Текст книги "Мужской день"

Немного помолчав, он продолжил:

– Вот он, этот дом. Она сама мне про него говорила. А мне почему-то говорить нельзя. Вот же он стоит, прямо напротив.

Демочка протянул руку, и мы, повинуясь какому-то невольному желанию, обогнули угол стены и подошли прямо к крыльцу бывшего купеческого дома. Крыльцо было сломано, дверь заколочена досками, в окнах давно не было и следа стекол. В пустом пространстве дома гудел ветер. На крыше хлопал оторвавшийся ржавый кровельный лист. Все это происходило в двадцати шагах от Демочкиного подъезда.

– Как же ты тут живешь-то, а? – пожалел я Демочку. Он дернул плечом и посмотрел на Вовика.

– Я ж тебе говорю, маньяки снятся. Каждую ночь. Я тебе говорю, а ты не веришь! А может, это не маньяки, а привидения. Эй! – вдруг крикнул Демочка, наклонившись к дому.

Неожиданно стало совершенно тихо. Только что хлопал лист и гудел ветер, тарахтела машина в переулке, и кто-то внятно ругался, открыв форточку и пуская в нее табачный дым. Как вдруг все исчезло.

– Я тебя не боюсь! – крикнул Демочка и побежал обратно домой.

Я дернулся за ним, но вдруг Вовик крепко схватил меня за плечо.

– Пошли, покажешь свою яму, свой тайник, – сказал он.

Я пожал плечами, и мы пошли. Мы долго блуждали по дворам, я делал вид, что забыл это место, и, наконец, окончательно замерзнув, привел Вовика к какому-то совершенно незнакомому дому, где было потемнее, и ткнул варежкой в землю:

– Вот здесь она была. Только ее зарыли. А жаль. Там, может, склад оружия был.

– Врешь! – заорал Вовик. – Я сам здесь живу! Не было тут никакой ямы. Понял? Я тебе сейчас так…

Мимо меня прошла какая-то женщина, и Вовик отвел уже занесенный над моей бедной головой кулак.

Этого мгновения хватило, чтобы меня вдруг осенило:

– Слушай, Вовик! – зашептал я с огромной силой убедительности. – Я все понял! Давай из этого дома через окна выносить стройматериал! Доски, столбы! Нам же все это нужно!

– Нафиг? – спросил Вовик.

– Мы строить будем, коробочку! А Демочка… перестанет бояться! Этих своих маньяков!

Вовик молчал долго.

Я даже устал ждать его реакции и просто тупо смотрел вдаль, где виднелся шпиль высотного дома на площади Восстания с красной звездой на конце. «Сейчас бить начнет», – подумалось мне. Драться не было никаких сил. «Дам в рыло и побегу», – решил я.

Но Вовик вдруг тихо сказал:

– Да врет он все. Просто…

Вдруг Вовик дернул меня за воротник куртки и сказал:

– Ты его не обижай! Понял? И пятьдесят копеек приноси. Завтра!

Вовик хлопнул дверью подъезда.

* * *

Так закончились мои мучения в этот день. Но, впрочем, я не жалел о том, что пришел к Демочке в гости.

Ведь, в сущности, все кончилось хорошо.

2

Мы стояли перед домом 13 Б. Стояли и не знали, что делать – заходить или нет. Никто не знал – ни я, ни Колупаев, ни Женька, ни Вовик, ни Демочка. Поэтому мы стояли и разговаривали.

– Как маньяки, Демочка? – вежливо спросил Колупаев. – Последнее время не беспокоят?

Демочка промолчал и сплюнул. За него ответил Вовик.

– Да вот видишь, дверь-то им, на фиг, заколотили. Они смотрят: ба, а дверь-то заколочена. Ну и ушли, на фиг.

– А через окно? – поинтересовался я.

