Текст книги "Прощай, невинность!"

И еще Софи знала, что, будь они женаты, между ними не держалось бы явно ощутимое напряжение, родившееся из недоверия, боли и взаимного непонимания. И в этом напряжении крылось острое желание, плотский голод…

Эдвард сказал, что грубое вожделение пробудилось в нем из-за ее открытого платья, но ведь сейчас этого платья не было видно, однако Софи знала, что Эдвард так же ощущает их близость, как и она сама. И она почувствовала некоторое удовольствие от этой мысли. В конце концов, последние два года не прошли напрасно, преображение завершилось… Гадкий утенок превратился в лебедя, искалеченное дитя стало соблазнительной женщиной.

И соблазнительной не только для Эдварда. Да, это удивительно, да, Софи просто потрясена этим, но она знала точно, что и Жорж Фрагар находил ее желанной, и Генри Мартен. Два года назад она просто посмеялась бы, скажи ей кто-нибудь, что найдется мужчина – один, а не три, – для которого она будет единственной на свете. И пожалуй, самым важным было для нее то, что двое из этих троих признались ей в любви.

Софи знала, что слишком опасно сосредоточиваться на подобных мыслях, потому что в глубине ее сердца начинали закипать гнев и тяжелая печаль. Софи встряхнула головой. Ступени поскрипывали под ногами, когда они с Эдвардом поднимались наверх. Открыв дверь, она скользнула в комнату. Эдана спала в самодельной колыбели, сооруженной из корзины молочника. Софи склонилась над малышкой, чтобы поправить одеяльце. Было что-то ужасное в том, что Эдвард видит свою дочь в подобной обстановке, в обшарпанной комнате, спящей в старой корзине, под красной шалью Рашель вместо полога.

Софи напряглась, когда Эдвард подошел к ней и встал рядом. Не в силах удержаться, посмотрела на него. Эдвард не сводил глаз с дочери, кончик его носа порозовел, глаза подозрительно блестели.

– Я уже думал, что потерял ее, – хрипло прошептал он. – Я боялся, что ты увезешь ее куда-нибудь далеко и я никогда не найду вас.

Софи возненавидела себя за собственные поступки.

– Ох, Эдвард, я была не права, ужасно не права, пожалуйста, прости меня!

Он серьезно и вопросительно посмотрел ей в глаза. Софи крепко сжала руки, чтобы не дать им коснуться Эдварда. Ведь он так огорчен тем, что она сделала, и ее тянуло утешить его. Но коснуться Эдварда означало… Софи знала, что должна бороться с искушением – тем искушением, которое представлял для нее Эдвард как мужчина.

Казалось, они бесконечно долго смотрели друг на друга. И что-то пронеслось между ними, что-то мощное и странное. Как будто стали видимыми нерушимые цепи, связавшие их навек. В это мгновение Софи поняла, что Эдана приковала ее к Эдварду навсегда, и ничего тут не поделать. И Софи была счастлива… отчаянно счастлива.

Губы Эдварда сжались. Его тело качнулось в сторону Софи…

– Cherie, ты вернулась, так рано! – послышался голос Рашель. – Ох!..

Софи глубоко вздохнула, стараясь сдержать дрожь, она была почти уверена, что, не появись из соседней комнаты Рашель, Эдвард поцеловал бы ее. Она шагнула в сторону и обхватила себя за плечи, мысленно твердя, что это лишь к лучшему, что Рашель вошла вовремя… Она не должна снова связываться с ним, не должна. Ей не вынести всего этого во второй раз…

– Pardonnez-moi[20]20
  Извините (фр.).


[Закрыть], – пробормотала Рашель, переводя взгляд с одного на другого.

– Но ты ничему не помешала, – пожалуй, слишком громко заявила Софи. – Рашель, ты ведь помнишь Эдварда?

Рашель кивнула. Взгляд Эдварда скользнул по ней, и Софи вдруг в первый раз заметила, что ему не по душе ее подруга. А в Париже она решила, что Рашель понравилась ему так же, как всем мужчинам.

– Bien sur, – сказала Рашель. – Enchantee, monsieur[21]21
  Конечно… Очень рада, месье (фр.).


[Закрыть]. Эдвард коротко кивнул и повернулся к Софи:

– Вы не можете оставаться здесь.

Софи вздрогнула:

– Что?..

