивающийся на
авось, – фигня.
 
 
Марш.
Мерный топот,
асфальт,
машины и … стена.
 
 
Она стоит, что характерно,
вдоль всех дорог.
Пусть не видна,
но нерушима. За…хрустело.
Не мной пока.
Нет дна у дна.
 

Для

 
Слыхал, трудна жизнь: рабство, да петля…
что вряд ли стоит принимать на веру.
Мы для чего-то «пашем», но наверно
«свобода от» не гарантирует «свободы для».
 
 
Диалектически «от» значит – «к
чему-то». Цель – есть за начало плата
(купив «свободу», о деньгах что плакать?).
Одна причина, а вот следствий куча – связь четка.
 
 
Стоять.
Идти, удила закусив.
Метаться между счастьем и несчастьем,
платить…
копить…
платить…
дробить на части…
Найти предел, а встретить зеркало.
Жизнь – рекурсив[6]6
  Реку́рсия – процесс повторения элементов самоподобным образом. Например, если два зеркала установить друг напротив друга, то возникающие в них вложенные отражения суть одна из форм бесконечной рекурсии.


[Закрыть].
 
 
Слыхал, есть способ разорвать кольцо:
понять, что ты один, других не видно,
и встать напротив мира – индивидом.
И полюбить таким, как есть его… – свободы соль.
 

11.09.12

Путей на всех привычно не хватало

 
Посмотри ты хоть вбок, хоть назад, хоть вперёд:
на любом из путей нас не ждут.
Но мы врём,
даже сами себе, что – не так, взглядом вверх
убеждаясь: и там никого.
Только стерх.
 
 
Тем не менее, радостно… флаги задрав,
мифы изобретаем такие – будь здрав!
И идём (как бы сами).
Асфальт старых вер
изувечен травой, но доступен, как грех.
 
 
Прорубаться сквозь чащу – вот истинный драйв(!..)
ворох трав и сомнений с дороги убрав,
то ли богатырём, то ли всё ж бунтарём…
 
 
Но и там на пути встретишь чей-то ларёк.
 

Баланс свободы

 
Жуткая штука – индивидуальность,
верх (или дно) одиночества,
это не мода, не сиськи, не сальдо —
это свобода, но… дочиста!
 
 
Путь осознания в версии «само-».
Понял вдруг, что ты: единственный,
но и… ничей.
Бога нет.
Да и сада.
Страшно метёт ветер листьями.
Бродят вокруг люди.
Только – другие.
Им бы обратно… ан, нетушки!
Вот и сдаются рабами в мирские
(или церковные) клеточки.
 
 
Есть рабы разные: мразь, богатеи, —
все из одной категории.
Рабство заразно.
Вот бы стать мне с теми,
кто смог – свободным… в теории.
 

Стандартная модель[7]7
  стандартная модель – теоретическая конструкция в физике элементарных частиц, в основном пока находящая экспериментальное подтверждение.


[Закрыть] «для чайников»

 
На сковородку сало шваркнув,
мечтаю о хрустящих шкварках,
с букетом ароматов[8]8
  кварк – фундаментальная частица в Стандартной модели. По сути, «то, из чего всё».


[Закрыть] кварков[9]9
  аромат – свойство кварка.


[Закрыть].
 
 
Сгорели пробки… да и сало
(не убавлял огонь на слабый,
и Неизбежность затесалась).
 
 
С ней спорить – глупость, нет резона.
Куплю еды на все бозоны[10]10
  бозон – «переносчик» взаимодействия (наиболее известный из них – фотон, а последний из недоказанных – бозон Хиггса).


[Закрыть],
что есть, став толстым, сытым, сонным.
 
 
Стандартная модель по сути —
вся наша жизнь. Другой не будет:
Бог далеко, а смысл смутен.
 

Квестмен

 
Ну и что (?) неподъёмность дорог,
ну что (?) потерялась любовь,
холодит спину буйный восторг —
там мишень.
Не по мне – пулю в лоб.
 
