Текст книги "Глубокое синее море"

Глава 5

Линд поставил револьвер на предохранитель и бросил его капитану. Затем в два прыжка очутился возле Эгертона и крикнул Барсету:

– Свяжите поляка и сядьте на него! Но сначала позовите кого-нибудь на помощь. Он сошел с ума!

– Я вызову боцмана, – сказал Стин. Годард подбежал к Линду, чтобы помочь ему. Совместными усилиями вытянули Эгертона из-под стола. Карин и миссис Леннокс с плачем убежали. Линд и Годард отнесли Эгертона в его каюту и положили на койку.

– Мой санитарный ящичек стоит на кровати в моей каюте. И принесите стерилизатор, – попросил Линд.

Гарри стремглав кинулся на верхнюю палубу. Из офицерской столовой вышли несколько человек и спросили, что случилось.

– Красицки стрелял в Эгертона, – сообщил он.

Стерилизатор был прикреплен к столу. Годард отвернул его, схватил ящичек и вернулся в каюту Эгертона.

Линд склонился над раненым, держа в руке окровавленное полотенце.

– Поставьте все это куда-нибудь, – проговорил он. – Сейчас ему это поможет не больше, чем пара таблеток аспирина.

Годард посмотрел на Эгертона и кивнул. Тот был без сознания и истекал кровью. Линд уже успел разрезать ему рубашку, и кровь бежала по груди, обросшей волосами, стекала по ребрам и исчезала в складках одежды и постельного белья. Подушка рядом с его ртом тоже пропиталась кровью. Глаза Эгертона были закрыты, дыхание было тяжелым. Воздух вырывался какими-то толчками. Годард обратил внимание, что кровь не пенилась. Обе пули, по всей вероятности, прошли через легкие, а в таких случаях кровь обычно пенится. Он хотел обратить на это внимание Линда, но тут в каюту вошел капитан Стин. Он сказал, что Спаркс пытается связаться с каким-нибудь кораблем поблизости, на борту которого есть врач. Но Линд в ответ лишь покачал головой.

– Ничего уже не поможет, – сказал он. – Эгертон протянет всего несколько минут.

– Для артериальной крови она довольно темная, – заметил Годард и сам подивился глупости своего высказывания. Какая разница, какого цвета кровь? Если много ее потеряешь, все равно придет конец.

– Возможно, легочная кровь смешалась с венозной, – бросил Линд в ответ.

Дыхание Эгертона перешло в хрип. Это продолжалось около минуты, а потом внезапно прекратилось. Линд снова схватил запястье раненого. Судя по всему, пульс больше не бился. Он положил руку вдоль туловища и осторожно приоткрыл Эгертону глаз, чтобы посмотреть на зрачок. Потом снова закрыл его и вздохнул.

– Ну, вот и все.

Капитан Стин опустил голову. Казалось, он читал молитву, но через какое-то время выпрямился и сообщил:

– Я попрошу стюарда принести парусину. Линд начал смывать кровь со своих рук, а Годард повернулся, собираясь уйти. Внезапно он почувствовал, что на что-то наступил, и посмотрел вниз. Судя по всему, это было крошечное шило. Он пнул его ногой к переборке и вышел из каюты.

Проходя мимо столовой, Гарри снова услышал истерический крик Красицки. В тот же момент мимо него промчался Линд, на ходу вытирая руки.

В столовой находились капитан с Барсе-том и еще двое мужчин.

Руки и ноги Красицки уже были связаны, но он все еще пытался выскользнуть из тисков обоих мужчин, продолжая с пеной у рта что-то кричать на неизвестном языке.

– Отпустите его, – велел Линд. – Дайте мне с ним поговорить.

Мужчины отпустили поляка и отступили назад.

Линд спокойно заговорил с Красицки:

– Мы ничего вам не сделаем. Не беспокойтесь.

Но тот продолжал что-то лепетать на своем непонятном языке. Тогда первый офицер послал Барсета узнать, не говорит ли кто из команды по-польски. Но Барсет остался стоять на месте и ответил, что сам уже пытался выяснить этот вопрос, и оказалось, что этого языка никто здесь не знает.

Линд вышел и вернулся со своим ящичком.

