Электронная библиотека » Чарлз Тодд » » онлайн чтение - страница 10

Текст книги "Испытание воли"


  • Текст добавлен: 17 декабря 2013, 18:48


Автор книги: Чарлз Тодд


Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Глава 10

Примерно час спустя Ратлидж отправился в ресторан гостиницы обедать. Он не помнил, как добрался до своего номера, кого встретил по дороге. Это была самая тяжелая вспышка памяти, которую он пережил с тех пор, как покинул госпиталь. Она его расстроила, вывела из состояния хоть какого-то равновесия. Но как доктора ему и говорили, она, подобно другим вспышкам, наконец закончилась, оставив чувство усталости и опустошенности.

Слегка взбодрившись, он настроился на встречу с Редферном и другими обедающими, которые наверняка уставились бы на него с отвращением. Но обеденный зал был почти пуст, а Редферн погружен в себя. Его хромота казалась более заметной, когда он подошел к столу Ратлиджа за указаниями и оперся о стол.

– Слишком много ходил, – сказал он, заметив сочувственный взгляд Ратлиджа, и пожал плечами: – Тяжелее всего лестница. Доктора сказали, что со временем пройдет.

Но голос его звучал невесело, как будто он перестал в это верить.


Ратлидж провел остаток дня в участке, разговаривая с инспектором Форрестом по поводу персон, записанных у него в блокноте. Это было лучше, чем быть одному, лучше, чем общаться с Хэмишем. К тому же таким образом он размышлял вслух, почерпывая сведения, которые местный человек знал, а он нет. Тщетные надежды, заключил он, когда они закончили и Форрест отсел в молчании, почесывая щеку и глядя в потолок, будто надеясь найти там ответ.

– И все-таки что вы думаете? – повторил Ратлидж, стараясь скрыть нетерпение в голосе.

– Вряд ли кто-то из них является вашим убийцей, – ответил Форрест, невольно подчеркивая слово «ваш», как бы оставляя себя в стороне от этого дела. – Возьмем для начала мисс Вуд. Я никогда не видел, чтобы она пререкалась с полковником, не видел и не слышал. Он давал ей все, что она пожелает, ей не о чем было беспокоиться.

– А что, если она хотела получить что-то, что он не мог ей дать?

Форрест засмеялся:

– И что бы это могло быть? Не могу придумать ни одной вещи, которой бы у нее не было! Она любящая девушка, абсолютно неэгоистичная, не упрямая.

– Ну, дальше, Уилтон?

– Он собирается жениться. Вернейший путь потерять невесту – причинить любой вред полковнику, не говоря об убийстве. Здесь, прямо перед свадьбой? Это было бы безумием! И что с того, что они ссорились в ночь убийства? Даже если это так! Вам это много дает? На мой взгляд, для убийства недостаточно! Если нет никаких других улик.

– Тогда почему Уилтон не придет ко мне, не расскажет правду, что было причиной ссоры?

Форрест пожал плечами:

– Может быть, что-то случилось во Франции, о чем знают только они. Может быть, что-то такое, что, как думал капитан Уилтон, полковник не хотел бы знать. Что-то личное.

– Да, он так и сказал, – ответил Ратлидж, поднимаясь и начиная шагать по комнате. – Но мы не знаем сути ссоры, так ведь, и, пока мы этого не узнаем, я не намерен вычеркивать из списка мисс Вуд. Миссис Давенант?

– Очень уважаемая дама. Она вряд ли в принципе могла совершить убийство. И в любом случае, с какой целью?

– Не знаю. Была ли она когда-нибудь влюблена в полковника? Или в Уилтона?

– Никаких слухов на этот счет. Если бы она была влюблена в кого-то, кроме собственного мужа, наверняка хранила бы это в секрете. И вообще я как-то не могу себе представить ее бегающей за полковником с заряженным ружьем в руках. Если бы она ревновала к Леттис Вуд, убийство полковника ей бы все равно не помогло.

– А если бы обвинили в этом убийстве капитана или Леттис Вуд?