 
Не по мне казематы.
Надев
шарф рассвета, простыну в пути
от сырых безнадёжных надежд…
отогреюсь костром перспектив.
 
 
Раскричались в лесах дураки,
им, токующим, вечно – сезон.
Петли троп на ногах, как ни кинь,
тянут время средь сосен-засонь.
 
 
Непростительное «не прощу»
зацепилось за куст в прожитом
и осталось…
 
 
……………………………………
 
 
На солнце – в прищур —
я иду.
Ты такой же.
И что?
 

Чел (психоделика)

 
Не обречённый на успех,
идет. Свет в пыльных волосах.
С покоем в сердце, Бога – без.
Путь – виноградная лоза.
 
 
На поясе стихов кошель,
на будущем – запасы притч.
Жужжит нелепо зависть-шмель,
и пусть себе.
Чуб ветром стричь —
вот главнейшая из свобод.
Вторая: с миром постоять
напротив солнца, неба – под.
Жизнь – не расстрельная статья.
 
 
Есть мнение, мол, как сказать.
Ему на это, как до звёзд.
Ведь звёзды – Богова слеза,
что может знать о Боге ксендз?
 
 
Что может знать о жизни Бог,
хотя её и написал?
Читают все, да вразнобой…
охрипли скукой голоса.
Устали жить, где надо – петь.
 
 
Он улыбается, идёт,
под ним Луна, над ним – Тибет,
судьбу царапая гвоздём.
 

Неравномерность

 
Война – естественное состояние,
такое же, как и покой.
Инь-Ян…
Гармония на кой?!
Добро и зло, заметьте, не полярные —
перетекающие,
но и… связанные.
Нет палки, чтоб с одним концом,
но есть совсем без них – кольцо,
бессмертием за ноль наказанное.
 
 
Ноль. точка, центр, середина… – мёртвое,
достигнутая тепловая смерть.
 
 
А я люблю, когда есть ветер,
стихи, как поиск Ци,
и дворник – мётлами.
 

Принцесса на горошине

 
Кому-то сладким – одеяло ватное,
кому-то – по грехам их – запах серы,
а мне достались песни ветра с вантами.
В отсутствие надежд спасает вера.
 
 
Не вера в Бога, пусть она и главная,
а вера в беспредельность человека,
ведь человек есть штука тугоплавкая
и не ржавеет.
 
 
Солнце греет веки,
оно мне часто помогает с курсами
и часто слепит, всё-таки ведь – солнце,
но нам не привыкать, на то и русские,
чтоб следовать ему, как крестоносцы.
 
 
Кто – человек?
Принцесса на горошине,
горошина – Земля, вода – матрасом.
Мне будущее – это вера в прошлое,
не прожитое глупо и напрасно.
 
 
Не важно, что осталось, – на готовое
попасть мне не судьба.
Пойду на вёслах
в безветрие, а ну отдать швартовые!
Я должен.
Наплевать, что будет после.
 

27.01.13

Синкопы

 
Пусть не двигаюсь в такт,
это вовсе не значит, что нет чувства ритма, —
барабан большинству
задаёт ведь не ритм, а уверенный темп.
 
 
Для героев атак
остается, как правило, верная, смирная
смерть, по волшебству
обходящая в танце вниманием тех,
 
 
кто сбивает шаги.
Не пою нараспев лозунг «делай, что
должен…»
просто делаю. А
лицемерно зовущих с трибун не люблю:
что болтун, что шахид —
за спиною у них барабан, деньги, вожжи.
Мерно воет юла
гироскопа, дав север – не курс – кораблю.
 
 
Сетка координат —
это всё, что нам нужно: любовь, звёзды, время…
а вот выбор пути —
это прерогатива свободных людей.
 
 
Что за ветеринар
«лечит» стадо, ведь каждый второй в нём стал
мерин?
Барабан бьёт.
Рутина.
И «видит путь» очередной молодец.
 

