Текст книги "Демогоргон"

И где же я должен был копать? В Хоразине! А что за предмет я там найду? Это должна была быть одна из двух каменных плит с надписями на древнейшем из семитских языков.

– Я знаю об этих плитах! – воскликнул Трэйс, в голове которого бешено кружились мысли. – Я читал про них в одной из тех книг, что оставил мне Каструни. Это была книга Моргана Селби «Мои путешествия и открытия в Святой Земле». Надписи на плитах сделала ведьма – приемная мать Аба. На одной из них было заклинание, концентрировавшее силы зла, а на другой – изгонявшее их.

Гоковски наклонился к нему и схватил его за руку.

– А эта книга все еще у вас?

Трэйс нахмурился.

– Она у меня дома, в Англии.

По лицу Гоковски было видно, что это известие крайне его огорчило. Но он тут же справился с собой и сказал:

– Впрочем, это неважно. Я слышал о работе Селби – и сильно сомневаюсь, что там есть хоть что-то, чего я не знаю. Тем не менее, вы правы. Так вот, этот Хумени хотел, чтобы я нашел одну из Хоразинских плит и доставил ее по назначению, а затем уничтожил следы раскопок и никогда туда больше не возвращался. И как вы думаете, которая из плит его интересовала?

Трэйс на секунду задумался и ответил:

– Та, на которой каплевидный знак обращен вверх – чтобы иметь возможность призывать себе на помощь могущество сатаны через Демогоргона!

Гоковски покачал головой.

– Мне понятен ход ваших мыслей, но вы просто не располагаете всеми фактами. Аб был рожден в Галилее. Через 347 лет произошло его первое перерождение, затем последовали все остальные. Он изначально НАДЕЛЕН могуществом сатаны, а также Демогоргона и способен призывать их где угодно и когда угодно – чему вы наверняка стали свидетелем! Плита же с обращенной вверх каплей является средоточием могущества злых сил и в этом качестве является инструментом, позволяющим ему перерождаться!

– То есть при помощи этой плиты он обновляет себя, – подхватил Трэйс, – а значит, она должна всегда оставаться в Хоразине.

– Вот именно! А теперь задумайтесь: почему в Хоразине практически никогда не велись раскопки, а если его и обследовали, то лишь крайне поверхностно?

Если бы можно было отследить события на две тысячи лет назад, мы бы наверняка обнаружили, что Хумени – будем пока продолжать звать его так – все это время буквально глаз не спускал с этого места, всячески препятствуя любым исследованиям города. А уж в наше время, когда в этих местах идет современная война и вполне вероятно, что там вот-вот появятся танки, которые под собственной тяжестью могут кое-куда ПРОВАЛИТЬСЯ… Хумени наверняка не на шутку встревожился.

И, тем не менее, плита с каплей, обращенной вверх, должна оставаться на месте – но как же другая?

– Плита, изгоняющая злые силы? – Трэйс задумчиво почесал нос, потом пожал плечами. – А что другая?

– Ну как же – что будет, если она попадет не в те руки? Разве мог Хумени позволить, чтобы кто-нибудь случайно обнаружил ее – это одно-единственное средство, с помощью которого его только и можно уничтожить? Разумеется, нет.

Трэйс явно был озадачен.

– Тогда почему же он попросту не вернулся и не забрал ее?

– Да потому что он не может ее коснуться! Ее должен достать кто-то другой. Причем человек, имеющий туда доступ. Хорошо, скажете вы, почему бы тогда ему хотя бы просто не наблюдать за ходом работ? Зачем посвящать в секрет подземелья кого-то постороннего? Да? Как вы думаете, сколько по-вашему я бы прожил, выполнив работу?

– Все равно непонятно, что он собирался делать с плитой? – спросил Трэйс.

– Конечно же, разбил, уничтожил бы ее – а заодно и угрозу, которую она для него представляла – навсегда.

– И вы согласились, – кивнул Трэйс. – Хотя и не уничтожили ее, но достали. К тому времени вы уже занялись изучением всего того, что Каструни оставил вашему отцу, и постепенно начали понимать, в чем дело. Вы достали плиту и перевезли ее сюда. Назначили себя ее хранителем – значит, это и есть та «вещь», которую вы «охраняете»!

