Текст книги "С первого взгляда"

– Им повезло, что они всегда и во всем могут положиться на вас.

Сейчас Жан-Шарль понимал, как несокрушимо сильна эта женщина, и источником ее силы были не высокое положение и влияние, которыми она пользовалась, а ее сердце, ее душа, все ее существо. Иначе она не смогла бы пережить все, что выпало на ее долю, все ужасы сиротского детства, смерть сына, предательство мужа… Он помнил в мельчайших подробностях все, что она ему рассказывала осенью, и еще больше восхищался ею. А сейчас к тому же понял, что потери не озлобили ее, не ожесточили, а сделали особенно отзывчивой и доброй. Он очень симпатизировал ей и раньше, но сейчас увидел, что ценил ее недостаточно высоко. Она поистине редкая женщина, и сердце у нее из чистого золота.

– А мне повезло, что я могу положиться на них, – сказала Тимми. – Они мне как родные. Мы почти все время проводим вместе. Замечательные люди.

– И вы замечательная, – тихо сказал он. – На меня произвело очень сильное впечатление то, что вы рассказывали мне в клинике осенью. Я ничего не забыл. Мало на свете людей, которые преодолели бы столько сверхчеловеческих трудностей и добились того, что удалось вам.

– Зря вы меня так хвалите, – улыбнулась она. – Неужели забыли, как я струсила, когда прорвался аппендикс. Стоит случиться какой-нибудь беде, и я смертельно пугаюсь, прямо как маленький ребенок. Может быть, все люди пугаются. Как ни грустно в этом признаться, но у меня уже нет той внутренней устойчивости, что была раньше. Сейчас мне труднее переживать то, что пугает. Удары, которые наносит нам жизнь, подтачивают наши силы.

– Я тоже иногда думаю о том, как разрушают нас время и жизнь. Наверное, разочарование, которым завершилась моя семейная жизнь, оказалось еще более опустошительным, чем я думал. Меня вконец извели постоянные обвинения и упреки. Извело недовольство, что я все делаю не так. В тот день, когда мы сказали детям, что разводимся, и я увидел, как они плачут, я подумал, что не выдержу их слез и умру. У меня было такое чувство, будто я их убил. Такая жестокая несправедливость по отношению к ним. И все равно я не могу остаться.

Он потерянно смотрел на нее, и их взгляды встретились.

– Нет, вы их не убили, – сказала Тимми сочувственно. – Просто пока еще они этого не понимают. И главное – они должны знать, что вы их по-прежнему любите. И всегда будете любить. Когда они это поймут, то успокоятся и всем станет гораздо легче. Со временем все привыкнут к перемене. И у всех будет своя жизнь. А вы имеете право распоряжаться своей.

– Меня терзает мысль, что они меня никогда не простят, – печально сказал Жан-Шарль. В глазах у него была тоска.

– Дети всегда прощают родителей, которые их любят. – Она улыбнулась, и на душе у него стало немного легче, когда он увидел свет добра в ее глазах. – Даже я простила своих за то, что они умерли.

Горе, которое на Тимми обрушилось, когда умерли ее родители, превратило ее детство в нескончаемый кошмар и обрекло на жизнь в приютах среди чужих равнодушных людей, пока она не стала взрослой. Но несчастья лишь возвысили ее дух и наполнили добротой и состраданием к людям, которые тяжело переживали свои разочарования, трагедии, болели, и сейчас Жан-Шарль видел, как глубоко и искренне она сочувствует ему.

– Благодарю вас за то, что выслушали меня. Сам не знаю почему, но я был уверен, что вы поймете… а может быть, и знал – почему. Вы очень сильная женщина, и у вас доброе сердце, – тихо произнес Жан-Шарль, не выпуская ее руки.

– Нет, Жан-Шарль, я не сильнее вас. Просто у вас сейчас все по живому. Вы приняли очень важное решение, вся ваша жизнь перевернулась. Поверьте мне, все встанет на свои места.

Она говорила спокойно и убедительно, и он с радостью впитывал ее слова утешения. И улыбался, глядя в ее ясные зеленые глаза своими глубокими серо-синими глазами, в которые возвращалась жизнь.

– Интересно, почему я вам верю? Вы умеете утешить. И при этом говорите так убедительно. – От Тимми и в самом деле исходило чувство уверенности.

