Электронная библиотека » Чигози Обиома » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Оркестр меньшинств"


  • Текст добавлен: 29 декабря 2021, 03:34


Автор книги: Чигози Обиома


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Эгбуну, Ндали была тронута этой частью его истории. Хотя она и не слушала его молча, задавала вопросы («Он так и сказал?», «И что случилось потом?», «Вы сами это видели?»), я решил не приводить их, поскольку должен сосредоточиться на истории об этом существе, которому мой хозяин когда-то отдал сердце. Но в свете случившегося теперь и той причины, по которой я стою перед тобой и свидетельствую о моем хозяине, я должен передать ее речь в тот момент истории моего хозяина, когда его желание вернуть то, что ему принадлежало, достигло предела, чуть ли не безумия. Устало покачав головой, она сказала:

– Вероятно, это очень грустно, когда птицу, которая принадлежит тебе, ради которой ты страдал, вот так вот отбирают у тебя. Наверно, это мучительно.

Он только кивнул и продолжил. Он сказал ей, что к пятому дню впал в отчаяние. Он забрался на дерево на заднем дворе, откуда ему открывался вид на участок соседа. Он увидел Эджике, тот сидел на табуретке за забором в своем дворе и гладил гусенка. Поначалу моему хозяину показалось, что гусенок мертв, но потом он увидел, как затрепыхались его крылья – гусенок пытался улететь от своего тюремщика, который быстро наступил ногой на красную бечевку, привязанную к ноге птицы. Гусенок сопротивлялся, снова и снова поднимал ногу и хлопал крыльями, но бечевка не пускала его. И вот, пока мой хозяин смотрел на это, жестокая идея пришла ему в голову.

Чукву, как только я прозрел намерение его сердца, я стал возражать против него. Я осенил его голову мыслью об опустошенности и боли, которые станут его уделом, если он осуществит задуманное. Он задумался на мгновение, даже представил, как кровь вытекает из проделанной камнем дыры в голове птицы, и его это испугало. Но, как ты знаешь, чи не может идти против воли хозяина, как не может и заставить хозяина поступать против его воли. Вот почему старые отцы говорят, что если человек хранит молчание, то и его чи безмолвствует. Это универсальный закон духов-хранителей: человек должен проявить волю, чтобы его чи начал действовать. Я, таким образом, оказался в трудной ситуации – был вынужден беспомощно смотреть, как он делает то, что в конечном счете заставит его страдать. Он вернулся с рогаткой, сел на кривую ветку и спрятался в листве. Оттуда он видел птицу, привязанную к ножке табурета, на котором только что, перед тем как уйти в дом, сидел Эджике.

В этом месте своей истории мой хозяин понял: он не хочет рассказывать Ндали, что способен на серьезное насилие, поэтому прервал рассказ и солгал ей, сказав, что перестал любить гусенка, поскольку тот больше не принадлежал ему. Он сказал ей, что, поскольку гусенок прилепился к Эджике, он надумал убить птицу, чтобы отомстить ее новому хозяину. Когда Ндали кивнула и сказала: «Я понимаю, продолжайте», – он рассказал ей, как выстрелил в птицу камнем и не промахнулся. Камень попал гусенку в ногу, и он упал с криком, означавшим, вероятно, боль. Мой хозяин спрыгнул с дерева, его сердце превратилось в громкий барабан. Он вбежал в свою комнату, а немного спустя к нему с окровавленной птицей примчался Эджике, он кричал, что гусенок умрет, если его не лечить. Так оно и случилось, несколько дней спустя после того, как мой хозяин вернул себе птицу и принес ее назад в дом, он проснулся утром и увидел, что гусенок лежит в середине комнаты, крылышки его плотно прижаты к телу, голова безжизненно свесилась набок. Ноги его были жесткие и безжизненные, когти загнулись вниз из-за трупного окоченения.

