Текст книги "Знаменитый Каталог «Уокер&Даун»"

Я вздохнул – с таким народом нужно иметь терпение, – потом двинул кулаком в живот Эдди так, что тот чуть не заплакал, и завязалась потасовка, но зато всем стало совершенно ясно, что командиром должен был быть я, и никаких разговоров.

– Итак, мой первый приказ: собираем вещи и отправляемся в путь, мы уже и так потеряли кучу времени, а к рассвету нам надо убраться отсюда подальше, не то нас обнаружат.

Эдди и Тит взяли всё необходимое, включая бумажник Джека и письмо, и даже прихватили выпачканный в крови редингот. Я в это время вышел наружу и начал готовить каноэ к отплытию – загрузил в него удочки и всё такое. Не прошло и часа, как все, кроме меня, устроились на борту, а я оттолкнул каноэ и запрыгнул на место командира – на корму, взял весло и изо всех сил начал грести, направляя каноэ в самое сердце байу.

Через несколько мгновений Убежище скрылось из глаз, а вместе с ним позади остались наши дома, семьи и всё, что мы знали до этих пор.

Часть 2
Река и дорога

10
Дельта Миссисипи

Те Труа грёб всю ночь. Казалось, он ни капли не устал. Мой друг стоял на корме, его давно не стриженные волосы спадали на обнажённые плечи. Весло он держал наперевес, как копьё. Два неторопливых и сильных гребка справа, два – слева. А дождь всё лил и лил. Жюли и Тит дремали, а я свернулся клубком на носу лодки, так что очки перекосились, и навострил уши, чтобы не пропустить ни одного, даже самого тихого звука.

– Что там, Эдди? – спросил меня Те Труа.

– На берегу змеиное гнездо, но не думаю, что это опасно, – ответил я. – А вот впереди в шести футах от нас плывёт щука, и лучше нам переместиться на другую сторону. У неё наверняка длиннющие зубы.

Те Труа кивнул и развернул каноэ, следуя моему совету. Он мне доверял. А ведь раньше, когда я говорил, что понимаю голоса животных, он всё время меня высмеивал. «Всё это враки, Эдди», – со свойственной ему уверенностью говорил мне Те Труа. На его гладкий лоб никогда не ложилась тень сомнений. «Ничего подобного, – спорил я. – Смотри, сейчас на эту ветку сядут два красных попугая». И – хоп! – хлопая крыльями, в воздухе появлялись две птицы и делали именно то, что я говорил. Я никогда не ошибался, потому что я был болотным шаманом, как старый Джо.

Джо жил в лесу за моим домом, я познакомился с ним случайно. Однажды я гулял и увидел, как он устроился на дереве, словно воробей. Поговаривали, что Джо – пьяница и ворует деньги на выпивку. Но никто не знал, кто он на самом деле. По-настоящему его звали Малихомма, он был шаманом индейцев чокто и умел говорить со змеями и птицами.

«Главное тут – глаза и уши, – объяснял Джо. – Люди слишком глупы и не умеют пользоваться слухом. Старайся расслышать то, что ускользает от остальных». И я целыми днями сидел с закрытыми глазами на ореховом дереве рядом с домом и прислушивался, как мне советовал Джо. И постепенно стал понимать.

– Что там такое, Эдди? – вторгся в мои мысли Те Труа. – Мне не нравится, как журчит там впереди.

– Ничего страшного, – ответил я. – Это всего лишь протока. Она начинается вон за теми деревьями. Довольно широкая, да с таким сильным течением, что рыбам даже плавниками работать не нужно. Подойди ближе к берегу, иначе грести будет тяжелее.

Те Труа так и сделал. Три удара веслом, и нос каноэ поднялся вверх, оседлав волну, а мы переместились к погружённым во тьму островам вдали от центра реки.

Шёл второй день нашего путешествия. Я пересчитывал свои Страхи. Их было сто двенадцать. Однажды я аккуратно записал их в тетрадь и пронумеровал. Первые семнадцать были Непроизносимыми. Их я даже записывать боялся. Потом начинались Серьёзные Страхи: «Умереть», «Заболеть и умереть», «Замёрзнуть, заболеть и умереть» и так далее. После Серьёзных шли Средние, потом Обыкновенные, а затем Мелкие, например «не выучить урок и быть наказанным преподобным Томпсоном» (Страх номер 112).