– Я думаю, вы и сами знаете, что все, что я сейчас говорю, – правда.

– А вы всегда говорите правду? – спросил он.

Вопрос был непростой, и на него она должна была ответить честно.

– Стараюсь по возможности. – Она широко улыбнулась ему. – Но люди в большинстве своем не желают слушать правду.

Тимми вспомнила свой последний разговор с Заком, когда она выплеснула ему все, что у нее накипело. С тех пор прошло полтора месяца, и он за это время ни разу не позвонил, – и никогда больше не позвонит, она знала. И к ее великому удивлению, ей это было совершенно безразлично, будто его никогда и не было в ее жизни. Да и в самом деле, он так в нее и не вошел, был всего лишь иллюзией, в которую удобно верить. А Жан-Шарль способен глубоко и самоотверженно любить, забывать о себе, думая о счастье близких. Она поняла это еще осенью и теперь видела подтверждение своим мыслям в его глазах. Но тогда она смотрела на него иначе. Он принадлежал другой женщине, а сейчас словно бы оказался в вакууме и отчаянно пытался нащупать твердую почву под ногами. Такая подвешенность в пространстве была очень неприятна и непривычна, жить с таким ощущением трудно. И сейчас, выговорившись перед Тимми, он почувствовал, что ему стало легче, он никак этого не ожидал. Когда он пригласил ее выпить с ним коктейль, он всего лишь хотел провести час-другой в обществе женщины, которую считал очень милой и приятной. Но сейчас, к собственному изумлению, понял, что мотивы у него были другие. Какие именно – он пока еще не разобрался, однако чувствовал в потаенной глубине своего сердца, что между ними существует необъяснимая, но крепкая, может быть, даже нерасторжимая связь, и его неудержимо влечет к ней.

– Спасибо, что так долго слушали меня, – поблагодарил ее Жан-Шарль. Ему было неловко, что он сейчас так выбит из колеи. Четыре месяца назад он был сильным, поддерживал и успокаивал ее, теперь они поменялись ролями, поддерживала и утешала его она. Она щедро отблагодарила его, он это только потом понял. – Жалко, что вы не можете остаться еще на несколько дней. Но я понимаю, не очень-то весело сидеть и слушать, как я рассказываю о своих бедах.

– Всем нам приходится переживать трудные времена. Мне ли не знать. Жизнь мало кого щадит. Вы не должны считать, что в чем-то виноваты. В конце концов, именно горе и беды делают нас людьми.

Он глядел на нее и думал, какая же она редкая, удивительная женщина, столько несчастий выпало на ее долю, столько горя и боли, а она не сдалась, не смирилась, поднялась так высоко и при этом сохранила способность сострадать и сопереживать. А она в эту минуту точно так же думала о нем.

– Мне самой жалко, что я не могу остаться в Париже еще на несколько дней. Мне всегда так трудно отсюда уезжать. Ведь я даже не говорю по-французски, но мое сердце отдано Парижу навеки. И я пользуюсь любым случаем, чтобы побывать здесь.

– Город очень красивый, – улыбнулся он. – Хоть я и прожил в нем всю жизнь, но не устаю им любоваться.

– Вы родились в Париже?

– Да, хотя моя семья из Лиона. Мои двоюродные братья и сестры и сейчас там живут, в Лионе и в Дордони. В Дордони удивительная красота. Мы приезжаем туда заряжаться энергией, – сказал он, стараясь переменить тему после своей печальной исповеди. Он открыл ей свое сердце, и теперь чувствовал себя немного неловко.

– А знаете, я была там однажды, ездила навестить друзей, – подхватила Тимми. И вдруг почему-то начала рассказывать ему о Блейке, как она полюбила ребенка всем сердцем, едва только увидела, решила усыновить, но через несколько дней потеряла. Он слушал ее рассказ и представлял себе, как же ей было тяжело. Она пережила еще одну утрату, их список пополнялся и пополнялся.

– Как печально, что все так сложилось, – сказал он с искренним сочувствием, не отводя взгляда от ее глаз.

– Я не жалею о том, что полюбила его, пусть даже всего на несколько дней. Он был такой прелестный, трогательный ребенок.

Жан-Шарль в очередной раз восхитился щедрости и широте ее сердца.

