Текст книги "Клинки императора"

22

Утро Халовой Пробы задалось ясным и зябким. Валин испытал облегчение, когда водянистый рассвет наконец начал растекаться над горизонтом. Полночи он проворочался без сна, раздираемый тревогой за Ха Лин, которая изводила его всю прошедшую неделю, и более смутным страхом перед грядущим жестоким испытанием – испытанием, которое должно было определить дальнейшее течение его жизни. Это, конечно, очень здорово, когда тебя с детства выбрали в ряды кеттрал, очень здорово провести полжизни в тренировках на островах. Однако если ты провалил Халову Пробу – все кончено, годы работы идут насмарку, исчезают, словно вчерашний ветерок.

«Доживи до конца недели, – повторял он себе снова и снова. – Если ты не переживешь эту неделю, ты не сможешь помочь никому – ни Лин, ни Кадену, вообще никому».

Погода была холодной для Киринских островов, и пока кадеты собирались на скалистом мысу под раскидистым гробовым дубом, с севера быстро надвигался угрожающе-черный фронт, погружая волны под собой в тень и взбивая их верхушки в пенную кашу. Если разразится шторм, Проба с самого начала превратится в кошмар; впрочем, командование Гнезда придавало погоде не большее значение, чем неизбежным травмам, которые предстояло получить кадетам. Вступая в ряды кеттрал, ты знаешь, на что подписываешься: порой идет дождь, порой кто-нибудь что-нибудь ломает. Твое дело – перевязать раны, застегнуть штормовку и выполнить задание.

Валин окинул взглядом кадетов, ища Лин, но та стояла на дальнем краю группы – так далеко от него, как только могла. Они встретились взглядами лишь на короткое мгновение; глаза девушки были пустыми и непроницаемыми. Другое дело Балендин с Юрлом. Юрл стоял всего лишь в нескольких футах от Валина, вполголоса о чем-то пересмеиваясь с одним из своих приспешников. Поймав взгляд Валина, он подмигнул ему. Валин силой заставил себя дышать, держать руки по швам, повернуть вглубь поток крови, прихлынувший к глазам. Когда Лин покинула его палату в лазарете неделю назад, Валин едва не отправился за ними двумя сразу же после этого; он был готов выбраться из своей кровати, невзирая на пробитое плечо, дотащиться до их барака и переломать им руки-ноги к Кентовой матери.

Как ни странно, именно Юрл с Балендином были причиной того, что он передумал. Пытаясь сползти с больничной койки, ругаясь во всю мочь, чтобы справиться с мучительной слабостью внизу живота, он внезапно вспомнил их схватку на ринге: как Балендин подначивал Лин, пока она не клюнула на наживку, как затем Юрл издевался над ней, вынудив Валина повторить ее ошибку. Эти двое и сейчас использовали ту же тактику, понял он, – только в более крупном, более ужасном масштабе. Они знали, что он придет за ними. Как он мог не прийти после того, что они сделали с Лин? И так же как и на ринге, они заранее рассчитывали на это. Они были готовы.

Валин понятия не имел, что за мерзкую игру они ведут, не мог даже догадываться о ее правилах или цели, но одно было несомненно: делать ходы, которые они ему предлагают, – самый верный способ проиграть. А он не имел намерения проигрывать; не в этот раз. Когда над их головами загрохотал гром, он снова поймал взгляд Юрла и подмигнул ему в ответ. На лице молодого кадета промелькнула тревожная гримаса, он нахмурился и отвел глаза в сторону.

Первые капли дождя вовсю молотили по земле, когда Дэвин Шалиль, командующая операциями на северо-востоке Вашша, взошла на небольшое возвышение. Не тратя время на предисловия, она обратилась к ним:

– Сегодня вы начнете вашу Пробу – если не откажетесь от этого решения.

Она сделала паузу, неторопливо осматривая кадетов одного за другим. Шалиль была хрупкая женщина, ей перевалило уже за шестой десяток, однако Валину пришлось сделать над собой усилие, чтобы встретить этот непреклонный взгляд.

– Я пришла сюда, – наконец закончила она, – чтобы убедить вас отказаться от испытания.

