Текст книги "Моряк сошел на берег"

9

Корлисс проснулась в десять часов. Пока она оделась и подготовилась к поездке в Лос-Анджелес, уже наступил полдень. Ее глаз выглядел лучше, чем вчера. Он все еще был опухшим, но зато она искусно сняла радужный цвет вокруг него с помощью крема и пудры, а поскольку на ней были большие темные очки, то этого вообще не было видно. Зато когда я смотрел на ее глаз, меня как-то меньше мучила совесть в отношении Волковича.

Когда мы выехали из мотеля, я поинтересовался, как она спала.

– Я вообще не спала, немного забылась в каком-то кошмаре, после того как приняла три таблетки снотворного, – сказала она, и губы у нее дрожали. – Все случившееся кажется мне каким-то страшным и нереальным сном.

– Но, к сожалению, это не сон, – ответил я. – Я убил этого парня, и мы спрятали концы в воду. И теперь наши шансы и шансы полиции стоят приблизительно пятьдесят на пятьдесят.

– Но ты только вспомни, что он сделал! – в сердцах воскликнула она. – Разумеется, он первым совершил преступление, и я наверняка имела полное право защищать свою честь вместе с будущим мужем.

Я использовал зажигалку на щитке водителя и закурил сигарету, предложив и ей тоже сделать затяжку.

– Я пытался объяснить это тебе сегодня ночью. Помнишь? Хотел позвонить шерифу Куперу. Но ты ничего не хотела слышать о полиции.

Какое-то время она молча курила, потом придвинулась ко мне поближе.

– Прости меня, Швед! – Голосок у нее был как у маленькой девочки, которая разрушила домик из песка у своего товарища по игре. – Я втянула тебя в страшную историю, да?

Я забрал у нее обратно сигарету.

– Теперь этого уже не изменить.

Я продолжал ехать на небольшой скорости и время от времени поглядывал в зеркало заднего обзора. Мне совсем не хотелось, чтобы меня остановил дорожный патруль, пока я не избавился от ковровой дорожки, обагренной кровью.

Корлисс положила свою руку на мою.

– Ты еще любишь меня? И по-прежнему хочешь жениться на мне?

И то, и другое соответствовало действительности. Я сказал Гаити сущую правду – море уже стояло мне поперек горла. Я провел на море восемнадцать лет, и что оно мне дало? Двенадцать тысяч долларов наличными, которые я пропил бы за один раз, если бы не Корлисс. А что еще? Перебитый нос в Парт Саиде и масса девчонок со всего света – в Лиссабоне, Суэце и Капштадте, в Бремене, Лондоне и Мурманске, в Йокогаме, Макао и Брисбайне. И каждый раз, когда наш корабль заходил в какой-нибудь порт, я начинал с самого начала, в то время как у других моряков моего возраста был свой дом и семья. Настало время и мне пустить корни и перестать растрачивать свою жизнь. И наверняка, как только мы с ней поженимся, я почувствую себя увереннее.

Полиция могла скрутить меня в бараний рог, но все равно бы ничего не добилась. Я многое мог вынести – я это знал. Я уже не раз попадал в трудные ситуации. Но про Корлисс этого сказать было нельзя. Ей достаточно будет несколько часов при слепящем свете и парочки опытных копов, которые забросали бы ее вопросами, сменяя друг друга, – и она сломается и все расскажет. Но с другой стороны, полиция не имеет права заставить женщину давать показания против своего супруга. А она была единственным человеком на свете, который знал, что я убил Волковича.

Ее пальцы впились в мою руку.

– Ты тоже боишься, Швед? У тебя тоже чувство, будто все переворачивается в желудке?

– Угу... – кивнул я.

Она бросила взгляд назад, на плетеную корзину, стоящую на заднем сиденье.

– Зачем, собственно, ты просил Кору приготовить нам еды на дорогу? Мне ничего не войдет в глотку... Или застрянет в ней.

– Но сейчас я тебе должен сказать и еще кое-что, моя дорогая. Мы сидим в одной и той же лодке, и мы должны быть искренни по отношению друг к другу, так?

– Конечно.