– А через окно они, видишь ли, не любят. Лезть надо, одежду пачкать, а они же это… чистюли. У них там ножички, сумочки такие специальные, перчаточки белые. Мы же тебе все это рассказывали. Или ты забыл?

– В общем, это… ушли маньяки? – твердо и грубо спросил Колупаев.

– Ушли, ушли, – недовольно процедил Демочка. – Вот пристал. Не в маньяках дело, я ж говорю. Про маньяков это я так… Для примера. Просто это вообще нехороший дом. По всякому. Туда лазить запрещается.

– Да кем, кем запрещается? Ты можешь сказать или нет? – не выдержал Колупаев.

Демочка немного побледнел.

– Запрещается, и все, – стоял он на своем. – Если вы туда полезете, я тогда не знаю, что будет.

– Так ты что, против стадиона, а? – спросил я.

– Нет. Я не против стадиона. Но из чего вы его строить будете? Из досок? А доски где возьмете? Вам в дом нельзя. Туда лазить запрещается, короче.

Колупаев заходил кругами и стал вертеть головой, как будто болела шея. Он всегда так делал, когда находился в сильном напряжении. А у меня устали ноги. И я сел на какой-то ящик, чтобы отдохнуть. И в этот момент все и началось.

Колупаев вдруг взял и полез в окно. Лез он неуклюже, странно, как-то боком, отвернувшись и зажмурившись.

И все-таки лез.

Он зацепился штанами за ржавый гвоздь, выругался и вдруг закричал:

– Лева, подержи меня, Лева! Я повис! Повис, на фиг!

* * *

Дальнейшее покрыто в моей памяти каким-то мраком неизвестности.

Я помню, как мы стояли возле дома и долго говорили. А потом все почему-то сразу очутились внутри.

Почему-то мне кажется теперь, что я самым последним залез в дом 13 Б. Наверное, потому, что у меня устали ноги, и я сидел на ящике, пока зацепившегося за гвоздь Колупаева проталкивали внутрь Вовик с Демочкой. Пока они все по очереди исчезали в этом черном окне с трухлявой рамой, которая висела как будто наружу, как зубы… Как рот человека, который всей своей ржавой улыбкой говорит тебе: ну что, давай заходи! И ничего хорошего в этой улыбке для тебя нет.

Казалось бы, думаю я теперь, как хорошо залезать в такой вот страшный дом 13 в самому последнему, когда все твои друзья уже там, ан нет… зазевавшемуся и опоздавшему, или чересчур осторожному и боязливому человеку, может быть, гораздо труднее входить в дом 13 Б, гораздо труднее.

Когда я встал с ящика и на негнущихся коленках потащился к этому окну – уже не было никого. Влез даже Женька со своей больной ногой. Влез и исчез.

Я был один.

Я один влезал в этом дом. Так мне казалось. И так мне кажется и теперь…

Я положил руки на обтрескавшийся подоконник и с трудом подтянулся на уровень груди. Висеть было неудобно и высоко, и с самого начала стало понятно, что дом совсем не такой, каким казался снаружи – маленький, покосившийся, невзрачный. Нет. На самом деле это был огромный мрачный домина, абсолютно крепкий и неприятно пустой.

Я занес ногу на подоконник, нашарил ногой какой-то там выступ и стал с трудом подтягивать остальные части тела. Некому было мне помочь, некому было меня втащить за шкирку – я опоздал.

Это была горькая, но справедливая правда, поэтому я молча сопел и, отчаянно ругаясь про себя, пытался залезть сам.

– Лева! – заорал вдруг Колупаев. Он был явно где-то близко, но я его не видел. – Лева, гад! Ты где застрял? Быстрей иди сюда!

Я зажмурился и спрыгнул. Удар был не силен, но и не слаб. Я летел немного дольше, чем ожидал. И, не удержав равновесия, рухнул на коленки. Медленно-медленно открыл глаза и оглянулся вокруг.

