Текст книги "Дыхание снега и пепла"

Больше никто не приходил. Когда опустилась темнота, я начала дергаться, вздрагивать от звуков, искать незнакомцев в сгустившихся тенях под каштанами. Я подумала, что нужно что-нибудь приготовить, наверняка Джейми и Йен вернутся домой к ужину. Или, быть может, лучше пойти перекусить в хижину к Бри и Роджеру.

Но меня передернуло от мысли о том, чтобы ввериться чьей-то заботе, не важно насколько искренней. К тому же, хоть мне самой пока недоставало смелости взглянуть в зеркало, я была совершенно уверена, что мой вид перепугает Джема или по меньшей мере вызовет много вопросов. Мне не хотелось придумывать для него объяснения. Я была почти уверена, что Джейми предупредил Брианну, чтобы она пока что держала дистанцию. Это хорошо. Я пока была не в форме, чтобы изображать благополучие. Еще нет.

Бродя по кухне, я бездумно брала в руки разные предметы и ставила их на место. Я стала открывать выдвижные ящики буфета и закрывать их, потом снова заглянула во второй, где Джейми хранил пистолеты.

Почти все они исчезли. Остался лишь один, отделанный золотом, со сдвинутым прицелом, рядом лежало несколько зарядов и маленькая пороховница в виде рога, такое нарядное оружие обычно изготавливается для дуэлей.

Слегка дрожащими руками я зарядила его и подсыпала немного пороха на огневую полку.

Когда спустя долгое время открылась задняя дверь, я сидела за столом с томиком «Дон Кихота» и, держа пистолет обеими руками, целилась на дверь. Йен тут же замер.

– Вы никогда не попадете ни в кого этим пистолетом с такого расстояния, тетушка, – сказал он мягко, заходя внутрь.

– Но они-то этого не знают, так? – Я осторожно опустила пистолет. Ладони вспотели, а пальцы болели от напряжения.

Он кивнул, соглашаясь, и сел.

– Где Джейми? – спросила я.

– Моется. Ты в порядке, тетя? – Теплые ореховые глаза непринужденно окинули меня, оценивая положение дел.

– Нет, но скоро будет лучше. – Я замялась. – А… Мистер Браун? Он сказал вам… что-нибудь?

Йен презрительно хмыкнул.

– Обмочился, когда дядя Джейми достал из-за пояса дирк, чтобы почистить ногти. Мы его не тронули, тетушка, не изводись.

Следом зашел Джейми, свежевыбритый, с холодной от колодезной воды кожей и влажными волосами на висках. Несмотря на это, он выглядел смертельно уставшим: морщины прорезались резче, а под глазами залегли круги. Однако лицо его немного просветлело, когда он увидел меня с пистолетом.

– Все в порядке, a nighean, – мягко сказал он, легонько касаясь моего плеча и садясь рядом. – На всякий случай я поставил мужчин в караул вокруг дома. Хотя, думаю, еще по меньшей мере несколько дней все должно быть спокойно.

Я протяжно выдохнула.

– Мог бы и сказать мне об этом.

Он удивленно посмотрел на меня.

– Я посчитал, ты поймешь. Ты, конечно, не думала, что я оставил бы тебя без охраны, саксоночка?

Я покачала головой, тут же потеряв способность говорить. Если бы я была в состоянии мыслить логически, я бы, конечно же, так не подумала. Но вышло так, что я провела большую часть дня в состоянии тихого и совершенно напрасного ужаса, воображая худшее, вспоминая…

– Прости, любимая, – нежно сказал он, положив свою большую холодную ладонь поверх моей. – Я не должен был оставлять тебя одну. Я думал…

Я покачала головой, но положила свою руку на его, крепко сжимая.

– Нет, ты все правильно сделал. Я бы не вынесла ничьей компании, кроме Санчо Пансы.

Он взглянул на «Дон Кихота», затем на меня и вопросительно приподнял брови. Книга была на испанском, которым я не владела.

– Ну, кое-что похоже на французский, и я знаю сюжет.

Я глубоко вдохнула, утешаясь близостью тепла от очага, огоньком свечи и присутствием их двоих, таких больших, целокупных, рациональных и, по крайней мере внешне, невозмутимых.

– Есть какая-нибудь еда, тетушка? – спросил Йен, поднимаясь, чтобы посмотреть.