Гаганаогву, смерть птицы стала очень тяжелым ударом для моего хозяина. Он рассказал Ндали, как оплакивал свою утрату, как ругал себя – отец даже был вынужден его наказать. Но это ничего не изменило. Из школы стали приходить жалобы на его невнимательность, постоянные прогулы. Его отвращение к себе было настолько сильным, что он специально провоцировал наказания и принимал их – в особенности порку – с мазохистским безразличием, вызывая тревогу учителей. Они поставили в известность отца, который к тому времени боялся его наказывать, потому что тот из пухленького мальчишки превратился в щепку. Однажды в отчаянной попытке спасти сына отец взял его на птицеводческую ферму близ города. Мой хозяин подробно описал Ндали эту большую ферму: сотни птиц перед его глазами – одомашненные птицы разных пород. И вот там среди запаха тысячи перьев и кудахтанья сотен голосов его сердце наконец оттаяло и вернулось к жизни. Он с отцом вернулся вместе с клеткой, полной куриц, и с двумя индейками, и так начался их птичий бизнес.


Эбубедике, когда он поведал ей эту историю, они некоторое время молчали. В тишине он перебирал сказанные им слова – не сорвалось ли у него с языка чего-нибудь такого, что выставляло бы его в дурном свете. И она сидела, погрузившись в размышления, может быть, обдумывала его слова. Осмотрительность – вот что лежало в основе его самооценки. Он должен был сохранять в себе это свойство, потому что оно поддерживало его. А потому для него крайне важно было скрыть бо́льшую часть подробностей из его прошлого, а для его языка – сохранять бедность речи даже под давлением. Мучимый тем, что рассказал ей столько, он позволил своим мыслям переключиться на томаты, которые он посадил на прошлой неделе и еще не поливал, когда она вдруг заговорила.

– Прекрасная история, – сказала Ндали после размышлений, показавшихся ему долгими.

Он кивнул:

– Вам понравилось, мамочка?

– Понравилось, – ответила она. – Вы горюете по своей семье? Кстати, а что ваша сестра?

При всей простоте этого вопроса ему потребовалось немало времени, чтобы дать ответ. Я достаточно долго пробыл среди людей, чтобы знать: они хранят информацию о тех, кто их обидел, иначе, чем информацию о других. Эти сведения находятся в плотно закупоренных сосудах, крышки которых нужно открыть, чтобы вспомнить об обидчиках. Или, в худших случаях – таких, как воспоминание об изнасиловании его бабушки солдатами во время войны, – кувшин должен быть разбит на кусочки. Поэтому он только сказал:

– Она живет в… гммм… Лагосе. Мы с ней вообще-то не разговариваем. Ее зовут Нкиру.

– Почему?

– Мамочка, она ушла из дома перед смертью папы. Она, понимаете, она… как это сказать? Бросила нас. – Он поднял голову, встретился с ней взглядом. – Она ушла из-за мужчины, хотя никто не хотел, чтобы она выходила за него, потому что он совсем старый, он такой старый, что мог бы ее отцом быть. Да что там, он на пятнадцать лет старше, чем она.

– Ай-ай! И почему она так поступила?

– Не знаю, сестра моя. – Он внимательно посмотрел на нее – как она прореагировала на его новое обращение. Потом сказал: – Не знаю, мамочка.

Эгбуну, хотя больше он ей пока ничего про сестру не сказал, когда человек снимает такую крышку, он видит больше, чем может рассказать. И часто нет способа остановить это. «Почему ребенок бросает родителя?» – спрашивал у него отец, а он отвечал, что не знает. А отец, услышав это, моргал, и по его щекам медленно текли слезы. Его отец покачивал головой, щелкал пальцами. А потом крепко сжимал зубы, скрежетал ими. «Это выше моего понимания, – говорил отец с еще большей горечью, чем прежде. – Выше понимания любого, живого или мертвого. Ах, Нкиру. Ада му ох!»[29]29
  Ах, моя дочь! (игбо)


[Закрыть]

Поскольку воспоминание из этого кувшина тяжело давило на моего хозяина, ему захотелось сменить тему разговора.

– Я принесу вам что-нибудь выпить, – сказал он и поднялся.

– А что у вас есть? – Она встала рядом с ним.

– Нет, мамочка, вы сядьте. Вы моя гостья. Вы должны сидеть и не мешать мне покормить вас.

