Текст книги "Дюна: орден сестер"

Суеверные страхи говорят о незрелости, это проявление невежества и легковерия. Однако иногда такие страхи обоснованны.

Записи медицинской школы Сукк. Анализ душевных стрессов человека

– Я учил тебя выходить мыслью за твои пределы, – сказала мыслящая сфера Эразма. – Теперь, подобно лучшим мыслящим машинам, ты способен видеть будущие последствия, строить планы и давать оценки. Семьдесят лет назад под моим руководством ты создал эту школу. Мы научили многих людей организовывать мысли, как это делают компьютеры. Мы усовершенствовали людей, сделали их менее изменчивыми и более стабильными.

Гилберт сказал:

– Я тоже доволен семьюдесятью годами нашего успеха, начавшимися через десятилетие после падения Синхронизированной Империи.

– Но мы не должны отказываться от утопии.

В механическом голосе Эразма звучал упрек.

Утопия. Гилберт глубоко вздохнул и не сказал, о чем думает: он больше не считал, как в молодости, что утопия мыслящих машин – идеальное состояние общества, лучше всего, что могут создать люди. Это – одно из постоянно повторяемых утверждений Эразма – так глубоко отпечаталось в душе Гилберта, что он не сомневался ни в едином слове независимого робота.

В годы после окончания джихада и битвы при Коррине Гилберт проводил собственные исследования, скрывая их от независимого робота. Живя среди освобожденных людей, наблюдая за ростом империи, Гилберт изучал те аспекты общества, какие Эразм никогда ему не показывал. На Коррине робот проводил множество насильственных экспериментов над пленными и делал выводы из этих данных самих по себе, но, прочитав отчеты старой Лиги благородных, Гилберт увидел вещи в другом свете и понял, какую храбрость показали люди во время джихада Серены Батлер, когда рисковали будущим всей расы, чтобы сбросить ярмо мыслящих машин.

Эти неотретушированные истории свидетельствовали не совсем о том, что утверждал Эразм, и Гилберт начал выстраивать более равновесную картину мира. Его очень тревожила мысль, что мнение его великого учителя может быть не вполне верным и объективным.

Но сказать об этом Эразму он не мог.

В его мысли ворвался голос робота:

– В таком состоянии я беспомощен и уязвим, Гилберт, и меня это заботит все больше. Неужели ты так долго не можешь найти мне другое тело? Хотя бы дай одного из недействующих боевых меков. Мы с тобой сумеем найти способ вернуть мне полную функциональность. – Он изобразил вздох. – А какое прекрасное тело у меня было!

– Торопиться неразумно, отец. Одна ошибка может все уничтожить, а я не хочу потерять тебя.

Он не смел признаться, что боялся Эразма, вернувшего свои способности: своими действиями тот с легкостью вызвал бы гибель населения всей галактики. Это вовсе не означало, что Гилберт не любил независимого робота, который всегда был для него отцом, но усложняло взаимоотношения и определяло его решения – что можно позволить металлической сфере, а где нужно провести черту.

– Но если с тобой что-нибудь случится…

Недосказанное повисло в напряженном молчании.

– Ты подверг меня процедуре продления жизни, помнишь? Но, вероятно, я могу погибнуть от несчастного случая. Я подумываю о том, чтобы посвятить в нашу маленькую тайну моего ученика Драйго. Он человек объективный – лучший из всех, кого навязал мне Манфорд.

Голос Эразма прозвучал взволнованно:

– Ты много говорил о Драйго Роджете. Если уверен, что он может нам помочь, пожалуйста, поделись с ним.

– Но я не уверен в его безусловной преданности.

Школа начиналась с малого. Вместе с другими беженцами он покинул Коррин, а через несколько лет обратился к тайникам, подготовленным на будущее Эразмом, и с их помощью создал свой центр обучения. Свое подлинное имя Гилберт сохранил – на Коррине оно никому не было известно.

Лампадас выбрали из-за его уединенности; здесь ученики могли без помех организовать свой мыслительный процесс. Поначалу планета была с ними неласкова, болота негостеприимны, а обучение шло тяжело. Но Гилберт при тайной помощи независимого робота добился успеха.

По выработанной ими системе одни выпускники школы ментатов оставались в ней инструкторами, а лучшие ученики становились их помощниками. Другие выпускники набирали кандидатов по всей империи; эти кандидаты прилетали на Лампадас и несколько лет спустя улетали уже ментатами.