В отсутствие аппетита и слишком взвинченная, чтобы на чем-либо сосредоточиться, я не ужинала и ничего не приготовила. Однако в этом доме всегда была еда, и Джейми с Йеном без лишнего шума накрыли на стол, вытащив остатки пирога с куропаткой, несколько вареных яиц, тарелку пикулей с пряностями и полбуханки хлеба, который они порезали на куски и поджарили на огне, наколов на вилки. Потом намазали тосты маслом и, не обращая внимания на мои возражения, скормили их мне.

Горячий хлеб с маслом приносит глубокое удовлетворение, даже если его поедание несколько омрачено больной челюстью. Насытившись, я стала гораздо спокойнее и нашла в себе силы расспросить о том, что рассказал Лайонел Браун.

– Он все свалил на Ходжепила, – сказал мне Джейми, накладывая пикули на кусок пирога. – Ну естественно.

– Ты не встречался с Ходжепилом, – сказала я, ощутив, как побежали по телу мурашки. – То есть… не говорил с ним.

Он бросил на меня жесткий взгляд, но не стал продолжать эту тему, вместо этого предоставив Йену рассказывать историю по версии Лайонела Брауна. Все началось с него и его брата Ричарда, основавших комитет безопасности. Браун настаивал на том, что это предприятие было задумано исключительно в интересах людей – простым и понятным. Джейми фыркнул на это, но перебивать не стал.

Большинство мужчин Браунсвиля присоединились к комитету, в то время как мелкие фермеры и владельцы крупных имений в округе этого не сделали. До поры до времени все шло хорошо. Комитет разбирался с мелкими происшествиями, рассматривал дела о нападениях, кражах и тому подобное, и, если они и забирали себе немного свиней и оленьих туш в качестве оплаты за хлопоты, особых жалоб не поступало.

– Там все еще помнят о регуляторах, – объяснял Йен, нахмурив брови и намазывая новый кусок хлеба. – Брауны не присоединились к движению регуляторов, не было нужды: их кузен был шерифом, половина служащих в суде были Брауны или связаны узами брака с Браунами. Словом, они были у кормушки.

Регуляторские настроения все еще были довольно сильны в глубинке, даже несмотря на то, что основные лидеры движения, такие как Хермон Хазбенд и Джеймс Хантер, покинули колонию. После битвы при Аламансе многие регуляторы стали осторожнее в выражении своих взглядов, но несколько регуляторских семейств, живших неподалеку от Браунсвиля, стали все активнее критиковать влияние Браунов на местную политику и бизнес.

– Тиг О’Брайан был одним из них? – спросила я, чувствуя, как намазанный маслом тост превращается в камень в желудке. Джейми рассказал мне, что случилось с О’Брайанами, и я видела лицо Роджера, когда они вернулись.

Джейми кивнул, не отрывая взгляд от пирога.

– Здесь на сцену выходит Арвин Ходжепил, – сказал он, свирепо откусывая очередной кусок. Ходжепил, ловко избежавший ареста, сымитировав свою гибель во время пожара на складе в Кросс-Крике, стал зарабатывать на жизнь разными сомнительными занятиями. Рыбак рыбака видит издалека, и в итоге вокруг него собралась небольшая шайка головорезов‑единомышленников.

Эта банда начинала с малого: они просто грабили проезжавших мимо, захватывали таверны и тому подобное. Такое поведение обычно привлекает внимание, из-за многочисленных констеблей, шерифов, комитетов безопасности и подобных инстанций у себя на пути банда перебралась из предгорий, где они начинали, в горы, с их уединенными, изолированными от целого мира фермами и поместьями. Они также начали убивать своих жертв, чтобы не быть узнанными и избежать преследования.

– Или большинство жертв, – пробормотал Йен. Несколько секунд он рассматривал яйцо у себя в руке, а потом положил его обратно на стол.

Во время своей службы в Кросс-Крике Ходжепил наладил множество контактов с речными торговцами и контрабандистами. Некоторых интересовали шкуры, других все, что могло принести прибыль.

– И им пришло в голову, – сказал Джейми, делая глубокий вдох, – что девочки, женщины и юные мальчики стоят больше, чем что бы то ни было, за исключением, быть может, виски. – Угол его рта дернулся, но это была не улыбка.

– Наш мистер Браун настаивает, что не имел к этому никакого отношения, – вставил Йен с ноткой цинизма. – Как и его брат, и комитет вообще.

– Но как Брауны ввязались в банду Ходжепила? – спросила я. – И что они делали с людьми, которых похищали?

В ответ на первый вопрос я услышала, что это был благополучный исход неудачного ограбления.

