Текст книги "Невинная страсть"

Глава 20

Ровене казалось, что, если он сию же минуту не доведет дело до конца, она взорвется. Она и не подозревала, что может испытывать такое настоятельное желание, такую жгучую потребность утолить страсть.

– Нет у меня никаких возражений, – тяжело дыша, произнесла она. – Ах, Ноуэл, прошу тебя!

Она прогнула спину, чтобы максимально увеличить контакт между их телами: грудь к груди, бедра к бедрам, губы к губам.

Ровена хотела большего.

Обхватив руками спину Ноуэла, она потянула его вниз, уложив на себя. Сначала его напрягшийся пенис напугал ее своим размером, но теперь она хотела, чтобы он вошел внутрь. Он снова шевельнулся, прикоснувшись к чувствительному местечку между бедрами.

Ровена инстинктивно раскинула ноги, чтобы открыть ему доступ. И когда ей показалось, что Ноуэл остановился в нерешительности, она обвила его ногами и еще крепче прижала к себе.

С каким-то горловым стоном он начал было входить в нее, но отпрянул назад. Ровена издала протестующий звук и, прижав ногами, вернула его на прежнее место. На этот раз он проник в нее глубже, но все же недостаточно глубоко, и снова вышел наружу. Так с каждым разом он погружался в нее все глубже и глубже. Она хотела поторопить его, но он был сильнее и не хотел ускорять процесс.

У Ровены участилось дыхание.

– Ну же, Ноуэл! Скорее! – прошептала она.

– Я не хочу причинить тебе боль, – с трогательной нежностью произнес он. – Я хочу, чтобы для тебя это было нечто особенное.

Не будь Ровена столь сильно охвачена желанием, она бы рассмеялась.

– Особенное? Что может быть лучше того, что происходит?

Его губы дрогнули в улыбке.

– Я покажу тебе.

Он продолжал свои ритмичные движения, воспламеняя Ровену еще больше. Подстроившись к заданному ритму, она покачивалась с ним вместе, и с каждым движением в ее душе расцветали новые цветы наслаждения.

Когда она почувствовала, что достигает вершины, ради чего была даже готова погибнуть, он вошел в нее и полностью заполнил ее. Она почти не заметила возникшую на мгновение боль, потому что сразу же после этого достигла той самой вершины чувственного наслаждения, к которой стремилась.

Ноуэл приглушил поцелуем вырвавшийся у нее торжествующий крик, впитав его в себя. Он продолжал рывками входить в нее, пытаясь продлить ее наслаждение. У него дрожали руки. Он погрузился в нее последний раз, застонав, и она впитала ртом его страстный стон.

Медленно, очень медленно Ровена возвращалась с головокружительной высоты, на которую поднялась – вернее, на которую они поднялись вместе. Она еще никогда не чувствовала себя такой удовлетворенной. Если этим занимаются все супружеские пары, то стоит ли удивляться тому, что Перл всегда казалась такой счастливой?

– Я и понятия не имела, что так бывает, – сказала она, как только вновь обрела дар речи, удивленно взглянув на своего Ноуэла. Он смотрел на Ровену с такой нежностью, что у нее замерло сердце.

– Я тоже.

– Ты… тоже? Но ты наверняка…

Как это часто бывало, он как будто прочел ее мысли.

– Я и раньше спал с женщинами – это правда. Но сейчас впервые занимался с женщиной любовью, и она занималась со мной. Поверь, это совершенно разные вещи.

Когда Ровена услышала слово «любовь», у нее голова закружилась от радости.

– Я рада.

– И я, – сказал Ноуэл, поцеловав ее с весьма серьезным выражением лица, будто скрепил печатью их новые отношения.

Всего неделю назад мысль о том, чтобы связать себя с мужчиной на всю жизнь и поставить будущее под его контроль, показалась бы ей проклятием. Теперь это воспринималось как само собой разумеющееся. Ровена была уверена, что Ноуэл никогда не будет злоупотреблять привилегиями, которые она ему предоставит.

И все же она многого о нем не знала. Как только волна страсти временно отхлынула, вновь появилось естественное любопытство. Он, кажется, почувствовал это изменение и чуть передвинулся, чтобы освободить ее от тяжести своего тела, хотя продолжал глядеть на Ровену с любовью.