Ее слова были встречены удивленным бормотанием; кадеты смущенно переглянулись. Восемь лет они готовились к этому моменту, и теперь им предлагают все бросить? Валин всматривался в лица товарищей: Талал выглядел настороженным, встревоженным; Лейт, по-видимому, решил, что все это – очередная шутка. Анник, возможно, размышляла о сложностях парусного вооружения небольшого судна, которое ей было приказано провести вокруг мыса. Гвенна, хмурясь, сосредоточенно соскребала что-то со своей униформы. Только Лин не выказывала ни малейших эмоций: ее глаза были по-прежнему пустыми, лишенными выражения. Эти глаза пугали Валина больше, чем грядущее испытание.

– Предстоящая Проба, – продолжала Шалиль, когда волнение, вызванное ее словами, несколько улеглось, – названа, как вы все хорошо знаете, именем Хала, Владыки Тьмы, Совиного Короля, Властелина Ночи. Хотя наши солдаты здесь поклоняются кому захотят, именно Хал гасит огни, Хал закрывает небо тьмой, как плащом, и Хал свивает тени, позволяя вам подобраться к врагу достаточно близко, чтобы воткнуть ему клинок между ребер.

Каден с удивлением слушал из ее уст столь длинные и вдохновенные обороты. Большинство командиров предпочитали выражать свои мысли теми же рублеными фразами, какими привыкли отдавать приказы солдатам на поле боя, и Шалиль не была исключением. Однако сегодня она по какой-то причине скорее ораторствовала, нежели просто говорила, как будто проводила религиозную церемонию, а не просто напутствовала своих подчиненных. Возможно, так оно и было – в конце концов, Проба, подобно всем обрядам, основывалась на жертвоприношении.

– Превыше всех богов кеттрал чтят Хала, – продолжала женщина, показывая на дерево за своей спиной. Свисающие с ветвей летучие мыши слегка покачивались, тихо шурша под порывами ветра. – Однако не обманывайте себя надеждой, солдаты: Хал не любит вас.

Валин поглядел на собравшихся. Ха Лин стояла почти прямо напротив него. Он попытался поймать ее взгляд, но она отказывалась смотреть в его сторону.

– Все вы слышали много рассказов о Пробе, – продолжала Шалиль, – но правды вы пока не слышали. Правда заключается в том, что лишения предстоящей недели высосут из вас все силы, сокрушат вас, может быть, даже сломают – но это будет только прелюдия. Проба, настоящая Проба, начнется через неделю для тех из вас, кому хватит глупости настаивать на своем.

Это было для Валина новостью. Все, что он до сих пор слышал о Халовой Пробе, заставляло предположить, что это всего лишь одно долгое учебное задание – разумеется, гораздо более жестокое, чем обычное, но в основе своей не отличающееся от всего того, с чем ему уже довелось столкнуться. В нескольких шагах от него Гвенна пробормотала что-то вроде «дерьмовая мистика» и плюнула на камни. Остальные кадеты были удивлены не меньше, хотя каждый реагировал по-своему. Анник сжала свой лук, натянутый и готовый к бою, так, словно собиралась пристрелить кого-то прямо тут, на месте; она неотрывно смотрела на командира, как ястреб на мышь. Сами Юрл отпустил какую-то шуточку, которую Валин не расслышал, и Балендин кивнул ему. Влажный воздух наполнился беспокойством.

– Подробности относительно Пробы станут известны тем, кто успешно справится с этой первой неделей, но я могу сказать вам одно: некоторых из вас она сломает, сломает ужасно и непоправимо, на всю жизнь. – Шалиль помолчала, дожидаясь, пока ее слова дойдут до сознания кадетов. – После этих восьми лет никто не сомневается в вашей доблести. Сделайте шаг вперед сейчас, и ваши труды будут окончены. Арин ждет вас, до него всего лишь день плавания.