– Помнишь старую хижину Аарона Бердсли?

– Еще бы не помнить, – сказала я, непроизвольно сморщив нос при воспоминании о том отвратительном свинарнике, и тут же вскрикнула, прижимая обе руки к израненному отростку.

Джейми глянул на меня и насадил очередной кусок хлеба на вилку.

– Ну так вот, – продолжил он, игнорируя мои замечания о том, что я уже сыта. – Брауны забрали ее себе, конечно, когда удочерили малышку. Они вычистили ее, снабдили всем необходимым и продолжили использовать как торговый пост.

Индейцы чероки и катуаба привыкли к этому месту, каким бы ужасным оно ни было, они приходили туда, когда делами заправлял Аарон Бердсли, и продолжили торговлю с новыми управляющими. Со всех сторон удачное приобретение.

– И Ходжепил это понял, – вставил Йен.

– Шайка Ходжепила с их обычными незамысловатыми методами ведения бизнеса напала на место, застрелила семейную пару управляющих и начала систематически разорять место. Одиннадцатилетняя дочь хозяев, которая в момент нападения была в амбаре, выскользнула наружу, оседлала мула и что есть мочи помчалась в Браунсвиль за помощью. Ей повезло встретить по пути комитет безопасности, возвращавшийся с какого-то задания, и она привела их как раз вовремя, чтобы застать бандитов.

Там с ними случилось то, что позже назовут мексиканским тупиком. Брауны окружили дом. Однако у Ходжепила в заложниках была Алисия Бердсли-Браун – двухлетняя девочка, которая являлась настоящей владелицей этого места и была удочерена Браунами по смерти ее предполагаемого отца.

У Ходжепила было достаточно продовольствия и оружия внутри, чтобы выдержать многонедельную осаду. Брауны же не желали поджигать такую ценную собственность, чтобы выкурить оттуда бандитов, а в случае штурма они рисковали бы жизнью девочки. Через день или два, в ходе которых между сторонами случилось несколько ленивых перестрелок, а члены комитета пришли в крайнее раздражение оттого, что им пришлось разбить лагерь в лесу вокруг фактории, из верхнего окна дома показался флаг перемирия, и Ричард Браун вошел внутрь для переговоров.

Результатом стала странного рода сделка. Банда Ходжепила продолжит заниматься своими делами, держась подальше от имущества, находящегося под протекцией Браунов, но они станут приносить трофеи с ограблений сюда, к торговому посту, где смогут их без подозрений сбыть за хорошую цену, при этом банда будет получать приличную долю.

– Трофеи, – сказала я, принимая свежий тост из рук Джейми. – Это… пленники?

– Иногда. – Он крепче сжал губы, наливая сидр и передавая мне кружку. – В зависимости от того, где они находились. Когда пленников захватывали в горах, некоторых из них продавали индейцам через факторию. Тех, что попадались им в предгорьях, они увозили к речным пиратам или на побережье, к кораблям, отходящим в Вест-Индию, – это лучшая цена, верно? Четырнадцатилетний паренек принесет не меньше сотни фунтов.

Мои губы онемели, и не только из-за сидра.

– Как долго это продолжалось? – спросила я потрясенно. – Скольких они продали? – Дети, девушки, юноши, увезенные далеко от дома и хладнокровно проданные в рабство. Никто не стал бы их искать. Даже если кому-то удавалось сбежать, идти было некуда, некуда возвращаться.

Джейми вздохнул, он выглядел невероятно уставшим.

– Браун не знает, – сказал Йен тихо. – Он говорит… Говорит, что не имеет к этому отношения.

– Черта с два он не имеет к этому отношения, – бросила я, приступ ярости моментально затмил ужас. – Он был вместе с Ходжепилом, когда они явились сюда. Знал, что они хотят забрать виски. И он наверняка был с ними и до этого, когда они занимались другими вещами.

Джейми кивнул.

– Он утверждает, что пытался остановить их, когда они забирали тебя.

– Пытался, – коротко ответила я. – А потом пытался заставить их убить меня, чтобы ты не узнал, что он был среди них. А потом хотел, мать его, утопить меня собственными руками! Не думаю, что он потрудился рассказать тебе об этом.

– Нет, не рассказал. – Йен обменялся быстрым взглядом с Джейми, и я увидела меж ними какое-то безмолвное согласие. Меня вдруг осенило, что я, возможно, только что решила судьбу Лайонела Брауна. Если и так, я не чувствовала себя особенно виноватой.

– Что… Что вы собираетесь сделать с ним? – спросила я.