– Вы не можете оставаться здесь! Я не позволю, чтобы Эдана находилась в подобной обстановке. И не вздумай утверждать, что тебе здесь нравится, Софи.

Софи была испугана, и в то же время в ней рождалась робкая надежда…

– И что же ты предлагаешь?

– Мы снимем пока номер в «Савое», а потом подыщем что-нибудь более подходящее, – сдержанно произнес Эдвард.

Софи медленно кивнула:

– Хорошо.

– Укладывайте свои вещички. Совершенно незачем ждать утра, чтобы выбраться из этой чертовой крысиной дыры.

Софи прежде лишь один раз была в «Савое», когда решительно отправилась к Эдварду с намерением стать его любовницей. Но тогда она пребывала в таком волнении, что почти не рассмотрела прославленный отель. Зато теперь, держа на руках спящую Эдану, она стояла рядом с Рашель в огромном вестибюле гостиницы и, полная изумления, смотрела по сторонам. Эдвард возле стойки о чем-то говорил с портье.

Было уже за полночь, и в вестибюле царила пугающая тишина. Кроме гостиничной прислуги никто их не видел, и это слегка утешало Софи. Почему-то, приехав сюда, она почувствовала неуверенность, ей казалось, что она выглядит падшей женщиной. И ей казалось, что портье или кто-то другой вот-вот порицающе уставятся на нее.

Эдвард быстрым шагом подошел к ним. Сердце Софи беспокойно забилось при его приближении. Нет, просто невозможно было смотреть равнодушно на этого человека. Тем более что в черном смокинге он выглядел на диво элегантно. К тому же он героически спас ее, когда она, надо признаться, утомилась сверх всякой возможности. Ее душа была так изранена за последние недели, и Эдвард казался ей несравненным, сказочным рыцарем.

– Боюсь, у них сейчас нет подходящих номеров, – сообщил Эдвард.

Софи попыталась скрыть разочарование.

– Но нам достаточно и одной комнаты, Эдвард.

– Забудь об этом. Вы займете мой номер. А комнату я уже снял для себя.

– Эдвард…

– Тихо! Не пытайся меня переубедить, все уже решено. – И впервые за этот вечер он едва заметно улыбнулся. Глаза его, устремленные на Софи, потеплели. Сейчас он был именно тем человеком, с которым она познакомилась и которого полюбила почти два года назад.

Софи опустила голову, баюкая Эдану. Они все вчетвером вошли в лифт и несколькими минутами позже уже были на пятом этаже. Эдвард распахнул дверь номера, до сих пор принадлежавшего ему.

– К счастью, здесь две спальни. Маленькую я использовал как кабинет, но утром я заберу все свои вещи. Софи, моя спальня вон там.

Хотя Софи и приходила сюда в поисках Эдварда, ей не довелось тогда рассмотреть его номер. Однако она была уверена, что Эдвард снимал эти же самые апартаменты. И, охваченная любопытством и почти благоговейным страхом, Софи огляделась по сторонам.

Она стояла в круглом холле. Пол в нем был бежевого мрамора; фальшивые двери и окна, написанные маслом на стенах, создавали впечатление, что за ними расположен огромный салон. Но настоящая гостиная находилась прямо напротив входа. Мраморный пол был почти целиком закрыт огромным синим восточным ковром. В одном углу стояли обитые английским ситцем маленькие кушетки, а в другом – небольшой диванчик, обтянутый красным дамастом, и пара мягких стульев с высокими спинками и подлокотниками. На одной из стен красовался гигантский декоративный экран, от пола до потолка. Напротив него располагался мраморный камин. Красные занавеси из дамаста висели на окнах, выходящих на Центральный парк; на стенах Софи увидела несколько картин работы французских и английских художников восемнадцатого и девятнадцатого веков.

Слева находился обеденный стол на восемь персон, дверь возле него вела в крохотную кухоньку. И слева же была маленькая спальня, в которой Эдвард устроил себе кабинет. Софи сразу определила, что работал Эдвард за небольшим секретером – там в беспорядке лежали бумаги.

Эдвард взял Софи за руку и повел через гостиную. Она сделала вид, что не чувствует, как горяча его рука, а когда нога Эдварда коснулась тафты ее юбки, Софи поклялась себе, что ее это ничуть не волнует.