– И да и нет, – сказал Гоковски. – Вы слишком поспешны в своих умозаключениях. Прежде всего, я ведь не был вором, как вы. Не был я и грабителем могил. Нет, в тот раз я отклонил предложение Хумени. А после этого, как вы верно предположили, я постепенно начал понимать значение того, что Каструни оставил моему отцу. Но в следующие четыре года счастье мне совершенно изменило – причем самым роковым образом.

Сначала я запил. Должно быть, я едва не стал – а может даже и вплотную приблизился к этому состоянию – алкоголиком. Потом в моей жизни появилась женщина – высококлассная проститутка из Дженина. Она даже изменила своему ремеслу, чтобы удержать меня возле себя. Я был буквально разорен пьянством, одурманен этой женщиной – короче, на меня будто порчу навели! До того я был довольно состоятельным человеком, но к середине пятьдесят восьмого года… И вдруг…

… снова весточка от Каструни. Пространное сбивчивое письмо на несколько тысяч слов. И на сей раз в нем он поведал мне все. Более того, к тому времени он уже побывал на Кипре и во второй раз столкнулся с Гуигосом/Хумени, и в письме изложил то, что, по его мнению, произошло на вилле к северу от Ларнаки! И чего же он хотел от меня? Чтобы я отправился в Хоразин, заложил взрывчатку и взорвал то проклятое место к чертовой матери!

Со времени тех событий на Кипре он был очень занят. Вероятно, Хумени преследовал его, но и он в свою очередь преследовал Хумени. Да, надо отдать ему должное! Он совершенно твердо решил так или иначе, но уничтожить это создание. Да! Как и вы, поначалу я решил, что Каструни, должно быть, бредит. Да и вообще – какое мне дело до него и его безумных фантазий? Меня словно окутывало темное облако, я быстро шел ко дну. И как раз в это время снова явился человек от Хумени, и на сей раз с гораздо более выгодным предложением. Вознаграждение обещало быть просто огромным, и я мог бы начать жизнь заново.

Кстати, прежде чем я продолжу: может быть вас все еще интересует почему Хумени сам не организовал раскопки? Думаю, что могу объяснить.

Во время последнего путешествия в Хоразин в качестве Гуигоса в 1936 году, Хумени столкнулся с серьезными проблемами. Причиной большинства их стал Каструни – прежде всего вовремя не оказавшись на месте, а потом, вернувшись в Хайфу и снова некоторое время работая на тогдашнюю британскую администрацию, он буквально донес на Гуигоса, заявив, что видел как Гуигос убил двоих – Хумнаса и Мхирени – «где-то» в пустыне. Он не упомянул Хоразин, потому что дал себе зарок НИКОГДА туда больше не возвращаться! Но с висевшим над ним обвинением в двойном убийстве Гуигос – или Хумени, как он стал себя называть – был вынужден убраться из Палестины! Когда администрацию в 1948 сменило государство Израиль под руководством Давида Бен Гуриона, в руки израильтян перешли и все архивы. И даже десять лет спустя обвинение все еще оставалось в силе. Гуигоса/Хумени по-прежнему разыскивали для дачи показаний.

В общем, каковы бы ни были причины, но сам он в то время вернуться не мог. Но не обольщайтесь и не думайте, что он не испробовал других вариантов, кроме как обратиться ко мне. В те дни на Голанских высотах рыскало множество разных групп – а кто может утверждать, что все это были просто террористы, а?

Но опять же, буду короток. Как я уже говорил, мной владело отчаяние. Я принял авансом деньги от Хумени, использовал все свои немногие оставшиеся связи, чтобы попасть в Хоразин, в конце концов нашел это ужасное подземелье и забрал оттуда плиту с перевернутым символом. Все это оказалось делом непростым, но я как-то справился. Я снова закрыл вход в подземелье, ночью отвез плиту на своем джипе домой – в общем, сделал все, как мне было велено. Утром я должен был переправить ее в один дом в Хайфе, и делу конец. Если бы только…

