Текст книги "Семь тетрадей. Избранное (сборник)"

Сказ

 
Города большие, стольные,
Далеко дорожки людные,
А вокруг леса засечные,
Среди них Замай-гора.
Как за ней средь леса черного
Собирались люди вольные,
Брагу пили, зубоскалили
Да плясали до утра.
 
 
Как гуляли там разбойнички,
Так ни конному, ни пешему
Ни проехать ночью по лесу,
Ни тропой пройти,
И молились на ночь странники,
Как соваться в лапы к Лешему,
Говорили: «Спаси, Господи,
Эту ночь укороти».
 
 
А разбойники куражились,
Лес палили – все по-пьяному,
Запевала песни вольница
Так, что небо била дрожь,
И от страха звезды падали
Прямо в шапку атаманову,
Ибо знали люди вольные:
Не твое – не трожь!
 
 
И летели в шапку черную,
В атаманову, бездонную
Кошельки тугие, золото,
Серебро да жемчуга.
И молились пуще странники,
И ни пешего, ни конного
В эти ночи развеселые
Не вступала в лес нога.
 
 
Обходили люди тропками
Да дорогами окольными
Это место злое, темное,
Где – Замай-гора.
Как на ней средь леса черного
Собирались люди вольные
Да гуляли, не печалились,
Все вокруг костра…
 
 
Грусть-тоску они не ведали
И не ведали отчаянья.
Кто украл – тому печалится,
А кто взял – не вор.
Как в одну из тех хмельных ночей
Собирались беспечальные
И вокруг костра кровавого
Начинали разговор.
 
 
Говорил один, осклабившись:
«Кабы мне да кучу золота,
Я б купил дворец, да каменный,
Чтоб о семь палат,
Уж тогда бы я не прятался
Да не пух в лесу от голода,
Персиянки б шитый жемчугом
Подносили мне халат».
 
 
Говорил другой, задумавшись:
«Кабы мне мошна богатая,
Где всегда без счета денежки,
Золоты рубли,
Так построил бы не терем я,
А построил, братцы, б хату я.
А вокруг доколе хватит глаз
Распахал бы я земли».
 
 
Засмеявшись тут разбойнички:
«Эх, Микитка, глуп ты отроду!
Да зачем тебе, Микитушка,
Хата, коли денег тьма?»
Но сказал старик старшой у них,
Ухмыляясь, в седу бороду:
«А кому, ребята, так быват —
Не нужны и терема».
 
 
Были там и люди беглые,
Говорил один со злобою:
«Мне бы сколько денег не дали,
Было б все не впрок,
Мне б за реки те студеные,
Мне бы в чащу ту еловую,
А огонь зубами б высек я
Да спалил острог…»
 
 
Зашумели тут разбойнички:
«Ну тя к Богу, вот ведь вспомнилось,
Этот свет тому, брат, плох,
Кто не жил на том».
Но сказал тогда старик опять,
Как ватага успокоилась:
«А кому, ребята, так быват —
И острог родимый дом».
 
 
Говорил другой с усмешкою:
«Кабы мне да злата-серебра,
Кабы мне покои царские,
Я бы много смог…»
Все б ходили низко кланялись,
И не токмо люд, да звери бы
В услужении послушные,
У моих валялись ног».
 
 
Зашептались тут разбойники:
«Эко выдумал, еще чего!
Не сыскать по свету белому
И за век такой мошны».
Но сказал старик, с ухмылкою,
Угли палкою ворочая:
«А кому, ребята, так быват —
Власть-держава не нужны…»
 
 
Хмель ударил в буйны головы,
В сон разбойны люди клонятся,
Но гульба идет великая,
Спать не можно до утра.
И вскричала песню звонкую
Разгулявшаяся вольница,
Так, что искры в небо хлынули
Из потухшего костра.
 
 
Пробудились тут разбойнички
И, кто вспомнил, стали спрашивать,
Как последний вольный песни звук
На устах замолк:
«А скажи нам, дед, пошто же так,
Вроде ты и роду нашего,
А такие речи слышим мы,
Что не взять нам в толк?»
 
 
И сказал старик: «Послушайте,
Люди вольные, бесстрашные,
Эту присказку нехитрую,
Немудреный сказ,
Где с неправдой правда силится
Перемерить слово кажное,
Бог судья, как я добавлю что,
Как и каждому из нас».
 
 
Не взыщите, люди, на слово
Не бояны мы, не бахари,
Только было ль это, не было,
А рассказ пойдет о том,
Как в селе средь долу красного
Жил на свете вольным пахарем
Парень, без роду, без племени,
В доме рубленом, простом.
 
 
Жил в достатке, хлеба вволю ел
И не маялся от пахоты,
А жену имел красавицу —
Губы алы, бровь – дугой,
Златы волосы, как лучики,
Очи, что твои, брат, яхонты
Тела белого, ядреного, —
Не сыскать такой другой.
 