– Если бы обвинили капитана, она бы вместо него получила повешенного, так ведь? И я не могу понять, каким образом она могла бы переложить вину на мисс Вуд. Кроме того, если бы над головой мисс Вуд нависла реальная угроза, я думаю, что Уилтон вышел бы и сказал, что это он виновен в смерти полковника, чтобы защитить девушку. И миссис Давенант должна знать это так же хорошо, как и я. Словом, это было бы слишком большим риском, который ей следовало бы принять в расчет.

– А Кэтрин Тэррант?

Форрест неожиданно насторожился:

– А что у нее общего со всем этим?

– Я знаю насчет немца, Линдена. Она хотела выйти за него замуж и попросила Харриса помочь им. Вместо этого Линдена забрали отсюда, и он погиб. Женщины могут убить и за меньшее, а ее чувства к Линдену вовсе не были простым увлечением, это была настоящая страсть.

– Вы на ложном пути! Мисс Тэррант могла бы пожелать страданий кому-то сразу же после того, как узнала, что случилось с немцем, – в таком она была отчаянии. Да, я допускаю это. Но в подобных случаях не медлят, не ждут год или два! А сразу отдаются жажде мести – горячей, бешеной.

– Значит, вы думаете, что она может испытывать чувство мести?

Форрест покраснел, что означало: «Не заставляйте меня говорить о Кэтрин Тэррант! Я сказал, что она была очень травмирована, она могла бы немедленно совершить какую-то глупость, будучи вне себя от горя. Но не убийство».

Ратлидж изучал его.

– Вам она нравится, так ведь? Вы не хотите думать о ней как об убийце.

Форрест ответил сухо:

– Мне всегда нравилась эта девушка, не вижу в этом ничего плохого. Жители Аппер-Стритема демонстративно избегали ее, когда узнали о ней и о немце. Обращались с ней как с грязью, почти все. И моя жена тоже. Как будто она совершила что-то постыдное.

– Как они узнали о Линдене?

– В точности не могу сказать. Но у меня есть подозрение. Она сделала все и даже больше, чтобы узнать, куда отправили немца, и люди начали болтать. Правда, это были лишь слухи, сплетни. Никто не знал настоящей правды. Поэтому я думаю, что в глумлении над ней надо винить Карфилда. Он был в Уорвике, когда она вернулась на поезде из Лондона, и он предложил отвезти ее домой. Она была полумертвой от горя и могла рассказать ему всю историю, не думая. Во всяком случае, он сделал несколько ханжеских замечаний в следующее воскресенье о любви к нашим врагам, об исцелении военных ран – и это был точный удар. Тогда реальность войны коснулась нас всех: возвращались инвалиды, раненые – и мертвые. В общем, история о том, что Кэтрин хотела выйти замуж за военнопленного, да только он умер, разлетелась по всему Аппер-Стритему. И что между ними что-то было. Что она даже с ним спала.

– Я слышал, что Карфилд добивался Леттис Вуд.

– Да, это правда. Ему бы очень хотелось жениться на подопечной полковника, но попробуй догадайся, насколько его интересовала сама мисс Вуд. Были те, кто говорил, что он вообще неспособен любить кого-нибудь, кроме себя. И это правда. Я никогда не встречал человека более увлеченного своим собственным комфортом. – Губы Форреста неприязненно скривились. – Прекрасно, он служитель Бога, но я его не люблю, никогда не любил.

– Ройстон? Что вы о нем знаете?

– Хороший человек. Работящий, надежный. Было время, когда он самолично пахал и сеял. Его авторитет в поместье «Мальвы» рос. И на девушек он поглядывал. Но он довольно быстро успокоился и устроил свою жизнь. – Форрест улыбнулся. – Как и мы все.

– Не было между ним и полковником ничего, что привело бы к убийству?

– Не думаю, что могла найтись причина, из-за которой мистер Ройстон пожелал бы кого-нибудь застрелить.

– Он не женат?

– Я бы сказал, что он женился на «Мальвах». Много лет назад у него была какая-то девушка. Когда ему было лет двадцать шесть – двадцать семь. Эллис Незербай из Лоуэр-Стритем, хорошенькая и милая, но болезненная. Умерла от чахотки. Он всегда поглядывал на Кэтрин Тэррант, но он ей не подходил, если вы понимаете, что я имею в виду. Деревенщина. А она леди. Знаменитая художница. У меня в Лондоне живет кузен. Он говорит, что ее картины в моде.

