Текст книги "Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 2"

Я подумал, что этому человеку нужно просто отдохнуть от работы и от своих забот. Я сказал ему: «Пойдемте завтра со мной, и я научу вас спать. Мы возьмем вашу машину, поедем в ближайший лес, а затем будем долго гулять по нему. Когда вы устанете от прогулки, мы ляжем на землю и хорошенько выспимся. Вам не понадобятся никакие таблетки или алкоголь. Вам просто нужно забыть на денек о своем заводе и погулять со мной по лесу».

Он согласился, но, когда я в назначенный час пришел за ним, он сказал: «Я не могу поехать. На заводе только что произошло что-то важное. Мне необходимо быть там».

Я попытался снова, но получил тот же ответ. Мы так и не поехали на эту прогулку, и пока я был там, он не решил проблему сна. Он был несчастным, подавленным трудоголиком, чье богатство не приносило ему ни удовольствия, ни удовлетворения, но он не мог понять, что причиной его проблем были его режим и его стиль жизни.

Однажды вечером этот же человек за обеденным столом завел со мной беседу. Он раньше слышал о кастовой системе в Индии и хотел сообщить мне, как он осуждает это искусственное разделение.

«Для меня все люди равны, – говорил он. – Я не верю, что людей с самого рождения следует делить на эти искусственные категории».

В этот момент один из слуг, парень, который убирал полы, прошел через комнату. Я указал на него сестре Тьерри, юной восемнадцатилетней девушке, и спросил, согласилась бы она выйти замуж за такого славного юношу.

«Он симпатичный парень, – сказал я. – Он был бы тебе хорошим мужем».

Она очень рассердилась. «Я не собираюсь выходить замуж за такого человека. Он всего лишь полотёр. Когда я буду выходить замуж, я найду богатого молодого человека с таким же общественным положением».

Я засмеялся и обратился к ее отцу. «Похоже, у вас тут тоже кастовая система. Коммерсанты занимаются бизнесом, и когда их детям приходит время жениться, они находят подходящую пару из своей социальной и имущественной группы. И так во всем мире: рабочие женятся на рабочих, а дети бизнесменов женятся на детях других бизнесменов. Вы можете не одобрять это, но мир именно таков».

Тьерри узнал о моих планах посетить монастыри и встретиться с монахами-созерцателями. Он знал нескольких таких людей поблизости и вскоре организовал для меня несколько встреч. Одна из них была с отшельником, который жил примерно в сорока километрах от нас. Мы поехали к нему на машине, но его служитель сказал нам, что мы приехали в неподходящее время. Я объяснил, что я индус и приехал из Индии специально для того, чтобы встретиться с христианскими монахами, потому что хотел поговорить с ними об их духовном опыте. Служитель смягчился и сказал, что постарается договориться с ним о встрече. Дверь в комнату отшельника открылась, и оттуда выплыло огромное облако сигарного дыма. Он был таким плотным и вонючим, что я не мог войти в комнату.

«Могу ли я встретиться с ним снаружи? – спросил я. – Мне кажется, если я войду туда, я не смогу дышать».

«О нет, – ответил служитель. – Он никогда не покидает комнату. Он сидит там целыми днями с закрытыми окнами и дверьми».

«В таком случае, можете ли вы открыть окна и двери, когда я войду туда? – спросил я. – Мне хотелось бы, чтобы там был свежий воздух, пока мы будем разговаривать».

И снова он ответил «нет».

«Он любит, чтобы в комнате был дым. Он курит весь день и большую часть ночи. Он говорит, что это помогает ему оставаться бодрствующим и внимательным во время медитации».

Это был какой-то новый вид пранаямы [дыхательной практики], я с таким еще никогда не сталкивался. В Индии йогам для их дыхательных упражнений требуется чистый, свежий воздух. Этот монах предпочитал табачный дым и закрывал все окна и двери для усиления эффекта. Я уехал домой, так и не встретившись с ним, потому что не хотел наполнять свои легкие этим дымом.