– Думаю, я повешу его, – ответил Джейми после секундной паузы. – Но у меня еще есть вопросы, на которые я хочу получить ответы. И мне нужно подумать о том, как все организовать. Но ты не тревожься об этом, саксоночка. Ты его больше не увидишь.

Сказав это, Джейми встал и потянулся, суставы захрустели. Потом он подвигал плечами, со вздохом приходя в себя, подал мне руку и поднял со стула.

– Иди в постель, саксоночка, я тоже сейчас поднимусь. Мне только нужно перекинуться парой слов с Йеном.

* * *

Горячие тосты с маслом, сидр и беседа мгновенно заставили меня почувствовать себя лучше. Однако я обнаружила, что ощущаю такую усталость, что едва могу подняться по лестнице. Я села на кровать, рассеянно покачиваясь и надеясь найти в себе силы, чтобы снять одежду. Это было за пару секунд до того, как я заметила Джейми, мнущегося в дверях.

– Эм?.. – промычала я слабо.

– Я не знал, хочешь ли ты, чтобы я остался с тобой на ночь, – сказал он неуверенно. – Если ты хочешь отдохнуть одна, то я лягу у Джозефа. Или, если так будет лучше, могу лечь здесь на полу.

– О, – отозвалась я безжизненно, пытаясь оценить эти варианты. – Нет. Останься. То есть спи со мной. – Со дна своего колодца усталости я сумела выдавить нечто похожее на улыбку. – По крайней мере согреешь постель.

Причудливое выражение пробежало по его лицу после этих слов, и я моргнула, не вполне уверенная, что мне не примерещилось. Но нет, я и правда его увидела: это было что-то между стыдом и нервической веселостью, при этом где-то в глубине глаз таилась героическая покорность, как если бы он решился взять на себя риск.

– Чем таким ты, ради всего святого, занимался? – спросила я, удивленная достаточно сильно, чтобы очнуться от дремы.

Стыд вышел на первый план, кончики его ушей покраснели, щеки залила краска, это было заметно даже в слабом свете ночника, который я поставила на стол.

– Я не собирался рассказывать тебе, – промямлил он, избегая моего взгляда. – Йен и Роджер поклялись молчать.

– О, они были немы как могилы, – заверила я его. Хотя этот факт, возможно, объяснял странный взгляд Роджера, время от времени появляющийся на его лице в последнее время. – Что происходит?

Он вздохнул, царапая пол кончиком ботинка.

– Ну. Что ж. Это все Чисква, понимаешь? Он просто хотел показать гостеприимность в первый раз, но потом, когда Йен сказал ему… Это вообще была не лучшая идея в тех обстоятельствах, просто… А когда мы пришли во второй раз, они снова были там, только другая пара, и когда я попросил их уйти, они сказали, что Чисква просил передать: так он выражает уважение моей клятве, потому что чего стоит клятва, если за нее не приходится платить? И будь я проклят, если знаю, имел ли он в виду именно это, или хотел, чтобы я сломался, и тогда он мог бы манипулировать мной, или решил, что так или иначе добьется от меня желанных ружей. А может, он просто решил посмеяться надо мной? Даже Йен сказал, что не может понять, в чем тут дело, и если он…

– Джейми, – сказала я, – о чем ты вообще говоришь?

Он бросил на меня взгляд исподлобья и снова отвел глаза.

– Ммм… о голых женщинах, – промямлил он и покраснел, сливаясь со своей новой фланелевой рубашкой.

Какие-то секунды я просто смотрела на него. В ушах у меня по-прежнему гудело, но со слухом вроде бы все было в порядке. Я ткнула в него пальцем, очень аккуратно, потому что кисти были все еще опухшими и синими.

– Ты, – сказала я очень четко, – сейчас же иди сюда, сядь, – я показала на место на кровати рядом с собой, – и расскажи мне по-человечески, что с тобой произошло.

Он послушался, и спустя пять минут я уже каталась по постели от смеха, постанывая от боли в сломанных ребрах, по щекам и ушам бежали слезы.

– Господи, господи, господи, – выдыхала я. – Я не могу, я правда больше не могу. Помоги мне сесть. – Я вытянула руку и вскрикнула от боли, когда его пальцы сомкнулись на моем истерзанном запястье, однако сумела подняться и сложилась пополам, крепче сжимая подушку у живота каждый раз, когда меня накрывал очередной приступ неконтролируемого смеха.