– Там еще много этого осталось, – лаская ее, с улыбкой поддразнил Ноуэл. Хотя от его прикосновений кружилась голова, Ровена не совсем утратила способность здраво мыслить и понимала, что в конце концов их уединение обязательно кто-нибудь нарушит.

– Наверное, моя служанка уже вернулась, – со вздохом сказала она.

– Ты хочешь вернуться в свою комнату?

Она улыбнулась и покачала головой. Будь ее воля, она не покинула бы его никогда, хотя знала, что пора идти. Но сначала ей было необходимо кое-что узнать.

– Ты еще не сказал, почему устроил засаду на меня в парке.

– Ты права. – С явной неохотой он выпустил ее из объятий. – Давай оденемся, чтобы можно было разговаривать… не отвлекаясь. – При виде его улыбки Ровене захотелось снова броситься в его объятия, но она сдержалась.

Пока он натягивал на себя сухую одежду, Ровена надела через голову свежую рубашку и натянула сухие чулки. Одеваясь, они не раз бросали друг на друга горящие взгляды, но не прикоснулись друг к другу, пока Ноуэл не предложил застегнуть крючки на спине ее свежего платья. Ровена, дрожа от предвкушения, повернулась.

– Тебе не холодно? – тихо спросил он.

– Ничуть. Думаю, мне никогда не будет холодно, когда ты рядом.

Ноуэл заключил ее в объятия и, прижав к себе, поцеловал чувствительное местечко под ушной раковиной. Ровена вновь ощутила нарастающее желание, но заставила себя оторваться от него.

– Ты не забыл, что нам надо поговорить? Ноуэл кивнул, хотя глаза у него горели, а на губах играла улыбка.

– Ты права. Извини. Давай присядем.

Они уселись в кресла, стоявшие возле письменного стола. Ровена сложила на коленях руки, чтобы не поддаваться искушению снова потянуться к нему.

– Скажи, почему ты считал, что автор моих очерков и есть твой предатель? Он вздохнул:

– Я читал все имеющиеся в распоряжении министерства иностранных дел письма, которые Черный Епископ присылал во время войны, а также два письма, перехваченные после того, как стало известно, что он работает на французов. Стиль, фразеология и даже почерк трех писем имеют сходство с письмами, присланными в «Политикал реджистер» автором, подписывающимся Мистер Р.

– Ты читал рукописные оригиналы моих очерков? – удивилась Ровена. Конечно, это не имело большого значения, но ей было любопытно. – Каким образом?

– Я подружился с одним клерком из редакции. Однако не могу понять: как я мог так ошибаться?

Она задумалась, пытаясь расположить все, что узнала, как фигуры на шахматной доске.

– Ты сказал, что считаешь мистера Ричардса не только предателем, но и автором очерков?

Пакстон кивнул:

– Все, что мне удалось узнать о нем, сходится: люди, с которыми он встречается, его политические склонности, недавняя смерть одного правительственного чиновника, который был связан с Ричардсом и которого он, возможно, пытался шантажировать.

– Ой! – испуганно воскликнула Ровена, когда еще один загадочный эпизод нашел свое объяснение. – Я имею в виду Нельсона, – пояснила она в ответ на вопросительный взгляд Ноуэла. – Мистер Ричардс требовал кое-какую информацию из министерства внутренних дел в уплату его долга.

– Я это подозревал. Теперь, когда ты отыграла долг брата, он станет искать другие источники. – Ноуэл улыбнулся. – Выиграв ту партию, ты оказала услугу не только сэру Нельсону.

Ровена улыбнулась в ответ, но сразу же снова стала серьезной.

– Нельсон теперь тоже в опасности, как и тот, другой джентльмен?

– Возможно, если Ричардс решит, что его подозревают.

– Сомнительно, – сказала она, – потому что Нельсон не относится к числу проницательных людей.

– Я это заметил. Это единственный залог безопасности твоего брата.

Ровена кивнула, потом продолжила свой допрос:

– Если у тебя имеется столько улик против мистера Ричардса, то почему он до сих пор на свободе?

