Текст книги "Сорванная вуаль (Любовь срывает маски)"

Глава 18

Любить – значит страдать,

и не любить – страдать.

Но самое ужасное страданье —

любить безответно.

Абрахам Коули. Золото

– Ты ему еще не сказала? – спросила Тамара, наклонившись к племяннице, которая, стоя на коленях, выпалывала сорняки в саду Фолкем-Хауса.

– Нет, – ответила Марианна, не поднимая головы, чтобы тетка не увидела досады на ее лице.

– Прошла уже неделя с тех пор, как он спас нас. Не слишком ли это долго? Тебе следовало бы сказать ему.

Марианна, прикрывая лицо от солнца, посмотрела на тетку:

– Как я могу?

Тамара плюхнулась на землю среди груды разбросанных грязных и уже увядающих стеблей амброзии и других сорняков и взглянула на Марианну с нескрываемым негодованием:

– Этот человек одержим тобою. Любому это заметно. И теперь, когда ты удостоверилась, что граф не предавал твоего отца, почему не сказать ему о том, кто ты? Может быть, он сможет помочь тебе узнать, кто совершил это преступление.

Марианна покачала головой:

– Поверить не могу, что ты это предлагаешь.

Тамара вздохнула:

– А почему нет? Если ты ему не скажешь сейчас, он сам потом узнает. Он настойчив, этого у него не отнимешь. И мало смысла скрывать твое имя сейчас. Чего ты боишься?

– Ты знаешь, чего я боюсь.

Тамара рассеянно выдернула какой-то сорняк.

– Думаю, я могу правильно оценить человека, детка. Ни за что на свете граф не пошлет тебя на виселицу.

Марианна выдернула длинный стебель и бросила его на землю. Ей тоже хотелось быть уверенной в том, что Гаррет правильно воспримет правду, когда ее узнает.

– Он ведь спал с тобой, не так ли? – со свойственной ей прямотой спросила Тамара. – Ну, тогда ему пора узнать, во что он ввязался. Я думаю, он поступит с тобой по справедливости. И тем охотнее он это сделает, если будет знать, что ты равна ему по происхождению.

Марианна раздраженно отбросила сорняк и поднялась с земли. Приподняв юбки, она повернулась и пошла прочь от Тамары. Тамара вскочила и последовала за ней.

– Он ведь спал с тобой? – снова спросила она, догнав Марианну. – Не могу поверить, что вы в гостинице провели всю ночь за беседой.

Марианна остановилась и сердито посмотрела на тетку. Впервые в жизни ей не нравилась ее прямота. Под пытливым взглядом Тамары она покраснела.

Ей следовало бы знать, что тетя Тамара задаст этот вопрос, как только они окажутся наедине. До сих пор они встречались в присутствии Уильяма или Гаррета и Тамара не проронила ни слова.

Марианна приняла равнодушный вид, но когда заговорила, ее голос дрожал.

– Я же не спрашиваю, чем ты с Уильямом занималась той ночью. Ты не имеешь права спрашивать меня, что произошло между мной и Гарретом.

– Не груби мне, девочка, – ответила встревоженная Тамара. – Как бы я ни была плоха, я все еще вроде твоей опекунши.

Упрек попал в цель. Марианна вспомнила, чем пожертвовала тетка, приехав вместе с ней в Лидгейт, и мгновенно раскаялась.

Выражение лица Тамары смягчилось.

– Кроме того, такое положение не может продолжаться вечно.

Ласковый тон тетки тронул Марианну. Горячая слеза скатилась по ее щеке, и она смахнула ее, не замечая, что оставила грязь на лице.

Тамара облизнула палец и стерла ее.

– Ну, не плачь. Это так на тебя не похоже.

Марианна прижала к себе сжатые в кулаки руки, пытаясь сохранить самообладание. Тетя не должна видеть ее такой – такой расстроенной. После всех предупреждений и наставлений тети Тамары Марианна не вынесла бы, если бы та сказала: «Я тебе говорила».

Но потребность поделиться своим горем победила.

– Я не знаю, что мне делать, – чуть слышно прошептала Марианна.

– Нет, знаешь. Расскажи графу правду.

Марианна прикусила губу:

– И что, если я это сделаю? Гаррет знает, что я раньше лгала ему. Почему он должен теперь мне верить? Он может с отвращением отшвырнуть меня или… или в гневе выдать солдатам. Он может в своей жажде мести далеко зайти, если почувствует себя оскорбленным. Я видела, как он вел себя с дядей.