И все это время Драйго был лучшим учеником (и помощником инструкторов); вскоре он окончит школу с лучшими в ее истории результатами.

– Я еще подумаю об этом, отец, – сказал Гилберт и тщательно запер мыслящую сферу.

Когда Гилберт попросил ученицу школы Алису Кэрролл помочь в инвентаризации частей роботов, хранившихся на складе, она повела себя так, словно он предложил сопровождать его в глубины ада. Вполне предсказуемо. Именно по этой причине он ее и выбрал.

– Это физический труд, директор. – Она отступила на шаг. – Он больше подойдет одному из новых учеников.

– Но я попросил не одного из новых учеников, я попросил тебя. – Он прищурился. – Я создатель и директор этой школы, но занимаюсь этой работой, потому что она необходима. Я принял тебя в школу в виде личного одолжения Манфорду Торондо и пообещал научить всему, что знаю. Не уверен, что в нашей программе значится высокомерие.

Молодая женщина выглядела напряженной и бледной; запинаясь, она сказала:

– Простите, сэр. Я не хотела…

– Когда отправишься в империю служить благородному семейству или в большой банковской организации, неужели ты будешь выбирать, какой из приказов хозяина выполнить?

Алиса не ответила на вопрос.

– Я буду служить батлерианскому движению, директор, а не какой-нибудь коммерческой организации. Вообще я хотела бы остаться здесь наставницей. Очень важно, чтобы студенты получали правильную подготовку.

– Они получают правильную подготовку, – отрезал Гилберт. – Батлерианец ты или нет, ментат прежде всего должен быть объективным и обстоятельным. Реальность не меняется оттого, что тебе не нравятся данные.

– Но правильное представление данных может изменить восприятие реальности.

– Из этого может выйти замечательная дискуссия, барышня, но сейчас нам предстоит работа. Идем.

С явной неохотой Алиса пошла за ним на склад. Гилберт достал из кармана жилета ключ на цепочке и открыл дверь. Чувствительные к движению шары загорелись, создавая четкие тени.

Внутри хранилось несколько частично разобранных роботов, которых Гилберт конфисковал и использовал в обучении: их отделенные головы с отшлифованной поверхностью, погасшие созвездия оптических волокон, мощные руки боевых меков, приводимые в движение поршнями, раскрытые клешни, снятые с цилиндрических торсов. Три боевых мека стояли нетронутые, только ради безопасности были отключены все оружейные системы.

Алиса нерешительно остановилась на пороге, глядя на машины, потом заставила себя войти в кладовую.

– У многих из них еще остаются рудиментарные источники энергии, – сказал Гилберт. – Нам нужно знать, сколько экземпляров каждой модели у нас есть, и какие из них еще можно привести в движение, а какие – просто ни на что не годный лом. Мне нужен инвентарный список исправных механизмов.

Гилберт регулярно бывал здесь, оценивая потенциал этих частей, и потому прекрасно все знал. Каждый робот, даже каждая часть были куплены дорого и после отчаянных споров. Батлерианцы хотели уничтожить любые следы мыслящих машин, но он, как и инструкторы школы мастеров меча на Гиназе, утверждал, что оставшиеся роботы необходимы для их школ.

– Нужно ли рисковать, подавая к ним энергию?

– Рисковать? – переспросил Гилберт. – Почему ты говоришь о риске?

– Потому что это мыслящие машины.

– Побежденные мыслящие машины. Нужно больше ценить наши достижения.

Оборвав спор, он вошел в металлический сейф, где хранились четыре отсоединенные головы роботов.

Он знал, что Эразм наблюдет за ним. В углах кладовой, как и в лекционных аудиториях, в столовой, в спортзалах и в некоторых башнях периметра были хитроумно вмонтированы шпионские глазки. Невероятно тонкие нити из флоуметалла толщиной всего в несколько молекул тянулись растущей сетью повсюду, как корни лесного дерева, и все они сходились к изолированной сфере памяти робота.

Поглаживая бородку, Гилберт глядел на боевых меков и их жалкие придатки и думал о невероятно упорядоченной цивилизации Синхронизированных миров, которую погубила разрушительная сила людской ненависти и гнева. А теперь цивилизации угрожало движение, которое боялось техники во всех ее проявлениях, даже в виде самых необходимых механизмов для труда. А Гилберту, как ни сильно было отвращение, пришлось принять батлерианцев и их поддержку школе – на время.