Первое, что бросилось мне в глаза, – кругом были бревна и доски! Это было просто какое-то царство брошенных, никому не нужных бревен и досок. Мрачные стены хранили следы старых обоев, из них торчали какие-то странные штуки, на полу, между зияющих дырок, валялись истлевшие предметы, назначение которых я не смог бы понять никогда. В доме

была мертвая глухая тишина, неприятно нарушаемая только моими робкими заплетающимися шагами.

Отовсюду торчали какие-то обломки, куски грязной пакли вываливались из стен, отломанные, вырванные из пола доски обнаруживали под собой неприятное и опасное пустое пространство…

Я пощупал одну из них.

Вот это да!

Это была не просто доска, досочка, фанерка, из которой делают летние домики, ящики для посылок или заборчики на огородах вдоль железных дорог. Это была такая толстая, такая могучая доска, что пощупав ее, я даже испугался, – как же мы ее будем поднимать, тащить, волочь, прибивать? А столбы?! Это были не столбы, а какие-то просто столбищи! Какие-то просто монстры округлой формы и с торчащими во все стороны шляпками гвоздей.

– Лева! – заорал вконец рассвирепевший Колупаев. – Ты где, зараза?

…Теперь я, наконец, понял, откуда он кричит.

В доме 13 в было несколько комнат на первом этаже. Даже не несколько, а довольно много.

Колупаевский голос доносился откуда-то оттуда, из пыльного и уходящего в неизвестность коридора, за которым прятались все эти комнаты.

* * *

Пройдя две комнаты, я обнаружил ребят в третьей. Они сидели прямо на полу, Колупаев курил в кулак. Никакой мебели тут не было, дом 13 в стоял на снос давно, лет уже, наверное, пять или десять, никто точно не знал.

* * *

– Так! – грозно сказал Колупаев, когда я вошел. – Послушай, Лева! Ты послушай, что они говорят! Они нам угрожают! Они нас запугивают! Ты можешь себе представить? Кого запугивают? Тебя! Меня! Хромого! Или мало я им давал по шее? Или мало я им выливал за шиворот? Или они еще хотят?

– В чем дело, Колупаев? – спросил я. – Мы же уже здесь…

– Мы-то здесь! А они-то где? Где вообще кто, ты можешь мне объяснить! – Колупаев схватился руками за голову, как будто хотел сказать всем своим видом: все, больше не могу, кончилось мое терпение!

Тогда Демочка встал с пола, отряхнул штаны на заднице, и сделал несколько шагов в середину комнаты. Затем он прокашлялся и торжественно сказал:

– Я еще раз хочу официально подчеркнуть! – сказал Демочка. – Официально, на фиг! В этом доме жила моя бабка! Моя бабка все про этот дом знает! Она нам вообще запрещала сюда приходить! Но если мы пришли, надо сплюнуть три раза через плечо, закрыть глаза и три раза повернуться вокруг себя. А потом тихо сматываться…

Мне сразу стало интересно, и я тоже решил посидеть на полу. Попа уперлась во что-то твердое и сырое. Стало как-то неудобно и нехорошо, но я придумал. Я подложил туда руку и продолжал сидеть.

– Ну вот ты и плюйся! – сказал Хромой. – Плюйся, потом закрывай глаза, крутись и уматывай. А мы продолжаем осмотр этих… стройматериалов.

– Понял? – сказал Колупаев.

– Дай договорить! – сурово пробасил Вовик.

– Ладно, пусть договаривает, – неожиданно согласился Колупаев.

– Ребята, я не могу всего вам рассказать, – тихо и проникновенно начал Демочка. – Но вы поймите, если что-нибудь с кем-то случится, меня же вызовут и спросят: почему я вас сюда пропустил? Почему не сообщил куда следует? Понимаете?

– Куда-куда сообщил? – насторожился Колупаев.

Возникла неловкая пауза.

– Ну, еклмн, теперь я еще и это должен рассказывать! Вовик, ну как мне им объяснить? – горестно уставился Демочка на своего толстого неподвижного друга.