… я не прочитал надпись на плите. И это в самом деле было изгоняющее заклинание. Причем в таких ужасных словах, которых вам и не представить, и на языке столь древнем, что даже у меня возникли трудности с переводом и с произношением. Этот камень являлся окончательным спасением мира от любого зла! И не только этим – ко всему прочему, он оказался еще и катализатором моего очищения…

Чарли, я не знаю, верующий ли вы, но могу сказать, что тогда я этого о себе тоже не знал – до той ночи. Одним словом, мне было видение. Мне кто-то… явился! Я узрел… что-то! Оно было прекрасно и в то же время ужасающе! Оно спросило меня, боюсь ли я за свою душу, и я ответил, что боюсь. Оно спросило меня, хочу ли я быть проклятым во веки веков, так, что мое имя среди людей станет подобно имени Иуды? И я ответил, что не хочу. И тогда оно сказало мне: "Когда слуга этого человека придет к тебе и спросит, почему ты не исполнил обещанного, поинтересуйся, как звучит истинное имя его хозяина. А когда он спросит, что ты имеешь в виду, СКАЖИ ему тайное имя его хозяина. А еще скажи ему, что имя его хозяину Легион! "

Трэйс кивнул.

– Понятно. Значит утром вы все-таки не отвезли камень в Хайфу?

Гоковски, похоже, был удивлен.

– Так вы верите? Что меня посетило видение?

Трэйс беспомощно развел руками.

– Мне кажется, вы просто неспособны лгать, вот и все! Да и какая разница? В любом случае, вы НЕ СДЕЛАЛИ того, что вам было велено, и это самое главное. И какова же была реакция Хумени?

– Прошло четыре дня, – продолжал Гоковски, – наконец появился человек от Хумени и потребовал плиту. Услышав мою просьбу назвать истинное имя его хозяина, он сделал вид, будто не понимает моего вопроса. Я сказал ему, что когда-то его хозяина звали Гуигос; он побледнел. Затем я произнес: "У него было много имен – воистину их легион. " Мне показалось, что он вот-вот упадет в обморок.

Пришлось ему уйти без плиты. Я заранее договорился о продаже дома, уладил свои дела и связался с друзьями в США. Все это я успел за те четыре дня, которые прошли с той ночи. Можете себе представить, каково было воздействие на меня этого видения! И я уехал в Америку, чтобы начать новую жизнь. Но увы…

… В Америке тоже оказалось небезопасно. Хумени прочно обосновался там и обзавелся обширными связями в политических и мафиозных кругах, которые в Америке зачастую одно и то же! Я был вынужден буквально все бросить и уносить ноги. Но куда?

В свое время мы с отцом выполняли кое-какую работу для Родосского Общества Исследователей Древностей, штаб-квартира которого находится в Родосе. Довольно многие из греков, с которыми я еще тогда сдружился, достигли достаточно высокого – я имею в виду политического – положения на Додеканских островах. Сложными и мучительными путями я в конце концов оказался на Карпатосе. Чтобы довести монастырь даже до этого спартанского уровня, требовалось огромное количество усилий, но он обладал тем преимуществом, что находился в уединенном месте и, как вы уже и сами имели возможность убедиться, практически неприступен. Я приобрел его за сущие гроши, нанял человека – отца этих двух моих умственно отсталых мальчишек – ныне покойного, благослови его Господь – и теперь… теперь, мне кажется, время настало. Я провел здесь двадцать два года, но только лет десять назад Хумени удалось меня обнаружить.

Трэйс некоторое время обдумывал услышанное и наконец сказал:

– Извините, но честно говоря, меня удивляет, как это вы все еще живы! Ведь вы сами сказали, что он почти достал вас в Америке – да и сегодня вы были на волосок от гибели – так почему же.. ? Я хочу сказать как вы УХИТРИЛИСЬ уцелеть? Если мы и в самом деле говорим об антихристе, то где же все эти его чудовищные силы?

– Когда он узнал, что я здесь, – ответил Гоковски, – он и в самом деле тут же послал убийцу. И в тот раз мне тоже повезло. Мой человек заметил его первым. Кем бы убийца ни был, этот мир он покинул тем же путем, что и худой американец. Жалости к нему я не испытываю: любой, кто служит Хумени, играет со смертью, а после смерти – и кое с чем похуже. Это чудовище не забыло и не простило меня. Настало время привести в действие мой давно выработанный план.