Внезапно оптические нервы в двух головах роботов засветились, загорелись, как далекие звезды. Затем дернулись и согнулись отсоединенные конечности боевого мека, сегментированные пальцы начали двигаться. В другом конце кладовой нетронутый робот начал покачиваться из стороны в сторону.

Алиса Кэрролл закричала.

Задрожали и начали подскакивать, просыпаясь, другие отделенные компоненты. Засветился еще один боевой мек, поднял оружейную руку.

– Они одержимы! – кричала Алиса. – Их нужно уничтожить! Нужно перекрыть это помещение!

Она попятилась к выходу, с лицом белым, как мел.

Гилберт сохранял спокойствие.

– Это случайный прилив энергии, его легко прекратить. – Он подошел к ближайшему меку, порылся в его корпусе и извлек энергетическую капсулу; робот тут же обмяк и снова умер. – Тревожиться не о чем.

Он был уверен, что не убедил Алису; возможно, она даже не слышала его ответа. Он дезактивировал второго боевого мека и начал методично обходить помещение, хотя ожили его собственные чувства. Гилберт не сомневался в том, кто это сделал. Эразм в последнее время вел себя все беспокойнее. Гилберту следовало что-то предпринять, чтобы удержать робота на месте.

Он закрыл отсоединенные конечности, отключил головы машин, зная, что Эразм все время за ним наблюдает и, вероятно, забавляется. Что это – розыгрыш, направленный на то, чтобы напугать или спровоцировать ученицу? Способ подтолкнуть Гилберта к действиям? Последняя рука робота щелкнула пальцами, словно насмехаясь. Гилберт извлек из нее небольшую энергетическую капсулу.

Потом посмотрел на Алису и улыбнулся.

– Видишь, ничего особенного, хотя, возможно, из этого следует извлечь урок. В дальнейшем будем принимать дополнительные меры предосторожности.

Он вывел девушку из кладовой, запер дверь и снова спрятал ключ.

В коридоре Алиса убежала, и Гилберт понял, что теперь она все расскажет другим ученикам-батлерианцам, возможно, даже напишет отчет Манфорду. И размеренным, неторопливым шагом пошел к себе в кабинет, делая вид, что никуда не торопится.

Активировав тайную панель и достав сферу памяти, Гилберт не стал ждать и сразу выпалил:

– Это было опасно и глупо!

Хотя дверь кабинета была закрыта, он говорил тихо, чтобы никто не услышал: ведь считалось, что в кабинете он один.

– Чего ты добился своими штучками? Только внушил моей ученице суеверный страх.

– Твоя ученица и так уже совершенно ясно выразила свои чувства. Ее мозг, возможно, и организован в соответствии с правилами ментатов, но закрыт для новых представлений.

– Своим поступком ты не сделал ее мозг более открытым, только перепугал еще сильнее.

Робот изобразил тихий смех.

– Зато я анализировал выражение ее лица. Это было забавно.

– Это было глупо! – выпалил Гилберт. – И возможны последствия. Люди потребуют объяснений. Манфорд может прислать сюда батлерианских инспекторов.

– Пусть приходят. Они ничего не найдут. Я просто хотел испытать свои новые возможности и нашел способ проверить свою теорию насчет реакции этой женщины. Батлерианцы так предсказуемы!

Гилберт чувствовал сильное волнение. Он не сумел убедить независимого робота.

– Ты должен понять: Манфорд и его приверженцы опасны. Если они найдут тебя, то убьют нас обоих, а школу уничтожат.

– Мне скучно, – сказал Эразм. – Нужно уйти отсюда и найти место, где мы могли бы свободно работать. Можно построить собственный город машин, создать для меня подходящее тело. И дела пойдут так, как шли когда-то.

– Положение никогда не станет прежним, – возразил Гилберт. – Я сообщаю тебе обо всех новостях и новых разработках, но ты не знаешь о положении дел в империи. Ты не чувствуешь настроя людей. Поверь. Тебе придется просто ждать.

Робот долго молчал, потом сказал:

– Это напоминает время, когда я лежал в ущелье на Коррине, лежал неподвижно долгие годы. Теперь я снова в заточении, но здесь еще хуже, потому что я могу видеть хоть что-то происходящее снаружи. Мой сын, я так хочу участвовать! Подумай, сколько мы могли бы узнать, сколького достичь!

– Годы в ущелье, когда тебе нечем было заняться, только думать и расширять сознание, превратили тебя в замечательное существо, каким ты стал сейчас. Используй и это время, чтобы эволюционировать и совершенствоваться.