– Пока удалось собрать только косвенные, – ответил Ноуэл. – Не хватает веских доказательств, которые можно было бы представить в трибунале. Я надеялся, что таким доказательством мог быть тот факт, что он является Мистером Р.

– Кажется, я теперь понимаю, почему ты решил, что дело обстоит именно так.

– Вот как?

– Прошлой зимой, прочитав монографию Ричардса о теории Спенса, я… написала ему, признавшись, что одобряю его взгляды, – сказала она. – Он ответил, я написала снова, и он прислал в ответ еще одно письмо.

– Значит, большую часть года ты состояла с ним в переписке? – Ноуэл нахмурился.

– Нет, это были всего два письма, – поспешила заверить его Ровена. – Во втором он намекал, что у него есть более важные дела, и я не осмелилась продолжать переписку. Однако я сохранила те два письма, часто перечитывала их, пока не заучила наизусть.

– Значит, свои очерки ты писала под большим впечатлением от писем Лестера?

Она кивнула. Было мучительно стыдно признаваться, что она сотворила себе из Ричардса кумира.

– Боюсь, что, начиная писать свои очерки, я даже использовала в качестве модели его почерк.

– Понятно. – Морщина на лбу Ноуэла разгладилась, но он все еще был погружен в раздумья. – У тебя, случайно, не сохранились его письма?

– Они лежат в моей комнате. Можешь забрать их.

Ноуэл взял Ровену за руку.

– Спасибо. И еще благодарю за то, что рассказала мне об этом. Письма могут оказаться еще более веским доказательством, чем очерки. Надеюсь, он их подписал?

– Да. Значит, если подписи в них совпадут с подписью предателя, то этого будет достаточно, чтобы обвинить его?

– Вполне возможно, что этого плюс еще кое-какой информации, которую я надеюсь получить если не сегодня, то завтра, будет достаточно. – Пакстон поднялся на ноги. – Я вынужден уехать из Лондона, Ровена, но ненадолго. Завтра после полудня я вернусь, и если повезет, то на следующий день вся эта история закончится.

– Куда ты едешь? – спросила она, встревожившись мрачной решимостью, написанной на его лице.

Ноуэл улыбнулся, явно чтобы приободрить ее, но это только усилило ее страхи.

– Я планирую навестить отца Ричардса в Хертфордшире. Надеюсь убедить его рассказать мне о местонахождении его сына во время войны, а возможно, и еще кое о чем. Если верить слухам, они не очень ладят.

Ровена вдруг вспомнила, что обещала Лестеру Ричардсу поехать с ним кататься. Она хотела было сказать об этом Ноуэлу, но промолчала. Возможно, ей удастся что-нибудь выведать у мистера Ричардса. Это послужит несомненным доказательством его вины, в результате чего уменьшится опасность, угрожающая Ноуэлу.

– Я сейчас же схожу за письмами, – сказала она. – Хочу, чтобы ты вернулся в целости и сохранности и как можно скорее. – Она повернулась и направилась к двери, но он ее остановил.

– Нет, пусть они останутся у тебя, пока я сам не отнесу их в министерство иностранных дел вместе с дополнительными доказательствами, которые надеюсь получить. Если я не вернусь…

– Нет! Я и слышать об этом не хочу! – воскликнула Ровена. – Но если вдруг что-нибудь тебя задержит, я позабочусь о том, чтобы письма были доставлены туда, куда следует. Кто должен их получить?

Ноуэл подошел к письменному столу, написал фамилию на клочке бумаги и передал ей вместе с завернутым в клеенку пакетом с письмами, который конфисковал у нее.

– Это твое, – с улыбкой сказал он. Она даже не взглянула на пакет, сосредоточив все внимание на Ноуэле.

– Мы скоро увидимся, Ровена, – заверил он. – Меня ничто не удержит. Я люблю тебя. Я обязан вернуться, чтобы ты смогла выполнить свое обязательство и стать моей женой.

– Я тоже люблю тебя, Ноуэл. И я верю тебе. – Подчиняясь импульсу, она вдруг обняла его. – Ах, Ноуэл, обещай, что будешь осторожным. Возьми с собой пистолет и не забывай оглядываться в дороге.