Арин… Остров неудачников. Гнездо не имело намерения отпускать солдат, прошедших подготовку в рядах кеттрал, обратно в мир, чтобы они становились наемниками или шпионами. Поэтому те, кто не сумел или не захотел пройти Халову Пробу, направлялись на остров Арин, расположенный возле северо-западного окончания Киринской цепочки. Это был самый комфортабельный из островов, с умеренным климатом и более пышной растительностью, чем остальные; он поднимался из моря в хаосе зелени и голубизны. Империя хорошо заботилась о тех, кто отказался от Пробы: им предоставлялись прекрасные дома и пропитание в избытке, все за счет добрых аннурских граждан. Это была сытая, привольная жизнь, жизнь, за которую десятки тысяч жителей обоих континентов готовы были стать убийцами, однако неудавшиеся солдаты платили за нее своей свободой. Они должны были жить на Арине, в этом тропическом раю, до самой своей смерти.

Вперед не вышел никто. Шалиль кивнула, словно и не ожидала ничего другого.

– Предложение остается в силе, – сказала она. – Запомните это на будущее. Вспоминайте об этом, когда будете выбиваться из сил в прибое, пробираться сквозь пески, тонуть в открытом море. И не забывайте также, что предстоящая вам неделя – самая легкая часть, тихая прелюдия к тому, что будет дальше. В любой момент, вплоть до самого конца, вы можете уйти от всего этого, решить, что жизнь кеттрал – не та жизнь, которой вы для себя хотите.

Кадеты по-прежнему стояли в каменной неподвижности, не рискуя встречаться глазами друг с другом.

– Ну хорошо, – заключила Шалиль, встряхивая головой, словно была недовольна. – Прелюдия к Пробе начинается.

Она повернулась налево.

– Фейн, Сигрид, на протяжении следующей недели они ваши.

Адаман Фейн выступил вперед.

– Вы, червяки, должны усвоить одну вещь, – прорычал он, и его лицо прорезала нехорошая улыбка. – Я не признаю мужчину готовым к тому, чтобы стать кеттрал, пока не увижу, как он блюет собственной кровью!

– А как насчет женщин? – выпалила Гвенна.

Фейн широко ухмыльнулся.

– Ну, у женщин болевой порог выше, так что с вами приходится поступать еще более жестко.

* * *

Следующие шесть дней прошли в сплошном тумане, наполненном болью и изнурением. Вместе с другими кадетами Валин бегал, пока обещанная кровь не начинала сочиться из вскрывшихся волдырей и ссадин, плавал, пока его не охватывала уверенность, что ему предстоит окончить свои дни на дне пролива, и после этого вытаскивал из воды свое обессиленное тело и снова пускался бегом. Он прополз бесчисленные мили на брюхе по зарослям огнелиста и торчащим камням, пронес на плече целый древесный ствол через весь остров и обратно, боролся с Талалом до тех пор, пока оба не рухнули без сил на пыльную площадку ринга, отчаянно хватая ртами воздух, после чего тяжелый ботинок пнул их в ребра, и грубый голос приказал им продолжать бегать. Он проплыл вдоль береговой линии в протекающей шлюпке, пользуясь обломком доски вместо весла. После этого у него отобрали доску и приказали повторить то же самое; полночи он загребал прибой голыми руками, пытаясь продвинуть вперед свое крошечное судно.

Каждый день около полудня повара вываливали на землю возле ринга несколько десятков свежеутопленных крыс, еще скользких и блестящих. Другой пищи им не предлагалось. Валин старательно заглатывал мясо, вырывал из тушек печень и сердце, разгрызал тонкие косточки в поисках костного мозга; его пальцы, и без того грязные, покрывались слоем крови и крысиных потрохов. В первый день его вырвало всем съеденным. Всю следующую ночь он проклинал себя, ворочаясь от мучительной боли, тщетно грызущей его желудок. На следующий день он съел все подчистую, включая глаза и мягкую кашицу мозга, и сумел удержать это в себе.

Вездесущие, словно призраки или духи, инструкторы были повсюду; они возникали перед изнемогающими кадетами, попеременно то насмехаясь над их усилиями, то протягивая им обманчиво-мягкую руку помощи.