– Конечно… но это невероятно скучно. Я так наслаждался своим телом!

Гилберт снова поставил металлическую сферу на полку и закрыл перегородку. Он утер пот со лба и понял, что сердце колотится как сумасшедшее.

Даже у альтруизма есть деловое применение.

Джозеф Венпорт. Внутренний меморандум корпорации «Венхолдз»

Занимая пост главного администратора медицинской школы Сукк, доктор Зома не могла избегать публичности. Ее работа заключалась в поиске филантропов и спонсоров, в разъяснении преимуществ и достижений школы Сукк – и спасении школы из отчаянного финансового провала. Приняв на себя обязанность развивать передовую медицинскую технологию, особенно среди отсталого, реакционного населения, которое с подозрением относилось к науке, она часто выступала с информационными сообщениями на мирах Лиги перед руководителями планет, надеясь вдохновить их.

Зома не была склонна к панике и излишне бурным эмоциям, но очень старалась скрыть, в каком шатком положении школа оказалась после того, как ею много лет скверно управлял продажный предшественник Зомы. Финансирование школы пострадало и из-за разраставшегося движения батлерианцев, которые сторонились разумного медицинского лечения и исследований, выбирая знахарство и колдовство. Школа Сукк должна была уцелеть, и доктор Зома намеревалась спасти ее независимо от того, какие правила и соглашения придется при этом нарушить. Даже Преподобная Мать Ракелла не знала о тяжелом финансовом положении школы, потому что Зоме было стыдно признаться ей в этом.

В годы, прошедшие с тех пор как она приняла должность у шарлатана и растратчика Эло Бандо, она очень мало практиковала как врач, зато постоянно искала источники финансирования и разъясняла задачи школы. Она, в сущности, перестала быть медиком и стала юристом и управленцем, но такая работа была необходима для выживания школы, которая все еще считалась лучшей.

Она сопровождала инвесторов на осмотре старого помещения школы в Зимии, когда ее вызвал император Сальвадор, чтобы установить личность человека, назвавшегося Верховным Башаром Ворианом Атрейдесом. Зома много раз встречалась с Сальвадором: тот постоянно требовал прислать ему нового врача, и она исполняла его желание. Император испробовал много врачей, плохо обращаясь с большинством из них; после Эло Бандо ему никто не нравился (что, кстати, выставляло императора не в лучшем свете, поскольку Эло Бандо был негодяем и мошенником).

Тем не менее Зома хотела продемонстрировать императору собственные способности, доказать свою компетентность. Если бы Коррино стали покровителями врачей школы Сукк, финансовые затруднения школы закончились бы. Увы, скорее всего этого не будет.

И теперь Зома снова выполняла задание ради школы – на этот раз поручение гораздо более личное. Иногда – по необходимости – ей приходилось действовать в серых областях закона так же, как она поступала в свое недолгое пребывание в ордене. Преподобная Мать когда-то бранила за легкость, с какой она оправдывала свои действия и пользовалась удобными, но сомнительными аргументами, но Зома знала, что Ракелла поступила бы так же, если бы дело касалось интересов ордена.

На сей раз речь шла не о банкете и не о встрече с представителями министерства финансов, поэтому доктору Зоме приходилось скрывать свои передвижения, чтобы никто ее не выследил. За время полета к далекой звездной системе она уже трижды меняла личность, сев на корабль «Венхолдз» под одним именем, перебравшись на другой корабль под другим и кочуя с планеты на планету, чтобы добраться до места важной встречи.

Наконец на борту должного корабля, в должное время она встретилась с самим директором Джозефом Венпортом.

На всех его кораблях были оборудованы закрытые, ультразащищенные палубы, где обитали загадочные навигаторы; были и другие секретные помещения и залы для деловых встреч и совещаний. Зома не надела одежду врача Сукк и сняла традиционное серебряное кольцо, которым перехватывала темно-каштановые волосы. Здесь она была деловой дамой в поисках финансирования.

С Венпортом, крепким мужчиной с пышными усами, густыми бровями и роскошной гривой зачесанных назад волос, они уже встречались – и открыто, в ландсрааде, и тайно, как сегодня. Ему средства позволяли сохранить школу.

Сейчас он сидел в плоском кресле, которое висело точно на нужной высоте благодаря генератору силового поля. Письменный стол покрывал очень тонкий лист древесины кровавого дерева с Эказа, и сохраненная фактура алой древесины все еще переливалась и пульсировала, как поврежденная кровеносная система.