К вопросу о бесполезности пауз

 
Люди идолам хлопают – в бешенстве.
Тоже хлопаю… тихо зевая,
это так издевательски тешится
сторона моя теневая.
 
 
Кто там лучшие? И по чьей версии?
А толпе то, что скажут, то – «гарно»…
И вдыхаю ночной ветер северный,
выдыхая,
да перегаром.
 
 
Есть теория невероятности
(нет её относительно старой):
в ней все идолы рушатся яростно,
вызываются санитары
и фанаты в истерике грузятся
в спецмашины.
На площади тихо…
Но надолго ли?
Новых льют в кузницах
«бронзоносцев».
Пьёт дворник Тихон.
 

Им

 
Он никогда не плакал, не орал,
шёл, невозможность называя «если б».
Диагноз после впишут доктора
в историю болезни.
 
 
На кухне судеб куча «Поваров».
Не все используют не соль, а пряность
добавкой в человеческий сироп —
вкуснейшее упрямство.
 
 
Вот и ему досталось.
Но любви
(привычный дефицит) не доложили.
Он уходил, клал ключ под половик,
и в доме жили…
 
 
Он возвращался (нужно ж где-то спать,
раз числишься, как нужный для кого-то).
Он клал себя в мечту, как руку в пасть
льву дрессировщик – гордо.
 
 
Ему привычней было, будто танк,
вскрывать лихой атакой оборону
у будущего.
Жизни ткань тонка —
как из капрона,
порвать легко, особенно когда
всё время – напролом, по буеракам…
 
 
За ним идти легко, но кавардак
весь в том, – как бумерангом
ему и доставалось впереди
за всех.
И он однажды не вернулся.
Остался Путь.
И память бередит.
А эпикризы – рвутся…
 

Истории, подсмотренные однажды

Ночь и лошадь

 
Сквозь сон думал сон в мир прорвался,
в ночи мне захлопав в ладоши…
А просто усталая лошадь
шла, цокая.
Все чувства врали,
 
 
мол, это, увы, невозможно,
на крае Москвы как ей взяться?
Поди ж ты, прокралась вот зайцем
и бродит усталая лошадь,
 
 
похожая на чью-то шалость,
как будто бы мир сказок ожил.
А грустная странная лошадь
машинный шум не заглушала.
 
 
И как тут не встать осторожно,
сквозь ночь просочиться к балкону
и выглянуть, может и кони
там есть?
Но, увы.
Ночь и лошадь.
 

Не случившийся случай

 
Не знаю, существует ли случайность.
По крайней мере, в этом не уверен.
 
 
Слепым дождём вам по зонту стучало,
и ход событий был вполне намерен.
 
 
Вы очень обстоятельно внимали
пустым словам очередного мачо
(сбежать не позволял дождь). В раже мальчик
врал, как возможно только по емайлу.
 
 
А мимо, не случайно оступившись,
другой прошлёпал, брызгая, по луже,
он вами очарован был, как пишут
в дурных романах.
Вот кто был вам нужен.
 
 
Его заметив, вы свой взгляд однако
в связи с дождями не адресовали
ему. И он прошел.
Вам врали,
жизнь протекала,
Бог смеялся,
случай плакал.
 

Перуанские мотивы

 
Европейцы от денег протухли.
Но хранят связь с природой, как в ранцах,
в дивных, потусторонних «свистульках»
удивительные перуанцы —
 
 
в этих уличных фолк-музыкантах,
отчего-то не вышедших ростом,
есть материя правды (а ткани
данной тонкости душами носятся).
 
 
Вот и сыплется мелочь к ним струйкой,
как попытка забыть, откупиться…
но когда-нибудь вдруг станет грустно,
вспомнив музыку «андовских принцев».
 

О пространственно-временном континууме

 
Починили бы время!
Уж слишком оно непрерывно.
Только кто ни пытался, выходит всё как у Зенона:
нет движения… но мир опять, да выходит зелёным.
Вот такая поломка у логики, дзеновский выверт.
 