– Хорошо. И не забудь, что полиция будет все проверять. Я тоже должен знать, с какой стороны мне угрожает опасность и какая. Как хорошо ты знала Джерри?

Она скрестила свои руки на коленях.

– Я же говорила тебе об этом вчера, Швед.

– Повтори мне еще раз.

Слезы брызнули у нее из-под очков.

– Я была с ним один раз на танцах. В Манхэттен-Бич. Там давали благотворительный бал. На обратном пути в машине я все время должна была защищаться от его домогательств... – Слезы полились еще интенсивнее. – После этого он, чтобы отомстить мне, распустил на всем побережье слухи, что я продажная девка и что меня можно купить за двадцать долларов. Поэтому я и появилась в его заведении, чтобы разнести его и его заведение. Но там я встретила тебя. Пьяного, изодранного и окровавленного. Ты посмотрел на меня таким взглядом и улыбнулся. И я забыла, зачем я туда пришла.

Я протянул ей носовой платок.

– О'кей! Пока ничего страшного нет, так что перестань плакать. Я просто хотел знать поточнее.

– Ну, а теперь ты мне веришь? – спросила она кротким тоном.

– Верю.

Вскоре я нашел именно такое место, какое искал. Шоссе проходило тут совсем у берега, и на мили вокруг не было видно ни одного дома. Я остановился на обочине и помог Корлисс выйти из машины. Потом взял корзину и покрывало и понес все это вниз к побережью.

Расстелив покрывало на песке, я попросил ее разложить еду, которую приготовила нам в дорогу коренастая официантка. Она сделала кислую гримасу, но повиновалась. Пока она готовила еду и расставляла ее на покрывале, я собрал целую кучу досок, прибитых морем.

Было время отлива. Я разложил свой костер на таком расстоянии от воды, чтобы в часы прибоя вода затопила то место, где был костер, и смыла все следы.

Когда костер как следует разгорелся, я вынул из машины ковровую дорожку. Перед отъездом из мотеля я пропитал ее бензином, скрутил туго, как только мог, и завернул в газету.

– Что это? – поинтересовалась она.

– Коврик, в который мы заворачивали Волковича.

Краска вновь исчезла с ее лица. На какое-то мгновенье я даже подумал, что она сейчас потеряет сознание.

Я бросил пакет в огонь. Потом сел рядом с ней на покрывало и заставил ее выпить прямо из термоса кофе с добавленным в него ромом. На ее щеках снова появился румянец. Она сунула свою руку в мою. А я свободной рукой поглощал сандвич с ветчиной, но только по той причине, что мимо нас часто проезжали машины. Одновременно мы наблюдали, как коврик превращался постепенно в пепел.

Обратная сторона коврика была прорезиненной и издавала удушливый запах, но ветер дул в сторону моря, и для людей, проезжающих мимо, мы были ничем другим, как матросом и девушкой, которые в прохладный день устроили пикник, греясь у костра.

Когда мы уже снова сидели в машине, Корлисс сказала:

– Я рада, что ты не забыл об этом коврике.

– Я тоже, – ответил я, подумав, что было бы хорошо, если бы я в свое время подумал о своих отпечатках пальцев, оставленных в машине Волковича.

Чем ближе мы подъезжали к Лос-Анджелесу, тем становилось холоднее и темнее. Я поднял стекла в машине и включил отопление. Она прижалась ко мне своим телом. Я вдыхал аромат, исходящий от ее волос, и вспоминал о том, как она лежала подо мной, распластавшись, на каменной земле у обрыва. Я снова страстно желал ее...

Наконец мы въехали в туманный Лос-Анджелес.

Корлисс нервничала не меньше меня. Она то и дело теребила пуговицы своего пальто и ерзала на сиденье. Ее губы каждый раз беззвучно шевелились, когда мимо нас проезжала патрульная машина.

Мы прибыли в Анакайм вслед за машиной с номерным знаком, выданным в штате Огайо. На втором перекрестке шофер сделал знак, что собирается свернуть направо, а потом перед самым моим носом резво свернул налево. Я должен был резко нажать на тормоз, чтобы не врезаться в этого подонка. Я поехал дальше, чувствуя, что нервы мои уже на исходе. Корлисс ласково прижалась ко мне, но это не улучшило моего состояния.