– Во всяком случае, мы должны его успокоить, – заявил он и достал шприц.

Когда Красицки это увидел, то понадобились усилия уже трех мужчин, чтобы удержать этого тощего человечка» пока Линд делал ему инъекцию. У Годарда весь желудок словно перевернулся при виде этого зрелища.

Через несколько минут поляк как-то обмяк. Линд послал Человека за носилками, а Годард прошел в салон посмотреть, нет ли там Карин или миссис Леннокс. В салоне никого не было, но в одном из иллюминаторов он увидел, как по палубе прошла Мадлен, и вышел к ней. Она стояла, прислонившись к поручням. Они смущенно посмотрели друг на друга, после чего он сказал ей, что Эгертон умер.

– Какой ужас, – прошептала миссис Леннокс. У меня, видимо, на всю жизнь останется этот кошмар перед глазами.

Подошла Карин, и Гарри сообщил ей то же самое.

– А что будет с Красицки? – поинтересовалась она.

– Передадут властям в Маниле, а потом будет приблизительно так же, как в произведении Кафки. В открытом море от руки поляка, имеющего бразильское подданство, погибает англичанин, но поляк, судя по всему, невменяемый, не может быть предан суду и судим за убийство. Все это происходит на корабле, который идет под панамским флагом, но, судя по всему, никогда не видел этой страны. Конечно, Красицки изолируют, но какой от этого будет толк – неизвестно.

– А мистер Эгертон? – спросила Мадлен Леннокс. – Он будет погребен прямо в море?

– Этого я не знаю, – ответил Годард. – Все, наверное, будет зависеть от желания его родственников. Если труп обложат льдом, то его, наверное, можно будет сохранить до Манилы. Конечно, если «Леандр» имеет такие возможности.

Карин Брук передернула плечами:

– Как все это ужасно и бессмысленно! И все из-за того, что мистер Эгертон был похож на какого-то другого человека.

– Видимо, на какого-то немца, – заметил Гарри. – Возможно, во время войны они встретились в концентрационном лагере. Но почему вы все время говорите «мистер Эгертон»? Ведь он был полковником.

– Он просил не называть его так, – объяснила Карин. – Сказал, что это звучит сухо и помпезно. – Она смахнула слезу. – А он был таким милым человеком! – С мрачным видом Карин уставилась на закат.

Этот человек прошел всю войну, думал Годард, смерть грозила ему на Каждом шагу, но ему удалось ее избежать. А теперь вот наткнулся на хилого и тщедушного сумасшедшего, и тот принес ему смерть.

Линд появился из-за угла палубной надстройки и поманил его рукой.

– Я хотел бы вам кое-что показать, – сказал он.

Годард последовал за ним в каюту Эгертона. Перед дверью стояли боцман и еще один человек. Капитан был в каюте. Труп Эгертона все еще лежал на койке, но теперь был прикрыт.

– Взгляните, – сказал Линд и стянул покрывало с лица убитого. Черная повязка, закрывающая глаз, сползла или была снята и лежала рядом со щекой.

Годард удивленно вскрикнул:

– Черт возьми!

Оба глаза Эгертона были закрыты, но левый, тот, что раньше прикрывала черная повязка, имел такие же округлые очертания, как и правый.

– Когда мы его хотели положить на носилки, повязка соскользнула, – объяснил Линд и большим пальцем осторожно приоткрыл веко Эгертона. Потом также осторожно закрыл его. – Совершенно нормальный глаз. Повязка была только ширмой.

– Но зачем это было нужно? – спросил Годард. – Может, его глаз не воспринимал свет?

– Фотофобия? Но ведь кори у него не было, и к тому же глаз не воспален. Между тем на фотографии на паспорте он тоже с повязкой.

Капитан Стин протянул Годарду паспорт. С фотографии на Годарда смотрело узкое лицо с повязкой на одном глазу.

– К сожалению, мы должны были проинформировать вас об этом, мистер Годард, так как в Маниле вы тоже будете вынуждены выступить свидетелем.

– Да, конечно, – ответил тот. – Но все это мне непонятно. – Он посмотрел на Линда. – Может, у вас есть какие-то предложения?