– Значит, мы вернулись обратно к Мейверсу, так?

– Да. – Форрест с сожалением согласился. – Но маловероятно, что мы найдем что-нибудь против него.


Ратлидж испытывал неудовлетворенность, и это чувство усилилось из-за того, что он встретил по дороге в гостиницу Мейверса.

– Не похоже, что вы добились успехов, – сказал Мейверс, его козлиные глаза злобно сверкали. – Вы ухватили мое ружье, но не ухватили меня. И не ухватите, запомните мои слова. Я приведу столько свидетелей, сколько хотите.

– Вы с такой настойчивостью продолжаете мне об этом напоминать, – сказал Ратлидж, получая злобное удовольствие от вида распухшего носа Мейверса. – Интересно, почему?

– Потому что мне нравится видеть угнетателей масс угнетенными. Как вы заметили, у меня свой интерес в этом деле – профессиональный интерес, даже так можно сказать.

Ратлидж изучал его.

– Вам нравится доставлять неприятности людям, вот и все.

– Дело в том, что мне нравится думать, что смерть полковника – это в какой-то мере моя заслуга. Все те часы, что я провел на рыночной площади, выступая против помещиков и капиталистов – в то время как сельские дураки оскорбляли меня, – прошли не напрасно. Кто знает, возможно, я заронил идею в чью-то голову, и это первый слабый луч восстания, возвещающий спасение от тирании богатеев. – Он вскинул голову, размышляя над сказанным. – Да, кто знает? Причина убийства полковника, возможно, коренится в моих словах.

– Что делает вас соучастником преступления, я полагаю?

– Но не приводит меня в суд, правда? Желаю вам доброго дня, хотя надеюсь, он таким не будет! – Майверс пошел дальше, довольный собой.

Ратлидж окликнул его:

– Вы на днях говорили что-то о пособии. Вы на него живете?

Мейверс повернулся:

– Да. Плата за вину, вот как это называется.

– И кто вам платит?

– Мое дело – знать, а ваше – докопаться, – осклабился Мейверс. – Если сможете. Вы же человек из Лондона, присланный сюда навести порядок.


Перед гостиницей Ратлидж увидел маленькую тележку. Редферн вышел встретить его, вытирая руки о полотенце.

– Мисс Соммерс, сэр. Я отвел ее в боковую гостиную. Вторая дверь под лестницей.

– Она давно здесь?

– Не больше получаса, сэр. Я принес ей чаю, когда она сказала, что хочет подождать.

Ратлидж прошел к боковой гостиной.

Это была приятная комната со стенными панелями, портьеры прикрывали распустившийся у большого окна розовый куст. В одном углу стоял письменный стол, в тени розового куста – несколько стульев и чайный столик на колесиках.

Хелена Соммерс, прямо держа спину, смотрела в одно из окон, выходившее в крошечный, заросший травой садик, где кружились пчелы. Она повернулась на звук открывающейся двери:

– Здравствуйте, Мэгги сказала, что вы хотели меня видеть. Она не любит чужих в доме, поэтому я подумала, что лучше всего мне прийти к вам.

– Это касается капитана Уилтона. В утро убийства вы видели его с холма.

– Да, конечно.

– Что было у него в руках?

– В руках?

– Рюкзак. Палка. Еще что-то?

Хелена нахмурилась, вспоминая.

– У него была трость. Она всегда при нем. И тогда он выглядел как обычно.

– Больше ничего? Вы уверены?

– А у него что-то еще должно было быть?

– Мы просто стараемся быть точными.

Она изучала его.

– Вы спрашиваете, было ли у капитана ружье, правда? Ваше расследование указывает на него? С какой стати ему убивать полковника Харриса? Ведь капитан женится на его подопечной!

– Уилтон был меньше чем в миле от дома полковника незадолго до свершения убийства. У нас есть основания думать, что они находились не в лучших отношениях.

– И поэтому капитан протащил ружье практически у всех на виду, не уверенный в том, что у него будет шанс его использовать, надеясь где-нибудь наткнуться на Чарлза Харриса? Абсурд!

Ратлидж очень устал. Хэмиш опять заворочался в глубине его сознания.