– Тебе не обязательно это делать, – нашептывал Блоха Валину в какой-то момент четвертого дня испытания, склонившись над ним, когда он пытался вытянуть из прибоя тяжеленную бочку с песком. – Слушай, что я тебе скажу, малыш: думаешь, сейчас тебе плохо? Так вот дальше будет только хуже!

Валин раздраженно буркнул что-то неразборчивое, скорее сам себе, и продолжал толкать бочку.

– Сын императора, – задумчиво продолжал командир. – Перед тобой множество возможностей… Может быть, тебе даже необязательно отправляться на Арин. Мы могли бы сделать для тебя исключение. Почему бы тебе не плюнуть на это дело? Мы тебя помоем, почистим… Посадим на быстрый корабль до дома. В этом нет ничего постыдного.

– Иди… к черту! – пропыхтел Валин, яростным рывком вытаскивая непокорную бочку из мокрого, засасывающего песка и наваливаясь на нее всем телом, чтобы вкатить ее на дюну.

Блоха добродушно захохотал, но убрался восвояси.

Не все кадеты оказались столь же упорными. Боль и измождение нарастали с каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой, пока не начало казаться, что солнце застопорилось на своем пути через небеса и невыносимые мучения будут продолжаться вечность, дольше, чем вечность, – неизмеримая бездна страданий, организованная Мешкентом собственноручно. Цветущие берега Арина манили к себе: рай, наполненный покоем и отдыхом, куда можно попасть… просто прекратив бороться, просто сдавшись. Валин наконец-то оценил всю изощренную гениальность этого предложения. Прижми человека к стене, и у него не будет другого выбора, кроме как сражаться; предложи ему комфортабельную отставку еще до достижения двадцатилетнего возраста, и ты узнаешь, кто на самом деле предан своему делу. Ощущая приступ бессильной зависти, Валин смотрел, как один, а за ним другой, а потом еще шестеро кадетов выбыли из Пробы, поддавшись вкрадчивым нашептываниям инструкторов.

«Даже не думай», – приказал он себе, напрягая все силы, чтобы выволочь из моря еще одну наполненную песком бочку. Что бы там ни говорил Блоха, провал означал Арин, Арин означал, что он никогда не покинет острова, а это, в свою очередь, значило, что Каден и Адер останутся без поддержки, а Эми и Ха Лин – без отмщения. «Даже во сне не думай об этом!»

На пятый день он оказался бок о бок с Гвенной – они были запряжены, как волы, в большую повозку, груженную булыжниками. На верхушке кучи восседал Якоб Раллен, старший инструктор кадетов, с бичом в правой руке.

– Вперед, мои ослики! – вскричал он своим пронзительным голосом и щелкнул бичом у самого уха Валина, так, что до крови рассек кожу. – Поехали!

Гвенна оглянулась на Валина. Половину ее лица закрывал лиловый припухший синяк, но зеленые глаза оставались по-прежнему непокорными.

– На счет «три»? – пропыхтела она, наваливаясь на упряжь и готовясь к рывку.

– Может, просто задушим его собственным бичом и покончим на этом? – предложил Валин, тоже вкладывая вес в кожаные ремни и упираясь ногами в землю.

Повозка заскрипела и неохотно тронулась с места. Бич опустился снова, на этот раз куснув за щеку Гвенну.

– Душить – это не в моем стиле, – отозвалась она.

Гвенна была на голову ниже Валина, но силы у нее хватало, и когда они вдвоем начали тянуть, повозка понемногу набрала скорость и принялась подпрыгивать на каменистой поверхности.

– Как насчет подложить фитиль ему в постельку? – пропыхтел Валин, втягивая воздух в измученные легкие и наваливаясь на ремни.

– Слишком быстро. И потом такой жирдяй, как он, – мы потом будем отскребать шматки сала с потолка.

Валин ухмыльнулся, несмотря на боль.

– А может, просто сбросить его с повозки и проехаться по нему сверху?

– Я готова следовать за вами, мой принц, – провозгласила Гвенна, но тут еще один щелчок хлыста утихомирил их обоих.

