Текст книги "Начнём сначала"

– Не-а. Иди ко мне, лапочка. Та гробница, в которую ты меня поместила, слишком мрачна для того, что у меня на уме.

Ей не было необходимости спрашивать, что у него на уме; его зеленые, полные желания глаза, изгиб мягких губ не оставляли на этот счёт ни малейших сомнений; она не задаст ему вопрос и не доставит ему удовольствие. И чтобы покончить со всем этим, она резко спросила:

– Откуда вы узнали, где моя комната? Просто догадались или совали нос в каждую дверь?

Он медленно покачал головой, и жест этот выражал скорее печаль, чем гнев, отчего ей захотелось ударить его, однако в глазах его играли смешинки. Он провёл красивой, прекрасной античной формы рукой по подбородку, на котором уже проступила тёмная щетина, и произнёс:

– Я совершенно точно знаю, где ты спишь. Я знаю твои вкусы в музыке и еде. Я знаю, как ты любишь проводить свой досуг. Ты обожаешь Моцарта, Вивальди и Глюка. У тебя прекрасный аппетит, ты ешь абсолютно все, но предпочитаешь итальянскую кухню, ты любишь ходить пешком. Ты привыкла к этому, когда у тебя была собака. Рыжий сеттер, правда? И вообще, дорогуша, я знаю про тебя почти все… – Улыбка его сейчас походила на хищный оскал, и она почувствовала страх, – а что я не знаю, то собираюсь узнать. Я с нетерпением ожидаю этой возможности.

Седина почувствовала, что холодеет; страх и отвращение заморозили кровь в её жилах. Она старалась не дрожать, чтобы он не почувствовал, насколько она напугана. У неё было такое ощущение, что в её мир ворвался самозванец, осквернил её самые сокровенные чувства. Он был достаточно хитёр и помнил свои преимущества. И тут она выпалила, стараясь обмануть его своей деланной храбростью:

– Если через секунду вы не уберётесь из этой комнаты, а через десять – из дома, то я вызову полицию. – Пытаясь продемонстрировать свою решимость выполнить угрозу, она почувствовала, как трудно ей дышать, когда их взгляды сошлись, а его мурлыкающий мягкий голос произнёс:

– Не буду тебе мешать, лапочка. Но ты можешь попасть в весьма неловкое " положение, когда тебе придётся отвечать на кучу щекотливых вопросов. Понимаешь ли, я имею полное право находиться здесь. Этот проклятый дом со всеми потрохами принадлежит мне.

И она поняла, что за тёмные мрачные предчувствия мучили её все эти дни. Она смертельно побледнела.

Глава 4

– Я вам не верю, – наконец смогла произнести Седина тусклым голосом. Она почувствовала пульсирующую боль в голове, ноги её подкашивались. Ей показалось, что она вот-вот потеряет сознание.

Он же спокойно ответил:

– Вернее, не хочешь верить.

Она покачала головой, чувствуя резкую головную боль, его голос прозвучал мягко, казалось, он шёл издалека:

– Сядь. Нам давно пора нормально поговорить. – Он подошёл к ней и взял её руки в свои, слегка сжал их, затем его ладони скользнули вверх по ставшей невыносимо чувствительной коже, пока не оказались на её плечах. Это было единственное, что она была в состоянии воспринимать. Каждый удар сердца, каждый вздох, каждая клеточка её тела откликались на медленные движения его рук. Затем его рука скользнула ей под мышку, а другая продолжала нежно гладить её тело, слегка коснулась тёплой выпуклости её груди, затем добралась до мягкой припухлости живота и остановилась на бедре.

Она не испытала при этом ни злости, ни вполне оправданного возмущения, все её чувства и ощущения сосредоточились на касаниях его рук.

Затем он обхватил её руками, и она села. На кровать. Так, как он и хотел.

Объясняя свою пассивность состоянием шока, она пыталась запахнуть свой шёлковый халатик и – сжала ноги; ей казалось, что это поможет ей собраться с силами.