Тамара, качая головой, нетерпеливо постукивала ногой.

– Как будто тебя можно сравнивать с его дядей. Что такого ты сделала графу, что он захочет отомстить тебе? Немного наврала ему? Так это не сравнить с тем, что сделал его дядя.

Марианна смотрела на Фолкем-Хаус, и у нее сжималось сердце, когда она вспоминала, с какой нежностью Гаррет обращался с ней в эти последние недели. Это было блаженство… О, как ей хотелось рассказать ему все! Если бы только она так не боялась того, что он сделает, узнав правду…

Марианна невольно вспомнила то первое утро, когда она проснулась в его постели. Он ничего не обещал. И был прав: как он мог что-либо обещать, когда она ничего ему не рассказала? Но она знала, что если Гаррет бросит ее сейчас, когда она наконец осознала горькую правду, это убьет ее.

– Ты его любишь? – спросила Тамара, глядя племяннице в лицо.

Марианна хотела возразить, но не смогла.

– Разве любовь превращает тебя в жалкого труса? Делает тебя осторожной, заставляет бояться рисковать всем в надежде, что твой возлюбленный любит тебя, когда он даже не произнес ни одного слова о любви?

Тамара протянула руки и заключила Марианну в объятия.

– Любовь делает тебя беззащитной, детка, – прошептала она, прижимаясь губами к волосам племянницы. – И никто не знает этого лучше, чем я.

Марианна отстранилась и с интересом взглянула на тетку.

– Уилл просил меня выйти за него замуж, – тихо сказала Тамара.

– Это чудесно! – воскликнула Марианна. Если кто и заслужил счастье, так это ее тетя Тамара.

– Я сказала ему, что подумаю. Но я почти решила отказать ему.

Улыбка исчезла с лица Марианны.

– Почему? Он тебя любит, это любому видно.

Тамара сокрушенно покачала головой:

– Может быть. Ах, детка, как я могу выйти за Уилла?! Брак с цыганкой помешает ему заниматься тем, чем ему хочется.

– И чем это?

– Этот плут хочет стать хозяином гостиницы. – Марианна усмехнулась, и Тамара печально кивнула: – Да, хочет, дурак проклятый. Он даже отложил на это деньги. Он думает, что из меня получится прекрасная жена хозяина гостиницы. Из меня, цыганки, которую скорее бросят в тюрьму, чем попросят у нее пинту эля.

– Ты могла бы выдавать себя за испанку, как моя мать, – возразила Марианна.

– Мне нравится быть такой, какая я есть, – ответила Тамара, упрямо вздернув подбородок. – Я не хочу притворяться кем-то другим. – Ее лицо смягчилось, и она выглядела такой молодой. – Все же это соблазняет меня.

Марианна подошла к тетке и положила руку ей на плечо:

– Так скажи Уиллу «да».

В глазах тетки Марианна увидела беспокойство и вдруг поняла настоящую причину, почему Тамара не решалась воспользоваться предлагаемым шансом обрести счастье.

– Если ты беспокоишься обо мне, то напрасно. Дай мне еще несколько дней. Я наберусь храбрости и скажу графу правду. Обещаю.

Тамара обрадованно улыбнулась, затем взяла руку Марианны, лежавшую на ее плече, и с нежностью пожала ее:

– Я думаю, это будет лучше всего. Вот увидишь.

Тамара оглянулась, и улыбка сошла с ее лица.

– Помяни дьявола, и он тут как тут… – проворчала она, и Марианна, проследив за ее взглядом, увидела Гаррета, направлявшегося к ним.

– Мне все равно пора возвращаться в кибитку, – сказала Тамара и, еще раз ободряюще пожав руку племянницы, зашагала через сад, что-то ворча себе под нос.

У Марианны перехватило дыхание, когда она увидела Гаррета на ухоженной лужайке. Он только что вернулся из города и еще не снял шляпу с плюмажем и роскошный плащ.

– Возвращайся в дом, – скомандовал Гаррет, как только приблизился настолько, что Марианна могла расслышать его. – У нас едва хватит времени на приготовления.

– Приготовления? – переспросила Марианна, смутившись вдруг от того, что представила, какой грязной и растрепанной, должно быть, выглядит.

Легкая усмешка появилась на лице Гаррета, когда он заметил ее неприглядный вид.

– Насколько я понимаю, чтобы выглядеть прилично, тебе потребуется больше времени, чем я предполагал.

