Текст книги "Суеверие"

Глава 55

Их обоих разбудил грохот. Ральф включил свет и одним движением сбросил ноги с кровати. Он взял свою одежду и посмотрел на Джоанну, которая сидела в постели, бледная от испуга.

– Никуда не выходи, – сказал он и пошел к двери.

– Ральф, осторожнее. Кажется, в доме кто-то есть.

– После такого шума – вряд ли.

Он спустился по лестнице, зажигая по пути все лампы. Нигде больше не раздавалось ни звука и не было заметно никакого движения. На втором этаже он открыл все комнаты одну за другой, включая и музыкальную, где он работал. Там он взял свою старую бейсбольную биту, стоявшую в углу, и спустился на первый этаж. Выйдя в коридор, он остановился.

Старинная вешалка, которая обычно стояла возле подножия лестницы, сейчас валялась футах в двадцати от своего места. На входной двери была глубокая царапина, будто в нее, как снаряд, ударилось что-то тяжелое.

Ральф осторожно приблизился, держа наготове бейсбольную биту – на случай, если тот, у кого хватило сил швырнуть на такое расстояние вешалку, еще скрывается где-то в доме. Но он никого не увидел и не услышал.

То и дело оглядываясь и держась ближе к стене, чтобы избежать нападения сзади, он подошел к чугунной вешалке и, наклонившись, потянул ее на себя одной рукой, словно хотел убедиться, что она по-прежнему весит столько же, сколько всегда. Ему было страшно даже подумать о том, какая нужна сила, чтобы бросить эту махину на такое расстояние, не говоря уж о том, чтобы с этой силой бороться. Это бессмысленно.

Казабон перешагнул через вешалку, даже не попытавшись поставить ее вертикально. За полуоткрытой дверью в гостиную было темно. Пригнувшись, Ральф приблизился к двери; он держал биту обеими руками и был готов бить, заметив любое движение. Войдя, он ударил битой по стенам с обеих сторон от двери, а потом быстро повернул выключатель.

Комната была пуста; ничего не было опрокинуто или сдвинуто с места. Он обошел гостиную, чтобы удостовериться, что никто не скрывается за креслами или диваном. Никого.

Ральф выпрямился и в раздумье потер переносицу. Внезапно он почувствовал какое-то движение сзади. Он обернулся, одновременно замахиваясь битой, – и только испуганный крик Джоанны удержал его от удара. Уронив биту, Ральф обнял жену.

– Ради Бога, Джо, я чуть тебя не убил! Я же велел тебе оставаться в спальне.

– Я боялась.

Он чувствовал, как она дрожит.

– Все хорошо, Джо... Здесь никого нет...

– Как вешалка очутилась там?

– Не знаю.

– Ральф, наверное, все-таки в доме есть кто-то.

Казабон не ответил; он не знал, что сказать. Вдруг он почувствовал, как напряглась Джоанна, почувствовал ее крик прежде, чем она закричала. Она увидела что-то через его плечо.

Ральф обернулся вовремя, чтобы увидеть, как большое венецианское зеркало, которое висело над каминной полкой, сорвалось с места и полетело через комнату, словно игральная карта, брошенная невидимой гигантской рукой. Оно задело углом диван – послышался звук рвущейся ткани – и разбилось о старинный письменный стол у противоположной стены.

Повисла какая-то неестественная тишина; Ральф и Джоанна слышали только звук собственного дыхания и биение сердца. Они ухватились друг за друга, и мысли их были об одном: то, чему они мгновение назад стали свидетелями – невозможно.

– Я видела человека, – прошептала Джоанна. Ее голос дрожал.

– Где?

– В зеркале. Перед тем, как оно сорвалось со стены. Это была женщина; она стояла там и смотрела на нас.

Они оба поглядели в направлении, которое указала Джоанна. Никого.

– Ты можешь ее описать? – спросил Казабон.

– Я видела ее не больше секунды. Примерно моего возраста, темные волосы, легкое пальто. Взгляд дикий, будто она наполовину сумасшедшая.