С началом путешествия к моим обычным Страхам прибавились пара десятков новых, и мне было жаль, что я не могу записать их в тетрадку. Например, я уже «чуть не утонул» и «чуть не умер от голода и жажды».

Моё сердце билось так быстро, что, казалось, вот-вот разорвётся. Ещё я скучал по своим вещам, например по компасу, который мне подарил отец. Он остался дома, канул в ящике стола, точно потерянное сокровище. Но особенно я скучал по книгам.

Однажды я сказал индейцу Джо, что книги – это пустая трата времени, и получил оплеуху. «Шаману известно разное волшебство. Я учу тебя магии чокто. А магия белого человека – в книгах». Тогда я понял, что на самом деле мой отец, доктор Браун, тоже был шаманом. Не важно, что он носил рубашку и галстук, подкручивал усы и ненавидел ходить по байу, потому что боялся запачкать туфли.

Мама, наверное, ни разу там не была. Да и вообще, скорее всего, с тех пор, как я пропал, она не поднималась с постели и лежала бледная как смерть, вся в холодном поту. Мама постоянно плохо себя чувствовала и болела то одним, то другим. Малейшее беспокойство укладывало её в постель. Трудно представить, что с ней творилось сейчас. Может, она даже умрёт от разрыва сердца. Сказать по правде, это и был мой Страх номер два.

Мы опасались, что кто-нибудь нас заметит и отправит домой, а потому первый день держались вдали от проторённых каналов. Когда мы оказывались в тупике, что случалось часто, приходилось тащить каноэ по грязи и камышам. Те Труа шёл впереди, а я за ним. Жюли и Тит несли наш скудный багаж. Потом мы плыли дальше.

Я указывал путь, читая книгу звёзд и растений, или следил за черепахами, которые в это время всегда плыли к морю. Мы же без устали двигались в противоположном направлении – на север. Иногда я тайком рассматривал Те Труа. Он был похож на красивого лесного зверя. Думал ли он о том, что творится дома? Я знал: стоит мне об этом спросить, Те Труа ответит что-нибудь про своего брата Чака и телеграмму, которую мы якобы отправим из Нового Орлеана.

Жюли и Тит тоже не думали о доме, но по другой причине: из их дома хотелось сбежать как можно скорее. Значит, я оставался в одиночестве. Четырёхглазый Эдди, шаман в очках, книжный мальчик, выросший на болотах.

Тем временем каноэ снесло в большую реку шириной по крайней мере шагов в двадцать, и сильное течение оттаскивало нас назад. Я посоветовал Те Труа подойти к берегу ещё ближе, туда, где течение ослабевало, и мы пошли вверх по реке, продираясь сквозь грязь и низкие стебли тростника. Было около десяти вчера. Уже стемнело.

– Я хочу есть, – сказала Жюли. – И Тит устал сидеть. Когда сделаем привал?

– Скоро, – ответил я. – Видишь вон то тёмное пятно над деревьями? Это филин охотится. Значит, там земля.

Жюли украдкой посмотрела на меня, словно подумала: «А Эдди-то, оказывается, полон сюрпризов». И она была права. Никогда ещё я не чувствовал себя таким свободным и взрослым, как здесь, в байу.

Каноэ коснулось дна и увязло в грязи. Те Труа первым спрыгнул в воду, которая доставала ему до колен, и вытащил лодку на берег. Когда я выбрался из каноэ, то еле держался на ногах. Жюли была бледна, а Тит спал на ходу и крепко сжимал в руке часы, словно куклу вуду.

Днём мы наловили больших красных креветок. Те Труа развёл костерок, и мы жарили на нём креветки, пока те совсем не почернели. На вкус они оказались сладкими и нежными, с сырой серединой и слегка подгоревшими краями. Я никогда в жизни не ел ничего вкуснее. А Те Труа словно хотел сожрать креветки целиком, вместе с панцирем. После ужина лицо Жюли осветила широкая, как полумесяц, улыбка.

Те Труа завершил свою трапезу, громогласно рыгнув, вытер рот рукавом и объявил:

– Так-то лучше.

– Что за манеры! – воскликнула Жюли, но тут же сама рыгнула, и довольно громко.

