Текст книги "Ребенок, который был вещью. Изувеченное детство"

Сразу после этого судья стукнул молотком по подставке, объявляя, что слушание окончено.

– Тебя выпустят через тридцать четыре дня, – радостно прошептал Гордон.

– Но я же ничего не сделал! – жалобно прохныкал я.

– Не важно, – сухо ответил мистер Хатченсон. – Тебе еще повезло. Поверь мне, парень, этот человек, – он указал на судью, – настоящий Санта-Клаус. Если бы обвинение представило более серьезные доказательства, я бы сейчас наряжал тебя в смирительную рубашку и отправлял на веселую ферму. Кроме того, старик почему-то хорошо относится к таким тощим сорванцам, как ты. А сейчас… – Гордон притворно нахмурился, – назад в клетку, животное!

Я хихикнул и встал, но улыбка тут же исчезла с моего лица, потому что перед нами неожиданно возникла мама.

– Вы еще пожалеете! Горько пожалеете о своей ошибке! Вот увидите! Я предупреждала эту даму из социальной службы, а теперь предупреждаю вас! – прошипела она, тыкая пальцем в мистера Хатченсона. – Этот мальчик – зло во плоти! Вы сами в этом убедитесь, когда он на кого-нибудь набросится. Чем скорее его упекут в психушку, тем скорее вы поймете, что я все делала правильно! Не думайте, что я так легко его отпущу. Это еще не конец! – Она резко развернулась и, не оглядываясь, вышла из зала суда, таща за собой Кевина.

Я придвинулся к Гордону, который почему-то был бледным, как мел.

– А где твоя мама живет? – спросил он, натянуто улыбаясь.

– Дома, – ответил я, пожимая плечами.

– Да? – Гордон удивленно поднял брови. – А разве ты его не сжег? В смысле, если ты устроил пожар в подвале, то от дома-то ничего не осталось!

– Ну да! – засмеялся я, когда понял, что он всего лишь шутит.

Тридцать четыре дня спустя я со слезами на глазах складывал поделки, сделанные на уроках труда, и тетради с домашним заданием, накопившиеся за три месяца, в небольшую картонную коробку. Странно, но мне совсем не хотелось уходить из тюрьмы. Там, за ее стенами, у меня было куда больше возможностей попасть в неприятности. А я уже успел привыкнуть к замкнутому миру Хиллкреста. Здесь я знал, чего от меня ждут. Здесь я чувствовал себя в безопасности. Провожая меня к выходу из тюрьмы, Карл Мигель объяснил, что за ее дверями я окунусь в постоянную борьбу за выживание и мне придется несладко. Но при этом добавил:

– Дэйв, надеюсь, я тебя здесь больше никогда не увижу.

Я пожал руку Карлу, после чего широко улыбнулся миссис Катанзе, которая с нескрываемым удивлением смотрела на мои штаны. За три месяца я успел из них порядком вырасти.

– Ну что? – спросила Лилиан.

– Как там моя черепашка? – первым делом поинтересовался я.

– Какая черепашка? Ой, ты знаешь, вчера так черепашьего супу захотелось… – притворно смутилась миссис Катанзе.

– Мам! – завопил я, понимая, что она меня всего лишь дразнит. – Ладно, – я протянул ей руку, – поехали скорее домой!

Лицо Лилиан засияло ярче, чем рождественская елка в сочельник, когда она поняла, что я начал считать ее дом и своим тоже. Она с улыбкой взяла меня за руку:

– Поехали.

Глава 8
Чужак

После того как меня выпустили из тюрьмы для несовершеннолетних, все изменилось. Другие подопечные Руди и Лилиан стали смотреть на меня с подозрением. Стоило мне зайти в комнату, как разговоры тут же прекращались, и я наталкивался на фальшивые, вымученные улыбки. Если я пытался с ними поболтать, то через некоторое время обнаруживал, что стою отдельно от всех, засунув руки в карманы. И поскольку никто не горел желанием со мной общаться, я вскоре уходил, чувствуя, как меня провожают не слишком дружелюбными взглядами. Даже Большой Ларри, которого я раньше считал своим «старшим братом», старался лишний раз не смотреть в мою сторону. Несколько дней я еще терпел такой холодный прием, а потом почти перестал выходить из комнаты. Меня не слишком волновало даже то, что велосипед стал покрываться ржавчиной.