– Это та женщина, которая к нам приходила.

Джоанна покосилась на него:

– Ральф, это какой-то бред. Я боюсь.

– Мы уходим отсюда – сейчас же.

– Два часа утра, Ральф. Куда нам идти?

– Все равно куда. Позвони туда, где остановились твои родители: там нас хотя бы знают.

– Хорошо.

– Только будем звонить сверху...

Он взял ее за руку и, настороженно озираясь, повел к лестнице. В спальне они оделись и собрали самые необходимые вещи. Они старались молчать – за исключением того, что Джоанна позвонила в гостиницу, заказала номер и сказала, что они приедут через пятнадцать минут.

Громкий грохот донесся откуда-то с нижнего этажа. Они замерли и посмотрели друг на друга. Джоанна почувствовала, что Ральф хочет пойти выяснить что там.

– Не надо! – сказала она.

Он направился к двери.

– Это в музыкальном кабинете.

– Ральф, не ходи!

Он оглянулся на нее через плечо:

– Заканчивай собирать вещи. Я через минуту вернусь.

Джоанна смотрела, как он начал спускаться по лестнице; она хотела позвать его, остановить, но не сказала ни слова. Вместо этого она взяла сумку и вошла в ванную. Она положила в сумку зубную щетку, гребенку, кое-какую косметику... и вдруг услышала, как дверь за ее спиной мягко щелкнула, закрываясь.

Ее первой мыслью было, что об этом вообще не стоит задумываться. В двери, которая закрывается сама собой, нет ничего сверхъестественного: сквозняк, или она задела ручку, входя, и дверь медленно закрывалась. Даже после того, что случилось внизу, в этом нет причин беспокоиться. Надо просто пойти и открыть ее снова.

Дверь не пошевелилась. Ручка повернулась, но когда Джоанна потянула ее на себя, дверь не открылась. Она не была заперта – ее удерживала какая-то сила, которая не хотела, чтобы Джоанна ушла.

Она стукнула по двери ладонью и позвала Ральфа. Никто не ответил; никто не спешил ей на помощь. Она подождала, потом опять ударила в дверь – на этот раз кулаком. Потом двумя кулаками. Снова позвала, громче. Она молотила в дверь кулаками и отчаянно звала Ральфа, пока не исцарапала руки и не сорвала горло.

Страх подкрадывался к ней постепенно, словно удар в замедленной съемке. Бороться с ним было бесполезно, она это понимала. Страх, как и боль, рано или поздно всегда сокрушит человека. Это неизбежно – и остается только найти, за что зацепиться, пока он не пройдет, даже если это всего лишь мысль о том, что в конце концов он все же исчезнет.

Но если он не исчезнет? Если страх останется навсегда, будет непреходящим, превратится в вечный, мучительный вопль безысходности?

Нет! Это просто паника, он когда-нибудь кончится. Только первая волна... волна, волна... Волна по определению не может длиться всегда... Раздался звук, словно где-то в стене взорвалась маленькая бомбочка. Джоанна повернулась, задыхаясь от страха. Она попыталась определить, откуда именно он донесся, но в это время звук повторился – только уже в каком-то другом месте. Казалось он рождается где-то за плиткой и зеркалами, в толще самих стен. Такого звука Джоанна никогда не слыхала – острый, опасный, проникающий буквально повсюду. В том, как он повторялся, было что-то гипнотическое; с каждым разом Джоанне становилось не только все труднее определить его источник, но и убедить себя в том, что этот звук – не порождение ее собственного мозга.

Но потом случилось кое-что, и она перестала думать, будто воображает его себе. Все началось с другого звука, отвратительного царапанья, словно когти скребли по стеклу. От него у Джоанны сводило зубы – зато на сей раз она смогла определить, откуда он слышится, а потом ее словно непонятной магнетической силой потянуло к зеркалу. Она видела в нем свое отражение и обстановку ванной комнаты – но не на этом было сосредоточено ее внимание, а на самой зеркальной поверхности.