 
И с женою, с раскрасавицей
Жили, весело работая,
Миловались и любилися,
От людей не сторонясь.
Только раз в село далекое
С соколиною охотою
Али барин к ним наведался,
Али стольный князь.
 
 
Заприметил он красавицу,
И вскружили князю голову
Руки белы, грудь высокая
Пуще бражного винца,
Не лежит душа ни к отдыху,
Ни к гулянию веселому,
И к рассвету, он, намучившись,
Шлет к хозяину гонца.
 
 
«Мол, отдай голубу соколу.
Не летать тебе под тучами,
Не отдашь – тебе печалиться
(Князь запорет сгоряча).
А надумаешь – одарит князь
Табуном – конями лучшими,
Обещался шубу беличью
Прямо с княжего плеча».
 
 
Обхватил тут парень голову,
Молодую, бесшабашную,
А когда все слезы выплакал,
Не возвидел белый свет.
Запалил лучину длинную,
Стал он думать думу страшную
И с рассветом князю стольному
Он принес ответ.
 
 
Постоял он, как положено,
Помянул Христа Спасителя,
А потом взмахнул, не мешкая,
Злодеяньем не винясь,
Крепко спали люди княжие
И не слышали, не видели,
Как мотыга опустилася —
Только хрустнул князь.
 
 
И бежать бы парню скоренько,
Да промешкал – руки за спину
Закрутили люди княжие,
Волокут его на двор,
И, чтоб ясно стало враз ему,
Батогами да оглоблями
Начинают разговор.
 
 
Получи, холопский выродок,
По хребтине да по темени,
Брызни, брызни люба-кровушка —
На кого теперь пенять?
Коль посмел ты, будто лютый зверь,
Ты, без роду и без племени,
Да на князя, да на светлого
Руку вражию поднять».
 
 
Говорили с расстановкою:
«Ой вы, прутики железные,
Объясните вы как можете
Да пройдитесь по костям…»
А потом с обрыва сбросили,
Мол, вороны не побрезгуют,
Ну а коли что останется —
Гнить недолго по частям.
 
 
Только пахарь все же выдюжил,
Задышал, поднялся к вечеру,
Говорил ведь, коль прибавлю что,
Не взыщите – сказ таков.
Ну, холопы пораскинули,
Значит – в клетку, делать нечего,
Повезем, и пусть отведает
Парень царских батогов.
 
 
Вышла из дому любимая
Вся в слезах, простоволосая,
Не узнать ей, что не вышел торг,
Не сошлись купцы ценой.
Причитая, поплелась она
За скрипящею повозкою
И упала там без памяти
В след соленый, кровяной.
 
 
Привезли в столицу людную,
Вкруг – все церкви златоглавые,
Терема, ряды торговые,
Развеселый всюду люд.
Мужики в кафтанах, срядные,
Будто павы, бабы плавают,
А глядят на клетку – крестятся
И, ругаясь, вслед плюют.
 
 
Князь в опале государевой,
Позабылось дело спешное,
А потом решил великий суд:
Батоги – и те урок.
И послал его под стражею
По этапу его, грешного,
В землю русскую, сибирскую
В кандалы его, в острог.
 
 
Он не чаял, не надеялся
На плечах сберечь головушку,
Батогами-то он пужаный,
Ямы тоже не страшны…
А не думал, что помилуют
За разбой его, за кровушку
И когда-нибудь вернется он
До родной жены.
 
 
Год за годом потянулася
Жизнь неспешная острожная
Посреди лесов нехоженых
Да гнилых болот…
И точила хворь разбойничков,
Потому они безбожные,
И морила хворь разбойников
Не единый год…
Так бы век ему и мыкаться,
Как однажды в тьму ненастную
К ним за стену за острожную
Ветер бед занес
Человека из родимых мест,
И как начал он рассказывать,
Так сковало скулы холодом
От невыплаканных слез.
 
 
«На канун великой засухи
Погорели мы пожарами,
Мор напал на землю грешную,
Перемерло полсела.
От хворобы да от голода
В земли хлебные бежали мы,
И голуба твоя, стало быть,
По дворам тогда пошла.
 
 
Проживала божьей милостью,
А поди по прошлой осени
Изошла она мокротами —
И прибрал Господь.
А меня близ града Пухова
Повязали, в яму бросили
И послали, как бродяга я,
Камни белые колоть».
 
 
Как тут парень закручинился,
В мох упал – и выть по-волчьему,
И лежал недвижно за полночь,
А потом, когда остыл,
Возгорелся злобой черною,
И хоти – да не помочь ему,
Все надежды разом рухнули,
Стал и белый свет постыл.
 
 
И кипела злоба страшная,
Жилы в теле разрывалися,
И решил он, что бы ни было,
Нету мочи ждать утра.
И нашел он трех товарищей.
Тут же кровью побраталися,
Сговорились тайным сговором,
Что бежать пора.
 