Она рассмеялась, и он увидел ее зубы – какими они казались нежными, выстроились в ряд чуть ли не изысканно, как у ребенка.

– О'кей, но моя стоять хотеть, – сказала она.

Он стрельнул в нее взглядом и выгнул бровь.

– Я не знал, что вы говорите на пиджине, – сказал он и рассмеялся.

Она закатила глаза и вздохнула, как это делали великие матери.

Он принес две бутылки фанты, дал ей одну. Он все еще покупал ящиками напитки, которые назывались «фанта» и «кола», как покупал его отец для гостей, хотя у него почти никаких гостей и не бывало. Несколько бутылок он держал в холодильнике, а пустые ставил в ящик.

Он показал на обеденный стол с четырьмя стульями вокруг него. На использованной жестянке от «Бурнвиты» стояла свечка, принявшая невообразимую форму от наплывов воска, который образовал у основания слой, напоминающий корявые корни старого дерева. Он поставил жестянку на край стола у стены, а сбоку выдвинул стул для нее. Он увидел, что она смотрит на календарь на стене с изображением алуси Белого Человека Джизоса Крайста в терновом венце на голове. Слова, написанные у поднятого пальца Джизоса, пробежали по ее губам, но не стали слышимыми. Он открыл банку, когда она села, а когда собрался убрать открывашку, она ухватила его руку.

Иджанго-иджанго, даже столько лет спустя я не могу в полной мере понять все, что произошло в этот момент. Она, казалось, каким-то таинственным способом сумела прочесть намерения его сердца, которые все время отражались на его лице как сущность. И она сумела с помощью какой-то алхимии понять, что улыбка, которую он носил все время на лице, была борьбой его тела, попыткой справиться с темной бескомпромиссностью собственного вулканического желания. Они почти час занимались любовью с необыкновенной неистовостью, с очарованием, и их энергии не было конца. Он чувствовал странную смесь неверия и облегчения, а что чувствовала она – я не могу описать. Ты же знаешь, Чукву, ты много раз отправлял меня поселяться в разных людей, жить с ними, становиться ими. Ты знаешь, что я видел многих людей раздетыми. И все же ярость их соединения обеспокоила меня. Возможно, все объяснялось тем, что это был их первый раз и они оба понимали – потому что он и в самом деле так думал, – что между ними есть что-то невыразимо глубокое, и тут я вспомнил слова ее чи: «Моя хозяйка воздвигла фигурку в святилище своего сердца». Может быть поэтому в конце, когда оба они были покрыты по́том и он увидел слезы в ее глазах, он лег рядом с ней, произнося слова, которые – хотя слышать их могли только она, он и я – были слышны и в загробном царстве человека как оглушительные восторги, предназначенные для ушей человека и духов, живых и мертвых, отныне и навсегда: «Я нашел! Я нашел! Я нашел!»

5. Оркестр меньшинств

Гаганаогву, быт любовников часто превращается в рутину, а потому со временем новый день становится неотличим от предыдущего. Любовники носят слова друг друга в своих сердцах и когда они вместе, и когда врозь; они смеются; они разговаривают; они занимаются любовью; они спорят; они едят; они вместе ухаживают за птицей; они смотрят телевизор и мечтают о совместном будущем. Так вот идет время, накапливаются воспоминания, пока их союз не становится суммой всех слов, которые они сказали друг другу, их смеха, их любовных ласк, споров, обедов, их работы в птичнике и всего, что они делали вместе. Если они не вместе, то ночь для них не желанна. Они впадают в отчаяние, когда заходит солнце, и ждут с нетерпением, чтобы ночь, эта космическая завеса, которая разделила их, прошла в лихорадочной спешке.