Тьерри организовал мне поездку в еще один монастырь, который находился примерно в 80 км от Лозанны. Аббат этого монастыря попросил меня произнести речь перед его монахами. Я сделал ему одолжение, высказав им некоторые из моих суждений о христианстве. Я посчитал, что вряд ли им понравится лекция о мокше [освобождении] или разговоры на другие индийские темы. После того как я закончил, у меня была хорошая (как я думал) беседа с несколькими монахами, которые пришли ко мне.

Через два или три дня я позвонил аббату и спросил его, могу ли я прийти снова, так как мне понравился этот визит и встреча с монахами. Когда кто-то другой поднял трубку, я объяснил, кто я такой, и попросил позвать к телефону аббата.

«Мне очень жаль, – сказал голос, – но он не сможет поговорить с вами. Он плохо себя чувствует».

«В таком случае, могу ли я поговорить с кем-нибудь еще? – поинтересовался я. – Я хотел бы договориться еще об одной встрече в вашем монастыре».

«Нет, – ответил голос, – все плохо себя чувствуют. Вы не сможете поговорить ни с кем».

В Индии, когда наши друзья больны, мы всегда приходим проведать их.

Я сказал человеку у телефона: «Мне очень грустно это слышать. Я сейчас же приду навестить вас».

Я не мог представить себе, каким образом все могли так внезапно заболеть, что никто даже не смог подойти к телефону. Я подумал: «Может быть, все они ели одну и ту же пищу и получили пищевое отравление, или их всех свалил грипп».

Голос на том конце провода вдруг стал очень встревоженным.

«Нет, нет! – закричал он. – Вам нельзя приходить сюда».

Я подумал, что это, должно быть, какая-нибудь инфекционная эпидемия и что никого туда не пускают.

«Но чем же вы все больны? – спросил я. – Неужели это настолько заразно, что друзьям даже нельзя вас навещать?»

Голос ответил: «Это не физическая болезнь. Это психологическое и эмоциональное расстройство. Мы все находимся в очень подавленном состоянии. После того как вы поговорили с нами о Христе и христианстве, нам всем стало плохо. Мы не привыкли слышать подобные разговоры. Если вы придете снова, нам, возможно, станет еще хуже».

Я не мог вспомнить, чтобы я сказал что-нибудь оскорбительное о христианстве. Я говорил по большей части о Божественной любви. И все-таки я мог оскорбить какие-то их представления, потому что спустя три дня они все еще страдали. К тому времени я побывал в нескольких монастырях и понял, что в этих местах было много людей, которые не могли сохранять безмолвие. Там было множество служб и ритуалов, но я не видел ни одного человека, у которого был бы по-настоящему безмолвный ум. В большинстве мест, где я был, монахи были заняты работой, перегонкой спирта или производством другой продукции, чтобы зарабатывать деньги для своих монастырей. Там было все так же, как и во внешнем мире: много тяжелой работы, чтобы зарабатывать деньги, и совсем немного свободного времени для того, чтобы быть в покое и безмолвии.

Я спросил Миру, которая присутствовала при этой беседе, что такого сказал Пападжи, что могло так сильно обидеть монахов.

Она засмеялась и сказала: «Это правда, что он говорил о Божественной любви, но он также открыто сказал, что ритуалы и внешние формы религии часто являются помехой для искренних поисков Бога. Наверное, это неправильная тактика общения с монахами, потому что вся их жизнь вращается вокруг различных обрядов и ритуалов».

Проведя еще несколько дней в доме Тьерри в Лозанне, Пападжи поехал в Северную Италию, где его отвезли в монастырь Монтевелъо, недалеко от Болоньи.

Когда мы подъезжали, я увидел, как несколько человек в монастырском облачении выпускают куропаток из клеток. Птицы летали вокруг, наслаждаясь свободой. Я попросил шофера остановить машину, потому что я хотел выяснить, кто были эти добрые люди. Я подумал, что они купили этих птиц, чтобы выпустить их в лесу. Некоторые люди в Индии делают это, когда видят птиц в клетках. Я не знаю итальянского, поэтому попросил водителя узнать, кто эти люди и что происходит.