Время от времени Валину удавалось мельком увидеть Ха Лин. На третий день он заметил, как она плывет через бухту, таща за собой баржу: ее лицо было сведено гримасой судорожной решительности. Ему хотелось окликнуть ее, как-то подбодрить, но он сам еле стоял на ногах, и к тому же она явно не могла слышать ничего, кроме соленых волн, плескавших ей в уши. Он сделал попытку задержаться, подождать, пока она достигнет мола, но один из инструкторов врезал ему каменным кулаком по почкам, согнал со скалы и послал, спотыкающегося, делать еще одну мучительную пробежку вокруг побережья.

Каждый вечер, после того как изматывающее полуденное солнце наконец стекало за горизонт, Валин продолжал бороться в темноте, трясясь и стуча зубами от холода в волнах. Его мозг сработался до состояния тупой болванки, изможденное тело перешло все пороги боли и страдания, оказавшись в мире мертвого, свинцового бесчувствия.

В какой-то момент – кажется, это было уже на шестой день – он оказался в полосе прибоя бок о бок с Лейтом. Вдвоем они вытаскивали на сушу затопленную шлюпку.

– Тяни! – подбадривал товарища Валин, сам наваливаясь на веревки так, что жилы, казалось, вот-вот лопнут. – Тяни!

– Если ты еще раз скажешь мне «тяни», я брошу к чертям эти веревки и вобью твой нос в твое царственное лицо! – задыхаясь, отозвался пилот, тоже напрягаясь изо всех сил.

Валин не понял, было это шуткой или нет – тон Лейта казался абсолютно серьезным. Впрочем, после шести дней крысиного рациона и бесконечных мучений ему было уже все равно.

– Тяни! – снова завопил он, разражаясь безудержным хохотом. Какая-то смутная, полузабытая часть его сознания отметила, насколько безумно звучит его голос, но, не в силах остановиться, он снова взвыл: – Тяни, мерзавец!

Лейт что-то заорал в ответ, что-то настолько же безумное и отчаянное, и вместе они наконец-таки вытащили лодку на гальку – только для того, чтобы услышать приказ снова спустить ее на воду, впрячься в веревки и плыть, таща ее за собой, к кораблю, качавшемуся на якоре в миле от берега.

На протяжении этого заплыва Валин был уверен, что сейчас умрет. Его сердце никогда не билось так тяжко в грудной клетке. Он чувствовал, будто с каждым вздохом его рвет кровью и кусочками легких, и действительно, сплевывая в волны, он видел в слюне розовые комки. Ему говорили, что так бывает: тело попросту отказывает. Кадетам случалось умирать от разрыва сердца, когда их измученные тела ломались, перейдя предел своих возможностей. «Ну и хорошо! – думал он, таща непокорную лодку сквозь волны к кораблю, который, казалось, не приблизился ни на шаг. – Здесь хорошее место, чтобы умереть».

Когда он в конце концов втащил себя на борт, там стояли Блоха и Адаман Фейн. Оба хмурились и орали Валину что-то, чего он не мог понять. Из какого языка эти слова? Он обвел вокруг себя мутным взглядом, ища то, что необходимо тащить, бить, ломать – но не увидел ничего, кроме пустого пространства выскобленной палубы. Он стоял, остолбенело пялясь вокруг, и понемногу слова начали проникать в его сознание, словно вода, просачивающаяся через плохо заделанную крышу.

– …слышишь, что я говорю, идиот? – орал Фейн, маша толстым пальцем в нескольких дюймах от его носа. – Все кончено! По крайней мере, на сегодня. Предлагаю тебе рухнуть где-нибудь здесь на палубе и пару часиков поспать.

Валин таращился на него с полуоткрытым ртом. Потом его ноги подкосились, и он действительно рухнул, провалившись в оцепенелую, безнадежную темноту.