К третьему месяцу мой хозяин понял, что больше всего ценит то время с Ндали, когда она помогает ему в птичнике. Хотя многие вещи, связанные с содержанием кур, – например, запах в птичниках, то, что птицы почти всюду оставляют помет, забой тех, что продаются в рестораны в виде мяса, – все еще беспокоили ее, за курами она ухаживала с удовольствием. И хотя она без сетований работала с моим хозяином, его все же беспокоило ее отношение к этой работе. Он часто вспоминал ученого университетского лектора на птичьем рынке в Энугу, который горько негодовал, говоря о привычке птицеводов держать куриц за крылья, называя это жестоким и бездушным. Хотя сама Ндали училась на фармацевта и иногда на фотографиях, которые она ему показывала, была в лабораторном халате, она подобной щепетильностью не страдала. Она с легкостью выдирала переросшие птичьи перья. Она собирала яйца, когда приезжала рано утром или оставалась у него на ночь. Но она занималась не только птицами – она заботилась о нем и о доме. Она засовывала руку в темные и тайные уголки его жизни и перетрагивала там все. А со временем она стала тем, о чем долгие годы тосковала, чуть не плача, его душа.

За прошедшие три месяца эта женщина, с которой он случайно познакомился на мосту и которая стала причиной моего преждевременного свидетельствования этой ночью, перевернула его жизнь. Ндали без предупреждения приехала как-то днем с новым четырнадцатидюймовым телевизором и утюгом. Несколько недель перед этим она смеялась над ним, называя его единственным человеком среди ее знакомых, кто не смотрит телевизор. Он не сказал ей, что у него до недавнего времени был родительский телевизор, всего за несколько недель до его повторной встречи с ней, когда он в ярости после исчезновения Моту разбил его в мелкие дребезги. Позднее, поняв, что сделал, он отнес телевизор в мастерскую по соседству. Повозившись немного с телевизором, мастер сказал, страдальчески качая головой, что ему лучше купить новый. Стоимость сломанных запчастей, нуждающихся в замене, равна стоимости нового телевизора. Он оставил старый телевизор у мастера в его маленькой мастерской на оживленном шоссе, в окружении зиккуратов всевозможной электроники в разных состояниях неработоспособности.

Помимо того что Ндали приносила ему новые вещи, она еще и поддерживала порядок в доме. Постоянно подметала пол в ванной, а когда после сильного ливня через сливную трубу запрыгнула лягушка, она вызвала водопроводчика, чтобы поставил сетку на выходе из трубы. Она отскребла от грязи плитку в ванной, которую не чистили много месяцев. Она купила ему новые полотенца и повесила их не на дверь – «потому что на двери наверняка пыль» – и не на согнутый гвоздь внутри двери – «потому что гвоздь заржавел и оставляет пятна на полотенце», – а на пластиковые плечики. Время шло, она, казалось, каждый день улучшала что-то в его жизни, и даже Элочукву, которому хозяин теперь почти не уделял внимания, теперь не уставал удивляться огромной перемене, произошедшей с ним.

Хотя мой хозяин ценил ее покупки, он особо о них не задумывался до конца третьего месяца, когда Ндали отправилась со своими родителями в Британию, на землю Белого Человека. Причина этого состоит в том, что люди не видят ясно вещи у них перед глазами, пока не посмотрят на них с расстояния. Один человек, будучи обижен другим, может ненавидеть обидчика, но по прошествии значительного времени его сердце начинает оттаивать по отношению к этой личности. Вот почему мудрые отцы говорят, что человек яснее слышит послание барабана уду с расстояния. Я видел это много раз. И вот во время ее отсутствия все, что она ему говорила, стало отчетливее, он ощутил все перемены в своей жизни, понял, что его прошлое до ее появления представляется теперь совсем другой эпохой, не похожей на настоящую. И в течение этих дней в одиночестве, когда он размышлял обо всем, к нему пришло желание, подкрепленное всей сокрушительной силой убежденности: он хочет жениться на Ндали. Он встал на ноги и прокричал:

– Я хочу жениться на тебе, Ндали!

Иджанго-иджанго, не могу описать радости, которую я видел в моем хозяине тем вечером. Никакая поэзия, никакой язык не могут адекватно описать это. Я задолго до приезда его дядюшки, который сказал, чтобы он искал себе жену, понимал, что он жаждет этого со времени смерти его матери. Я, его чи, целиком и полностью поддерживал его. Я видел эту женщину, одобрял ее заботу о нем и даже получил подтверждение ее чи в том, что она любит его. И я был убежден, что жена восстановит мир, который он потерял после смерти матери, потому что ранние отцы в своей милосерднейшей мудрости говорят, что, когда человек строит дом и компаунд, даже духи ожидают, что он вступит в брак.