Тут мы все захохотали, и даже Тит засмеялся красивым журчащим смехом. Мы сидели в отблесках костра, а сверху простиралось беззвёздное тёмное небо. Во влажном ночном воздухе слышалось тихое стрекотание.

– Надо бы немного поспать, – предложил я. – Если я не ошибся в расчётах, завтра мы пересечём Сальвадор и будем на месте.

– Сальвадор? – переспросила Жюли.

Те Труа ковырялся в зубах тонкими ножками креветки:

– Что за Сальвадор?

Я хорошо помнил книги отца по географии.

– Это озеро сразу к югу от Нового Орлеана, – объяснил я. – Оно, должно быть, огромное. Там и кончается байу. Пересечь его непросто, но если получится, мы будем в городе ещё до вечера.

– Тогда лучше придумать план, – предложила Жюли, – я хочу сказать, нам надо добраться до Чикаго. Но как? Мы даже точно не знаем, где это!

– Знаем. Это на севере. И очень далеко.

– Вот именно. Мы же не можем пойти туда пешком.

Те Труа потянулся, как будто этот разговор до смерти ему надоел.

– По-моему, мы уже об этом говорили, – сказал он. – Придумаем что-нибудь. Деньги у нас есть. И мы можем продать каноэ.

– И пистолет Джека.

Честно говоря, я немного обижался на Те Труа. С тех пор как он нашёл пистолет в кармане редингота, он ни разу не дал мне его подержать.

Мой друг протяжно зевнул:

– По мне, так волноваться не о чем. Тем более что я устал, как собака.

И действительно, Те Труа ещё не закончил говорить, как растянулся на боку и заснул, положив под голову сложенные, будто в молитве, ладони.

– Никогда такого не видела, – улыбнулась Жюли, – он и вправду устал.

Я же не мог выкинуть из головы слова Жюли. Она была права: добраться до Чикаго трудно, и найти дорогу предстояло именно мне. Ведь я был старше остальных и знал волшебство индейцев и магию белого человека.

Но, честно говоря, мне было страшно. Те Труа всегда говорил, что я плакса и слабак, чуть что – сразу в слёзы. Раньше я так не думал, но вдруг он прав? Может, я и вправду трус. Может, мне лучше бросить эту безумную затею и вернуться домой, в безопасное место. Мальчик со ста двенадцатью (уже со ста тридцатью двумя) Страхами не подходил для такого путешествия.

– Ты чего, Эдди? – спросила Жюли.

Она придвинулась ближе и положила голову мне на плечо. От Жюли исходил приятный сладкий аромат, напоминающий запах жжёного сахарного тростника. Её голова оттягивала мне плечо, а длинные волосы рассыпались по рубашке.

Я опустил глаза и заметил, что она тоже заснула. Тит, как всегда, отрешённо смотрел куда-то вдаль за кромки деревьев. Кто знает, о чём он думал.

– Остались только мы с тобой, да, Тит? – тихо спросил я.

Он молча подошёл, растянулся на земле и положил голову на мои ноги. «Вот так», – подумал я. Все спали, а Эдди-шаман бодрствовал и разговаривал с ночью. Филин, которого мы видели раньше, протяжно заухал в темноте. Его голос походил на ворчание старика.

И тогда я понял, что он хотел мне сказать. Филин говорил, что я могу больше не бояться.

11
Новый Орлеан

Мы приплыли в Новый Орлеан на рассвете. Из нас четверых раньше в городе был только я. Однажды зимой папа отвёз меня в Новый Орлеан к доктору, который называется «окулист», чтобы тот выписал мне очки. Очками я остался очень доволен, ведь без них я мало что видел. Тогда Новый Орлеан мне совершенно не понравился. В городе воняло, меж тесно стоящими домами ходили толпы людей. В городе было влажно, страшно холодно и грязно. Очень-очень грязно. Сейчас же, летом, стояла удушающая жара. Я почти выбился из сил, и, может, у меня даже немного поднялась температура.

Пересечь озеро Сальвадор оказалось труднее, чем мы думали. Пришлось мне сменить Те Труа и часами грести под палящим солнцем, рискуя получить удар. И, словно этого мало, мы несколько раз долго тащили каноэ посуху, и теперь у меня болели плечи и спина, а всё тело чесалось от комариных укусов.