– Не надо, – фыркнул я.

– Почему? – недовольно спросила она.

– Потому что, в противном случае, я остановлюсь здесь у тротуара и возьму тебя прямо на глазах прохожих.

Она вытянула немного нижнюю губу.

– Ты не отважишься на такое.

– Можешь быть уверена!.. – заверил я ее.

Ей пришлось поверить.

Я остановился перед часами на Спринг-стрит, которые показывали три часа. Глаза Корлисс все еще выражали недовольство.

– До бюро регистрации браков еще далеко, – жалобно сказала она.

– Сперва нужно подумать о кольцах, – объяснил я ей положение. – Нельсоны, да будет тебе известно, женятся только один раз, но зато женитьба должна быть обставлена чинно и благородно.

Недовольное выражение исчезло с ее лица. Губы ее задрожали, словно она вот-вот расплачется.

– Если ты начнешь плакать, я тебя побью, – предупредил я ее.

Ее нижняя губа все еще дрожала. Она прижала тыльную сторону моей ладони к своей щеке и чуть слышно прошептала:

– Дорогой ты мой...

Кварталом дальше я обнаружил ювелирный магазин. Владелец магазина бросил взгляд на мою форму и отстранил покупателя, чтобы лично нас обслужить.

– Обручальные кольца, если не ошибаюсь?

– Точно! – подтвердил я.

Он исчез за прилавком и снова появился, держа в руке коробку с бархатным дном, наполненную кольцами.

Кольцо, которое больше всех понравилось Корлисс, стоило тысячу восемьсот долларов. Второе кольцо стоило триста. Оно было немного великовато для ее пальца, но она настояла на нем, ибо одно кольцо удержит другое.

Я выложил деньги на прилавок, включая страховую сумму. Очутившись вновь на Спринг-стрит, я широко улыбнулся. Ювелир запаковал кольца в маленькие, выложенные сатином коробочки. На тротуаре я вынул эти коробочки из кармана и хотел надеть кольца на руку Корлисс.

Она спрятала свою руку за спину.

– Нет, не сейчас, Швед, прошу тебя.

– А когда же?

– Когда обручимся, глупенький, – упрекнула она меня и смягчила мое проклятие поцелуем. – Разумеется, если ты не раздумал на мне жениться.

Я провел своей рукой по ее бедру, чтобы между нами не было больше никаких непониманий.

– Как насчет этого? – спросил я.

Она поняла, что я имел в виду. На мгновение улица словно исчезла для нас, а в ее глазах появился какой-то предательский взгляд.

– Я думаю, нам лучше это отложить до того, как мы поженимся.

В бюро регистрации браков мы должны были выстоять очередь. Корлисс назвалась мисс Джон Мейсон, двадцать три года. Профессия: хозяйка мотеля. Семейное положение: вдова. Я зарегистрировался как Швед Нельсон, тридцать три года. Профессия: моряк, холост. Оба – белые и врожденные американцы.

Потом чиновник поинтересовался нашими справками о здоровье. Я объяснил ему, что у нас таковых нет. Он выразил сожаление, но сказал, что без анализов крови он не имеет права составить брачную лицензию, и предложил пройти в одну из лабораторий, которые специализируются на этом. Я поинтересовался, как долго продлится эта процедура.

– Обычно на это уходит три дня, – ответил он, – но иногда укладываются и в два.

– А в Сан-Диего, – вмешалась Корлисс, – там тоже нужна эта справка?

– Этот закон действителен для всего штата, – ответил чиновник.

В коридоре Корлисс упрямо надула губки.

– Ты обещал жениться на мне и причем сегодня.

Я был так же разочарован, как и она, и теперь меня прорвало:

– Что же, черт возьми, я могу поделать? Лететь в Сакраменто и испрашивать особого разрешения у губернатора штата?

Но я мог бы поберечь глотку. Корлисс меня не слушала, а только повторяла:

– Ты обещал жениться на мне. Сегодня. Я не хочу ждать три дня! Не хочу!

Ее нижняя губа опять задрожала, и она заплакала.

