Текст книги "По ту сторону озера"

Я позвонила маме, но та не брала трубку. Как мы докатились до такого, что никому до друг друга нет дела?

В своей комнате я попросила Господа дать нам сил, чтобы решить все противоречия. Если на кого я могла уповать, так это на Него. И не важно, что у нас происходило сейчас в жизни. Также я продолжала вести тетрадь, в которой записывала свои стихи. Если вы помните, мать спрашивала меня, почему бы мне не пойти в университет и не стать, скажем, писательницей или журналисткой? Я вот о чем. Всё, что мы любим, когда-нибудь нас убьёт. Пожалуй, книги и поэзия были моими любимыми болеутоляющими, но до поры до времени, пока ты не примешь их слишком много. В конце концов всё это будет иметь значение.

Под конец первой недели я почти освоилась со своими должностными обязанностями. Естественно, я могла догадаться, что сфера общественного питания – это одна из самых нервных работ в сфере услуг, но я старалась любыми способами дистанцироваться, чтобы избежать конфликтов с гостями.

Я не была идеальным работником, и я это знала. Оливер продолжал строго на меня смотреть, как на дилетанта, который умеет только кивать да говорить: «Конечно, спасибо за заказ». В точности, всё было именно так. Новый опыт – это всегда определенный стресс. За всё время работы в «Синдикат» я разбила десятки хайболов и роксов (обычно, использовались мной для виски), но, как говорится, если посуда в ресторане не бьётся, то это плохой ресторан. Я забывала передать кухне некоторые пожелания гостей по поводу блюд, из-за чего, конечно, потом собирала себе все проблемы, которые только могли существовать.

«Я же сказала, что у меня непереносимость лактозы. Вы меня вообще слышали?»

Мне с трудом приходилось не закатывать глаза, а исправлять свои ошибки.

«Да, прошу прощения. Мы сейчас исправим для вас это блюдо».

Заведение представляло собой бар, но по ощущениям, мы работали, как настоящий ресторан. В смены, когда меня ставили с Оливером и Мередит, Дана гуляла с Кирой. Это едва могла контролировать Елена, когда находилась дома в свои выходные. После ночных смен она спала мертвым сном, и никто не смел её будить во избежание схлопотать порыв гнева в свою сторону. Пару раз я слышала, как тетя разговаривает с нашей мамой, но она все время прикрывала за собой дверь и голоса становились настолько тихими, что я не могла разобрать ни слова.

Как я могла что-то контролировать, когда всё время находилась на работе? Я начала считать своё пребывание в городке бесполезным в то время пока каждый день переходил в новый день. Прошла всего неделя и я утешала себя тем, что, возможно, в дальнейшем что-то изменится.

С понедельника я начала смотреть на жизнь в более позитивном ключе, так как на небосклоне наконец-то появилось солнце.

– Тори.

Дана стояла в полутора метре от меня, пока я ела сэндвич на кухне.

– Привет, ты в порядке?

– Прости, что тебя проигнорировала. Опять.

– Всё нормально. Ты, главное, не злись на Рика.

– Я получила твою записку.

– Что думаешь?

– Группа поддержка звучит так, будто меня отправляют в детский сад ясельную группу.

– Как мне известно, там многие люди находят себе друзей. Я не знаю, как ты справляешь со всем этим и что тебя сейчас тревожит или мучает, но, возможно, там тебе будет намного легче.

– Иногда просто не хватает тебя.

– Дана, я всегда была рядом.

– Да, так оно и было. Может, я слишком привязана к тебе, что хочу больше не быть привязанной вовсе. Поэтому и кажусь тебе холодной.

– Ты что, правда, это делаешь?

Сестра покорно кивнула.

– Типа того.

– Мне сложно что-то на это ответить.

– А ты и не обязана.

– Не веди себя так. Ты можешь быть со мной откровенна.

– И если откровенно, ты хочешь, чтобы я сходила на собрание группы поддержки болеющих?

– Да, хочу. Если тебе не понравится, ты всегда можешь уйти оттуда.

– Точно также, как и с переездом.

– Ты хочешь вернуться обратно?

– Если честно, то нет. Здесь неплохо. И у меня больше свободы, чем, когда я жила с мамой и нашим отчимом. Я его терпеть не могу.

– Ты стала больше разговаривать.

– Я тоже это заметила.

– Раньше, ты говорила какие-то односложные предложения или вовсе не говорила.