Конечно же, цель Хумени оставалась прежней: уничтожить камень. Я написал ему, и… – Он замолчал, поскольку Трэйс недоверчиво фыркнул.

– Что-что вы сделали?

Гоковски недоуменно поднял свои соломенные брови.

– А что тут такого? Ведь к тому времени я уже поддерживал постоянную связь с Каструни, мы оба знали о том, чем Хумени занимается в Америке и его многочисленные адреса. Да и вообще, наша осведомленность о нем с годами становилась все более полной. Так вот, как я уже говорил, я написал ему. И в письме объяснил, что моя смерть не только ничего ему не даст, но и будет чересчур дорого стоить. Хумени, как и вы, сильно заблуждался, считая, что плита находится здесь, в монастыре. Я объяснил ему, что он ошибается и что на самом деле камень спрятан в потаенном месте, а мои доверенные лица – которых несколько, причем в разных частях света – получили исчерпывающие инструкции на случай моей смерти, будь она случайной или насильственной. Стоит мне умереть, как всем мировым религиозным лидерам будут немедленно разосланы письма с подробным изложением природы камня и его местонахождения, а также причин столь горячего интереса к нему самого Хумени. Одновременно будет обнародовано и местонахождение хоразинского тайника, в таком случае, там очень скоро начнутся раскопки. Поэтому доступ туда самому Хумени станет совершенно невозможен.

– Пат! – заметил Трэйс.

– Вот именно. В своем ответном и единственном письме ко мне он именно так и выразился. Но и предупредил, что в случае любой моей превентивной акции такого рода, я буду незамедлительно убит, поскольку тогда ему терять будет уже нечего.

Гоковски откинулся назад.

– Ну вот, пожалуй и все. У вас наверняка есть вопросы ко мне. Давайте…

Лицо Трэйса теперь выражало беспокойство. Он вздохнул, потряс головой как бы для того, чтобы в ней прояснилось, и сказал:

– Еще мгновение назад все это начинало казаться правдой. А теперь? Теперь уже ничто не кажется правдоподобным. Я слишком мало знаю и не могу собрать воедино даже это. Иногда вдруг начинает казаться, что все встает на свои места, но потом опять рассыпается. Наверное, я перестарался, пытаясь понять слишком много за чересчур короткий срок.

Гоковски пожал плечами.

– Именно поэтому я и предлагаю вам задать те вопросы, которые у вас возникли, а тогда посмотрим – может быть, я сумею прояснить для вас то, что осталось непонятным.

Трэйс кивнул.

– Хорошо. Прежде всего, чего добивается Хумени?

– В конечном итоге? Полного уничтожения человечества. Он хочет, чтобы цивилизация погибла, а затем выжившие начали бы все заново в невежестве, дикости и, разумеется, поклоняясь его отцу, сатане.

– Но ведь Хумени лишь один человек, одно создание!

– Как и президент Рейган. Как советский руководитель. Как миссис Тэтчер, полковник Каддаффи, Папа Римский, Аятолла. Как Иисус, наконец.

– И как же он намерен это устроить?

– Он УЖЕ это делает! Буквально повсюду бушуют войны. В нашей сравнительно цивилизованной и мирной половине земного шара очень легко забыть о том, что постоянно происходит в другой его половине. Но это так, Чарли: половина нашего мира постоянно объята войной! А ведь на дворе атомный век. Вам известно например, что в Америке Хумени контролирует определенные ядерные интересы? Так вот, ТЕПЕРЬ вы это знаете! Он «большой человек» во многих странах. Правда не здесь, не на греческих островах. Довольно слабо его влияние в Англии, где до сих пор еще не все можно купить за деньги, хотя этот день и там уже не за горами. И в Австралии… Зато почти во всех остальных странах он очень влиятелен.

Правда, в России о нем еще не слышали, но они сами играют ему на руку, и это его вполне устраивает. Он – в Японии, в Германии, в Южной Африке и Испании. Особенно силен он во Франции…

Трэйс начал чувствовать свою беспомощность.