Первый помощник покачал головой:

– Нет. Возможно, конечно, что у него был нервный тик, но ничто не говорило и за это.

– Что ж, тоже какое-то объяснение. А как насчет похорон? Вы нашли в паспорте какие-нибудь данные о том, кто должен быть извещен о несчастье?

– Одно имя нашли, – сказал капитан. – Но эта женщина, по всей вероятности, не родственница. Некто сеньора Консуэла Сантос из Буэнос-Айреса. Ей уже сообщили о случившемся.

Годард кивнул, и Линд снова набросил покрывало на лицо мертвого.

– Вы свободны, – крикнул он людям, стоявшим за дверью.

Гарри вернулся к себе в каюту, налил мартини и прошел с ним в салон. Уже темнело. Вошел Барсет, зажег свет и закрыл занавески на иллюминаторах, так как они находились непосредственно под капитанским мостиком.

– О Боже ты мой! – простонал стюард. – Я практически весь, с ног до головы, покрыт гусиной кожей.

– Куда поместили Красицки? – поинтересовался Годард.

В лазарет, туда, где раньше были вы. На дверь навесили еще один замок. Первый помощник здорово накачал его снотворным, но он продолжает подавать голос, так что на нижней палубе сегодня вряд ли кто заснет.

– Будем надеяться, что он все-таки угомонится, ведь силенок у этого человека маловато. Если будет продолжать бушевать, то сам себя погубит.

– Может, оно было бы и к лучшему… О Боже, находиться на одном корабле с мертвецом и сумасшедшим! – Барсет закурил сигарету. – Скажите, в Голливуде действительно все так, как об этом говорят? Ну, что там деньги можно найти прямо на улице?

– О, вы хотите стать актером?

– Ну что вы! Я не такого высокого мнения о себе. Но иногда у меня появляется мысль, что было бы совсем не дурно иметь там нечто вроде ресторана. Вот это по моей части, ибо, что касается продуктов питания, я в них знаток. А как там с профсоюзами?

– Все идет через профсоюзы, – ответил Годард.

– Хм, об этом я бы с удовольствием поговорил с вами еще раз. Может быть, вы мне дадите какие-нибудь рекомендации?

Когда Барсет ушел, Годард задумался об Эгертоне. Эта повязка на глазу. Она оказалась бессмысленной. Из этого сразу напрашивался вывод, что он был не тем человеком, за которого себя выдавал. Видимо, выдумал какую-то легенду. Может какой-то авантюрист или мошенник? Но что ему светило на дешевом паровом судне? Авантюристы обычно проделывают свои дела на больших океанских лайнерах. Даже если бы он ограбил всех пассажиров, то вряд ли покрыл бы свои расходы.

В салон вошли Карин с Мадлен Леннокс, и Годард поделился с ними своими соображениями. Они не поверили, заявив, что это совсем не похоже на Эгертона.

– А где он сел на корабль? – спросил Годард.

– В Кали, как и все, – ответила Карин.

– И он ни разу не встречался с Красицки? Карин задумалась.

– Нет. Они появились на борту в разное время. Поляк, кажется, перед самым отплытием. А потом внезапно заболел. Мы подумали, что он страдает морской болезнью, но мистер Линд сказал, что у него поднялась температура. И тем не менее, мне кажется, однажды они все-таки видели друг друга. – Она рассказала об эпизоде, который произошел во время спасения Годарда. – И у меня сложилось впечатление, что Красицки узнал мистера Эгертона, а тот, судя по всему, никогда его не видел.

– Бредовые измышления параноика, – предположил Гарри. – Но, с другой стороны, тут может быть и что-то иное. Почему Красицки интересовался его глазом?

Вошел капитан Стин и успокоил дам, сказав, что поляк сидит под замком и им не о чем беспокоиться. Увидев стакан, стоящий перед Гарри, он очень огорчился.

– Я удивлен, мистер Годард, что вы больше не питаете уважения к смерти, – заметил капитан кислым тоном.