Нет, не может он владеть Лоуер Оттёрли Холл со всем тем, что в нем находится! Его заявление – просто чушь, успокаивала она себя, чувствуя, как просел матрац, когда он опустился рядом с ней на кровать. Это просто интриги, и на этот раз он зашёл слишком далеко.

– Убирайтесь, – с трудом прошептала она, с ужасом осознавая полную неспособность сопротивляться; она не смогла бы даже пошевелиться, чтобы спасти свою жизнь, и почувствовала, как он своим большим телом наваливается на неё и поднимает указательным пальцем подбородок, чтобы лучше разглядеть её большие золотистые глаза.

– Ах ты, малышка, – тихо произнёс он с настораживающей нежностью в голосе, рука его погладила нежную шею. – Ты в шоке, и тебе холодно.

Вопреки её самым худшим предположениям он отодвинулся, затем встал с кровати, заботливо укутав её тёплым одеялом. Не в состоянии отвести глаз, она следила за каждым его движением; затем он прошёл на середину комнаты и повернулся к ней, широко расставив ноги, засунув руки в карманы брюк, заставляя их тонкую ткань облегать узкие бедра. Если бы она уже не знала, что он за тип, она могла бы поклясться, что в его притягательных зелёных глазах мелькнуло участие, тогда он произнёс:

– Боюсь, что я перестарался. Это уже не борьба, а избиение младенцев. А жаль – я люблю борьбу.

На его губах появилась горькая усмешка, и Седина очнулась от изумления, вызванного его покровительственными, хотя и не очень понятными словами. Она инстинктивно выпрямилась, а в сузившихся глазах появился дерзкий блеск. У неё защемило сердце, когда он без всякого выражения сообщил ей:

– Я пришёл к заключению, что мне пора жениться. Мне тридцать семь и, если я даже перестану с завтрашнего дня работать, то все равно буду жить, как принц до конца жизни. Я добился практически всего, чего хотел в этой жизни, и мне пора остепениться.

– Черт бы вас побрал! – закричала Седина, не в состоянии примириться с его словами об «избиении младенцев». Она стала приходить в себя, собираясь с мыслями и приводя в порядок чувства, которые отказывались её слушаться после его слов о том, что он является владельцем Холла. Она плотнее закуталась в одеяло и, глядя на него своими чудесными глазами с длинными ресницами, спросила с лёгким сарказмом:

– Ну и кто же эта счастливица?.. И снова его слова оглушили её и ввергли в шок, оставляя одну выбираться из нахлынувшего на неё смешанного чувства ужаса и недоумения, когда он спокойно ответил:

– Ну конечно, ты, радость моя. Кто же ещё? – И вышел из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь…

В ту ночь Седина поняла, что кошмары бывают не только во сне.

Первая же её мысль при этих словах о том, что Адам Тюдор сумасшедший, была довольно быстро, хотя и неохотно отброшена. Он был вполне в своём уме. Он был решителен, хитёр и опасен. Конечно, ей было бы спокойнее, если она могла отнести его к чокнутым.

После того как она пришла в себя и позвонила Доминику, который так и не ответил, она постаралась все как следует обдумать. Для того, чтобы противостоять ему и его методам, необходимо тщательно и обстоятельно все взвесить.

Надо начать с самого начала и проанализировать то, что ей уже известно, поду мал а она, примостившись поудобнее на подушках и плотнее заворачиваясь в одеяло.

Что касается его абсурдного предложения о женитьбе, то она моментально выбросила это из головы. Никто не заставит её выйти замуж против её воли.

Начать надо с обстоятельств его рождения.

Будучи молодым и неопытным, Мартин почти сорок лет назад познакомился на свою беду с женщиной, которая была гораздо старше и опытнее его. Об этом ей рассказал Доминик, и у неё не было причин не верить этому, особенно учитывая реакцию Ванессы. Так был зачат и рождён Адам, и, возможно, его мать хотела выйти замуж за Мартина. Однако у него хватило ума не делать этого, и он предпочёл просто оказывать ей и сыну материальную поддержку. По всей вероятности, мать Адама пыталась выжать из – Мартина все, что возможно. Было совершенно очевидно, что это ей не вполне удалось, несмотря на неоднократные попытки. После её смерти Адам пробовал продолжать делать то же самое.