Потом снова взглянул на часы и увидел, что ему пора. Уходить ужасно не хотелось, сидел бы с ней и говорил, говорил… На душе у него стало гораздо легче. Жить бы с ней в одном городе, стать добрыми друзьями. Им всегда хочется столько всего сказать друг другу.

И словно прочитав его мысли, она поглядела на него с улыбкой и встала.

– Вы должны как-нибудь приехать в Калифорнию. Может быть, и приедете, ведь вы теперь свободны.

Может быть, у него появится впереди цель, к которой хочется стремиться, он резко изменит обстановку, хотя Калифорния так далеко от Парижа…

– Возможно. Я давно там не был. Я обычно летаю в Нью-Йорк.

– Ну, Нью-Йорк это совсем не то, – улыбнулась она и, тоже встав, шагнула к нему ближе. И вдруг между ними словно электрический ток пробежал, она так и застыла на месте, распахнув глаза. Он тоже стоял и молча смотрел на нее. Ее на миг охватило безумие, она чуть не бросилась в его объятия. Но остановила себя, сдержав почти непреодолимое желание, и в голове мелькнуло – а вдруг и он почувствовал то же, что и она? Нет, твердо сказала она себе, увидев, что он сделал шаг назад, все так же не отрывая от нее взгляда. Но вид у него был такой, будто и он почувствовал разряд тока. Оба глядели друг на друга и не знали, что сказать. И вдруг он стал говорить, как ему нравится шампанское, чувствуя себя при этом последним дураком.

– Желаю хорошо долететь до Калифорнии, – растерянно бормотал он, направляясь к двери. Они столько сказали друг другу, и вот теперь он не находил слов.

– Я вообще-то сначала полечу в Нью-Йорк, пробуду там несколько дней. А в Калифорнию только на следующей неделе. – Она тоже была ошеломлена. Оба пытались спрятаться за пустыми, ничего не значащими словами. А между ними в эту минуту происходило что-то очень значительное и важное. Если бы Тимми верила в любовь с первого взгляда, она бы призналась, что именно такая любовь их и поразила, но она давно уже запретила себе думать о таких романтических бреднях. И он тоже себе запретил. Нет, без сомнения, это что-то другое. Может быть, огромное, рожденное в глубинных тайниках души восхищение, которое когда-нибудь разовьется в истинную дружбу. Она пыталась убедить себя, что именно так оно и есть.

– Берегите себя, Жан-Шарль, – произнесла она, снова заглядывая ему в глаза, будто хотела найти в них ответ, но увидела в них, как в зеркале, ту же растерянность, что охватила и ее.

– И вы тоже, Тимми… Звоните мне, если я вдруг понадоблюсь, например, вам нужна будет помощь врача…

Только это он и мог сейчас ей предложить. Но сегодня под всеми словами, что они говорили друг другу, таилась совсем другая подоплека. Слова – это то, что было на поверхности, а внутри, в глубине, они чувствовали, поднималась могучая приливная волна.

Он подошел к двери, она за ним, и перед тем как выйти, он протянул ей свою визитную карточку со всеми телефонами, адресом и электронной почтой. «Мало ли что», – сказал он и попросил ее дать ему свою визитную карточку. Тимми быстро написала свои телефоны на листке бумаги и отдала ему, а потом вдруг обняла, как будто они были старые добрые друзья.

– Оревуар, – сказала она, и он улыбнулся.

– Мерси, Тимми, – произнес он на своем изумительном французском языке и ушел, не сказав больше ни слова, а она так и осталась стоять как статуя, глядя на дверь, которую он тихо закрыл за собой. И тут в гостиную вошла Джейд и увидела точно окаменевшую Тимми. Тимми и на нее поглядела все тем же невидящим взглядом.

– Что с тобой? – спросила Джейд в изумлении. За все долгие годы, что она работала с Тимми, она не видела на ее лице такого выражения. А сама Тимми за всю свою жизнь не испытала ничего хотя бы отдаленно похожего на ее нынешнее состояние. Даже осенью, в октябре, когда она впервые с ним встретилась. Сейчас все непостижимым образом изменилось, как изменились и они сами.