Однажды, в июле 1974 года, перед выходными к нам заехал Гордон Хатченсон. Если честно, я был жутко рад его видеть, потому что мне очень хотелось хоть с кем-то поговорить. Но что-то в его взгляде удержало меня от веселой болтовни. По угрюмому выражению лица Гордона я понял: у меня опять неприятности.

– Что случилось? – тихо спросил я.

Гордон положил руку мне на плечо.

– Боюсь, тебе пора собирать вещи, – сказал он с явным сочувствием в голосе.

Я резко отшатнулся от него, перед глазами возникла камера Хиллкреста.

– Почему? – воскликнул я. – Что я сделал?

Гордон мягко объяснил, что я ни в чем не виноват. Просто ему стало известно о тех проблемах, с которыми я столкнулся, вернувшись к Катанзе. Он также добавил, что в последнее время подыскивал для меня место у других опекунов, где не так много детей.

– А еще, – признался он, – я сейчас тоже в непростой ситуации. В следующий понедельник из Хиллкреста выходит мальчик постарше тебя, и… в общем, его отправляют сюда, на твое место. Поэтому тебе придется уехать.

Я хотел заплакать, но вместо этого молча ушел в свою комнату. Сердце бешено колотилось от страха… и радостного волнения, ведь я не знал, что со мной случится и каким будет мой новый дом. Я стал вытаскивать вещи из ящиков, срывать верхнюю одежду с вешалок и запихивать все в большую коричневую сумку. Несколько минут спустя я прервался на мгновение, чтобы в последний раз оглядеть комнату, в которой спал, плакал, играл, а еще очень много думал в этот последний год. Даже когда мне казалось, что мир рушится, я всегда мог укрыться в тишине и безопасности моей комнаты. Тихо закрыв дверь, я зажмурился и мысленно отругал себя за глупость. Еще у тети Мэри я узнал два главных правила, которым должен следовать каждый ребенок, попавший к опекунам: ни к кому не привязываться и не привыкать к чужому дому. И я умудрился нарушить оба. Насколько наивным я был, если сумел убедить себя, что буду жить с Руди и Лилиан до конца жизни! Сдерживать слезы становилось все труднее.

После того как Гордон созвонился с моими новыми опекунами, ему пришлось буквально силой оттаскивать меня от Лилиан. Я крепко обнял ее на прощание, пообещал быть хорошим мальчиком и часто-часто звонить. Миссис Катанзе улыбалась мне сквозь слезы и говорила, что будет скучать. Когда мы наконец вышли из дома, Гордон закинул сумку с моими вещами на заднее сиденье своего автомобиля и сказал, чтобы я сел в машину. Пока мы выезжали на дорогу, я, не отрываясь, смотрел на дом Руди и Лилиан. Миссис Катанзе стояла возле того самого окна, рядом с которым я провел множество часов в ожидании отца, и даже не пыталась стереть с лица потеки черной туши. Я еще раз помахал ей рукой и подумал, что они с Руди относились ко мне гораздо лучше, чем мои настоящие родители.

Несколько минут мы с Гордоном молчали. Потом он смущенно откашлялся и искоса посмотрел на меня:

– Дэйв, я понимаю, что все происходит слишком быстро, но…

– Я ведь ничего плохого не сделал! – всхлипнул я.

Гордон выглядел раздосадованным, но я чувствовал, что он злится скорее на себя.

– Послушай! – сказал он (несколько громче, чем намеревался). – Очень, очень редко ребенок остается у опекуна столько времени, сколько ты провел с Лилиан и Руди. Ты знаешь об этом? Ты у них прожил… больше года, так? Это рекорд, поверь мне!

Я уныло кивнул, зная, что он говорит правду. Мне и так повезло больше, чем многим детям. Я отвернулся к окну, наблюдая, как мимо проносятся знакомые городские места. Но Гордон снова нарушил молчание:

– Эмм… Дэвид, прости, что я на тебя все вот так вывалил. Просто иногда я забываю, каково это быть ребенком в твоем положении. Я еще вчера подписал бумаги о переводе тебя в другой дом, но застрял в суде, поэтому даже позвонить не смог, и сегодня приходится все впопыхах делать. К тому же к Катанзе поселят другого ребенка, поэтому… короче, я не знаю, что с тобой делать.