Они остановились на пороге большой спальни. Его спальни. Софи взглянула на огромную кровать под балдахином и вдруг ощутила, почувствовала, что в этой постели спал Эдвард – и прошлой ночью, и позапрошлой… Конечно, утром постель прибрали, но теперь край золотисто-желтого покрывала был отвернут, и из-под него виднелись более темные желтые простыни. И Софи вдруг захотелось узнать, была ли в этой постели какая-нибудь женщина… Она тут же выругала себя за подобные мысли.

Эдвард отпустил ее руку. Софи казалось, что момент чересчур интимен… Ей нелегко было занять номер Эдварда, его спальню, его кровать. Ему бы следовало понять это и не входить в спальню вместе с ней. Софи оглянулась, ища подходящее местечко для Эданы. Она чувствовала, как горят ее щеки.

Эдвард сказал:

– Я попросил, чтобы прислали детскую кроватку. Ее сейчас доставят.

Как он сумел угадать ее мысли? Софи боялась встретиться с ним взглядом. Она подошла к кровати и положила спящую девочку в самый ее центр, но сама не осмелилась присесть рядом, ведь Эдвард мог принять это за своего рода поощрение. Повернувшись к Эдварду спиной, Софи осторожно погладила шелк покрывала.

– Может быть, тебе не стоит дожидаться, пока принесут кроватку, – сказала она, стараясь не думать о тех проблемах, которые могут возникнуть из-за того, что она поселилась в отеле, на глазах у всех, вместе с дочерью… да еще в номере Эдварда. И о тех проблемах, которые уже возникли, потому что Эдвард снова вошел в ее жизнь.

Она слишком устала. Завтра она разберется в своих мыслях… и в своих чувствах.

– Хорошо. – Эдвард кивнул, явно колеблясь. Потом быстро шагнул вперед. Софи замерла, но он склонился к Эдане, а не к ней, и легко коснулся губами лобика ребенка. Потом выпрямился и в упор посмотрел на Софи. Она не смогла даже пошевельнуться.

– Спокойной ночи. – Он поклонился вежливо, официально. И, быстро развернувшись, пошел к выходу.

Софи, вцепившись в покрывало, смотрела ему вслед. Она слышала, как открылась и закрылась входная дверь, и с судорожным вздохом опустилась на кровать рядом с дочерью.

– Что же мне теперь делать? – простонала она.

Рашель, как обычно, забрала Эдану после утреннего кормления. А Софи мгновенно заснула. Давным-давно она не спала так глубоко и спокойно, как в эти несколько часов после рассвета. А теперь она медленно просыпалась. В окно спальни били солнечные лучи. На мгновение Софи смутилась: она была уверена, что, когда ложилась спать, опустила шторы.

А потом вдруг вспомнила, где находится. Она в великолепном номере отеля «Савой» – в номере Эдварда… в его роскошной постели. Софи глубже зарылась под пуховое одеяло, в шелковые простыни. Впервые за долгое время она чувствовала себя в безопасности, чувствовала себя защищенной, почти свободной от забот. Какое это огромное облегчение – проснуться без страха!..

Софи повернулась на бок. Простыни и подушки были гладкими, нежными, они ласкали ее голые руки и ноги, чуть-чуть возбуждая. Прошедшей ночью Эдвард ворвался в ее жизнь, словно рыцарь в сверкающих доспехах, примчавшийся на помощь прекрасной даме в момент наивысшей опасности. И вдруг что-то заставило напрячься живот Софи, мышцы ее бедер… Желание. Бешеное, яростное, обжигающее…

Софи снова повернулась, на этот раз на спину, и наполовину откинула одеяло. Не в первый раз она просыпалась вот так, охваченная пульсирующей волной, с фантастическими мечтами об Эдварде. Но до сих пор ей не приходилось лежать на шелковых простынях в его постели, почти голой: она так устала вчера, что у нее просто не хватило сил сменить поношенную сорочку на фланелевую ночную рубашку. Наконец Софи проснулась окончательно и удивилась, почему она не испытывает стыда из-за ощущений, мучающих ее тело, почему она никогда не стыдилась желания, однажды пробужденного в ней Эдвардом. Может быть, потому, что, когда они занимались любовью в ту единственную ночь, это была именно любовь? Это было прекрасно, прекрасно, между ними не было ничего грязного, развратного, нечистоплотного. Но это было так давно… Она гадала, сумеет ли она справиться с искушением, сумеет ли устоять перед Эдвардом…

Софи неторопливо села. Ночью она не заплела волосы в привычную косу, и теперь они тяжелой массой упали ей на плечи. Софи окончательно отбросила одеяло и спрыгнула на пол. Но, сделав два шага, остановилась.