– Я всегда это делаю, – он поцеловал ее.

Ровена ответила на поцелуй, пытаясь вложить в объятие все, что не успела сказать. Потом, окинув его прощальным взглядом, она подошла к двери, прислушалась и выскользнула в коридор.

Когда мгновение спустя она открыла дверь своей комнаты, ее встретил встревоженный взгляд Матильды.

– Ах, мисс, вы вернулись! Я чуть с ума не сошла, не зная, куда вы исчезли. Леди Хардвик спрашивала вас, но я сказала, что вы решили полежать в постели.

– Со мной все в порядке, – сказала Ровена, пряча за спиной пакет с письмами. – А с леди Хардвик я поговорю.

– Значит, это не ваш голос я слышала в соседней комнате несколько минут назад?

– Матильда, если я кое-что скажу тебе, сумеешь ли ты сохранить это в тайне, пока я не смогу рассказать об этом своему брату и леди Хардвик?

Служанка, вытаращив глаза, кивнула.

– Мистер Пакстон и я собираемся пожениться. – Было удивительно приятно произнести это вслух.

– Ох, мисс! – воскликнула Матильда и бросилась обнимать хозяйку. – Я на это надеялась. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что он любит вас, а вы – его.

Заявление девушки поразило Ровену, но не могло омрачить ее счастья.

– Значит, ты одобряешь?

Матильда, глаза которой горели, энергично закивала.

– Я обожаю, когда все хорошо кончается! – воскликнула она.

– Я тоже.

Но Ровена знала, что счастливое окончание ее истории еще не наступило, и наступит только тогда, когда Ноуэл успешно завершит свое расследование. Она молила Бога, чтобы ему удалось сделать это быстро, а главное, благополучно.

Ноуэл долго стоял, глядя на дверь, за которой скрылась Ровена. Еще нынче утром он и представить не мог, что его жизнь может в течение нескольких часов в корне измениться. Ровена подарила ему любовь и доверие – на такой драгоценный подарок он не смел и надеяться.

Даже невероятное наслаждение, которое он получил, занимаясь с ней любовью, меркло перед перспективой многообещающего будущего. Все еще улыбаясь, он подошел к письменному столу, чтобы написать записку Кемпу, потом позвонил лакею, приказав доставить ее. Пора было заканчивать раз и навсегда расследование дела Черного Епископа. Однако как бы он ни спешил, ему придется проявлять максимум осторожности.

Еще вчера Ноуэл считал, что готов пожертвовать всем, чем угодно, лишь бы отдать преступника в руки правосудия. Но сегодня у него было ради чего жить, следовательно, было что терять.

Снова надев плащ, чтобы защититься от непрекращающегося дождя, он спрятал под него пистолет, и, надев шляпу, отправился на встречу с Кемпом на постоялом дворе. Придется внести небольшие изменения в планы.

– Я хочу, чтобы ты остался в городе, – сказал Ноуэл и, когда Кемп запротестовал, жестом остановил его возражения. – У меня есть для тебя очень важное задание.

Мужчины сидели за маленьким угловым столом в задымленной пивной под названием «Полосатый буйвол» неподалеку от Боу-стрит. Экипаж был уже заложен и готов к поездке в Хертфордшир, как и Кемп, одетый в кучерскую ливрею.

– Я могу нанять кучера на постоялом дворе. Если бы не дождь, я поехал бы верхом – тут всего-то два часа туда, два обратно. Но твои особые способности нужны мне здесь, в Лондоне.

Кемп неохотно кивнул:

– А если что-то пойдет не так? Что, если вам устроят засаду?

– Маловероятно. – Ноуэл покачал головой. – Никто не знает, куда я еду, кроме лорда Хардвика и лорда Маркуса. – И Ровены, но он знал, что она никому не скажет. – Едва ли моя короткая поездка вызовет подозрения.

– В таком случае, что вы хотите, чтобы я сделал, пока вы в отъезде?

– Сегодня день открытий, – сказал, криво усмехнувшись, Ноуэл своему собеседнику. – Я теперь знаю, кто такой наш таинственный Мистер Р.