Эти люди, подумал тот, никогда не поймут, что ход их мыслей неверен. Они считают, что мертвый – это не только застывший кусок плоти, который больше никогда не увидит восхода солнца, не услышит пения птиц, не выпьет ни капли вина, но и почему-то уверены, что он ушел в более прекрасную, богатую жизнь, в вечный рай. Тем не менее им его жаль, и потому что ему не повезло, и потому что он больше не может наслаждаться теми страданиями, которые были уготованы ему на земле.

– Капитан, – сказал Годард, – все это зависит от того, как на это смотреть. А поскольку мы уже никогда не сможем ни о чем спросить Эгертона, то никогда и не узнаем, кто из нас прав.

Вошел Спаркс с телеграфным бланком в руке.

– Наконец удалось получить через Калифорнию, сэр, – сказал он. – Я связался с Аргентиной. Сообщение для полковника Эгертона.

– Для него оно немного запоздало, – заметил капитан.

– Да, сэр. И мне очень жаль, что я не получил его немного раньше. Было бы лучше, если бы аргентинская станция передала его через американцев.

Стин открыл конверт:

– Хм, подписано Консуэлой. Должно быть, той самой женщиной, которой мы недавно послали извещение о смерти.

– Возможно. Через несколько часов мы должны получить ответ. Я буду в радиорубке. – С этими словами радист ушел.

– Тут ничего важного нет, – хмуро пояснил капитан. – Но он, конечно, порадовался бы этой весточке. – И Стин зачитал ее вслух:

– «Полковнику Уолтеру Эгертону, пароход „Леандр“. Энрике присоединяется моим пожеланиям и желает удачного путешествия. С любовью Консуэла».

У Карин и Мадлен Леннокс на глазах выступили слезы. А Годард подумал, не слишком ли поздно, спустя шесть дней желать удачного путешествия. Правда, телеграмма могла застрять в пути.

Когда Годард на следующее утро, в начале девятого, появился в столовой, там никого не было. Обе дамы, сообщил стюард, попросили принести им кофе в каюты, а капитан уже позавтракал.

– Никого из них упрекнуть в этом не могу, – отозвался Гарри. – Кстати, стюард, как вас зовут?

– Карл Бергер.

– Так вот, Карл, я думаю, мне хватит чашки кофе и чашки компота.

В столовой команда уже в основном устранила повреждения. Остатки зеркала были убраны, повешена новая лампа. Дырочку в перегородке позади зеркала расширили и забили пробкой приблизительно того же цвета, что и переборка.

Закурив сигарету, Годард внезапно подумал: очень странно, что у Красицки было с собою оружие. Для этого ему нужно было иметь чемодан с тройным дном, чтобы пронести его через таможню. Правда, когда у человека не все дома, он может попытаться протащить целый арсенал.

Потом Гарри глянул на стул, на котором сидел Эгертон. Странно, ни одна из пуль даже не царапнула дерева. Может быть, они прошли через обивку? Он осмотрел стул с обратной стороны, но и там не нашел никаких следов.

– Все еще исследуете обстоятельства убийства, Шерлок Холме? – раздался голос позади него.

Годард обернулся. Линд с улыбкой смотрел на него, стоя в дверях и почти закрывая собою весь проем. Потом подошел ближе и сел с ним рядом.

– Просто у меня появились кое-какие мысли, – ответил Гарри. – Какого калибра было оружие?

– Девятого. Чешский автоматический револьвер. Но калибр сам по себе не очень-то и важен. Самое главное – куда попадет пуля. Вы уже позавтракали?

Годард кивнул.

– Я исследовал оба ранения. Одна пуля пробила ребро, другая – позвоночник. Выходных отверстий от них не нашел, этим и объясняется сильное кровотечение из входных отверстий.

– Все понятно, – кивнул Гарри, хотя в какой-то степени остался неудовлетворенным. Правда, и сам не знал, чем именно вызвано это чувство. Как бы то ни было, а Линд должен знать больше него. – От Консуэлы Сантос пришел ответ? – спросил он.

– Да. – Линд закурил сигарету. – Сегодня рано утром. У Эгертона нет ни одного родственника, кроме двоюродного брата, с которым он потерял связь уже несколько лет назад. Она считает, что он живет в Австралии, но точно не знает где. Может, вообще уже умер…

– Значит, погребение состоится прямо в открытом море? Линд кивнул:

– Больше мы ничего не можем сделать. А его багаж сдадим британскому консулу в Маниле. Погребение назначено на четыре. Вы присутствовали хотя бы на одном?

