Текст книги "По ту сторону озера"

Глава 3
Листья травы и мокрая земля

В пятницу бар открывала Мередит в весьма скверном настроение. Я заметила это по тому, как она поджимала губы.

– Прости, что вмешиваюсь не в свое дело, у тебя что-то случилось?

– Может это и правда не твое дело, – мрачно пробормотала она себе под нос.

– Ладно, извини.

Позже, моя коллега принесла мне свои извинения в комнате для персонала, сказав, что сейчас переживает не самые лучшие времена. Я могла ей только посочувствовать. Её рыжие волосы скрывали грустные глаза, но как можно скрыть то, что было в них?

Мередит Линкольн не приходилась родственницей Аврааму Линкольну, но она прекрасно умела держать себя в руках и ставить Оливера Мейсона на место. Может поэтому именно её всегда ставили с ним в одну смену?

Ей рано пришлось повзрослеть и взять ответственность и за себя, и за свою сестру, которая выросла в детдоме. Несмотря на все испытания судьбы, жизнь Мередит наладилась, когда их с Тарой забрала к себе приёмная семья. Элайджа и Лола заменили сестрам весь мир и у Мередит появилась надежда на то, что жизнь может ещё наладится, стоит только поменять угол своего зрения.

Девушка делала всё ради того, чтобы Тара забыла о трудных временах, проведенных в детдоме: о бесконечном одиночестве, тоске по дому, ранних подъемах и тусклых глазах ребят: остальных обитателей большой норы.

Мередит была скрытная, уж такой её сделали всевозможные обстоятельства. Она была осторожна, но несмотря на это, имела тайную связь с владельцем бара «Синдикат» Робертом Паком. Существовало несколько причин, по которым они не хотели афишировать свои отношения:

1. Рабочие отношения, должны были оставаться, сугубо рабочими отношениями и личные взаимоотношения никак не должны были на них влиять.

2. Роберт был намного старше девушки, из-за чего последняя опасалась осуждения со стороны окружающих. Младшей сестре рассказывать об этом было не обязательно, а коллегам знать лишние факты, просто не к чему. Вдруг, их отношение к ней изменится?

Последний факт был почему-то известен Оливеру, но тот не выдавал официантку и не говорил о том, что был в курсе всех событий.

На днях моя младшая сестра обмолвилась словечком о выставке, которую собирался организовать центр по культурной деятельности и делам с молодежью, приглашая поучаствовать в специальном мероприятие и ребят из группы поддержки различных лечебных учреждений. Дана располагала большим портфолио работ, и я всячески поощряла её желание присоединиться к предстоящему событию.

«Каждый человек должен иметь право на то, чтобы выразить себя даже если у него имеются особенные проблемы». Так гласила надпись на буклетике центра.

– Кто выпускает эти буклеты? – действительно заинтересованно спросила я, рассматривая брошюру со всех сторон.

– Говорят, что женщина по имени Лассе. Она там дольше всех в этой поддержке тусуется и сотрудничает с данным центром.

– Лассо?

– Лассе. Она гиперпозитивный человек и постоянно говорит ободрениями.

– Как с табличек?

– «Знайте, что после дождя всегда выходит радуга, так и вы будьте этой радугой посреди ваших невзгод».

– Я бы точно сбежала, куда подальше.

– Лассе считает, что нам всем не хватает оптимизма.

– Понимаю. Так какие работы покажешь на выставке? И как это вообще будет проходить, я что-то не услышала?

– Она называется «То, чем мы дышим» и будет проходить в начале апреля.

– Будешь рисовать воздух? – знаю, это ни капельки не было смешно. Простите.

– Не в прямом же смысле этого слова. Надо изобразить, что дорого нашему сердцу: семью, какие-то вещи, любимые игрушки, что угодно. То, что нравится.

– А тебе?

– Посмотри, там разное есть.

Сестра передала мне папку, перевязанную лентой, в которой лежали её работы формата А2.

– Очень большие.

– Я старалась.

– А какого числа будет выставка?

– В конце апреля в последнее воскресенье должно быть.

Перебирая лист за листом, я осознавала, что Дана изображает на бумаге свои видения. Там были нарисованы разные животные: олень с тремя внеземными глазами, бурый медведь с двумя головами, рычащий прямо на меня с листа, огромный волк похожий на оборотня, стоящий на задних лапах посреди туманного поля.

– Ты хочешь сказать, что этим ты дышишь?

– Это то, что я вижу. Это со мной каждый день. Рик сказал, что арт-терапия – это хорошее средство, чтобы облегчить последствия болезни в моем случае.

– Я думала, на такую тему обычно рисуют красивые места или любимые вещи.

– Посмотри дальше.

За яркими угольными рисунками, последовали портреты моего коллеги – бармена: в анфас, в профиль и в три четверти. Одна работа, вторая и даже третья была посвящена ему. Я начала засматриваться на него и мне казалось, что молодой человек смотрит прямо мне в душу. Она выбрала уголь для его изображения. Используя правильно приемы светотени, его глаза словно светились на плотной бумаге. Она действительно хорошо его изобразила. Именно таким образом на плечи спадают его волосы, именно так он поднимает бровь, когда удивляется, и даже именно так приподнимает уголки губ, когда пытается сдержать уже рвущуюся наружу улыбку.

– Ты нарисовала Киру?

– Да.

– Не слишком ли много для одного человека?

– Я хочу, чтобы он знал, что я чувствую к нему.

– Вы же не встречаетесь, так?

– Пока нет. Но мы нравимся друг другу и это очевидно.

– Я просто предупреждаю, что другие люди увидят его портреты и будут знать об этом.

– Ну и пусть.

– А если он не чувствует к тебе того же, что и ты?

– Это ещё как понимать?

– Просто нужно смотреть на всё с разных сторон. Хорошо, если Кира оценит, но он может и не оценить.

– Тебе надо сейчас мне настроение испортить?

– Ладно, я замолкаю. Прости.

Последние работы в папке были посвящены озеру, на которое совсем недавно водила меня Николь. Пейзажи с разных ракурсов, но красота водной глади была безупречна, как и дремучий лес на заднем фоне. Изображения были похоже на старинные гравюры или иллюстрации из средневековых книг.

– Ты, кстати, не знаешь, как называется это озеро? – спросила я младшую сестру, показывая ей заинтересованное меня место.

– Оно безымянное. Даже на картах никак не обозначается. Но я знаю, что у него плохая репутация. Мне что-то Кира рассказывал про это.

– А в интернете есть какая-либо информация на это счет?

– Не смотрела, но ты можешь поискать.

Позже я залезла в браузер и набрала своё местоположение, однако про озеро никакой подробной информации не было, точнее не было вообще ничего. Обычный незаметный водоем, потерянный в лесах.

В среду в свой первый выходной, я обнаружила рассыпанные таблетки клоназепама на кухонном столе, как будто банка взорвалась и высыпала наружу всё своё содержимое. Даны рядом нигде не было.

– Что тут произошло? – тетя Елена вошла на кухню вся заспанная с ещё не расчесанными волосами.

– По-моему, кошка обронила лекарства Даны. Я приберу тут всё.

– Я думала, у неё что-то случилось.

– Она обычно всё аккуратно складывает, на неё не похоже. Она сейчас в норме.

– С группой поддержки разобрались?

– Дана сходила туда и вроде как ей нравится. Там витает творческая атмосфера, как я слышала. А ты выспалась?

– Чувствую себя разбито. Заварю себе кофе и пойду ещё полежу.

– Много работы было ночью?

– Не спрашивай меня. Люди как будто сами специально себя калечат, а ты давай лечи их, пожалуйста.

Остальную половину дня я прокрастинировала около своего самодельного алтаря, изучая карту города. Недалеко от собора Святой Екатерины, я обнаружила местную маленькую библиотеку, копицентр, магазин бытовой техники и электроники, а также рынок овощей и фруктов. По большей мере, как я уменьшала карту, зданий становилось всё больше и больше, поэтому сил запоминать всю специфику городка у меня не осталось и я, накинув, верхнюю одежду, взяла с собой паспорт и отправилась записываться в обитель знаний и науки.

В церкви в этот день поминались мученик Одран, Юлиан, Публий, мученица И Женьмей (Лукии) и другие. Последняя была обезглавлена римским военачальником. Читать такие истории было всегда для меня непросто, учитывая то, как тяжело люди страдали за Христа в своё время. Они умерли за него, но не отреклись от собственной веры.

По дороге я купила пару хризантем в цветочном магазине и завернула на кладбище для того, чтобы возложить их на могиле одного своего близкого человека. Да, правильно. В этом городке спал мой отец. Патрик Экман. Вот уже как пять лет он отдыхает здесь, не ведая забот. Иногда я говорю с ним, когда сижу рядом. Рассказываю о своих проблемах и мне кажется, что он слышит меня. Время от времени отвечает, даря мне легкий ветерок, что играется с моими длинными волосами.

Его могила находится вдалеке от остальных. Здесь много свободного места. Растут сосны, прикрывая своими ветвистыми руками кладбище. Надсмотрщик внимательно наблюдает за мной, но я не обращаю на него никакого внимания.

Между тем, мне хочется оставаться сидеть с отцом больше, чем я могу. У меня нет столько времени, чтобы поведать ему о всём, что меня волнует, но надеюсь, что сейчас он находится с Господом на небесах.

Я выхожу с кладбища и возвращаюсь на свой старый маршрут. В небольшом сером здании в два этажа располагалась центральная библиотека. По ощущениям, его не ремонтировали с тех пор, как городок пережил свое основание. Признаюсь, я немного страдала от нехватки общения в подростковые годы, но честно сказать, сейчас мне всегда лучше было находиться одной в окружение книг. Да, со мной всю жизнь бок о бок шла Дана, но с того времени, как ей поставили диагноз, я стала проводить время в гордом одиночестве.

Младшая сестра не любила рассказывать о своих видениях и редко, когда ими делилась. Поэтому большую часть ею пережитого я могла обнаружить в её альбомах. Теперь, я снова была привязана к Дане и мне не удавалось двигаться вперед. Я не знала, чего хочу от жизни. Я понятия не имела о том, кто я. Но думаю, это нормально в столь юном возрасте не иметь представления о том, что ждёт тебя впереди да разве это и нужно? Я сама себе противоречила и ничего не могла с этим поделать.

Женщина в преклонном возрасте зарегистрировала мой читательский билет и показала книжные ряды, объяснив стандартные правила библиотеки. Зал для выбора был не очень большой, поэтому я не спешила уходить, рассматривая внимательно каждую попавшуюся мне книгу и читая аннотации.

Как объяснить любовь к чтению? Я даже сама не могу ответить на этот вопрос. В моей семье, кроме Елены и бабушки, не было больше тех, кто бы имел медицинское образование, поэтому и про шизофрению мне приходилось узнавать именно из книг. Если книги – это другой мир, то большую часть своей жизни в нашем материальном мире меня попросту не существовало. И как было велика моя радость, учитывая, что Библия была тоже книгой, главным условием которой было то, что её нужно читать.

Я нашла себя у Шекспира и Ницще, у Данте и Уитмена, у Рембо и Бронте. К нынешней эпохе совсем не испытывала нежных чувств, словно я была для неё врагом. Она безразлична к моей судьбе, как и я к её. Думаю, однажды, эта эпоха просто выплюнет меня на берег, как старый никому ненужный якорь. Мне кажется, что у нашего современного, технологичного и продвинутого века должно быть определенное лицо, как и у любого столетия. Античность, Ренессанс, темные века. Кажется, что и у нас должно быть свое лицо, но что бы мы не делали, различить его лик не удаётся. Черт, его знает, есть ли оно вообще…

Однако в первый же вечер я не хотела нагружать себя серьезными историями, в которые надо было бы вчитываться, а вместо этого, решила поискать себе сборник стихов. В школе у меня была подруга по имени Эрин, которая просто терпеть их не могла.

«В них же нет смысла. Зачем их тогда читать?»

Я нашла сборник стихотворений Уолта Уитмана. К нему я питала особую любовь, если так могла назвать чувство, которое вызывало во мне его творчество. Меня всегда нравилось задавать обычные вопросы, на которые невозможно сразу ответить однозначно: считал ли кто-нибудь счастьем родиться или что застывает в глазах кошек, когда они видят ливень и грозу? Звучит, глупо, но нам иногда стоит об этом поразмышлять.

Я читала Уитмана в четырнадцать лет и снова была рада окунуться в его мир бесконечных вопросов и таких же нескончаемых ответов.

– Не ожидал тебя здесь увидеть, – раздался с левой стороны мужской голос. Я поспешила обернуться.

– Кира? Что… Что ты тут делаешь?

Встретить его здесь было подобно тому, как лицезреть комету с её ярким хвостом, пролетающую в небесной вышине. Сначала, не веришь своим глазам.

– Похоже, как и ты выбираю, чем бы убить себе вечер.

– Ты читаешь?

Парень улыбнулся, выпучив глаза. Видимо, он счёл мой вопрос за оскорбление.

– Вообще-то, да. А я не должен? Выгляжу словно неуч какой-нибудь?

– Прости, я ничего не имела в виду. Так… Что-нибудь выбрал?

Он слегка потряс книгой в воздухе.

– «Пьяный корабль», – провозгласила я наименование литературного произведения на обложке.

– Сборник. Давно хотел освежить в памяти.

– Тебе нравится Артюр Рембо?

– Да. Я думаю, он был гениален.

– Я читала «Одно в лето в аду» и это было увлекательное путешествие.

– «Однажды вечером я посадил Красоту к себе на колени. И нашел её горькой. И я ей нанес оскорбленье».

– Ты ещё его и цитировать можешь… – Я опустила взгляд на свои не слишком чистые ботинки.

– Я произвел на тебя впечатление?

– Если ты знаешь стихотворение «В семнадцать лет серьезность не к лицу», то…

– Я помню только первые четыре строчки.

– Как жаль, значит, впечатление произвести не удалось.

– Да ладно тебе, а ты сама что читаешь?

Кира сделал шаг вперед и посмотрел на обложку мной выбранной книги.

– «Листья травы». Тоже сборник, как я вижу.

– Да. «Прочь затворы дверей и самые двери долой с косяков»!

– Я тебя смущаю?

– Нет, я просто… В каком-то анабиозе нахожусь, вот и всё.

– Хорошо. Ты что-то ещё будешь брать?

– Нет, я нашла всё, что искала.

Признаюсь, я считала Киру симпатичным парнем. Привлекательный молодой человек, который знает творчество Уолта Уитмена и цитирует Артюра Рембо. До этого я встречала лишь девушек, которые интересовались творчеством данных поэтов.

Наступили сумерки. Мы с парнем вышли из библиотеки и тот остановился у фонарного столба.

– Ты не против, я покурю?

– Нет, всё нормально. На каком автобусе ты ездишь?

– Я? Мне не нужен автобус. Я на мотоцикле.

– Серьезно? Точно, я забыла. Это здорово.

– Он стоит рядом с той красной тачкой.

– Понимаю.

– Да.

– Как твои дела?

– У меня всё в норме. В следующем месяце предстоит операция.

– Что-то серьезное?

– Будут удалять гланды.

– А почему ты тогда куришь?

– Потому что не могу не курить.

– Но тебе же станет хуже, как я знаю, если ты продолжишь.

– Я нервничаю часто. Это помогает мне успокоиться.

Я замолчала, подумав, что опять лезу не в своё дело.

– Хочешь? – Кира протянул мне свой вейп.

– Нет, спасибо.

– Религия запрещает?

– Что, прости?

– Дана сказала, что ты не пьешь и не куришь, потому что строго следуешь каким-то правилам.

– Это не совсем так.

– Я вообще против этих правил, если эти вещи помогают тебе жить, то почему бы и нет?

– Просто у всех разные взгляды на жизнь.

– Поправимо.

– Ты не даешь моей сестре курить?

– Она вроде не маленький ребенок.

– Это значит, да?

– Пару раз было, но Дана сама не очень-то горит желанием начинать курить. Поэтому думаю, тебе не стоит беспокоиться за неё так сильно.

Я перевела дух.

– Хочешь я всё-таки тебя подвезу? – предложил он, подойдя ко мне чуть ближе.

– Домой?

– Куда скажешь. Тебе ещё куда-нибудь нужно?

– Мне на автобусе спокойнее.

– Мне есть смысл тебя переубеждать?

– Думаю, что нет.

– Я тогда, кстати, не успел закончить рассказывать про вино и остальное.

– Давай на следующей смене, хорошо? Я пока прошлую информацию всё ещё перевариваю.

Кира замолчал и безмолвно продолжил на меня смотреть, выдыхая дым из носа. Мне постепенно становилось зябко.

– Хорошо. В следующий раз. Тогда я домой.

– Рада была встретиться.

– И я. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Кира направился по направлению к мотоциклу, устроившись на сиденье.

– Слушай, а можно ещё вопрос? – крикнул он издалека.

– Да?

– Тори это же от полного Виктория?

– Да.

– Почему тогда не Вика или Вики?

– Меня так папа называл, поэтому и прикрепилось.

– Хорошо, тогда и я тебя так буду называть, если ты не против.

– Я этого бы и хотела.

Молодой человек помахал мне на прощание, завел мотоцикл и тронулся с места. Через пару секунд, он скрылся из вида, а я продолжила стоять на месте, расстроившись, что не согласилась поехать вместе с ним. Странное чувство поселилось в моей душе. Кира был весьма дружелюбным по отношению ко мне, хотя иногда внешне создавал впечатление отстраненного человека, конечно, не учитывая рабочую атмосферу, когда тот входил во вкус и становился душой компании и лучшим собеседником для всех гостей.

В понедельник утром я с неожиданным для себя трепетом ждала предстоящей смены. Так происходило, что первый рабочий день я проводила в компании Киры и Николь, а второй в окружении Оливера и Мередит.

– Знаешь, мне кажется, чтобы продолжать обслуживать посетителей, мне нужно выпить чего-нибудь покрепче, – призналась мне Николь, ожидая на кухне ванильный чизкейк с подносом под мышкой.

– Как и всем нам, – лениво протянула я. Коллега оценила мою реплику, и мы вошли в русло рабочего дня.

– Есть ли кто-нибудь ещё раз спросит полное ли у нас меню на столе или нет, то я его тресну этим подносом по голове!

– Может, они ожидают здесь элитную французскую кухню с десятками блюд и высшим уровнем сервиса?

– Тогда им изначально надо было идти в другое заведение. Не по адресу.

С самого утра бармен был сам не свой. Кира молча проверял наличные средства в кассе и что-то нажимал на панели задач.

– Доброе утро, – неспешно произнесла я, пряча руки за спиной.

– Доброе утро, – всё, что ответил мне парень, не отрывая взгляда от экрана. Добавить что-то ещё я не решилась. Вдруг, Кира плохо себя чувствует, а я не знаю об этом или он просто не выспался и стоит дать ему время, чтобы тот пришел в себя?

Я начала расставлять чайные чашки с блюдцами: белые для чая отдельно, черные для кофе рядом. Протерла кофе-машину, проверила этикетки срока годности на молоке. Соевое, миндальное, кокосовое в порядке. Безлактозное стоит уже поменять. Чистые чайные ложки кладу в стаканчик, грязные откладываю на мойку.

– Так видно, что у меня плохое настроение? – спросил бармен, наконец-то удостоив меня взором своих очей.

– Немного. Всё в порядке?

– Знаешь, если бы это не касалось твоей сестры, а ты всё-таки сестра своей сестры…

– Чего, прости?

– Да так. Повздорили с ней немного.

– Ничего серьезного?

– Вроде нет, а настроение упало.

– Я могу что-нибудь сделать?

– Нет, но спасибо, что поинтересовалась моими делами.

– Сегодня будем учиться?

– Да, я в принципе сверял кассу. Всё подходит. Можем, немного пройтись по остальным критериям.

– Я готова.

Между нами снова оказалось меньше метра. Я взяла блокнот в руки и принялась внимательно слушать. Полки с алкоголем ярко подсвечивались приятным бледно-оранжевым цветом.

– Бывает, что, когда гости просят тебя посоветовать им что-нибудь, особенно это касается выбора вина, тебе будет нужно его как-то описать.

– Для бара это важно?

– Бар – это не какая-нибудь забегаловка и Роберт, к тому же, так не позиционирует своё заведение, поэтому не путай, пожалуйста. Да и не похожи мы на какой-то притон.

– Я не то имела в виду.

– Важно, конечно, важно. Итак, есть понятие строгое вино: когда вкус самого вина не слишком хорош. Не хватает чего-то. Оно может не иметь особых ароматов и обычно так говорят про молодые вина. В разговоре с клиентом, вместо строгий, скажи лучше, что это вино достаточно терпкое без пряного аромата и фруктовых ноток.

– Хорошо. Значит, это пустое вино, ничем не примечательное.

– Грубо говоря, да. Есть ещё жёвкое вино.

– То есть его хочется жевать?

– Да. Ты часто могла услышать, что после выпитого глотка вина, рот сушит. Тебе хочется после выпить либо воды, либо чая, чтобы смочить горло. Если же с этим ощущением, у тебя возникает желание пожевать напиток, чтобы появилась слюна, значит, оно попросту жёвкое.

– А сколько всего ещё этих описаний?

– Ты уже устала?

– Нет, мне просто любопытно.

– Примерно, восемь или десять, но они краткие.

– Поняла. Вещай, мастер.

– Благодарю. Есть такой эпитет, который обычно используют для описания не очень хороших вин – жирное. В таком вине отсутствует определенное содержание кислотности, поэтому оно лишь делает вид, что является вином.

– Вот это сложно понять.

– Как и мне было раньше. Дальше проще. Землистое вино наполнено нотами, как ты могла догадаться, земли, деревьев, почвы, листьев и всем, что с этим связано.

– Наверное, самое вкусное?

– Мне не по душе. Итак…

Телефон бармена вдруг приглушенно оповестил своего владельца о том, что тот получил сообщение.

– Прости, я отвечу, ладно?

– Да, конечно.

Однако, как только Кира взял в руки телефон, он тут же обернулся на вход в заведение. Как и он, я могла лицезреть Дану, стоящую на пороге за стеклянной дверью с недовольным выражением лица.

– Что ей понадобилось в такое время? Она же должна быть в школе, – пробормотала я.

Молодой человек закатил глаза, тихо произнеся ругательства себе под нос.

– Я не поняла, что происходит?

– Я пойду и поговорю с ней, договорились? Это займет всего пару минут.

– Ты не скажешь мне, что случилось? Я сама сейчас подойду тогда к ней.

– Тори, давай ты успокоишься, хорошо? Я тебе потом расскажу всё. Не ругай сестру.

Кира вышел из бара, Дана ждала его снаружи. Она выглядела разъяренной. Я не отводила от них своего взгляда и не могла понять, в чем заключалась суть их размолвки, но была уверена, что они прямо сейчас вошли в зону конфликта. Я дала себе слово, что после сразу же расспрошу младшую Экман, почему в это время она находится не на занятиях.

Ребята активно жестикулировали, но слышать, о чем они разговаривали, было невозможно. Они старались как можно дальше отойти от бара, чтобы не дай Бог, управляющий не увидел, чего лишнего. Я размышляла над тем, что послужило поводом для конфликта, но мне не удалось долго рассуждать на данную тему, так как в следующий момент произошел для меня совершенно неожиданный поворот событий.

Дана выплеснула большую часть воды из бутылки прямо парню в лицо и моему душевному спокойствию пришел конец. Кира пару секунд стоял без движения, просто обтекая в полном молчании. Стоял конец февраля. Я не смогла продолжать дальше резать лимон на дольки за барной стойкой, а нож так и повис в моей правой руке.

– Отойди от меня! – крикнул бармен моей младшей сестре, – я сказал тебе, отойти от меня!

– Ты ещё меня обвиняешь в этом?! Ты же сам обещал мне! – кричала она в ответ, но звуки всё равно доносились приглушенными.

– Дана, иди к черту!

Кира быстрым шагом прошел мимо гостей, которых, к счастью, было всего пару человек и те не заметили всего недоразумения, только что произошедшего прямо на моих глазах, а также из-за легкой музыки, играющей в баре. Решительно направляясь к служебному помещению, молодой человек не обращал ни на кого внимания.

– Кира, прости, она…

– Тори, не сейчас!

Я сгорала от стыда. У меня была такое ощущение, что это я совершила данный поступок, а не моя сестра. У меня возникло резкое желание подойти и ударить Дану по лицу. Сердце колотилось, как бешеное.

– Что случилось с Кирой? – прошептала мне Николь, оборачиваясь назад в сторону подсобки, – он такой злой…

– Тебе лучше не знать. Я пойду проверю, как он.

– Давай минут через пятнадцать. Мне кажется, сейчас он не хочет никого видеть.

Я с трудом дождалась, пока пройдет хотя бы десять минут, и можно сказать, ворвалась в служебное помещение, потому что все мои мысли были о парне, которого, в прямом смысле, оскорбила моя сестра. Кира закрылся в туалете, и я могла слышать только, как течет вода из-под крана. Я не могла осмелиться постучать, поэтому присела на скамеечке рядом.

Когда парень вышел из уборной, на меня было жалко смотреть. Он сразу же заметил моё присутствие, не произнеся ни слова. Открыв платяной шкаф, Кира достал кожаную куртку и надел на себя.

– Я съезжу домой переодеться и вернусь. Максимум на час. Если Роберт будет спрашивать, объясни ему ситуацию, но я сейчас сам ему тоже напишу, – он даже не обернулся в мою сторону, пока давал мне указания, что и как делать.

– Мне очень жаль. Я не знаю, что на неё нашло.

– Конечно, ты не знаешь. Тут нет твоей вины.

– Ты не расскажешь мне?

– На самом деле, я не хочу об этом говорить сейчас.

– Ты злишься.

– Да ты что! Я весь в чем-то…

– Разве это не обычная вода?

– Какая-то сладкая газировка, я без понятия. Вся футболка начинает слипаться в какую-то кашу.

– А у тебя нет здесь запасной?

– Вторая фирменная футболка дома.

– Возьми пока свою одежду.

– Не положено.

– Ты же сейчас на мотоцикле своём поедешь, да? А, если разобьешься?

– С чего вдруг?

– Ты на данный момент очень агрессивный.

– Ладно, у тебя же есть ручка, так?

Черная капиллярная ручка была прицеплена к моей футболке на любой случай внезапного заказа. Я подала её Кире.

– И блокнотик дай, пожалуйста.

Я не очень видела логику в его действиях, но тут парень начал быстро писать цифры одну за другой.

– Вот мой номер. Если я не приеду через час, позвони мне, чтобы проверить, что меня не сбила машина на полной скорости.

– Слушай, это же не шутки всё.

– Так, а кто сказал, что я шучу? Позвони.

Кир вышел из бара через черный ход, а я поспешила обратно к Николь. Оторвав страницу с номером парня, я засунула листочек себе в карман. Как он и обещал, парень вернулся меньше, чем через час, но оставшуюся половину дня, мы с ним совсем не разговаривали.

Позднее, мне так и не удалось поговорить с Даной, так как она в который раз заперлась в своей комнате, но той ночью мне не спалось, и я вышла в гостиную, чтобы немного посидеть на диване. Я полностью на него залезла и выглянула в окно. Мой взгляд блуждал по сырой земле, на которой я заметила человеческие очертания. Во мне всё встрепенулось, и я присмотрелась более внимательно. Не может быть.

Дана лежала на холодной земле около дома, раскинув в стороны руки. Она смотрела в темное небо и даже не моргала, как мне показалось. Не думая, я выбежала из дома подобно сумасшедшей и подбежала к ней, быстро пытаясь её поднять.

– Ты зачем лежишь на здесь? Простудишься ещё! А ну, живо вставай!

– Тори, перестань.

– Хватит мне тут зубы заговаривать! Вставай немедленно, – я со всей силы потянула её за руку, – Сейчас глубокая ночь! Ты сумасшедшая?

– Да.

– Вставай!

– Я просто хочу здесь полежать. Можно я полежу?

– Нет! Ты меня слышала?

– Я устала.

– Я тоже устала, что ты меня не слышишь! Мы сейчас всех разбудим, ах ты, дрянь!

В конце концов мне удалось поднять сестру с земли и отвести в дом. Говорить об этом Дана не захотела, в который раз запершись в своей комнате.

– Чудно! Игнорируй меня дальше!

Конечно, чуть позже, я пожалела о сказанном, но было уже поздно. Была ли я строгой сестрой? Нет, не думаю. Я просто старалась позаботиться о Дане, чтобы та не простудила почки. Кто знал, что с ней произойдет там снаружи? Меня всю трясло от злости. Я понимала, что Дана сожалела о содеянном поступке раннее, но пока что изменить ничего не получалось.

Вернувшись на чердак, я легла на кровать и представила себе место, в котором смогла бы ни о чем не думать. Мне бы упасть в свой сон и больше не просыпаться. Я вытащила из кармана джинсов свернутый в двое листок с номером возлюбленного моей сестры. Уставившись на неподвижные цифры, я взяла в руки мобильный телефон и добавила один новый контакт.

Мне совершенно не хотелось новых проблем, но я была уверена, что состояние сестры скакало как сердечная кардиограмма. Мне хотелось поговорить с лечащим Дану психотерапевтом, то есть с Риком, а также с Еленой, с мамой, потому что казалось, что всем вокруг было абсолютно наплевать.

Что такого натворил Кира, заставив Дану выплеснуть воду ему прямо в лицо? Я до сих пор не понимала, какие именно взаимоотношения их связывают друг с другом. Романтические или же иные?

Веки тяжели от огромного количества мыслей. «Завтра будет легче, завтра обязательно будет легче», продолжала повторять про себя я. Закрыв глаза, я растворилась в тишине. Ночь сменяла день. Февраль начал отступать, забирая с собой остатки холодов и всё, что он успел натворить за это время.

Я привыкала к городу N. С мамой мы стали говорить в два раза меньше. Дана уходила в свой мир, пока я оставалась один на один со своими мыслями.

Так закончилась наша скоропостижная зима. Наступила долгожданная весна.

Из дневника стихов Тори. Февраль

 
«Мне больше не к чему стремиться,
Не вижу смысла я вставать.
Надеюсь, мне ещё приснится
Моя любимейшая мать.
 
 
Я понял жизнь, но лишь однажды
Я снова буду обнимать
Твои уста, они бумажны,
Завянут зимним днем опять».