– Можете отвезти меня обратно к Лилиан, – тихо предложил я.

– Не могу, – покачал головой Гордон. – Я уже сказал, что вчера выписал тебя из их дома, поэтому официально они больше не являются твоими законными опекунами. В общем, трудно объяснить, в чем тут дело. Но проблема в том, что теперь я должен найти тебе новый дом.

Слушая немного бессвязное бормотание Гордона, я перебирал в голове содержимое большой коричневой сумки, чтобы убедиться, все ли я взял. И тут у меня сердце сжалось от страха. Я понял, что забыл велосипед и черепашку! Гордон только посмеялся, когда я рассказал ему о своих переживаниях, и я понял, что это не такая серьезная проблема. Конечно, черепаха и велосипед много для меня значили, но сейчас куда важнее было решить, где я буду жить в ближайшее время.

Гордон остановился возле своего дома. Следующие несколько часов телефонная трубка практически не отрывалась от его уха; он умолял опекунов на другом конце провода взять меня хотя бы на несколько дней, но тщетно. В конце концов он в ярости отшвырнул телефон.

– Да что ж такое! – выругался он. – Ни одного свободного места! Никогда домов не хватает!

Кое-как успокоившись, он снова взялся за телефон. Когда на том конце ответили, его голос мгновенно изменился. Хотя Гордон стоял спиной ко мне, я все равно слышал, как он тихо спрашивает:

– В крыле «А» есть свободные камеры? Тогда придержите одну для Пельцера. Нет, нет, он ни в чем не обвиняется. Я просто пытаюсь его хоть куда-то пристроить, а свободных мест в домах нет. Хорошо, спасибо. Я вам позвоню перед тем, как мы приедем.

Когда Гордон посмотрел на меня, он понял, что я уже знаю, где проведу эту ночь.

– Прости, Дэвид. Я не знаю, что еще можно сделать.

К тому моменту я был настолько морально измотан, что мне было все равно. Если честно, то я даже соскучился по ежедневной рутине Хиллкреста и надзирателям, особенно по Карлу Мигелю. Но прежде чем я успел сказать Гордону, что не против вернуться в тюрьму, он радостно щелкнул пальцами, схватил куртку со стула и устремился к машине. Когда мы уселись в автомобиль, Гордон торжествующе улыбнулся:

– И как я раньше об этом не подумал? Опекуны не смогут отказать, стоит им только посмотреть на тебя. Знаю, это не слишком честно, но отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Я нахмурился, пытаясь понять, что именно задумал Гордон. И только я открыл рот, чтобы расспросить его о наших дальнейших действиях, как он резко нажал на тормоз, и ремень безопасности плотно обхватил меня, швырнув обратно на сиденье.

– Ну вот! – гордо объявил мистер Хатченсон, не обращая внимания на мой ошарашенный вид. – Мы приехали! Улыбнись и покажи им, какой ты милый.

Он явно был в восторге от собственной предприимчивости, когда стучался в дверь незнакомого мне дома. Не дождавшись, пока нам откроют, Гордон вошел без разрешения, и я торопливо последовал за ним, чувствуя себя грабителем, тайком пробравшимся в чужое жилище. В дверях кухни показались встревоженные неожиданным визитом хозяева.

– Ни о чем не волнуйся, просто сиди смирно, – подмигнул мне Гордон и кивком указал на ближайший диван.

Затем он резко развернулся и, раскинув руки, устремился на кухню:

– Гарольд! Элис! Как же я рад вас видеть! Надеюсь, у вас все хорошо!

Я покачал головой, в который раз поражаясь хамелеонистой изменчивости Гордона. Иногда своей способностью мгновенно подбирать нужную манеру поведения и очаровывать кого угодно он напоминал ненормальных парней из телевизионных шоу, которые пытаются всучить вам новую машину.

Но еще до того как мистер Хатченсон уселся за кухонный стол, я понял, что нам придется несладко. Мужчина в соломенной шляпе – Гарольд Тёрнбоу – недовольно следил за действиями Гордона.

– Нет, никак не можем взять еще одного. Комнат свободных не осталось, – объявил он, доставая из пачки тонкую сигарету.