– На сегодня хватит! – воскликнул я. – Нам лучше остановиться и разбить лагерь.

– И почему это? – спросила Жюли.

– Потому что уже темно, и мы почти добрались до города, – объяснил я. – Этот луг отлично подходит для ночлега.

Те Труа и Жюли странно на меня посмотрели, словно у меня вдруг выросли усы, как у сома.

– В чём дело? – спросил я. – А вы что предлагаете?

– Мы хотим прогуляться по городу, глупый! – воскликнула Жюли. – Я никогда не была в Новом Орлеане, и мне ужас как интересно!

– Это может быть опасно! – запротестовал я.

Сколько всего могло случиться с нами в городе! Мой список Страхов сразу увеличился на несколько пунктов.

– Наше путешествие опасно само по себе, – заметил Те Труа. – И в этом вся соль, тебе не кажется?

Мы оставили каноэ у дамбы и спрятали его в тростнике, лодку почти не было видно. Я хотел даже вырыть яму и положить туда наши ценности, то есть часы, пистолет и доллары, но никто на это не согласился. Да и всё равно отнять эти дурацкие часы у Тита было невозможно.

– Новый Орлеан – город воров, это все знают, – пробормотал я. – К тому же кто-то должен остаться здесь и сторожить…

– Да пожалуйста! – пожал плечами Те Труа. – Лично я иду развлекаться.

– Я с тобой, – сказала Жюли и взяла Тита за руку.

Я смотрел, как они уходят по тропинке, теряющейся между домами. Ну а потом решил, что не очень-то мне хочется оставаться у дамбы наедине с воинственными комарами. Так что я вздохнул и побежал следом.

Возьмите четверых детей, которые всегда жили посреди болот, и поместите их на улицы большого города. Всё вокруг было настолько удивительным, как будто мы не в Новом Орлеане, а на Луне. От счастья, страха и смятения у меня закружилась голова.

Город оказался совсем не таким, каким я его помнил. Нас затянуло в водоворот звуков и запахов. Вокруг происходило столько всего! Повсюду были люди: чёрные, белые, индейцы, и все они пили и ели, болтали, ходили, бежали и дрались.

Из-за множества маленьких фонарей казалось, что ты идёшь не по земле, а по небу, среди дрожащих звёзд. Рядом проезжали кареты, лошади и даже джентльмены на велосипедах (я никогда не видел велосипед вживую, только на страницах Каталога).

– Вау, – выдохнул я в изумлении, – тут… всё… так…

– Восхитительно! – отозвалась Жюли.

Она продиралась сквозь толпу, Тит следовал за сестрой, как хвост за воздушным змеем. Мы с Те Труа бежали следом, я только и успевал вертеть головой направо и налево, чтобы ничего не упустить. На углу улицы двое пьяных дрались на ножах, вокруг них шумела толпа. Три девушки танцевали босиком, им аплодировала группа молодых людей. Негр играл на губной гармошке.

Воздух дрожал от запаха специй, алкоголя и жареного мяса. Вдруг мы влетели в толпу молодёжи, которая занимала всю улицу. Я не понимал, что происходит. Все смотрели в одну сторону, словно стояли в очереди. Юноши держали девушек за руки или обнимали за талию. Вот тогда-то я и услышал музыку. Её безумный и яростный ритм показался мне самым прекрасным на свете.

Недолго думая, мы ввинтились в толпу, протискиваясь между чужих ног, и добрались до первого ряда. Выступал оркестр чернокожих музыкантов, одетых в элегантные белые костюмы. Один играл на контрабасе, другой – на гитаре, были ещё тромбон и два кларнета. А впереди всех стоял трубач, и он дул в трубу, как паровоз. Вот это было зрелище! Все ноты мира лились из его трубы! Музыка постоянно менялась: вот она была весёлой, а уже через миг – мучительно грустной. Остальные музыканты просто старались поспевать за трубачом, подхватывая ритм.