– Почему абсурд? – резко спросил он. – Кто-то же убил полковника; у нас есть тело, достаточно мертвое, чтобы понять, что оно принадлежит человеку, которого убили.

– Ну конечно, – сказала Хелена мягко, казалось поняв его состояние. – Но почему обязательно убийцей является кто-то из Аппер-Стритема? Полковник Харрис был в действующей части. Пять лет он провел во Франции, и мы понятия не имеем, что происходило с ним во время войны, кого он встречал, что могло произойти, не знаем солдат, которые погибли или остались инвалидами из-за его приказов. Если бы я хотела отомстить – я бы убила человека в его доме, а не в своем. Можно добраться в Уорвик на поезде из любой части Британии, а потом пройти пешком до Аппер-Стритема.

– С ружьем?

Хелена осеклась и через мгновение ответила:

– Конечно нет. Не так открыто. Но люди могут переносить вещи, не вызывая подозрений. Рабочий с ящиком для инструментов, торговцы с образцами для продажи никогда не привлекут внимания. Вас не интересует, что там внутри, когда вы видите, что человек несет что-то принадлежащее ему.

Ратлидж неохотно кивнул. Она была права.

– Я не предполагаю, что именно так и произошло, я просто хочу сказать, что Марку Уилтону нужна была очень веская причина для того, чтобы убить опекуна невесты практически накануне свадьбы.

Ратлидж как будто услыхал Леттис, несколько часов назад отменившую свадьбу из-за траура.

В том, что сказала Хелена Соммерс, был смысл. И это давало достаточное основание для игнорирования заявления Хикема. Но ее аргументы говорили о том, что для выбора подозреваемого ему предоставляется вся Англия. Боулс был бы счастлив!

Хелена явно понимала его дилемму. Она сказала сочувственно:

– Мне жаль. Я не должна навязывать свое мнение. Я здесь человек посторонний, я не очень хорошо знаю всех этих людей. Но мне ненавистна мысль о том, что один из них является убийцей. «Никто из тех, кого я знаю, это точно!» Такое наверняка вам часто приходится слышать!

– Полагаю, что люди просто так устроены, – ответил Ратлидж.

Часы в соседней комнате стали отбивать время, и Хелена быстро поднялась.

– Я отсутствовала дольше, чем намеревалась. Мэгги будет волноваться. Я должна идти. – Поколебавшись, она добавила: – Я, конечно, никогда не была на войне и ничего о ней не знаю, кроме того, что можно прочитать в информационных бюллетенях. Но полковник Харрис как офицер наверняка совершил что-то такое, о чем как человек не хотел бы говорить, – что-то постыдное. Отыскав убийцу, вы, возможно, обнаружите, что его смерть связана с военным временем. А не с теми, кого мы знаем.

Война.

Но если эта женщина права, война опять приводит его к Марку Уилтону, который знал Харриса во Франции.

Или к Кэтрин Тэррант…

Он проводил Хелену к тележке и посмотрел, как пони Холдейнов рысцой побежал по главной улице, а потом пошел на станцию, чтобы поговорить с сержантом Дейвисом. Он отправлял его в Уорвик проверить, по возможности, кто прибывал туда на поезде незадолго до убийства и проследовал в Аппер-Стритем.

Сержант Дейвис размышлял о том, что ему доложить. Он знал всех местных. Никто из чужаков не приезжал в Аппер-Стритем или даже в Лоуэр-Стритем – ни до, ни во время, ни после убийства. За исключением мертвого водителя грузовика. Если бы кто-то появился, новость об этом достигла бы его ушей через несколько часов. Чужаки выделялись, никто их не любил, и о них всегда судачили. Но поехать в Уорвик, провести там время, побыть подальше от когтей инспектора имело смысл.


Ратлидж заканчивал ужинать, когда увидел Марка Уилтона в холле гостиницы. Капитан тоже увидел его и, пройдя через зал, подошел к столу:

– Я хочу поговорить с вами о дознании. И о том, чтобы забрать тело.

– Я собирался к доктору Уоррену. Но это может подождать. Могу я заказать вам что-нибудь выпить?

– Благодарю.

Они отправились в бар, который был полупустым, и заняли столик в углу.

Ратлидж заказал два виски.