Ей показалось, что на нее кто-то смотрит.

Сердце Софи подпрыгнуло. Она медленно повернулась – и похолодела.

В дверях стоял Эдвард и внимательно глядел на нее.

Софи не могла двинуться с места. Лишь сердце колотилось так, что его биение оглушало ее.

Голубые глаза Эдварда впились в нее, словно глаза ястреба в близкую добычу.

Софи внезапно охватила паника. Темный огонь во взгляде Эдварда не оставлял сомнений, она знала, о чем он думает.

И лишь теперь Софи поняла, как она выглядит. Ее распущенные волосы ужасно спутались, напоминая теперь птичье гнездо. На ней лишь тонкая, потертая сорочка, едва закрывающая бедра. А под сорочкой и вовсе ничего нет. Вид у нее явно безнравственный, впрочем, это соответствовало тому, что чувствовало ее тело…

Софи сказала себе, что нужно убежать, скрыться. Ведь Эдвард сейчас так походил на хищника. Но ее ноги отказались повиноваться разуму, к тому же разум Софи и сам сейчас не слишком уверенно говорил, что правильно, а что – нет…

Софи посмотрела в глаза Эдварда. И увидела в них именно то, чего боялась. Да, Эдвард смотрел сквозь сорочку, потом он взглянул на ее обнаженные ноги… потом на грудь, почти не скрытую тонкой тканью… Потом его синий голодный взор остановился на губах Софи.

Она наконец опомнилась. Сорвала с кровати желтое покрывало и завернулась в него.

– Что ты здесь делаешь? – Голос ее звучал хрипло.

– Любуюсь наилучшим из зрелищ Манхэттена. – И, не добавив к этому ничего, Эдвард резко повернулся и вышел из спальни.

Содрогаясь от горячего, неодолимого желания, Софи проводила его взглядом, охваченная противоречивыми чувствами – одновременно и разочарованием, и облегчением. И бешеной злобой. Злобой на Эдварда, на себя, но больше всего – на жизнь.

Сбросив покрывало, Софи побежала в ванную комнату. Там на вешалке за дверью висел халат, и Софи натянула его на себя. Слишком поздно она поняла, что халат мужской – халат Эдварда. Его запах Софи ни с чем бы не спутала. Стиснув зубы, чувствуя, как шелк касается ее почти совсем голого тела, она быстро вышла из спальни. Но в гостиной резко остановилась. Эдвард стоял у окна, спиной к ней, и смотрел на Центральный парк. А позади Эдварда, на овальном столе, был накрыт завтрак, достойный короля, нет, четырех королей. Дразнящие, аппетитные запахи поднимались от накрытых тарелок; можно было не сомневаться, что под крышками прячутся бекон, яйца, колбаса и бифштексы. На закусочных тарелках были разложены копченый лосось и сиг, ломтики окорока и сыров, множество фруктов, тут же стояли корзинки с печеньем и пирожными. Кушанья занимали каждый квадратный дюйм стола, оставляя место лишь для двух тарелок китайского фарфора и серебряных приборов. А где же Эдана и Рашель?

Софи наконец обрела дар речи:

– Где Эдана?

– Я велел Рашель погулять с ней в парке.

Софи мгновенно рассвирепела.

– Ты… что?!

Он повернулся к ней и спокойно повторил свои слова.

– И Рашель оставила меня тут одну, спящую… с тобой?!

Эдвард смотрел на нее с непонятным выражением в глазах.

– Но ведь это мой номер.

Софи глубоко вздохнула:

– И что же, так будет и впредь?

– В моей теперешней комнате едва помещается кровать, и мне совсем не хотелось там завтракать. Я подумал, что ты наверняка тоже проголодалась. Я уже больше часа жду, когда ты проснешься. Наконец решил зайти и взглянуть, жива ли ты вообще. Не моя вина, что ты спишь в хлопковом лоскуте, который абсолютно ничего не скрывает.

Софи сложила руки на груди, не сомневаясь в том, что Эдвард слишком хорошо запомнил, как она выглядела в своей древней, поношенной сорочке.