Но самое прекрасное было в том, что музыка менялась в зависимости от того, что происходило вокруг. Вот девушка закружилась в танце, и из трубы вылетали ноты, которые ложились на подол её юбки, словно вышитый узор. Вот двое молодых людей столкнулись и повалились на землю, а труба выдала весёлый мотивчик, который заставил всех рассмеяться. Эта музыка была непохожа на серьёзную и строгую музыку, которую мама иногда играла в гостиной на фортепиано. Она рождалась прямо у нас на глазах, непредсказуемая и живая.

Рядом с оркестром сидел старик с грязной бородой, а между ног у него стояла бочка, откуда он что-то черпал большими кружками.

– Промочить горло за пенни! – кричал он.

Я не успел даже пикнуть, как Те Труа нарисовался рядом с ним и сказал:

– Налейте-ка мне.

– А пенни-то у тебя есть?

– Есть.

Те Труа достал из кармана монету, и старик до краёв наполнил кружку прозрачной жидкостью, от запаха которой слезились глаза.

– Кто это играет? – спросил я старика.

– Вы не местные, да? – улыбнулся он. – Иначе бы вы знали, что это Бадди Болден – лучший трубач Нового Орлеана. Когда он играет, весь город приходит послушать.

– Ух ты, – пробормотал я. – А как называется такая музыка?

– Не знаю, да и какая разница? – пожал плечами старик. – Чтобы понимать музыку, нужны уши, а не слова.

Жюли взяла меня за руку и снова потащила в первый ряд слушать Бадди Болдена, а Те Труа передал мне кружку. Её содержимое напоминало жидкий огонь, и я закашлялся. Потом мы принялись танцевать, и я выпил ещё. А потом… что было потом, я не помню.

Проснулся я на берегу у дамбы. Во рту стоял привкус грязи. Солнце уже светило высоко в небе. Виски болели, словно в них всадили по гвоздю. Я повернулся на бок, и меня тошнило целую вечность.

– Смотрите, кто проснулся, – сказал Те Труа. Его размытое лицо маячило где-то передо мной.

– Что случилось? – спросил я.

– Тебе стало плохо, и нам пришлось тащить тебя на руках, – ответила Жюли где-то у моих ног.

– Мне и сейчас не очень здорово, – признался я.

– Лучше тебе поскорее выздороветь, – сказал Те Труа, протягивая мне очки. – Ты должен вернуться в город.

– Я? То есть как, один?

– Именно так.

Я надел очки, и неясные тени передо мной превратились в знакомые лица друзей. Голова кружилась. И у меня точно поднялась температура.

– Думаю, у меня жар.

– Думаю, у тебя похмелье, – хихикнула Жюли, – и в любом случае тебе придётся вернуться в город. У нас нет выбора.

– Зачем?

Те Труа вздохнул, а Жюли мне подмигнула.

– Сам скажи, вчера вечером ты ничего не заметил? Ну, кроме того, что ты не переносишь спиртное.

– Мне показалось, что всё прошло нормально… Мы танцевали, все на нас смотрели…

Жюли кивнула, я посмотрел на Те Труа и начал понимать, что они имели в виду. Мой друг стоял босой, в коротких дырявых штанах. Его рубашка порвалась аж в трёх местах и расползалась на глазах. К тому же Те Труа весь перепачкался в траве и болотной грязи, а его спутанные волосы напоминали гнездо ласточки.

Те Труа выглядел как сумасшедший из байу. А в Новом Орлеане все были одеты с иголочки, ходили в лакированных туфлях и держались как солидные горожане.

– Дело в том, что мы похожи на четверых деревенских оборванцев, – объяснила Жюли. – Или на бродяг. Мы не знаем, как вести себя в городе, и поэтому привлекаем внимание и выглядим подозрительно. Если мы ничего не предпримем, то очень скоро полиция потребует наши документы или спросит, где наши родители, и рано или поздно нас отправят домой.

Её голос немного дрожал, как будто перспектива вновь оказаться дома приводила её в ужас. Но дело было не только в этом. Ей словно стало… стыдно. Я подумал, что, наверное, прошлой ночью она застеснялась своего старого грязного платьица, ведь все вокруг были так шикарно одеты.

– И что вы предлагаете? – спросил я.

– Ты самый высокий, умеешь правильно говорить, и у тебя очки… а главное, ты выглядишь приличнее всех. Поэтому тебе придётся сходить в город, всё разузнать и купить нам новую одежду.