Я почувствовал, что она находится на грани истерики. Только этого мне и не хватало. Истерика на улице и какой-нибудь участливый коп, который осведомится о причине.

– Ну, хорошо! Что-нибудь придумаем, – успокоил я ее. – Сегодня – так сегодня.

Она с недоверием посмотрела на меня.

– Но где?

Я честно ответил:

– Пока еще не знаю.

После этого я провел ее в ближайший бар, где заказал две двойные порции рома для нее и для себя. За рюмкой я хотел обдумать ситуацию.

Невероятно, но после того что произошло на утесе, для Корлисс наш брак значил больше, чем тот факт, что нас обоих могли обвинить в убийстве Джерри Волковича. Сейчас, когда она мне отдалась, она хотела узаконить наши отношения.

Или, может быть, она все-таки думала о Волковиче. Может быть, она хотела так же прочно привязать меня к себе, как и я ее.

– Почему ты так спешишь с женитьбой? – спросил я.

Она пригубила свой ром. Ее карие глаза теперь были задумчивы.

– Во-первых, потому что я могу забеременеть.

– Но три дня ведь большой роли не сыграют?

– Для меня сыграют, – ответила она, закусив нижнюю губу. – Ведь это священная миссия женщины...

– Ты серьезно?..

– Да.

Что ж, возможно, некоторые женщины действительно так относятся к своему предназначению. Корлисс не была какой-нибудь там легкомысленной девчонкой. И брак для нас был наилучшим выходом из положения. Она хотела, чтобы все было законно.

Я придвинулся поближе к ней.

– Ну, хорошо, сделаем все официально. Ты хочешь выйти за меня замуж, Корлисс?

– Перестань дурачиться и лучше подумай хорошенько, – ответила она.

– Я не дурачусь, – сказал я. – Хочешь выйти за меня замуж?

– Когда?

– Сегодня.

– Да.

Я вынул из кармана одну из коробочек с кольцом и надел на ее палец кольцо с камнем. В свете настольной лампы, стоявшей в нише, он казался слезой в два карата.

Я поцеловал ее пальчик.

– О'кей! Первый шаг сделан. Теперь допей рюмку и поехали дальше.

Корлисс оторвала взгляд от кольца и посмотрела на меня.

– Куда?

– В Тихуану, – ответил я.

10

Движение на шоссе было интенсивнее, чем раньше. Чтобы выиграть время, я поехал по окружной дороге, через Норфолк и Сел Бич. За Ньюпортом дорога стала посвободнее.

Океан простирался как гладкая пурпурная поверхность – не было ни ряби, ни барашков. На горизонте, в сторону востока, уходил пароход, казавшийся игрушечным. Кое-где у берега купались закаленные купальщики.

Левая рука Корлисс покоилась на моем колене. Юбка ее немного задралась, и я мог видеть ее загорелые ноги. Но больше я не хотел думать о ней – вернее, только о ней. Брак означал нечто большее, чем просто секс. Он означал любовь, доверие и уважение. Корлисс хотела, чтобы нам обоим было хорошо, и я внезапно почувствовал, что и мне хочется этого. До сих пор любовь для меня была лишь каким-то мерцающим огоньком, несбыточной мечтой, о которой я часто мечтал, стоя ночью на вахте. А теперь эта любовь превратилась в действительность.

– Я люблю тебя, бэби, – сказал я.

Пальцы Корлисс ласково скользнули по моей щеке.

– Я тоже тебя люблю, Швед...

Когда впереди замелькали огни Короны дель Map, я уменьшил скорость.

– Ты будешь хорошо относиться ко мне? – спросила она.

– Так хорошо, как только смогу, – пообещал я. – Но мы сразу должны поставить все точки над "и". Я ничего не хочу иметь из тех денег, которые приносит мотель. Может быть, теперь мне и не хватит денег, чтобы купить ферму, но в этом случае я подыщу какую-нибудь работу и буду работать, пока не сколочу нужной суммы. То есть другими словами: семью кормлю я!

Она снова положила руку мне на колено.

– Ты – золотой парень, Швед!

Если бы она только перестала гладить мою ногу! По крайней мере, до того времени, когда я уже смогу всерьез посвятить себя этому делу. Когда мы приближались к Лагуна Бич, я спросил ее, не проголодалась ли она.

