Текст книги "В ее постели"

Она должна уйти от него, пока еще не слишком поздно.

– Утром мы с братьями вернемся в Койнлер-Вуд…

– Я не даю на это позволения, принцесса. А без моего позволения вы никуда не поедете! – резко бросил он со стальными нотками в голосе.

Категоричность этого заявления обезоружила ее. Желудок скрутило, хотя Эйтин была вполне уверена, что ничем не выдала своей реакции.

– Я не спрашивала разрешения, лорд Рейвенхок. Я баронесса…

– Моя грамота от Эдуарда – на весь Глен-Эллах. Включая и Койнлер-Вуд. – Он улыбнулся, но в улыбке не было веселья. – Поскольку я сюзерен твоего владения, тебе нужно спрашивать моего разрешения на все, что ты делаешь, принцесса. – Серо-зеленые глаза наблюдали за ней и, казалось, сияли торжеством при виде того, как она силится обуздать свой гнев. – Не тревожься. Ты будешь на своем месте.

– На своем месте? – Краска прихлынула к лицу, а пальцы сжались в кулаки. – А где, скажите Бога ради, мое место, милорд?

Он был похож на большого кота, намеревающегося понаблюдать за своей жертвой.

– А это я решу в зависимости от того, какую правду узнаю о тебе, Эйтин. Запомни это. Ты моя, и я могу делать с тобой все, что пожелаю. А в этот момент я желаю многого.

– Быть может… нам лучше закончить этот разговор в другое время?.. – Буря за стенами башни усиливалась, но это было ничто в сравнении с той, что Эйтин видела в его бездонных глазах. Оторвавшись от взгляда, который врезался ей в душу, она повернулась и направилась к двери.

– Я не отпускал тебя, принцесса! – крикнул он ей вслед. Когда она не остановилась, пригрозил: – Не вынуждай меня гнаться за тобой. Я сделаю это.

Его тон заставил ее остановиться. Она поверила, что он способен на это, почти испугалась, что он даже хочет подтолкнуть ее к такому исходу. Она попыталась успокоиться, но сердце продолжало выбирать неровный ритм, усугубляемый предательской реакцией тела на каком-то животном уровне. Грудь напряглась, набухла, сделалась чувствительной. Уна сказала, что причиной тому ребенок, ибо тело Эйтин принимает его жизнь. Но ночи, проведенные с Деймианом Сент-Джайлзом, научили ее узнавать желание.

В это мгновение она была близка к тому, чтобы возненавидеть Деймиана. Ни один мужчина не осмеливался приказывать ей, как простой служанке. Она не доверяла ему, боялась его теперешнего появления в ее жизни, страшилась последствий обмана. Но все это не умаляло ее желания. Потребовалась вся сила воли, чтобы не пойти к нему, не положить ладони на этот твердый живот и не скользнуть ими вверх по груди, не захватить его рот в обжигающем поцелуе, не вкусить его, как она делала это каждую ночь в своих снах с тех пор, как отпустила его.

– Эйтин, иди сюда.

Промелькнула мимолетная, легче шепота, мысль: не стоит бросать ему вызов. Сглотнув, чтобы побороть сухость в горле, Эйтин пошла к кровати.

– Ваше желание для меня закон. – Ее тон выдавал, что это отнюдь не так.

Уголок его чувственного рта приподнялся кверху.

– Сними с себя одежду, Эйтин.

Она попыталась оценить его настроение. Он дразнит ее? Или говорит серьезно?

– Пойдите к черту, лорд Рейвенхок.

– Это не просто мое желание, принцесса. Это приказ. Сними… с себя… одежду.

Дрожь рябью пробежала по телу. Эйтин с трудом удерживалась от того, чтобы не стереть пощечиной это самодовольное выражение с его слишком красивого лица, силилась обуздать ту часть себя, которая хотела сделать в точности так, как он приказывал. Желание поднималось в ней, барабанной дробью застучало в крови, тело вспыхнуло огнем. Никогда прежде Эйтин не знала, что способна на такое безумие. И не была уверена, что сейчас ей это нравится. Только эмоции брали верх, одолевая до такой степени, что она с трудом могла думать.

Только хотела его.