Неподвижный друг только молча развел руками: ну что я, мол, могу поделать с такими идиотами?

Я лично и вправду почувствовал себя полным идиотом. И, видимо, не только я один.

– Все, хватит! – заорал вдруг Женька Хромой. – Я встаю и иду дальше! А вы слушайте, сколько влезет!

– Подожди, Хромой! – с угрозой сказал Колупаев. – Пусть уж до конца договаривает! Говори-говори, Демочка, мы тебя слушаем…

– Ну, а что говорить? – устало сказал Демочка, слегка потупившись. – Я уж все сказал, на фиг.

– Так кому ты там должен был сообщить, я что-то не понял? А? – Колупаев от волнения даже взял новую сигарету и снова закурил, чего он практически никогда не делал – из экономии. («Две подряд только пижоны курят», объяснял он нам не раз).

– Да никуда не должен… Никуда не должен… Просто этот дом… поднадзорный, на фиг. К нам приходят, проверяют… Раз в месяц. Или два раза в месяц, не помню.

– Да кто приходит-то?

– Ну… кто… майор. Или капитан. Фиг его знает. Закрывается там, с бабкой беседует. И со мной.

– А с тобой-то о чем?

– Ну вот об этом… – несчастный Демочка, который говорил все тише и тише, обвел нас глазами, полными настоящих слез. – Вот об этом на фиг… Чтобы никто в дом не заходил, никто не шумел, чтобы я обо всем ему докладывал. А иначе…

– Что «иначе»? – прошептал Колупаев.

Уж мне-то было хорошо известно, как он боится всякой милиции. Ужас этот у него был настолько священным, что я даже сам одно время стал ее побаиваться.

– Арестуют меня, наверное, – пожал плечами Демочка и отвернулся к окну, чтобы мы не видели его слез. – Или вообще… укокошат, на фиг.

– Да кто тебя укокошит-то? Кто? – заорал Хромой в ужасном негодовании. – Это же наша милиция!

– Да откуда я там знаю, милиция или не милиция… Может, это никакая не милиция… а вообще эта… госбезопасность. Они вообще никому не подчиняются, даже Верховному Совету. Даже Брежневу не подчиняются.

Демочка по-прежнему стоял к нам спиной. И мы только слышали его всхлипывающий тихий голос.

– Понимаете, – тихо говорил всхлипывающий затылок Демочки, – я же на самом деле ничего не знаю. Я же не знаю, что здесь на самом деле происходит.

* * *

Я все пытался понять, чем же замазано окно за головой Демочки. Почему оно такое черное. Окно было замазано какой-то краской. Густо и небрежно. Поэтому силуэт Демочки в темной комнате на фоне темного окна казался совершенно нереальным. Как будто самого Демочки уже не было, а была только его смутная тень.

– Вот вы думаете, что я вру, а я однажды сюда пришел, а у меня все тело светится! Я думал, ну все, это конец. А я не помер, только болел целый месяц. Голова у меня кружилась, и ноги подкашивались. Я же не знаю, может, тут реактор какой-то поставили, для изучения. Тут же мертвяки… Я же вам говорил…

– Что ты говорил?

– Я говорил! Я говорил…

* * *

Где-то очень далеко, на улице, проехала машина, но ее здесь практически не было слышно.

– Рассказывай по порядку, – приказал Колупаев.

– Ну… – Демочка повернулся к нам лицом, но при этом почему-то закрыл глаза и глубоко задумался, как будто что-то вспоминал. – Ну короче, приходит однажды к бабке человек в штатском. Но я сразу понял, что он оттуда. И долго так

с ней разговаривал. А потом ко мне в комнату зашел и говорит: ну, че, мол, парень, как, мол, то се, туда-сюда, житуха короче как…

– А ты?

– А я так внимательно на него посмотрел и говорю: а в чем, собственно, дело?