– Немножко, – ответила она. – Во всяком случае, с едой можно подождать до Сан-Диего.

Стало темно, и я включил фары. За одним из поворотов в свете фар появился "Бичкомбар-бар".

Большой некрашеный сарай был украшен рекламными щитами. Море за ним снова пришло в волнение – оно с шумом закатывалось на берег, оставляя на нем белую пену. Я подумал о Волковиче и его машине, и у меня по спине побежали холодные мурашки. Скалы и прилив уже, видимо, сделали свое дело. Смешно, что я боялся по поводу своих отпечатков пальцев. Когда море расправится с "бьюиком", полиция даже руля не сможет найти.

Когда мы проезжали мимо бара, Корлисс подчеркнуто отвернулась от него.

А меня снова бросило в пот, на этот раз при мысли, что его, должно быть, уже хватились. Если он был владельцем заведения, то его отсутствием заинтересуются его служащие. А если он сам был только служащим, то его хозяин поинтересуется его отсутствием.

Я спросил у нее, был ли Волкович женат.

– Неужели мы не можем забыть его? – огрызнулась она.

– Хотел бы забыть, да не могу, – вздохнул я.

Мы поели в лучшем отеле Сан-Диего, а потом продолжили наш путь на юг сквозь прозрачную звездную ночь. Окна машины были подняты, отопление работало, и в салоне господствовали ароматы Корлисс. Поженимся мы или нет, но у меня в голове лишь было одно. Может быть, уважение и доверие придут ко мне позже, а в настоящий момент я только хотел обладать этим красивым, источающим дурманящие ароматы телом.

На границе штата трудностей никаких не возникло. На нас посмотрели как на одну из многих десятков влюбленных парочек или просто туристов, а может, и на игроков, которые уезжали в Мексику на вечер или на весь уик-энд, чтобы попытать счастья в игре или наставить рога своему благочестивому супругу.

Как я и ожидал, мексиканское бюро регистрации браков было уже закрыто. На главной улочке городка красовалась реклама, возвещая о том, что близлежащее питейное заведение имеет самую длинную стойку в мире. Я усадил Корлисс за один из столиков перед рюмкой, а сам отправился на улицу отполировать мои заржавевшие знания испанского языка, сделав это на первом же попавшемся мне полицейском:

– Пуэде рекомендарме ин абогадо квикомпренде инглесс? – отважился я на фразу.

Полицейский кивнул.

– Ясно! Конечно, матрос. – Он показал мне на освещенное окно на втором этаже дома напротив. – Вон там, на той стороне. Хосе Сан-чес Аварилло. Хосе сдал государственные экзамены в Стэндфордском университете и отлично говорит по-английски. Скажите ему, что вас послал Ник.

Я перешел улицу и поднялся по лестнице. Аварилло был молод, хорош собой и услужлив. Судя по всему, именно такого адвоката мне и нужно было найти, или какого-нибудь, кто был знаком с местными обычаями.

Мы обменялись приветствиями, а потом я положил на его стол десять десятидоллоровых ассигнаций.

– Для вас, сеньор.

Аварилло проверил деньги.

– Си, сеньор. Что я могу для вас сделать?

– Мне нужна брачная лицензия.

– Ах вот оно что?

– Для миссис Джон Мейсон, вдовы, и Свена Нельсона, холостяка. – Я взял карандаш, лежавший на столе, и написал ему наши имена. – А также священника или мирового судью, все равно кого, лишь бы он обладал полномочиями обвенчать нас.

Аварилло изучал наши имена.

– Это нужно сделать сегодня, сеньор?

Я утвердительно ответил ему по-испански.

Он пересчитал банкноты и сунул их в карман жилета.

– Как вам будет угодно, сеньор. – Он откинулся на спинку своего вращающегося кресла. – Но, надеюсь, вы понимаете, что сейчас уже поздно для такого рода дел? Я буду вынужден нарушить покой чиновника бюро по регистрации, а также управляющего здания суда, не говоря уже о судье. – Его улыбка источала любезность. – После того как вы выплатили мне мой гонорар... – Он потер руки. – Нужно заплатить гонорар и другим людям. Скажем, еще сто долларов.