Монахи сказали ему: «Это доброе дело. Нам не нравится держать этих птиц взаперти все время, поэтому мы даем им возможность летать какое-то время, пока мы не поймаем и не убьем их. Таким образом, они могут жить более естественной жизнью. Они живут здесь в огороженном пространстве, поэтому у них нет возможности улететь. Когда мы хотим съесть одну из них, мы приходим сюда и ловим ее».

Стоя там, я увидел шесть монахов с длинными шестами. Они пришли, чтобы отловить птиц, которые должны были быть съедены в тот день.

Я поднялся к монастырю, и меня познакомили со всеми монахами, которые там жили. Только один человек, отец Альфонсо, знал английский, зато говорил очень хорошо. Он отвел нас в монастырскую церковь, где мы стали свидетелями долгой мессы. Там было обычное шествие, восходившее к алтарю, где причащались монахи и монахини. Мне заранее сказали, чтобы я не присоединялся к шествию, потому что хлеб и вино давали только крещеным христианам. Казалось, месса длилась много часов кряду. К ее концу я не отказался бы от куска хлеба, поскольку проголодался, но я знал, что хлеб дают только тем, кто формально принял учение Католической церкви.

Когда месса закончилась, мы все собрались в одном из залов. Меня представили им как духовного учителя из Индии, и они хотели задать мне несколько вопросов. Я думал, что они будут спрашивать меня об индуизме или просветлении, но они хотели, чтобы я прокомментировал им несколько цитат из Библии. Я сказал им, что с радостью отвечу на любые их вопросы. Из своего большого опыта я знал, что, когда мне задают вопросы, касающиеся духовных текстов, подходящий ответ сам приходит ко мне. Эти ответы появляются не от знания текстов или формального их изучения, напротив – они берутся из Я. Было несколько случаев, когда я смог дать интерпретацию стихов и текстов, которые ставили в тупик даже специалистов. Когда вы позволяете Я говорить, всегда приходит правильный ответ.

Один из старших монахов начал допрос:

«Почему Христос плакал на кресте? Почему он взывал: „Боже мой, Боже мой! Почему Ты Меня оставил?“»

Мне и раньше задавали этот вопрос другие христиане. Я верю, что Бог-Отец намеренно ужесточил отношения между Ним и Его Сыном, чтобы Иисус в момент смерти смог освободиться от всех идей, связанных с отношениями. Однако я по своему опыту знал, что христиане нервничают, когда я говорю это. Поэтому в этот раз я дал другой ответ, который, как я думал, будет более подходящим в этих обстоятельствах.

Христианам нравится считать себя овцами, которых пасет божественный пастух. Они никогда не думают о себе как о львах, которые могут ходить везде, где захотят. Поэтому, когда я разговариваю с ортодоксальными христианами, я, как правило, даю «овечьи» ответы, потому что знаю, что «львиные» ответы огорчают их. Поскольку я был в гостях у этих людей, я не хотел их сильно обижать. Я точно не помню, что я сказал, но помню, что даже мои «овечьи» ответы разочаровали их.

На меня посыпалось еще больше вопросов: «Каково ваше мнение о непорочном зачатии? Почему ученики Иисуса покинули его в последние часы его жизни? Почему сам апостол Петр отрицал, что он последователь Христа? Почему Бог заставил Иисуса пройти через эти ненужные страдания? Почему, например, Он позволил ему нести тяжелый крест на место казни?»

Допрос был довольно агрессивным, но я давал ответы по каждому поднятому пункту. Мои ответы не удовлетворили их, потому что я не мог предоставить им авторитетные, документированные доказательства.

Если я давал необычный ответ, меня спрашивали: «Какой авторитетный источник содержит доказательства этого утверждения? Где написано это утверждение?»