Он пошевелился, спустив длинные ноги на пол, поднявшись во весь рост и оказавшись близко, слишком близко. Разум Эйтин кричал, что она должна бежать, пока еще не слишком поздно. Однако откуда-то из глубины сознания пришло понимание, что уже поздно. Деймиан держит ее в плену своих чар. Он положил ладонь чуть ниже ее шеи, распластав пальцы и скользя ими вверх. Большой палец погладил скулу, а потом его ладонь мучительно медленно заскользила вниз, к вырезу платья. Ее грудь устремилась навстречу его прикосновению, призывая опуститься ниже.

Выражение наполовину прикрытых веками глаз говорило, что Деймиан знает ее слабость, что он держит верховенство. Все, что Эйтин могла, это стоять и дрожать. И желать.

– Твоя кожа прохладная, Эйтин… и такая мягкая… такая невероятно мягкая…

Он пробегал ладонью вверх, затем возвращался вниз, снова и снова, каждый раз чуть ниже. Эйтин жаждала почувствовать его ладонь на своей груди, дыхание вырывалось толчками, моля, чтобы он поскорее дотронулся до затвердевших сосков.

Наконец мозолистые пальцы коснулись твердой вершины, вырвав у Эйтин прерывистый вздох. Зигзаги молний раскалывали черное небо над башней; неистовство бури, казалось, питало их возрастающую страсть. Один палец легонько скользнул туда-сюда, и словно молния пронзила ее тело. Его ласки стали настойчивее, большой и указательный пальцы чуть сжали сосок, усилив нажим, Деймиан увидел, что это подстегнуло ее жажду.

Наконец он стащил лиф платья с плеч, подставив ее грудь прохладному воздуху. Деймиан резко вдохнул и задержал дыхание, горящие глаза наблюдали, как обе его ладони обхватывают бледную плоть. Водя по груди большими пальцами, он прошептал почти с благоговением:

– Вели мне остановиться, Эйтин.

– Остановитесь, милорд.

– Завтра… завтра я остановлюсь.

Он нашел ее рот своим. Башня сотрясалась от неистовства бури, окружающей их, а они сотрясались от бури чувств.

Глава 12

Деймиан упал поперек огромной кровати, Эйтин оказалась под ним. Он наслаждался ощущением того, что она придавлена его весом, отдавался во власть животному инстинкту спаривания, бурлящему в крови, управляющему его действиями. Белый блеск молнии через бойницу наводнял комнату, омывая колдовскую красоту Эйтин своим неземным сиянием. Сводя его с ума. Деймиан не отрывал глаз, околдованный этой языческой богиней, представшей полуобнаженной перед его голодным взором. Ее полные груди были такие бледные, соски тугие и торчащие. Это было исполнением всех его снов.

Теперь, когда момент настал, когда он понял, что она существует, что она настоящая, он вдруг до безумия испугался. Но Деймиан Сент-Джайлз никогда не отказывается от вызова.

Нити воспоминаний вплетались в этот момент, отголоски снов, преследовавших его, всплывали в сознании, расцвечивая каждое прикосновение, каждое ощущение. И все же они казались больше чем просто видениями. Эти чувства, похоже, приходили из реальности, словно он на самом деле возлежал с ней раньше. С интимностью, присущей лишь любовникам, его тело, казалось, слишком хорошо было знакомо с ее телом, он знал, какое прикосновение заставит ее ахнуть, какое сорвет вздох с ее губ.

Он не собирался доводить разговор до такого конца. Будучи не в духе, он просто намеревался подразнить ее, заставить подчиниться. Потребность обладать этой женщиной, поставить на ней свое клеймо была как демон, пришпоривающий его, побуждающий обращаться с ней недостойным высокородной леди образом. Правила, манеры, строгий кодекс поведения – все полетело к чертям, когда оказалось противопоставлено первобытной потребности сделать ее своей. В этот момент все вопросы и сомнения, касающиеся ее, даже законы Господа и короля значили мало. Он сделает все, чтобы завладеть ею.

Он взял в плен ее рот, вначале нежно, наслаждаясь яростным бурлением в крови, затем дико, неистово, словно тонул… и только она могла его спасти. Он улыбнулся, когда ее пальцы вонзились в мускулы его рук. Это была в точности такая реакция, какой он хотел от нее.

Утром он посмотрит в лицо всем проклятым загадкам жизни Эйтин, примет какое-то решение. Этой же ночью ему необходимо быть с ней, чувствовать ее плоть, вкушать ее, обнимать, быть внутри нее. Прежде чем что-то еще вторгнется в их мир, он привяжет к себе Эйтин, сделает так, чтобы она поняла: они принадлежат друг другу, что бы ни случилось.