И это после того, как он положил мои деньги в свой карман. Я высказал ему свое недовольство. Аварилло продолжал улыбаться.

– И тем не менее иначе я не смогу вам помочь. Неужели вы захотите огорчить вашу очаровательную сеньору, сеньор? И я уверен, что она очаровательна...

Мне не оставалось другого выхода, и он отлично знал об этом. Я выложил ему на стол еще сотню долларов.

Аварилло присоединил их к другим деньгам.

– Премного благодарен, сеньор... Если вы и мисс Мейсон соблаговолите зайти сюда через полчаса, то у меня уже будет необходимая вам лицензия и квалифицированный судья.

Я вернулся в бар с самой длинной стойкой в мире. К Корлисс уже успел прицепиться какой-то темнокожий пьянчужка. Он сидел напротив нее на стуле и пялился на нее. При этом он что-то говорил на непонятном языке. Когда я уже стоял позади него, он перегнулся через стол и попытался погладить руку Корлисс.

А та словно окаменела от страха. Я схватил парня за отвороты куртки и поднял его со стула. Он оказался крупнее и мускулистее, чем казалось на первый взгляд, – с мышцами человека, который занимается тяжелым физическим трудом.

Он сбросил мою руку, встал около стола и обрушил свой незнакомый говор в мой адрес. Мне почему-то показалось, что он говорил на румынском или югославском языке.

– Ты хоть немножко понимаешь, что он хочет? – спросил я у Корлисс.

Она встала, бледная, как мел.

– Нет. Уведи меня отсюда, Швед. Я его боюсь.

Я хотел провести ее между столиков из бара, но парень преградил нам дорогу. Трудно было сказать, в каком он находился настроении и чего он хотел. Но как бы то ни было, он вытянул руку и шлепнул Корлисс по заду.

Та вскрикнула. В тот же момент я влепил ему затрещину, так что он упал на пол. Сразу же появился кельнер-мексиканец.

– Что тут случилось?

– Этот человек оскорбил сеньору, – объяснил я.

Кельнер воспринял это довольно философски.

– Этот человек пьян, сеньор.

Он помог человеку подняться на ноги и прислонил его к стойке, чтобы тот мог продолжать пить.

А я должен был немного погулять с Корлисс по главной улице, пока она вновь не обрела душевное равновесие. К этому времени уже прошло полчаса, и нам нужно было возвращаться к Аварилло. Я сказал, стараясь произнести все спокойно:

– Путь к мотелю не близкий. Почему бы нам не переночевать здесь, когда мы поженимся?

Она все еще находилась под впечатлением от сцены в баре, но ей все же удалось выдавить для меня улыбку.

– Как тебе хочется, Швед.

Я позвонил в отель и зарезервировал номер. Потом я купил бутылку рома, и мы направились к адвокату.

Венчание нельзя было назвать пышным. Судья, сухой, щуплый мексиканец, проговорил полагающиеся в таких случаях слова, которые Аварилло перевел Корлисс. Церемония оказалась чрезвычайно короткой. Гордость мексиканского суда очень спешил вернуться туда, где его застал телефонный звонок Аварилло. Тем не менее его слова были так же впечатляющи, как будто нас венчал священник из собора Святого Патрика.

Когда церемония закончилась, все мы выпили по рюмочке – в том числе и два свидетеля: какая-то девушка с глазами серны и ее дружок с изборожденным оспой лицом, судя по всему, проститутка и ее сутенер.

Подписавшись под брачным свидетельством, все быстро исчезли. Аварилло сложил свидетельство и составленную по всем правилам брачную лицензию и протянул их Корлисс.

– Да благословит ваш брак Господь, сеньора!

– Спасибо, – спокойно ответила она.

Он закупорил бутылку с ромом, в которой было еще полбутылки, и поставил ее в шкаф с бумагами. Потом он пожал мне руку.

– Желаю вам обоим много счастья, сеньор.

Казалось, он был очень доволен самим собой. Неудивительно – ведь он заработал почти двести долларов.

Корлисс и я спустились по обшарпанным ступенькам, и они пищали под нашими ногами. Я положил руку на ее талию.