– Дознание будет в десять часов, – сказал он. – Не думаю, что оно продлится больше получаса. После этого вы сможете поговорить с гробовщиками.

– Вы видели тело? – спросил Уилтон.

– Спустя три дня после смерти. Я не рассчитывал, что осмотр много даст. Я не видел его на месте убийства, что могло быть важным.

– Я был там, перед тем как его забрали. Все пришли посмотреть. Я не мог поверить, что Харрис мертв, вернувшись невредимым с войны.

– Странно, Ройстон сказал то же самое.

Уилтон кивнул:

– Бывают люди, которые живут как заколдованные. У нас был пилот, ничем особенно не примечательный, если бы не одно но. Он был самым удачливым дьяволом, которого я когда-либо знал. Невидимый в воздухе. По какой-то причине немцы никогда не могли его разыскать. Он находил поле при любой погоде, почти интуитивно. Пять раз терпел аварии и выходил из них всего лишь с несколькими царапинами. Я считал, что Чарлз тоже заколдованный. Я знал, что мои шансы выжить невелики, но мы с Чарлзом планировали встречу в Париже во время нашего следующего отпуска, и я всегда знал, что он будет меня там ждать. Что бы со мной ни случилось. – Уилтон пожал плечами. – Это каким-то странным образом успокаивало, давало уверенность – в разгар хаоса.

Ратлидж понимал, что капитан имеет в виду. В одном подразделении был сержант, который всегда возвращался, и с ним возвращались его люди, поэтому все хотели служить у него. Весть о сержанте разнеслась по всему фронту. В трудные моменты кто-нибудь обязательно говорил: «Ночь была плохой. Но Морган справился. Передай дальше». Как талисман. Никакое сражение, даже самое тяжелое, не могло остановить Моргана.

Однажды он спросил сержанта, как ему удается такое. Морган улыбнулся: «Ну, сэр, если вы во что-то очень сильно верите, вы сделаете так, что это случится».

Но к тому времени Ратлидж уже потерял веру во что-либо, и секрет Моргана ему не помог. Он часто думал, что случилось с этим человеком после войны…

Уилтон посмотрел на свет сквозь бокал, как будто там была не только янтарная жидкость, но и ответы, потом сказал тихо:

– Я удивился не меньше других, когда добрался до конца войны.

Ратлидж понимающе кивнул. Он сам прошел путь от ужаса смерти до желания смерти и до мира, который был более желаем, нежели сама жизнь.

Тяжело вздохнув, будто убийство было для него более легкой темой для разговора, чем военные воспоминания, Уилтон прочистил горло и вернулся к Чарлзу Харрису:

– Как я сказал, я должен был видеть сам. Моя первая мысль была «О боже, Леттис», а вторая «Не могу поверить». – Он остановился. Поскольку Ратлидж никак не прокомментировал его слова, он продолжил: – Простите, вы можете не обращать на это внимания. Я не пытаюсь поколебать ваше суждение.

Уилтон тяжело вздохнул:

– Я слышал, что Хикем лежит мертвецки пьяный у доктора Уоррена. Или больной. История звучит по-разному, в зависимости от того, кто ее рассказывает.

– О чем еще болтают?

– О том, что вы не слишком продвинулись. Что вы бродите в темноте. Но это неправда. Я знаю, что у вас на уме. – Капитан усмехнулся.

– Если не вы убили Харриса, то кто?

– Удобным ответом было бы «Мейверс», не так ли?

– Почему не Хикем, который заявляет, что видел, как вы разговаривали с Харрисом, жарко споря, по его словам, в уединенном месте? Разве не кажется вероятным, что он знал, где взять ружье, и решил, пребывая не в своем уме, как обычно, что ему нужно убить боша? Или офицера, которого он ненавидел? Он был бы не первым, кто это сделал. На самом деле он мог так же легко, как Чарлза Харриса, выбрать вас в качестве мишени. Если бы выпал жребий на вас по пьяной лавочке.

Недоумение, отразившееся на лице Уилтона, сказало Ратлиджу, что история Хикема о том, будто капитан и полковник ссорились, вполне могла быть правдой. Потому что Уилтон заглотал наживку, даже ни о чем не спросив, а задумался о том, какой поворот мог бы произойти в деле из-за показаний Хикема. Для него это был тревожный звонок, напоминающий о том, что, по его собственному заявлению, Хикем не был свидетелем никакой встречи, была она ссорой или нет.