Седина наморщила лоб, стараясь думать логично. Почему у Мартина случился сердечный приступ, когда он прочитал её записку? Почему Доминик назвал Адама врагом своего отца? И почему Ванесса сказала, что он способен на подлость и назвала его ненасытным негодяем?

Очевидно, из-за того, что Адам Тюдор угрожал рассказать всем, кого это могло касаться, что он сын Мартина. Но это вряд ли поможет ему вытягивать деньги. Обстоятельства его рождения были печальны, однако ни для Ванессы, ни для Доминика не представляли секрета, а в наши дни незаконный ребёнок не является чем-то позорным, тем более, что Мартин в течение многих лет помогал и матери, и сыну.

Значит, здесь кроется что-то другое.

Но что? Почему Адам Тюдор имеет такую власть над отцом. Зачем он сказал эту явную ложь о том, что является полновластным владельцем Холла? Во всем этом не было ни малейшего смысла!

И почему в тот момент, когда она была совсем сбита с толку, он по-дурацки пошутил, что женится на ней? И вообще при чем здесь его женитьба?

Седина выбралась из-под одеяла и приподнялась на локте, с ужасом глядя на часы. Пролежав почти всю ночь без сна, она забылась крепким сном, когда было уже пора вставать – шёл одиннадцатый час. Уж если не везёт, так не везёт!

Отбросив с лица густые волосы, она тут же позвонила Доминику, но его секретарша сказала, что он заходил вчера, забрал бумаги и минут через десять ушёл. Сказал, что скоро будет.

– Как дела у мистера Кинга? Я была так расстроена, когда узнала о его болезни.

– Немного лучше, но постучите по дереву. Больше всего она волновалась за Мартина, но эта схватка с Адамом заставила её совершенно забыть поинтересоваться у Ванессы о его самочувствии. Ей стало стыдно. Да, она старалась сделать все, что могла, – утешала она себя, – для блага Мартина, стараясь выяснить, что хочет от него его внебрачный сын. Однако она не могла не признать, что не очень-то преуспела в этом.

– А Доминик не сказал, где его искать? – спросила она секретаршу, отбрасывая ненужные мысли.

– Нет, но я поняла, что он поехал в Лоуер Оттёрли Холл, чтобы быть рядом с отцом. – В голосе секретарши звучало удивление. Что же, у неё есть для этого основания, раздражённо подумала Селина, заканчивая разговор обычными вежливыми фразами и торопясь связаться с лондонской квартирой.

Очевидно, Доминик ночевал там, потому что автоответчик был включён, она передала ему, чтобы он срочно позвонил ей, и наконец выбралась из кровати.

Скорей всего Доминик едет сюда, и скоро будет здесь, сказала она себе, торопливо облачаясь в темно-оливковые вельветовые брюки и толстый свитер. Но если он знает прогноз погоды на сегодня и решил не рисковать. Но где он тогда?

В сущности это не так уж и важно. Они никогда не были особенно близки, хотя неплохо было бы иметь некоторую поддержку, чтобы справиться с этим непредсказуемым Адамом Тюдором.

Надежды на то, что он тоже проспал, было мало. Чем он может сейчас заниматься, размышляла она, спускаясь вниз по лестнице на кухню, где Мэг только что закончила мыть пол? Прежде чем домоправительница успела сказать какую-нибудь колкость относительно бурно проведённой ночи и необходимости отсыпаться после неё, она холодно спросила:

– Мистер Тюдор ещё не поднялся?

– Давным-давно, – ответила Мэг, опираясь на швабру. – Если хотите позавтракать, то приготовьте себе что-нибудь сами – у меня полно дел.

Давным-давно. Чем же он сейчас занимается? – подумала Селина, ставя на плиту чайник, но решила не думать о нем. Один Господь знает, что он может сейчас делать. По словам Мэг, он несколько часов был предоставлен самому себе. И это при том, что Селина ни на йоту не доверяла ему Когда она повернулась к двери, Мэг сказала:

– Он спустился вниз одновременно со мной, и, пока я готовила завтрак, он почистил камин, потом принёс дрова и уголь, хотя я его даже и не просила об этом.