Два дня спустя после принятия им этого решения Ндали вернулась в Нигерию. Она позвонила ему, прилетев с семьей в Абуджу, разговаривала с ним шепотом. Вдруг он услышал звук открывающейся двери там, где находилась Ндали, и в этот момент разговор оборвался. Во время этого звонка он собирал яйца и засыпал пол опилками в главном курятнике. Когда она позднее в тот день добралась до Умуахии и позвонила ему, разговор опять прервался посредине. В этот раз он только-только закончил есть в ресторане, куда поставлял яйца и куриное мясо и где ел время от времени. Они начали говорить, но она вдруг резко оборвала разговор при звуке открывающейся двери.

Мой хозяин положил телефон и ополоснул руки в пластиковой миске, куда набросал кости рыбы бонга, поданной с супом эгузи. Он заплатил дочери ресторатора, чья манера носить шарф, сложенный наподобие птичьего хвоста, часто напоминала ему Моту. Он взял зубочистку из пластмассовой вазочки и вышел на солнце. Он помахал уличному продавцу, который предлагал воду в маленьких запаянных пакетиках, выкрикивая свой призыв: «Покупайте «Чистую воду», покупайте «Чистую воду!» Агуджиегбе, эта покупка и продажа воды всегда меня поражала. Старые отцы даже во времена засухи и представить себе не могли, что воду – самое изобильное предусмотрение самой великой богини земли – можно продавать так, как охотники продают дикобразов! Он купил одну упаковку «Чистой воды» и засовывал в карман десять найра сдачи, когда телефон зазвонил снова. Он вытащил телефон из кармана, хотел было раскрыть его и ответить на звонок, но засунул назад в карман. Он выплюнул зубочистку, открыл упаковку с водой, выпил все содержимое и бросил ее в ближайший куст.

Мой хозяин злился. Но злость в такой ситуации нередко становится плодовитой кошкой, которая приносит пометы один за другим, и злость уже заронила в него ревность и сомнение. Потому что, возвращаясь к фургону, он не уставал спрашивать себя, зачем ему отдавать себя женщине, которая, кажется, ничуть его не любит. Я осенил его мыслью, что ему нет нужды раздражаться на нее, и предложил подождать, пока он не услышит ее объяснения и не узнает всю историю.

Он не ответил на мое предложение, а просто вошел в фургон и, все еще пребывая в ярости, поехал по Бенд-роуд мимо большой колонны, на которой было написано название города. Он выехал на трудный перекресток, где между его фургоном и другой машиной вклинился трехколесный автомобиль, и если бы он не ударил по тормозам, то врезался бы в трехколесный кеке напеп[30]30
  Название популярной трехколесной машины в Нигерии.


[Закрыть]
. Водитель маленькой машины выругал моего хозяина, съехавшего на обочину.

– Дьявол! – крикнул мой хозяин этому человеку. – Вот так вы и помирай. Твой ехай обычный кеке напеп, но твой ехай как грузовик.

Пока он кричал, зазвонил его телефон, но он не стал его доставать. Он проехал мимо собора Матери Божьей, где давно не был, потом по маленькой улочке до своей фермы. Он заглушил двигатель, достал телефон и набрал ее номер.

– Что ты делаешь? – закричала она в телефон. – Что?

– Я не… – сказал он, тяжело дыша в телефон. – Я не хочу говорить с тобой по телефону.

– Нет, ты должен со мной говорить. Что я тебе сделала?

Он отер пот со лба, опустил окно.

– Я рассердился, что ты сделала это снова.

– Что я сделала снова, Нонсо?

– Ты меня стыдишься. Ты прервала разговор, потому что кто-то вошел в комнату. – Он слышал, что его голос возвышается, что он говорит громче, впадает в неистовство, говорит тоном, который она часто называла грубым. Но он уже не мог остановиться. – Скажи мне, кто открыл дверь, когда ты отсоединилась?