Оставить на ней свое клеймо, чтобы она никогда не позволила другому мужчине прикоснуться к себе.

Он проложил цепочку поцелуев вдоль шеи, а руки стягивали с нее платье через талию, бедра. Эйтин задрожала. Он почувствовал легкий трепет, пробежавший по ее губам. Ему отчаянно хотелось растянуть это, упиваться каждым волшебным мгновением, только жажда слияния гулко билась в теле, изгоняя контроль и всякую надежду на здравомыслие.

Ее дыхание резко вырвалось из груди, когда он скользнул руками вверх, обхватив ее тяжелые груди. Большие пальцы рисовали круги вокруг песочного цвета ореолов, затем прошлись по затвердевшим вершинам сосков, которые выступали все сильнее. Ее тело отзывалось быстро. Эйтин отдавала ему себя, открывалась всему, что он хотел ей показать. Судорога прокатилась по телу на волне раскаленного желания, когда он взял одну грудь в рот, глубоко втянул, омывая языком крошечный бутон.

Оторвавшись, чтобы глотнуть воздуха, Деймиан пробормотал:

– Такая отзывчивая…

Эйтин издала прерывистый вздох наслаждения, побуждая его продолжать. Ее бедра под ним дернулись вверх, но не от боли. Окончательно затерявшийся в чувственной вибрации в крови, он вел ее по остро отточенному краю желания, подталкивая возбуждение выше и выше.

Деймиан слегка приподнялся, чтобы распустить шнуровку на бриджах, затем усмехнулся, когда ее дрожащие руки с готовностью помогли ему стащить штаны с его напряженных бедер. И снова вклинилась мысль, что она слишком пылкая, ее движения слишком уверенные, но ведет она себя не как опытная, умелая проститутка, а просто как женщина, обладающая тайным знанием, как доставить удовольствие своему мужчине. Снова всколыхнулись вопросы, но они отступили, когда его руки завладели ее округлыми бедрами.

Эйтин прерывисто вздохнула, когда он скользнул по ее телу, поймав ртом чувствительную мочку уха. Он втянул ее, обвел языком, дразня, терзая, а колено втиснулось между мягких бедер, открывая ее для грубоватого вторжения. Ее тело изогнулось навстречу, питая пламя страсти, бушующее внутри. Его страсть к этой женщине была подавляющей, усмиряющей.

Он добивался ее самым примитивным способом. Но, глядя в янтарные глаза, обрамленные кольцами зеленых крапинок, Деймиан внезапно понял, что это она претендует на его сердце, на его душу. Их встреча была предназначена свыше, предсказана его видениями. Страсть, которую он испытывал к Эйтин, простиралась глубже, достигала его бессмертной души, затрагивала так, как никогда прежде не затрагивала. И никогда не затронет. Только Эйтин.

Дерзкая девчонка—лгунья, он был уверен в этом. Улыбка заиграла на его губах, и Деймиан почувствовал себя самым настоящим хищником. Он выведает у нее правду, раскроет все ее тайны и секреты, и сделает это постепенно, не торопясь.

Он упивался ощущением того, как его твердое тело вжимает ее в матрас, хотел, чтобы ее мягкие руки стискивали его спину, когда он будет входить в нее. Ему хотелось оказаться внутри нее немедленно.

Затем его рот нашел ее пылающую сердцевину. Сначала ее рука упиралась в его плечо, словно сопротивляясь, но вскоре острые ногти стали царапать его тело, ей захотелось большего. Неспособный думать, он утонул в ослепляющем наслаждении настойчивого скольжения языка по ее влажной плоти.

Хватая ртом воздух, она разлетелась на тысячи осколков, задрожав у его рта. Сдерживаясь из последних сил, он приподнялся на колени и вошел в нее одним твердым, уверенным толчком, вырвав у нее громкий, протяжный стон, потом он сомкнул свой рот на ее губах, ловя ее наслаждение и делая его своим. Он врывался в нее снова и снова с почти неистовой силой. Каким-то осколком сознания он беспокоился, что может напугать ее, но вскоре почувствовал, что ее бедра приподнимаются назстречу, их тела распадаются на части и вновь соединяются в прекрасном танце страсти и любви.

Стрела молнии пронзила его плоть снизу доверху, ударив в мозг, затем с удвоенной силой врезалась в пах. Его тело выгнулось, семя полилось в ее зовущий жар. Обладание было полным. Отныне она принадлежит ему. Навсегда.

