Текст книги "Сорванная вуаль (Любовь срывает маски)"

Глава 17

Истина – дитя времени.

Джон Форд. Разбитое сердце

День уже клонился к вечеру, когда Гаррет проснулся. Густые локоны золотистых волос щекотали его голую грудь.

Мина. После всех этих недель неутоленного желания он наконец держал ее в своих объятиях в своей постели. Гаррет осторожно отвел волосы от ее лица. Как она могла спать, лежа на нем? Хотя ему тоже удалось хорошо поспать. Даже во сне она околдовывала его.

Гаррет увидел пятна крови на простыне. Он никогда бы не подумал, что женщина с таким прошлым, как у Мины, может быть такой непорочной.

Если бы он узнал об этом раньше, изменилось ли бы что-нибудь? Вероятно, нет. Его жажда обладания ее с самого начала была безрассудной. Он не смог бы заставить себя отказаться от нее, лишь сказав себе, что она девственница.

Сейчас ему больше всего хотелось разбудить ее нежными поцелуями, снова прижать ее к подушкам и…

Нет, с глубоким сожалением остановил он себя. Ей надо дать время отдохнуть. Накануне ночью он не щадил ее. Она получила удовольствие, как ей ни было трудно в этом признаться. Ему доставляло наслаждение возбуждать ее против ее воли, до тех пор пока она не ответила страстью на его страсть. Но она удивила его. Она быстро поняла, что и с ним можно сделать то же самое, об этом он догадался, когда в первый раз попытался заснуть. Он никогда не встречал женщину, которая находила бы такое удовольствие в занятии любовью. Он еще никогда не получал такого подарка.

Гаррет задумчиво смотрел на Марианну. Как бы ему этого ни хотелось, он не мог провести в постели целый день. Необходимо узнать, как дела у Уильяма и Тамары.

Гаррет осторожно выбрался из постели, но Марианна все равно проснулась. Она медленно открыла глаза и увидела его.

– Гаррет! Что ты…

Она перевела взгляд с его голой груди на то место, где явно проявлялось проснувшееся желание. Гаррет изо всех сил старался не улыбаться, глядя на покрасневшее от стыда лицо Марианны.

– О Боже! – прошептала она. – Видимо, мне это не приснилось.

– Нет, – усмехнулся Гаррет. – Нет, если мы видели один и тот же сон.

– Не могу поверить, что я… Тетя Тамара убьет меня! – жалобно воскликнула она, пряча лицо под покрывалом.

– Нет. Спорю, она убьет, но не тебя.

Марианна посмотрела на Гаррета с такой красноречивой мольбой, что он сразу стал серьезным.

– Тогда мы ей не скажем, – предложила она.

На мгновение Гаррет смутился:

– А ты не думаешь, что от нее это трудно будет скрыть, когда ты поселишься в Фолкем-Хаусе как моя любовница?

Марианна резко села и, прикрывая наготу, натянула на себя все простыни и одеяла, до которых смогла дотянуться. Она побледнела.

– Твоя любовница? Но… но… я не могу быть любовницей.

– Ты уже ею стала, – спокойно ответил ей Гаррет.

Марианна покачала головой, прикрываясь простынями, словно щитом.

– Прошлой ночью… Гаррет, этого никогда не должно было случиться. И не должно случиться опять.

Она стала подниматься, но он положил руки ей на плечи, не столько для того, чтобы успокоить, сколько для того, чтобы не позволить снова убежать от него.

– Послушай, моя милая, – тихо, но твердо проговорил он. – Сделанного не воротишь, как бы нам этого ни хотелось. Зачем разрывать нашу связь? Ничто не разделяет нас теперь, нет причины отказываться от удовольствия, когда оно доступно.

– Нет причины, кроме моего будущего. Я хочу когда-нибудь выйти замуж. Если я останусь с тобой, ни один мужчина не возьмет меня. Я уже не чиста.

Гаррету не понравился такой поворот их разговора.