– А кто же работает против него?

– Я. Раньше еще и Каструни. Теперь, надеюсь, вы. У меня есть «друг», который все еще живет в Израиле, наблюдает и выжидает. Есть и другие.

Правда немного. Мы пытались привлекать и других людей, но… – Он пожал плечами.

– Но что?

– А вы сами попытайтесь! Вернитесь в Лондон, выбегите на улицу и закричите: "Антихрист явился! Все вы обречены, обречены на гибель, если не выслушаете меня! " И чем, по вашему мнению, это кончится?

– Ничем, – кивнул Трэйс. – Я уже видел таких в Уголке Ораторов. Все та же старая песня:" Конец близок! " Никто просто не слушает.

– Вот именно, – согласился Гоковски. – И дело вовсе не в том, что люди утратили веру – они, скорее, перестали бояться. Сверхъестественное нереально, Чарли. А нереальное не может навредить. Хоть кого спросите…

Трэйс помолчал, подумал, а затем спросил:

– А этот… ваш друг в Израиле. Это не тот ваш коллега, который вместе с вами работал на западном берегу Галилеи, когда Каструни явился к вашему отцу в Зиппори?

– Да, а что? Почему вы спросили?

– Просто кое-что пришло в голову. А вы не можете сказать мне, как его зовут?

– А стоит ли? Неужели это так важно?

– Тогда позвольте я вам его назову, – сказал Трэйс. – Его фамилия Гальбштейн, не так ли? – По выражению лица Гоковски он понял, что прав.

– А откуда вы знаете? – допытывался Гоковски.

Трэйс пожал плечами и солгал:

– Да, кажется, Каструни упомянул его, вот и все. Это неважно.

Он вдруг почувствовал себя как человек, только что вонзивший топор в чью-то грудь – возможно, и в грудь Гоковски тоже – но постарался этого не показать…

ЧАСТЬ IV

ГЛАВА ПЕРВАЯ

По всей видимости, Гоковски что-то заподозрил, а может, и нет. Но с этого момента Трэйсу начало казаться, будто бывший археолог стал с ним гораздо более откровенен – словно понял, что его гость вовсе не так наивен и невежествен, как он сначала подумал. Через некоторое время Трэйс, покидая монастырь, на прощание сказал:

– Сол, советую вам не обольщаться надеждами на то, что Англия свободна от влияния Хумени. Поверьте мне – в Англии дьявол очень силен. Да и в этом отношении Израиль тоже нельзя считать совершенно безопасным местом. А в войне, которую ведете вы, в предательстве следует подозревать даже самых близких друзей…

День клонился к вечеру. Трэйс, желая спустить мотоцикл к подножию горы до наступления темноты, взял с собой прислужников Гоковски, чтобы они вдвоем на руках отнесли небольшую машину вниз. Когда они добрались до начала дороги, Трэйс поблагодарил их и, они отправились назад по тропинке за вторым мотоциклом. Зачем он им, Трэйс не представлял. Но подозревал, что со временем мотоцикл вернется в мастерскую в Пигадии.

Мчась в сумерках по дороге в город – где была девушка, в которую он почти влюбился и которую теперь должен был считать своим врагом – Трэйс мысленно возвращался к заключительной части беседы. Она состояла почти из одних вопросов и ответов, причем вопросы, в основном, задавал Трэйс:

– Где вы спрятали плиту? Где-нибудь в Израиле?

– О, да – но там Хумени вряд ли когда-нибудь ее найдет! Вообще-то, очень хорошо, что только я один знаю где она – пока. Но могу сказать вам следующее: наш дом в Зиппори сразу после моего отъезда был приобретен неким «деловым консорциумом» из Хайфы – после чего претерпел серьезную перестройку. А к тому же, мне сообщили, что перекопаны буквально все прилежащие к нему сады – якобы в связи с предполагаемой перепланировкой…

– Но как же плита может сослужить какую-нибудь службу, если она закопана?

– Закопан подлинный КАМЕНЬ. Только сам камень. И не думайте, что на этом его сила заканчивается. Нет, поскольку я скопировал надписи. Пойдемте, я вам их покажу.