Я уже было схватился за сумку с вещами и устремился к двери, как заговорила женщина, Элис:

– Погоди, Лео. Посмотри на него, вроде хороший парнишка. – Она улыбнулась мне, и я робко улыбнулся в ответ.

– Нам не положено держать у себя мальчиков. Лицензии на них нет, и ты прекрасно об этом знаешь, – напомнил Гарольд.

– Это всего на несколько дней! – вмешался Гордон. – Пока я не найду ему других опекунов. Я подыщу ему новое место примерно к понедельнику. В крайнем случае к среде. Вы действительно окажете мне и Дэвиду большую услугу.

– А документы? – спросила Элис.

– Эммм… – Гордон задумчиво посмотрел на потолок. – В данный момент у меня нет их при себе, но… я привезу все бумаги на следующей неделе, и мы… проставим даты задним числом. Господи, уже столько времени! Мне пора. Еще раз спасибо. Увидимся на следующей неделе, – протараторил он и выскочил из дома раньше, чем Гарольд и Элис успели передумать.

А я остался сидеть на диване в обнимку с коричневой сумкой. Я старался не поднимать голову, хотя Гарольд и Элис пришли в гостиную и принялись настороженно рассматривать своего нового подопечного.

– Ну и где он будет спать? – недовольно спросил мужчина.

Немного поразмыслив, Элис решила, что подселит меня к Мишель, семнадцатилетней воспитаннице, которая работала по ночам. Гарольду эта идея не слишком понравилась. Он заявил, что неприлично мальчишке делить комнату с девушкой. Стараясь произвести хорошее впечатление, я подошел к Гарольду, заглянул ему в глаза и наивно сообщил, что совсем не против.

Судя по всему, я сказал что-то не то, поскольку следующие четыре ночи я провел на диване в гостиной, укрываясь несколькими шерстяными одеялами. Не знаю, почему Гарольда так расстроили мои слова, но они хотя бы меня не выгнали. И на том спасибо.

На следующей неделе, наскоро уложив вещи назад в коричневую сумку, я попрощался с Элис, залез в машину Гордона и отправился к новым опекунам. Мистер Хатченсон заявил, что нашел идеальный дом, и пусть меня не смущает тот факт, что его владельцы никогда прежде не воспитывали приемных детей и вообще получили лицензию только вчера. Не скажу, что меня это обрадовало. В животе заворочался холодный комок дурных предчувствий. Чем больше Гордон убеждал меня в благонадежности новых опекунов, тем яснее я осознавал, насколько он отчаялся подыскать мне хорошее место.

Проехав полмили, Гордон остановил машину перед невысоким коричневым домом. Едва ступив на дорожку, я вздохнул и с притворной радостью улыбнулся женщине, стоявшей на крыльце. Прежде чем мистер Хатченсон успел нас представить, она сбежала по ступенькам и прижала меня к груди. Потом она начала гладить мое лицо шершавыми ладонями, а я стоял, опустив руки, и не понимал, что нужно делать. Может, она обозналась и ждала кого-то другого? Вдоволь потрепав меня за щеки и еще пару раз крепко стиснув в объятиях, дама наконец отступила назад, чтобы хорошенько посмотреть на своего первого воспитанника.

– Какая прелесть! – воскликнула она и, видимо от избытка чувств, принялась трясти меня за плечи, так что моя голова замоталась из стороны в сторону. – Так бы тебя и съела! Гордон, он тааакой милый! Дэвид, – громко сообщила она, буквально затаскивая меня в дом, – я столько времени ждала, когда же ко мне приедет такой милый мальчик!

Я почти ввалился в маленькую гостиную, отчаянно пытаясь обрести равновесие. Но стоило мне хоть немного сориентироваться в пространстве, как эта сумасшедшая женщина толкнула меня на диван. Гордон изо всех сил старался ее успокоить, подсовывая огромную кипу документов, с которыми она должна была ознакомиться, прежде чем стать моей опекуншей. Он чуть ли не силком усадил ее на диван и принялся рассказывать о том, что я из себя представляю. Гордон специально несколько раз повторил, что со всеми вопросами она должна сразу обращаться к нему.

– Ой, не волнуйтесь! – беззаботно ответила дама, улыбаясь и сжимая мою руку. – Разве могут быть проблемы с таким маленьким мальчиком?