– Есть кое-кто с кем нравится разговаривать.

– Вот оно как. Послушай, Дана, по поводу собрания. Терапия – это хорошо, лекарства тоже хорошо, но общение тебе также необходимо.

– Собрание в четверг.

– Я буду в это время на работе, но, если ты еще не будешь спать к тому времени, когда я вернусь, можем поговорить об этом.

– Ладно, – выдохнула она, – Как твоя работа?

– Хорошо, спасибо. Тот парень, с которым ты общаешься так часто, он отлично разбирается в напитках.

– Это невозможно утаить.

– Я, надеюсь, ты ничего не пьёшь?

– Меня уносит с таблеток, куда мне?

– Прости. Просто спросила.

– А ты?

– Нет. Больше нет.

Вопрос алкоголя всегда серьезно стоял в моей жизни. Если я верила в Господа, не значит, что у меня никогда не было соблазна пойти и выпить. Глупо, звучит. Попробую по-другому.

Я не всегда была строга к себе. Наверное, я хотела всем казаться хорошей и правильной, потому что думала, что так будет лучше, так как со мной жила моя больная младшая сестра.

Для меня было легче прикинуться святошей, чем признать в свое время, что у меня были проблемы. Подростковый возраст – один из самых непростых периодов в жизни человека. Твоя психика неустойчива, настроение скачет от ощущения полной эйфории до полной апатии. С этим тяжело справиться.

Для меня всегда ориентиром была церковь с её устоями: ты должен оставаться чистым в своих мыслях и в своих действиях. Когда я слушала проповеди, то применяла их к себе. Мне хотелось быть лучше, чем я есть. Лучше, чем все остальные. Показать пример другим людям, чего я добилась в своих добродетелях. Звучит эгоистично и отвратительно, но так оно и было.

После проповеди, я заходила в магазин, проходя мимо прилавка с алкоголем, и останавливалась, задаваясь вопросом почему. Стеклянные цветные бутылки сверкали, как пылающие витражи в соборе, и я находила это сравнение просто потрясающим. Я казалась себе самой лицемерной тогда. Как можно клясться перед святынями, а потом идти в соседний ларёк за банкой пива в надежде, забыть, что у тебя плохое настроение?

Сначала, я позволяла себе только одну. Потом покупала две банки и поглубже засовывала их в сумку. Когда сестра лежала в больнице, я распивала 7 % дома на её кровати. В этой истории я не буду выставлять себя хорошей, потому что никогда такой не была.

Две бутылки превратились в три, а три в четыре. Церковь, проповедь, ларек. Церковь, проповедь, ларек. Замкнутый круг. Мама бегала по врачам, расспрашивая про другие лекарства, лечащие от шизофрении. Я навещала сестру, когда у неё случался припадок и галлюцинации становились такими яркими, что она крепко сжимала глаза и закрывала уши руками.

Я сидела в её палате, а сама хотела выпить. Я так страстно хотела напиться, что между строчек Евангелия, я представляла, как пузыриться пена, когда наливаешь пиво в кухонный стакан. Когда становилось легче, тогда мне становилось стыдно. Приходило осознание вины и собственной никчемности. У верующих будут похлеще тараканы в голове, чем у любого атеиста. Но я не хотела быть такой. В школе, где я училась, пили все старшеклассники. Они не видели ничего в этом плохого. А я пила, рыдала, каялась и опять пила.

Однажды, я нашла у мамы бутылку коньяка. Она стояла неполная на полке над антресолью. Я подумала, что если разбавить немного алкоголя в черный чай, то ничего плохого не произойдет, поэтому схватила бутылку и отмерила нужное количество коньяка. Я не чувствовала вины. Хотя нет. Вина сгрызала меня изнутри, поэтому я старалась провести свой ритуал, как можно быстрее.

Добавила коньяка в одну чашку, а потом добавила в другую. Однако существовал побочный эффект – я начинала бегать в туалет нескончаемое количество раз. Могла с него не слезать часами, пока мама была на работе, а сестра в школе. Худшее происходило тогда, когда отчим оставался дома и мне приходилось мочиться в бутылку, ведь двухчасовые посиделки в туалете могли вызвать дополнительные вопросы.