Главная улица Тихуаны кишела туристами и молодыми матросами из морского опорного пункта, который находился в Даго. Большинство матросов было навеселе. У них в карманах было полно денег, они покупали в лавочках всякий хлам, часто фотографируясь у уличных фотографов. В этой же уличной сутолоке бродили полицейские в форме и проститутки. Копы приглядывали за потаскушками, а те, в свою очередь, посматривали на матросов. В итоге все были довольны. Почти из каждой второй двери доносились звуки музыкальных автоматов и танцевальных оркестров. На нас никто не обращал внимания, и совершенно никого не беспокоило, что мы только что поженились. Только мы вдвоем знали об этом – мистер Нельсон и миссис Нельсон.

Я прошел с Корлисс какое-то расстояние по улице, постепенно привыкая к мысли, что я женатый человек. Чувство было сладостным, казалось, будто ты паришь над облаками, белыми воздушными облаками, сделанными словно из пенопласта.

Наконец, на углу мы увидали бар. Я купил еще одну бутылку, и мы поехали на такси в отель. Номер в отеле был уютным, просторным и старомодным, с высоким потолком и большими окнами. Ванна была выложена мрамором и такая большая, что в ней можно было плавать.

Когда дежурный по этажу удалился с долларом в кармане, я открыл бутылку с ромом и наполовину наполнил стаканы.

– Ты счастлива, дорогая? – спросил я у нее.

– Очень, – ответила она.

Но и ее улыбка, и ее голос были невыразительными.

Я снял куртку и расслабил галстук.

– В чем дело? Что-нибудь не так?

– Нет, нет, все так, – уверила она меня и, присев на краешек кровати, сняла туфли. Какое-то время она с наслаждением поводила пальцами ног, а потом сняла и чулки.

Я снял рубашку и расслабил пояс.

– Готов биться об заклад, что люди в твоем мотеле будут удивлены, узнав, что мы поженились.

– Да, конечно, – согласилась она.

Она встала и стянула платье через голову. После этого расстегнула крючок своего бюстгальтера. Я расшнуровал ботинки и поднял глаза на нее. Она выскользнула из своих черных кружевных трусиков и, снова сев на кровать, распустила свои золотистые волосы.

– Как ты думаешь, когда полиция хватится, что Джерри исчез?

– Очень неподходящее время для подобных вопросов.

Она отпила немного рому.

– Извини.

Я быстро разделся и дрожащими руками закурил сигарету.

– Надеюсь, что они никогда его не найдут.

Она легла на кровать, вытянув одну ногу, а другую стала то сгибать в колене, то снова выпрямлять. Однако в глазах, которыми она смотрела на меня, не было страсти. Только мягкое, почти безразличное выражение. Улыбка казалась вымученной и неискренней.

Внезапно я почувствовал себя как-то неуютно. Я не знаю точно, чего я ожидал от брака, но, во всяком случае, не этого.

Улыбка Корлисс стала еще более искусственной.

– Что с тобой, дорогой? Почему ты смотришь на меня такими глазами?

Я присел рядом с ней на кровать. Зеркало на туалетном столике стояло под таким углом, что я мог видеть в нем нас обоих. Казалось, что даже ее тело изменилось, оно показалось мне каким-то изношенным. Раньше она утверждала, что любит меня, не хотела даже обождать с женитьбой и три дня, а теперь лежала передо мной на кровати какая-то безучастная и усталая.

– Что с тобой, дорогой? – повторила она.

– Ничего, – солгал я.

Она потянула меня к себе.

– Тогда иди ко мне, дорогой. Прошу тебя.

Она была моей женой. Ради нее я убил человека. Я страстно желал ее, и я вновь овладел ею. Какое-то время я надеялся, что все это лишь игра воображения, но, к сожалению, я не ошибался. Мы были лишь двумя людьми, лежавшими на одной кровати.

Я покосился в зеркало. Страстные объятия Корлисс были такими же вымученными, как и ее стоны. Свежеиспеченная миссис Нельсон дарила свои ласки как-то механически и безучастно.

Волшебство той безумной ночи на утесе, где мы сплелись воедино, страстно желая друг друга, словно водой смыло.