– Ничего, – сказала Тимми, отворачиваясь от Джейд, и стала перекладывать какие-то вещи с места на место. Ей надо было что-то делать, чтобы не броситься за ним следом. То, что сейчас произошло между ними, ее совершенно ошеломило, она не могла опомниться, голова кружилась. Было такое ощущение, будто она летит в пропасть.

Джейд внимательно вгляделась в нее.

– О господи! Он что, поцеловал тебя?

Иного объяснения тому, какой вид сейчас у Тимми, она найти не могла.

– Конечно, нет! – воскликнула Тимми. – Мы просто разговаривали.

Ей хотелось всеми возможными способами оградить от посторонних глаз все, что касалось ее и Жан-Шарля, и она ничего больше не стала объяснять Джейд.

– О чем же? – В Джейд вдруг проснулись ужасные подозрения, ведь официально он еще был женат.

– Обо всем на свете. О жизни. О детях. О его разводе.

– Господи Иисусе, как мне все это хорошо знакомо! – Какое счастье, что сейчас Джейд встречается с неженатым мужчиной! – Он уже ушел от жены?

Да уж, она знала, какие вопросы нужно сейчас задавать. И в эту минуту в гостиную вошел Дэвид.

– Кто ушел от жены? – с удивлением спросил он.

– Этот парижский доктор. Тимми только что пила с ним коктейль.

– Мне показалось, он вполне.

– Пусть сначала разведется, тогда и увидим – вполне он или не вполне, – сварливо отозвалась Джейд.

Тимми молчала, ей было трудно дышать, в голове не было ни одной мысли. Помощники не понимали, в каком она состоянии, и продолжали спорить.

– У тебя, Джейд, пунктик, – не унимался Дэвид. – Дай человеку шанс.

– Я не хочу, чтобы с Тимми случилось то же, что пережила я, – горячилась Джейд, глядя на своего босса. Тимми все стояла как громом пораженная.

– Что с тобой? – спросил и Дэвид, но гораздо более деликатно, чем минуту назад спрашивала Джейд. Он видел, что Тимми чем-то потрясена.

– Не знаю, – честно призналась Тимми. – Произошло что-то невероятное.

Чувство, охватившее ее, было таким сильным, что она даже испугалась.

– Может, с ним тоже это невероятное произошло? – выразил надежду Дэвид. – Мне он понравился. Я голосую «за».

Тимми улыбнулась.

– Ишь ты, какой прыткий, – проворчала Джейд.

И вдруг Дэвид так и просиял.

– А вы знаете, какой сегодня день? – спросил он, и обе дамы с удивлением посмотрели на него.

– Четверг? – неуверенно предположила Тимми.

– Верно, четверг. Но это еще не все, сегодня четырнадцатое февраля, День святого Валентина, День всех влюбленных! Наверное, тебя поразила стрела Амура.

Тимми с улыбкой покачала головой.

– Все это для меня в далеком прошлом. Мы просто добрые друзья, – стала убеждать их она.

Они заказали ужин в номер и все вместе поужинали. Больше Тимми о Жан-Шарле не заговаривала, но все время с волнением думала, позвонит он ей сегодня вечером или не позвонит. Он не позвонил, и она уже легла в постель, как вдруг услышала из своей гостиной сигнал, что по электронной почте пришло сообщение. Она не могла удержаться и встала посмотреть, кто его прислал.

«Наша сегодняшняя встреча глубоко меня взволновала. Мне было с Вами удивительно хорошо, и я не могу перестать о Вас думать. Вы такая красивая. Благодарю Вас за то, что позволили мне выговориться. Вы такая мудрая и сердечная. Я сошел с ума, или Вас наша встреча так же растревожила, как и меня? Ж.-Ш.».

Тимми тотчас же села и начала печатать дрожащими пальцами ответ. Что ему сказать? Быть сдержанной или не таиться? И решила, что будет с ним честной, ведь она сказала ему, что старается по возможности говорить правду.

«Да, я тоже растревожена. И я тоже радуюсь встрече с Вами. У меня такое чувство, будто меня поразила молния. И я не понимаю, что это значит. А Вы? Как по-Вашему – безумие заразительно? И мне нужна помощь врача? Если так, пожалуйста, скажите мне об этом как можно скорее. Думаю о Вас. Т.».

Она сказала гораздо больше, чем ей хотелось, но отослала письмо сразу же, иначе могла передумать и написать что-то другое. Он ответил ей тотчас же.