У Кемпа округлились глаза.

– Я знал, что вы его поймаете. В таком случае, зачем вам вообще нужна эта поездка?

– Потому что, как оказалось, Мистер Р. – это не Черный Епископ. Это мисс Риверстоун.

– Быть того не может! Девушка явно из квакеров… – не скрывая недоверия, воскликнул Кемп.

Ноуэл усмехнулся:

– Ты ее давно не видел. В ней больше нет ничего квакерского, могу тебя заверить. Но она действительно и есть тот автор из Оукшира, который писал очерки.

– Значит, вы возвратились к тому, с чего начали?

– Не совсем так. У нее есть письма от Ричардса, которые, я уверен, послужат доказательством, даже если эта поездка окажется бесполезной. И все же чем больше мне удастся собрать информации, тем лучше. Поверь, поймав его на крючок, я уж не позволю ему сорваться.

– Да уж, давно пора остановить его. – Кемп кивнул. – Что касается меня, то я не успокоюсь, пока не увижу его на виселице.

– Я тоже. Хочу, чтобы ты не спускал глаз с Ричардса, пока я буду в отъезде. Если он что-нибудь заподозрит, он может использовать мисс Риверстоун, чтобы заблокировать мои дальнейшие действия.

– Я послежу за ними обоими. Хотите, чтобы я не позволил ему и близко подойти к ней? – Он похлопал себя по карману, в котором обычно держал пистолет.

– Нет, потому что вполне вероятно, что он заедет к ней, даже если ничего не заподозрит. Мы не должны до поры до времени обнаруживать себя, иначе Ричардс может скрыться. Просто веди наблюдение. – Если Кемп будет наблюдать за Ричардсом, а Люк и Маркус – за Ровеной, Ноуэл может быть спокоен за ее безопасность. – А теперь позови-ка того молодого кучера, с которым ты договаривался о поездке.

Кемп привел кучера, и Ноуэл вкратце объяснил, что от него требуется. Кучер слушал внимательно, но особого любопытства не проявлял – именно это от него и требовалось. Ноуэл хотел было предупредить мужчину, чтобы тот не говорил, куда они направляются, но решил, что это могло бы вызвать лишние подозрения.

– Ладно, иди предупреди хозяина, да не задерживайся. Я хочу попасть туда до наступления ночи.

Он предполагал поговорить со старым мистером Ричардсом нынче же вечером. Тогда завтра утром он смог бы вернуться в Лондон.

Лестер Ричардс опустил две золотые монетки в протянутую руку молодому кучеру.

– Хорошая работа, любезный. Этот Пакстон опасен, но, зная, где он находится, я смогу не допустить, чтобы он причинил зло.

– Опасен? – Молодой человек вытаращил глаза. – Может быть, другой кучер… – Он оглянулся на толпившихся возле конюшни грумов, возниц и конюхов.

– Не бойся, ты ничем не рискуешь, – поспешил заверить Ричардс. – Речь идет об опасности для Короны, а не для тебя лично. Когда его не будет в Лондоне, я смогу нарушить его планы, а возможно, даже вообще предотвратить его возвращение.

Было ясно, что паренек понятия не имеет, о чем идет речь, но он кивнул.

– Значит, если я помогу, то стану чем-то вроде героя, не так ли?

– Вот именно. А теперь поспеши. Нельзя, чтобы он что-нибудь заподозрил.

Ричардс посмотрел вслед удаляющемуся кучеру. Значит, Пакстон намерен посетить его отца? Трудно представить себе, что может наболтать ему старый дурак. Одно было ясно: ничего хорошего он не скажет.

Его собственные расследования показали, что между Пакстоном и министерством иностранных дел существует связь, однако в чем она заключается, он пока не был уверен. Одно было ясно: Пакстон собирает информацию о нем – информацию, которая могла бы разоблачить его как Черного Епископа.

Инстинкт подсказывал Лестеру, что следует исчезнуть из Лондона до того, как Пакстон вернется. Но нет, он зашел слишком далеко, чтобы позволить эмоциям возобладать над разумом. Его влияние среди сторонников Спенса в Лондоне возросло настолько, что он был готов призвать их к активным действиям. Их много, и они полны решимости. С их помощью он мог бы достичь того, чего никогда бы не смог сделать один, особенно теперь, когда Франция проиграла войну. Он не мог отказаться от этого плана сейчас, когда был так близок к его осуществлению.