– Нонсо…

– Ответь мне.

– О'кей. Моя мать.

– Ну, ты видишь? Ты отказываешься от меня. Ты не хочешь, чтобы твоя семья знала обо мне. Ты не хочешь, чтобы они знали, что я твой парень. Ты же видишь, ты отказываешься от меня перед лицом твоей родни, Ндали.

Она пыталась возразить, но он все говорил и говорил, не давая ей вставить и слово. Теперь он ждал, когда она ответит, волновался еще сильнее, не потому, что тон выдавал его, но и потому, что назвал ее по имени, а делал он это, только когда очень на нее сердился.

– Ты здесь? – спросил он.

– Да, – ответила она после паузы.

– Тогда давай говори.

– Где ты сейчас? – спросила она.

– Дома.

– Тогда сейчас буду.

Он сунул телефон в карман, и безмолвная радость наполнила его. Было очевидно, что она не собиралась приезжать к нему, разве что через несколько дней, но он хотел, чтобы она приехала как можно скорее. Потому что он тосковал без нее и злился отчасти и из-за этого. Еще он злился из-за тревоги, которая поселилась в нем, пока Ндали не было, и стала еще навязчивей, когда он решил жениться на ней. Как это часто случалось с ним – и с большинством людей, – сомнительная идея достигла степени убежденности. Поначалу люди верят таким мыслям, но спустя какое-то время их взгляд становится острее, проницательнее, они начинают видеть ущербность своих планов. Вот почему несколько часов спустя он понял – словно это было долго скрыто от него, – что он не богат, не очень красив, а по уровню образования не выше средней школы. Она же, по контрасту, в ближайшем будущем должна была окончить университет и стать врачом (хотя, Эгбуну, она много раз говорила ему, что будет фармакологом, а не врачом). Ему было необходимо, чтобы она успокоила его каким-то образом, сказала, что он ошибается, что он не ниже ее, а такой же, как она, ровня ей. И что она любит его. Согласившись приехать, именно она и настроила его на такой лад, хотя сама и не знала этого.

Он вышел из фургона и отправился на маленькую ферму, остановился на полпути между рядами растущих томатов, чтобы посмотреть на колосья кукурузы за ними. Наверное, он спугнул зайца, который припустил в кукурузное поле быстрыми, громадными прыжками, размахивая хвостом. Сделав несколько прыжков, заяц остановился, поднял голову, огляделся, побежал дальше. Мой хозяин увидел чью-то майку – может быть, ее занесло туда ветром с какого-нибудь компаунда, – она лежала на одном из растений, наклоняла его. Он поднял майку. Она была испачкана землей, по ней ползла черная, с сетчатым рисунком, тысяченожка. Он стряхнул тысяченожку и пошел с майкой, чтобы выбросить ее в мусорный бачок за кирпичной оградой, когда появилась Ндали.


Эзеува, мудрые отцы в своей осторожной мудрости говорят, что, в какую бы позицию ни становился танцор, флейта будет сопровождать его. Мой хозяин в тот вечер получил то, что хотел: она пришла к нему. Но он получил это за счет протеста и диктовал мелодию флейтисту. И когда он вошел в дом, она вскочила на ноги и закрыла усталое лицо рукой. Она отвернулась, как только он вошел, и, опустив глаза, сказала:

– Я приехала не спорить, а поговорить спокойно, Нонсо.

Опасаясь, что ее слова потребуют от него длительной сосредоточенности, он сказал, что сначала должен покормить птицу. Он поспешил во двор, ему хотелось как можно скорее вернуться к ней. Он открыл сделанную из дерева и сетки дверь клетки. Куры повалили наружу, издавая воодушевленное кудахтанье. Они на всех парах, исполненные лучших ожиданий, бросились к гуаве, где он расстелил мешки, хотя корм еще не насыпал. Когда они начали клевать, он пошел в дом и вставил клин между дверью и косяком, так чтобы закрытой осталась только москитная сетка. Он зачерпнул еще одну большую, последнюю чашку с пшенкой и завязал почти пустой мешок, который держал в одном из кухонных шкафов, чтобы птицы не склевали остатки пшенки. Затем вернулся во двор и высыпал корм на мешки у ствола дерева, стая голодных птиц тут же набросилась на еду.