Мы с Гордоном одновременно моргнули от неожиданности, после чего мистер Хатченсон начал прощаться.

– В таком случае, – сказал он, – мне уже пора. Надеюсь, вы поладите.

Я проводил Гордона до двери. Перед тем как уйти, он наклонился и прошептал, чтобы хозяйка дома не услышала:

– Постарайся быть хорошим маленьким мальчиком!

Я раздраженно поморщился. Как будто у меня был выбор!

После того как Гордон уехал, дама вернулась на диван. Покачав головой, она принялась тереть глаза, и я уже подумал, что она собирается плакать, как моя новая опекунша сказала с улыбкой:

– Нет… ну вы только посмотрите! Какой милый мальчик!

Я улыбнулся в ответ и протянул ей руку:

– Я Дэвид Пельцер.

Женщина ахнула, прикрыв рот ладонью:

– Ох, и о чем я только думаю! Я Джоанна Налс, ты можешь звать меня миссис Налс. Что думаешь об этом?

Я кивнул; с каждой секундой я все четче осознавал, что Джоанна воспринимает меня скорее как ребенка, чем как тринадцатилетнего подростка. И мне это не слишком нравилось.

– Очень мило с вашей стороны… миссис Налс, – ответил я.

Внезапно она вскочила с дивана и с гордостью показала фотографию мужа, вставленную в рамку.

– Это Майкл, – с нежностью произнесла она. – Мистер Налс. Он работает на почте, – сообщила Джоанна, прижав фотографию к груди, будто это был маленький ребенок. Мне стало как-то неуютно.

Но после встречи с мистером Налсом я почувствовал себя гораздо лучше. Он попросил называть его просто Майклом. Судя по тому, как посмотрела на него супруга, миссис Налс не слишком понравилось то, что он не следует ее правилам и так легко сходится с незнакомым ребенком.

При Майкле она всегда вела себя сдержанно и даже слегка раздраженно, но стоило ему уйти на работу, как Джоанна вновь начинала обращаться со мной так, будто я был ее куклой. Она сама мыла мне голову, на велосипеде разрешала кататься только до угла, а вместо двух с половиной долларов на карманные расходы, к которым я привык у Катанзе, я получил от миссис Налс два четвертака.

– Только постарайся все сразу не тратить! – заботливо предупредила она.

– Не беспокойтесь, не потрачу, – заверил ее я. Да и на что можно было потратить такую «огромную» сумму денег?

Из-за подобных ограничений я большую часть времени слонялся без дела по дому Джоанны. Сидя в гостиной, обставленной в лучших традициях каталога «Avon», я от скуки листал дамские журналы. Ближе к обеду я уже не знал, куда себя деть, поэтому устраивался перед телевизором и смотрел мультфильмы про «Спиди-гонщика». И когда я уже не мог больше пялиться в экран, я шел в свою комнату и принимался за раскраску, которую Джоанна мне подарила.

При этом меня не покидало ощущение какой-то неправильности происходящего. Точно так же я чувствовал себя, когда еще жил с мамой. По вечерам сквозь закрытую дверь в спальню до меня доносились звуки семейного скандала. Несколько раз Майкл довольно громко высказывал претензии по поводу моего присутствия в его доме. Я знал, что идея оформить опеку над ребенком принадлежала Джоанне. Сама миссис Налс не могла иметь детей, и ей было очень одиноко. Когда Майкл и Джоанна начинали ссориться, я тут же вспоминал о том, что творилось в моей собственной семье. И хотя я понимал, что никакая физическая опасность мне не грозит, я все равно забивался в дальний угол комнаты, натянув одеяло на голову. Однажды, незадолго до начала занятий в школе, мистер и миссис Налс кричали друг на друга так громко, что дрожали стекла в доме.

На следующее утро я попытался поговорить с Джоанной, которая явно была на грани срыва. Но в результате весь день просидел, забившись в угол дивана и глядя на то, как она раскачивается взад и вперед в кресле, тихо подвывая и прижимая к груди свою свадебную фотографию. Вечером я тихо ушел в свою комнату и аккуратно сложил в сумку вещи. В тот момент я понял, что вряд ли надолго задержусь в этом доме.

Но первый день в средней школе Парксайд заставил меня забыть о проблемах с Налсами. В классе мы сидели за большим круглым столом, и другие ученики смотрели в мою сторону безо всякой враждебности. Они, конечно, подшучивали над новичком, но скорее весело, чем злобно. Поэтому я позволил себе расслабиться. Стивен, одноклассник, сидевший рядом, толкнул меня локтем в бок и прошептал, что девочка, сидящая за другим столом, постоянно оборачивается в мою сторону.

– Ну и что? – удивился я. – И в чем дело?

– Это значит, что ты ей нравишься! – Стивен посмотрел на меня как на дурачка. – И если она тебе тоже нравится, то ты должен назвать ее шлюпкой, – объяснил он.

Я покачал головой, поскольку не был уверен, что именно обозначает это слово. Но другие ребята поддержали Стивена, и я решил, что нужно закрепить свой успех в классе, поэтому подошел к той девочке и прошептал:

– Ты самая красивая шлюпка, которую я когда-либо видел.

В классе мгновенно воцарилась звенящая тишина, хотя до этого ребята довольно активно болтали. Все повернулись в мою сторону. Девочки за столом закрыли лица руками. А я тяжело вздохнул, понимая, что снова все испортил.

Урок закончился, ребята устремились к выходу, и у двери образовался затор. Когда мне наконец удалось выйти из класса, я не успел сделать и пары шагов, как что-то заслонило от меня солнце. Я поднял голову и увидел самого большого восьмиклассника, которого встречал в своей жизни.

– Как ты назвал мою сестру? – грозно спросил он.

Я с трудом сглотнул и попытался придумать, что ему ответить. Но вместо разумных объяснений в голову лезла всякая чепуха, поэтому я сказал правду.

– Шлюпкой, – прошептал я. И секунду спустя кулак старшеклассника врезался в мой нос. Я даже не заметил, что произошло, но потом пришла боль, и я почувствовал, как по лицу течет кровь.

– Так как ты ее назвал? – ехидно переспросил он.

Я зажмурился и повторил свой ответ.

Удар.

После того как его кулак шестой раз отпечатался на моем лице, до меня наконец дошло: не стоит произносить слово «шлюпка», потому что оно означает что-то очень плохое. Я извинился перед этим гориллоподобным парнем, а он в ответ еще раз мне врезал и пригрозил:

– Никогда больше не называй мою сестру шлюхой!

Вернувшись домой, я заперся в своей комнате и попытался починить треснувшие очки. Из-за этого я не заметил, что Джоанна даже не вышла меня встречать. Мне очень хотелось спросить у нее или у Майкла, что означает слово «шлюха». Но по тому, как они общались друг с другом, я видел, что лучше мне самому разбираться со своими проблемами.

Пару недель спустя, придя из школы, я обнаружил миссис Налс рыдающей на диване. Бросив рюкзак на пол, я кинулся к ней и спросил, что случилось. Сквозь слезы Джоанна объяснила, что они с Майклом разводятся. Оглушенный, я опустился на диван. Миссис Налс рассказала, что у ее мужа интрижка с другой женщиной. Я не знал, что такое «интрижка», но решил не уточнять, поэтому просто кивнул, а Джоанна зарыдала еще сильнее.

Я сидел рядом с миссис Налс и держал ее за руку, пока она не уснула. Меня переполняло чувство гордости: первый раз в жизни я кому-то помог. Выключив свет в гостиной и накрыв Джоанну одеялом, я в очередной раз проверил, все ли вещи сложены в коричневую сумку. Потом я лежал на кровати и думал, что тоже каким-то образом виноват в разводе Налсов. Два дня спустя Джоанна стояла на крыльце и, плача, смотрела, как скрывается за углом машина мистера Хатченсона. А у меня даже не было сил помахать ей на прощание.

Я залез в карман штанов и вытащил оттуда мятый листок бумаги, на котором были записаны адреса и телефоны моих бывших опекунов. Попросил у Гордона ручку и решительно зачеркнул Джоанну и Майкла Налсов. Я не испытывал никакого сожаления по поводу отъезда. Если бы я хоть на секунду позволил себе заскучать по Джоанне, Элис и Лилиан, то не выдержал бы и разревелся. А я уже устал плакать. Поэтому аккуратно сложил листок с адресами и сунул обратно в карман. Запретив себе думать о Налсах (и о ком-либо еще), я повернулся к окну. Недоуменно моргнул. На секунду мне показалось, что Гордон едет в сторону Дэли-Сити.