Венпорт был человеком суровым и несгибаемым, но сейчас в его глазах мелькала улыбка.

– Вы понимаете, доктор Зома, что совершенно напрасно пытаетесь скрыть свои передвижения? Поднявшись на корабль, каждый пассажир подвергается исследованию, и за всеми его действиями постоянно наблюдают.

В желудке доктора Зомы возникла тяжесть. Она всегда гордилась своим самообладанием.

– Вы следите за всеми на ваших кораблях? За всеми?

Представив, сколько пассажиров перемещается между тысячами планет империи, она содрогнулась – сколько для этого нужно обрабатывать информации!

– Космический флот «Венхолдз» располагает достаточными компьютерными мощностями – помимо ментатов и опытных наблюдателей, которых мы специально тренируем для этого.

Для Венпорта признаться в использовании компьютеров – неразумных, разумеется, – было сродни провокации; возможно, он хотел продемонстрировать свою степень доверия, а может, просто хвастал неуязвимостью.

– Надеюсь, вы не делитесь этими сведениями, – сказала она.

– Конечно, нет. Как врач, вы тоже храните значительное количество конфиденциальных медицинских данных. Мы не хотели бы, чтобы все это выходило наружу. В определенном смысле мы с вами доверенные лица в области информации.

Она распрямилась.

– Деятельность школы Сукк зиждется на доверии и надежности. Доверенные нам сведения о наших пациентах мы считаем священными.

Лицо Венпорта посветлело.

– Вот видите? Разумные люди понимают разумную необходимость. Но чересчур часто приходится иметь дело с людьми неразумными, и в такие времена, когда тупоголовые варвары намерены ввергнуть нас в новые Темные Века, я должен быть уверен в своих союзниках. Поэтому я хочу помочь вашей школе.

Он сложил руки на поверхности столешницы из кровавой древесины. Темно-красные пятна перемещались, создавая впечатление неустойчивости.

Доктор Зома слабо улыбнулась. В нескольких случаях Венпорт проявил большую щедрость, помогая школе Сукк выбраться из финансовых неприятностей, но в то же время брал проценты, способные сокрушить скромный бюджет школы. Сейчас ей придется испытать пределы его щедрости.

– Я пришла, чтобы просить о гораздо большем снисхождении и понимании, директор Венпорт.

Он слегка нахмурился, и его манера держаться едва заметно изменилась. Он был из тех, кто не любит, когда дела идут не в соответствии с его представлениями.

– Пожалуйста, объяснитесь.

– Для нескольких следующих выплат мне нужно больше времени или более гибкие условия. Из-за всех этих новых установок на Парментьере школа Сукк переживает трудный переходный период.

– То есть вы хотите сказать, что в вашем бюджете по-прежнему черт ногу сломит?

– Это наследие моего предшественника доктора Бандо, вы же знаете.

Зома с трудом сглотнула, стараясь не покраснеть от стыда.

– К счастью, его с нами больше нет.

Венпорт понимающе улыбнулся, но это только усилило ее ощущение брезгливости к бесчестности его смерти.

Эло Бандо нашли мертвым в его роскошном кабинете в недостроенном новом комплексе на Парментьере. Бандо решил перенести главный комплекс школы из Зимии на Парментьер, родину основателя школы Мохандаса Сукка, где этот великий человек многие годы лечил безнадежно больных.

Смерть Эло Бандо признали самоубийством, передозировкой принятых им средств. Всякому, кто взглянул бы на документы, становилась ясна нелепость такого объяснения. Бандо было сделано свыше пятидесяти инъекций разнообразных ядов, стимуляторов и галлюциногенов, поэтому его смерть была долгой и мучительной. Доктор Зома, старший администратор школы, второе лицо после самого Бандо, настояла на том, что сама проведет вскрытие, но она уже знала, какое заключение напишет в официальном документе о смерти, и не сожалела о сделанном. Никаких оправданий непристойному поведению этого человека быть не могло.

Этот заслуживающий всяческого осуждения субъект чуть не уничтожил прекрасное заведение, основанное несколько десятилетий назад Мохандасом Сукком, чуть не лишил учеников и все человечество великого медицинского наследия. Из-за этого себялюбца и развратника деньги растаяли, и многочисленные учебные больницы, сооружаемые на Парментьере, оказались на пороге банкротства.