Выбора у меня не было, это я уже понял. Поэтому я поднялся, стараясь не обращать внимания на головокружение, температуру и всё остальное, перелез через дамбу, дошёл до берега канала, умылся в болотной воде и пригладил мокрые волосы пальцами.

– Как я выгляжу? – спросил я Жюли.

– Чудесно, – улыбнулась она.

От прогулки я почувствовал себя лучше. К тому же мои карманы были набиты деньгами, в ушах всё ещё стояла вчерашняя музыка, и день выдался замечательный. Чего ещё можно было желать?

В киоске я купил себе на завтрак кусок пирога с креветками. Совесть меня слегка кольнула, ведь остальным точно было нечем перекусить. Но мне предстояло выполнить важную миссию. Да и пирог оказался очень вкусным.

Побродив по улицам, я отыскал достойного вида магазин, где, казалось, продавалось всё, что мне нужно. Если Жюли не ошиблась, хозяин мог с подозрением отнестись к мальчику с такой кучей денег, но я уже придумал, как всё объяснить. Мои родители – из Канзаса, я только что приехал в Новый Орлеан навестить дядю, и он отправил меня за покупками, пока сам разбирался с другими делами.

Я ещё не закончил говорить, как торговец засмеялся и спросил:

– Вот как? А ты сам, значит, из Канзаса?

– Да, сэр, – ответил я. – Родился и вырос там.

– И почему же ты тогда говоришь по-французски?

Об этой маленькой детали я не подумал. Французский был языком каджун и болот, а в Канзасе все говорили по-английски. Мне стало так стыдно, что я сбежал. На улице я перевёл дух. Потом попробовал ту же тактику в другом магазине, слегка изменив свою историю. На этот раз всё прошло гладко. Я зашёл в третий магазин – и постепенно начал входить во вкус.

За то утро я купил: летний костюм из светлого хлопка, как у настоящего джентльмена, себе; платье в цветочек Жюли; клетчатый жилет себе; потёртую рубашку для Те Труа; шляпу с лентой на боку себе; подержанную форму слуги для Тита; набор носков для себя; хлопковый свитер Жюли; галстук с заколкой себе, вельветовый мешочек, в который можно положить часы; сапоги из воловьей кожи себе; старые, но прочные ботинки для Те Труа; лакированные ботинки себе; красные туфли на каблуках Жюли и подержанный кожаный чемодан с латунным замком, куда я сложил все покупки.

Болтая с продавцами, я узнал кое-что полезное для нашего путешествия. В книжном магазине я купил карту Соединённых Штатов и подробную карту штата Луизиана. К друзьям мне удалось вернуться только около полудня. Они курили в тени огромного кипариса. Я расправил плечи и молча подошёл к ним.

Когда они меня заметили, я изящным движением снял шляпу, поправил галстук и поставил на землю кожаный чемодан, прямо как европеец, который только что спустился с трапа трансатлантического лайнера.

– Прошу прощения за опоздание, – произнёс я с достоинством, – надеюсь, моё отсутствие вас не утомило.

– О, ни капли, – сказал Те Труа, выпустив облако дыма. – Я продал каноэ.

– Правда?

– За два доллара.

Я не мог в это поверить, но Жюли подтвердила:

– Его купил какой-то сумасшедший. Он сказал, что это настоящая пирога каджун и что он купит её за любые деньги.

– Знать бы раньше, что есть в мире такие люди, – добавил Те Труа, – надо было все дни напролёт делать пироги и продавать их в Новом Орлеане.

Я не знал, что и думать. Раньше мне никогда не нужны были деньги. Джо-индеец был нищим, и это ему не мешало. Но теперь, после моего похода по магазинам, я начинал понимать, что остальной мир живёт по другим законам.

– Кстати, – замялся я, – на одежду я потратил десять долларов…

У Те Труа от удивления выпала изо рта сигарета.

– Ты что, с ума сошёл?

– Я подумал, что это выгодное вложение.

– Но это же половина наших сбережений!

– Вообще-то приблизительно четверть. Я уж не говорю о деньгах, вырученных за каноэ. И потом, если что, мы всегда можем продать пистолет Джека.

– Даже не мечтай.