23

Трех часов сна было недостаточно даже по стандартам кеттрал, однако после семи дней и ночей безжалостных испытаний, каждое из которых было более жестоким, чем предыдущее, жесткая палуба корабля, везшего их на Ирск, наиболее отдаленный из островов Киринской цепочки, показалась Валину пуховым матрасом. Упав на твердые доски, он заснул глубоким сном без сновидений и проснулся только почувствовав неприветливый ботинок, впечатавшийся ему в ребра. Перекатившись, он вскочил на ноги, ничего не понимая, но хватаясь за поясной нож, одновременно отчаянно пытаясь вспомнить, где он находится, отыскать равновесие на качающейся палубе, приготовиться к продолжению страданий, которые стали теперь его жизнью.

– У тебя час до тех пор, пока мы доберемся до берега. – Это был Чент Ралл, приземистый ветеран, скроенный как бульдог и с таким же темпераментом. – Предлагаю тебе воспользоваться им, чтобы спуститься вниз и запихнуть в себя какую-нибудь жратву.

– Жратву? – тупо переспросил Валин, встряхивая головой, чтобы выгнать из нее туман.

Вокруг них другие инструкторы будили своих подопечных, валявшихся повсюду на палубе, словно мертвые тела. Корабль мягко переваливался с волны на волну, мачты поскрипывали; судно торопилось в порт, набрав в паруса доброго южного ветра.

– Ну да, жратву, – повторил Ралл. – Это такая штука, которую кладут в рот. Могу тебя порадовать: крыс вы есть больше не будете. Но есть и плохая новость: скорее всего, после этой кормежки вы вообще больше не будете есть. В Дыре практически нечего пожевать.

Валин понятия не имел, о чем тот говорит, но в его словах ему почудилась какая-то тяжесть, может быть, даже угроза.

– Что за дыра?

– Скоро сам узнаешь. Ты чего больше хочешь – жрать или болтать?

У Валина громко заурчало в желудке, и он кивнул. Он не имел представления о том, что его ждет, но как писал Гендран: «Выбор между стратегией и едой – не выбор вовсе. Солдат не может долго прожить на одной стратегии. И он не может импровизировать еду».

Крошечный корабельный трюм представлял собой хаос мельтешащих рук, громких голосов, зловония немытых тел. Изголодавшиеся кадеты, числом двадцать один, толкались и бранились, запихивая дымящуюся еду себе в глотки. Трапеза была небогатой – бобовая похлебка и пара подносов с нарезанным мясом, – но она была теплой, и самое главное, это были не крысы. Вместе со всеми остальными Валин принялся хватать горстями еду и набивать щеки, осознавая, что эта видимая милость, подобно многим другим на протяжении последней недели, скорее всего, обернется ловушкой.

Кто-то дотронулся до его плеча. Валин резко обернулся, уже подняв кулаки, и обнаружил, что смотрит в глаза Ха Лин. Она всегда была стройной, но напряжение последних дней сделало из нее практически скелет. Один ее глаз распух и полностью закрылся; окружающая его кожа уже сменила цвет с лилового на болезненно-желтый. На лбу девушки появилась новая рана, достаточно глубокая, чтобы оставить уродливый шрам.

– Милостивая Эйра, Лин! – выдохнул Валин, поперхнувшись глотком воды, который как раз набрал в рот.

Она скорчила пренебрежительную гримасу.

– Брось. Нам всем досталось.

Это было правдой. Только за то время, пока он поглощал свою скудную порцию еды, Валин успел увидеть сломанные пальцы, разбитые носы, недавно выбитые зубы. У него самого при каждом вдохе третье ребро отзывалось острой болью; он подозревал, что сломал его, но не имел представления, когда и как. Он всегда думал, что ветераны получили свои шрамы во время выполнения летных заданий, но сейчас начинал подозревать, что возможно, самое худшее с ними произошло во время сдачи Пробы.

– Ну как оно тебе? – спросил он, пытаясь найти нужные слова. – Последняя неделя, я имею в виду.

– Кошмар, – коротко отозвалась она. – Как и было запланировано.

– Ты в порядке?

– Я же здесь, верно? Не на борту корабля, плывущего на Арин.

В ее голосе послышался отзвук прежней стальной силы.

– Нет, конечно. Но выглядишь ты… – Он положил руку на ее предплечье. Оно было тонким, как веточка. – Как ты только держишься…

– Я в порядке.