Они были из той породы людей, которые могли принять мои ответы только в том случае, если я мог доказать, что они находятся в согласии с каким-либо древним текстом или толкованием. Для них Библия была окончательным авторитетом, и если я не соглашался с чем-нибудь, что было написано в Библии, они не хотели принимать мою точку зрения.

Дискуссия становилась довольно накаленной. Они требовали, чтобы я в своих утверждениях ссылался на авторитетные источники, а я просто говорил им, что мой собственный опыт – это достаточный авторитет.

В какой-то момент я сказал одному из них: «Библия – это не книга. Не стоит считать ее просто книгой. Это передача слов Отца Сыну. Это не просто собрание слов, о которых можно спорить. Это прямое послание от Бога».

Похоже, это внезапно задело некую струну в одном из старых монахов, который не участвовал в дискуссии. Он вышел из комнаты и вернулся через несколько минут с большой древней греческой книгой.

Он прочитал несколько выдержек из книги и перевел их на английский и итальянский для меня и других монахов. Его слова были дословным повторением того, что я говорил на разных этапах дискуссии. Там была даже фраза о том, что Библия – это не книга. Все сразу перестали спорить со мной и начали внимательно читать книгу вместе со старым монахом. В конце концов им пришлось согласиться, что то, что я говорил, подтверждалось признанным авторитетным источником. Все они были поражены тем, что я делал эти утверждения, потому что знали, что я не изучал греческий язык и не имел никакого образования в области христианской теологии.

Я рано пошел спать, но монахи остались читать эту старую книгу. Несколько часов спустя отец Альфонсо пришел сказать мне, что почти все, что я говорил, можно найти в этой книге. Я никогда не читал ее, потому что она была на греческом языке. На самом деле я даже не помню, как она называлась. Но каким-то образом я смог цитировать большие отрывки из нее, чтобы предоставить этим знатокам текстов доказательства того, что мои слова были правдой.

В отличие от многих других монастырей, этот монастырь существовал не только на подношения мирян. Некоторые его обитатели были образованными профессионалами, которые скопили некоторое количество денег до того, как стали монахами. Я встречал бывших профессоров и бывших адвокатов, которые отдали монастырю большие суммы ранее заработанных денег. Это был старый монастырь, который был основан несколько веков назад, но условия жизни в нем были очень примитивными. Монахи намеренно старались жить очень простой жизнью, даже несмотря на то что располагали немалыми капиталами на свое содержание. Они носили воду из ближайшего колодца, используя трактор для перевозки большого количества воды. Они также использовали свечи вместо электричества. Однако их бедность была неестественной. Возможно, у них уходило больше денег на свечи, чем уходило бы на оплату электричества. И если бы они провели водопровод, то сэкономили бы на тракторе, который возит воду целый день. Они действительно тратили много денег на примитивную жизнь, так как думали, что такой стиль жизни более выгоден в духовном плане.

Я прожил там несколько дней. На выходных приехала молодая женщина, чтобы поговорить с монахами. Аббат, приветствуя ее, очень долго держал ее за руку. Я думаю, эти визиты по выходным были для него единственными случаями, когда он мог дотронуться до женщины. Затем пришли остальные старшие монахи и точно так же приветствовали ее. Каждый из них, говоря ей «здравствуйте», умудрялся держать ее руку около 20 секунд. Поскольку она была хорошенькой девушкой, все хотели подержать ее за руку.

Я подумал: «Может быть, придет и моя очередь», но этого так и не произошло. Монахи, которые в течение семи дней были лишены женских прикосновений, оставили ее при себе. Меня ей даже не представили.

В этом монастыре со мной произошел один удивительный случай. Я рассказывал некоторым монахам о великих индуистских святых. Один из них, чтобы не оставаться в долгу, принес итальянскую книгу, в которой были краткие биографии христианских святых. Они читали ее мне через переводчика. Одна история показалась мне такой знакомой, что я не смог сдержать смех.

«Это очень интересная история, – заметил я. – Этот святой еще жив?»