«… Да, безумие заразительно. Это в высшей степени опасное заболевание. Будьте осторожны. Кажется, мы оба заболели. Как бы там ни было, случай очень серьезный. Когда Вы снова приедете в Париж? Ж.-Ш.».

«… Не знаю. Сегодня Валентинов день, поздравляю. Т.».

«… О господи… Теперь все понятно. Стрела Купидона? Позвоню Вам в Нью-Йорк. Bon voyage. Je t’embrasse. Ж.-Ш.».

Она догадалась, что Купидон – это Амур, а «je t’embrasse» по-французски значит «я вас целую», это она знала. Значит, Джейд все-таки оказалась права, он ее поцеловал… и сердце ее заколотилось уже совсем как сумасшедшее, когда она подумала, что он позвонит ей в Нью-Йорк. Нет, надо остановиться, сдержать себя, Тимми это понимала. Она и вправду сошла с ума. Он живет здесь, в Париже, она в Лос-Анджелесе. И он даже еще не развелся. И люди ее возраста, если только они в своем уме, не влюбляются с первого взгляда. Ничего не произошло, внушала она себе, и не произойдет, она не позволит. Но сколько она ни повторяла про себя эту клятву, понимала, что никто еще в жизни не производил на нее такого сильного впечатления. Семя было посеяно четыре месяца назад. Может быть, его открытка с видом заката над океаном и в самом деле была посланием в бутылке. И сегодня, в Валентинов день, молния ударила и в него, и в нее. И что самое удивительное, она поразила их в один и тот же миг. Ей оставалось только надеяться, что он позвонит ей в Нью-Йорк, как обещал. И что им теперь делать? Она и представить себе не могла.

Глава 12

Перелет в Нью-Йорк показался Тимми нескончаемо долгим. Она почти не разговаривала с Дэвидом и Джейд и на этот раз против обыкновения не смогла заснуть. Работать и читать она тоже не могла.

Она думала о Жан-Шарле. И никак не могла понять, что же с ними произошло вчера вечером. Конечно, все можно списать на стрелу Купидона, но на самом-то деле что их поразило и почему? А может быть, все это произошло не вчера, а еще четыре месяца назад? И что это значит? Понять бы, осмыслить… Но оба они знали одно: и его, и ее жизнь переменилась, каким словом ни назови случившееся.

В Нью-Йорке они прошли таможенный контроль, Тимми предъявила несколько вещиц, купленных в Париже. Дэвид вышел найти ее лимузин, Джейд стала искать носильщика, и Тимми, идя вслед за Дэвидом, чтобы покурить на улице, по привычке включила мобильный телефон. И только она его включила, как он зазвонил. Это был Жан-Шарль.

– Алло? – сказала она, выходя из здания аэровокзала. Дэвид замахал ей рукой – он нашел их машину. Тимми помахала ему в ответ, подошла к машине и села, а Дэвид пошел за их вещами.

– Ну как долетели?

Даже по голосу чувствовалось, что говорит не просто француз, а удивительно обаятельный мужчина. Она заулыбалась, едва его услышав.

– Летели бесконечно долго. Я все время думала о вас, – призналась она.

– А я о вас. Где вы сейчас? В гостинице?

– Нет, я только что сошла с самолета. Вы рассчитали с точностью до минуты. Я только включила телефон, и вы тут же звоните.

– Я думал о вас весь день, – сказал он. Сейчас у него девять вечера, он прожил долгий и трудный день, только что навестил в больнице своего последнего пациента и сейчас едет домой, звонит ей, сидя за рулем. – Тимми, что вчера произошло? – Судя по голосу, он был потрясен и растерян так же, как и она.

– Не знаю, – тихо проговорила она. – Был Валентинов день, может быть, этим все и объясняется? – Тимми сама с трудом верила, что говорит ему это. Ведь уже столько лет она защищала свое сердце от серьезного чувства, поклялась себе, что больше в ее жизни не будет мужчин, и вот теперь потеряла голову и лепечет ему какую-то чепуху про Валентинов день. Наверное, она и вправду сошла с ума. Но если она сошла с ума, значит, сошел с ума и он, и как же она счастлива, что он ей позвонил! Она снова почувствовала себя молоденькой девчонкой. И вдруг вспомнила, о чем ей давно хотелось его спросить: – А в той открытке, что вы прислали мне осенью, было какое-то тайное послание? Помните, закат над океаном в Нормандии? – Ей до смерти хотелось узнать.