Когда он вернулся в гостиную, Ндали сидела и разглядывала камеру, которую привезла из страны Белого Человека, она называла ее «поляроидная камера». Ее сумочка все еще была у нее под боком, а туфли, которые она называла просто «каблуки», оставались на ней, словно она собиралась вскоре уходить. Эгбуну, если о состоянии разума человека часто можно судить по выражению его лица, то теперь по дочерям великих матерей трудно судить, что у них в голове. Это потому, что они украшают себя не так, как матери. Они теперь избегают ули, хитроумных косичек, ношения бус и раковин каури. И теперь женщина вольна сама себе покрыть лицо самыми разными красками с помощью одной кисточки, а если какая в горе-несчастье, то она может нанести на лицо столько краски, что даже и счастливой покажется. Вот такой Ндали и выглядела в тот день.

– Так скажи мне, – сразу же начала она, когда мой хозяин сел. – Ты хочешь познакомиться с моей семьей?

Он обосновался на самом просевшем из диванов, так что его тело опустилось низко и он едва видел всю ее целиком, хотя и сидел прямо перед ней.

Чувствуя злость в ее голосе, он сказал:

– Так оно, если мы хотим пожениться…

– Значит, ты хочешь жениться на мне, Нонсо?

– Так оно, мамочка.

Она закрыла глаза, когда говорила, а теперь открыла, и ему показалось, что они покраснели. Она изменила свое положение на диване так, что ее ноги чуть не упирались в его.

– Ты и вправду этого хочешь?

Он посмотрел на нее снизу вверх:

– Так оно.

– Тогда ты познакомишься с моей семьей. Если ты говоришь, что хочешь жениться на мне.

Эгбуну, она сказала это так, словно произносить эти слова ей было больно. И тут стало ясно, для этого и ясновидца не требовалось, что на сердце у нее лежит какая-то тяжесть, спрятана в темном уголке ее разума и она не будет ее раскрывать. Мой хозяин тоже увидел это, а потому перетащил ее на свой большой диван, усадил рядом и спросил, почему она не хочет, чтобы он познакомился с ее родней. Вместо ответа она отстранилась от него и отвернулась. И тут он понял, что она боится. Он понял это, хотя она и отвернулась, и он видел только ее большие, свисавшие чуть не до плеч сережки в виде колец, в которые вполне могли войти два его пальца. Потому что страх – одна из эмоций, которая выражает первобытную наготу лица человека, и каждый раз, когда страх являет себя, любой смотрящий узнает его, как бы ни было разукрашено лицо.

– Почему это тебя печалит, мамочка?

– Меня это не печалит, – сказала она, когда он еще даже не договорил.

– Тогда почему ты боишься?

– Потому что ничего хорошего из этого не получится.

– Почему? Почему я не могу познакомиться с семьей моей подружки?

Она посмотрела на него немигающим твердым взглядом в ответ на его такой же твердый взгляд:

– Ты познакомишься с ними, я тебе обещаю. Но я знаю моих родителей. И моего брата. Я их знаю. – Она опять покачала головой: – Они гордые люди. Ничего хорошего из этого не получится. Но ты с ними познакомишься.

Он молчал, ошеломленный услышанным. Ему хотелось узнать больше, но он был не из тех, кто задает слишком много вопросов.

– Когда я вернусь домой, я скажу им про тебя. – Она нервно постукивала ногой по полу. – Сегодня вечером, я скажу им про тебя сегодня вечером. А потом посмотрим, когда я смогу тебя пригласить.