«О нет, – ответили они. – Здесь говорится, что он умер много лет назад».

«Это история моей жизни, – сказал я. – Некоторые имена изменены, но это точно история моей собственной жизни. Все события, которые произошли с этим человеком, происходили со мной, и в том же самом порядке, в котором они описаны здесь».

Позже я выяснил, что произошло. Свами Абхишиктананда написал историю моей жизни и разослал ее некоторым своим друзьям-христианам в Европе. Один из них изменил некоторые имена для этой итальянской версии, а затем переместил место действия в средневековую Европу. При этом он заявил, что я христианский святой.

Пападжи начал изучать христианство с беспристрастным, открытым умом, но опыт пребывания в европейских монастырях убедил его в том, что эта религия не дает миру просветленных людей, и неспособна к этому. Теперь, когда его спрашивают о христианстве, он обычно разражается гневной тирадой по поводу ограниченности мышления, которую навязывает христианство. Следующая речь, произнесенная в 1994 г., типична:

Практически все в этом мире живут как овцы. Все население земного шара составляет стада овец, которых пасут разные пастухи. Я не шучу. Основателя христианства овцы, которыми он управляет, называют «хорошим пастухом».

Зачем нужен пастух? Следить, чтобы его овцы не отбились от стада. В мире есть пять или шесть больших пастухов, и у каждого из них есть многомиллионное стадо. Эти пастухи – основатели главных мировых религий. Всем овцам ставят или рисуют клеймо, чтобы пастухи знали, к какому стаду принадлежит каждая овца. Что такое клеймо? Это идеи и верования, которые пастухи навязывают всем овцам своего стада. Овцы очень послушные. У них коллективное мышление, они не могут мыслить самостоятельно. Они просто идут за овцами, которые идут впереди, и делают то, что делают они.

Следить за миллионами овец нелегко, поэтому пастухам нужны собаки, чтобы держать стадо под контролем. Кто эти собаки? Это священники, которые бегают и лают, заставляя всех овец своего стада идти в нужном направлении.

Иногда какая-нибудь овца восстает. Она смотрит на собак, на других овец и думает: «Я не хочу так жить. Я хочу быть свободной. Я пойду своей дорогой».

Эти редкие овцы убегают, когда пастух их не видит, и следуют своим собственным путем. У них есть внутреннее чутье, которое ведет их дорогой к истинной свободе. Кто-то гибнет, кто-то пугается и возвращается в свое стадо, но очень немногие бесстрашно идут вперед и достигают цели.

Я не думаю, что овцы, которые остаются в стаде, когда-нибудь добиваются истинного освобождения. Они живут и умирают, следуя инструкциям и указаниям пастухов и собак. Церковные мессы, ритуалы, молитвы и т. д. созданы специально для того, чтобы овцы думали, как велик их пастух и как им повезло, что они оказались в его стаде.

Эти большие пастухи говорят своим овцам: «Сейчас вы несчастны, но если будете идти туда, куда вас гонят собаки, после смерти обретете счастье».

Какой чудовищный обман! Почему, чтобы обрести счастье, нужно ждать смерти? Бесконечное счастье доступно здесь и сейчас, каждому, кто откажется от идей, которые навязывают ему священники, родители и общество. Когда вы отбросите все идеи, которые у вас когда-либо были, вы обнаружите, что сидите на троне небесного царства. Идеи и действия, которые навязывают вам пастухи, не помогают вам стать ближе к небесам, они не дают вам к ним приблизиться. Не слушайте пастухов и не бойтесь собак. Будьте львами и идите своей собственной дорогой. Не позволяйте никому навязывать вам идеи и действия на том основании, что они позже дадут результаты. Если вы хотите достичь царства небесного, вы можете обрести его здесь и сейчас, отбросив все идеи и представления, которые есть у вас в уме.

Эту речь он произнес перед иезуитским священником. Я не знаю, произносил ли Пападжи подобные речи во время своих поездок по Европе, но если он это делал, то не удивительно, что монахам, слышавшим это, становилось плохо.