– А мы не ошиблись дорогой? – хрипло спросил я.

– Дэвид, – вздохнул мистер Хатченсон. – Дело в том, что свободных опекунов не осталось. Единственная семья, которая может тебя взять, живет неподалеку от твоей мамы.

– И насколько неподалеку? – жалобно спросил я, борясь с желанием выпрыгнуть из машины.

– Меньше чем в паре километров от твоего старого дома, – сухо ответил Гордон.

Вскоре мы подъехали к начальной школе имени Томаса Эдисона. Я знал, что от нее до маминого дома как раз не больше двух километров. Грудь сдавило, стало трудно дышать. Мысль о том, что придется жить рядом с мамой, заставляла сердце пропускать удары. Но при этом мне не давала покоя моя старая школа. Я прижал лицо к стеклу. Явно что-то изменилось.

– А что случилось со школой? – спросил я, напряженно вглядываясь в знакомое здание.

– Теперь здесь средняя школа. И ты будешь туда ходить.

Я вздохнул. «Ну почему обязательно все должно меняться?» – тоскливо подумал я. Еще секунду назад я радовался тому, что встречусь с учителями, которые спасли мне жизнь, но теперь меня лишили и этого удовольствия. И только когда Гордон отъехал от школы и повернул в сторону, противоположную маминому дому, я вздохнул с облегчением. У меня возникло ощущение, что я перенесся назад во времени; мы ехали по знакомым мне улицам, мимо домов, построенных в том же стиле, что и мой родной дом на Крестлайн-авеню. Теперь они почему-то казались мне очень маленькими. И, несмотря на происходящее, я не боялся. И даже позволил себе улыбнуться, когда ветер взъерошил макушки пальм, растущих перед небольшими коттеджами, и те будто помахали мне большими зелеными ладонями. Не верится, что с момента моего спасения прошло почти два года. Я опустил стекло и полной грудью вдохнул прохладный сырой воздух.

Гордон припарковал машину на вершине крутого холма. По красным ступенькам мы прошли к дому, который был как две капли воды похож на мамин. Гордон постучал, нам тут же открыли, и я увидел свою новую опекуншу… Сказать, что я удивился, значит ничего не сказать.

– Все в порядке? – наклонился ко мне Гордон. – Надеюсь, у тебя нет никаких предрассудков на этот счет?

Я покачал головой, хотя, если честно, еще не успел прийти в себя.

– Какие предрассудки? – с наигранной веселостью переспросил я, желая успокоить мистера Хатченсона. На самом деле у меня еще никогда не было темнокожих опекунов.

Высокая женщина пожала мне руку и сказала, что ее зовут Вера. Я по привычке занял место на диване в гостиной, в то время как Гордон и Вера ушли на кухню. Поскольку мне больше нечем было заняться, я принялся внимательно изучать свой новый дом. Судя по тому, что я видел, расположение комнат было точно такое же, как и у мамы. Только в ее доме стены насквозь пропитались удушливым сигаретным дымом и постоянно пахло собачьей мочой, а у Веры было светло и чисто. Чем больше я смотрел вокруг, тем шире становилась моя улыбка.

Вскоре Гордон вышел из кухни и сел рядом со мной на диван. Положив руку мне на колено, он предупредил, что я должен обходить мамин дом как минимум за километр. Я кивнул, все своим видом показывая, что не забуду его слова. Но при этом меня не покидала мысль о том, что мама сама найдет меня.

– Вы расскажете ей, что я здесь живу?

– Ну, – нерешительно начал мистер Хатченсон, с трудом подбирая слова, – по закону я должен сообщить твоей матери, что ты находишься в пределах города. И не собираюсь говорить ей ничего, кроме этого. Ты же знаешь, мы с ней не слишком в хороших отношениях, – улыбнулся он, но через секунду резко посерьезнел: – И ради бога, Дэвид, держись от нее подальше! Я ясно выразился?

– Так точно! – ответил я, отдавая ему честь.