С трудом удерживая остатки сознания, он, чтобы не раздавить ее своим весом, скатился на бок и притянул Эйтин к себе.

– Моя, – прошептал он ей в волосы, ощущая покой, которого не знал прежде. Покой возвращения домой.

Прежде чем выйти из крепости, Эйтин остановилась, чтобы поглубже надвинуть капюшон накидки. Дрожь пробежала по телу, но она не имела никакого отношения к тяжелому утреннему туману, который окутывал все вокруг. Эта дрожь была вызвана явственным ощущением, что за ней наблюдают. Оглядев замковый двор, она не заметила никакого движения; было еще слишком рано даже для слуг. Ей хотелось оказаться на полпути в Койнлер-Вуд прежде, чем кто-нибудь заметит ее отсутствие.

Живот снова подвело, но это от страха, а не от утренней тошноты, вызванной беременностью. Со вздохом она поспешила вниз по ступенькам к конюшне в дальнем конце двора. Войдя, приостановилась и оглянулась назад, ожидая увидеть преследователя.

– Это чувство вины терзает душу, – пробормотала она себе под нос.

Несколько лошадей приветствовали ее тихим ржанием, когда она молча пошла вдоль длинного ряда стойл, погруженного в глубокие тени. Лошади высовывали головы, и Эйтин, проходя, дотрагивалась до их холодных бархатных носов. У последнего стойла – самого большого, одна из двойных дверей была открыта, впуская серый свет.

Какой-то высокий юноша чистил щеткой великолепного черного коня, разговаривая с беспокойным животным тихо и успокаивающе. Эйтин заморгала, заметив явную печать Шеллонов в чертах красивого юноши. Те же черные вьющиеся волосы, то же безупречно прекрасное лицо. Она прикинула, что он приблизительно в возрасте оруженосца, еще слишком юн для рыцарства, но очень скоро еще один представитель рода Шеллонов станет похищать сердца неблагоразумных девушек. Она улыбнулась.

Словно почувствовав ее присутствие, юноша поднял глаза, затем почтительно кивнул:

– Доброе утро, миледи.

– Ты приехал с лордом Шеллоном?

– Да, я его оруженосец, Моффет. Могу я чем-нибудь помочь? Позвать конюха? – Он огляделся, явно находя странным, что она одна в такой час.

Эйтин послала ангельскому юноше успокаивающую улыбку.

– Нет, не стоит звать его. Я просто собираюсь на утреннюю прогулку. Пожалуйста, продолжай чистить лошадь, милый Моффет, я не буду тебя отвлекать. – Она отвернулась, но заколебалась, снедаемая любопытством. – Как тебе нравится служить леди Гленроа?

Тамлин Макшейн была женщиной мягкой. Эйтин стало интересно, распространяется ли эта мягкость на оруженосца мужа, который, совершенно очевидно, является его незаконнорожденным сыном. Эйтин не знала, как бы она сама отреагировала на то, что у ее мужа сын от другой женщины. Однако лицо Моффета излучало такую очаровательную открытость, что она не могла не почувствовать к нему расположение. Он же не виноват в обстоятельствах своего рождения.

– Леди Тамлин терпелива со мной, добра. – Полные губы приоткрылись в улыбке, показывая, что его ответ идет от сердца. – Она суетится вокруг милорда… но это приятная суета, вы понимаете? Он тоже носится с ней, но она просто говорит «да, Шеллон» или «нет, Шеллон», а потом поступает как хочет. Граф не знает, что делать с ее своеволием. Однако он часто улыбается. Приятно видеть милорда счастливым. Слишком долго он печалился.

Эйтин кивнула, снимая с крючка уздечку.

– Похоже на нашу Тамлин. Я бы побоялась сказать «да» или «нет» Дракону, а потом игнорировать его желания. Он выглядит таким устрашающим. Мужчины из рода Шеллонов любят командовать направо и налево.

– Миледи, – Моффет снова огляделся, – вы едете на прогулку одна? Лорда Шеллона беспокоят люди, которые бродят в горах после битвы при Данбаре. Отряды под знаменем Рейвенхока подверглись нападению. Моему отцу не понравится, если вы поедете одна…

– Конечно, не понравится.