Нет, сейчас ему нужно было каким-то образом застраховаться от любых действий, которые может предпринять Пакстон, а еще лучше – совсем отделаться от этого человека.

На физиономии Ричардса расплылась улыбка. Пусть кажется, что веревка вот-вот затянется на его шее, у него еще есть одна-две козырные карты. Если все пойдет хорошо, то завтра к этому времени Пакстон будет в его власти.

Ровена Риверстоун послужит страховкой для него и приманкой для Пакстона. С помощью этой девчонки Ноуэла можно будет заманить туда, где его ждет верная смерть, если подручным Ричардса почему-либо не удастся расправиться с ним раньше.

Глава 21

Ровена никогда не замечала, что время может тянуться так медленно.

Обед и послеобеденные беседы в гостиной были настоящим испытанием. Ей до смерти хотелось поскорее сообщить Перл свою радостную новость. Она была уверена, что подруга что-то подозревает. Перл бросала на нее пытливые взгляды, но ни о чем не расспрашивала, а лишь предложила сыграть партию в шахматы.

Несколько минут спустя, когда к ним подошел лорд Хардвик, Ровена, желая поскорее остаться наедине со своими мыслями, быстро сделала мат подруге.

– По-моему, партия завершилась в рекордно короткое время, – со вздохом сказала Перл. – Как тебе это удается? Не хочу сказать, что ты нуждалась в повышении своего мастерства, но после нескольких партий с мистером Пакстоном ты стала играть еще лучше.

– Не пожелаете ли, леди, сыграть в вист в троем? – предложил лорд Хардвик, сочувственно похлопав супругу по плечу. Ровена встала:

– Я очень устала и, наверное, лучше лягу пораньше.

Поднявшись наверх, она с плохо скрываемым нетерпением подождала, пока Матильда закончит возиться с ее одеждой. Как только служанка ушла, Ровена достала пакет с письмами и вскрыла его. Может быть, они помогут ей отвлечься от мыслей о Ноуэле, который находился в опасности.

Она вскрывала и читала письма одно за другим, поражаясь изложенным в них мыслям. Почти все корреспонденты, даже те, которые выражали несогласие со взглядами, изложенными в очерках, с похвалой относились к ее стилю, заставляя ее щеки краснеть от гордости, несмотря на терзающее душу беспокойство.

Ровена решила, что завтра же ответит на каждое письмо, отложив в сторону два из них – от известных членов парламента, – которые заслуживали особого внимания. Это поможет ей скоротать время до возвращения Ноуэла. Она легла в постель, помолившись о безопасности Ноуэла и о том, чтобы он возвратился до пяти часов.

С утра Ровена была преисполнена решимости устроить с Ричардсом поединок умов и узнать все, что сможет, чтобы помочь Ноуэлу. Как-никак, а чем скорее Лестер попадет в руки правосудия, тем скорее Пакстон окажется вне опасности.

Но когда настала ночь, а Ноуэла все не было, самоуверенности у нее сильно поубавилось. И все равно она ни за что не поставила бы под угрозу жизнь Ноуэла или успех его миссии своим отказом от встречи с преступником. Ровена все-таки надеялась, что ей не придется выполнять свое обещание и ехать кататься с мистером Ричардсом.

– Мистер Ричардс готов принять вас.

Ноуэл едва удержался, чтобы не сказать вслух: «Наконец-то!»

Вчера вечером чопорный дворецкий сообщил ему, что старший Ричардс рано лег спать. Сегодня, вернувшись, как ему было сказано, в десять часов, он был вынужден ждать около двух часов в приемной обветшавшего помещичьего дома. В самом отвратительном настроении Пакстон проследовал за дворецким по плохо освещенным коридорам в захламленный кабинет хозяина.

Сначала комната показалась ему пустой, и он уж подумал, не придется ли ему и здесь ждать неизвестно сколько времени, но тут его глаз уловил какое-то движение и Ноуэл, повернувшись, увидел субтильного ссутулившегося человека, который поднялся с огромного кресла с высоким подголовником.