Сказав это, она словно огромную тяжесть сбросила с плеч и теперь прижалась к нему, глубоко вздохнула. Но ее слова застряли в его сознании. Потому что те слова, которые она произнесла – «Ничего хорошего из этого не получится», «Значит, ты хочешь жениться на мне?», «Ты познакомишься с ними, я тебе обещаю», «А потом посмотрим, когда я смогу тебя пригласить», – нелегко выбросить из головы. В них нужно разбираться медленно, по одному. Он переваривал их, когда услышал со двора отчетливый звук, напугавший его.

Он вскочил на ноги и в одно мгновение оказался на кухне, взял рогатку с подоконника и открыл москитную дверь. Но было слишком поздно. Когда он выскочил во двор, ястреб уже оседлал восходящий поток, он бешено хлопал крыльями в устремляющихся вверх струях воздуха, а в когтях держал одного из желто-белых цыплят. Поднимаясь, он задел крыльями веревку с бельем, та завибрировала, и два стираных предмета одежды упали на землю. Мой хозяин выстрелил в птицу из рогатки, но камень пролетел мимо. Он вставил другой камень, но понял, что все это бесполезно. Ястреб поймал слишком высокий поток и начал набирать скорость, глаза его уже не смотрели вниз, а были устремлены вперед, в бесцветную бесконечность неба.

Чукву, ястреб – опасная птица, она такой же убийца, как леопард. Ястреб не желает ничего другого, кроме мяса, и всю жизнь проводит в охоте. Он – несказанная тайна среди птиц небесных. Он – парящее божество с быстрыми крыльями и безжалостными когтями. Великие отцы изучали ястреба и коршуна, его брата, они сочинили притчи, объясняющие его природу, одна из таких притч передает то, что случилось с курами моего хозяина: перед каждой атакой ястреб говорит курице: «Держи цыплят поближе к груди, потому что мои когти пропитаны кровью».

Мой хозяин, исполненный ярости, провожал глазами улетающего ястреба, когда Ндали открыла москитную дверь и вышла во двор.

– Что случилось? Почему ты вдруг выбежал?

– Ястреб, – сказал он, не глядя на нее.

Он указал вдаль, но солнце заставило его прищуриться. Он поднял руку, закрывая глаза от солнца и глядя туда, куда улетела птица. Но сцена нападения все еще стояла перед его глазами так ясно, так живо, что ему казалось, будто она продолжается. Он уже ничего не мог сделать, чтобы спасти одного из своих подопечных от растерзания. Он один знал, сколько трудов стоило ему вырастить этих птиц, а теперь одну из них забрали у него, как забирали и прежде, а он не смог ее защитить.

Он огляделся и увидел, что остальные птицы – за исключением курицы, цыпленка которой похитили, – укрылись в безопасном птичнике. Скорбящая курица расхаживала по двору шаткой походкой, кудахтала, и он знал, что она говорит на птичьем языке боли. Он молча указал направление на пустом небе.

– Я ничего не вижу. – Она приложила ко лбу ладонь козырьком и снова обратилась к нему: – Ястреб унес цыпленка?

Мой хозяин кивнул.

– Боже мой!

Он посмотрел на последствия нападения: кровь и перья на земле.

– И скольких он унес? Как он…

– Офу, – сказал он, потом, напомнив себе, что говорит с человеком, который предпочитает не изъясняться на игбо, добавил: – Всего одного.

Он положил рогатку на скамью и бросился за причитающей курицей. Ей удалось ускользнуть от него. Тогда он предпринял вторую попытку – кинулся на нее, выставив вперед обе руки, ухватил за крыло близко к левому плечу, прижал к ограде. Потом поднял ее ногу, осторожно избегая шпоры. Курица замолчала, подняла хвост.

– И как это случилось? – спросила Ндали, собирая упавшую одежду.

– Просто налетел… – Он замолчал, погладил мочку уха курицы. – Просто упал на них и схватил одного из цыплят этой мамы-курицы, ее Ада зовут. Одного из ее новеньких.

Он отнес курицу Аду назад в клетку и медленно закрыл дверь.

– Очень грустно, обим[31]31
  Дорого́й, дорогая (игбо).


[Закрыть]
.

Он потер ладони одна о другую и пошел в дом.

– Такое часто случается? – спросила она, когда он вернулся в гостиную, помыв руки в ванной.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации