Текст книги "Пару штрихов тому назад"

V

Надя негодовала. От нее несло пивом. Тяжелый запах распространялся по всей комнате. Ксения развалилась на кровати и увлеченно читала Ремарка.

– Вот, скажи, дано же некоторым знать заранее и почти наверняка, какой билет им попадется на экзамене? А? Никитина? – Не снимая обувь, Надя прыгнула на свою кровать. От ее прыжка заскрипели пружины в матрасе, а с покрывала поднялась целая туча пыли. – А может, ты шуры-муры с преподами? Или с деканом? И вы заранее договариваетесь о вопросах. Или они просто так тебе пятерки ставят. А?

За почти десять месяцев Ксения привыкла к выходкам Нади, ее характеру и тому, что она могла натворить или сказать, будучи в легком подпитии. Но таких намеков от нее Ксении еще слышать не приходилось. Она отложила книжку и слегка приподнялась, чувствуя, как краснеет и начинает гореть ее лицо.

– Надька, ты чего? Ты с ума сошла? Зачем ты про меня такое говоришь? Я же о тебе никаких сплетен не распространяю!

– Ладно, ладно тебе. – Надя сообразила, что наговорила лишнего, и пошла на попятную.

– Что значит «ладно»? – Ксения вскинула руками. – Нет, у меня даже в голове не укладывается, как такое можно говорить! Что я о чем-то знаю и будто бы сплю не пойми с кем ради того, чтобы сдать сессию! У тебя все к одному сводится, ты не замечала?

Надя села на кровати и смотрела на Ксению. Она пыталась оправдаться, но это совсем не значило, что при этом она пыталась отказаться от своих сомнений и подозрений. Надя высказала их случайно, если бы не две бутылки пива и не духота, то все эти ее гипотезы так и остались бы исключительно ее личным достоянием.

Впрочем, обойтись без обиды и дурных мыслей на месте Нади не смог бы и всякий другой. Конечно, Надя подходила к делу довольно несерьезно, часто пропускала занятия и предпочитала списать у кого-нибудь уже готовый конспект, нежели сидеть на лекции и скрупулезно все записывать. Самостоятельно Надя занималась тоже довольно редко: жесткий диск ноутбука, который она хранила под изголовьем матраса, был набит скачанными фильмами, в основном боевиками и сомнительного качества комедиями. Она любила вечером нажарить себе целую сковороду картошки, принести ее в комнату и, поставив перед собой ноутбук с включенным фильмом, медленно и вдумчиво жевать, периодически вскакивая и что-то восклицая, тыча пальцем или вилкой в экран. Ксения в это же самое время, пересиливая голод, сидела за учебниками, что-то писала или набирала текст на своем компьютере.

– К чему это все сводится? – недоуменно спросила Надя.

– Догадайся сама, раз умная такая и версии всякие свои строишь!

– Не поняла.

– К сексу, вот к чему, – с трудом выдавила из себя Ксения и почувствовала, что краснеет еще сильнее. – Ты меня уже достала с этими своими бесконечными намеками. Не нужен мне секс, мне противно даже думать об этом. Как назло, ты и Дашка постоянно меня корите тем, что у меня нет парня и не было его никогда, что у меня нет личной жизни, ну и всякое такое, что я дура, потому что не лезу в штаны к первому встречному. Хотя я прошу тебя замолчать, не трогать меня с этим. А то, о чем ты мне только что сказала, – это вообще чудовищно! Если ты хотя бы кому-то про меня такую грязь посмеешь сказать, я…

Что Ксения ей могла сделать? По большому счету ничего, учитывая ее довольно мягкий характер. Да и как можно было убедить Надю в том, что все ее пятерки на экзаменах получены абсолютно честно и столь же честно она будет получать весь следующий семестр двойную стипендию? Никак, ведь Надя, в отличие от нее, сдала сессию на все тройки и никакой стипендии получать не будет. Да и вообще, в группе, где училась Надя, стипендию будет получать только Ванька Михельсон, да и то обычную, а не повышенную.