Она почувствовала, что там происходит что-то – и едва она это почувствовала, как на стекле начали появляться буквы – рваные, неровные линии, нацарапанные на серебристой блестящей поверхности с той стороны стекла; их словно выводила чья-то рука – но в таком месте, куда ничья рука не могла бы добраться.

Первой возникла буква "П" – но прежде чем она была завершена, начали появляться другие, почти одновременно, будто каждая отдельно гравировалась по линиям, которые висели в пространстве в какой-то неуловимой точке между Джоанной и ее отражением.

Она зачарованно смотрела, как строится слово. Сначала она не поняла его смысла, и на какую-то долю секунды подумала, что слова написаны на непонятном языке. Потом она сообразила, что это английские буквы, только она видит их задом наперед, как с другой стороны:

ПОМОГИТЕ

У Джоанны закружилась голова; она почувствовала, что падает, но как-то странно, словно валится в саму себя, теряя форму и плоть. Она уцепилась за что-то и на мгновение успокоилась: все хорошо, она немного повисит так, и все пройдет.

Толстый резиновый коврик на полу остановил ее падение. Она ударилась коленом, потом – локтем и кистью. Оттолкнувшись от пола, Джоанна поднялась на ноги. Она была невредима, но теперь понимала – от того, что случилось, нельзя ускользнуть даже в беспамятство.

ПОМОГИТЕ!

– Помогите! Ральф, помоги мне!

Она бросилась к двери и начала отчаянно дергать ручку. Неожиданно дверь открылась – словно по собственной воле, а не подчиняясь ее усилиям. Не щелкнули ни замок, ни щеколда; дверь просто открылась и выпустила ее.

Ральф входил в комнату в дальней стороне коридора, когда Джоанна, бледная от пережитого ужаса, выскочила из ванной. Он подбежал к ней.

– Джо, что случилось?

– Разве ты не слышал меня?

– Я вообще ничего не слышал. С тобой все в порядке?

– Просто давай уедем – прямо сейчас, пожалуйста.

Глава 56

Было всего только семь тридцать утра, когда телефон Сэма зазвонил. Сэм уже допивал второй кофейник и оборвал извинения Ральфа за столь ранний звонок.

– Что случилось? – спросил он, чувствуя тревогу в голосе Казабона.

– Та женщина, которую вы искали вчера вечером. После вашего ухода она нанесла нам визит. И кажется, не только нам, но и родителям Джоанны.

– И?

Ральф заколебался.

– Я думаю, нам было бы лучше поговорить лицом к лицу. Мы с Джоанной сейчас в гостинице, но я могу приехать домой через двадцать минут. Вы можете встретить меня там?

Когда Сэм вышел из такси, Ральф Казабон ждал на ступеньках дома номер 139. Он выглядел утомленным, встревоженным, и очень отличался от того самоуверенного и твердого человека, который накануне вечером открыл Сэму дверь.

– Спасибо, что приехали, доктор Таун, – Казабон вынул из кармана брелок с ключами и, отпирая дверь, примирительно рассмеялся. – Я говорил себе, что подожду вас снаружи, чтобы вы могли увидеть все в точности так, как было вчера вечером. Но правда заключается в том, что я просто боюсь войти в собственный дом.

– Любой трезвомыслящий человек на вашем месте тоже побаивался, – сказал Сэм, стараясь скрыть нетерпение.

Казалось, дверь чем-то завалена с той стороны, потому что Ральф не мог открыть ее полностью. Войдя вслед за ним, Сэм увидел одежную вешалку на полу.

– Это было первое, что случилось. Грохот от ее падения разбудил нас.

Сэм кивнул с таким видом, будто такие детали его мало интересовали.

– Расскажите мне об этой женщине, – сказал он. – Опишите ее. – Ральф выполнил просьбу, и Сэм мрачно слушал его. Когда Казабон замолчал, он снова кивнул. – Это она. Джоанна тоже ее видела, так?

Ральф покачал головой.

– Не тогда. Когда Джоанна вошла в гостиную, женщины там уже не было. Мы подумали, что она только что убежала. Но потом, когда все это началось... – он искоса посмотрел на Сэма, словно не был способен или стыдился взглянуть ему прямо в глаза. – Она – призрак, не так ли?

– Если бы я знал точно, я бы сказал вам. Но я не знаю.

Ральф снова посмотрел на него, на сей раз более прямо, будто пытался решить, говорит ли Сэм правду. Впрочем, к какому бы решению он ни пришел, он оставил его при себе.

– Проходите сюда, – сказал он, и зашагал к гостиной. – Вам стоит на это взглянуть.

На пороге Казабон замер и, бормоча ругательства, уставился на то, что открылось его взгляду.

Сэм заглянул мимо него в комнату и увидел картину полного разорения. Стулья и столы были опрокинуты, лампы, вырванные из гнезд, висели на проводах; все вазы и статуэтки были разбиты, рама картины – разбита. Даже ковер и покрытие пола были разорваны в нескольких местах, и выглядывали голые половицы.

– Когда мы уехали, все было не так, – сказал Ральф. – Разбилось только большое зеркало, которое висело над камином. Мы видели, как оно поднялось в воздух и полетело через всю комнату. – Он показал рукой. – Вот здесь оно упало. Но все остальное... – Он развел руками в беспомощном непонимании.

– Вы сказали «не тогда», когда я спросил, видела ли Джоанна эту женщину, – напомнил Сэм. – Это значит, что она видела ее позже?

– Она видела что-то в зеркале. Она вошла в комнату и через мое плечо увидела там отражение женщины. Я повернулся, но было поздно, зеркало уже летело через гостиную.

– Она описала вам женщину?

Ральф кивнул.

– Это была та же самая женщина, которой я открыл дверь. – Он ждал, что Сэм что-нибудь скажет, но тот был погружен в свои мысли и промолчал. – Наверху тоже есть кое-что, на что вам надо бы посмотреть, – он повел Сэма к лестнице, по дороге рассказывая: – Мы вернулись в спальню, чтобы собрать вещи и вместе уехать. Я услышал грохот в моем кабинете и спустился вниз посмотреть. Мой стол был перевернут, все бумаги разбросаны. Я не хотел надолго оставлять Джоанну одну и вернулся буквально через пару минут. Когда я поднялся, она выходила из ванной. Она шаталась и была до смерти перепугана. Она сказала, что ее заперли в ванной, и что-то стучало и царапало по стенам. А потом появилась эта надпись, и если она еще там...

Сэм обратил внимание, что все лампы горят – свидетельство паники, охватившей в те ранние часы Казабона и его жену. Он прошел вслед за Ральфом в ванную и увидел неровную надпись на зеркале.

Сэм подошел ближе и коснулся пальцами стеклянной поверхности.

– Надпись сделана сзади, на амальгаме, – произнес Ральф. – Только это невозможно сделать.

Сэм принялся ощупывать края зеркала.

– Не старайтесь, не открывается, – пояснил Ральф. – Позади ничего нет. Зеркало вделано в стену.

Сэм повернулся к нему:

– Ваша жена не пострадала, когда это произошло?

Вопрос вызвал у Ральфа горький смешок:

– Если из понятия «пострадала» вы исключаете испуг, то нет, она не получила вреда. Но моя жена беременна, доктор Таун. Я не знаю, как это отразится на ней и ребенке. Одно могу сказать – она ни при каких условиях не желает больше входить в этот дом.

Сэм осмотрел все углы и предметы в ванной, словно искал что-то, чего до сих пор не заметил.

Ральф наблюдал за ним какое-то время, а потом с оттенком раздражения поинтересовался:

– Послушайте, Таун, вы собираетесь сказать мне, что происходит? Кто эта женщина?

Сэм поглядел на него так, словно забыл о его присутствии, и прошел мимо него назад в спальню.

– Во имя всего святого, что происходит? – настойчиво спросил Ральф, идя за ним следом. – И что, черт возьми, означает это «ПОМОГИТЕ»? – Они встали напротив друг друга: Сэм с руками в карманах, ссутуливший плечи – и Ральф, ждущий ответа. – Она – что-то вроде призрака, так? И она... – он споткнулся на слове, будто сам не мог поверить в то, что говорит, – преследует нас!

Сэм по-прежнему молчал.

– Скажите хоть что-нибудь, ради Христа!

– Я полагаю, – медленно произнес Сэм, – что призрак – столь же подходящее слово, как любое другое.

– Какая связь между этим призраком и Джоанной? Почему он – то есть, она – взяла себе имя моей жены?

Сэм снова посмотрел на него долгим взглядом и слегка пожал плечами.

– Я не могу этого объяснить.

– А вы попробуйте, – Ральф шагнул вперед. Гнев, который был спутником его страха, начинал проявляться не только в голосе Казабона, но и в движениях. Он был, возможно, бессознательно, готов начать драку. – Мне кажется, вы задолжали мне объяснение. Все это началось с вашего вчерашнего прихода ко мне...

Сэм покачал головой:

– Нет, это началось не там...

– Тогда, где, черт возьми?

– Если бы я мог сказать вам, я бы сказал. Но я не могу.

– Не можете? Или не хотите? – Ральф разглядывал Сэма с открытой враждебностью. – У меня большое впечатление, что вы что-то скрываете, и меня это уже порядком утомило.

Сэм вынул руку из кармана и выставил ее перед собой ладонью вперед. Он видел, что Ральф на грани срыва, и хотел успокоить его.

– Я могу только сказать, что не меньше вашего хотел бы во всем разобраться.

Он увидел, как сузились глаза Ральфа, – Казабон, возможно, хотел поверить ему, но еще не был способен.

– Это, случайно, не имеет какого-то отношения к Адаму Виатту? – спросил Ральф. – К тому, о котором вы спрашивали вчера вечером?

Сэм кивнул:

– Да, это имеет отношение к Адаму Виатту.

– Какое?

– Видите ли... Все, что я скажу, прозвучит как бред сумасшедшего. Вы просто должны с этим смириться и постараться поверить. Не будет никакого смысла в моей попытке что-то вам объяснить, если в ответ на это вы скажете только, что я лгун или шизофреник.

– А вы рискните.

Глубоко вздохнув, Сэм опустился в кожаное кресло у стены и, положив на колени руки, устремил на Ральфа снизу вверх пристальный взгляд.

– Я не собираюсь приводить никаких объяснении тому, что сейчас скажу. Не потому, что их нет – наоборот, их слишком много, но ни одно, в сущности, ничего не объясняет, а только порождает новые и новые вопросы.

– Ладно, – сказал Ральф и сложил руки на груди. – Это была преамбула; теперь говорите речь.

Сэм опустил взгляд на ковер, решая, с чего начать. Потом он положил руки на подлокотники и, наконец, заговорил:

– Около года назад наша группа, включая Джоанну – Джоанну, которая была здесь вчера вечером, – придумала призрака по имени Адам Виатт. Это был эксперимент в области психокинетики – власть разума над материей. Мы создали его, создали историю всей его жизни. Мы изучили уйму книг, чтобы удостовериться, что он не существовал исторически, и не нашли никакого следа реального человека с таким именем и такой судьбой. Цель эксперимента заключалась в том, чтобы выяснить – удастся ли нам создать призрака, который, будучи полностью выдуманным, тем или иным образом свяжется с нами во время спиритического сеанса.

Он помолчал, не глядя на Ральфа; на лице Казабона не дрогнул ни один мускул.

– Что ж, мы осуществили, как вы могли бы сказать, наши самые безумные мечты. Адама Виатта никогда не было... Но он откликнулся на наш вызов. И теперь он, кажется, существует – или существовал. И этот факт имел удивительные последствия. Вот, например, вы. Вас не было бы, если бы Адам Виатт никогда не жил на земле. Ведь вы – его прямой потомок.

Ральф уставился на Сэма, и руки его начали медленно, очень медленно, опускаться – в этом движении проявилось недоверие, смешанное со страхом перед тем, что он услышал.

– Что, черт побери, вы пытаетесь мне всучить?.. – Сэм поднял руку, останавливая его возмущение:

– Я же предупредил вас, что это покажется вам бессмысленным.

– Но вы утверждаете, что создали меня! – Сэм сделал рукой примирительный жест, но ничего не сказал. – И моих родителей, – продолжал Ральф; голос его повышался все больше. – А также их родителей, и родителей тех...

– Я знаю, – перебил Сэм. – Я знаю, как это звучит для вас.

– Это такая же невероятная теория, как та, будто Бог создал мир вчера и спрятал в земле окаменелости, чтобы нас одурачить!

– Другим последствием возникновения Адама, – продолжал Сэм, пропустив мимо ушей его замечание, – заключается в том, что те, кто его создал, перестают существовать.

Ральф схватился за голову с таким видом, словно это было еще одно оскорбление.

– Что, черт возьми, это означает – перестают существовать?

– К настоящему времени все, кто участвовал в создании Адама, умерли. За исключением меня самого и Джоанны – Джоанны, с которой вы встретились вчера вечером. И только Богу известно, что случилось с ней.

Ральф непроизвольно повернулся и поглядел в сторону ванной. С того места, где он стоял, было хорошо видно слово «ПОМОГИТЕ», выцарапанное на амальгаме.

– Я не сошел с ума, Ральф, – сказал Сэм. – Я знаю, что я не безумен. Как и вы знаете, что вы – не плод моего воображения. Но факт остается фактом – мы оба здорово влипли.

Ральф уставился на него и начал качать головой, сначала медленно, потом все быстрее:

– Нет... нет, нет, нет, нет, нет. Это сумасшествие... Этого просто не может быть.

В эту минуту Сэм испытывал к нему глубокое сочувствие, понимая, как каждая клеточка его тела сопротивляется тому, что он услышал.

– Самое страшное, – спокойно сказал Сэм, слегка наклонившись вперед, – заключается в том, что в мире может быть все. Когда я опрокидываю чернильницу, существует вероятность, что все молекулы соберутся вместе и затекут по скатерти обратно. Она исчезающе мала, эта вероятность, но она есть. Если сто раз подбросить монету, возможно, что пятьдесят раз выпадет орел, а пятьдесят – решка; но также возможно, что все сто раз выпадет что-то одно.

Это в меньшей степени зависит от законов природы, чем от везения игрока.

Ральф, набычась, наклонился к нему:

– Я не ученый, но знаю, что Эйнштейн говорил: «Бог не играет в кости». Вы хотите сказать, что он ошибался?

– Это утверждение основывалось на вере, а не науке. Многочисленные эксперименты подтвердили теорию игр, и теперь она широко используется. Что означает – мы не можем притворяться, будто что-то не происходит, говоря «это невозможно». Потому что невозможного нет!

Слова Сэма повисли в воздухе; Ральф жестом человека, разрывающего невидимые цепи развел скрещенные руки и заявил:

– Нет! Я этого не принимаю! Я просто не принимаю этого. Нет ни подтверждений, ни доказательств – нет хотя бы свидетельств других людей, имеющих отношение к этому так называемому эксперименту.

Голос Сэма остался спокойным и ровным:

– Нет никаких доказательств и никаких свидетельств. Те мои коллеги, которые знали об эксперименте, но не принимали участия в нем, теперь ничего не помнят. Исчезли любые следы. Этого никогда не было.

– То есть, вы хотите, чтобы я верил только вашему слову?

– Моему слову – и факту, что вчера вечером кто-то исчез в этом доме. Кто-то, кого вы видели, с кем говорили, кто-то, кто даже прошел мимо вас, входя в дверь. Вы же не будете притворяться, будто ничего этого не было?

Ральф открыл рот, чтобы что-то сказать, но, казалось, совсем упал духом и только медленно опустился на край кровати, обхватив руками голову.

– Вы знаете, что на самом деле необъяснимо? Это безумие, но это не дает мне покоя с тех пор... – он поднял голову и посмотрел на Сэма, оттянув книзу веки кончиками пальцев. – Вчера, когда я открывал дверь той женщине, мне – лишь на мгновение – почудилось, что я ее знаю. Это было как дежа вю – совершенно необъяснимое чувство. Что-то во мне говорило, что я откуда-то знаю эту женщину. Потом я сказал себе, что все это я придумал – очевидно, потому что услышал о ней от вас, а потом – от отца Джоанны, по телефону. – Он помолчал и насупил брови. – Я не мог раньше видеть ее, не так ли? Разве это возможно?

Сэм задумался, говорить ли то, что было у него на уме, и решил, что они зашли слишком далеко, чтобы о чем-то умалчивать.

– Джоанна – моя Джоанна – утверждает, что вы с ней встречались. По ее словам, это было очень похоже на вашу встречу с вашей Джоанной – тоже прогулка верхом, кладбище, могила Адама. Только в ее случае это произошло три дня назад – то есть, уже четыре. В вашем случае это было в прошлом году. – Он сделал паузу и добавил: – И, судя по ее рассказу, было трудно представить, что вы с ней поженитесь. – Он снова откинулся в кресле. – Вот так, Ральф. Это все, что я могу вам рассказать. Что вы об этом думаете – ваше дело.

Ральф, сгорбившись, долго сидел на неубранной кровати, приложив к губам сложенные ладони. Наконец он медленно поднялся.

– Куда мы пойдем отсюда? – спросил он неуверенным голосом.

– Я думаю, вам стоит вернуться к вашей жене. Вы должны о ней заботиться.

– Она просила, чтобы я привел вас. Я сказал, что приведу. Она хочет знать ваше мнение обо всем этом.

Сэм тоже встал.

– Буду рад пойти с вами.

Казабон бросил на него суровый взгляд:

– Лучше держитесь от нее подальше.

Сэм пожал плечами.

– Как пожелаете. Но она обязательно спросит, почему я не захотел разговаривать с ней. Или почему вы мне запретили. И если ей не понравится ваше объяснение, она спросит меня, и ничто ее не остановит. И что я ей должен буду сказать?

Ральф задумался. Это была правда: его жена не та женщина, от которой можно отделаться отговорками.

– Слушайте, Таун... – начал он.

– Сэм. По-моему, будет проще, если мы перейдем на имена, как вы считаете?

– Слушайте, Сэм. Если вы скажете ей хоть слово из того, что рассказали мне... Я вам шею сверну, вы поняли?

Сэм посмотрел на него. Ральф был крепок, хорошо сложен и, вероятно, достаточно силен, чтобы привести в исполнение свою угрозу. И испуган в достаточной степени, чтобы попробовать.

– Не волнуйтесь, я не собираюсь расстраивать вашу жену. Мне это не нужно. Я предлагаю вам сделку.

Ральф насмешливо сдвинул брови:

– Сделку?

– Я поеду с вами и расскажу ей нечто – нечто вполне разумное. – Он издал короткий, сухой смешок. – Не правду, конечно, потому правда не такова. Я что-нибудь придумаю – а потом скажу, что вы разрешили мне остаться в доме на некоторое время, чтобы вести наблюдение. Как вам мое предложение?

Ральф с недоверием уставился на него:

– Вы хотите остаться здесь? Один?

– Именно этого я хочу.

Ральф посмотрел на него несколько дольше. Затем его лицо озарилось неким пониманием:

– Ну да, конечно. Вы и... та женщина... Я должен был догадаться по тому, как вы о ней говорили.

– Так я могу остаться?

Ральф кивнул:

– Можете.