Эйтин вздрогнула при звуке голоса Сент-Джайлза. Он стоял, небрежно держа в руке меч, хотя эта небрежность не обманула ее насчет его настроения. Деймиан был одет лишь в кожаные штаны и простую белую рубашку, которая свободно болталась на его широких плечах; волнистые волосы были в беспорядке. Он выглядел полусонным… и рассерженным. Небрежным движением он прислонил меч к деревянной стене.

Сент-Джайлз пошел вперед медленными, подкрадывающимися шагами, остановился невдалеке от Эйтин и просто уставился на нее своими светлыми, таинственными глазами. Глазами, которые видели слишком много. Глазами, в которых читался укор.

– Куда-то собрались, принцесса?

Эйтин тяжело сглотнула, хотела попятиться, но ей некуда было отступать, дверь стойла была прямо за спиной. Надо попробовать выкрутиться.

– Я каждое утро катаюсь верхом. Это помогает мне легче встречать день и все его заботы.

– Я сообщил вам вчера вечером, что не даю разрешения на ваше возвращение в Койнлер-Вуд, принцесса. Без разрешения вы никуда не поедете, – заявил он с непримиримостью, которая разозлила Эйтин.

Ощутив скрытые эмоции, бурлящие под поверхностью, Моффет нервно перевел взгляд с Эйтин на Деймиана.

– Я говорил ей, что вам не понравится, если она поедет одна…

Эйтин ахнула:

– Ты же сказал, что твоему отцу…

– Да, – Моффет кивнул, обратив тревожный взгляд зеленых глаз на Сент-Джайлза почти с тревогой, словно не был уверен, следует ли ему говорить.

Эйтин отступила еще на шаг назад, ударившись спиной о дверь стойла.

– Отец?

Деймиан холодно воззрился на нее, почти бросая вызов, потом протянул руку и обнял Моффета за плечи. Нежным жестом взъерошил волосы на затылке сына.

– Эйтин, этот красивый юноша – мой сын Map, хотя моя мать называла его Моффет, и это имя пристало. Наверное, это шотландское имя. Моффету посчастливилось стать оруженосцем у Шеллона, хотя я с большим удовольствием занялся бы его обучением и сам. Моффет, познакомься с леди Эйтин, баронессой Койнлер-Вуд.

Моффет застенчиво улыбнулся и отвесил ей легкий поклон.

– Она очень похожа на леди Тамлин, отец, только глаза у нее зеленее.

Эйтин пыталась взять себя в руки. Она уже чувствовала симпатию к Моффету, но осознание того, что он – сын Деймиана, рассылало струи горячей отравы до тех пор, пока не стало так больно, что захотелось съежиться и заплакать. Это было глупо, но Эйтин ощущала себя преданной. Стыдясь таких мыслей, она ничего не могла с собой поделать и испытывала ужасную боль от сознания того, что этот ребенок – плод страсти Деймиана к другой женщине. Мысли вихрем проносились в голове, пока она силилась отыскать какие-нибудь слова для ответа.

– Да… думаю, что быть оруженосцем Черного Дракона Шеллона – завидное положение. Я… я уверена, что ты с гордостью служишь своему господину, Моффет.

Деймиан крепче обнял сына, потом прижал его к себе.

– Пойди позавтракай, прежде чем приступить к своим делам. Я знаю, Шеллон не хочет, чтобы ты поднимался ни свет ни заря и ходил голодный.

Моффет на мгновение задержался.

– Приятного дня, леди Эйтин.

Эйтин заставила себя улыбнуться невинному мальчику.

– Приятного дня, Моффет.

Взяв свой меч, Деймиан положил его плоской стороной себе на плечо и посмотрел вслед удаляющемуся сыну. Эйтин чувствовала, Сент-Джайлз ждет, чтобы она что-то сказала, и тем не менее рассудила, что это как раз тот случай, когда будет лучше удержать язык за зубами. Ревность – ибо это не могло быть ничто иное – пылала так ярко, что Эйтин не могла ясно мыслить. Он женат? У него где-то есть жена? Или Моффет – плод случайной любви, дитя какой-нибудь служанки или любовницы? Не хочет ли он поселить ее здесь, в Лайонглене? Щеки пылали, боль была слишком сильной, чтобы разобраться. Эйтин хотелось найти какое-нибудь темное, укромное местечко, где можно лечь и все обдумать.

– Нечего сказать, Эйтин?

Она облизала губы, затем попыталась притвориться. Впрочем, кажется, без особого успеха. Эти проклятые глаза разбивали ложь, которую она выстраивала для защиты.