– Нет, – ответил Годард.

– Ничего особенного это зрелище не представляет. – В сардонических голубых глазах можно было заметить довольный огонек. – Можете появиться в любой одежде. Поскольку вы располагаете обширным гардеробом, я бы надел на вашем месте черный фрак с цилиндром и галстуком-бабочкой. Да, но надо пойти проведать Красицки. Может быть, сейчас мне удастся добиться от него чего-нибудь. Хотите пойти со мной?

– Пойдемте. А что вы, собственно, знаете о нем? Зачем он поплыл в Манилу?

– Когда я его лечил, мне часто доводилось с ним разговаривать. Но не знаю, остались ли у него родственники после войны. Сам он служил в польской армии и попал в 1939 году в плен. Красицки, как вы сами понимаете, еврей, так что ему пришлось испить всю чашу до дна. Где-то в этот период его к тому же кастрировали. Временами я заставал его в слезах, руками он держался за это место. Ужасно!

После войны он, как и многие другие военнопленные, скитался по разным странам и, наконец, осел в Бразилии. Там принял бразильское гражданство. По профессии Красицки ботаник и перед войной был ассистентом у профессора в Краковском университете. Он специалист по древесине тропических растений и поэтому работал в экспертной конторе по продаже леса. С этой целью ездил в Перу. Видимо, на Минданао и Лусон отправился с теми же функциями. Говорил, что любит джунгли, а людей боится.

– Ничего удивительного в этом нет, – заметил Годард.

Они спустились на нижнюю палубу. Утро выдалось очень жаркое, но вдалеке, со стороны бакборта, виднелась темная стена грозовых туч, сквозь которую порой пробивались разряды молний. Темная пелена дождя висела словно покрывало.

– Сегодня нам придется пережить еще и грозу, – заметил Линд.

Из-за двери, на которой был навешен замок, не доносилось ни звука. Офицер отпер замок и вошел внутрь. Красицки, уже не связанный, лежал на одной из нижних коек в помятых полотняных брюках. Глаза у него были открыты, но ничего не выражали. Линд заговорил с ним сперва по-английски, потом по-немецки, но ответа не получил. Лишь худая безволосая грудь ритмично поднималась при вдохе, и один раз Красицки смахнул с лица рукой несуществующую муху. В прошлом – преподаватель университета, теперь – живой труп. Кажется, Эгертон назвал его «развалиной», после чего был этой «развалиной» убит.

– Не хочет говорить, – сказал Годард.

Линд кивнул:

– Будем надеяться, что это состояние у него пройдет. Но сделать сейчас ничего нельзя. Надо только ждать.

Филиппинец принес пластиковую миску с фруктами, несколько бутербродов на картонной тарелочке и воду. С Красицки предусмотрительно сняли ремень и галстук, чтобы он не смог покончить с собой.

Потом все вышли, и Линд запер дверь.

– Странно, что Красицки такой бледный, – заметил Годард. – Ведь он так много находился на свежем воздухе.

– Гелиофобия, – объяснил Линд. – Он не выносит солнечных лучей. Его кожа на солнце буквально вся сморщилась бы. Поэтому он должен от него всегда защищаться. К тому же в джунглях практически нет солнечного света. На этот счет у Красицки была довольно примитивная шутка. Говорил, что он не тянется к солнцу, а, наоборот, убегает от него. Хотите пройти со мной? Сможете посмотреть, как это делается.

– Вы имеете в виду Эгертона?

– Да. Его как раз готовят для погребения. Они спустились еще ниже. Вдоль машинного отделения тянулся темный коридор, на противоположной стороне которого находились складские помещения, холодильник стюардов и холодильные установки. Одна из дверей была не закрыта. Линд сунул туда голову.

– Ну, как у вас тут дела? – Потом вошел вместе с Годардом.

Это была стальная камера, свет в которую проникал только через потолок.