– Послушай… – начал Валин, наклоняясь ближе к девушке, чтобы получить хоть какую-то видимость разговора наедине в этом хаосе тел и голосов.

– Не сейчас, Валин. Я пришла не для того, чтобы надо мной хлопотали и нянчились. Я хотела предупредить тебя, чтобы ты был осторожен в течение следующего испытания. Приглядывай за Юрлом.

– Я сделаю с ним и чего похуже, если представится шанс.

Это прозвучало как пустая похвальба, но Валин говорил совершенно искренне. Обучение кеттрал по определению несло в себе опасность; во время Пробы опасность увеличивалась десятикратно. Несчастные случаи не были исключены, и всегда можно было помочь им случиться.

На губах Лин промелькнула улыбка, но тут же исчезла.

– Это палка о двух концах! – прошипела девушка. – Он ведь тоже будет охотиться за тобой, а совести у него поменьше, чем у тебя.

Она понизила голос и оглянулась через плечо, прежде чем продолжить:

– Я должна тебе кое-что сказать. Там, на утесах, пока они смешивали меня с дерьмом, я тоже успела нанести пару ударов. Если ты все же окажешься против Юрла, его левая лодыжка… – Она тряхнула головой, внезапно потеряв уверенность. – Я не знаю точно… в последнюю неделю он вроде был в порядке… но мне кажется, я почувствовала в нем какое-то напряжение, в одном из сухожилий. Помнишь, когда Гент потянул лодыжку на арене четыре года назад? Никто даже не заметил. Он мог бегать и драться, но потом, во время того задания на болоте, он неудачно наступил на нее и… хрусть!

Валин кивнул. Гент был в ярости из-за этой травмы и несколько месяцев отказывался от предписанного его лодыжке покоя, настаивая, что она «в полном порядке, мать вашу!».

– Возможно, у Юрла что-то похожее, – продолжала Лин, морщась от неуверенности. – Я не знаю. Затрудненность при боковых движениях, может быть. Может быть, слабость под определенным углом… в любом случае, ты можешь испытать его, если окажешься в трудной ситуации.

Валин внимательно посмотрел на свою подругу. Как писал Гендран в главе, посвященной боевому духу, «пропасть разделяет человека побитого и человека сломленного». Юрл и Балендин действительно отняли нечто у Ха Лин на Западных Утесах – достоинство, уверенность в себе, – но боевой огонь в ней по-прежнему был. Потребуется гораздо больше, чтобы лишить ее стойкости.

– Просто так он не отделается, Лин, – сказал Валин, положив ладонь ей на плечо.

– Нет, – согласилась она, сжав его руку. Ее улыбка стала шире. – Не отделается.

И потом, прежде чем он успел сказать еще хоть слово, она повернулась, и он тут же потерял ее в толкучке.

* * *

Валин ни разу не ступал на берег Ирска; этот остров был запретным для кадетов. Впрочем, ему доводилось видеть его с кораблей и с воздуха во время летных учений, сбросов бочонка и тому подобных мероприятий. В отличие от остальных островов архипелага, на каждом из которых имелась какая-то растительность и питьевая вода, Ирск был угрюмым местечком – только черные известняковые утесы, стоявшие сплошной зубчатой стеной, так что весь остров напоминал высунутый из воды каменный кулак. Он едва ли составлял полмили в поперечнике – слишком мало, чтобы здесь могла существовать какая-то жизнь, если не считать чаек и крачек, гнездившихся повсюду на скалах. Валину никогда не приходило в голову, что этот остров может играть какую-то роль в Пробе, и когда он сошел со шлюпки на каменистый мыс, служивший природной пристанью, и осмотрелся вокруг, то почувствовал засевшую в нем занозу беспокойства, не переставшую его донимать и после того, как он вслед за другими отправился в глубь острова.