– Можешь быть уверен, – ядовито сказала она, – если бы мне пришло в голову, что ты явишься ко мне в спальню, я бы закуталась в монашескую рясу.

Его глаза сузились.

– В самом деле?

Ей не понравился интерес, вспыхнувший в его взгляде, что-то в ее словах разожгло Эдварда. А может быть, его желание никогда и не угасало, просто сейчас он не сумел его скрыть. Софи отступила назад.

– Да!

– Как быстро ты забыла вчерашний вечер, – пробормотал он. – А на тебе и сейчас надет этот лоскуток?

Софи стала медленно пятиться к двери.

– Эдвард, с твоей стороны очень мило заказать завтрак, и конечно, я понимаю, что тебе приятнее было бы поесть здесь, а не в твоей новой комнате. И у тебя есть все права завтракать именно здесь! Я пойду оденусь. Начинай без меня.

Внезапно он улыбнулся. В этой улыбке таилась лишь самая малость коварства, она была почти доброй.

– Похоже, то, что я заказал, у кого-то совсем не вызывает аппетита.

Софи хотела было убежать, но рука Эдварда упала на ее плечо. Он заставил Софи повернуться лицом к нему. Она увидела, что их разделяет не более дюйма.

– Ты выглядишь достаточно хорошо для завтрака, – мягко сказал Эдвард и подтолкнул ее к столу.

Софи внутренне напряглась, чувствуя, что ей трудно дышать, что она не способна думать… Она едва слышно всхлипнула, когда рука Эдварда скользнула по ее спине к пояснице.

– Я не намерена завтракать с тобой, – прошептала она.

– А почему? – тоже шепотом спросил он, почти касаясь губами ее рта. Софи снова всхлипнула, когда Эдвард крепко прижал ее к себе, их бедра соприкоснулись. Эдвард был возбужден, его мужское естество напряглось, горячее и огромное. – Какого черта, почему нет? – снова прошептал он.

Софи пыталась найти подходящие слова, пыталась понять, почему она не должна уступать ему. Ах да, дело в ее сердце, вспомнила она наконец. Она должна защищаться, чтобы не страдать после…

– Не надо, Эдвард, пожалуйста…

Но он не обратил внимания на ее слова.

– Я хочу поцеловать тебя. И мы оба знаем, что тебе это понравится.

Глава 26

Софи отрицательно покачала головой. Но их взгляды уже встретились… Словно со стороны она услышала свое тихое всхлипывание, когда Эдвард медленно обхватил ее, все крепче и крепче прижимая к своему мускулистому телу. Софи уперлась руками в его грудь, но это был лишь жест беспомощности. Софи просто не могла заставить себя по-настоящему отстраниться от Эдварда.

Если бы только она не любила этого человека… Тогда, может быть, ей бы не так отчаянно хотелось слиться с ним, раствориться в нем. Тогда, может быть, она не пылала бы таким огненным, острым, безумным желанием…

Губы Эдварда коснулись ее губ. Это прикосновение было таким дразнящим, что Софи задохнулась.

– Тебе это нравится, – произнес он с откровенной жаждой в голосе и в то же время торжествующе. Глаза его сверкали. – Я вижу это, я чувствую ответ в твоем теле…

– Нет! – Софи нашла в себе силы солгать, она была в отчаянии и ярости, она знала, как он хочет поцеловать ее, она знала, что Эдвард сумеет добиться своего, и ей было страшно. Он снова ранит ее – а ей просто не вынести еще одного удара.

– Да, – прошептал он, нежно улыбаясь и прижимая свои отвердевшие чресла к ее бедрам. Его пальцы гладили ее плечи, сквозь шелковый халат сжимали ее болезненно напряженную грудь. – Ох Боже…

И Софи знала, что Эдвард думает о том же, о чем и она, – он предвкушает, как войдет в нее, глубоко и сильно… Она почувствовала слабость, у нее слегка закружилась голова. Ей доставляло острое наслаждение прикосновение его мужского естества к ее влажному, раскрывшемуся лону. И она наслаждалась тем, как его пальцы ласкали ее отвердевшие соски – сквозь шелк халата и хлопок сорочки, и его теплым дыханием, щекочущим ей губы.

Софи застонала.

Эдвард, хрипло пробормотав что-то, впился в ее губы, закрыв их жадным поцелуем.