Он повел Трэйса через комнаты без потолков, и через другие, которые были полностью восстановлены – и в конце концов они оказались в вырубленном в толще скалы подвале, из его окон открывался вид на море.

Гоковски он служил одновременно кабинетом и библиотекой. Сразу стало ясно, что на протяжение последних двадцати лет Сол занимался тем же, чему полностью посвятил себя Димитриос Каструни. На полках стояли теологические труды, касавшиеся едва ли не всех земных религий, брошюры, книги и трактаты по самым разным проблемам демонологии и дьяволопоклонничества. Здесь бумага и пергамент на языках, о которых Трэйсу доводилось слышать и других, о которых он понятия не имел, хранили сведения о Христе-Сыне Божьем, о его жизни и деяниях, сокровенном СМЫСЛЕ его учения… И тут же по соседству располагался, аналогичным образом заключенный в книги и зашифрованный непонятными Трэйсу символами сатана. Свет бок о бок с тьмой.

Гоковски принялся объяснять:

– Чтобы понять одного, нужно знать другого. Из них двоих Бог, конечно, умнее, но Его враг хитрее. Вы никогда не задумывались, Чарли, о том, что восточные народы всегда были очень искусны в подражании? Если так, то кто знает – возможно, они гораздо ближе к сатане, чем мы подозреваем? Поскольку он король не только двуличия, но и подражания. Сейчас вы все поймете.

Бог послал в мир Иисуса. Сатана, в свою очередь, Аба. Господь дал нам свои десять заповедей, а дьявол – первую Хоразинскую плиту. Да! – но когда ведьма, мать Аба, высекла заклинание на первом камне, какая-то высшая, возможно Божья, сила – или его воля? – заставила ее высечь заклинание и на втором. Бог даровал своему Сыну сверхъестественную возможность в случае необходимости обращаться к Его слугам и пользоваться их помощью и советами. А дьявол наделил Аба властью призывать демонов – главным образом, того, кто носит в себе его семя – Демогоргона. Моисей насылал на Египет всевозможные бедствия, чтобы вырвать свой народ из тенет фараонова ига, а Аб и все остальные, в кого он перевоплощался, использовали аналогичные явления в ходе своих реинкарнаций.

Голос Гоковски становился все более и более меланхоличным, а его обращенный на Трэйса взгляд – все задумчивее. Трэйс почувствовал, как у него по коже побежали мурашки и понял, что в словах Гоковски таится некий скрытый смысл.

– Что вы пытаетесь этим мне сказать?

Гоковски на мгновение отвернулся, затем продолжил:

– Есть один вопрос, которого я ожидал больше всего, но вы все же задать не осмелились. Возможно, потому, что боитесь получить на него ответ.

– Какова моя роль во всем этом? Вы этот вопрос имеете в виду? Вы правы, я действительно боюсь ответа – но не спросил я об этом совсем по другой причине. Она очень проста: дело в том, что я вовсе не намерен принимать во всем этом УЧАСТИЯ! Я знаю, что Хумени не желает моей смерти, поскольку я до сих пор жив. Поэтому я попросту буду продолжать жить и игнорировать его.

Услышав это Гоковски, полуприкрыл глаза, и сидел молча, как бы ожидая продолжения. Трэйс почувствовал, как в нем закипает гнев. Своим молчанием Гоковски словно говорил ему, что все не так просто и, хочется того Трэйсу, или нет, а сыграть отведенную роль придется. А это, в свою очередь означало: он должен знать, в чем она состоит.

– Ну, давайте, – раздраженно произнес он, – расскажите. Какое все это имеет отношение ко мне? Какую роль я могу играть в планах дьявола по уничтожению человечества?

– Возможно, гораздо более важную, чем вам кажется, Чарли. – Гоковски подошел к старинному бюро из потемневшего от времени дерева и отпер один из ящичков. Оттуда он вытащил покрытый какими-то значками листок бумаги.