– При чем тут секс! – Надя ответила с нескрываемой горечью в голосе. – Ксюха, если бы ты знала, как я тебе иногда завидую. Вот только не говори, что это не так. Ты же умная, тебе все дается легко, шутя. Ты представь только, что я тоже сдала на пятерки. Представляешь? Вот и я представить не могу.

– Почему же, вполне возможно, если захочешь, соберешься и подготовишься как следует, то сдашь без проблем.

– Ты реально считаешь, что я могу? – Чуть сгорбившись, Надя водила ладонями по лицу. – Нет, Ксюха, мне это не дано. Жаль только, что парня у тебя нет. Смотрю, как ты мучаешь себя, боишься чего-то. А ведь лучшие годы, Ксюх, уходят. Представь, закончишь ты учебу, начнешь работать, какие-то дела, родня капает на мозг, покоя не дает. А когда сама жить-то будешь? Личную жизнь свою строить когда?

– Не знаю, – расстроилась Ксения окончательно, а потому захлопнула книгу и убрала ее на полку тумбочки, – я вообще сейчас не хочу об этом думать. Ни сейчас, ни завтра, ни послезавтра. Не хочу! И не надо в меня вбивать эти мерзкие мысли про секс, что это естественно, что ничего плохого в этом нет. Не надо меня в этом убеждать. Я сама знаю, насколько это плохо, насколько это отвлекает от самых важных вещей. Это как наркотик ведь, Надь. Ты можешь отказаться от секса?

– А зачем?

– Ого! Вот заметь, все наркоманы так говорят. У нас во дворе в Череповце жил дядька, который любыми путями, но доставал себе эту дрянь. Ему все говорили: «Бросай!» А он только отмахивался и все равно находил, мол, зачем мне бросать, если все нормально, все получается и мне от этого хорошо!

– Это совсем другое, Ксюх…

– Ничего не хочу слышать! – Ксения встала и принялась ходить по комнате, не зная, куда себя деть и как загасить все то, что заставляло ее расплакаться, хотя она твердо решила, что не сделает этого.

Под потолком у двери Ксения заметила черное пятно и нисколько ему не удивилась. «А вот и ты! Конечно, только тебя и не хватало здесь. Тоже будешь напоминать мне о том, что в моей жизни нет парня и нет секса, утверждать, что из-за этого моя жизнь полнейшее дерьмо и катится неизвестно куда? Ну, давай, напоминай, что же ты ждешь!» – чем бы ни было, по мнению Ксении, пятно – плодом ее воображения или какой-то реально существующей субстанцией, – оно обязательно должно было ей ответить.

И оно ответило, слегка качнувшись и съехав в сторону двери.

Надя встала и долго искала под кроватью свои тапки: «От этого пива весь вечер, наверное, буду бегать. Сколько говорю себе не брать пиво, всегда забываю. Вот засада», – прокряхтела она и выбежала из комнаты, чтобы, вернувшись, уже не вспомнить ни предмета разговора, ни кипевших незадолго до этого споров.

Ксения не любила вечера в общежитии, когда было нечем заняться и толком некуда пойти. Слоняться по городу без цели было не в ее правилах. Все было готово к отъезду домой на каникулы: сдана на отлично сессия, улажены все дела, куплены билеты и гостинцы. Она должна была уезжать через два дня – это время тянулось тягостно, казалось, пытаясь отодвинуть на более поздний срок свидание с родными и отдых в знакомых с детства местах.

Прогулок по душным и запыленным улицам Ксения избегала: лишь несколько раз вечерами совершила длительные вылазки по набережным Обводного канала, мечтая дойти и увидеть Финский залив. Но каждый раз, когда залив уже виднелся вдали, Ксения была уже настолько уставшей, что без сожаления поворачивала назад. Мороженое, купленное по дороге, ее уже не радовало, и хотелось только поскорее добраться до общежития и порядком поднадоевшей комнаты, где царила пусть и относительная, но все же прохлада.

Время проходило в чтении новых книг и перечитывании давно знакомых – их Ксения проглатывала за несколько часов, бегая глазами по страницам и спотыкаясь лишь на длинных описаниях, в которых не было никакого действия. Сборы вещей и дискуссии с Надей тоже помогали скоротать время – и так продолжалось до дня, предшествовавшего тому, на который был запланирован отъезд Ксении домой.

День накануне отъезда был самым обыкновенным. И начался он для Ксении совершенно обыкновенно. Тягостное раннее пробуждение от духоты и оттого, что вокруг светло. Вполне привычное «Доброе утро», вслух обращенное не только к Наде, которая обычно еще вовсю спала, но и к черному пятну, с существованием которого Ксения свыклась. Обыкновенная прогулка до душевой, затем возвращение обратно в комнату, поход на кухню.

От банальности не осталось и следа, когда примерно в полдень в дверь постучали уже знакомым Ксении условным сигналом. Надя наводила марафет на своем лице, подводя ресницы, и с привычным равнодушием в интонации крикнула: «Сашка, заходи».

– Здарова, – в дверях показался Саша. Он был одет в какие-то странные застиранные шорты, такую же застиранную белую майку и синюю кепку. Его образ никак не вязался с тем, в какой себя приводила Надя. – Не ждали, да?

– Ага, как же, не ждали! Скажи еще, дверью ошибся. Случайно так проходил, ломился во все, но только здесь оказалось открыто. – Надя захлопнула пудреницу с зеркалом и спрятала ее и тушь для ресниц в косметичку.

– Подруженция твоя тут? – загадочно спросил Саша.

Ксения с удивлением подняла глаза от книги. Зачем она вдруг понадобилась парню соседки по комнате, да еще и так, чтобы интересоваться ею совершенно в открытую? Ксении было гораздо привычнее состояние, когда она никого не трогает и не трогают ее. Это такой принцип жизни: веди себя тихо и спокойно и наслаждайся покоем и свободой.

– А куда мне деться? – ответила Ксения, предчувствуя, что о ней вспомнили неспроста.

– Слышь, Надька, я тут подумал… – Саша заржал, уже стоя в комнате и закрывая за собой дверь.

– Ты? И подумал? Да неужели! – Надя рассматривала кроссовки и сандалии, решая, что все-таки лучше надеть. – Это просто событие! Об этом по телику должны рассказать. Сашка подумал! Ура!

– Да, представь себе! Подумал! Помнишь, мы собирались твою подругу кое с кем познакомить?

– С Ксивой, что ли?

– Точняк. – Саша снова ржал, почесывая шею, покрытую то ли загаром, то ли толстым слоем темной грязи. – С Ксивой.

Тут Саша открыл дверь и махнул кому-то рукой: «Двигай сюда, давай резче, хватит по углам слоняться, как будто вообще не свой». Ксения мысленно засмеялась, представив себе, кто к ним в комнату в следующее мгновение ввалится. Да и кто это мог быть? Такой же, как Надя и ее парень, любитель пива, коктейлей из баночек, посиделок неизвестно где и с кем, бурного секса в малоподходящей для этого обстановке? Нет, ни Надю, ни Сашу Ксения не осуждала. Да и зачем? У них своя жизнь, у нее своя. У них одни устремления, у нее другие. И манеры совершенно разные. И вкусы, и стиль, и все остальное. Да и почему обязательно все должно быть одинаково, как под копирку? Одинаково, по шаблону, безлико и неприметно.

«Ксива, ну хватит болтать по телефону, вали сюда», – Саша снова, почесывая шею и дергая майку за лямку, грубовато позвал того, кто был за дверью и никак не хотел показаться в комнате. Воображение Ксении уже рисовало его крупными яркими штрихами: первый штрих – щетина, как у Саши, слегка отекшее лицо, покрытое следами от укусов комаров и оводов. Рваная майка или футболка, на худой конец не стиранная пару недель рубашка с темным, не отстирывающимся следом на воротнике, источающая стойкий запах пота. Рваные джинсы, растянутые спортивные штаны или шорты, больше напоминающие семейные трусы, взятые на два или три размера больше, которые раз двадцать неудачно постирали. Обгрызенные ногти на руках и давно не стриженные на ногах. И, наконец, резиновые шлепанцы в качестве обуви. И сигарета за ухом. Или пачка дешевых сигарет, торчащая из кармана. Может, еще жвачка во рту, призванная скрыть запах сигарет или перегар.

Составленный образ показался Ксении реалистичным. Она напряженно смотрела на дверь, ожидая, когда же она с внешним равнодушием проверит свою догадку.

– …Да понял я, потом перезвоню, поговорим, некогда сейчас, – послышалось за дверью. – Все, давай, до связи.

Ксива заходит, вот он уже сделал шаг, осмотрелся, взглянул на Надю, она ему приветливо помахала, а быть может, просто кивнула – это неважно.

Это правда Ксива?

Ксения не сразу поняла, что происходит. В глазах у нее потемнело. Над дверью разрасталось черное пятно, которое стремительно опускалось вниз и приближалось к ней, закрывая того, кто стоял и с удивлением смотрел на нее, играя в руках мобильным телефоном. Пятно было все больше и больше. Оно пульсировало и опускалось. Через мгновение Ксении оно виделось уже какой-то черной трясиной, в которой по щиколотку стоят все, кто был в комнате. Пятно поблескивало и слегка пульсировало.

«Не думай о сексе, Ксюша, отбрось от себя эту грязь. Вдохни поглубже и не думай, просто смотри на него. Он уйдет, он сейчас же уйдет».

Нет, она рассмотрела его слишком хорошо для того, чтобы ошибиться или терзать себя сомнениями, он ли это или ей просто-напросто это все кажется.

Такого не должно было случиться. Ксения проговаривала про себя, что это всего лишь чья-то не совсем умная шутка или дурное совпадение, коих в жизни предостаточно, или случайность, хоть многие упорно продолжают считать, что никаких случайностей не бывает и это лишь опорные точки на линии судьбы, которые мы подмечаем.

Нет, чтобы Саша привел его! Что у него общего с Сашей, Надей и всей их странной компанией?

Нет, у него не может быть клички, тем более такой, как Ксива.

«Уйди сейчас же! Никакого секса не будет, я даже о нем не думаю! Уходи сейчас же, просто растворись, уменьшись, – умоляла Ксения, уже по привычке пряча страх, дикий страх под маской стеснения, какого-то вдруг нагрянувшего замешательства. – Все, ты уходишь и не заставляешь меня думать о мерзком, о сексе и обо всем остальном. Все, я спокойна, так что уходи».

– Всем привет, – улыбаясь, произнес Ксива, и пятно действительно сжалось и снова превратилось в то маленькое черное пятнышко, которому желала спокойной ночи и доброго утра Ксения уже без малого полгода.

Ксении не нужно было слышать его голоса – она прежде его не слышала, и он ей и вправду казался незнакомым. Но, взглянув на Ксиву, она сразу поняла, а присмотревшись, убедилась, что это он: тот парень, дразнивший ее нарисованным на запотевшем стекле троллейбуса сердечком, из-за которого она не так давно была вынуждена выйти из автобуса, проехав всего одну остановку, и идти до института пешком.

– Это Ксюха, – по-простецки пробубнила Надя, – Ксюха, это Ксива. Познакомьтесь. Познакомились? Ну, вот и кайфово!

Должно быть, действие затянулось, а Ксения сидела и просто молчала, не замечая, как летит время, потому что, когда она пришла в себя и попыталась что-то сказать, Надя с Сашей уже выходили из комнаты.

– Не будем вам мешать, – на ходу ехидно бросила Надя, – развлекайтесь, ни в чем себе не отказывайте.

Дверь закрылась: зависшее над ней черное пятно слегка качнулось и немного увеличилось в размерах. Ксива стоял, переминаясь с ноги на ногу, и смотрел на Ксению.

– Мне кажется или мы действительно с тобой уже где-то встречались? – спросил он и улыбнулся, видя смущение Ксении и то, как она краснеет и старается взять себя в руки. Безусловно, и Ксива чувствовал себя не в своей тарелке: чужое общежитие, чужая комната, друзья ретировались и оставили его наедине с девушкой, которую он совсем не знает. Разве что знает ее имя. Это уже хорошо.

– Встречались, в троллейбусе, – ответила Ксения, припоминая, как обозвала его дураком. – Да и в автобусе на днях. Ты все с плеером да с книгой.

– Точно-точно! – Ксива старался вести себя так, чтобы не выдавать какого-то необъяснимого легкого волнения, какое прежде с ним никогда не случалось.

Разговор явно не клеился. Ксива понимал, что этому способствовало и его не совсем тактичное вторжение, да и сама обстановка к общению никак не располагала. Он думал о том, как мог попасться на такую провокацию со стороны его друга и одногруппника: приехать якобы на дружескую встречу, посиделки, а очутиться… Свиданием он бы явно это не назвал. Да и Ксения, заикнись он о чем-то таком, сразу выставила бы его за дверь.

Заметив, что Ксива отвернулся и рассматривает постеры, которые Надя один поверх другого навешивала на стену, Ксения поднялась и поправила на себе сначала одежду, потом провела рукой по волосам, чтобы убедиться, что выглядит она нормально. При этом Ксения исподтишка разглядывала своего незваного гостя. Конечно, она успела рассмотреть его еще тогда, в троллейбусе, но это было давно, и к тому же Ксения не придала тогда никакого значения этому их столкновению. Ксива был высокий, на голову выше Саши, одет аккуратно: темные шорты, серая футболка с надписью Russia, небольшая сумка через плечо, темные кеды. Короткие носки, выглядывавшие из кед, были ослепительно– белыми.

– Может, сходим куда-нибудь? – неожиданно предложил Ксива. – Посидим, поболтаем. Чего здесь-то делать? У вас тут атмосфера какая-то гнетущая. И этот жуткий темный коридор. Если честно, то первый раз побывал в общежитии. Никогда как-то не приходилось. Как ты на это смотришь? Идем? Посидим где-нибудь?

Ксения не стала возражать. В общежитии и в самом деле было скучно, и книги постепенно переставали ее радовать: многие из них она перечитала уже по нескольку раз. Где-нибудь превратилось во вполне конкретное место – кафе-чебуречную на набережной за мостом, недалеко от расселенного дома, огороженного синим металлическим забором. Ксения часто проходила мимо этой чебуречной: на такие заведения она не обращала внимания. Чебуречная была почти пуста. Двое мужчин пили горячий чай из граненых стаканов и о чем-то говорили, как показалось Ксении, на таджикском или узбекском.

«Чего ему от меня нужно?» – размышляла Ксения. Сама с собой она была честна: она согласилась пойти с Ксивой лишь по двум причинам. Во-первых, ей хотелось узнать, что все-таки означало то нарисованное на троллейбусном стекле сердечко. А во-вторых… Она искала нужные слова, чтобы это сформулировать. Во-вторых, ничем подобным она похвастать не могла: в ее девятнадцать у нее не было ни одного свидания, ни даже прогулки с парнем, а тем более посиделок в кафе.

Ксения была девственницей – и не по убеждению, а скорее по образу жизни. Она не боялась в этом признаться самой себе. Что может быть плохого в том, что она бережет себя для большого, настоящего чувства, а не разменивается по мелочам? Разговоры на темы секса и отношений, которые постоянно любила затевать Надя и другие обитатели общежития, были для нее настоящей пыткой. И к тому же каждый раз ее начинало во время таких бесед преследовать черное пятно, которого она страшилась, но усилием воли справлялась с собой. Легкомысленные отношения, флирт и все, что за ним следует, и тем более отношения половые – все это Ксении казалось грязным, отвратительным. В жизни она предпочитала следовать тому, о чем обычно пишут в сказках, – ждать своего принца.