– Он… он… красивый мальчик.

– Да, когда он повзрослеет, будет разбито не одно сердце. – Деймиан кивнул, на его лице ясно читалась любовь. – Он заставляет меня чувствовать себя очень старым, Эйтин. Так быстро растет. У него уже ломается голос. И ростом он уже почти с Шеллона. Еще несколько месяцев, и он будет смотреть не снизу вверх, а глаза в глаза. Я не готов быть отцом взрослого мужчины.

– Вы и… ваша… жена, должно быть, гордитесь им.

– Я горжусь. У меня нет никакой жены, Эйтин, и ты знаешь это. – Он окинул взглядом ее накидку с капюшоном. – Ты собиралась убежать в Койнлер-Вуд. Почему?

Она попыталась пройти мимо него, не в состоянии выдержать это противостояние. Взяв за руку, он повернул ее лицом к себе. Его гнев улегся, ладонь медленно поднялась, чтобы откинуть капюшон накидки, затем мягко погладила волосы, заплетенные в свободную косу.

– Извини, принцесса. Твоя жизнь изменилась. Ты никуда не поедешь без моего разрешения. То же касается и твоих братьев. Теперь вы под моей защитой…

– Защитой? Заключение – более подходящее слово, лорд Рейвенхок.

Он пожал плечами:

– Не согласен, но это не важно. Будет именно так.

– Я не ваша собственность, милорд. Вы думаете, что если я подчинилась вашим приказам прошедшей ночью…

Он схватил ее и притянул к себе, его рот оказался в паре дюймов от ее рта, а взгляд бросал ей вызов.

– Моя собственность, Эйтин? Да, ты моя. Привыкай к этому. Нам еще многое нужно уладить, разобраться с твоим враньем…

– Враньем! – Она попыталась вырваться. – Как ты смеешь…

– Я многое смею, Эйтин. Ради тебя мне, вероятно, придется бросить вызов Богу и королю, так что прибереги свое возмущение. А сейчас ты с улыбкой возьмешь мою руку, и мы вместе вернемся в замок или, черт меня побери, я возьму тебя прямо здесь, у двери стойла, и мне наплевать, кто это увидит. – Его усмешка была невозможно порочной. – Лично мне больше по нраву последнее, но я стараюсь быть любезным.

Вырвавшись из его рук, Эйтин зашагала, не сказав ни слова. Позади тихо прозвучат его издевательский смешок.

– Так я и думал, что ты предпочтешь этот вариант. – Своими широкими шагами он быстро нагнал ее и пошел рядом. – Ты не хочешь спросить меня о Моффете? Я видел, сколько вопросов промелькнуло в твоих глазах. Тебя очень легко понять, Эйтин. Все твои чувства написаны на твоем прекрасном лице.

Разрази его гром! Ну зачем он это сказал? О да, она красива, но не так красива, как ее кузина Тамлин. Разве она не слышит об этом всю жизнь? Горлу стало больно, когда вскипели слезы, но будь она проклята, если позволит ему увидеть, как подействовали на нее его слова. Она шмыгнула носом.

– Вот и хорошо. Значит, вы знаете, что я думаю о вас, милорд Высокомерие.

– Гм… я воспринимаю это прозвище как намек. – Он схватил Эйтин за руку, чтобы замедлить ее шаги. – Может, после того как мы позавтракаем, ты покажешь мне крепость, представишь меня вилланам и крепостным? Хотелось бы познакомиться с ними до того, как я призову их присягнуть на верность. Мне нужно укрепить безопасность Глен-Эллаха. Думаю, ты понимаешь, как много сил будут пытаться использовать эту долину.

Эйтин чуть не споткнулась, когда их глаза встретились. Реальность вмешалась и напомнила, что сейчас она должна думать не только о себе и своей гордости, но в первую очередь о людях этого глена и о своем имении. Люди надеются, что их жизнь и дальше будет протекать в безопасности. Ответственность за людей тяжким грузом лежала на ее плечах, и она прекрасно знала, что это и подтолкнуло ее к отчаянному шагу забеременеть. Не она ли мечтала о сильном мужчине, который облегчит ее ношу?

Если бы только Деймиан не любил Тамлин. Как было бы чудесно, если бы он приехал в Глен-Эллах вчера и они бы впервые встретились, Никакой лжи и обмана между ними. Если бы только…

Эйтин тихо пробормотала себе под нос:

– Нет, я зареклась загадывать желания. Чур меня.