Мораль истории такова: я чувствовала себя ужасно. Поэтому я стараюсь сейчас уделить внимание своей сестре больше, чем тогда. Раньше я делала вид, что забочусь о ней. Я пыталась себя оправдать, что тоже была ребенком с недостатком серого вещества в мозгу. Но что это теперь может изменить? Зачем я всё это рассказываю? Подобное вроде бы принято скрывать. Но иногда вам нужно поделиться своим гнильём, пролить на него свет всеобщего презрения, чтобы очиститься самим.

Я хотела быть хорошим примером для своей сестры. Я перестала пить. Запретила себе подходить к этим прилавкам. Не скажу, что срывов никогда не было, но каждый день – это только ваш выбор, сделать что-то плохое или совершить нечто хорошее. Я выбрала Бога и стараюсь следовать правильному пути, по которому Он хочет, чтобы я шла. Я слишком часто падаю и ошибаюсь, но до тех пор, пока я продолжаю идти, это всё, что будет иметь для меня значение.

В четверг я смотрела на полки с алкоголем и читала этикетки, нервно сглатывая слюну и сдерживая единый поток мыслей в своей голове.

– Доброе утро, Тори, – поздоровался Кир, – изучаешь наш ассортимент?

– Я никогда в жизни не запомню такое количество названий.

– На самом деле, стоит запоминать только ходовые, которые чаще всего используются для напитков.

– Ну и?

– Самый ходовой виски у нас это «Jack Daniels», среди текилы – «Reposado». Мне нравится её бутылочка, кстати. Если берем коньяк, то это «Hennessy».

– А какой именно?

– У всех разные вкусы. Кто-то любит «Very Special», кто-то «Extra Old». Редко, конечно, но бывает и его берут.

– Хорошо, это я запомню.

– Если тебя попросят налить джин, то можешь взять «Bombay Sapphire» или «Beefeater».

– А что насчет «Monkey 47»?

– Хороший джин, мне нравится. Можно и его налить, если придётся. Внизу, вина и шампанские. Здесь красные, тут белые, рядом розовые.

– In vino veritas, – задумчиво произнесла я.

– По-моему, у Плиния есть ещё другие высказывания насчет вина.

– Я других, к сожалению, не знаю.

– Самое лучшее вино – это то вино, которое больше всего нравится тому, кто его пьет.

– Справедливо. Прогонишь меня по винам? Я тоже не очень хорошо в них разбираюсь.

– Да, конечно. Давай после двенадцати? Мне надо кое-что закончить по отчетам.

– Да, договорились.

Работа продолжалась, и я сама не понимала, почему мне так нравится разговаривать с ним об алкоголе. Кира это действительно увлекало. Когда молодой человек говорил о нем, его глаза увлеченно горели.

– Ты можешь обслужить вон тот столик у окна? – мягко попросила меня Николь, оторвав меня от собственных мыслей.

– Без проблем.

У окна сидела молодая пара: девушка по возрасту чуть старше меня, уткнувшаяся носом в телефон, и парень, время от времени мрачно на неё поглядывающий.

– Доброе утро, вы готовы сделать заказ?

– Да. Один салат цезарь с креветками, бефстроганов, шоколадный фондан, девушке зеленый чай, а мне бокал вина.

– Какое вино вы предпочитаете?

– Какое подходит к говядине, такое и принесите.

– Напитки вам сразу подать или всё вместе с блюдами?

– Сразу.

– Хорошо. Позвольте мне повторить ваш заказ: один салат цезарь с креветками, один бефстроганов, шоколадный фондан, зеленый чай и один бокал вина. Всё верно?

– Да. Сколько времени это займет?

– Примерно двадцать пять минут. Для вас постараемся сделать быстрее.

Складывалось ощущение, что оба гостя находились сейчас не в том настроении, чтобы вести любезную беседу, поэтому я устремилась на кухню отдать заказ повару, находившемуся на смене – Сэму. Тот, прочитав его, показал мне большой палец и принялся доставать необходимые продукты. Мне же предстояло разобраться с выбором вина к говядине.

– Кира, я знаю, что ты занят. Можешь мне помочь?

– Да, что случилось?

– Парень заказал бефстроганов и попросил к нему вина, но не сказал, какого. Дал мне право положиться на свой выбор. Как ты думаешь, что лучше ему подать?

– Так… Бефстроганов – это говядина. Значит, возьми «Cabernet Sauvignon». Это Франция. У него очень насыщенный вкус. Он отдает спелой вишней и пряностями. Это красное вино. Можешь предложить «Zinfandel», тоже красное вино средней степени насыщенности. Там присутствует клубника, ежевика и немного специй.