– А он?

– А он тоже так внимательно на меня посмотрел и говорит: ты ходил в дом 13 Б?

– А ты?

– А я дурачком прикидываюсь и говорю: это че за дом такой?

– А он?

– А он мне и говорит: ладно, парень, ты дурачком-то не прикидывайся. Я все знаю. Я говорю: а что вы знаете? А он: я знаю, что этот дом ты исследуешь на предмет паранормальных явлений.

– Каких явлений? – не понял Колупаев.

– Паранормальных. Ну это всякая нечистая сила, гипноз, полеты во сне и прочая хреновина.

– А ты?

– А я говорю: а откуда вы знаете? А он взял и предъявил мне свои документы.

– Какие документы?

– Да я не запомнил. Он как эту красную книжку достал, у меня аж в глазах потемнело. Но я фамилию его запомнил: Шпиндайло. И вот этот Шпиндайло закуривает так внаглую папиросу (бабка-то у меня не курит)…

Демочка перевел дух и внимательно посмотрел на нас. Мы молчали. Все понимали, что Демочка врет. Но в то же время в моей душе рождалось такое странное чувство, выразить которое подробно я не берусь. Помню только, что чувство это было сродни восторгу и вместе с тем страху. Но ни одним, ни другим оно не было.

– Закуривает он внаглую папиросу, затягивается вот так вот (Демочка взял у Колупаева сигарету и показал), и говорит: я буду приходить к вам домой регулярно. И ты мне будешь докладывать, что ты видел в этом доме, каких подозрительных людей. Это, говорит, твой долг, на фиг, перед обществом, потому что в этом доме действительно (Демочка поднял палец) проводятся различные исследования. Здесь, говорит, еще до революции жил один купец, и короче, он еще производил эти опыты, а потом во время войны тут всякие странные вещи твориться начали, каждую неделю новый труп тут находили… как пройдет неделя, так труп… ну все делали, и охрану ставили, и все… опять пройдет неделя – раз, и труп, ну и короче, дело к ночи, он говорит: что там находится в этом доме, неизвестно, но мы уже установили всякие приборы, всякие датчики, хренатчики, и ты, говорит, Демочка, своими самостоятельными исследованиями можешь нам помешать… А если, он так говорит, наши опыты пройдут успешно, то мы можем исследовать природу одного физического явления… лучей смерти, короче (Демочка опять поднял палец), и эти лучи смерти очень нам пригодятся в оборонной промышленности.

– И все это он тебе рассказал? – недоверчиво спросил Хромой.

– Нет, не все, – согласился Демочка. – Многое я сам понял. Из его намеков.

– Из каких намеков? – продолжал упорствовать Хромой.

– Ну… он меня, например, спрашивает: а вот у тебя так не бывает, что входишь в дом, а у тебя рука вдруг отнимается или нога, и ты не можешь ею пошевелить? А у меня так действительно было несколько раз.

В этот момент я решил встать, и вынул ладонь из-под одного места, и встал, и хотел почесать ногу…

– Ой! – слабым голосом сказал я. – У меня, кажется, рука отнялась! Я руку поднять не могу…

– Что? – в один голос закричали все ребята. – Что ты сказал?

* * *

Этот момент, как ни странно, я помню почему-то очень хорошо: Колупаев пытается поднять мою руку, Женька вертит пальцем у виска, Демочка стоит в грозной позе, скрестив руки на груди, а Вовик почему-то бьет меня по спине, как будто я поперхнулся.

– Позвоночник чувствуешь? – почему-то спрашивает он. – Позвоночник работает?

…Наконец, рука стала покалывать, и я смог ее поднять.

– Да она затекла у него просто! Он же на жопе сидел! – заорал Хромой, но все посмотрели на него с каким-то сомнением и даже жалостью.