На двух деревянных подставках лежала дверь, а на ней – труп Эгертона. Его как раз зашивали в парусину. Боцману помогал молодой широкоплечий матрос со светлой бородкой. Гарри вспомнил, что кто-то называл его Отто. Оба подняли глаза, но ничего не сказали. Труп был уже почти весь зашит в парусину, оставалась только голова. Седые волосы мертвого теперь находились в полном порядке, и худое лицо в свете яркой электрической лампочки казалось мраморным.

– К ногам прикрепляется груз, – объяснил Линд.

Вошел капитан Стин.

– На задней палубе, у бакборта? – уточнил первый помощник.

– Да. И мне было бы приятно, если бы все, кто захочет участвовать в этой процедуре, явились бы в гражданском платье. За исключением тех, кто находится в наряде, конечно.

Линд кивнул:

– Я доведу это до сведения людей. В команде у нас два британских подданных. Было бы неплохо, если бы они тоже отдали ему последний долг. А мистер Годард, я думаю, согласится представлять собой пассажиров.

– Конечно, – ответил тот.

После этого боцман натянул парусину на лицо Эгертона, и оба мужчины начали делать последние стежки на полотне.

Глава 6

По обе стороны горизонта роились желтые, как сера, тучи, но солнце все еще продолжало немилосердно палить. Воздух был неподвижен, как перед смерчем. Стояла удушающая жара, и Годард подумал, что было бы гораздо лучше назначить церемонию погребения на более поздний час, так как если разразится гроза, то мистера Эгертона нельзя будет похоронить со всеми полагающимися в таких случаях почестями.

Вскоре на палубе воздвигли нечто вроде козел, в полутора метрах от борта, и вся свободная от вахты команда собралась полукругом вокруг этого места. Почти все были в гражданском платье: брюках и белых рубашках, но эти рубашки уже промокли от пота. Линд надел белый тропический костюм, и Гарри впервые увидел его в форме. На заднем плане стояли несколько человек из машинного отделения в рабочей одежде. Годард, Линд, боцман и два англичанина из команды, единственные, кто был при галстуках, встали рядом с козлами.

Вдали уже грохотал гром, когда с верхней палубы спустились Карин и Мадлен Леннокс, сопровождаемые капитаном Стином, который нес в руке библию. На обеих женщинах были простые летние платья.

Склянки пробили четыре, зазвенел машинный телеграф, и машины остановились.

Линд сделал знак боцману. Стальная дверь трюма поднялась. Годард последовал за боцманом и двумя англичанами в коридор. Дверь маленькой стальной каюты была открыта, а труп, зашитый в парусину, все еще покоился на двери. Все четверо взяли дверь за края и вынесли труп на яркое солнце. Установив его на козлах, они отступили назад. «Леандр» прошел еще немного по инерции, а потом окончательно замер.

– Помолимся Господу Богу нашему, – сказал капитан, и все склонили головы.

Солнце ярко светило, опаляя всех лучами, гром продолжал громыхать, а капитан начал читать молитву:

– «Всемогущему Богу было угодно взять к себе душу нашего почившего товарища, и мы доверяем его бренную оболочку толще морской воды…»

При последних словах Линд и боцман приподняли край двери, и труп, зашитый в парусину с грузом, медленно соскользнул в воду. Гарри посмотрел вниз. Неутяжеленный конец сперва надулся, как воздушный шар, запузырился, но потом тоже исчез под водой. При этом Годард не мог не вспомнить похороны Джерри, которые состоялись пять месяцев назад. И почему-то подумал, что вот такое погребение самому Эгертону понравилось бы, если бы, конечно, он при этом присутствовал.

Снова громыхнул гром, и Линд сделал знак капитану.

Стин повернулся к одному из членов команды:

– Скажите мистеру ван Дорну, чтобы он запускал машины.

Годард обернулся и посмотрел на женщин. У обеих на глазах были слезы.

Обед начался очень тихо. Гарри перед этим выпил три порции мартини, но они не подняли ему настроения. Все находились в подавленном состоянии, и даже Линд вел себя тише, чем обычно. Гроза до них еще не добралась, но духота стояла изнуряющая. Оба вентилятора работали на полную мощность, однако результата от того не было почти никакого. Воздух словно пропитался влагой.