– Что ты сказала, детка? – Он с ухмылкой наклонился к ней.

Эйтин нахмурилась.

– Ничего, лорд Большие Уши.

Деймиан, не обидевшись, пожал плечами.

– Да, я надменный, и у меня большие уши. – Он взглянул на себя, потом добавил: – И большие…

– О, ты явно не знаешь, что такое приличия…

– Ноги, – закончил он. – Ну что ж, раз ты считаешь неприличным обсуждать мои части тела, давай поговорим про Моффета. Тебе ведь не терпится поговорить об этом?

Она подобрала полы накидки, чтобы не намочить в луже.

– Едва ли это меня касается.

– И когда это удерживало женщину от того, чтобы всунуть свой нос?

На ступеньках замка она остановилась и повернулась к Деймиану лицом.

– А вы, Драконы Шеллона, знаете о женщинах все, да? Они падают в ваши постели, стоит вам только пошевелить пальцем…

– Как это сделала ты.

Они оба вспомнили, как в ночные часы она с радостью отдавалась ему и не просила ничего взамен. И если Эйтин не поостережется, то снова обнаружит его в своей постели и, как и прежде, не сможет устоять.

Понимая, что это направление беседы небезопасно, Эйтин решила, что разговор о Моффете менее рискован, несмотря на боль в сердце.

– Очень хорошо, милорд…

– Как, не милорд Высокомерие, не милорд Большие Уши и даже не милорд Большие…

Она прервала его, потому что выражение его лица говорило, что на этот раз он не собирается сказать «ноги».

– Расскажите мне о вашем сыне. Я вижу любовь в ваших глазах, когда вы смотрите на него.

– Да, это правда. Я очень горжусь им. Было чертовски тяжело передавать его Шеллону…

Эйтин поднималась следом за ним по лестнице, ведущей в бастион.

– Так зачем же вы сделали это? Мне кажется, для матери или отца нет ничего печальнее, чем отсылать сыновей и дочерей воспитываться в другом доме.

– Поэтому ты никуда не отправила своих братьев? – спросил он, когда они достигли верхней площадки и медленно пошли по проходу вдоль стены, окружающей замковый двор.

Спина Эйтин напряглась, когда она почувствовала приближающийся упрек от человека, который был рожден и воспитан воином, настолько укоренившийся в таком образе жизни, что отослал своего сына обучаться у лучшего в своем деле.

– Ужасная лихорадка забрала у меня родителей. Я не хотела потерять еще и братьев. Я не хотела, чтобы они учились воевать, чтобы уходили убивать или быть убитыми. Я не хотела, чтобы из них сделали убийц.

– Таким ты видишь меня, Эйтин? – Деймиан резко развернулся, чтобы видеть ее лицо. – Убийцей?

Под взглядом этих пронзительных зеленых глаз Эйтин отступила.

– Я знаю, мужчины иногда вынуждены идти на войну… просто я не хочу, чтобы мои братья были воинами.

– Ты сделала из них слабаков, Эйтин…

Она дала выход злости:

– Они – добрые души…

– Мой сын – добрая душа. Он учится быть мужчиной у одного из величайших воинов, каких когда-либо видели Англия и Шотландия. Шеллон научит его, как выживать в этом мире, и, став сначала оруженосцем, а потом рыцарем Черного Дракона, он обеспечит себе место на этих островах, где, возможно, ему не придется сражаться и убивать. Но если придет время, когда ему понадобится защитить себя и тех, кого он любит, он сможет это сделать. Это вопрос жизни и смерти.

Эйтин не привыкла к тому, чтобы кто-то критиковал ее выбор. Она управляла обеими крепостями, и люди исполняли ее приказания. Не считая Гилкриста, не было никого, равного ей по положению, кто бы осмелился упрекать ее, как это только что сделал Деймиан Сент-Джайлз. Это задевало ее гордость.

– Я бы предпочла не обсуждать своих братьев. – Вот все, что она сумела сказать.

Его брови вызывающе поднялись.

– Очень хорошо. Мы не будем обсуждать их… пока. Не обращая на него внимания, она пошла дальше.

– Мать Моффета… вы были женаты?

– Нет. – Он задержался у зубца, чтобы посмотреть на долину. – Я был очень молод. Она была служанкой в замке Шеллон. Будучи молодым, надменным и глупым – и думая нижними частями тела, – я полагал, что она меня любит.