После короткого, но занимательного пребывания в Монтевельо Пападжи поехал в Рим и прибыл туда в конце ноября. Мира сказала, что Рим очень понравился Пападжи, потому что это было единственное место в Европе, которое напомнило ему об Индии.

Мне показывали достопримечательности Рима, включая церковь Св. Петра, главную церковь города. В Риме повсюду были прекрасные картины и статуи. Меня водили по галереям и музеям в разных частях Европы, и в большинстве из них было полно изображений обнаженных женщин. В Риме все было по-другому: большинство картин и статуй изображали обнаженных мужчин. Похоже, римляне предпочитали смотреть на мужские мускулы, нежели на женские изгибы.

В одном месте мне показали изображение христианского святого, которого распяли вниз головой. Мне сказали, что он добровольно выбрал это положение, потому что не хотел быть распятым в обычном положении. Быть распятым само по себе достаточно неприятно. Зачем же причинять себе еще большие страдания, будучи распятым вверх ногами?

Христианство учит, что страдать хорошо. Священники говорят вам: «Чем больше вы страдаете в этом мире, тем больше счастья обретете после смерти».

Поэтому многие христиане намеренно ищут себе условия, в которых они могли бы страдать как можно больше. Если вы хотите научиться страдать и быть несчастным, христианство – лучшая религия для вас. Пока я путешествовал по Европе, я разговаривал со многими знатоками библейских текстов и священниками. Никто из них не проповедовал и не верил, что счастье – истинная природа человека. Наоборот, они учили, что человек по природе своей грешен, и что несчастье и страдание – неизбежная часть жизни на этой земле. Индуизм учит прямо противоположному. Мы считаем, что человек по природе своей чист, что счастье является истинной природой человека и что счастье возможно здесь и сейчас, а не в каком-то царствии небесном.

Когда мы были в церкви Св. Петра, меня повели в одну из меньших подземных часовен. Там в одном углу стояли статуи, а за ними обнималась и целовалась молодая парочка.

Я подошел к ним и сказал: «Это же святая церковь! Неужели вы не можете найти себе другое место, чтобы целоваться?»

«Нет, – ответил юноша. – Мы не можем делать это в парках, на улицах и в ресторанах, и, конечно же, мы не можем делать это дома на глазах у родителей. Это единственное место, где мы можем уединиться».

«Но это также и общественное место, – сказал я. – Здесь вы тоже рискуете быть арестованными. Если священники поймают вас в своей часовне за этим занятием, они могут сдать вас полиции».

«Ну уж нет, – ответил юноша со смехом, – священники никогда не жалуются на то, что мы здесь делаем.

Мы устраиваем для них шоу. Они выглядывают из-за стен и смотрят, как мы целуемся. Все юные парочки приходят сюда целоваться, и никто не мешает нам, потому что священники подглядывают за нами сквозь дырки в стенах».

Побывав в Риме и посетив мессу в Ватикане, Пападжи, Йоахим и Мира поехали в Ассизи и прибыли туда 1 декабря. Они поселились в местной гостинице, но вскоре оказались в конфликте с одним из соседей.

Я сидел в своей комнате в гостинице в Ассизи и вдруг начал смеяться без всякой причины. Я не мог остановиться. Я хохотал и хохотал, много часов подряд. Поздно вечером мне показалось, что кто-то стучится в дверь нашей комнаты. В тот момент Йоахим находился рядом со мной, и я попросил его открыть дверь, чтобы посмотреть, кто там.

Он сказал: «Нет, учитель, это стучат не в дверь. Это сосед стучит в стену и кричит, чтобы вы перестали шуметь».

«Я заплатил за эту комнату, – ответил я. – Если я хочу смеяться в своей комнате, я буду смеяться. При чем тут он? Он может делать в своей комнате все, что захочет, а я буду делать в своей все, что захочу. А сейчас я хочу смеяться».