Узкая тропа, петляя между торчащими глыбами, уводила их все выше и выше, пока не вывела в котловину приблизительно круглой формы, шагов тридцать в поперечнике, по всей видимости, представлявшую собой центр острова. Со всех сторон возвышались скалы, отвесные, как стены амфитеатра, над головами кадетов пронзительно кричали чайки, разгневанные тем, что их согнали с гнезд. Однако Валин, как и все остальные, смотрел только на крепкую стальную клетку, стоявшую в центре котловины на опорах, заглубленных в каменную породу. Возле нее находился старик с жидкими седыми волосами, трясясь всем телом от слабости или истощения… или страха. И ему было чего бояться: в клетке, всего лишь в каких-нибудь четырех футах от него, находились два создания, которых Валин не мог назвать иначе чем монстрами.

– Это сларны, – объявила Дэвин Шалиль, выступая вперед и показывая на тварей в клетке, когда все собрались вместе. – Обе девицы. Около шести лет от роду и примерно в треть своего взрослого веса.

Валин посмотрел на нее, как и остальные.

Слово «девицы» по отношению к этим тварям казалось какой-то гротескной шуткой. Это были кошмарные создания пять футов длиной; их рептилоидные, извивающиеся, покрытые чешуей тела заканчивались ртом с бритвенно-острыми зубами, блестящая шкура была тошнотворного прозрачно-белого цвета, словно яичный белок или брюхо гнилой рыбы; под поверхностью кожи виднелась сеть змеящихся синих и пурпурных прожилок. Они напомнили Валину трупы с содранной кожей, которые он изучал на островах много лет назад, только вот эти животные были очень даже живыми. Они рыскали по маленькой клетке на своих коротких мощных лапах, вооруженных зловещего вида когтями.

– Я, может быть, плохо расслышал, – проговорил Лейт. Стоя в нескольких футах от Валина, он повернул ухо в сторону Шалиль, словно для того, чтобы на этот раз уж точно услышать все как надо. – Мне показалось, вы сказали, что это еще не взрослые особи?

– Нет, – отозвалась та. – С ними гораздо проще справиться, чем с полноценными женами и наложницами.

– По виду с ними примерно так же просто справиться, как с кучей облитого маслом угриного дерьма на мраморном полу, – заметил Лейт, поглядывая на клетку и озабоченно хмурясь.

– Если врезать им как следует, они сдохнут не хуже любой другой твари, – сказала Гвенна, помахивая коротким клинком.

– Девицы, – повторила Анник бесцветным голосом, теребя пальцами лук. – Наложницы. Жены. А что насчет самцов?

Шалиль покачала головой.

– Самцов у них нет. Или, если точнее, у них есть только один самец. Как при муравьиной королеве существуют тысячи рабочих муравьев, так же и у сларнов при одном короле-сларне имеются тысячи жен, наложниц и девиц.

– Кажется, я склонен изменить свое положительное мнение о гаремах, – сказал Лейт, поглядывая на кружащих по клетке тварей со смесью интереса и отвращения. – Король у них должен быть здоровенным старым хряком, чтобы держать эту компанию в руках.

– Мы не знаем, – ответила Шалиль. – С королем мы никогда не встречались.

– Откуда их привезли? – спросил Валин.

Он оглядел местность. Остров казался слишком маленьким даже для одного сларна, не говоря уж о тысячах.

– Они местные. – Шалиль опустила руку ладонью к земле. – Под Ирском целая сеть пещер, десятки миль переходов. В них и живут сларны. И именно там будет проходить Проба.

Кадеты вздохнули все как один. Всем им доводилось видеть пещеры – обучение кеттрал должно было проходить во всех возможных типах местности. Однако бо́льшую часть времени они проводили либо в океане, либо в воздухе, может быть, пробираясь через мангровые заросли или трудясь на прибрежных пляжах Карша. Мысль о том, чтобы спуститься в лабиринт подземных переходов, погребенных под сотнями тысяч тонн камня и морской воды – переходов, где кишели такие монстры, как сларны, – вызывала больше чем простое беспокойство.

– У них нет глаз, – заметила Анник.

Валин вгляделся внимательнее. Когда он вошел в котловину, твари были повернуты к нему задом, но сейчас он увидел, что снайперша права. На передней стороне морды, там, где должны были находиться глаза, у них имелись лишь площадки полупрозрачной кожи, белой, как сыворотка из-под простокваши.