Ей было сложно осознать, что живет она не в средних веках и не в закостенелой аристократической атмосфере, а в двадцать первом веке с его довольно разнузданными нравами и поведением. «Время-то идет, а твой принц так и не появляется, – заметила как-то Надя, и это произвело бы на Ксению должное воздействие, если бы тут же она не начала острить. – Вот гляди, тянешь время, а принцев нормальных разберут, останутся только те, которые пьяные в подъездах валяются, или те, что лезут трахаться с первой встречной, или разведенные. Как говорится, выбирай – не хочу».

Ксения хотела было напомнить Наде об истории про дом терпимости, организованный прямо в общежитии двумя этажами ниже, да не стала этого делать – кто знает, на какие темы ее потянет говорить после этого напоминания. Замечания, уговоры, а порой и откровенные насмешки Нади напоминали ей то, о чем постоянно твердили мама, старшая сестра и подруги, те, что с ней продолжали общаться после ее отъезда на учебу: будь проще, будь собой, познакомься с парнем, живи в свое удовольствие, влюбляйся, строй отношения, дыши чувствами. Сколько Ксения ни уверяла их в том, что она и так является собой, и без того живет в удовольствие и дышит чувствами, то есть их предвкушением, ничего не помогало, и лекциям, казалось, нет ни конца ни края.

– Прости, а Ксива – это имя? – робко спросила Ксения, когда официантка, полная молодая девушка, сверкая золотыми коронками, поставила перед ними на исцарапанный деревянный столик большой чайник, по бумажной тарелке с лежащим на ней чебуреком и по граненому стеклянному стакану. Ксения уже начала корить себя за то, что не спросила этого раньше, еще по дороге.

– Кликуха, – равнодушно ответил Ксива. – Я уже с ней свыкся. Костя меня зовут, а фамилия Сивков, вот со школы Ксивой и называют. Я не обижаюсь, это даже привычка уже, на Костю не всегда и отзываюсь. Так что тема закрыта, зови меня Ксивой.

Ксения заулыбалась и кивнула.

– Ты так не похож на парня Нади, а он сказал, что вы друзья, из одной компании. Я вот смотрю на тебя и гадаю, как же так может быть.

– Сашка нормальный парень, мы учимся с ним вместе, – ответил Ксива, разливая чай по стаканам. – Он все рассказывал, что у его девахи есть соседка по комнате, вся такая тихоня закомплексованная, все звал меня с тобой познакомиться. А сегодня позвонил и сказал, что компания погулять собирается, что будут все, начинаем у вас в общаге, а дальше как карта ляжет.

– Интересно, и куда это карта должна лечь? – Ксения стала строже, потому что увидела, что под потолком чебуречной, рядом со свешивавшимися с него липучками от мух, пристроилось, поблескивая от света ламп, небольшое темное пятно.

«Никаких разговоров ни о чем таком, Ксюша! Видишь, и оно уже здесь, с тобой. Ты изменила себе, пошла с ним в эту забегаловку. Так уж будь добра, будь хорошей девочкой, сиди помалкивай и не разводи его на грязные беседы. Разве нельзя поговорить о чем-нибудь другом?»

Ксива будто бы не слышал намека Ксении. Или предпочел, чтобы ей показалось именно так. Он лишь немного нахмурил лоб. Его светлые волосы тут же сами собой взъерошились.

– А где вы с Сашей учитесь? Он мне ничего не рассказывает. Да и его спросишь, ага! Сразу Надя начнет свои шуточки, как будто и полюбопытствовать уже нельзя.

– В училище, на сварщика.

– Как? – Ксения не могла скрыть своего удивления. – И ты там же? Я думала, ты в универе каком-то учишься, я же тебя в автобусе в центре видела.

– Да вот так, – ответил Ксива и откусил чебурек, держа его в салфетке. Ксения почувствовала аппетитный запах мясной начинки и тоже, глядя на него и взяв салфетку, принялась есть. – Направление было со школы, хотел поступать в путей сообщения, да баллов не добрал. А учебу на платном матери не потянуть. Вот и плюнул на все, пошел в училище на сварщика. Сейчас практика у нас, у меня место хорошее, в центре города, не то что у Сашки, его на завод на отшиб отправили.