– Я не знаю, почему у него рука отнялась, – как заведенный продолжал бубнить Демочка. – Может, и затекла. А может, и не затекла. Я вам главное, ребята, говорю сейчас без всяких… в общем, так: если мы начнем бревна и доски отсюда выносить, тут может такая энергия образоваться… что, на фиг, наши все дома отсюда выселят. Тут будет такой пучок, на фиг, энергии. И неизвестно еще, может ли человек такую дозу вынести…

* * *

Судя по всему, Демочка окончательно запутал Колупаева. Да и моя затекшая рука здорово его смутила.

И в этот момент он совершил поступок, который тогда показался мне глупым, а теперь совершенно таким не кажется.

Колупаев поднялся по шаткой лестнице на второй этаж и со всей силы врезал ногой по покосившемуся столбу!

Враз оторвалась доска и, просвистев мимо моего уха и уха Вовика, врезалась всеми ржавыми гвоздями в стену.

Вовик тихо сказал:

– Ты чего, Колупаев? А если бы ты меня убил?

– Я же вам говорил! Тут же опасно! Уходите все отсюда! Уходите! – заорал Демочка.

Но было поздно…

Колупаев начал крушить этот дом со всей своей страшной яростью, на которую был иногда способен.

– Где датчики? Где приборы? Где лучи смерти? – орал он, отламывая одну половую доску за другой и бросая их вниз.

Чтобы не погибнуть зря, мы быстренько поднялись наверх и начали ему помогать. Все, даже Вовик.

Так закончилась Демочкина тайна.

Внизу набралась уже целая груда досок, когда Демочка вдруг вернулся. Пока мы ломали дом 13 Б, он сбегал домой и принес пузырек керосина и спички.

– Давайте доски вынесем, а дом подожжем? – вдруг тихо сказал он.

– Все наврал, да? – тяжело спросил его Колупаев.

Мы были очень усталые, перепачканные, и злые… Но бить Демочку почему-то никто не хотел. Потому что не было сил, наверное.

– Давайте сожжем, – повторил Демочка. – Пожарники приедут. А?

Колупаев вырвал у него из рук пузырек и запустил в окно. Там грохнуло, но несильно.

– Дурак, – сказал Демочка. – Это бабкин керосин. У меня бабка в этом доме жила. Она точно знает, что этот дом трогать нельзя.

– Но ведь его же все равно сломают? – удивленно спросил Хромой, который в любых ситуациях умел мыслить логически.

– Вот когда сломают, тогда и посмотрим, – упрямо сказал Демочка. – Он стоял прямо, засунув руки в карманы, и ни на кого не смотрел.

Мы начали выкидывать тяжелые доски из окна на улицу.

Это было небезопасное занятие. Можно было напороться на гвоздь. И точно, Хромой вскоре поранил ладонь и пошел домой, за йодом.

– Я еще вернусь, – сказал он.

А мы опять сели на пол и стали слушать.

Дом был теперь совсем другой. У него изменился воздух и звук.

Он гудел, скрипел и дышал. В нем клубилась мощная старая пыль.

– Да, – сказал Колупаев. – Интересно. Жалко, Демочка, что ты всегда все врешь.

– Ничего я не вру, – тупо повторил Демочка. – У меня здесь бабка жила до войны. Она мне все это говорила: и что мертвецы здесь закопаны, и что нечистая сила.

– Но ведь про майора ты наврал?

– Откуда я знаю, кто к ней приходит и на кухне сидит? – Демочка поежился. – Я же говорю: какой-то человек в штатском. А о чем они говорят – не знаю.

Колупаев подошел к Демочке, взял его за уши и поднял от земли.

– Я не вру, не вру, не вру! – визжал Демочка. – Пусти, гад! У меня здесь бабка жила…

Демочка опять стал всхлипывать и опустил голову на колени. Вдруг я понял, что уходить отсюда уже не хочу.

* * *

Наутро мы пришли сюда снова и опять стали выкидывать доски через окно.