 
Как мне кажется, здесь не поможет наука.
Педанты
разбирая любые канаты причин на волокна,
сами крестятся, если где встретят глаза с поволокой,
и тайком изучают устройство Вселенной по Данте.
 
 
Ну так вот, я о времени.
Знаете, нынче погода
сократила период движения многих до дома
из-за ливня. И прибыв чуть раньше, нашла три кондома
дама в спальне. И время семьи прекратилось, по ходу.
 

К вопросу о дырявой памяти

 
У меня был приятный знакомый
(он – знакомый всегда для кого-то),
дни рождения лучше законов
наизусть знал, у всех, и два года
 
 
мне исправно звонил, между прочим
непременно прося, мол, «не в службу».
И врагов моих – тоже…
Не ропщу,
раз таких заслужил, «нафигнужных».
 
 
У меня есть знакомая дама,
в дни рождения сонмы входящих
скурпулёзно считает, жандармно
помня всех, кто…
А списочек – в ящик.
 
 
И вот думаю: стоит, пожалуй,
познакомить их, ведь идеально
подойдут!
Телефон забыл, жалость…
 
 
Новый «друг» помнит (что-то скрывая).
 

Сетования старого портрета

 
Лет назад тому сто двадцать пять
приключился небольшой конфуз:
я наверно знаю, что тебя
целовал чувствительно француз
 
 
в том момент, как маменька вошли.
Ты смутилась с покрасненьем щёк…
но не смею более пошлить,
как наверно все, кто был крещён.
 
 
Ах, сестра моя, обыкновенн
стал теперь тех обстоятельств флёр!..
Нынче люди ведь в иной канве
обретаются: дурной фольклор,
 
 
прочие непостижимые
вещи, откровенные не то.
Нравы выродились ширмами,
девица краснеет – моветон.
 
 
Хочется, хотя б и небольшой,
но изящной в душах красоты,
да вопрос, пожалуй, что решён:
след от века нашего простыл.
 

Товарищ Город

 
Меня не связывает с Вами больше ничего,
а вот и главный признак сделки: «наконец-то»,
товарищ Город, моего – однажды – детства,
и тысяч – разочарований в жизнь величиной.
 
 
Однако, Город, вы ведь не прощаете, мишень
рисуя, как рецидивисту, меж лопаток.
Но я не вор, а воин…
У берёзок патлы
погостам Вашим позволяют дивно хорошеть.
 
 
Любил бы Вас: церквушки, речка, скука – лепота!
Но, чёрт возьми, провинциальность, будто язва,
уродует людей, у некоторых, разве,
оставив душу чистой. Этих – норовят втоптать.
 
 
Давайте встретимся, товарищ Город, чуть потом
(у неприязни тоже есть свой срок и годность),
ну а пока нам всем не позволяет гордость
расстаться с миром, не взрывая мост.
Года – понтон?
 

Эпизод конца февраля

 
Холодно.
Цветет февраль,
но весна-щекотка
из метро: «Мне не пора ль?», —
в розовых колготках
топает передо мной.
Взглядов концентраты
все достались ей одной.
Фотоаппараты
щелкали, блюдя мораль,
тихо, незаметно,
и какой-то мачо-враль
вслух прикинул смету.
 
 
Хорошо, свежо, смешно
стало; как домкратом
настроение.
Пшено
голубь аккуратно
у себе подобных крал
(вдруг на алименты?).
Нам весна – теплоцентраль
в грустные моменты,
шутка, кости домино,
камушки на чётках…
девушка всему виной
в розовых колготках.
 

Руки

 
Любой руке хотелось бы – вцепиться,
поскольку в этом назначенье рук.
Жуя в уютненькой кафешке пиццу,
я наблюдал людей, их руки, лица…
Какой же город был?.. Москва? Бейрут?
 
 
Не помню.
Да и вряд ли это важно,
во всех – предназначение кафе
встречаться нам с едой и в антураже
смотреть, что как всегда закат оранжев,
и ставить птички в часовой графе.
 