– Так, что?

– Давай возьмём «Zinfandel». Надеюсь, у этого парня такие же вкусовые предпочтения, как и у меня.

– Ты нальешь мне?

Кира удивленно посмотрел на меня, выгнув бровь дугой, как бы спрашивая: «С какой стати?»

– Пожалуйста! – взмолилась я.

– Ой, ладно. Хорошо. Подай тогда сюда большой бокал. Средние это для белого вина, если что.

Я не могу припомнить сколько раз, Кира спасал меня из сложных ситуаций, где я не знала, что делать или мне попросту не хватало знаний. Отнеся заказ через определенное время, я удалилась к натирке стекла, как через двадцать минут к барной стойке подошел тот самый парень, что сделал у меня заказ. Я тут же откликнулась, как только заметила его рядом.

– Что-то не так с вином? – уточнила я, пытаясь понять по его лицу в чём же заключалась собственное проблема.

– Дело не в вине. Моя девушка жалуется, что с её десертом что-то не так.

– А что с ним не так?

– Внутри начинка должна быть жидкой, а она не жидкая.

– Вот как, – эта претензия немного замедлила ход моих рассуждений, – давайте я проверю блюдо вместе с поваром.

– Да, замените.

По пути к их столику, Кира вопросительно посмотрела на меня, но я старалась скрыть своё разочарование. Девушка за столиком сидела с недовольным выражением лица, не произнеся ни слова. Когда я принесла блюдо на кухню, то Сэм посмотрел на него и спросил:

– Ты шутишь? Оно жидкое внутри, видишь?

– Для гостей оно не слишком жидкое.

– А какое оно должно быть?

– Я не знаю!

– Тогда отнеси им это и скажи, что повар сказал, что всё в порядке. Я, вообще, не в курсе, что им надо.

Однако, как вы можете понять, гости не были в восторге от услышанного ответа.

– Вы походу не поняли? Вы не услышали, что я сказал? – молодой человек агрессивно задал мне два вопроса.

– Я услышала. Однако повар, приготовивший блюдо, подтвердил, что с десертом всё в порядке.

– Вы будете ещё со мной продолжать спорить? Я виноват, что у вас головой всё плохо?

– Простите?

– Прощаю. Мы не будем за это платить.

– Но блюдо было приготовлено правильно.

– Ты долбанутая или что? Я могу тебе показать, как выглядит нормальный шоколадный фондан, а не то, что ты мне здесь суёшь.

– Извините, я…

– Хорошо, мы понимаем Ваше недовольство. Вы можете не платить за десерт. Мы приносим Вам глубочайшие извинения. Оплата будет произведена в соответствие с учетом новых изменений. Мы также проведем беседу с поваром о качестве приготовленного блюда, – уверенно произнес Кира, придя ко мне на помощь уже в который раз. Я вздохнула с облегчением и поспешила удалиться в служебное помещение на пару минут. Но не успела я даже побыть немного времени наедине с собой, как мой коллега тут же нарушил моё одиночество.

– Ты как?

– Нормально.

– Не обращай внимания. Придурки везде бывают.

– Я знаю.

– А фондан был нормальный, он просто придирался.

– Слушай, Кира, не надо сейчас меня успокаивать, ладно? Я в порядке. Правда.

– Прости, я хотел тебя поддержать, – его лицо стало выражать еле заметное чувство вины.

Я прикоснулась рукой к его плечу.

– Я ценю это. Просто сама должна привыкнуть к хамству со стороны гостей.

– Такое будет часто происходить.

– Надеюсь, что не очень.

– Я через часик освобожусь и расскажу тебе дальше всё про вино, договорились?

– Да, хорошо.

– Не будешь грустить?

– Нет, у меня ещё полно работы. Спасибо.

Мой коллега вышел из служебного помещения, а я так и продолжала смотреть в дверь. Раньше, когда я работала в кофейне, проблемы встречали меня на каждом шагу. Иногда приходилось переделывать одно и то же кофе по несколько раз, а в другой, пробовать его у себя на лице.

«Кофе – это важный элемент утра людей, которые заняты важным делом». Важный элемент утра, чтобы оно прошло незаметно для тебя, пока ты спишь. Однако утро мне нравилось относительно своим спокойствием.

К часу дня в зале почти не было гостей, а знакомый мне бармен стал обучать меня винным терминам.

– Существует несколько характеристик, которые помогут описать вино. Первое – это танины. Если после глотка вина, ты почувствуешь сухость во рту или некую вязкость, как будто ты съела незрелый апельсин, значит в этом вине содержится большое количество танинов. Его можно как бы «пожевать».

– А если в вине нет такой сухости, то в нем танинов нет?

– Есть, но очень мало. Оно водянистое.

Я отмечала некоторые моменты в своем блокноте.

– Далее. Представим, что ты купила бутылку вина своей подруге на день рождение, – начал Кира издалека, – а она попробовав его, сказала, что это кислятина. Какая это будет характеристика?

– Кислистость?

– Почти. Кислотность. Она помогает оттенять вкуса вина и придает ему характер. Это не всегда плохо. Попробуй представить, если в яблоке убрать кислотность, оно станет пресным.

– Поняла. Кислотность – это важно.

– Следующее: это тело вина.

– Тело?

– Это не про вкус или аромат. Здесь больше идет речь про осязание, то, как именно ты ощущаешь вино. Плотность вина позволяет тебе определить полнотелость вина. И чем более выражена плотность, тем более полнотелым становится вино. Если ты ощущаешь во рту меньшую плотность, то ты пьешь легкотелое вино, если более высокую плотность, то полнотелое.

– Это надо запомнить.

– Ты можешь дома попробовать вот, что: поддержи во рту воду и запомни это ощущение. Потом поддержи вино. Оно будет более осязаемым, чем вода.

– Хорошо, я попробую.

– Что ещё… Ах, да, мне стоит упомянуть про финиш вина, то есть послевкусие. Оно может быть долгим – это очень здорово, а можем им и не быть – это и не плохо, с одной стороны, а с другой стороны – интересного мало.

– Это я знаю.

– Отлично. И если у тебя после вина остаются приятные ощущения, то можно сказать, что ты попробовала сбалансированное вино.

– Почему?

– Там сбалансированное количество танинов и кислотности. Это как идеальная рубашка из модного бутика на первое свидание. Разбалансированное вино, как рубашка твоего отца, которая тебе не по размеру.

– Подходящее сравнение. Или как неправильно подобранный крем для рук?

– А он может быть неправильно подобран?

– Да. Вдруг у тебя начнется аллергия после него?

– Я обязательно запомню и буду обращать на это внимание, – ухмыльнулся молодой человек.

В таком формате мы провели очень много смен. С каждым разом я узнавала новые вещи, которые не знала раньше. Николь аккуратно на нас посматривала, но я не видела ничего плохого в нашем с ним общении. По крайне мере, у меня был человек, к которому я всегда могла обратиться за помощью.

Дана время от времени заходила в бар после школы. Кира выходил на улицу, и они разговаривали друг с другом какое-то непродолжительное время. Парень курил свой вейп «Charon baby», а моя сестра не спускала с него глаз, как зачарованная. Только слепой мог не понять, что она была им безмерно увлечена.

Я желала, чтобы у них всё сложилось наилучшим образом, так как у Даны никогда не было отношений. У неё даже и времени не было, чтобы думать о парнях. Всё время занимала болезнь.

Она целовала его в щеку, обнимала, нехотя махала мне в окно рукой и уходила домой. Кира возвращался обратно на рабочее место. Я начала к нему приглядываться, чтобы знать наверняка, стоит ли доверять этому молодому человеку свою сестру.

В конце смены, бармен предложил довезти меня до дома на мотоцикле.

– Я, пожалуй, откажусь, – сказала я.

– Точно? Сейчас уже достаточно темно.

– Всё нормально. Я не люблю такие механизмы.

– Ты про мотоцикл?

– Да.

– Поездка заняла бы минут пятнадцать от силы. Сейчас дороги свободны.

– Нет, пожалуй, я на автобусе доеду.

– Как скажешь. Тогда, до завтра.

– До завтра. Доберись аккуратно.

– Постараюсь. Ты тоже.

Кира тронулся с места на своем железном коне и умчался прочь, оставив меня одну. Я направилась к автобусной остановке, переводя дыхание после тяжелого дня. Ощущала себя безмерно усталой и хотелось поскорее лечь спать.

Дома было тихо. Елена ушла в ночную смену, оставив мне на столе записку про содержимое холодильника. Бабушка уже давно спала в своей комнате. Она довольно рано ложилась спать. Большую часть времени у неё болели ноги, ломило суставы, поэтому гулять она выходила редко. В молодости её бывший муж опасался того, что у него откажут ноги. Это было его навязчивой идеей. С ним этого не случилось, на моё удивление, а вот у бабушки Роуз как раз. От постоянного стресса.

Кошка моей сестры, Лея, сидела на кухне около пустой миски для корма и жалобно выпучивала на меня свои глазки. Другую кошку, которую Дана подобрала на улице, я так и не видела. Может быть она её просто выдумала?

– Не переживай. Я тебя сейчас покормлю.

Я подсыпала ей сухого корма и села рядом на пол. Мне оставалось только принять душ и лечь спать.

– Ты чего сидишь на полу?

Дана вошла в кухню в одних трусах и майке.

– А ты не должна уже спать крепким сном?

– Я слышала, как ты вошла.

– Как прошло собрание?

– Было даже неплохо.

– Ты завела друзей?

– Да. У них прекрасные имена. Эллой, Спенсер и Мадина. Одна компания. Проводят время вместе, куда-то ходят.

– Ты нормально себя чувствуешь?

– Голова болит.

– Ложись тогда спать быстрее.

– Ты продолжишь сидеть на полу?

– Да.

Младшая сестра присела рядом со мной, поджав под себя ноги.

– Я не сказала, что ты должна присесть со мной, – напомнила я ей.

– Я сама захотела. Что было на работе?

– Узнавала про тело вина.

– А что с его телом?

– Оно бывает плотным.

– Да ты что, вау.

– Я должна всё это знать. А ещё какому-то парню не понравился шоколадный фондан. Он сказал, там внутри должно быть жидко!

Дана прыснула со смеха.

– Интересно, а когда он в туалет ходит, у него там не…

– Дана!

– Я просто пошутила!

Сестра не умела шутить, а если и пыталась, то это выглядело весьма неуместно.

– Тебе сейчас лучше?

– В школе я думала, что у меня случится припадок.

– Почему?

– У меня был физкультура. Парни играли в волейбол, а я сидела с девочками на матах. В какой-то момент мне стало казаться, что мяч раздваивается. Потом их стало уже три.

– Ты говорила про это Доктору Беннету?

– Я стараюсь всё рассказывать. У нас назначен сеанс с ним в эту субботу.

– Ты ходишь к нему раз в неделю?

– Да. Обычно, это суббота, но бывает ещё и четверг.

– Он тебе нравится?

– Я зря на него наехала из-за группы поддержки. Я уже извинилась, а так, да, он лучше, чем прошлый терапевт.

– Как её звали?

– Колли. Дженет Колли.

– Колли прям, как собака.

– Не то слово. И был ещё какой-то другой мужчина, но его фамилии я не помню.

– Ты скажешь мне, где второй кот, которого ты нашла на улице?

– Я его отпустила на следующий же день, как только его сфотографировала тебе.

– Значит, ты соврала мне.

– А было бы здорово, если бы я взяла себе второго кота.

Я вытянула ноги вперед и опрокинула голову назад.

– Тори, что ты думаешь об Оливере? – спросила сестра.

– Втором бармене?

– Да. От него все шарахаются.

– Как тебе сказать…

Если так подумать, то Оливер Мейсон не мог сделать что-то неправильно, а если и совершал ошибку, то это становилось катастрофой. У него была добрая мать, которую многие мужчины вожделели, но её сын вырос нервным, наблюдая за её многочисленными любовниками. Пока мать была занята своими делами, Оливер перебирал сервиз: всё должно стоять красиво и четко. Это ценный сервиз в их семейной коллекции. Скажем честно, отнюдь странное занятие для девятилетнего мальчика – каждый день перебирать сервиз своей матери.

В его жизни была девочка по имени Валери, но Оливер ей совсем не нравился. Хоть они и общались иногда в школьном кафетерии, Валери нравился Леонардо Ди Каприо, снявшийся в фильмах «Полное затмение» и «Дневник баскетболиста». Когда назойливый мальчик пригласил её к себе домой, чтобы вместе сделать домашнее задание по английскому, Валери пришлось согласиться прийти к нему, потому что накануне мать Оливера позвонила девочке и попросила её к ним зайти. Если она позанимается с её сыном, то получит много банановых кексов и купон в косметический магазин.