«Но он очень сильно возражает. Что мне делать?»

«Ничего, – ответил я. – Пусть он шумит, как хочет, а я буду шуметь, как я хочу». И я продолжал смеяться весь остаток ночи.

Наутро пришел менеджер гостиницы и сказал: «Ваш сосед приходил ко мне жаловаться, что вы всю ночь мешали ему спать. Он утверждает, что ваш смех вызвал у него такую головную боль, что он не мог уснуть. Я тоже слышал вас, но мне это не мешало. Наоборот, мне нравится слышать, как люди смеются, мне нравится, когда им хорошо. Ваш смех был очень заразительным. Я просто слушал, как вы смеялись, и мне тоже стало очень радостно».

Такие приступы смеха случались со мной несколько раз. Однажды в 1970-х я давал сатсанг в доме в Лакнау Я внезапно начал смеяться и не мог остановиться. Все, кто был в комнате, присоединились ко мне. Мы прохохотали целый день, семь или восемь часов. Я помню, что там кипятилась вода для чая. Все забыли о ней. Вода выкипела и чайник сгорел. Никто не обратил внимания. Мы все были слишком заняты смехом.

Смех – это то, что умеют делать только люди. Мы уникальны в животном мире. Другие существа лают, мычат, блеют, кудахчут, чирикают и т. д., и только мы умеем смеяться. Зачем подавлять это?

Пападжи часто замечает, что беспричинный смех часто свидетельствует о том, что ум отсутствует. Когда все мысли исчезают и остается только радость и счастье не-ума, это новое состояние часто выражается в спонтанном, неконтролируемом смехе. Я спрашивал об этом Пападжи в интервью, которое провел с ним в 1993 г.

Дэвид: Когда уходят все ментальные проблемы, тогда сам собой возникает смех?

Пападжи: Конечно, конечно. Только человек, который избавился от всех своих проблем, смеется и танцует. Как решение всех его проблем, ему нужно только смеяться, только танцевать.

Кто не смеется, у тех есть ум. Они выглядят очень серьезными, у них много проблем. У них есть ум, потому что, чтобы иметь проблемы, чтобы страдать, нужен ум. Вы же понимаете, что страдает только ум. Так смейтесь же, и ваши проблемы уйдут! Если возникает проблема, смейтесь! Если вы будете смеяться, она уйдет, убежит, улетит.

Когда-то жил на горе один святой. Однажды в полночь, в полнолуние, он начал хохотать. Все люди в деревне проснулись, дивясь, что же случилось с этим монахом?

Они взошли на вершину горы и спросили его: «Сэр, что случилось?»

Святой ответил со смехом: «Смотрите! Смотрите! Смотрите! Вон облако! Облако!»

Многие люди видят облака, но кто над ними смеется? Только тот, у кого нет ума. Все, что он видит, дает ему повод для смеха. Потому что, видя это, он сам становится этим. Облако, за ним луна. Если у вас нет ума, само это зрелище может заставить вас смеяться.

Дэвид: Значит, глядя на мир, вы по большей части смеетесь над ним. Думаете ли вы, что все это – большая шутка?

Пападжи: [смеясь] Я только шучу. А что еще делать? Я не изучаю сутры и не ссылаюсь ни на какие сутры. Я только шучу!

В комнате гостиницы в Ассизи Пападжи увидел сон или видение, которое привело его к могиле, находившейся неподалеку.

Ночью мне приснился очень четкий сон, такой четкий, что правильней было бы назвать его видением. В этом сне я видел, что тело, которое у меня было в другой жизни, находилось неподалеку. Я знал, что это было три жизни назад. В этом сне я точно увидел, где лежит мое тело, и мне также пришла информация, как добраться до него. Я рассказал об этом Йоахиму, который жил со мной в комнате.

«Завтра, – сказал я, – мы пойдем туда и посмотрим. Это недалеко отсюда».

«Может, нам взять проводника? – спросил он. – Мы не знаем итальянского и не знаем местности».