– Пройдет день, и самое трудное останется позади, – заметил Линд. Потом повернулся к Годарду. – Ведь если плыть все время в таком напряжении, то с ума можно сойти.

Гарри ухмыльнулся.

– Только не надо есть грейпфруты, – сказал он.

Линд непонимающе посмотрел на него, а Карин спросила:

– Пусть я глупа, но все же объясните – почему?

– Потому что кожура от них не пойдет ко дну. И будет очень тяжело, если вчерашняя кожура встретится в море с сегодняшней…

В этот момент вошел радист и протянул капитану конверт:

– Это только что пришло через Калифорнию, и Манила вызывает вас – видимо, с тем же сообщением.

– Спасибо, Спаркс. – Капитан вскрыл конверт, прочел сообщение, затем резко отодвинул стул и извинился перед пассажирами. Линда он попросил последовать за ним.

Все удивленно посмотрели друг на друга.

– Будем надеяться, что ничего серьезного, – произнесла миссис Леннокс.

– Конечно, ничего серьезного, – ответил Годард. – Возможно, только с моим чеком какие-то неувязки, и теперь миссис Брук придется оплатить мой проезд. Я понимаю, это звучит немного резко, но я всегда хотел играть роль избалованной собачонки при хорошенькой женщине.

– В этом случае я обязана вас предупредить, что все мои избалованные собачонки называют меня по имени, – отозвалась Карин.

Обмен шутками эмоций не вызывал – было слишком душно и слишком влажно.

Кроме того, все думали о радиограмме, после получения которой капитан быстро удалился. Есть из-за жары тоже никто не хотел. Собравшиеся извинились перед стюардом и удалились.

За это время солнце уже успело скрыться за пелену туч. Поэтому все остались на палубе со стороны бакборта. Минут через двадцать появился Линд и сразу же исчез в коридоре, но когда все проходили мимо каюты Эгертона, то увидели через иллюминатор, что он находится в ней.

– Что случилось? – поинтересовался Годард.

– Самое что ни на есть невероятное. Сейчас я вам все расскажу. – Линд закрыл иллюминатор на задвижку, запер дверь каюты на ключ и сунул его в карман. – Пойдемте в салон, – предложил он. – Капитан считает, что нет смысла утаивать все это от вас, поскольку вы были активным свидетелем всего происшедшего. Когда мы прибудем в Манилу, нас встретят полиция и репортеры. Можете спокойно подготовиться к этому.

– В связи с Эгертоном? – уточнил Годард.

Линд кивнул.

– Прочтите вот это, – сказал он и протянул ему две радиограммы. – Сначала вот эту. Обе посланы из Буэнос-Айреса с интервалом в два часа. Годард прочел:

«Капитану „Леандра“ (Радио Сан-Франциско) Срочно выясните на судне пассажира который пользуется именем Уолтер Эгертон тчк Имеет британский паспорт и утверждает что был полковником английской армии тчк Носит черную повязку левом глазу седые волосы седая борода говорит английском языке высших классов тчк При наличии такого пассажира ни в коем случае не сообщать ему радиограмме и не вызывать у него никаких подозрений тчк Не передавать ему никаких радиограмм на его имя тчк Маниле вместе лоцманом на борт прибудет полиция тчк Паспорт фальшивый тчк Этот человек предположительно Гуго Майер».

Годард посмотрел на Линда. Теперь он понял, что тогда выкрикнул Красицки. Он выкрикнул его имя. Обе женщины подтвердят, что Красицки выкрикивал что-то похожее, и Линд кивнул в знак согласия.

После этого Годард прочел последнюю «Ответ лейтенанту Гансу Рихтеру полиции Буэнос Айреса».

– Нет, этого просто не может быть! – воскликнула Карин. – Это был такай милый, очаровательный человек!

Линд развел руками:

– Судя по всему, Красицки не сомневался в этом.

– Но ведь все считали, что Гуго Майер уже двенадцать лет как мертв, – напомнила Мадлен Леннокс.

– Не все, – ответил Линд. – Его все еще продолжали искать.

– Должно быть, он почуял, что они напали на его след, и попытался ускользнуть от них, – высказал предположение Годард.