Гордон хлопнул меня по колену и встал с дивана. Пришла пора прощаться. Я проводил его до двери – уже в который раз. Эпизод с расставанием на пороге незнакомого дома стал не слишком приятной, но, к сожалению, неотъемлемой частью наших отношений. В такие моменты мне всегда было немного страшно. И Гордон всегда чувствовал это.

– Все будет хорошо, – постарался успокоить меня он. – Джонсы – замечательные люди. Я загляну проведать тебя через пару недель.

Он пожал мне руку, и Вера закрыла за ним дверь.

– Прости, но сегодня мы тебя не ждали, – извиняющимся тоном сообщила она, пока мы шли по узкому коридору, в конце которого находилась дверь в спальню.

Мне предстояло жить в комнате с белыми стенами, где, кроме двух матрасов, не было никакой мебели. Вера смущенно объяснила, что я буду делить комнату с ее младшим сыном. Я постарался выдавить из себя благодарную улыбку, после чего меня оставили одного. Я медленно вытащил свои вещи из сумки и сложил их ровными стопками возле матраса. Потом свалил все в кучу и сложил еще раз, представляя, будто раскладываю их по ящикам. Внезапно на меня накатила такая тоска, что захотелось упасть на матрас и разреветься. В тот момент я отчаянно скучал по Лилиан и Руди, к которым мне нельзя было вернуться.

После обеда меня познакомили с другими ребятами, находившимися на попечении Джонсов. Семь подростков ютились в гараже, оборудованном под жилое помещение. Все свободное пространство было занято матрасами. Единственными источниками света были две старые лампы, а вещи мальчиков хранились в висящих на стенах самодельных полках. От этого мне стало еще хуже, но грусть куда-то испарилась после того, как я познакомился с Джоди, мужем Веры. Зайдя в дом, он захохотал, подобно Санта-Клаусу, и подбросил меня так высоко, что я чуть не ударился головой о потолок. Вскоре я узнал одно из главных правил семьи Джонс: когда бы Джоди ни приходил домой, все бросали свои дела и начинали соперничать за его внимание. Да, на первый взгляд они жили бедновато, но это не мешало Вере, ее мужу, их родным и приемным детям быть крепкой и дружной семьей. А мне оставалось лишь надеяться, что я пробуду у них достаточно долго, чтобы запомнить номер их телефона.

Первый день в средней школе Фернандо Ривьеры оказался большим прогрессом по сравнению с моим «дебютом» в Парксайде. И все потому, что я держал рот закрытым и старался смотреть по большей части себе под ноги. Во время перемены я расспросил всех, кого мог, чтобы узнать, куда делись мои старые учителя, и выяснил, что их перевели в другие школы. Так что здесь у меня не было ни одной родной души. И я чувствовал себя несчастным и одиноким, пока не подружился с Карлосом, тихим испанским мальчиком. У нас совпадали почти все уроки, а на перемене мы с ним слонялись по школе. Оказалось, мы с ним очень похожи; а еще меня очень радовал тот факт, что, в отличие от моего бывшего «друга» Джона из школы Монте Кристо, Карлос не был подлым или заносчивым. Поскольку он не слишком хорошо разговаривал по-английски, мы с ним по большей части молчали. И при этом без труда понимали мысли друг друга по взглядам, жестам и выражениям лиц. Вскоре мы стали не разлей вода. После уроков мы всегда встречались у дверей школы, чтобы идти домой вместе.

Однажды, от нечего делать, я предложил Карлосу посмотреть новое здание начальной школы имени Томаса Эдисона, которое находилось через дорогу от нас. Пока мы бродили по коридорам, я удивленно разглядывал младшеклассников: какими мелкими они мне казались! Беззаботно смеясь, малыши бежали на игровую площадку или к родителям, которые ждали их у ворот школы. Заглядевшись по сторонам, я повернул за угол и столкнулся с ребенком постарше. Извинившись, я уже собрался идти дальше, как вдруг понял, что передо мной стоит Рассел, мой младший брат. От неожиданности он отшатнулся от меня. Я вглядывался в лицо брата и ждал, что в любую секунду он завопит от ужаса и побежит прочь сломя голову. Но я не мог заставить себя уйти. Рассел моргнул. Я почувствовал, как напрягается тело, и приготовился сорваться с места. Прищурившись, я наблюдал, как кривятся губы Рассела. Втянул воздух и подумал: «Ну вот, Дэвид, сейчас начнется!»