– Потеря невинности не остановит ни одного мужчину. Но этот разговор о мужьях бесполезен. Как моей любовнице, тебе не потребуется муж.

– Мне не требуется и любовник, – ответила Марианна. – Он мне не нужен.

– Значит, ты отрицаешь, что прошлой ночью тебе нравилось заниматься со мной любовью, – мрачно улыбнулся Гаррет.

Марианна покраснела и молча опустила глаза.

– Вот видишь? Ты не можешь отрицать, что хочешь меня, или взять обратно слова, сказанные тобой прошлой ночью. И, видит Бог, я хочу тебя. Неужели ты не можешь принять все как есть?

Марианна посмотрела на Гаррета полными слез глазами:

– Этого недостаточно.

– Это больше того, что ты имела раньше.

Марианна отрицательно покачала головой:

– Ты не понимаешь. И никогда не поймешь.

– Я хочу, чтобы ты была со мной. Это все, что мне нужно в данный момент.

– Это неправда. Кое-что другое тоже нужно тебе. Разве ты забыл, что не доверяешь мне? Что думаешь, будто я участвую в каком-то ужасном заговоре твоего дяди?

Гаррет не забыл, более того – верил, что после такой ночи Марианна скажет ему все, что он хочет знать.

– Это ты не доверяешь мне. Я уже говорил, какие бы ни были у тебя тайны, со мной ты будешь в безопасности. Я убеждал тебя, что бы ты ни рассказала, я буду защищать тебя. Теперь, когда мы связаны, как мужчина и его любовница, полагаю, ты можешь рассказать мне о своем прошлом.

Марианна долго смотрела на Гаррета, решая про себя – довериться ему или нет. Наконец она отвела глаза и, глядя на испачканную простыню, спросила:

– А чего стоит связь мужчины с его любовницей? – Заметив гневный взгляд Гаррета, Марианна поправилась: – Нет, я… я не так выразилась, я имела в виду другое. Но вот что хотелось бы мне узнать. Когда ты говоришь об этой связи, что под этим подразумеваешь?

– Ты знаешь, что я имел в виду. Я буду таким же покровителем, как и другие.

– Ты будешь защищать меня ценою своей жизни?

Гаррет всеми силами старался сдержать нарастающий гнев.

– Разве не так я поступил прошлой ночью?

Выражение растерянности промелькнуло на лице Марианны.

– Да.

– И я всегда буду так поступать, – смягчился Гаррет.

– Мне требуется большее, – вздохнула Марианна.

– Деньги. Конечно, я буду содержать тебя. Ты ни в чем не будешь нуждаться.

– Пока я не надоем тебе, – тихо добавила Марианна.

Гаррет хотел обнять ее, но она не позволила.

– Уверяю тебя, моя милая, ты еще очень долго не надоешь мне.

– Мужчинам надоедают женщины, милорд. И в этом нет ничего необычного.

– Мужчинам надоедают обычные женщины. Тебя же не назовешь обыкновенной.

Что-то отдаленно похожее на улыбку промелькнуло на лице Марианны и исчезло.

– Во всяком случае, не деньги интересуют меня. С моими знаниями я, как знахарка, вполне могу содержать себя. Но эта связь, о которой ты говоришь, требует других обещаний с твоей стороны. Заставит ли тебя эта связь встать на мою сторону против… против тех, кого я считаю своими врагами?

– Конечно… – сдержанно ответил Гаррет, раздраженный тем, что это начинало как-то странно напоминать брачные обеты.

– Даже если это будут твои друзья? Примешь ли ты и тогда мою сторону? – продолжала Марианна, не обращая внимания на его недовольство.

Гаррет задумался. Если по каким-либо причинам ему придется выбирать, например, между Хамденом и Миной, кого он предпочтет? Трудный выбор, но он знал, что, выберет не Хамдена.

– Да. Против моих друзей, хотя я не вижу, почему это может стать необходимым.

– Ты выступишь против близких тебе по происхождению людей? Против своей страны? – Марианна замолчала, ее глаза странно блестели. – Против своего короля? – шепотом закончила она.