Эйтин не знала, хочет ли слышать о его любви к другой. Деймиан с другой женщиной – это было как нож в живот. И все же она не собиралась прятаться от правды. Это лишь помогало понять, какой ошибкой была прошедшая ночь.

– Вы любили ее? – Эйтин смотрела на него, ветерок шевелил черные пряди, пряди, поцелованные малой толикой кельтского огня, кровью его матери. Чувства затопили Эйтин: ненависть к той женщине без лица, которая подарила ему такого красивого сына; ярость на него за то, что посмел делить с другой то, что они делили прошлой ночью.

– В горячем блаженстве пылкой юности я воображал, что да. Она была так красива, что было больно смотреть на нее. Только зрелый мужчина способен понять, что такое настоящая любовь, насколько она больше, чем страсть плоти.

Налетел порыв ветра, разгоняя густой туман, стелющийся по земле, как неугомонные, земные духи древних пиктов. Холод тумана пронизывал до костей. Больше, чем страсть плоти. Больше, чем то, что было у них. Внезапно Эйтин почувствовала страшную, неимоверную усталость.

Она услышала свой вопрос, будто слова произносил кто-то другой:

– Что с ней случилось? Она еще жива?

– Да, я слышал, что у нее все хорошо. Она вышла замуж за человека, которого любила. У них несколько детей.

Эйтин сглотнула желчь, борясь со слезами, которые грозили задушить.

– Это хорошо. Но я спрашивала о том… что произошло между вами и ею.

Он вздохнул.

– Это мой секрет, Эйтин. Мне придется взять с тебя слово. Об этом секрете знает только Шеллон, больше никто. Я бы предпочел, чтобы Моффет никогда не узнал обстоятельства своего рождения. Да, ему известно, что он незаконнорожденный, но, кроме него, еще несколько воинов из рода Шеллонов носят черную полосу на своих щитах,[4]4
  Знак незаконнорожденности.


[Закрыть] поэтому для моего сына это не позор. Мы с Шеллоном позаботимся, чтобы Моффет удачно женился, когда-нибудь он станет могущественным рыцарем. Никто не осмелится посмотреть свысока на любимого рыцаря Черного Дракона, правнука Гилкриста Лайонглена. Твое слово, Эйтин. Я расскажу тебе, и больше мы никогда не будем говорить об этом.

Она кивнула:

– Я даю слово, лорд Рейвенхок. Мне нравится ваш сын, и я не желаю ему зла.

– Деймиан. – Когда она в замешательстве взглянула на него, он улыбнулся. – Я просил тебя называть меня Деймиан. Мне бы хотелось, чтобы мы были друзьями, Эйтин.

Друзьями? О да, он предлагает ей дружбу, а в тиши ночи берет ее тело, потому что она так похожа на Тамлин. Друзья? Почему же ей хочется плакать?

Вместо того чтобы разбранить Деймиана за то, что он растрачивает свою любовь на другую, Эйтин кивнула:

– Я клянусь, Деймиан.

– Эния была на пару лет старше меня. Она уже была влюблена в своего лесничего, но ей хотелось от жизни чего-то большего. На это большее она обменяла свое тело, а позже и моего сына. Она намеренно соблазнила меня, с самого начала намереваясь забеременеть. Как только ей это удалось, она сказала мне, что любит другого, что он согласен жениться на ней, но не хочет растить моего ублюдка. Это меня устраивало. Ребенок мой. Пусть он носит пятно незаконнорожденности, но в нем течет кровь Лайонгленов и кровь Шеллонов. Его не должен растить какой-то безродный виллан. Думаю, она почувствовала во мне этот собственнический инстинкт. Она видела в ребенке средство для достижения своей цели. Она продала его мне за золото и серебро, которого оказалось достаточно, чтобы они с лесником построили для себя гораздо лучшую жизнь, чем та, которой могли бы достичь сами. – Морщинки залегли вокруг рта, когда Деймиан нахмурился, гнев и боль предательства глубоко отразились на лице. – Я купил своего ребенка, Эйтин. Потратил небольшое, в глазах Энии, состояние. Но цена, которую я заплатил, чертовски ничтожна. Моффет стоит в сотни раз больше. Я бы отдал жизнь, чтобы спасти его. Я вышел из этой дьявольской сделки с чем-то по-настоящему ценным – со своим сыном.