Очевидно, он смог завоевать симпатии Мэг. Селина с трудом подавила едкое замечание, которое так и просилось на язык, и спросила, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно равнодушнее:

– А чем он занимается сейчас?

– Уехал. – Мэг отнесла швабру и ведро в чулан и вернулась, вытирая руки о цветастый фартук. Селина, вздохнув с облегчением, – наконец-то ей повезло – повернулась к плите и занялась приготовлением завтрака. Однако она все же спросила с некоторой подозрительностью в голосе, потому что его отъезд, тем более после такого снегопада, казался просто невероятной удачей:

– Уехал? Как ему это удалось? Мне казалось, нас занесло.

– Это да. Если будете пить чай, я тоже, пожалуй, выпью чашечку. Но, похоже, ночью после снега прошёл дождь. Нельзя сказать, что он очистил дорогу. Мне казалось, что ехать опасно, но он и слушать не хотел. Он был очень расстроен. Поначалу он был вполне весел и доволен, с удовольствием съел яичницу, болтал со мной как со старой знакомой. – Она взяла из рук Селины чашку и села за стол, очевидно забыв, что у неё полно дел. Селина ничего не ответила, лишь вскинула брови, задумавшись и пытаясь понять, что же могло произойти.

Не иначе Мэг рассказала ему что-то лишнее. Она взяла чашку и села рядом с Мэг, которая, разумеется, ей все прояснила, и когда Селина все узнала, она была в отчаянии.

– Он сказал, что это очень красивый дом, я согласилась и рассказала ему все, что знала о нем и его истории. Затем я сказала, что мы все немного расстроены из-за сердечного приступа мистера Кинга, – Мэг продолжала помешивать свой чай, Селина же отстранила чашку.

Болезнь Мартина – вот о чем это чудовище не должно было узнать. И все из-за неё! Если бы она не заснула тогда, то успела бы предупредить Мэг. А та продолжала свой рассказ, хотя он уже был неинтересен Селине, потому что она и так догадалась, что произошло потом. Он спросил, где находится мистер Кинг, я ответила, и тогда он встал из-за стола – не закончив завтрака – и уехал.

– И как давно? – спросила Селина, стараясь быть спокойной, но сердце её бешено колотилось, и вид чая прямо-таки вызывал тошноту. Она даже не попыталась отругать Мэг за то, что та все разболтала ему, потому что Мэг будет чувствовать себя виноватой, в то время, как вся вина лежала на ней. Селина должна была предупредить её. Это последнее преимущество в поединке Адам получил из-за её непростительной беспечности.

Когда Мэг ответила:

– Ну, примерно час назад, – она встала и поспешила в свою комнату. У него было достаточно времени, чтобы доехать до больницы и пройти к Мартину, но она надеялась – о, как она надеялась, – что его занесёт на скользкой дороге и он окажется в канаве. Но зная его, почувствовав его мощь и целеустремлённость, она не сомневалась, что он добьётся своего.

И в этом она была права. Как только она позвонила в больницу и связалась с Ванессой, то сразу убедилась в этом.

– Да, он был здесь, – в словах Ванессы слышалась обида. – Привратнику он назвался сыном Мартина. В это время я была в ванной, а то бы он не посмел сунуть свой нос в дверь. – Селина услышала, как её тётушка глубоко вздохнула, а затем произнесла с горьким упрёком:

– Как ты могла сказать ему, где Мартин? Как ты могла? Я воспитала тебя, потому что ты была ребёнком моей единственной сестры, старалась делать для тебя все, а ты так отплатила мне!

– Поверь мне, это произошло случайно, – время для объяснений и оправданий было неподходящее. – Как Мартин? Адам Тюдор ещё у него? – Она должна была знать, что произошло, как воспринял Мартин неожиданный приход человека, которого Доминик назвал его врагом.

Ванесса сказала спокойно, как будто этот приступ гнева обессилил её:

– Ушёл несколько минут назад. А Мартин – с Мартином все в порядке.