Бандо приобрел большое влияние, сблизившись с императором Сальвадором Коррино, завоевав доверие императора, используя его фобии и предлагая разнообразные дорогие методы лечения: «ядозащитную терапию» и ложные способы продления жизни. Бандо зарабатывал на лечении императора большие деньги, которые тратил на расширение отделений школы, так что казалось, будто школа Сукк процветает. Но это была иллюзия, у школы образовались огромные долги, и теперь она была колоссом на глиняных ногах.

Зома раскрыла преступления Эло Бандо. Убедившись, что он уже расхитил целое состояние и готовится бежать, она сама убила этого негодяя, а потом скрыла убийство. Другого выхода не было, и она проделала это не колеблясь, опасаясь, что коррупционный скандал откроет катастрофическое финансовое положение школы. Но Бандо искусно проворачивал свои аферы и умудрился обмануть всех, особенно императора Сальвадора.

Стремясь сохранить платежеспособность школы, Зома не посмела объяснить императору, как ему лгал Бандо, и ей пришлось обратиться к иным источникам. Главным среди них была компания «Венпорт холдингз», распределявшая средства между многочисленными предприятиями, включая межпланетную банковскую систему. У магната были свои источники информации; тщательно изучив результаты вскрытия Эло Бандо, он легко догадался, что сделала доктор Зома, – и не стал скрывать от нее, что знает об этом.

Как ни странно, то, как Зома избавилась от мошенника Бандо, вызвало у Венпорта удивление и уважение. Он сказал, что восхищается ее решением щекотливой проблемы, не говоря уж о том, как ей удалось благополучно уйти от ответственности. Под этим впечатлением он согласился ссудить Зоме крупную сумму.

– На самом деле я очень хорошо вас понимаю, доктор.

Вначале Зома опасалась, что он станет шантажировать ее, но Венпорт – человек, который собирает любопытную и полезную информацию, хотя не всегда ее использует. Но, разумеется, в любой момент сможет использовать.

Хотя убийство противоречило принципам школы Сукк, Зома знала, что поступила правильно, убив шарлатана ради блага школы. Когда-нибудь она расскажет об этом Преподобной Матери, и та наверняка ее поймет. Даже после стольких лет вдали от ордена она чувствовала, что ей необходимо от Ракеллы принятие и прощение.

Она сидела неподвижно под взглядом Венпорта.

– Мой предшественник виновен не только в финансовых нарушениях. Наша школа продолжает страдать от отношения батлерианцев, от глупого сопротивления основным медицинским технологиям. Они разграбили и закрыли наши новейшие медицинские учреждения на других планетах. Потеряно много жизней, потому что погибли тестирующие сканеры и медицинские инструменты.

Лицо его стало мрачным.

– Вам не нужно убеждать меня, доктор.

– Я верю, что просвещение победит.

– Хотел бы я разделить вашу веру, доктор Зома, но безумный фанатизм – величайшая проблема, с которой сегодня столкнулось человечество, и новый Век Разума не наступит, пока будут крепки вера в магию и суеверные страхи.

– Поэтому нам следует продолжить борьбу. Вы бросили нашей школе спасательный круг, директор Венпорт, но боюсь, что он понадобится нам снова.

Он откашлялся и сказал:

– Я понимаю, какие трудности стоят перед вами, но давайте обсудим практические соображения. Как деловые люди.

Зома с трудом сглотнула, опасаясь того, какие условия он предложит.

– Вот мое решение. Насколько мне известно, по приказу императора Сальвадора вы получили и проверили биологические образцы Вориана Атрейдеса? Его считали давно умершим, но он объявился, и выяснилось, что не постарел ни на день – а ведь ему больше двухсот лет!

– Благодаря средствам продления жизни генерала Агамемнона, – сказала Зома. – Об этом есть записи в анналах джихада, но сама технология утрачена. Только кимеки знали, как проводить эту процедуру.

– Замечательно было бы отыскать ее, верно? В любом случае мне нужны исходные образцы, доктор Зома. Они ведь не были уничтожены. Добудьте их для меня, и я зачту их за три следующих платежа школы Сукк.

Зома свела брови.

– Это частные образцы, только для определения генетической подлинности Вориана Атрейдеса. Вы сами говорили, что мы доверенные лица, и понимаете, как неэтично использовать их недозволенным способом. – По лицу Венпорта она видела, что его совсем не интересует моральная дилемма. Он продолжал молча смотреть на Зому, и она спросила: – Что вы собираетесь с ними делать?

– Не ваша забота. Просто проследите, чтобы это было сделано.