 
Так вот про руки.
Дело было прошлым,
забытым, как казалось, но, поди ж!
Ладошки на глаза (как это пошло…
и страшно, – ну а вдруг не о хорошем
напомнят). Пошутить не запретишь.
 
 
И голос… Боже мой, да, голос… Голос!
Захолонуло что-то. Не до пицц.
Рука салфетку сжала и мусолит
(пусть память в трещинах, в пробелах, в сколах,
но мы всегда найдем, что в ней добить).
 
 
Разворошил.
Кровища…
Не весна ли
напомнила нелепо о себе?
Не с нами руки, те, что лучше б – с нами…
Но развернувшись, понял – обознались.
А значит, что и дальше буду – без.
 

Гдетобасня

 
Ругались три вороны на снегу,
похожие на мумии трёх граций,
но видно повод тот же им подраться,
ведь выбор поводов всегда не густ.
 
 
Толкались, каркали, рядились вдрызг
вокруг огрызка яблока раздора,
а рядом памятник с могучим торсом
смотрел на них.
 
 
И солнце в виде брызг
картинку дополняло.
Весь комплект
напоминал о вечном… или бренном —
как посчитать.
И время в виде крема
навряд ли им добавит интеллект.
 
 
Здесь говорить не стоит про мораль,
поскольку нет её: картинка как картинка.
Хотя… смотреть на глупость не противно,
когда она красива.
Кыш – орать!
 

Дрын и бард

 
Работа – это поиск результатов.
Безрезультатный поиск – результат
метаний духа.
С рожей бледноватой
мечтал поэт, чистейший, как хрусталь,
а в голове «круженья» да прожекты,
несбыточные глупости…
Ему б
лопату в зубы, бабу. Мир не груб,
но надо ж знать, где у машин инжектор!
 
 
А, бедолага, с очевидным спорил
(спор – похороны правды).
Цвёл жасмин,
пуляя лирикой. Поэт упорен
и от тоски дох.
Правда иже с ним.
 
 
……………………………………………..
 
 
Он затаскал «любовь и кровь» до дырок,
пока не встретил в подворотне дрын
(когда меняют правила игры,
мы как валет на клетке е-четыре),
и прекратило быть безумно «скуш-шно».
У жизни для валета резкий стиль, —
работник подворотни – парень ушлый…
 
 
Но строчет бард про падающий лист.
 

Экран

 
Обычно не нужны мы никому,
но думаем, что это необычно.
Так снег в России долог и привычен
в отличие от счастья и коммун
(что – неприлично вслух упомянуть).
 
 
Итак, шел снег.
Пожалуй, даже жил,
а неживыми в нём казались люди.
Вам тоже показалось? Лучше сплюньте
(забавная примета в мире лжи).
 
 
Зима несла февраль в мешке для шил, —
обычная прелюдия у встреч
с судьбою. Двое двигались навстречу
(простите за повтор). В лицо картечью
бил снег. Среда.
Но не об этом речь,
а о «валете пик и даме черв».
 
 
Как водится, они столкнулись, и…
хотелось бы в истории поставить
хотя бы многоточие (тоска ведь,
когда интриги нет: «пардон», «мерси»,
улыбка, шутка, повод для такси…).
 
 
Однако нет. Не вспыхнула любовь,
хотя в их случае вполне могла бы:
подходят идеально, любят «АВВА»,
семью, есть соприкосновенье лбов…
и верят, что – нужны…
 
 
Но волейбол
причин и обстоятельств – не игра.
Ведь правда в том, что мало просто верить.
Реальности, суровой старой стерве,
нужны не мы, а на окне герань,
само окно и снег на весь экран.
 

Каждому своё

 
В конфликте ноля с единицей,
секунды с судьбой, смысла море:
конфликт – и есть смысл.
Ну а кроме
него ничего.
Это длится
по вечностным меркам всю вечность.
И нечего мир людям корчить.
Ему – «я хочу», ей – «он хочет»:
всем нужно своё.
Что плачевно,
развитие – только в конфликте.
Движение – в потенциалах…
Я – ноль.
Ты меня целовала
воинственно,
дерзостно,
в лифте.
 