– Не расстроен? – Селина вздохнула с облегчением. Она не была настолько сильной, чтобы нести бремя вины, если бы из-за её беспечности у дяди наступило ухудшение.

– Насколько я могу судить, нет. – В голосе её опять зазвучало осуждение, но в нем слышались и едва заметные жалобные нотки. Селина это поняла. Её тётушке пришлось так много пережить за последние дни, и приход Адама Тюдора был той последней каплей в чаще её терпения. – Вообще-то Мартин хочет повидаться с тобой. Это первое, что он мне сказал, когда я вошла в его комнату, после того, как убрался этот тип.

Значит, Адам разговаривал с Мартином наедине. Это он так захотел? Возможно. Как же ему удалось заставить подчиниться властную и заботливую Ванессу? Вслух же она спросила:

– Мартин сказал, что хочет Адам? Зачем ему было так необходимо поговорить с Мартином? – До сего дня Ванесса никогда не посвящала её в семейные проблемы, которые считала действительно важными. Этим её тётушка давала понять Седине, что, хотя к ней всегда хорошо относились и заботились о ней, она не была и никогда не станет частью их маленькой семьи – их было лишь трое. И сейчас она не захотела ничего ей рассказывать.

– Нет. – Ответ прозвучал, как выстрел, но Седина не была уверена, так ли это на самом деле, правда ли то, что Мартин не сказал своей жене, чего добивается его незаконнорождённый первенец. Над этим стоило задуматься. – Я хочу попросить тебя об одной услуге, – продолжала Ванесса, и Седина, не задумываясь, согласилась, чувствуя свою вину перед ней.

– Сделаю, что смогу, ты же знаешь.

– Пришли сюда Доминика. Он мне нужен здесь. Он там, в городе.

– Я знаю, – по крайней мере она полагала, что он там. – Я передала ему через автоответчик, чтобы он немедленно связался со мной. Подожду его звонка и скажу ему, что ты его ищешь.

– Нет, поезжай в город и привези его сюда, – чувствовалось, что Ванесса на пределе. – Я уже сама просила его через автоответчик. Но он, очевидно, заперся со своими папками и не отвечает на телефонные звонки, даже не прослушает, что записал автоответчик. Ты ведь знаешь, как он работает. Он чрезвычайно ответственно относится к своей работе.

Этого Седина не замечала за ним. Когда дело касалось её единственного и драгоценного отпрыска, Ванесса была совершенно слепой, видя только то, что желала видеть. Но поскольку её тётушке и так здорово досталось в последнее время, она успокоила её:

– Ну конечно же, я поеду. Увидимся вечером. Когда я приду навестить Мартина, я сделаю все от меня зависящее, чтобы привезти Доминика.

Она не была в восторге от перспективы ехать в город, но быстро собралась в дорогу, надев мягкую кожаную куртку и тёплые сапоги на меху и надеясь, что как только выберется на шоссе, дорога будет получше; уверенности же, что её затея принесёт успех, у неё не было.

Седина ещё раз позвонила по телефону, и опять сработал автоответчик. Ванесса считала, что Доминик работает с бумагами, но это было маловероятно. Он знал, что состояние здоровья отца далеко не блестящее. Даже если приступ и не был очень сильным, все равно эти первые дни являются критическими. А если так, то почему он не подходит к телефону и даже не слушает автоответчик?

Кроме того, он знал, что она должна была встретиться с Адамом Тюдором прошлым вечером. Почему же он не позвонил ей и не поинтересовался результатами встречи, не спросил о здоровье отца. Казалось, он сквозь землю провалился.

Все эти вопросы крутились в её голове весь следующий час, однако ответы на них не находились. Бесконечные сомнения и то напряжение, которое требовала от неё скользкая дорога, вызвали у неё чувство, будто череп её набит осколками стекла, и она была счастлива, когда запарковала свою «вольво» на довольно тихой улочке неподалёку от Эрл Корт и направилась к перестроенному многоквартирному дому, хотя и без особой надежды на успех.

Стоило ей только войти в квартиру, как она поняла, что там никого нет. Батареи были чуть тёплыми, настолько, чтобы трубы просто не замёрзли. Квартира была запущенной и пыльной, в ней явно давно никто не жил.