И все исчезло, весь мир растворился и перестал существовать, остались лишь его губы, целующие ее, и его крепкое тело, содрогающееся от желания… И Софи сдалась. Она раскрылась навстречу Эдварду, прижалась к нему. И тут же Эдвард обратился в жадного, пожирающего ее монстра.

Софи отвечала на его поцелуи, ласкала его губы. Она покусывала его, проникала в него… Руки Эдварда скользнули вниз и сжали ее упругие ягодицы. И снова вернулись к груди, и сжимали, ласкали ее упорно и настойчиво, пока из сосков не потекло теплое молоко.

Софи вскрикнула, чувствуя, что ее жажда становится чем-то необъятным, неодолимым. Руки Софи метнулись к его бедрам, настойчиво прижимая их к своему трепещущему телу. Эдвард одним движением сорвал с нее халат и сорочку – ветхая ткань разорвалась почти беззвучно. Софи едва дышала от восторга и наслаждения, когда его губы нашли ее соски. Почти рыдая, она откинула голову, и Эдвард впился в них – в один, в другой…

И больше уже она не могла выдержать. Желание бушевало в ее теле, став настоящим безумием. Ее пальцы гладили твердую выпуклость под его брюками. Неистово дрожа, она сжимала и ласкала его плоть… Эдвард, задохнувшись, оторвался от ее груди. А мгновением позже он уже нес ее в спальню. Распахнув дверь ударом ноги, он положил Софи на постель и сам лег сверху.

И все на свете потеряло свое значение. Софи раздвинула колени, обхватила ногами его бедра. Эдвард быстрым движением расстегнул брюки. Один короткий миг они смотрели в глаза друг другу. И вот уже Эдвард страстно пронзил ее…

Софи вцепилась в его плечи и, яростно двигая бедрами, кричала: «Да, Эдвард, да!..» Ее ногти впивались в его спину. Он замер на секунду, но потом, отвечая на ее бешеный призыв, стал действовать резче и быстрее. У Софи в мозгу билась лишь одна связная мысль: она любит этого человека, она всегда его любила. И чуть позже ее закружил огненный вихрь, безумный и яркий, и она рассыпалась искрами в бесконечном экстазе.

Когда Софи, тяжело дыша, открыла глаза, она встретила яркий, настойчивый взгляд Эдварда. Он не двигался, но все еще был внутри нее – твердый и напряженный. Что-то вспыхнуло в глубине его голубых глаз, и он прижался к губам Софи в долгом, нежном поцелуе. Потом внимательно, испытующе взглянул на нее.

– Софи…

И снова начал ласкать ее, крепче и быстрее чем прежде. Несмотря на то что Софи лишь недавно достигла вершины, она почувствовала, как новая волна желания вздымается в ее крови. Эдвард обхватил ее руками и резко, одним движением, проник в самую глубь – и тут же вскрикнул, содрогаясь и зарываясь лицом в ее волосы.

Софи, закрыв глаза, гладила его спину, наслаждаясь ощущением его тела. Сердце ее колотилось, как дикая птичка, попавшая в западню, и она ощущала удары его сердца – тяжелые и быстрые… Ей не хотелось думать. Она прижалась щекой к щеке Эдварда. Ей было хорошо, хотя к радости примешивалось слишком много горечи.

Эдвард пошевелился. Софи замерла, боясь того, что могло произойти теперь. Боже, ведь они совсем чужие друг другу. И всего этого нельзя было допускать – никогда, никогда… Что они теперь скажут друг другу? Привет? Пока? Все было очень мило, спасибо?

Софи моргнула, стараясь удержать подступившие слезы.

Эдвард лег рядом, обнимая Софи одной рукой, так что она уютно устроилась у него под боком. Софи боялась посмотреть на него, но радовалась уже тому, что он не оттолкнул ее. Она чуть напряглась, когда Эдвард погладил ее по плечу, по руке… И тут же почувствовала, как его пальцы исследуют ее талию, живот…

Софи больше не могла делать вид, что не замечает этого, и открыла глаза, чтобы посмотреть ему в лицо. Она и сама не знала, что ожидала увидеть, – возможно, наглое мужское самодовольство, но Эдвард был очень серьезен, почти мрачен. Софи слегка вздрогнула. Неужели он жалеет о том, что произошло?