– Тогда я об этом не думал, но, может быть, послание и было. Сейчас я понимаю, что да, конечно, было. Я купил эту открытку и долго думал, что же вам написать. Во-первых, я боялся наделать ошибок, ведь писал по-английски.

Она улыбнулась этому признанию. Все в нем трогало ее до глубины души. И восхищало сочетание душевной силы и беззащитности, восхищала его любовь к детям, его сомнения и колебания, неуверенность в том, что он поступает правильно, ведь все это было в высшей степени свойственно и ей, Тимми, она видела в нем свое зеркальное отражение. Ей нравилось в нем все.

– И потом, я очень осторожно выбирал слова и выражения. Не хотелось сказать ни слишком много, ни слишком мало. Я был очень растроган, что вы подарили мне эти прекрасные часы. Больные дарят мне подарки, но такого замечательного я еще не получал. И для меня было очень важно, что часы подарили именно вы. – Сердце ее замирало от счастья. – Я так ценю, что вы их выбрали.

Он с тех пор не снимает часы, сказал он ей, но в эту минуту к машине подошли Дэвид и Джейд с их багажом. Тимми не хотелось разговаривать с ним при них, и она сказала, что хотела бы позвонить ему через час из гостиницы. Он ответил, что, конечно, пусть она звонит ему на мобильный, он будет ждать. Они разъединились, и всю дорогу до Нью-Йорка Тимми оживленно болтала с Дэвидом и Джейд. Они видели, что у нее необычно приподнятое настроение, но не могли понять почему. Она и сама ничего не понимала. Понимала только, что ее непреодолимо тянет к нему, что ее чувства в полном смятении, что он совершенно завладел и ее сердцем, и душой, и мыслями. Наверное, она потеряла рассудок, но даже если и потеряла, это было чудесно, ей не хотелось его возвращать. Скорее бы, скорее бы снова услышать его голос в трубке!

Тимми позвонила ему из гостиницы, как только вошла в свой номер, и он несказанно удивил ее, спросив, хочет ли она, чтобы он прилетел в Нью-Йорк на следующей неделе. Он мог бы пробыть там несколько дней, они бы встретились, поужинали вместе… Она поняла, что он смертельно хочет увидеть ее, и она тоже хотела увидеться. Но на следующей неделе она была занята, она только что договорилась лететь через три дня на Тайвань улаживать проблемы, возникшие с тамошней ткацкой фабрикой. Она сказала Жан-Шарлю об этом, и он очень огорчился. Что поделаешь, она должна была заниматься делами своей империи, пусть даже накануне вечером случилось чудо.

– Тимми, нельзя так много работать, – укорил ее он, и она ничего на это не возразила. Да и что она могла сказать? Он уже слишком хорошо ее знал и все понимал сам. Ей, впрочем, и не хотелось ему возражать. Пусть он лучше знает, какова она на самом деле. А ей хотелось узнать о нем как можно больше – о его детстве, как он рос, в какой школе учился, какая у него была семья, есть ли у него братья и сестры, какие характеры у детей, о чем он мечтает, чего боится, чего ждет от нее… Ей было интересно все. А ему уже были известные ее сокровенные тайны и все самое важное, что случилось с ней в жизни.

– Что же нам делать? – спросила она Жан-Шарля, ложась на постель в своем гостиничном номере. У нее сейчас пять дня, у него одиннадцать вечера. Их разделяют три тысячи миль, а скоро этих тысяч станет шесть. И она знала, что останься у нее хоть капля здравого смысла, она послушалась бы Джейд и не позволила себе до такой степени увлечься им, а стала бы ждать, когда он разведется или хотя бы уйдет от жены. Но с ними обоими случилось что-то невероятное, Тимми совершенно потеряла голову. Чувство к Жан-Шарлю до такой степени захлестнуло ее, что даже боль от потери Блейка ощущалась уже не так остро.