Какое-то мгновение я размышлял, не накинуться ли на него и не проучить, но потом вспомнил, что на мне новый костюм, и решил, что джентльмену не пристало пачкать руки о дикаря.

– Хватит ссориться, давайте лучше подумаем, – встряла Жюли. – Эд, тебе удалось выяснить, что нам делать дальше?

Я поправил шляпу, приняв важный вид.

– Разумеется, – ответил я, – поэтому меня так долго не было.

Я сел (предварительно постелив на землю платок, чтобы не запачкать брюки) и продемонстрировал остальным новую карту. Тит, который обычно жил в своём мире, вскочил и подбежал посмотреть. Он взял карту, повертел в руках и ткнул пальцем прямо в надпись «Новый Орлеан». А потом опять… на этот раз туда, где было написано «Чикаго».

– Что-о-о? Тит, когда это ты научился читать?

Мальчик посмотрел на меня, улыбнулся и, как обычно, ничего не ответил.

– Жюли, ты, что ли, его научила?

– Нет-нет, но Тит быстро учится. Может, он и не говорит особо, но голова у него варит, да ещё как.

Жюли всё время говорила, что Тит всё понимает, но честно говоря, свой ум он никак особо не проявлял. Иногда Тит больше походил на лесного зверька, чем на ребёнка.

Тем временем невозмутимый Те Труа снова сосредоточился на карте:

– Не думал, что Чикаго так далеко. Мы туда сто лет будем добираться.

– Если не больше! – воскликнула Жюли.

И правда, нам предстояло пересечь почти все Соединённые Штаты Америки с юга на север. Даже по карте было видно, насколько это большое расстояние.

– Красная ломаная линия обозначает железную дорогу, – объяснил я, указывая пальцем. – Поезд, без сомнений, самый быстрый способ передвижения. За ночь мы доберёмся до Мемфиса. Там сделаем пересадку и через день будем в Чикаго.

– Отлично, – одобрил Те Труа.

– Но всё не так просто, да? – спросила Жюли. Она часто понимала меня без слов.

– Я узнал, сколько стоят билеты, – продолжил я, – и да, нужно много денег. Билет до Чикаго стоит двадцать семь долларов. И это только за одного.

Те Труа молча передал мне сигарету. Я сделал длинную затяжку и обжёг горло.

– Есть ещё одна возможность – сесть на пароход и плыть по Миссисипи.

Я постучал ногтем по карте, указывая на большую реку. Она текла на север, извиваясь, как змея.

– По Миссисипи можно как раз плыть в нужном нам направлении, но она очень извилистая, поэтому путешествие займёт гораздо больше времени, чем на поезде.

– Чёрт побери, я знал, что не надо продавать каноэ! – воскликнул Те Труа.

Я чуть не рассмеялся.

– Да там все тысяча двести миль! Нам ни за что не одолеть их на вёслах, тем более против течения. Нет, придётся плыть на корабле. И даже если так, потребуется не меньше пяти дней, чтобы добраться до Сент-Луиса.

Я подождал, пока Те Труа и Жюли найдут город на карте.

– А там нам всё равно придётся думать, как пересечь последние триста или четыреста миль до Чикаго.

– Хм, – промычал Те Труа, – сколько стоят билеты на пароход?

– Пять долларов – один билет, если поедем на палубе, а не в каюте. Тит платит половину как наш слуга.

– Тит не слуга! – повысила голос Жюли. – Он мой брат!

– Знаю, знаю, мы только сделаем вид, что он слуга, хорошо? Чтобы немного сэкономить.

Жюли смотрела на меня с сомнением:

– И потом, знаешь, что это значит? Из-за того, что ты столько потратил на одежду, в Сент-Луис мы приедем с пустыми карманами!

Я пожал плечами. Она была права, может, я немного и увлёкся покупками. Но тут уже ничего не поделаешь.

– Что-нибудь придумаем, – пробормотал я.

Жюли насупилась, и между нами повисло неловкое молчание. Я не знал, что делать, поэтому открыл чемодан и достал красные туфли, которые ей купил. На мгновение я мог поклясться, что на глаза у неё навернулись слезы.

– Это что… мне? – спросила Жюли.

– Конечно, – ответил я. – Я подумал, что они красивые.

Жюли странно посмотрела на меня:

– Ты полон сюрпризов, Эдди Браун.