– А у тебя девушка есть? – спросила вдруг Ксения и чуть не поперхнулась, не ожидав от себя самой не только такой дерзости, но и такого направления мысли.

Она боязливо подняла глаза и тут же их опустила. Ей не хотелось видеть, как темное пятно становится больше и больше и понемногу опускается вниз, прямо к ним на головы.

– Сложно все, – ответил, причмокивая, Ксива. – И да и нет. Есть парочка, с училища, с другой группы, но это все так, баловство. Они тоже со мной постольку-поскольку, просто хорошо им со мной, а мне с ними. Сейчас они, правда, уехали до осени. Хотя, осенью, может, и не понадоблюсь уже им. Вы, девчонки, иногда наглеете так, что просто слов нет! А у тебя, я знаю, парня нет и не было.

– Уже доложили, – произнесла Ксения с грустью в голосе.

Ксива посмотрел на нее и улыбнулся: зубы у него были белее белого, только передний верхний был обломан почти на треть.

– Давай не будем об этом, хорошо? Мне все равно, как у тебя с этим. Главное, чтобы человек был хороший.

– Это ты о ком?

– Вообще-то о тебе. – Ксива покачал головой. – Ты симпатичная, интересная, читаешь много, у тебя хороший вкус.

Даже не поднимая взгляда, Ксения чувствовала, что пятно опускается все ниже и ниже, и ожидала, что с минуты на минуту начнутся его безумные игры с поглаживанием. Ксения с трудом проглотила последний кусок чебурека и с жадностью принялась его запивать горячим, почти обжигающим чаем, едва удерживая скользкий и горячий стакан в руке.

Ксения заулыбалась:

– Интересно, а с чего ты взял, что у меня хороший вкус?

– С того, что от тебя пахнет «Красной Москвой». – Двигая по столу полупустой стакан с чаем, Ксива наблюдал, как оседают на дно чаинки. Это был способ отвлечься и скрыть смущение, но он почему-то не сработал. – У меня мама любит «Красную Москву».

– У меня бабушка любит, – вздохнула Ксения, – то есть любила.

Ксения не пользовалась духами: флакончик «Красной Москвы», тот, что баба Лара сунула ей в руку прямо перед поездом, стоял в шкафу. Постепенно все вещи, лежавшие в шкафу, стали пахнуть духами. Должно быть, колпачок неплотно накручивался на флакончик. Хотя о том, что ее вещи пахнут «Красной Москвой», Ксения узнала от Нади и от подруг по группе. Сама она, сколько ни принюхивалась, запаха духов не чувствовала.

– Да, удивительное рядом, – продолжал Ксива. – У меня мама на железной дороге уже много лет работает, была и кассиром, и проводницей, и кем-то в конторе. На самом деле она не планировала работать проводницей, нам нужны были деньги, а там платили хорошо, вот она и согласилась. Волновалась только, как справится со всякой пьянью и с бабками, которые вечно всем недовольны и вспоминают, как им хорошо ездилось в поездах дальнего следования при товарище Сталине, брюзжат, какая нынче отвратительная молодежь пошла.

– Знаю, приходилось с такими в плацкарте ехать, даже нижнюю полку уступала им, чтобы заткнулись и дали покоя всему вагону.

– Так вот, представь, каково проводнице, да еще и в первом рейсе. Ей посоветовали действенный психологический прием: аккуратный макияж, как следует нагладить и начистить форму, а еще надушиться «Красной Москвой».

– Сработало? – удивленно спросила Ксения.

– А как же! Представь, заходит такая бабулька с чемоданами не пойми чего, с баулами с дачи и начинает телегу гнать, мол, все ей не так, не эдак, и чай не приносят, хотя в плацкартном вагоне его и не должны приносить по идее. А тут подходит вся такая невозмутимая проводница. И эта бабулька чувствует запах «Красной Москвы» и думает про себя: «Какая хорошая девушка, правильная, аккуратная и надушена по-нашенски, самыми лучшими советскими духами». Такая вот история, да.