– Значит, теперь мой сын присылает своих друзей, вместо того чтобы приехать и самому попросить у меня денег? – ворчливо спросил старик. – Можете сказать Лестеру, чтобы он убирался ко всем чертям!

Перешагнув через стопку книг, Ноуэл протянул руку:

– Спасибо, что нашли время встретиться со мной, мистер Ричардс. Однако боюсь, что вы ошибаетесь. Ваш сын не посылал меня.

Старик презрительно фыркнул и снова сел, игнорируя протянутую руку.

– Очень возможно. За долгие годы он использовал множество самых разнообразных оправданий, сэр. Больше я не поверю ни одному. Пока я не умру, он не получит от меня ни гроша.

Злоба старика скорее приободрила, чем обескуражила Ноуэла, но он понял, что дальше надо действовать очень осторожно.

– В таком случае вас, возможно, не удивит, что ваш сын преступил закон?

Хрип и пыхтение, раздавшиеся из кресла, встревожили Ноуэла, пока он не понял, что это смех.

– Удивит? Меня? Я бы больше удивился, если бы узнал, что он не нарушает законов. Лестер – змея, он никогда, кроме себя, ни о ком не думал, хотя если послушать его речи, то можно подумать, что он пытается спасти мир. Тьфу!

– Можно присесть? – спросил Ноуэл, указывая рукой на маленький колченогий стул, стоявший возле кресла. Поскольку старик не высказал возражения, Пакстон уселся и наклонился вперед, чтобы видеть лицо собеседника. – Что вам известно о планах вашего сына, сэр?

Старик сверлил гостя цепким взглядом водянистых голубых глаз:

– Мне известно больше, чем хотелось бы знать, хотя все мои сведения устарели. Он уже полгода не показывался здесь. А вы приехали сюда, чтобы помочь ему или утопить его?

Ноуэл помедлил, понимая, что от ответа, возможно, зависят результаты этого разговора. Враждебность старика показалась ему искренней, поэтому он решил несколько уклониться от правды.

– Я надеюсь не допустить, чтобы он кому-нибудь когда-нибудь причинил вред.

– Узнали, что он сделал со мной, когда последний раз приезжал сюда? Он меня так избил, что я целую неделю не мог ходить – и все из-за того, что я отказался дать ему денег. Наверное, врач проболтался?

– Что-то вроде того. – Ноуэл не знал об этом, но новость его встревожила. Если Ричардс жестоко избил собственного отца, то, что он может сделать с Ровеной, заподозрив, что она помогает Ноуэлу?

– Мистер Ричардс, не скажете ли мне, где был ваш сын во время войны с Францией. Он служил в армии? Старик снова презрительно фыркнул:

– В армии? Он? Вернее было бы сказать, что он помогал французишкам. Всегда был на их стороне. Совсем как его мамаша, хотя я пытался выбить из него это.

– Его мать была француженкой? – Это, конечно, само по себе ни о чем не говорит. Мать Ноуэла тоже была француженкой. Но в результате этого разговора он получил более ценную информацию, чем смел надеяться.

– Да. Она была очень хорошенькая, пока не превратилась в злобную фурию. Лестер винил меня в ее смерти, но ведь она болела многие годы, несмотря на все усилия врачей. Конечно, она не была крепкого здоровья, как англичане.

Ноуэл впервые начал понимать, что изначально заставило Ричардса ступить на тропу предательства – правда, это никоим образом не оправдывало его. Однако твердых доказательств по-прежнему не было.

– А во время войны, – спросил Ноуэл, – ваш сын был здесь или уезжал за границу?

– Он уехал из Англии после смерти матери в 1809 году, – сказал мистер Ричардс. – Я не слышал о нем ни слова в течение трех лет, потом Лестер появился и попросил денег. Я их ему дал. Я думал, что он, возможно, останется здесь. Мне было очень одиноко. Я подумал, что мы, возможно, могли бы установить дружеские отношения. Но он получил деньги, поел хорошенько и снова поминай как звали.