– Если ты желаешь, чтобы я поклялся тебе в вечной верности, Мина, – холодно ответил Гаррет, – то сначала тебе надо проявить доверие ко мне. Ты требуешь от меня так много, а предлагаешь так мало. Я до сих пор не понимаю, почему ты скрываешь от меня свое настоящее имя, когда, кажется, каждый проходимец, каждая женщина и каждый ребенок в Лидгейте знают о твоем прошлом. А я не знаю, как ты познакомилась с моим дядей. Я не стану давать тебе никаких обещаний, пока ты что-нибудь не расскажешь мне. Хотя бы что-нибудь.

Марианна отвернулась и стала смотреть в камин, в котором оставалась только зола.

– Я боюсь, Гаррет, – тихо проговорила она.

– Боишься меня? – нерешительно спросил Гаррет, почти со страхом ожидая ответа.

– Да… нет… я не знаю.

Он увидел растерянность на лице Марианны, и внутри у него что-то дрогнуло. Не в силах сдержать себя, Гаррет притянул ее к себе. На этот раз она не сопротивлялась. Марианна положила голову ему на грудь, затем нерешительно обняла за талию и прижалась к нему, словно он был ее последним спасением.

Гаррет поцеловал ее в спутанные волосы:

– Тебе нечего меня бояться, моя милая. Доказательством этому была прошлая ночь. Я не обижу тебя, даже если бы это стоило мне жизни.

Марианна долго молчала, затем подняла голову и посмотрела на него:

– Прошлая ночь доказала только то, что ты хотел меня. Но иногда одного желания недостаточно.

– В таком случае будет достаточно моего слова чести. Что бы ты ни сказала, я буду защищать тебя, Мина, клянусь Богом.

– Дай мне время, – шепотом попросила Марианна. – Мне надо подумать.

Гаррет вздохнул, понимая, что должен подчиниться ее желанию. Она была похожа на дикую лань, которую надо уговаривать довериться человеку, прежде чем она подпустит его к себе.

– Как пожелаешь. Я даю тебе время.

Они еще долго сидели обнявшись. Гаррет гладил Марианну по голове, постепенно ощущая, как тепло ее тела проникает все глубже внутрь его. Наконец он почувствовал необходимость убедиться в том, что накануне ночью она отдалась ему не под влиянием минутного каприза.

Он взял Марианну за подбородок и, подняв голову, приблизил губы к ее губам.

– Я дам тебе время, сколько ты хочешь, – проговорил Гаррет, – но будь я проклят, если позволю тебе провести все это время в размышлениях.

Ее губы приоткрылись навстречу ему. Гаррет накрыл их своим поцелуем, Марианна не противилась этому.

Питни мрачно смотрел на толстые счетные книги, сложенные стопкой на его столе из орехового дерева, какие теперь были в моде. Выругавшись, он оттолкнул их от себя, жалея, что не может заставить их вовсе исчезнуть. Его расходы росли с каждым днем, а доходы, к несчастью, нет. Друзья требовали возвращения долгов, враги отнимали у него власть, а банкиры отказывались давать деньги в долг.

У него еще оставались кое-какие земли и небольшое имение. Но какой в этом толк, когда арендаторы не проявляли желания трудиться на его полях? Они открыто не повиновались ему и, когда он пытался применить свою власть над ними, с недовольным видом поработали несколько дней, затем скрылись в местной пивной залить элем свои беды.

Питни вспомнил об ухоженных землях Гаррета и скрипнул зубами. Уже десятый раз за это утро он проклинал солдат, которые приняли за Гаррета мальчика-слугу и убили его вместо Гаррета.

В висках застучало, и Питни позвал служанку. Сутулая женщина вошла нерешительно, склонив голову, и Питни со злостью посмотрел на нее. По крайней мере в своем доме он все еще был хозяином.

– Позови жену! – приказал Питни. – И пошевеливайся побыстрее, лентяйка, – добавил он со злорадным удовольствием, заметив, как женщина покраснела. Он так надеялся, что служанка ответит на его оскорбление, ему хотелось растерзать кого-нибудь прямо сейчас, но она сумела сдержаться и, осторожно попятившись, вышла за дверь. Питни разочарованно нахмурился. Придется выместить свою злость на жене.

Однако последнее время делать это становилось все труднее. Бить Бесс он не мог, учитывая ее теперешнее положение, оставалось лишь угрожать. А его угрозы, казалось, не доходили до ее ушей. Это выглядело так, словно у нее была поддержка, делавшая ее невосприимчивой к его злобе.

«Гаррет, – зло подумал Питни. – Она все еще надеется, что племянник «спасет» ее». Ну нет, уж он позаботится, чтобы этого никогда не произошло. Вот и еще один повод убить Гаррета.

Питни злорадно ухмыльнулся, услышав стук в дверь. Служанка и в самом деле поторопилась. Однако на его разрешение войти в комнате появилась не его жена, а Эштон. Его глаза горели от нетерпения.

– У меня важные новости, сэр.

– О Фолкеме?

– О Фолкеме. И еще о ком-то, кто вас интересует.

– Что ты имеешь в виду?

Эштон заговорщически улыбнулся, отряхивая пыль со своей одежды.

– У вашего племянника теперь есть подружка – дочка Уинчилси.

Питни уставился на него как на сумасшедшего:

– Леди Марианна?

Эштон согласно кивнул.

– Этого не может быть! – прорычал Питни. – Ты ошибся. Девчонка мертва.

Эштон отчаянно замотал головой:

– Нет. Солдаты, которых послали за ней в цыганский табор, должно быть, солгали. Она жива. Я сам ее видел и уверяю вас, никогда бы не спутал это хорошенькое личико ни с чьим другим. Она в Лидгейте, живет в Фолкем-Хаусе.

Питни тяжело откинулся на спинку кресла. Так, значит, прекрасная леди Марианна жива?! Он почувствовал, как твердеет его член при воспоминаниях о том, как она была мила и молода, о ее матери с ее колдовским непокорным взглядом. Как раз такие женщины и нравились Питни. Плохо, что она была дерзкой, слишком дерзкой для девушки. Ему страшно хотелось сделать ее покорной. Он даже подумывал предложить ей стать его любовницей, когда ее отца надежно упрятали в тюрьму.

И ее тоже отобрал у него Гаррет. Марианна теперь принадлежала ему. Леди Марианна и его племянник. Этот союз грозил Питни опасностью. Если Марианна догадалась, кто в действительности виновник ареста ее отца, и рассказала Гаррету…

– А Фолкем знает, кто она? – спросил Питни.

– Не думаю. В деревне ее называют Миной, хотя, как вы знаете, они все ее знали. Когда я видел ее последний раз, его слуга привел ее в городской совет. Я подслушал, как кто-то говорил, что у Фолкема есть подозрения и он хочет узнать, кто она такая.

Питни подался вперед:

– А кто же она, по мнению моего племянника?

– Цыганка-знахарка. Пока Фолкем не взял ее в Фолкем-Хаус, леди Марианна жила в фургоне с другой цыганкой.

Радостно потирая руки, Питни засмеялся:

– Полагаю, она не скажет ему, кто она, из страха, что он выдаст ее людям короля. Отлично! Вполне заслуженное наказание для надменной маленькой сучки. Ты со мной согласен? Ей приходится жить так, как должна была жить ее мать, – потаскушкой, обслуживающей благородного джентльмена. Ее мать не имела права законно выходить замуж за чистокровного англичанина. Вот теперь леди Марианна и расплачивается за это. Ах, есть еще справедливость на земле.

Эштон смущенно переминался с ноги на ногу.

– Но, сэр, а что, если он узнает, кто она? Что, если она будет утверждать, что ее отец невиновен? Если она узнает, что вы…

– Тише! – приказал Питни, кивая в сторону двери, которая оставалась открытой, и понизил голос: – Мы должны что-то сделать, пока он не узнал, кто она. Но мне нужно время, чтобы придумать, как застать их вместе. Даже фавориту короля будет трудно объяснить, почему он укрывает изменницу.

Лицо Эштона радостно просветлело.

– Блестяще! Вы можете навсегда лишить его доверия короля.

Питни задумался.

– Сомневаюсь, что это повредит ему. Ведь ее не признали в чем-то виновной. Но, если бы случилось так, что, когда я привел солдат схватить его, он бы оказал сопротивление… – Он расплылся в улыбке. – И если бы я оказался там и мне бы пришлось помешать ему скрыться… Тут много всяких возможностей, не так ли?

Эштон утвердительно кивнул и похлопал по своей рапире:

– Да, сэр, много.

Улыбаясь, Питни достал из кармана жилета табакерку, взял пальцами понюшку и втянул в нос.

– Я мог бы даже найти способ избавиться от леди Марианны, прежде чем она натолкнется на какое-то доказательство того, что ее отца оклеветали, а затем и убили.

Эштон бросил на Питни хитрый, понимающий взгляд:

– Но до этого вам надо попробовать то, что сейчас имеет Фолкем. Ей-богу, она отличная штучка.

– И опасная, – с досадой добавил Питни. – Не забывай об этом.

Эштон пожал плечами:

– А что она может сказать? Она же ничего не знает о том, как это случилось. Не знает, что это я подсыпал яд в ее лекарства. И меня не было поблизости, когда лекарства просыпали и королевские собаки проглотили их. И что…

Тихий звук у двери заставил обоих мужчин обернуться. На пороге комнаты стояла Бесс со смертельно бледным от ужаса лицом. Она повернулась, чтобы убежать, но из-за беременности не смогла сделать это быстро.

– Вернись, Бесс! – взревел Питни, а Эштон бросился вслед за женщиной. Он быстро поймал ее и ввел в кабинет.

– Закрой дверь! – приказал Питни.

Бесс смотрела на мужа с ненавистью и отвращением. Питни встал с кресла.

– Как давно ты стояла там? – грозно спросил он, стараясь испугать жену.

Бесс вызывающе посмотрела на него. Губы ее дрожали.

– Всего несколько минут, – сказала она.

– Не лги мне, Бесс. Ты знаешь, что бывает, когда я уличаю тебя во лжи.

Питни выдвинул ящик своего стола и достал оттуда хлыст для верховой езды. Лицо Бесс побледнело еще больше.

– Как давно, Бесс? Что ты слышала?

– Ничего, – прошептала она, не спуская глаз с хлыста. Питни ударил им по столу, и Бесс вздрогнула.

– Не лги! – прорычал он. – Ты слышала, как мы говорили о яде?

Бесс опустила глаза. Питни обошел стол и занес над ней хлыст.

– Да! – в испуге крикнула Бесс, прикрывая руками лицо. – Да.

– Оставь нас, Эштон, – нриказал Питни.

Как только Эштон ушел, Бесс заговорила торопливо:

– Я не совсем поняла, что ты сделал, Питни, но обещаю, ни слова никому не скажу.

– Не притворяйся дурой, Бесс. Ты прекрасно знаешь, что кто-то пытался отравить короля и яд обнаружили только потому, что какой-то идиот рассыпал его, а собаки его величества слизали его.

Бесс вся задрожала, плечи ее опустились.

– Ты подсыпал яд, – тихо произнесла она. – Я знаю, ты всегда ненавидел его величество. Я знаю о твоих Политических амбициях. Но… но заговор против короля. Это безумие. Как ты мог совершить такое злодейство?

Питни смотрел жене в глаза, удивляясь ее глупости. Он не мог поверить, что она раньше не догадалась, какую роль он сыграл в покушении на короля.

– Это не было ни злодейством, ни безумием. Когда на карту поставлена власть, великие люди совершают смелые поступки. Наш король торопится разрушить все, что удалось создать «круглоголовым». Я не мог допустить, чтобы это произошло. Послушай, ты же не думала, что этот слабак Уинчилси участвовал в отравлении?

Выражение лица Бесс изменилось, как будто она увидела в муже что-то такое, что изменило ход ее мыслей.

– Ты действительно безумен, – прошептала она, отступая назад.

Эти слова возмутили Питни.

– Никакого безумия тут не было, – со злобой ответил он. – Разве сумасшедший мог устроить так, что яд принес Уинчилси и чтобы в случае, если яд обнаружат, он был бы единственным, кто ответит за это? Разве было безумием получить твой драгоценный Фолкем-Хаус обратно? Ты знаешь, что это было моей основной целью. Умер бы король или не умер, как только яд обнаружили, сэр Уинчилси был обречен. А после устранения сэра Уинчилси я мог бы выкупить Фолкем-Хаус у государства. Так что ты видишь, моя дорогая, я это сделал ради тебя.

Глаза Бесс гневно блеснули.

– Ты не переложишь вину за преступление на меня!

Питни обошел жену и остановился у нее за спиной:

– Именно это я и сделаю. Если ты скажешь хотя бы слово о том, что слышала сегодня, я постараюсь, чтобы тебя признали виновной не меньше меня, милая женушка.

Он поднял хлыст и провел по спине Бесс. Она задрожала.

– Да. Не забывай, что я могу сделать с тобой. Я могу подкупить служанку, и она поклянется, что ты признавалась ей в своем преступлении. Эштон, если я попрошу, насочиняет разных сказок про тебя. Видишь, ты соучастница моего преступления и даже не знала об этом.

Бесс резко повернулась к мужу лицом:

– И ты предашь свою жену?

Он холодно улыбнулся:

– Только если она предаст меня.

Питни дотронулся хлыстом до кисейной косынки, прикрывавшей плечи Бесс, подцепил ее кончиком хлыста и сдернул, обнажая верхнюю часть ее полной груди. Затем провел хлыстом по ее коже.

Бесс покраснела и оттолкнула хлыст.

– Гаррет не допустит, чтобы это преступление осталось нераскрытым. Он разоблачит тебя. И что ты тогда будешь делать? Он уже добился, что ты стал посмешищем при дворе и среди знати. Ты не можешь помешать ему.

Холодная ярость вспыхнула в Питни. Он с силой ударил хлыстом Бесс по плечу и еще больше разъярился, когда она даже не вскрикнула.

Питни с ненавистью отбросил хлыст, схватил жену за запястья и начал сжимать их все сильнее и сильнее, пока она не застонала от боли.

– Если ты скажешь хоть одно слово Гаррету, я убью тебя, поняла? И я постараюсь, чтобы ты умерла в мучениях. Не думай, что сможешь помешать мне, если даже меня арестуют. У меня все еще есть люди, которые мне должны, и они выполнят мое поручение, где бы я ни находился.

Бесс попыталась вырваться, но Питни крепко держал ее, сново в тисках.

– И не думай, что я не сделаю этого, Бесс. Сделаю без всяких угрызений совести. Так что лучше тебе не раскрывать свой хорошенький ротик.

Он прижал ее руку к своей набухшей плоти. Бесс сопротивлялась, но Питни гладил себя ее рукой.

– Радуйся, что в твоем непривлекательном положении ты еще интересуешь меня. А теперь, когда ты услышала мои тайны, это единственное, что сохраняет тебе жизнь, это и еще ребенок, и те немногие связи в обществе, которые ты сохранила. Если когда-нибудь ты утратишь эти три вещи…

Питни резко вывернул жене руку.

– Я ничего не скажу! – выкрикнула Бесс. – Не скажу.

– Хорошая девочка, – плотоядно усмехнулся Питни. Гнев и желание наказать жену росли в нем, как воспаленный фурункул.

Он отпустил жену и начал расстегивать штаны. Питни не мог выместить свой гнев на том, кто этого заслуживал, но у него все же был кто-то, кого можно было наказать.