– Что нам делать? Не знаю, – честно признался он. – Что-нибудь придумаем, но нужно время, – осторожно сказал он. – Для меня все это так неожиданно и ново. Такого со мной никогда раньше не бывало. – Ему было пятьдесят семь, она на девять лет моложе, но и она ничего подобного этому чувству никогда не испытывала. Даже с Дерриком, когда в него влюбилась, а уж со всеми другими, кто был после него, и вовсе. В ее жизни случилось чудо, и, видимо, в его тоже.

– Мне очень хочется вас увидеть. Когда вы вернетесь с Тайваня?

– Надеюсь, я там пробуду всего несколько дней. Улетаю в среду, а к выходным вернусь.

– Может быть, я тогда смогу прилететь в Калифорнию, – сказал он негромко, и у нее от волнения пробежал по спине холодок.

Ее как будто подхватила и несла с собой могучая лавина. И она не могла ни понять, откуда взялась эта лавина, ни вырваться из нее, даже если бы и захотела. Нет, нужно опомниться, перевести дух… и ему тоже. Он говорил ей, что не переедет из их квартиры до июня, Тимми это помнила. Значит, еще четыре месяца. А если он передумает и не уйдет из семьи, как это случилось с любовником Джейд? Если навсегда оставит все как есть, а она, Тимми, будет для него забавой, ведь она уже полюбила его! Нет, к черту сомнения, к черту страхи, не будет она ни о чем таком думать. Она больше всего на свете хочет, чтобы Жан-Шарль прилетел к ней в Калифорнию, и как можно скорее. Они должны вместе решить, что с ними стряслось.

– Мой брак уже много лет как умер, – сказал он, как говорил вчера в Париже, но она поняла это еще осенью и, наверное, гораздо яснее, чем он. Его сердце было пусто уже давно, он забыл, что оно существует, забыл, для чего человеку вообще дано сердце. И вот сейчас это сердце воскресло, проснулось, точно Рип Ван Винкль, и воскресшее сердце Тимми рванулось ему навстречу. Нет, это не просто увлечение, она была уверена. С ними происходило что-то огромное, непостижимое, оно вырвало и его, и ее из их привычной жизни и швырнуло в бурный океан, и они теперь должны держаться друг за друга, чтобы не утонуть. И самое страшное, на них нет спасательных жилетов, и они знают об этом. И все время, что они разговаривали, она это остро чувствовала.

Проговорили они час, у него уже было за полночь, наконец они попрощались, и Тимми потом долго лежала в постели у себя в гостиничном номере и думала о нем. Время шло, в Париже уже было три утра, она была уверена, что он давно спит, и вдруг услышала, что по электронной почте пришло письмо. Они с Дэвидом и Джейд только что поужинали, и все разошлись по своим номерам. Когда компьютер тренькнул, она была у себя одна.

«Дорогая Тимми, я не могу заснуть, все думаю о Вас, обо всем, что с нами произошло в эти дни. Я тоже не знаю, что это такое, но все равно это самое великое чудо, какое только может быть подарено человеку. Я чувствую это всем своим существом. Вы самая удивительная женщина изо всех, кого мне довелось знать, и я не понимаю, за что вдруг на меня свалилось такое счастье. Спокойной Вам ночи. Пожалуйста, приснитесь мне. Je t’embrasse fort. Ж.-Ш.».

Теперь он уже целовал ее крепко. Она знала, что значит «fort». И ее опять словно подхватило, понесло и закружило в каком-то сумасшедшем вихре. Ошеломленная, потрясенная, она без конца читала и перечитывала его е-мейл. Никогда в жизни никто не писал ей таких романтических писем. Они были словно два подростка, которые пишут друг другу записочки во время урока и объясняются в любви.

«Дорогой Жан-Шарль, я очень скучаю о Вас. Разве можно скучать о человеке, которого почти не знаешь? Но я не могу, не могу не скучать. И все время думаю о Вас. Приезжайте в Калифорнию как только сможете. Нам столько нужно друг другу сказать. И я тоже t’embrasse fort. Т.».