– Я не думаю, что этот человек на такое способен, – ответил капитан, запнувшись. – Возможно, он контуженный, сумасшедший, но не слишком опасный. – Осторожно подбирая слова, он добавил: – И возможно, не имеет значения, видел ли он Чарлза в то утро или думал, что видел. Это в определенном смысле придает смысл всему. Я не могу представить себе кого-то в здравом рассудке, кто бы мог застрелить Чарлза. Это мог бы быть Мейверс. Или Хикем.

Разговор принимал интересный оборот. Делая еще один выстрел наугад, Ратлидж попросил:

– Расскажите мне о Кэтрин Тэррант.

Уилтон покачал головой:

– Нет.

Это было сказано спокойно, твердо, без колебаний. Он осушил бокал и поставил его на место.

– Вы же хорошо ее знали, когда бывали в Аппер-Стритеме перед войной. Фактически, вы были влюблены в нее.

– Нет, я только думал, что был в нее влюблен. Но ее отец был достаточно мудр, чтобы увидеть, что ничего из этого не выйдет, поэтому и попросил нас подождать год-другой, пока мы не придем к взаимопониманию. – Уилтон повернулся на стуле, освобождая затекшее колено. – И он был прав. Прошло несколько месяцев, мы обменялись дюжиной писем и вскоре обнаружили, что писать становится все труднее и труднее. Думаю, что мы оба поняли, что происходит, но формального разрыва так никогда и не произошло. Письма становились короче, потом мы отдалились друг от друга. Мне все еще очень нравится Кэтрин, я ей восхищаюсь, и мне нравятся ее картины.

– А тогда она рисовала?

С кухни донесся грохот, кто-то уронил поднос, затем раздался резкий голос Редферна, отчитывающего кого-то.

– Странно, но никто, кажется, не обнаружил тогда, насколько она талантлива. Да, она говорила что-то о рисовании. Но вы знаете, как это было перед войной, большинство хорошо воспитанных девушек рисовали акварелью или занимались музыкой – это было само собой разумеющимся.

Ратлидж вспомнил уроки сестры и улыбнулся. Франс замечательно пела, но ее акварели были в основном небрежно раскрашенным сумбуром. Ни у одной, он был уверен, никогда не было настоящей рамки. Она училась усердно, искала натуру и давала грандиозные названия своим картинам, но ее учитель в конце концов заключил: «Мисс Ратлидж возмещает душой отсутствие таланта» – и, к всеобщему облегчению, с уроками было покончено.

Уилтон тем временем продолжал:

– И никто даже не задумался, когда Кэтрин сказала: «Я пишу портрет той пожилой женщины, которая доит наших коров, помните ее? У нее прекрасное лицо». – Он посмотрел на Ратлиджа. – А я меньше всех. Я не интересовался ничем, что не имело крыльев! Но эта картина позже получила приз в Лондоне. Когда я пришел на ее первую выставку, я был ошеломлен. Я думал: господи, откуда у Кэтрин такая мощь, такая глубина чувств? Как она смогла измениться за столь короткое время? Но она не изменилась – это всегда было в ней, просто я был слеп. Я считаю, что между увлечением и любовью – большая разница, если возвращаться к этому вопросу.

– А Линден? Не он ли причина изменений в ней? Увидел женщину в милой, невинной девушке, которую вы встретили перед войной?

Уилтон сжал губы:

– Я говорил вам. Спросите мисс Тэррант о ее личной жизни.

– Вы не одобряете этот роман?

– Я был во Франции, пытаясь выжить. Я не мог одобрять или не одобрять, я не знал. Узнал много позже. Фактически, это был Чарлз, который мне рассказал, когда привез меня в «Мальвы». Он считал, что я должен знать, прежде чем наткнусь на нее. Но Кэтрин никогда не говорила со мной о Линдене.

– Винила ли она полковника Харриса в том, что он не передал ее дело должным образом в надлежащую инстанцию? Или Леттис за то, что она не объяснила опекуну, насколько важно это для Кэтрин?