Дрожа от холода, она прошла в гостиную и включила электрокамин. Затем прослушала все записи на автоответчике. Там был её голос и, конечно, Ванессы.

Нахмурившись, Седина прошла на кухню. Утром она не позавтракала и теперь, прежде чем начать что-либо делать, ей необходимо было выпить чашечку кофе. Холодильник был выключен, а дверца его приоткрыта, что лишний раз говорило о том, что в квартире никто не жил. Когда закипел чайник, она заглянула в обе спальни. Ни на большой кровати, ни на двух односпальных явно никто уже давно не спал.

Доминик заходил сюда ненадолго, чтобы включить автоответчик. А потом ушёл. Куда? И почему?

Налив кипятка в кружку с растворимым кофе, она взяла её и прошла в гостиную, уставившись на мерцающие огоньки электрокамина.

Паниковать, конечно, не следует. Все это было странно, однако ответ мог быть вполне объяснимым. Может быть, Доминик где-то задержался вчера вечером или отсиживается из-за снегопада в какой-нибудь придорожной гостинице. Может быть, он уже вернулся в Лоуер Оттёрли? Может быть, он…

Она вдруг услышала, как в замке повернулся ключ, затем раздался стук закрывающейся двери, и поставила кофе на журнальный столик около камина.

Доминик? В её золотистых глазах появилось выражение облегчения и злости одновременно. Ну, она ему покажет! Из-за того, что он не побеспокоился позвонить кому-либо из них, ей пришлось ехать сюда, разыскивать его, понапрасну тратить время, хотя она могла бы пойти навестить Мартина и, может быть, даже узнать, что этот проклятый Адам Тюдор от него хочет.

Лёгок на помине, он тут же возник перед ней, прошёл в гостиную и остановился в дверях, лицо его пылало от гнева, когда он выпалил:

– Где он? – На лице его, как будто высеченном из гранита, сверкали изумрудными искрами глаза. – Не беспокойся, я сам посмотрю. – Адам прошёл в кухню, бросив ей через плечо:

– Только молчи. Чтобы я не слышал от тебя ни слова, – прорычал он, поворачиваясь к ней лицом, когда она издала возмущённый вопль. – Я так на тебя зол, что готов душу из тебя вытрясти. – Он секунду помолчал, затем продолжал с возмущением и гневом:

– Как ты смела скрыть от меня болезнь отца? Он мог умереть, а я бы об этом ничего не знал? Как ты смела?..

Она была совершенно ошарашена, не в силах произнести ни слова; об этом говорил её взгляд, когда он, осмотрев квартиру, вернулся в гостиную.

Если бы Адам Тюдор действительно любил отца, то его возмущение можно было бы понять. Но она ведь знала, что это совсем не так. Насколько ей было известно, он был врагом своего отца. Записка, сообщающая о приходе, вызвала у Мартина сердечный приступ… Но однако, как сказала Ванесса, этот тип вовсе не был расстроен, когда пришёл к нему в больницу…

Ситуация была совершенно ненормальная, и, глядя в его гневно сверкающие зеленые глаза, она произнесла первое, что ей пришло в голову:

– Что это вы сюда вламываетесь? И откуда у вас ключ?

Он посмотрел на неё, как будто впервые увидел, затем резко спросил:

– Где он? Очень похоже на Доминика Книга прятаться под бабскую юбку. Мамочка его к этому приучила, но это ему не поможет. Скажи мне, где он. Ну!

Селина с трудом сглотнула слюну. Это было почище того кошмара, который мерещился ей ночью. Она почувствовала страх. Но если Адам Тюдор считает, что может запугать её, то он жестоко ошибается. Он был большой, он был опасен и угрожал. Однако у неё гораздо больше мужества, чем он, очевидно, предполагал, и хотя в её золотистых глазах сверкала ярость, голос звучал спокойно:

– Вы не ответили на мой вопрос. Я спросила…

– Я знаю, что ты спросила, – перебил он её, резко взмахнув рукой. Голос его звучал так же невозмутимо, как и её, злость уже не звучала в нем, но пряталась в сузившихся глазах. – И уверен, что ответ тебе не понравится Это моя квартира, как и Лоуер Оттёрли Холл и контрольный пакет компании «Кингз Рэнсом» – Он указал ей на телефон, стоящий на угловом столике – если не веришь мне, можешь позвонить Мартину. Спроси у него. – Затем он снова яростно в возмущённо спросил:

– Какого черта ты не сказала мне, что он болен?