Софи могла справиться почти со всем на свете, и два последних года доказали это, но ей не вынести его сожалений по поводу их великолепной, всепоглощающей страсти…

– Вообще-то я пришел не за этим, – сказал Эдвард. Софи на мгновение перестала дышать. Прежде она бы не поверила ему – но сейчас, посмотрев в его глаза, поняла, что он говорит правду.

– Так уж получилось, – проговорил Эдвард, по-прежнему держа руку на ее животе. – Но я не хочу извиняться.

Софи смотрела на его большую загорелую руку, лежащую на ее белом, плоском животе, чуть ниже пупка, всего в дюйме от гнездышка золотистых волос. Отодвинув эту руку, Софи села и, взяв халат, завернулась в него.

– Я и н-не хочу твоих извинений.

На щеке Эдварда дернулся мускул. Чуть помедлив, он тоже сел и оделся.

– Нам было очень хорошо, Софи.

Софи отвела глаза, стараясь убедить себя, что Эдвард не хотел причинить ей боли своими словами. Но сама она никогда не сказала бы так о том, что между ними произошло. «…Было очень хорошо». Потрясающе, великолепно, незабываемо – да, но только не «очень хорошо». Но Эдвард, похоже, ждал ответа, и потому Софи пробормотала:

– Да…

– Почему ты такая тощая?

Софи вытаращила глаза: – Что?

– Ты родила ребенка. Но ты сейчас худее, чем была, когда мы встретились. Ты что, совсем не ешь?

Софи встревоженно замерла. И, осторожно выбирая слова, ответила:

– Ну, видишь ли, мне было бы нелегко поправиться. Я ведь почти не спала все это время, ребенок требует больших забот, хотя Рашель и помогает мне. И… я в постоянной тревоге. У меня нет аппетита.

Глаза Эдварда потемнели.

– Но ведь ты кормишь Эдану!

Софи вспыхнула, подумав не о дочери, а о том, как Эдвард ласкал ее налитую молоком грудь.

– Да, конечно.

Эдвард встал с кровати, засунул руки в карманы и повернулся к Софи спиной. Он долго смотрел в окно. На улице шел снег.

– Но теперь тебе не о чем беспокоиться, ты же знаешь.

Софи хотелось, чтобы он обернулся, ей нужно было видеть его лицо.

– О чем ты, Эдвард?

Он, резко развернувшись, шагнул к ней.

– Эдана – моя дочь. Ты ее мать. Это дает мне определенные права. И одно из моих прав – помогать ей… и тебе тоже.

Софи тяжело сглотнула и проговорила:

– И у тебя есть право пользоваться моим телом?

Он вздрогнул.

– Милая моя, но ведь и ты точно так же пользуешься мной!

Софи лишь махнула рукой, не найдя слов.

Но Эдвард уже рассердился и продолжал:

– Не помню, чтобы мне хоть раз в жизни приходилось встречать такую горячую, чувственную женщину!

Софи сморщила губы. Что она могла сказать? Что страсть, которую она испытывает к нему, питается любовью? Что она будет желать его даже тогда, когда состарится и поседеет?

Взгляд Эдварда остановился на тяжело дышащей груди Софи.

– Да, таких горячих женщин мне никогда не приходилось встречать.

– Прекрати!

– У тебя были хорошие учителя, Софи.

– Ты был моим учителем.

Он рассмеялся:

– Это дело давнее. Тогда ты была девственницей, а не соблазнительницей.

– Прекрати, прошу тебя!

– Почему? Потому что правда не слишком красива? Потому что она не соответствует твоей благопристойной внешности? – В его взгляде горело бешенство. – А Генри знает, как ты горяча? Он это знает?

– Прекрати! – закричала Софи.

– Нет! – тоже сорвался на крик Эдвард. Софи похолодела. – Нет! – Его рука вдруг взметнулась и одним ударом сбросила с бюро все стоящие на нем безделушки. Стеклянные флаконы и фарфоровые вазочки с грохотом разлетелись на мелкие осколки.

Софи задрожала от страха.

Эдвард шагнул к ней, кипя от ярости, и резко остановился возле самой кровати.

– Ты собираешься встретиться с ним сегодня? – рявкнул он.

Софи, прижав к себе подушку, во все глаза смотрела на него, слишком напуганная, чтобы отвечать.

– Ты собираешься?! – снова заорал он.