– Говорю вам, мне это неизвестно. Но уверен, что Чарлз сделал бы все, что мог, если бы знал. Хотя бы ради Лэттис. Он ее обожал.

– Но он не знал?

– Не могу ответить. Могу сказать, что его штаб был завален письмами от людей, которые хотели получить сведения о своих сыновьях, мужьях, возлюбленных. Однажды он сказал, что чтение этих писем является для него самой тяжелой работой. Иногда их посылали не по адресу, теряли.

– Но, конечно, не письмо от его подопечной? Оно бы не было засунуто в мешок вместе с дюжинами остальных и забыто?

На этот раз Уилтон встал.

– Вы пытаетесь вытянуть из меня какие-то признания, Ратлидж. Я не знаю, что было не так с Линденом. Не думаю, что кто-то знает. Я уверен, что Чарлз сделал бы для этой пары все, что смог, он бы попытался помочь Кэтрин. О господи, он делал все, что мог, для всех в Аппер-Стритеме, так почему не для нее? О том, что делала военная служба, можно было только догадываться. Какой-нибудь неграмотный дурак, сидящий за заваленным бумагами столом в Уайтхолле, мог посчитать своим личным долгом предотвратить любые отношения между военнопленными и его согражданами, что бы ему полковник ни говорил. Аморально, согласен. Но это не имело особого значения; война была почти окончена, и, если бы Линден остался жив, он мог бы сам все сказать. Кто мог предположить, что он умрет от инфлюэнцы? Она все еще убивает людей, никто не может чувствовать себя в безопасности.

– Но, поскольку его забрали отсюда, он умер в одиночестве, и никто не сообщил Кэтрин. Она узнала все гораздо позже.

Уилтон резко засмеялся:

– На войне вы не можете переживать за тех парней, которых посылаете на смерть. Я командовал эскадрильей, я знаю весь этот ад. Человек разлетается на куски от взрыва в траншее, горит в огне, задыхается от газа, лежит, разлагаясь, в грязи. Вы делаете все, что можете, пишете письма о его храбрости, о том, сколько он сделал для своей страны, каким примером он был для своих товарищей, но вы даже не запоминаете его имя, тем более его лицо! У Линдена, как и у любого солдата, был шанс. По крайней мере, она узнала, что с ним стало и где он похоронен!

Ратлидж следил за выражением лица капитана, вспоминая, как Кэтрин Тэррант выглядела, когда говорила о поисках Линдена, и что сказала Салли Давенант о любви Уилтона к полетам, превратившейся в агонию жарких сражений, смерти и страха.

– Это слабое утешение для страдающей страстной женщины.

– Неужели? После всех убийств я вернулся домой героем. Живой и невредимый. Меня пригласили во дворец. Обращались как с королевской персоной. Но я был в госпитале в Дорсете и никогда не забуду, как туда привезли мужчину, которого нашли во Франции. Не знали, кто он, англичанин или немец, оболочка человека, голодающего и просящего подаяние на дороге, может, год, а может, и больше, получеловека-полузверя, хуже Хикема. Я смотрел на него и думал о том, как меня мучили кошмары, будто я сгораю в автокатастрофе, но оказывается, есть и худшие вещи! Более страшные, чем быть слепым или безруким-безногим, с обожженными легкими, со снесенным от выстрела лицом, со сгнившими кишками. Прийти домой живым и не знать, что все закончилось, – это самый страшный ад, какой я могу себе представить!

У Ратлиджа кровь застыла в жилах. Уилтон кивнул и вышел, не понимая, что наделал.

В темных глубинах сознания он услышал смех Хэмиша и залпом прикончил виски. Оно жаром разлилось по телу, слезы едва не выступили на глазах от удушья. Или это были просто слезы?

Он сам себе резко скомандовал. Только не это! Его переполняли эмоции, потом пришла тупая боль отчаяния. Думай, парень. Ради бога!

О чем они говорили? Нет, о ком? Кэтрин Тэррант.

Что делать с Кэтрин Тэррант, как найти к ней ключ? Отмахнувшись от Редферна – виски все еще обжигало горло, – он вышел из бара.

На этот вопрос должна была ответить другая женщина. Салли Давенант.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 | Следующая
  • 3.8 Оценок: 6

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации