Текст книги "Суеверие"

Глава 22

Клифтон Вебб сидел в ванной, строча язвительную рецензию, и Джоанне показалось, что он очень напоминает Уорда Райли. Или Уорд Райли напоминает Клифтона Вебба. Райли был моложе и не такой манерный, но Джоанна легко могла представить себе его в роли желчного Вальдо Лидеккера в «Лауре», которую она смотрела по кабельному уже в четвертый или в пятый раз, но неизменно с большим удовольствием.

Раздавшийся в комнате звук был похож на ружейный выстрел. Джоанна знала, что это не в телевизоре: для этого он, во-первых, был слишком реалистичным, а во-вторых, ей прекрасно было известно, что в «Лауре» никто из ружья не палил.

Звук повторился. Джоанна выскочила из постели и, набросив халат, отступила в дальний угол, чтобы не попасть под пулю какого-то идиота, которому вздумалось палить на улице. Но, осторожно выглянув в окно, она увидела, что снаружи никого нет, и дырок от пуль – тоже.

Дрожа, Джоанна приблизилась к тому месту, откуда, по ее ощущениям, исходил звук. Там не было никаких отметин, ничего, что могло бы дать объяснение случившемуся.

В дверь ее квартиры кто-то ударил чем-то тяжелым, вроде молотка, и Джоанна с тревожным вскриком повернулась туда. Она стояла не шевелясь и ждала, что будет дальше. Ей казалось, что дверь вот-вот распахнется, но все было тихо.

С опаской пройдя по коридору, она заглянула в дверной глазок. На площадке было пусто. Если там кто и стучал, он уже ушел.

Но Джоанна догадалась, что никого там и не было – во всяком случае, в общепринятом смысле. Какое-то шестое чувство подсказало ей, что ее только что навестил Адам.

Она с интересом отметила, что мысль эта ее абсолютно не взволновала, а, наоборот, успокоила.

Сэм приехал в пятнадцать минут десятого. Она звонила ему на работу и оставила на автоответчике сообщение. Когда собрание закончилось, он перезвонил ей и сказал, что прямо из лаборатории едет к ней и захватит с собой видеопленку, которую они отсняли.

В углу кадра мелькали белые цифры – часы и минуты, и когда Сэм перемотал пленку, которую хотел показать Джоанне, она сразу увидела, что время в точности совпадает с тем, когда в ее квартире раздались странные звуки.

– Вот здесь, – сказал Сэм и включил воспроизведение.

Все члены группы, кроме, конечно, Джоанны, собрались вокруг стола и смотрели, как блюдечко скользит по доске с алфавитом.

– Где... Джоанна? – услышала она голос Сэма, читающего сообщение. – Джоанна заболела, – ответил он на экране, – но в следующий раз она к нам присоединится. Ты хочешь ей что-нибудь передать?

Блюдечко переехало к слову «да».

– Что ты хочешь ей сказать? – спросил Сэм, но блюдце замерло.

– Стоп! – Джоанна потянулась к пульту и нажала паузу. Изображение замерло, и вместе с ним – цифры в верхнем правом углу. Они показывали 19:43. – Именно в это время всё и случилось, – сказала она. – Я вскочила с постели и встала в тот угол, решив, что стреляют с улицы. Сама не знаю почему, я поглядела на часы. На них было семь сорок три. И после этого послышался удар в дверь.

– Похоже, твоя догадка оказалась верна, – сказал Сэм. – Это Адам с тобой здоровался.

– Знаешь, что самое странное? – спросила Джоанна после секундного молчания. – То, что я приняла это как нечто само собой разумеющееся. Если бы полгода назад ты мне сказал, что на грохот в комнате я отреагирую «а, это всего лишь Адам, одно привидение, которое мы состряпали», я бы в глаза назвала тебя кретином. А теперь я именно так к этому и отношусь – Сама не знаю, почему. Что со мной происходит?

– У тебя просто слегка расширился кругозор, только и всего. У тебя в мозгу был маленький радиоприемник, который твердил, что любое аномальное явление это надувательство, чушь собачья. Теперь ты видишь, что это не так. Напротив, это довольно обычное дело.

– Все равно мне как-то не по себе. Честно говоря, меня смущают мои собственные мысли.

– Ты не одинока. – Она услышала в его голосе непривычную усталость, но тут он взял у нее пульт и нажал «пуск».

– Похоже, он не хочет ничего передавать Джоанне через нас, – донесся с экрана голос Сэма.

– Видимо, он предпочитает говорить с ней лично, – с усмешкой произнес Роджер, – как всякий нормальный мужчина.

Джоанна и Сэм молча обменялись взглядами.

– Ну, ладно, – произнес тот Сэм, что был на экране. – Ты начинаешь повторяться, и мы уже заскучали. Не хочешь ли показать нам что-нибудь новенькое?

Блюдечко заскользило по доске, выписывая слово «Например?»

– Ну, например, – сказал Сэм, – мы бы очень хотели тебя увидеть. Ты мог бы нам показаться?

Повисла пауза. Потом стрелка уверенно показала «нет».

– У тебя есть какие-то особые причины отказываться? – спросил Райли. – Блюдце слегка качнулось назад и снова уткнулось в слово «нет».

– Можешь показать нам какой-нибудь фокус? – поинтересовался Барри и с ожиданием посмотрел на стол.

Блюдце медленно отползло в центр и там застыло. Все ждали. Джоанна едва ли не чувствовала, как они раздумывают, оставаться ли на месте, задать ли новый вопрос или объявить, что собрание окончено.

И вдруг послышался громкий удар снизу о стол, как будто кто-то попытался под ним выпрямиться и ударился головой. Все резко отпрянули, и стол снова дернулся. Никто его не касался, но он медленно стал подниматься над полом. Джоанна не отрываясь смотрела, как стол поднимается, и, хотя зрелище было весьма захватывающим, она не могла не вспомнить о том, что в свое время говорили Сэм и Роджер – ни одна кино– или видеопленка не в состоянии убедить недоверчивого зрителя. Десятилетия спецэффектов в кино развратили публику. Все возможно, потому что нет ничего настоящего. Джоанна вспомнила пожелтевшие черно-белые фотографии рубежа веков, на которых обычно был изображен погруженный в транс медиум в окружении «духов» или даже фей. Для современного человека эти снимки были до смешного откровенной фальшивкой – теперь же, как ни парадоксально, смешной казалась правда. Истинные чудеса наука объявила невозможными; только те люди, которые сидели в комнате, могли поверить, что все происходящее происходит на самом деле. И ничего с этим не поделаешь. Неожиданно Джоанна со всей ясностью осознала – все, что она напишет об Адаме будет воспринято как очередная болтовня о нерешенных, а возможно, и неразрешимых тайнах бытия.

Взглянув на Сэма, она заметила на его лице отражение той же усталости, которая прозвучала в голосе.

Она понимала, что в эту минуту он думает о том же самом. И это не телепатия. Все и так очевидно.

Тем временем стол поднялся на такую высоту, что его ножки оказались на одном уровне с лицами собравшихся. Потом он медленно перевернулся вверх тормашками. В тот же миг все как по команде вскочили на ноги и отскочили к стенам. И не потому, что происходящее их настолько потрясло, – просто доска с алфавитом и блюдечко по-прежнему находились на столе и, упав, могли кого-то поранить. Но ничего не упало. Доска оставалась на месте, будто приклеенная, а стол поднялся до самого потолка и уперся в него, словно бросая вызов земному притяжению.

Все стояли не двигаясь и молчали, пока Мэгги повинуясь какому-то необъяснимому порыву, не осенила себя крестом.

В тот же миг доска и блюдце с грохотом упали на пол. За ними рухнул и стол. Но он не просто упал – он спикировал вниз, словно его швырнуло неведомой силой и, врезавшись в пол, разлетелся на куски. Последние кадры показывали, как участники эксперимента отпрыгивают на безопасное расстояние и поворачиваются спиной к фонтану щепок. Потом экран погас.

– Обломок попал в камеру, – объяснил Сэм, выключая видеомагнитофон. – Придется ее заменить. Слава Богу, никого не задело. Впечатляющее зрелище, а? – он посмотрел на Джоанну, ожидая ответа, но, конечно же, на на этот риторический вопрос. Он хотел знать, что она думает об увиденном.

– А по-твоему, что произошло? – спросила Джоанна.

– Ну... – Сэм почти театрально взмахнул рукой. – По-моему, совершенно ясно, что произошло. Мы потеряли общий нерв. Мы заставили эту чертову штуковину взлететь к потолку, и тут рациональная часть нашего сознания заверещала: «Это невозможно!», «Этого не может быть!». Вот все и кончилось.

– А то, что Мэгги перекрестилась?

Сэм пожал плечами:

– Мы потом говорили об этом. Она не могла объяснить, почему это сделала. Сказала, что на нее «нашло». – Он помолчал и угрюмо продолжил: – И еще она сказала, что мы должны прекратить эксперимент. Она сама не знает, откуда у нее это чувство, но говорит, что больше не будет приходить на собрания, пока ее не позовут для дематериализации Адама. Она думает, что он злой.

Джоанна пристально посмотрела на него:

– А ты что думаешь?

Сэм замялся, как человек, который уже пришел к определенному умозаключению, но пока не хочет объявлять о нем во всеуслышанье, боясь, что его не поддержат.

– Я думаю, – сказал он, – что Мэгги изначально не подходила для этого эксперимента. Возможно, то, что она ушла, даже к лучшему.

Глава 23

Сэм уехал к себе около одиннадцати. Сексу мешал не только грипп – их ум и сердца тоже были заняты другим. Когда Сэм поцеловал ее и погладил по спине, Джоанна почувствовала прилив адреналина, который чудесным образом избавил ее от насморка, но она все равно оставалась чересчур скованной. Он еще раз поцеловал ее в дверях – на прощание.

– Ты точно не хочешь, чтобы я... Ну, просто остался у тебя? – спросил Сэм.

Она покачала головой:

– Мне уже лучше. Если ты не возражаешь, завтра я позвоню Мэгги и спрошу, как она объясняет случившееся.

– Конечно – это же твоя статья. Пиши, как ты хочешь.

Джоанна заперла за ним дверь и, вернувшись в постель, снова просмотрела видеозапись, время от времени делая в блокноте пометки, которые могли ей пригодиться в работе. Около часа ночи она провалилась в сон и, проснувшись в семь, сразу села за компьютер. Примерно через час Джоанна вдруг поняла, что у нее не только прошли все симптомы гриппа, но и появилась такая бешеная работоспособность, будто она отдыхала неделю, а не один день. Съев на завтрак овсянку и выпив кофе и сок, она приняла ванну и вновь почувствовала себя человеком. Потом она взяла телефон и набрала номер Мэгги.

Трубку взяли после второго гудка. Голос принадлежал женщине более молодой, чем Мэгги, и в нем была какая-то нерешительность. Это сразу показалось Джоанне дурным предзнаменованием.

– Это квартира Мэгги Мак-Брайд? – спросила она.

– Да, – голос чуть дрогнул.

– Не могли бы вы ее позвать? Это Джоанна Кросс.

– Боюсь, это невозможно, мисс Кросс. Моя мать скончалась сегодня ночью.

Хизер Мак-Брайд было тридцать лет с небольшим, и она была стройна и элегантна, как все деловые женщины с Уолл-Стрит. Но ей была присуща и мягкость, которую она явно унаследовала от матери. Джоанне было неловко сидеть с этой, несомненно, убитой горем, но скрывающей свои чувства, женщиной, в опрятной комнате на Парк Авеню, в особняке, где Мэгги когда-то была домработницей.

– Моя мать последние десять лет страдала сердечной недостаточностью, – сказала Хизер, – и лишь недавно смирилась с мыслью о неизбежности операции. Но она принимала лекарства, и ее врач считал, что непосредственной опасности для жизни нет. – Она помолчала, пытаясь справиться с собой. – Очевидно, он ошибался.

– Будет проводиться вскрытие?

Хизер Мак-Брайд покачала головой:

– Я посоветовалась с братом, и мы решили, что в этом нет необходимости. Он сейчас едет сюда из Портленда, – добавила она, как будто чувствовала себя обязанной объяснить его отсутствие в настоящий момент. – Разрешите спросить, мисс Кросс, – сказала Хизер после долгих колебаний, – откуда вы знаете мою мать? Я не припомню, чтобы она когда-нибудь произносила ваше имя.

Джоанна рассказала ей все, что посчитала нужным, и умолчала об остальном. Хизер Мак-Брайд слушала ее, уставившись в одну точку и время от времени задумчиво кивала.

– Я знаю, что подобные вещи ее интересовали, – сказала она, когда Джоанна замолчала. – Но мне, боюсь, все это чуждо. Мы никогда не говорили с матерью на эту тему.

В дверь, ведущую на личную половину Мэгги, кто-то позвонил. Хизер вышла в коридор и вернулась вместе с высоким мужчиной, одетым в черный костюм. Шею его обтягивал тугой белый воротничок священника.

– Это Реверенд Коллингвуд, – представила его Хизер. – Священник Унитарианской Церкви, которую посещала моя мать. – Джоанна назвалась подругой Мэгги, и они обменялись рукопожатием.

– Должен заметить, мисс Кросс, – сказал Коллингвуд, – что Мэгги упоминала ваше имя, когда пришла ко мне вчера вечером для беседы.

Джоанна почувствовала, что для Хизер это такая же новость, как и для нее самой.

– Вчера вечером? – переспросила она. – Вы не могли бы сказать, в котором часу это было?

– Она позвонила около десяти и спросила, не могу ли я ее принять. Было заметно, что она чем-то взволнована. Обычно Мэгги не волнуется по пустякам, поэтому я предложил ей прийти немедленно. Через четверть часа она приехала.

– Вы не могли бы сказать, что ей было нужно? – спросила Джоанна и сразу же извинилась перед Хизер: – Простите, конечно, мне не следовало задавать такие вопросы.

Хизер только махнула рукой. Она и сама хотела это узнать.

– Да, если можно, Реверенд, скажите нам, – попросила она.

Он улыбнулся тощей улыбкой.

– У нас не конфессиональная религия, и нет строгих правил в отношении таких случаев. Конфиденциальность обеспечивается, только если прихожане просят об этом особо. Вчера ваша мать не просила меня сохранить ее слова в тайне, поэтому я не вижу причин не ответить на ваш вопрос, – он посмотрел на Джоанну. Она почувствовала осуждение в его взгляде, и ей стало неловко. По лицу Хизер было видно, как в ней растет подозрение, будто она, Джоанна, каким-то образом причастна к смерти ее матери. Джоанна еще не освободилась от чувства вины за смерть Мюррея, и сейчас ей было вдвойне тяжело.

– Мэгги рассказала мне об эксперименте, который вы ставите, мисс Кросс. Должен заметить, что, на мой взгляд, это крайне вздорная, а возможно, и опасная затея. Мэгги с некоторых пор тоже пришла к такому же заключению, о чем она мне и сообщила. События прошлого вечера, о которых, я полагаю, вы знаете, укрепили ее в этом убеждении.

Джоанна подняла руку:

– Позвольте мне сказать только одно, прежде чем мы перейдем к обвинениям. Мэгги прекрасно понимала, что это за опыт, и сама вызвалась принять в нем участие. Не могу выразить, как меня огорчает, что все так случилось. Мне очень нравилась Мэгги. Она всем в группе нравилась. Но эксперимент был разработан заранее, и если кто-то отказался бы в нем участвовать, его бы не стали удерживать. И на самом деле, хотя меня не было на вчерашнем собрании, я понимала, что Мэгги рано или поздно уйдет.

– Мисс Кросс, я не собирался никого обвинять. Смерть Мэгги – результат долгой болезни. Но, с вашего разрешения, я хотел бы сказать, что она и все, кто принимает участие в вашем эксперименте, вторглись туда, где им просто не место. Послушайтесь моего совета и бросьте это дело, пока не случилось других несчастий.

– Простите, я хотела бы уточнить одну вещь, – Реверенд и Джоанна повернулись к Хизер, которая произнесла эти слова. – Вы имели в виду, что смерть моей матери произошла в результате болезни, которая обострилась оттого, что она участвовала в этом «эксперименте»? – последнее слово Хизер выговорила с оттенком подозрения и одновременно уничижения.

– Я имел в виду, – сказал Реверенд, тщательно подбирая слова, – что, по ее убеждению, началось нечто такое, что необходимо остановить. При этом она была уверена, что основная тяжесть должна лечь на нее.

– Но почему? – воскликнула Джоанна. – В группе же восемь человек!

Коллингвуд повернулся к ней. На его лице было выражение глубокой печали.

– Мэгги не верила, что остальные чувствуют опасность так же остро, как она.

Глава 24

Сэм обзвонил членов группы и сообщил всем о смерти Мэгги. Регулярные встречи настолько сблизили участников опыта, что каждый воспринял это известие как личную трагедию. Когда они снова собрались через три дня, чувство утраты заслонило все мысли об Адаме и эксперименте. Дрю и Барри не могли удержаться от слез, когда, войдя, увидели, что все собрались, а Мэгги нет. Даже невозмутимый Райли был заметно расстроен.

На месте разбитого стола стоял новый. Когда все расселись вокруг него, Сэм обратился к ним с речью:

– Я, разумеется, отправил дочери и сыну Мэгги письмо с выражением наших соболезнований. Должен сказать, что последние сорок восемь часов я ждал, что против университета будет затеян судебный процесс. Сын Мэгги, по наущению пастора, с которым Мэгги говорила незадолго до смерти, хотел привлечь нас к ответственности. Но ее дочь, во многом благодаря объяснениям Джоанны, его не поддержала. Так что единственный вопрос, который нам с вами теперь предстоит решить, это продолжать эксперимент или нет. Если кто-нибудь хочет высказаться...

Джоанна кашлянула:

– Я единственная, кто не был на последнем собрании, но и на пленке оно выглядит весьма впечатляюще. Нет сомнений, что происшедшее сильно встревожило Мэгги, и нельзя не признать, что это сыграло роковую роль в ее смерти. Я понимаю, что это эмоции, но мне хочется сказать – хватит, давайте прекратим все это. Эксперимент был поставлен ради меня, ради моей статьи, и потому я чувствую личную ответственность...

– Но ты не права, – перебил ее Сэм, и остальные дали понять, что не считают Джоанну виновной. – Эксперимент был поставлен в рамках исследовательской программы нашего отделения. Если бы мы не сделали этого сейчас, то начали бы его чуть позже, с другой группой. Если уж кто-то несет ответственность, то только я. Если бы я знал, что у Мэгги слабое сердце, я бы не разрешил ей участвовать. К несчастью, она мне об этом не сказала, а я не догадался спросить. Но бить себя в грудь, восклицая mea culpa, – бессмысленно и бесполезно. Мэгги умерла, и этим ее не вернешь. Но есть вопрос, который является ключевым не только для нас, но и для целого направления исследований в этой области. И этот вопрос звучит так: существуют ли феномены, которые противоречат нашим представлениям о реальности? Мы все в этой комнате наблюдали подтверждение тому, что они существуют – но я по-прежнему убежден, что эти явления были созданием нашего разума, и ничем иным. Мэгги, как оказалось, видела в них действие потусторонних сил. В связи с этим я хотел бы узнать ваше мнение на этот счет.

Все молчали. Барри покачал головой, выразив общее нежелание высказываться на эту тему.

– Знаете, что было бы интересно сделать? – сказал Роджер, потеребив себя за ус. – Давайте спросим у Адама, что он думает по этому поводу.

Сэм улыбнулся одними уголками губ.

– Я сам собирался это предложить, но рад что идея поступила от вас, – он оглядел присутствующих. – Все согласны? – каждый кивнул. – Хорошо. Адам, ты здесь?

Молчание. Джоанна обратила внимание, что все держат руки на коленях, кроме Сэма, который положил их на стол, и Барри, чьи сжатые кулаки касались столешницы. Сэм тоже это заметил.

– Может быть, вернемся к прежнему способу? – предложил он. – Положим руки на стол ладонями вниз?

Все повиновались, и Сэм сказал:

– Так, попробуем снова. Адам, ты здесь?

Наступила тишина; потом Пит нарушил ее:

– Может быть, его не удается выудить потому, что стол другой?

– Адам, мы хотим с тобой поговорить, – сказал Сэм. – Ответь нам, пожалуйста, ты здесь?

Все услышали и одновременно почувствовали два стука – «нет».

– Мои соседи называют это «польское да», – хихикнул Барри и, смущенно покрутив головой, добавил: – Я никого не хотел обидеть.

Уорд Райли задумчиво нахмурился:

– Может быть, это означает, что здесь не Адам, а кто-то другой?

Роджер посмотрел на Сэма, и Джоанна заметила, что тот упорно старается избегать его взгляда. Она знала, о чем он думает – о чем они все подумали в эту минуту.

– Это правда? – тихо спросил Сэм. – Здесь кто-то есть, но не Адам?

Ясный, уверенный стук – «да».

Стараясь говорить как можно спокойнее, Сэм спросил:

– Вы не могли бы сказать нам, как вас зовут?

В ответ послышалось поскребывание, но не такое, к какому они привыкли – вероятно, оттого, что стол был сделан из другого материала. Впрочем, смысл его все равно был ясен – именно так Адам выражал свое желание воспользоваться доской с алфавитом.

– Не знаю, как быть, – пробормотал Сэм. – Доска-то разбилась, а другой у нас нет.

– Я придумал! – Пит вскочил и подбежал к столику у стены. – Когда я был маленьким, мы делали так.

Он быстро написал на листе бумаги все буквы алфавита и ножницами вырезал их. Второй лист он разрезал пополам, на одной половине написал «да», а на другой – «нет». Потом он разложил буквы на столе, а вместо блюдца взял пустую чашку, перевернутую вверх дном.

Никто не проронил ни слова. Закончив, Пит сел на свое место, и все положили пальцы на донышко чашки.

– Пожалуйста, напишите свое имя, – попросил Сэм.

Чашка пришла в движение. От всего происходящего веяло какой-то неизбежностью, как в древнегреческих трагедиях. Быстро, лишь на мгновение останавливаясь у каждой буквы, чашка начертила: «М-Э-Г-Г-И».

Дрю судорожно вздохнула и поднесла руки к лицу, этим жестом странно напомнив ту, чей призрак сейчас с ними беседовал. Остальные сидели молча, не зная, что тут можно сказать.

– Не убирайте пальцы, – профессионально бесстрастным тоном проговорил Сэм, словно хирург, который во время операции просит подать очередной инструмент. – Пожалуйста, скажи нам, почему ты называешь себя «Мэгги»?

Чашка вырвалась у них из-под пальцев, с невероятной скоростью полетела в стену, ударилась об нее и разбилась. Все произошло так стремительно, что никто не успел даже пошевелиться.

В следующее мгновение Пит издал странный гортанный звук и, уронив голову на грудь, обмяк на стуле. Сначала Джоанна подумала, что его задело осколком чашки, но ни крови, ни раны не было видно. Внезапно она поняла, что это все ей напоминает.

Это было почти точной копией того спектакля, который устроил Мюррей, якобы получив известие с того света. Только сейчас все было взаправду.

Пит громко застонал. Все повскакали с мест, и кто-то крикнул:

– У него припадок! Вызовите врача!

– Нет! – жестко бросил Сэм, будто отдавал приказ. – Это не припадок. Подождите. – Он подошел к Питу и тронул его за плечо: – Пит?..

Голова Пита откинулась назад, но лицо, которое увидел Сэм, не было лицом Пита Дэниельса. Глаза закатились, а зубы оскалились в усмешке черепа.

Внезапно опрокинулись два стула, потом – третий. В испуге все начали жаться к стенам, Дрю отчаянно крестилась, снова напомнив Джоанне Мэгги, – и только Сэм остался стоять возле Пита, не отпуская его плеча.

– Кто ты? – спросил он.

Губы Пита зашевелились, но звук, который за этим последовал, не был голосом Пита, и слова не совпадали с артикуляцией. Казалось, в его теле жизни не больше, чем в кукле чревовещателя, а слова доносятся из какого-то другого, скрытого источника.

– Ей меня не уничтожить... Ни ей... Ни тебе... Никому.

Когда жуткий голос затих, глаза Пита внезапно закрылись, и он начал заваливаться набок. Сэм едва его удержал. В следующее мгновение Пит очнулся и воровато огляделся, как человек, который вдруг заснул и надеется, что этого никто не заметил.

– Что случилось? – спросил он, увидев над собой встревоженные лица. – Прошу прощения, но, я, кажется, на минутку выпал. Я что-то пропустил?

Сэм подошел к одной из двух видеокамер и нажал кнопку, чтобы вынуть кассету. Ничего. Нахмурившись, он проверил кабель, ведущий от камеры к переходнику.

Пит подошел к нему и сразу увидел в чем дело.

– Кто-то вытащил вилку! – он воткнул штепсель в розетку, и индикаторы замигали. – О Боже! Как это могло случиться? Я все проверил перед началом.