Это было уже слишком Неужели он говорил ей правду вчера вечером, когда сказал, что Лоуер Холл и все, что там находится, принадлежит ему? То, что она моментально отмела мысль о том, чтобы позвонить Мартину и получить подтверждение его словам, уже было ответом. Она отступила к стулу, стоящему у камина, и села.

Затем подняла глаза, полные недоумения и ужаса, и увидела, что он навис над ней; дублёнка его была расстёгнута, руки упирались в узкие бедра:

– Ну? Я бы мог убить тебя за то, что ты морочила мне голову, зная, что мой отец тяжело болен. Он вёл себя так, как будто это действительно его тревожило Она потрясла головой, чтобы привести в порядок мысли, глаза её потемнели от гнева я приобрели янтарный оттенок. Она облизнула губы, чувствуя, что к ней возвращается самообладание, взглянула в его глаза, полные злобы и презрения, и произнесла с омерзительной нежностью:

– Вы можете украсть у Мартина его собственность и часть его дела или шантажировать его, чтобы он отдал вам все, что нажил за свою жизнь, но меня вы не залугаете. Я не скажу вам ничего, если сама этого не захочу. Ни сейчас, ни потом. – На её обычно матовом лице появились розовые пятна, но она не мигая смотрела в его сверкающие и сузившиеся от гнева глаза, слыша, как он с шумом втянул в себя воздух, и видя, как яростно заходили желваки на его скулах. Ей казалось, что будь он более слабым по природе человеком, то ударил бы её.

Но никакое физическое насилие не могло поразить её сильнее, чем сказанное им ледяным тоном:

– Если ты собираешься поговорить о шантаже, то я тебе отвечу: я вполне могу разорить Мартина и посадить за решётку Доминика. И сделаю это, если ты не выйдешь за меня замуж.

"Какая дурь?» – тут же подумала она. А потом её охватил страх, так как она поняла, что его слова не были неудачной шуткой.

Он смотрел на неё недобро и жёстко, а искорки изумрудных глаз жгли её холодом неприязни. Она уже оценила силу его обезоруживающего обаяния, которое он, казалось, мог пустить в ход в любой момент, и силу его ума, подобного стальному капкану.

Её вдруг стала бить дрожь.

Она услышала шум его дыхания, увидела его глаза и потом до неё донёсся его голос, подобный тяжёлому бархату, когда он подал ей чашку с кофе.

– Выпей. Сразу полегчает. И давай выберемся из этой мрачной дыры. Нам ещё многое нужно выяснить.

Квартира была далеко не мрачной и тем более не дырой. Она даже казалась довольно уютной, когда кто-нибудь приезжал в город и останавливался в ней, и для офиса она была удобной.

Седина продолжала размышлять о преимуществах этой маленькой четырехкомнатной квартиры, потому что не хотела думать о последних словах Адама. Она не хотела ни выяснять с ним отношения, ни пить с ним кофе. Если ей даже удастся, несмотря на спазм в горле, сделать глоток кофе, желудок его не примет.

Она поставила чашку на пол, бессмысленно качая головой. Адам бросил на неё резкий и холодный взгляд, затем встал и притянул к себе. Она понимала, что её кожа не должна гореть от прикосновения к ней этих сильных, красивых рук, не должны эти тёплые волны наполнять желанием её тело. Но медленно, вопреки рассудку, её золотистые с поволокой глаза, обрамлённые длинными ресницами, остановились на его лице, а сердце бешено забилось, когда она увидела, как его чувственные губы тронула лёгкая понимающая улыбка.