«Нет, – ответил я. – У меня в голове есть карта, достаточно хорошая, чтобы привести нас туда».

Это случалось со мной и раньше, в Южной Индии. В тот раз во сне мне была дана информация, где находится мой старый ашрам и самадхи. Эта информация оказалась достаточно точной для того, чтобы привести меня в нужное место, даже несмотря на то что я раньше никогда не был в тех местах.

На следующий день мы втроем, следуя указаниям, данным мне во сне, пришли к часовне, где был похоронен Св. Франциск. Я знал, что это то самое место, в которое меня направили. Стоя рядом с могилой, я почувствовал, что тело, похороненное в земле, было моим собственным телом, и я испытывал сильнейшую боль, потому что у меня было отчетливое ощущение, что его едят насекомые. Нервные окончания в моем настоящем теле чувствовали боль прежнего тела. Это было очень странное ощущение.

В письменном ответе, который Пападжи дал мне в 1994 г., он добавил еще немного информации.

В ту ночь в Ассизи мне приснилось, что мое прежнее тело было похоронено в нескольких милях. Я добрался до своей могилы и увидел, что там лежит мое мертвое тело и его едят черви. Я все еще чувствовал боль этого тела, так я был привязан к нему, даже к трупу. Может быть, эта привязанность и была причиной моего следующего рождения.

Я спросил Миру, что она помнит из этого визита в Ассизи вместе с Пападжи.

Мира: Ассизи – это одно из тех мест, которое словно бы насыщено присутствием бхакти. Оно немного напоминает мне Вриндаван. Учитель тоже почувствовал эту атмосферу. Однажды он сказал мне, что этот город напоминает ему несколько святых мест в Индии, в которых он был. Мы прошлись по городу и побывали во всех местах, которые посещают туристы. Когда мы вернулись в гостиницу, учитель сообщил, что он чувствует какую-то близость со Св. Франциском. Это случилось после того, как мы побывали в часовне, где он похоронен.

Дэвид: Что происходило, когда он стоял перед могилой? Что вы видели?

Мира: Он долго молча стоял перед ней. На его лице было очень сосредоточенное выражение, и я знала, что что-то происходит с ним. У него такое выражение становится только тогда, когда он переживает что-то особенное. В тот момент он не сказал нам, что с ним происходит. Только тогда, когда мы вернулись в гостиницу, он сообщил, что у него было ощущение, словно это было его прежнее тело. Когда он рассказывал про боль, которую он чувствовал там, мне показалось, что он очень взволнован этим воспоминанием. Я думаю, это было для него сильным переживанием.

Дэвид: Был ли кто-нибудь кроме вас в часовне, где находится тело?

Мира: Нет. Мы были одни. Там было очень тихо. Когда я взглянула на него, я подумала, что у него видение, потому что у него на лице было такое выражение, какое бывает, когда он видит богов.

Дэвид: Были ли у вас какие-нибудь особенные переживания?

Мира: Когда мы с учителем жили в Лакнау в 1969 г., мне было видение Св. Франциска. Меня тогда это удивило, потому что у меня не было христианского воспитания. Я знала о Св. Франциске, но до этого видения я не испытывала к нему особого интереса. У меня было несколько видений в обществе учителя, но видение Св. Франциска было необычным, потому что было неожиданным. В другие разы я видела индуистских богов, но эти видения происходили в местах, которые были связаны с ними. У Пападжи часто были визионерские переживания, и люди, которые близко общались с ним, тоже испытывали их. В его присутствии происходят самые удивительные вещи. В Ассизи у меня начались видения Святой Клары, но я не придала им большого значения. Когда находишься рядом с Пападжи в святом месте, которое связано с каким-нибудь святым или божеством, каким-то образом начинаешь переживать видения этого святого или божества, связанного с этим местом, и это довольно естественно. В Ассизи я ощущала восторг, у меня было чувство, что я каким-то образом связана с этим местом, но я ощущала нечто подобное и в других местах вместе с Пападжи.