Затем он передал его своему гостю, внимательно наблюдая за выражением лица Трэйса, который сначала мельком взглянул на написанное, а затем впился в листок взглядом. Бумага показалась Трэйсу какой-то скользкой и неприятной на ощупь. Он бросил листок на крышку бюро со словами:

– Так значит это оно и есть? То, что вы переписали со второй плиты? Но ведь я все равно даже прочесть этого не могу, а уж тем более понять! Да и к тому же это вряд ли объясняет мою предполагаемую роль во всей этой истории.

Но тут Гоковски достал из другого ящичка небольшой пистолет, передернул затвор и направил его на Трэйса.

– Возьмите его, – негромко приказал он. – Листок – ВОЗЬМИТЕ ЕГО!

– Какого дьявола.. ?

– Вот именно: какого дьявола, – кивнул Гоковски, когда Трэйс снова взял в руки листок с непонятными значками. Но сейчас его больше занимало оружие, чем неприятная бумажка. – Смотрите на нее, – велел Гоковски, – и слушайте…

Он начал говорить на каком-то резком, гортанном языке, чем-то напоминавшем арабский, звуки которого были столь чуждыми, что, казалось, человеческое горло вообще неспособно их воспроизвести. Трэйс чувствовал, как каждое незнакомое слово словно опаляет его разум. Это не причиняло особой боли, а скорее, походило на обманчиво безобидные прикосновения щипцов дантиста, вытаскивающего зуб из сильно обезболенной челюсти.

Через несколько мгновений после того, как Гоковски замолчал, они продолжали стоять неподвижно. С обоих ручьями лил пот.

– Ну и жарища же здесь! – заметил Трэйс, вытирая лоб, и снова – уже осторожно – положил листок на бюро.

Гоковски, казалось, был озадачен, но пистолет в его руке по-прежнему был нацелен на Трэйса. Он прищурился.

– Возможно, мне следовало бы для верности, прямо здесь и сейчас, – наконец прошептал он, – на всякий случай навсегда лишить вас возможности сыграть свою роль. Поскольку все равно остается незначительная вероятность того, что вы…

… Хотя нет, конечно же нет. – И, к великому облегчению Трэйса, поставил пистолет на предохранитель и убрал его обратно в бюро.

– Да вы с ума сошли! – наконец пробормотал Трэйс; он, прижавшись спиной к стене, дрожал как осиновый лист. – Вдруг ваш палец случайно нажал бы на курок чуть сильнее…

– Если бы я убил вас, – ответил Гоковски, тоже дрожа всем телом, – поверьте, это произошло бы отнюдь не случайно, Чарли Трэйс. Но нет, ведь мы пришли к выводу, что вы ни в чем не виноваты. Или, вернее сказать, никак не отмечены. Поэтому, раз уж я должен оставить вас в живых – просто не могу вот так взять и хладнокровно убить вас – попытаюсь ответить на ваш вопрос и рассказать, какое отношение все это имеет к вам.

Вы, надеюсь, уже поняли: сатана повторяет каждый шаг Господа, чтобы в мире воцарилось Зло. Отлично, тогда скажите мне – насколько хорошо вы знаете Библию? – Он жестом пригласил Трэйса сесть на стоявшую перед окном скамью и уселся рядом.

– Ну, наверное, как и большинство остальных людей, – ответил Трэйс, бросив взгляд на видневшееся внизу море. – Разумеется, я не могу цитировать ее, но содержание примерно знаю.

– А вы помните историю об Аврааме и Исааке из 22 главы Книги Бытия?

– Насчет жертвы? Когда Авраам положил на жертвенник вместо агнца собственного сына? Да, помню. В последний момент Бог все-таки вмешался и остановил руку, занесенную над Исааком. Но какое это имеет отношение ко мне?

– Никакого, кроме того, что здесь, возможно, имеются некоторые параллели.

– Не понимаю.

– Каждый раз, когда Аб – или, скажем, сын сатаны, антихрист – возрождается, приносятся в «жертву» трое людей: он поглощает их, чтобы их жизни питали его до следующего перевоплощения. В 1936 году Каструни удалось сбежать и Гуигос вынужден был использовать вместо третьего человека осла. Однако, в отличие от Авраама, руку Гуигоса никто не удерживал. Никогда. Ведь дьявола смерть только радует. Равно как и его подручного, Демогоргона. То же самое относится, конечно, и к антихристу. То есть, к тому существу, которое сейчас мы знаем как Хумени.