Может быть

 
Новый Год на беду
праздник всех, но не мой,
и под Scorpions вой
«maybe I, maybe you»,
будто под баю-бай,
замерзаю в ничто.
Сквозняком из-под штор:
«maybe you, maybe I».
 
 
Кто из нас лишний?
Брют
сух, как камень.
Прощать —
это способ «прощай,
maybe I, maybe you».
Пью прощания.
Пай
фейерверков иссяк.
Ночь.
Мы.
Тот же сквозняк
«maybe you, maybe I».
 

Новогадовское

 
Над высоким морщинистым лбом
белым облаком волос курчавится.
Уж не этот ли дяденька давеча
в Новый Год мне устроил облом?
 
 
В бороде не видна форма губ,
нос размером с вселенную насморка, —
что ж ему-то не врать, безобразному?!
 
 
На враньё, как на счастье, бегут.
Вот и я…
Выше по этажу
слышу шум —
люди радостью делятся,
разгулялись, как в окнах метелица.
Ночь – соседка мне по метражу.
 
 
Не скажу —
хороша.
Со стены
мне из календаря тот же дяденька
улыбается хитро и гаденько,
как огонь в чурках берестяных.
 
 
Есть единственное из всех чувств,
как-нибудь дальше жить заставляющее:
не любовь, не страх, смертушкой лающий, —
а надежда.
Вот ей и лечусь.
 
 
И прикладываю: от любви,
от добра, как обычно, не доброго…
И шипит Новый Год, будто кобрами,
фейерверками-ложью обвит.
 

Уличная танцовщица

 
Даже у престарелой Джульетты
(всё фламенко танцующей с форсом),
словно у молодого поэта,
наступает период вопросов.
 
 
К сожалению номенклатура
их различна. Но главный – «в чём смысл?»
может в ступор ввести даже дуру,
ведь ответ от потока лет смылся.
 
 
Подагрически хрустнув суставом
(хруст – профессиональная метка),
все сомнения дама оставит
и испортит собою фламенко.
 

На этот раз

 
Вот удивительно, но карты снова
не подвели: не вымучен пасьянс,
и – вымученной – встреча. Этот нонсенс
не поддаётся «Академ де сьянс»[11]11
  понятно, что «Академи де сьянс», но…;)


[Закрыть].
 
 
Все люди возвращаются друг к другу,
насовершавши кучи разных дел,
но… кто кому был друг?
Я в ваших кудрях,
сударыня, запутавшись, хотел
 
 
найти, быть может, старые надежды
(наиглупейшая, пожалуй, блажь),
но понял, что прощать друзей – не жертва, —
мираж…
 
 
Как выяснилось, вы – не оппонент мой.
Пусть мелкий круглый столик на Цветном
не обольщается, – надежда перманентна.
 
 
Мороз дышал, свежайший, как ментол.
Природа дрянь собой напоминала
массивом серо-облачных террас.
 
 
Друг друга было – на чуть-чуть – нам мало
на этот раз.
 

На приеме у Большого Босссааа

 
Конфеты до ужаса не карамельные
хрустели в тебе, и словами такими же
ведёшь разговор
к бесполезному финишу.
Очки в роговой…
Корабли оробелые
моих не-вопросов под флагом Либерии
ползли к результатам таким промежуточным,
что колик желудочных в качке не шуточной
сомнений избегнуть нельзя. Корабельные
 
 
не сосны, но оси, скрипели мне мелями
и перепроложенными – злостно – курсами.
 
 
«Либерий», положим, нет. Но есть ведь трусы. А
я всё держусь под хруст не карамельного.
 