– Просто ускользнуть – это ему не помогло бы, – предположил Линд. – Ему нужно было изменить свое имя.

– А эта радиограмма от сеньоры Сантос? – заметил Годард. – Возможно, она содержала намек, что они разыскивают человека по имени Эгертон?

– Неплохая мысль, Шерлок Холмс, – похвалил его Линд и протянул ему второе сообщение. – Вы совершенно правы.

Годард прочел:

«Капитану „Леандра“ (Радио Сан-Франциско) Получили Вашу радиограмму на имя Консуэлы Сантос о смерти Уолтера Эгертона тчк Подтверждаются подозрения что Эгертон был Гуго Майером тчк Строго предписывается сохранить труп окончательной идентификации личности посредством отпечатков пальцев по прибытии Манилу тчк Подробный ответ на адрес Ганса Рихтера».

Гарри тихо присвистнул:

– А время в Буэнос-Айресе…

– Приблизительно на четыре часа меньше, чем у нас, – подсказал Линд.

– Черт возьми! Значит, первая радиограмма была послана где-то за два часа до погребения?

– Но вины Спаркса тут никакой нет, – объяснил Линд. – Его часы работы соответствуют международным часам в этой зоне. И капитан тут тоже не виноват. Он послал радиограмму по указанному Эгертоном адресу, и ему ответили, что на труп никто притязаний не имеет. К тому же наш корабль не отделение полиции. Просто получилась маленькая несогласованность, и уже в следующем сообщении… можно предположить, что будет в следующей радиограмме.

– Что? А, понимаю! – И Годард действительно понял, что имел в виду Линд. – На каюту Эгертона наложить сургучные печати?

– Вот именно. Капитан уже дал ответ на первую радиограмму, что Эгертон мертв и погребен в открытом море, когда пришла вторая с той же станции. Они, видимо, разошлись в пути. И все же нам ясно, чего они хотят. У них есть отпечатки пальцев Майера, и когда мы прибудем в Манилу, тамошние власти смогут найти в его каюте много отпечатков, которых наверняка хватит для идентификации личности. Но мы и так заперли каюту после того, как сняли постельное белье. Я даже запер иллюминатор, а на двери будет повешен еще один замок.

– Все остальное – рутина. Зеркало, стаканчик для чистки зубов и так далее, – продолжил Гарри.

Линд кивнул:

– Каютный стюард говорит, что там есть целый набор щеток для волос… с серебряными окантовками. Вот так-то… Ну, мне пора идти на вахту.

Он вышел из салона, а оставшиеся какое-то время пытались переварить все то, что от него узнали. Значит, этот очаровательный англичанин на самом деле палач, который хозяйничал в свое время в Польше, и после Эйхмана его ищут очень активно.

– А в итоге выяснится, что все это чепуха, – наконец сказала Карин.

Нет, подумал Годард, это не чепуха. Все так и есть, ибо все детали точно соответствуют друг другу. Фальшивая повязка на глазу ясно свидетельствует, что это не Эгертон, а кто-то другой. И если немецкий отдел Интерпола в Буэнос-Айресе и жертва из концентрационного лагеря на корабле «Леандр» одновременно идентифицировали личность Эгертона, то тут уже сомнений быть не может.

И тем не менее у Годарда были какие-то неясные сомнения, но чем они вызваны, он не понимал. Может быть, тем фактом, что поляк смог опознать Майера через четверть века? Нет, дело не в этом. Столь существенно черты не меняются даже за двадцать пять лет, а поляк знал своего мучителя при необычных условиях, так что его лицо наверняка на всю жизнь запечатлелось в его памяти.

Но потом Годард все-таки понял, что именно заронило в его душу сомнения, и даже улыбнулся. Он слишком долго жил в мире иллюзий, а теперь попытался вернуться в обычный, реальный мир. И что же выходило? Выходило, что двадцать четыре года мир тщетно искал этого военного преступника, и вдруг нациста обнаружили сразу две личности, которые при этом удалены друг от друга чуть ли не на расстояние половины земного шара, и обнаружили его в один и тот же день и даже почти в один и тот же час. Нациста убивают, хоронят в море и идентифицируют, то есть все идет как по маслу, словно все было запланировано компьютером.