Отправляя е-мейл, она не могла не спросить себя, что будет, когда он к ней прилетит – если он и правда прилетит? Ляжет ли она с ним в постель? Наверное, этого не нужно делать, лучше дождаться июня, когда он уйдет из дому. Да, это было бы правильно, он слишком обаятельный мужчина, она может раствориться в нем без остатка. Близость сделает ее его добровольной рабыней, преданной ему и сердцем, и душой. Конечно, так все и будет, она была в этом убеждена. И несмотря на все свое смятение, непременно хотела сохранить их отношения на той же высоте, что и сейчас. Она скажет ему об этом своем решении до того, как он к ней полетит. И в конце концов написала прямо сегодня в одном из е-мейлов, которыми они обменивались всю ночь. У него уже наступало утро, он написал ей, что смотрел, как восходит солнце, и думал о ней. С каждой минутой они все яснее понимали, как серьезно то, что случилось с ними, и что от такого чувства не отмахнуться. Но несмотря на это, он согласился, чтобы между ними не было близости, когда он к ней прилетит. Он относился к ней с величайшим уважением и готов был считаться с ее малейшими желаниями. Так к Тимми не относился еще ни один мужчина. Поистине Жан-Шарль удивительный человек! Тимми не могла понять, как его жена согласилась его отпустить, почему она позволила себе его потерять, почему столько лет жила своей собственной жизнью. Если бы она, Тимми, вышла замуж за такого человека, она бы никогда не допустила, чтобы он ушел, проживи они вместе хоть миллион лет. Рядом с ним Зак и ему подобные казались – да и на самом деле были – жалкими ничтожествами, как только она могла так бездарно и бессмысленно тратить себя на короткие связи с ними.

Утром Тимми встала неотдохнувшая, но все равно поехала в Нью-Джерси на фабрику. Встретилась с управляющим, и они обсудили возникший конфликт. Да, дел и забот у нее было более чем достаточно.

Все то время, что она оставалась в Нью-Йорке, Жан-Шарль постоянно звонил и писал ей, и у нее было такое чувство, будто она возвращается в Калифорнию с бесценным сокровищем. Она приехала в Париж работать и полюбила там удивительного мужчину.

Возвращаясь из Нью-Джерси, она рассказала обо всем этом Джейд. Джейд относилась к Жан-Шарлю все с тем же предубеждением и не скрывала этого, недаром она приобрела такой горький опыт. Ей не хотелось, чтобы Тимми страдала так же, как она, и сейчас напомнила, чем грозит любовь к женатому человеку.

– Постарайся не терять голову, – внушала она Тимми. Можно было подумать, что она остерегает от опасностей жизни свою совсем еще юную несмышленую сестренку, а не мудрую, прошедшую суровую школу жизни женщину, которая была на десять лет старше ее, но у которой никогда не было романа с женатым мужчиной, и теперь она все время вспоминала об осторожности. Но какая тут осторожность, зачем она им с Жан-Шарлем, они летели навстречу друг другу как на крыльях. И когда четыре дня спустя Тимми возвращалась в Калифорнию, она чувствовала себя еще более влюбленной, чем раньше.

Все время полета до Лос-Анджелеса она спала, и когда вошла в свою квартиру в Бель-Эйр, ей показалось, что все в ней неузнаваемо изменилось. В Париже ее поразил удар молнии, и этой молнией был Жан-Шарль Вернье. Он все время звонил ей, звонил в любой час дня и ночи и говорил, как он ее любит. Ни он, ни Тимми не могли осмыслить, что произошло и почему, но не все ли равно, их жизнь осветилась, словно во мраке ночи они увидели мерцающий маяк. Они говорили, говорили друг с другом, смеялись, делились всем сокровенным, рассказывали друг другу обо всем, что они делали, о дорогих им людях, о своем детстве. Он был старшим в семье, где было еще четверо детей, заботился о родителях, помогал братьям и сестрам, ездил к ним, как только выдавалась малейшая возможность, и, кажется, готов был взять на себя ответственность за всех, кто живет на земле. По своему отношению к жизни он был истинный француз, немного старомодный и в высшей степени добропорядочный, сейчас его мучило чувство вины, в их роду никто еще никогда не разводился, раньше такое и представить себе было невозможно, а сейчас развод для него единственный выход. Тем более что он вдруг полюбил Тимми. В среду она улетела на Тайвань, и все эти дни они разговаривали по телефону по нескольку раз в день, признавались, что полюбили друг друга еще осенью, когда так подолгу беседовали после ее операции, обменивались бесконечными е-мейлами, посвящали друг друга во все подробности своей жизни, открывали друг в друге все новые качества. Тимми не понимала, во сне она живет или наяву.