– Рад, что тебе это кажется забавным, саксоночка, – сказал Джейми очень сухо. Он уже избавился от своего замешательства, хотя щеки по-прежнему рдели. – Уверена, что это не истерика?

– Нет, совсем нет. – Я втянула носом воздух, вытирая глаза влажным льняным носовым платком, затем весело фыркнула. – Ох! Ой, боже, как больно.

Вздыхая, он налил в кружку воды из кувшина, стоящего на столе, и подал мне. Вода была холодная, но безвкусная и довольно застоявшаяся. Я подумала, что она, должно быть, стоит здесь с тех самых пор…

– Ладно, – сказала я, отдавая кружку и осторожно промакивая влагу с губ. – Я в порядке. – Я часто дышала, чувствуя, как сердце восстанавливает нормальный ритм. – Что ж. Теперь я по крайней мере знаю, почему ты возвращался от чероки в состоянии такого… такого… – Я почувствовала, как из груди снова поднимается смех, и согнулась, постанывая, пока гасила его. – О, Иисус твою Рузвельт Христос. А я‑то думала, что это мысли обо мне сводят тебя с ума от желания.

Джейми тихонько насмешливо фыркнул, поставил кружку, поднялся и откинул покрывало. Он посмотрел на меня, и глаза его были чистыми, абсолютно искренними.

– Клэр, – сказал он нежно, – это была ты. Это была ты и всегда будешь. Залезай в кровать и задуй свечу. Как только я закрою ставни, притушу очаг и запру дверь, я приду тебя согреть.

* * *

– Убей меня.

Глаза Рэндолла лихорадочно горели.

– Убей меня, – говорил он. – Любовь моя.

Джейми вздрогнул и проснулся, все еще слыша, как слова отдаются эхом в голове, видя промокшие от дождя волосы и залитое водой, как у утопленника, лицо Рэндолла.

Он сильно потер лицо ладонью, удивляясь тому, что кожа сухая, а вместо бороды лишь ее призрачная тень. Ощущение влаги на теле и чесотка месячной щетины были так сильны, что он поднялся и, двигаясь на ощупь, подошел к окну, где луна светила сквозь щели в ставнях. Налил немного воды в таз, подвинул его к лучу и заглянул внутрь, как в зеркало, чтобы избавиться от навязчивого ощущения, что он был кем-то другим в каком-то другом месте. Лицо в воде было не более чем смутным овалом, но чисто выбритым, а волосы свободно свисали на плечи, а не были забраны назад для битвы. И все же казалось, что перед ним лицо чужака.

Растревоженный, он оставил воду в тазу и через мгновение юркнул обратно в постель. Она спала. Джейми даже не подумал о ней, когда проснулся, но теперь ее присутствие успокоило его. Джейми любил это лицо даже таким – избитым и опухшим.

Он положил руку на спинку кровати, твердость древесины утешала. Иногда он просыпался, но сон оставался с ним, и реальный мир становился призрачным, непрочным вокруг. Иногда ему было страшно, что он сам окажется призраком.

Но простыни холодили кожу, а тепло Клэр возвращало его в настоящее. Джейми потянулся к ней, и она повернулась на бок, спиной к нему, удобно устраиваясь в его руках с тихим стоном удовольствия, ее ягодицы крепко прижимались к его бедрам.

Она тут же снова уснула, на самом деле она и не просыпалась по-настоящему. Ему очень хотелось разбудить ее, заставить говорить с собой, просто чтобы убедиться, что она его видит и слышит. Но Джейми просто стиснул ее покрепче в объятиях и смотрел на дверь сквозь ее кудрявые волосы, как будто она может вдруг открыться, а за ней окажется Джек Рэндолл, насквозь промокший, со струящимися по телу потоками дождя.

«Убей меня, – он сказал. – Моя любовь».

Сердце билось медленно, эхом отдаваясь в ухе, прижатом к подушке. В иные ночи Джейми засыпал, прислушиваясь к нему, умиротворенный глухими монотонными ударами. Другой раз, как сейчас, он вслушивался в мертвую тишину между ударов – в тишину, которая терпеливо ждет всякого смертного.

Он откинул одеяла, но теперь снова натянул их так, чтобы Клэр была целиком укрыта, а его спина оставалась голой, открытой холоду комнаты, так, чтобы нельзя было сразу провалиться в сон и вернуться туда. Пусть сон борется за него с холодом и в конце выдернет его из бодрствования прямо в черноту забытья.

Потому что ему не хотелось знать, что этим пытался сказать Рэндолл.