Подняв гордо голову, Марианна прошла мимо него с достоинством оскорбленной принцессы.

– Ради чего я должна «выглядеть прилично»?

Гаррет сунул ей в руку письмо:

– Смотри сама. Черт бы побрал этого Хамдена со всеми его светскими играми. Клянусь, когда-нибудь он мне заплатит за свои шутки.

В письме Хамден сообщал, что сегодня вечером привезет к Гаррету гостей – шесть придворных дам и пять джентльменов. Он писал, что Гаррет слишком долго находился в одиночестве и ему следует напомнить о его обязанностях перед обществом. «И еще, – гласила приписка в послании Хамдена, – постарайся, чтобы твоя голубка была там к моему приезду. На этот раз я хотел бы поздороваться с ней должным образом».

– А что это значит – «должным образом»? – поинтересовалась Марианна.

Гаррет слегка поморщился:

– Не обращай внимания. Достаточно сказать, что Хамден уже в дороге. Он предупредил меня, предоставляя мне достаточно времени, чтобы подготовиться, но недостаточно, чтобы отправить ему отказ. Чертов хитрец. Мне следовало бы вечером уехать из дома и посмотреть, как ему это понравится: ни обеда, ни развлечений.

– Но ты ведь этого не сделаешь? – с веселым блеском в глазах заметила Марианна.

Гаррет хмыкнул:

– Нет. Я сыграю роль хозяина, как он и просит. А ты, моя дорогая, – роль хозяйки.

Марианна с ужасом посмотрела на него:

– Но… но я не могу!

– Почему же? Уверяю тебя, им всем совершенно безразлично, кто играет роль хозяйки в моем доме. Я просто скажу, что ты моя недавно овдовевшая дальняя родственница, приехавшая навестить меня, или какую-то другую чепуху, и все будет выглядеть вполне респектабельно. Ты не раз говорила мне, что тебя воспитывали как женщину благородного происхождения. Уверен, на один вечер ты можешь взять на себя роль леди.

Марианна пытливо посмотрела на Гаррета. Он ответил ей таким же внимательным взглядом, и она в смущении опустила глаза.

Что же ей делать? Она не могла появиться за обедом перед группой придворных аристократов. Это было бы безумием! Возможно, кто-то из гостей знал ее или ее отца. Слишком большой риск.

– Я… я не могу быть твоей хозяйкой, Гаррет, – сказала Марианна. – Я буду чувствовать себя ужасно неловко.

Гаррет схватил ее за руку и продолжал идти к дому.

– Я буду рядом с тобой, – произнес он. – С тобой будет все в порядке.

– Но я не хочу этого! – Марианна выдернула свою руку.

Гаррет пристально посмотрел на нее:

– Ты чего-то боишься?

– Да, боюсь, что буду посмешищем.

Его мрачная улыбка еще больше испугала Марианну. Гаррет покачал головой:

– Нет, ты не этого боишься. Ты стояла перед целым городским советом и не боялась меня, как же ты можешь быть посмешищем?! Так чего же ты боишься?

Марианна не могла придумать ответ. Если она будет слишком сильно протестовать, Гаррет наверняка догадается, почему она отказывается от роли хозяйки.

– Вот видишь? Тебе нечего бояться.

Марианна прикусила губу, думая, что ей возразить. Неожиданно ее осенило.

– У меня нет подходящего для такого случая платья, – заявила она.

Странная улыбка Гаррета удивила ее.

– К вечеру оно у тебя будет. Я уже заказал тебе несколько платьев у модистки в Лидгейте. Как только пришло письмо от Хамдена, я послал в город сказать, чтобы одно из них было готово к сегодняшнему вечеру.

Эти слова доставили Марианне огромное удовольствие. Гаррет проявил такую заботу о ней. Но с другой стороны, она оказалась в ловушке. Теперь у нее не было повода для отказа.

Взглянув на Гаррета, Марианна поняла, что он сознает это и очень доволен. Она не сомневалась: он надеялся, что кто-нибудь из друзей Хамдена узнает ее. А ей оставалось только надеяться, что среди них не будет ни одного, с кем бы она когда-нибудь встречалась. Во время пребывания в Лондоне она не очень часто появлялась в светском обществе. Однако все может случиться…

– Как ты думаешь, кого может привезти Хамден? – решилась спросить Марианна.

Гаррет с подозрением посмотрел на нее, затем неопределенно пожал плечами:

– Кто знает? У Хамдена полно друзей. Но скорее всего это будут изгнанники, которых мы оба знали во Франции.

Марианне стало легче. Она никогда не знала никого из изгнанников, хотя когда они начали возвращаться в Англию, она жила в Лондоне. Возможно, все не так уж плохо. Возможно, не будет никого из тех, кого бы она знала.

В любом случае выбора у нее не было, и она к тому же могла использовать этот случай в своих интересах.

– Фолкем говорит, что ваш муж недавно умер. Скорблю вместе с вами о вашей потере, леди Мина, – с чуть заметной насмешкой произнес мужской голос.

Марианна оглянулась и увидела Хамдена, опиравшегося на спинку стула, на котором она сидела, не сводя глаз с блистательного хозяина, сидевшего напротив нее.

– Тише, – прошептала она, но все же улыбнулась. – Он старается, чтобы я не попала в затруднительное положение. Честно говоря, я признательна ему за это. Так что будьте хорошим мальчиком и подыграйте ему.

Хамден ухмыльнулся:

– Старается, чтобы вы не попали в затруднительное положение, вот как? А вы совершили что-нибудь, что могло бы поставить вас в затруднительное положение?

Марианна почувствовала, что краснеет. Она отвернулась и стала смотреть прямо перед собой.

– Настоящие джентльмены не спрашивают об этом, Хамден, – сказала она ледяным голосом.

Хамден положил руку ей на плечо:

– Не сердитесь на меня, дорогая. Я не мог не заметить, что сегодня вы оба какие-то другие. Более того, я бы сказал – удовлетворенные. Но этого нечего стыдиться.

Хамден потрепал Марианну по плечу и отошел, оставив ее расстроенной и сердитой. Хамден ошибался. Ей нечего стыдиться. Гаррет содержал ее как свою любовницу. Как бы она ни старалась не признаваться в этом себе и ему, это так и было. Он одевал ее, кормил и всем обеспечивал.

Марианна взглянула в ту сторону, где стоял Гаррет, небрежно опершись рукой о стену, и разговаривал с красивой молодой женщиной в платье с таким вызывающе низким вырезом, какого Марианна еще никогда не видела. Ее имя было леди Суонсдаун. Она была вдовой, но один из гостей сказал Марианне, что она считается одной из самых завидных невест Лондона.

Марианна наблюдала, как леди Суонсдаун флиртует с Гарретом, и слезы подступали к ее глазам. Она не может быть для Гаррета тем, кем была эта женщина, – возможно, будущей женой. По крайней мере пока будет продолжать притворяться цыганкой. А если она откажется от этой роли, она может потерять его навсегда.

Марианна впилась пальцами в подлокотник кресла. Больше она этого не вынесет и сойдет с ума. Нет, ей поскорее надо рискнуть и рассказать все Гаррету. Очень скоро она поставит все на карту и узнает, действительно ли он любит ее. Даже пребывание в тюрьме было бы легче, чем сомнения, терзавшие Марианну.

Хорошо, что хотя бы сейчас ей не надо было беспокоиться о том, что кто-то из придворных узнает ее. Друзья Хамдена явно не присутствовали при дворе в тех редких случаях, когда там бывала Марианна. Она не узнала ни одного из них.

К Гаррету подошел один из слуг и что-то прошептал на ухо. Гаррет кивнул, затем, сказав несколько слов и поклонившись леди Суонсдаун, направился к Марианне. Она заставила себя ему улыбнуться.

– Ты здесь самая красивая, – тихо сказал Гаррет, беря Марианну за руку. Он перевернул ее и коснулся губами запястья. Кровь с ужасающей быстротой вскипела в ее жилах. Гаррет не мог не заметить этого. – Позднее, моя милая. Я должен показать тебе, как я наслаждаюсь твоей красотой. Но боюсь, пора идти к столу.

Обед оказался для Марианны особенно мучительным. Гаррет сидел во главе стола, а она – на противоположном конце. Никогда еще Марианна не чувствовала себя такой далекой от него. Она думала только о том, когда и как сказать Гаррету правду.

Тем временем за столом шла оживленная беседа.

– О, Хамден, конечно, ты, должно быть, уже что-то разузнал, – говорил молодой человек по имени Уиклифф. – Должно быть, кто-то убил этого человека. Уинчилси не мог во сне заколоть себя кинжалом. Наверняка кого-то в этом подозревают. В конце концов, кто бы ни сделал это, он может оказаться врагом его величества и должен быть найден.

В этот момент все замолкли и устремили свои взоры на Хамдена, сидевшего рядом с Марианной.

Она изо всех сил собиралась сохранить равнодушное выражение лица.

– Я только знаю, что это был заговор, – коротко ответил Хамден.

Человек, которого звали Уиклифф, недовольно фыркнул:

– Это всем известно. Что случилось с твоей знаменитой любовью к сплетням, Хамден? Нет ли у тебя чего-нибудь более интересного, чтобы рассказать нам?

Хамден сокрушенно вздохнул:

– Нет. Его величество избегает упоминать об этом. Он не говорит ни слова, кто бы ни спросил его. Я пытался выведать что-нибудь у Кларендона, но вы его знаете. Он осторожен во всем и со всеми.

– И это именно так… – вмешался другой гость и начал рассказывать забавную историю о Кларендоне. Марианна в душе поблагодарила Бога за то, что разговор переменился.

Вдруг с другой стороны от Хамдена раздался тихий женский голосок:

– Я кое-что знаю об Уинчилси.

– Да что вы можете знать? – насмешливо спросил Уиклифф.

Девушка немного повысила голос:

– Я знаю нечто о жене сэра Уинчилси.

– Она ведь умерла? – спросил Хамден.

– Да. Но я узнала от Элизабет Маунтбеттен, что его жена была цыганкой.

Марианна вся напряглась и старалась не смотреть на Гаррета. Она только молилась, чтобы девушка больше ничего не сказала.

Но, побуждаемая хором взволнованных восклицаний сидевших за столом женщин, гостья все же продолжила:

– Он по-настоящему женился на ней. Можете себе представить: баронет женился на цыганке.

Леди Суонсдаун со злобным блеском в глазах наклонилась над столом:

– Этим можно объяснить, почему у них была такая странная дочь.

– Странная?

Марианна замерла, ибо этот вопрос задал Гаррет. Она не выдержала и посмотрела на него. Сердце у нее упало. В устремленном на нее взгляде читалось явное подозрение. Он, казалось, приковал ее к месту.

– Ну, леди Марианна была настоящей буквоедкой, – продолжала леди Суонсдаун. – Она постоянно что-то изучала. Говорят, она даже приготовляла лекарства для отца. Вероятно, научилась этому у своей матери. – Она понизила голос и заговорщически прошептала: – Вероятно, она приготовила яд, предназначенный для его величества.

– Трудно поверить, – заметил Хамден, – что женщина дворянского происхождения способна на это, но, возможно, она в этом замешана. По крайней мере так говорят. Говорят, она передала лекарство отцу, и после этого он не выпускал его из рук. Кто знает? Может быть, он невиновен, а преступление совершила его дочь. Если это так, то неудивительно, что она убила себя.

– Меня нисколько не удивляет, если она сделала это, – со злорадством добавила леди Суонсдаун. – Вы знаете этих цыган с их снадобьями и припарками.

Только когда Хамден неожиданно под столом сжал ее руку, Марианна поняла, как сильно дрожит. Догадался ли он или просто почувствовал жалость к цыганке, которой приходилось терпеть оскорбления этих женщин? Марианна не задумывалась над этим, она была благодарна ему за этот жест. Не спуская глаз с Гаррета, она незаметно пожала руку Хамдена и убрала свою.

Гаррет, казалось, не видел никого, кроме нее.

Кто-то обратился к нему. Он ответил, продолжая неотрывно смотреть на Марианну.

Она отвела глаза и заставила себя взять вилку и подцепить кусочек жареного фазана.

– А как выглядела эта леди Марианна? – спросил Гаррет с другого конца стола. Его тон был нарочито небрежным. – Может быть, она была буквоедкой, потому что не могла стать чем-то другим.

– Уверена, она была некрасива и черна, как ворона, – откликнулась леди Суонсдаун, которой надоел весь этот разговор.

Уиклифф рассмеялся:

– Вы никогда не видели эту женщину, Кларисса! Откуда вы знаете, как она выглядела?

– Один мой знакомый знал ее достаточно хорошо, – раздался по другую сторону от Марианны громкий голос.

Она бросила взгляд на тщедушного человечка, произнесшего эти слова.

– Он был одним из тех… ну, вы знаете, ужасно усердных студентов, которые думают, что можно познать все тайны жизни из книг, – продолжил человечек. – Он говорил, что был одним из учеников ее отца. Даже хвастался, что сорвал у нее поцелуй. Вам будет приятно, Кларисса, узнать, что он также уверял, будто дочь баронета была красавицей и совсем не смуглой.

Вилка выпала из руки Марианны и громко стукнула об оловянную тарелку.

– Извините, – пробормотала она, протягивая руку к бокалу с вином.

– Тогда жаль, что она убила себя, – сказал Хамден. – Я был бы не прочь познакомиться с таким интересным созданием.

Марианна пыталась понять по его тону, не догадался ли он, но Хамден, казалось, не сознавал иронии в своих словах.

А Гаррет? Мог ли Гаррет, услышав все это, не догадаться? Марианна сомневалась в этом, но в душе лелеяла надежду, что он не увидел связи между этими фактами.

Разговор за столом перешел на другую тему. Марианна сидела молча и лишь изредка поглядывала на Гаррета.

Выражение его лица ни о чем ей не говорило. Марианна несмело улыбнулась ему, он коротко кивнул. Сердце екнуло у Марианны в груди.

Он знал. «Нет, – сказала Марианна себе, – не предполагай худшего, иначе допустишь ошибку и скажешь что-нибудь, чего не следует говорить. Возможно, Гаррет ни о чем не догадался».

Марианна промучилась весь обед, всеми силами стараясь не показать страха, терзавшего ее. Вдруг поднялся Уиклифф и сказал:

– Я желаю произнести тост.

 
Пять раз я пью за здоровье,
О, Хелен, сердца моего желанье,
Пять раз я пью твое здоровье
От всей души, пылающей любовью.
 

Марианну позабавили неуклюжие стихи Уиклиффа. Она едва сдержала улыбку, наблюдая, как он с серьезным видом выпил полный бокал, затем повторил стихи и выпил еще четыре полных бокала.

Однажды она слышала об этом обычае, популярном в Европе. Мужчины пили столько раз за здоровье любимой женщины, сколько букв было в ее имени. Марианна, глядя, как от вина краснеет лицо Уиклиффа, подумала, что интересно было бы посмотреть на эту Хелен.

Тут встал Хамден. Он грустно подмигнул Марианне и произнес тост:

 
Шесть – это совершенство,
Так совершенна моя леди Табита,
И пусть она отвергнет страсть мою,
Я за ее здоровье все же пью.
 

Выпив шесть бокалов, Хамден сел, наклонился к Марианне и шепотом спросил:

– Не очень я хороший поэт, не так ли?

– Нет, – также шепотом ответила она. – Но скажите, кто эта Табита?

– Моя последняя любовь, если хотите знать, хотя она разыгрывает скромницу передо мной. Я думал, что добьюсь своего. Ее здесь нет, но ее брат сидит рядом с леди Суонсдаун, и он обязательно скажет ей, если я не выпью за ее здоровье. Полагаю, я должен поблагодарить ее за длинное имя. Оно дает мне повод как следует напиться.

Марианна рассмеялась, но тут заметила, как поднялся Гаррет. В комнате наступила гробовая тишина. Марианна была уверена, что все слышат, как громко стучит ее сердце.

Гаррет поднял серебряный кубок и произнес:

 
Прекрасна леди, о которой говорю,
Ее походка, речь достоинства полны.
Не знаю имени ее – оно покрыто ложью слов,
Но время настает сорвать с него покров.
 

Марианна слышала, как все вокруг зашептались о странном тосте Гаррета. Она сидела, положив сжатые в кулаки руки на колени, и молча смотрела, как он выпил вино и снова наполнил свой кубок.

С каждым разом, когда Гаррет опустошал и вновь наполнял кубок, кровь все сильнее стучала в висках у Марианны. Она считала тосты, и ее сердце чуть не выскочило из груди, когда он налил себе пятый кубок.

Граф Фолкем пил не за здоровье цыганской девушки Мины. Он пил за здоровье леди Марианны.

Осушив последний, восьмой по счету, кубок, Гаррет сел.

Хамден стал шептать Марианне на ухо какие-то утешающие слова, из чего она сделала вывод, что он не догадался, почему Гаррет произнес восемь тостов. Леди Суонсдаун сидела с самодовольной улыбкой, явно уверенная, что восемь тостов означали восемь букв ее имени – Кларисса.

За столом снова возобновились разговоры, но Марианна в них не участвовала. На сердце у нее была тоска. Она положилась на волю случая. И, судя по мрачному лицу Гаррета, проиграла.

Не думая о том, что кто-то заметит ее побледневшее лицо или дрожащие руки, она неуверенно встала:

– Извините меня. Мне стало нехорошо.

С этими словами Марианна вышла из комнаты.