 
Ночью темною, осеннею
Распрощались с каторжанами,
Хоронясь от лютых стражников,
И в тайгу ушли гуськом.
То-то весело-безбоязно,
Да с двумя ножами ржавыми,
Супротив зверья клыкастого,
Что кишмя-кишит кругом…
 
 
За лесами, за болотами,
Как второй луне состариться,
Провиденья волей доброю
Набрели на скит они,
А услышали – почуяли,
Что в котлах там мясо варится,
Так без памяти и бросились,
Ну-ка, сытый, догони!
 
 
Не прогнали люди божие,
Обогрели, сердобольные,
Хоть и беглые, а люди ведь,
Как не встретить их добром?
Одному – да как наслушался, —
Полюбилась воля вольная,
Приходили, вроде, четверо —
Уходили впятером…
Скоро вышли к рекам северным,
Там еще нашли попутчиков,
Худо-бедно люди по лесу
Промышляли с кистенем.
Стало много – стала силища,
Ну а то, понятно, к лучшему,
Ночью, стало быть, пограбили,
Отчего не грабить днем?
 
 
Ну а дальше – дело спорилось:
Кто по свету белу мыкался,
Кто обижен, да неправдою,
С ними шел и был таков.
И к тому, как вышли молодцы
На равнину на великую,
В их ватаге мало ль– много ли,
Было сорок сороков.
 
 
Разбегалась челядь барская
Да людишки государевы,
А под руку атаманову
Шел с охотою народ.
Знали люди, где земля гудит,
Где пылает в небе зарево,
Там орда холопа беглого
Переходит небо вброд.
 
 
Атаманом парню весело,
Силу чувствует, величие.
Хоть и роду он не княжего,
А поди же – что твой князь!
Как полки в пути растянутся,
Вестового не докличешься!
Как к царю подходят сотники,
Троекратно поклонясь!
 
 
Коль соврал, сочтите правдою,
То, что было – не воротится,
Только сон ему привиделся,
Как гласит молва.
Вещий сон ему привиделся,
В нем явилась Богородица,
Да сказала, да поведала
Таковы ему слова:
 
 
«Слышишь стоны всех загубленных?
Стоны, жуткие, мертвецкие?
Слышишь звон да топот тысячный,
Что идет тебя смести?
То не люди собираются,
А идут полки стрелецкие
Изловить тебя, разбойника,
И к царю тебя вести.
 
 
Есть одно тебе спасение
За дела твои разбойные,
Помогу, коль будешь слушаться,
От людей отвесть беду.
Встань за плугом, чтоб к утру тебе
Распахать чего б ни стоило
Вокруг стана, вокруг лагеря
О семь сажен борозду»
 
 
Встал он тут же – как ослушаться?
Оглядел он войско грозное.
По привычке плюнул на руки
И встает за плуг…
Два быка и те умаялись,
Как ночной порой под звездами
Распахал он перву борозду,
Заключив великий круг.
 
 
Не лукавя, шел оврагами
Да кустами– перелесками,
Круг за кругом перепахивал
Он до утренней звезды.
А когда и вправду поутру
Подошли полки стрелецкие,
Так и встали будто вкопаны
У великой борозды.
 
 
И собрались тут полковники,
Многомудрые воители
И промеж себя затеяли,
Совещаясь, разговор:
«Мы взросли трудами ратными,
Много знали, много видели,
Но такого укрепления
Не встречали до сих пор.
 
 
Крепче стен да башен каменных,
Каковых с боями страшными
Без числа мы брали приступом,
Да споткнулись у земли:
Наши кони в страхе пятятся,
Стелы подают над пашнею,
Это – божье нам знамение,
Чтобы войско увели.
 
 
Повернулось войско царское
И ушло в пределы дальние,
Где ни смуты нет, ни ереси
Под поповской бородой.
И на круг собрались воины,
И решили люди вольные
Стать не лагерем, но городом
За великой бороздой.
 
 
Атамана в вольном городе
Больше люди и не видели,
Надорвался трудной пахотой —
И сборол его недуг.
И пошел по свету с посохом
Он искать своей обители
И, прощаясь, дал он городу
Имя Вольный град Рустук.
 
 
И зажили в вольном городе
Люди мирными ремеслами,
Терема кругом поставили,
Белокаменны дома,
А как вышло дело к осени —
Вышли все с серпами, с косами
И потом зерно отборное
Засыпали в закрома.
 
 
Да и то сказать – не раз поди
Эту сказку люди баяли,
Что забыли – все случается,
Сказка правде не чета.
А коль я приврал – не сетуйте,
Что года мои прибавили,
Что мужицкая нелегкая
Да заветная мечта.
 
 
Как сказал он, так задумались
Люди вольные, разбойные,
То и ладно, то ли деется
В атамановом лесу.
В стороне дорожки людные,
Города большие, стольные,
Да далече – не дотянешься
Вольный град стоит Рустук.
 
 
Но кончалась ночка темная,
И заснули беспечальные.
Плыхнув последней искрою,
Их костер к утру погас.
Что-то им теперь привидится,
Города да страны дальние?
Что привидится – неведомо,
Да про то отдельный сказ.