– Н-нет… – прошептала Софи. – То есть я хотела сказать, я не знаю…

– Ты не знаешь! – Он развернулся и врезал кулаком по изумительной бело-синей восточной лампе, слетев на пол, она разбилась.

Софи прижалась к спинке кровати.

– Ты собираешься выйти за него замуж? – ревел Эдвард, словно раненый бык.

Софи знала, что ей хотелось бы ответить на это, но… Слезы хлынули из ее глаз.

Эдвард выругался. Он бросился к бюро и с такой силой выдернул один из ящиков, что тот рухнул на пол. Эдвард нагнулся и схватил квадратный бархатный футляр, потом ногой отшвырнул ящик в угол. Он подошел к Софи и бросил ей футляр. Тот ударился о колени Софи.

– Открой!

Софи посмотрела на футляр, лежащий у ее ног, ей страшно было дотронуться до него, страшно заглянуть внутрь…

– Открой, черт побери! – снова заорал Эдвард.

Всхлипнув, Софи потянулась к футляру, взяла его и открыла. Сердце в ее груди перевернулось. Внутри оказалась пара изумительных серег-подвесок с бриллиантами, стоившими целое состояние. Там лежало еще и бриллиантовое ожерелье, и кольцо с солитером. И это было обручальное кольцо.

– Это я приготовил для тебя, – хрипло проговорил Эдвард. Софи, сдерживая слезы, застилавшие ей глаза, посмотрела на него, держа в руках открытый футляр, не зная, что делать с драгоценностями… и с Эдвардом.

– Этого с тебя довольно? – резко спросил он. – Разве не этого ты желаешь? Разве не этого желают все женщины? Или ты по-прежнему хочешь выйти замуж за проклятого Генри Мартена?

Лицо Эдварда покраснело от гнева.

– Я никогда не говорила, что хочу выйти замуж за Генри, – едва слышно прошептала Софи.

Но Эдвард был слишком взбешен, чтобы расслышать ее слова. Он подошел к стене и сорвал с нее картину – прекрасного Давида, – за которой оказался скрыт сейф. Пальцы Эдварда нервно повернули замок. Металлическая дверца со щелчком распахнулась. Эдвард, зажав что-то в кулаке, повернулся к Софи.

– Ты все еще думаешь о том, чтобы выйти за Генри? – спросил он и швырнул в нее чем-то.

Софи вскрикнула от испуга, когда на нее посыпались какие-то маленькие предметы. Наконец она поняла, что это бриллианты – всех размеров и форм, ограненные, пылающие огнем, и теперь эти бриллианты рассыпались по кровати вокруг Софи, подмигивая ей.

– Так в чем дело, Софи? – выкрикнул Эдвард. – Черт бы тебя побрал! Черт бы тебя побрал! Я для тебя недостаточно хорош, да, так? Но неужели и вот это не сделает меня годным для тебя? – Он резким жестом указал на сверкающую драгоценностями кровать. Потом, взяв несколько бриллиантов и прихватив заодно полу шелкового халата Софи, поднес руку к лицу девушки, при этом обнажив ее ноги до самых бедер.

Софи уткнулась лицом в ладони и зарыдала.

Эдвард выругался. Софи вскрикнула, когда он резко одернул на ней халат, потом с силой схватил ее за плечи и поднял. Софи оказалась стоящей нос к носу с Эдвардом. Никогда в жизни она не видела людей в такой ярости.

– Ты не выйдешь за Генри Мартена! – выдохнул он и отпустил Софи так внезапно, что она свалилась на подушки, как тряпичная кукла. – Черт бы тебя побрал! – снова выкрикнул Эдвард и вышел из комнаты.

Через секунду громко хлопнула входная дверь номера.

Софи, дрожа, сползла с кровати. Бриллианты впивались в ее ноги, в бедра, кусаясь и царапаясь. С горьким, сердитым возгласом Софи смахнула с постели сверкающие камни, и они застучали по полу.

– Черт бы тебя побрал! – прошептала она вслед Эдварду. – Черт бы тебя побрал!

Эдвард стоял, ожидая лифта, его руки были засунуты глубоко в карманы, челюсти сжаты. Отчасти его гнев уже улегся, как пыль после налетевшего и умчавшегося шквала, но все же он еще не до конца успокоился. Где-то в глубине все еще кружились последние пылинки…