И знаете, что? Валери пришла. Оливер был так любезен, что, решив удивить свою, возможно, потенциальную девушку, показал ей все фотографии из своего детства, включая ту, где он скачет на пони. А потом, ту, где пони скинула его в лужу. Я даже не знаю, для чего это вообще фотографируют?

Валери натянуто улыбалась, а Оливер всё больше продолжал шокировать свою потенциальную подружку. Вместо занятий по английскому языку, Мейсон спросил у одноклассницы, любит ли та музыку. Валери ответила, что да, конечно. И из колонок тут же раздалась песня Celine Dion «My heart will go on», когда мальчик нажал на пульт управления. Она поняла, что надо бежать и при чём срочно.

Назойливый мальчик попытался её поцеловать, но та размазала пирожное по его лицу и Оливер с удовольствием вкусил заварной крем, который валил отовсюду и из всех щелей, а особенно из ноздрей.

«Ты пожалеешь об этом! Ты будешь рвать на себе волосы, Валери!»

Когда ребенок вам угрожает, то это может показаться вам смешным, ведь он такой милый. Как он может оказаться таким злым? Оливер хотел превратить жизнь Валери в ад, но его мама сказала ему не заниматься глупостями, а пойти снова перебрать сервиз.

Назойливый мальчик превратился в назойливого парня. Он не терпел отказов, неподчинения других своей воле, а особенно критики в свою сторону. По натуре, он был нарциссом: всегда считал себя лучше других, хотя другие этого, естественно, не видели и не замечали. Придумал ли это всё сам себе Оливер или нет, скорее всего, абсолютно да, но переубедить его никто в этом не мог, ведь он был нарциссической натурой.

Так как Оливер не преуспевал ни в чем другом, кроме как в посуде, то увлечение разными типами бокалов, а затем алкоголем и барным делом, можно сказать, было весьма очевидным. Его логика была проста: если он не может преуспеть в любви, он преуспеет в баре; если другие не видят его превосходства (что для них хуже), то он покажет и докажет всем им, что достоин всеобщей любви и уважения через барное дело.

Посещая всевозможные курсы и встречи, касающиеся барного дела, Оливер и правда стал профессионалом, но он не перестал быть засранцем. Да, он прекрасно знал, как смешивать тот или иной коктейль и помнил наизусть десятки рецептов, но он не был коммуникабельным по отношению к своим коллегам. С ним было сложно общаться. Бармен мог отпускать косвенные сексистские шуточки, на которые ни Николь, ни Мередит не обращали никакого внимания. Глупо было что-то доказывать не умному человеку, как мы все считали.

Оливер считал профессию бармена своим призвание, и я была рада за него, если бы он не был столь заносчив. Он был просто занудой. Гости могли сидеть за стойкой и разговаривать друг с другом о том, что именно им интересно, как вдруг из-под земли появлялся Оливер и начинал вещать людям различные истории из своей жизни и рассказывать про особенности алкоголя. Особенно ему хотелось поделиться с гостями информацией о текиле «Patron». Парень повторял одни и те же сведения около двадцати с лишним раз за день.

– Никому даже не интересно про это слушать, – прошептала мне Мередит, – а он всё равно думает, что он центр вселенной.

– Может, так Оливер поднимает себе самооценку?

– Если бы он молчал, всем работалось бы только спокойнее.

И в душе мне где-то было жалко бармена, от того, как к нему относились. Если бы они могли знать, что Оливер просто хотел любви и обычного человеческого тепла, то, наверное, относились бы к нему совершенно по-другому, но и я этого тогда не знала, а значит, моё мнение продолжало оставаться о нём на мертвой точке. Оливер Мейсон был занудой.

– Он немного специфичный, – ответила я Дане, – совсем чуть-чуть.

– С крупицу, да? Славно, я тогда буду ложиться спать. У меня завтра контрольная по литературе.

– Что читаете?

– Шекспира. Макбет.

– И тебе нравится?

– Мне по душе больше Ромео и Джульетта.

– Это же классика.

– Так и Макбет классика. Спокойной ночи, Тори.

– Спокойной ночи, куколка, – я так давно уже её не называла, но мне было приятно снова произнести это прозвище.

Из дневника стихов Тори. Февраль

 
«Я жизнь считаю бесполезной,
Все люди ходят в темноте.
Один мечтает стать известным,
Другой желает лучше петь.
 
 
И только я один мечтаю
Остаться в мраке смутных дней,
Пойти на кухню, выпить чаю,
И никогда не спать теперь».