– Это было в 1812 году? – спросил Ноуэл. Это абсолютно точно вписывалось в известную ему картину перемещений Черного Епископа. – После этого он давал о себе знать?

– Не давал до прошлого лета. Лестер появился на моем пороге снова без предупреждения. Он был ранен, одет в какие-то лохмотья. Я принял его, позвал врача, позаботился о том, чтобы ему было обеспечено лучшее лечение. Вы уже знаете, как он отплатил мне за это шесть месяцев спустя.

Прошлое лето.

– Когда именно он приехал сюда после ранения?

– Насколько я помню, это было примерно в середине июля.

– Вскоре после Ватерлоо? И в это время он снова стал требовать у вас деньги? Старик кивнул:

– Он с каждым месяцем становился все более и более требовательным. Говорил, что деньги нужны, чтобы наставить Англию на путь истинный. Он всегда приезжал сам. Но после того как избил меня, я вышвырнул его из дома. С тех пор он только писал.

– Но вы ему ничего не давали?

– Нет. Англия меня устраивает такая, какая есть. Думаю, что его развратили французишки. Если бы мог, он и здесь бы устроил кровавый террор. Он читал об этом все, что под руку попадет, хотя я нещадно лупил его, если заставал за этим занятием. Мать за моей спиной с раннего детства учила его французскому языку – он, знаете ли, говорит на нем, как настоящий лягушатник.

– Я это знаю, – сказал Ноуэл, у которого теперь не оставалось ни малейшего сомнения в том, что Ричардс и есть Черный Епископ. – Не сохранились ли у вас его письма? Можно мне на них взглянуть?

Старик с усилием поднялся на ноги:

– Я их почти все сжег. Сохранились одно или два, которые были написаны до того, как он превратился в злобное животное. Но, как говорится, это у него в крови.

Ноуэл подозревал, что Ричардс озлобился, когда отец учил его уму-разуму, а не унаследовал это качество от матери, хотя, конечно, не сказал этого.

Мистер Ричардс принялся копаться в огромной куче бумажек на одном из столов и, найдя то, что искал, вернулся в свое кресло.

– Вот оно, держите.

Взяв письмо, Ноуэл внимательно просмотрел текст. Да, почерк идентичен тому, которым были написаны монографии Черного Епископа. В сочетании с тем, что теперь ему было известно о местонахождении Ричардса во время войны, Пакстон получил требуемое доказательство.

– Вы говорите, что он недавно писал вам?

– Одно письмо я получил всего лишь вчера, но уже сжег его. Судя по всему, ему отчаянно нужны деньги, но он всегда умел говорить убедительно. Именно поэтому я сжигаю его письма.

А Ровена бережно хранит их, подумал Ноуэл, испытав укол ревности. Конечно, больше она этого делать не будет.

– Он говорил о чем-нибудь еще в последнем письме? – спросил Пакстон. – О том, например, что планирует делать? Старик покачал головой:

– Нет, просто высокопарная болтовня о том, что судьба и будущее Англии зависят от него. У него всегда было гипертрофированное чувство собственной значимости, сколько бы я ни пытался внушить ему обратное.

– Благодарю вас, мистер Ричардс. – Ноуэл поднялся на ноги. – Вы мне очень помогли. Не думаю, что сын будет и дальше вас беспокоить. Вы позволите мне взять это письмо?

– Делайте что хотите, лишь бы этот мерзавец Лестер получил по заслугам. Только уж позаботьтесь, чтобы все знали, что я не виноват в том, что он таким уродился. Во всем виновата проклятая французская наследственность.

– Именно так, – сказал Ноуэл, которому не терпелось поскорее уйти от этого жалкого старика. – До свидания, сэр.

Засунув письмо в нагрудный карман, Пакстон взял свою шляпу и вышел из дома к поджидавшему его экипажу.

– Мы наскоро перекусим на постоялом дворе, а потом отправимся в обратный путь, – сказал он молодому кучеру. Низко нависшие тучи не обещали скорого прекращения дождя, что, конечно, замедлит их возвращение, однако Ноуэл все-таки успеет, наверное, добраться до Лондона к вечеру.

Если повезет, Черный Епископ будет арестован еще до наступления темноты.