Короче говоря, Чарли, «жертва» должна быть обязательно. У Хумени три незаконнорожденных сына. И во время своей следующей и последней реинкарнации в этом цикле он намеревается поглотить всех троих – точно так же, как на глазах Каструни в 1936 году был поглощен Якоб Мхирени!

При этих словах у Трэйса буквально отвалилась челюсть.

– И он считает, что я – один из них?

– Я бы даже сказал, он уверен в этом. И если быя был уверен в этом так же твердо, как он – то есть, если бы у меня имелись основания предполагать, что это действительно так – вы, Чарли, уже ДАВНО были бы покойником. И для вас это было бы благом, поверьте! Но вы убедили меня в том, что он не ваш отец и поэтому я вижу в вас союзника. Естественно, на данном этапе пока еще трудно решить, в каком качестве вас использовать, но…

– Использовать? – перебил его Трэйс. – У меня нет ни малейшего желания быть кем-то использованным. Я намерен одолеть Хумени по-своему, так, как вам и не снилось. Антихрист он там, или нет, но теперь я убежден – именно он виновник безумия моей матери. Кроме того, мне известно, что он убил двоих, причем один из них поплатился жизнью, предупреждая меня об опасности. Более того, мне кажется, он еще и совратил одного человека… человека, который мне очень нравился. Поэтому, отныне, как вы, и как Каструни до меня, я тоже желаю ему смерти.

– И как же, интересно, вы собираетесь уничтожить его?

– Пока не знаю. Думаю, сначала я должен найти его или позволить ему найти меня. Вообще-то я более чем уверен, что он уже нашел меня.

Гоковски кивнул.

– Разумное предположение.

– Да, но все же выслушайте меня. Понимаете, Сол, я всегда сам по себе. Я не ваш, и уж тем более не его человек. Очень благодарен вам за гостеприимство и за то, что вы мне рассказали, но с этого момента я начинаю действовать самостоятельно. Просто так мне больше нравится, и так у меня получается лучше всего. Вопросы? О, да, вопросов у меня еще более чем достаточно. Но думаю, что задам их кому-нибудь другому.

Тут Гоковски встал и крепко пожал Трэйсу руку, с уважением глядя ему в глаза.

– Вы исключительно отважный молодой человек, Чарли. Вы спасли мне жизнь, и я очень благодарен вам за это. Что же до всего остального, то могу лишь пожелать вам удачи.

Трэйс на этом мог бы откланяться, но его беспокоило еще кое-что.

– Вы сказали, что следующая реинкарнация Хумени будет последней в цикле. Что вы имели в виду? Это единственный оставшийся у меня вопрос – во всяком случае, к вам.

– Да уж не сомневайтесь, это действительно так, – Гоковски жестом пригласил Трэйса следовать за ним обратно наверх. – Вы упомянули перечень дат в тетради Каструни, – продолжал он, быстро идя по лабиринту древних проходов, как человек, знающий их досконально. – Он начинается с «347 н. э. минус 20» и кончается на 1936 году. Так?

Трэйс прекрасно помнил перечень и сейчас мысленно представил его:

347 н. э. – минус 20

327 – .. 25

302 – .. 30

272 – .. 35

237 – .. 40

197 – .. 45

152 – .. 50

102 – .. 55

– – – – – – – – – – – – – – – – —

1936

– – – – – – – – – – – – – – – – —

– Верно, – сказал он. – Ну и что?

– А вы не поняли, в чем дело?

– Честно говоря, нет.

– Аб прожил 347 лет, но на вторую жизнь ему было отведено на ДВАДЦАТЬ ЛЕТ МЕНЬШЕ! То есть – уже 327 лет. В своей третьей жизни…

Но Трэйс уже догадался.

– В третьей жизни он прожил всего 302 года! То есть каждый раз он терял по пять лет!

– Именно. Не только он пожирал столетия, но и они поглощали его, поэтому его перевоплощения должны были происходить все чаще и чаще. В следующий раз он появился в качестве Боданга Монгола и на сей раз прожил всего 237 лет.