Формы надежды для следующих

 
Не притворяясь хорошим,
быть не плохим не возможно…
Милое платье в горошек, —
форма обмана сапожна,
но эффективна на диво.
Деве хотелось быть любой,
а правда – не креативна,
а ложь – гурманское блюдо.
 

Ремарка

Ложь – это как рыба фугу:

повар не очень умелый

много поставит душ в угол,

выжившие очумело

будут мечтать о добавке).

 
Парень был чмо, а не мачо,
но на душе бородавки
плохо видны…
Вид обманчив,
это мы знаем, но всё же
разум слабее инстинкта:
путь у любви тем надёжней,
чем ярче цвет у картинки…
 
 
Встреча (чуть-чуть упрощая)
их состоялась. В итоге
каждый обманут, включая
следующих… по дороге.
 
 
Игры в добро и со светом —
злу неплохая одежда.
Знаешь, а ненависть – это
новая форма надежды.
 

Кто-2

 
Мне сказал корешок
с фешенебельной «Ауди»:
«Будет всё хорошо» —
это мантра для даунов.
 
 
Меньше слушай попсу».
И погнал, хлопнув дверью. Я
сам не верю в абсурд…
а точней, недовериваю.
 
 
Зеркала – совесть луж…
Нет зеркал – полн мир лужами.
Значит мантра не столь уж
популярна заслуженно?
 
 
В мокром скрипе колёс,
параллельно и хордово,
будто брошенный пёс,
городом оприходован,
 
 
мантре двигаюсь в такт.
«Будет» – вижу. Так где же в нём
«хорошо»?! Улиц факт
пожирает его живьём.
 
 
Зеркалам в пасть толпа
зачарованно движется,
Бог командует: «Спать!..»
Сортирует черт выживших.
 
 
Перекрёсток.
Затор.
Приближаюсь.
Авария.
Корешок мертв.
Зато
сдуло сонность в аквариуме,
 
 
и увидев себя
в «хорошо», в отражении,
даже я, лоботряс,
понял: там мне ощерилась
 
 
чья-то харя. «Ты кто?»…
Но вопрос риторический.
Псу, как с дерева кот,
город ржал гомерически.
 

Мелочи… (?)

 
Немного не в себе, дворовый кот
в субботу утром объявил бойкот
машинам, и разлёгся на капот
одной из, с целью высказаться.
Орал, как грешники в Армагеддон.
Однако громогласный закидон
не вызвал нужного. Одни, пардон,
помои, выплеснувшиеся
 
 
в словесную войну соседей за
и территорию, и за глаза
друг другу сказанное. Мда-а-а… Дерзать —
потуга не бессмысленная,
но кот забыт был в ходе болтовни…
Ну, так кого за глупости винить?
 
 
Коту сметанки вынес отставник…
мир им был выстрадан.
 

Вечный тотем

 
Она – почти заря, он – от зари – пылал:
величественная во времена тотемов
у них тогда, наверное, любовь была…
но не дошла до нас о том поэма.
 
 
Путь у романтиков… ну запредельно книжн.
А книги жгут.
А надо жить.
И – пишем.
И сами постоянно усложняем жизнь,
всё доверяя людям, книжкам, виршам.
 

Философия – наука о себе

«Пройти, не поднимая глаз»

 
А правда-нищенка грязна,
противна, что ей ни надень:
хоть сдохни, – несмотря на нас,
жизнь происходит каждый день,
и как ни украшай свой быт
в попытке время укрощать,
ложь – то, что мы в руках судьбы.
 
 
Судьбы нет… правда – есть, тоща.
 
 
Непрезентабельна?
О, да!
Но если душу обольёт,
то ей придётся всё отдать
(не за красивое бельё —
под ним всё та же правда, но,
закамуфлированною,
ей быть собою не дано).
 
 
Красивым женщинам поют
лишь то, что им приятно – лесть,
но красота снаружи – вещь,
товар.
На правду не налезть
ни красоте, ни…
И зловещ,
обычно, случай встречи с ней.
Я ничего ей не подам —
боюсь… И ничего честней
не говорил за все года.