Это горячее желание и жажда поцелуев повергли её в ужас и увлекли ввысь от реальности в мир фантазий, иллюзорных ощущений… Нет, это невозможно, недостойно её: она выдернула свои ладони из его рук и обхватила себя за плечи. И тогда Адам твёрдо сказал:

– Пойдём. Ей нужно было крикнуть ему или по крайней мере потребовать, чтобы он сказал ей, что он задумал. Но в голове у неё была сумятица, вызванная минутным сумасшествием, и сейчас она только безучастно заметила, что он выключил свет, и следовала за ним в его темно-серый «мерседес" последней модели.

Только после того, как ему удалось влиться в поток машин, она смогла выговорить:

– Что ты собственно хочешь? – и при этом голос её звучал неуверенно и безразлично.

– Везу тебя к себе, где мы сможем нормально отдохнуть и поговорить. – Её ничуть не удивила та лихость, с которой он нёсся в потоке машин, но он явно чего-то не соображал, если думал, что она сможет отдохнуть в его присутствии. Находясь рядом с ним, она чувствовала себя как кошка на раскалённой крыше. – Нам многое ещё надо обсудить, поэтому я, пожалуй, начну. Итак, я спрашиваю опять: «Где скрывается Доминик?"

– Понятия не имею.

Ей тоже хотелось бы это знать, поэтому, когда он кинул украдкой взгляд в её сторону, то заметил, как её брови сдвинулись к переносице.

– Я готов поверить тебе. Насколько я знаю, тебе не безразлично, чем он занимается сейчас. Но я не могу забыть, как ты пыталась меня обмануть, прекрасно зная, что Марти тяжело болен.

Итак, чем же занимается Доминик? В данный момент это не казалось Селине столь уж важным. Она наконец начала собираться с мыслями и решила: как только они доберутся до его дома или куда-то там ещё, она тут же уйдёт и на такси доберётся до своей машины. Её чековая книжка и кошелёк лежали в сумке, которую она крепко прижимала к коленям, впившись ногтями в её мягкую кожу.

Однако его намёк, что она как-то замешана в то, чем занимается Доминик – как он мерзко у него прозвучал, – задел её за живое. Он совсем не знал её, настоящую Селину Росс. Обида выплеснулась в страстных и резких словах: «Я люблю дядю! Когда он узнал, что ты собираешься его навестить, у него случился сердечный приступ – вот как он „обрадовался“! Почему же ты удивляешься тому, что я сделала все для того, чтобы ты не досаждал ему?

Она посмотрела на него, и лёгкая улыбка на его непроницаемом лице разозлила её.

– Доминик сказал мне, что ты – его враг, и он был прав. Абсолютно прав, если то, что ты можешь отнять у Мартина все имущество, правда. И не говори мне, что я могла или не могла сделать, когда речь идёт о моем двоюродном брате, потому что, несмотря на все, ты меня совсем не знаешь.

– Как знать… – От звука его голоса у неё пошли по коже мурашки. – Откуда же тогда я знаю, какую еду и какую музыку ты любишь? Откуда я узнал про твою собаку? Мартин подарил тебе её щенком на день рождения, когда тебе исполнилось четырнадцать лет. Ты была убита горем, когда собака в прошлом году умерла. Её звали, Сам.

Она и забыла, что он знал много подробностей о её жизни. Во всяком случае, события дня отодвинули эти мысли на задний план. И вот сейчас это все нахлынуло на неё вновь: и чувство оскорбления, и отвратительное ощущение, что по её жизни беспардонно расхаживает незваный гость.

– Я скажу тебе сам, раз ты не решаешься спросить, – сказал он, прервав её молчаливую оборону. – В это время они сворачивали к набережной Темзы. – В течение многих лет Мартин рассказывал мне о тебе. Расхваливал тебя. Именно мне. От него я и узнал так много. Он любит тебя как родную дочь.

Селина закрыла глаза из-за внезапно нахлынувших слез. Она всегда знала, что Мартин любил её больше, чем Ванесса, которая была её кровной родственницей. Его любовь и его стремление уверить растерявшуюся сироту, что у нёс есть вторая семья, которая душой болеет за неё и всегда будет её опорой, позволили ей пережить внезапную в невосполнимую утрату одновременно обоих родителей.