– Газовая атака, – пошутила Ксения, что на нее было совсем не похоже.

Они рассмеялись легко и от души. С опаской Ксения взглянула наверх, но пятна там уже не было. Оно не уменьшилось, а именно исчезло. Желтоватые ленты липучек с парочкой налипших на них мух мирно покачивались на сквозняке.

Ксения рассказала о себе, своем детстве, родном городе. Ксива удивлялся, посмеивался, и все менее и менее чувствовалось, что разговаривают люди, которые видят друг друга первый или, может быть, второй раз в жизни. Складывалось впечатление, что беседуют старые знакомые, которые давно не виделись и им есть что обсудить. Границы рушились: недоверия, непонимания, неприятия – да мало ли еще какие могут существовать барьеры, разделяющие людей.

– Скажи, – Ксения наконец вспомнила, о чем хотела спросить, и, чтобы не растерять слова, говорила быстро и прерывисто, – зачем ты тогда в троллейбусе, когда мы в первый раз увиделись, на стекле нарисовал сердечко? Не понимаю, как ты это умудрился сделать так, что я не заметила ничего. Да и потом, на что ты рассчитывал? Хотел произвести впечатление?

– Ты о чем? – Ксива подал плечами и посмотрел в сторону, за дальний столик, где по-прежнему сидели двое и пили чай, периодически подзывая официантку подлить в чайник кипятку. – Ничего я не рисовал, я вообще таким не балуюсь. И, извини, я совсем не помню ту нашу встречу. Мало ли что в троллейбусе может произойти, мало ли кто что скажет? Если запоминать все это, то голова лопнет, честное слово.

«Не похоже, чтобы он обманывал. Это все твоя фантазия, Ксюша. Еще скажи, что и в троллейбусах ты видишь темные пятна! Как же все это надоело! Тебе надо отдохнуть, Ксюша, как следует отдохнуть. Ведь представь, что будет дальше. Дальше-то учиться станет еще сложнее».

Когда настало время расплачиваться, Ксения запротестовала. Ксива собирался оплатить весь счет сам, но она с силой вырвала папку себе и, посмотрев в нее, положила туда ровно половину:

– У нас все-таки не свидание, Ксива.

– С чего ты решила, что так поступают только на свидании? – спросил Ксива, отдавая официантке папку.

– Не знаю.

– Фильмов всяких, сериалов насмотрелась?

– Ну да, видела в кино, что на свиданиях кавалер платит за себя и даму, – снова краснея, призналась Ксения. – Скажи еще, что это не так!

– Так, – согласился Ксива, – я всегда платил за своих девушек, и не только на свиданиях, но и по жизни. И они не были против, как некоторые.

Сообразив, что сболтнул лишнее, Ксива начал спрашивать о том, когда Ксения собирается уезжать домой. Узнав, что назавтра, что билеты на поезд уже давно куплены, что увидеться они смогут только в сентябре, Ксива загрустил.

«Я ведь должна почувствовать, что это действительно он, тот, для которого себя берегу. А этот какой-то слишком простой, даже в чем-то развязный. И у него, как он говорит, куча каких-то девчонок. Пишут о том, что любовь чувствуется сразу, что ее пропустить невозможно. А что я чувствую? Ну, просто хорошо мне. Поболтали, посидели. Хоть есть с кем поговорить. С Надей особо не поговоришь, одни придирки да обзывания. Нет, пожалуй, не он это. Просто хороший парень. Да и что там у него на уме, кто знает».

– Кстати, дай свой телефон, созваниваться будем, – робко спросил Ксива.

Не особо задумываясь, почти машинально Ксения продиктовала номер, и, хотя уже спустя пару минут она об этом жалела, поделать уже было ничего нельзя.

Подходя к общежитию, Ксения увидела наконец своими глазами парочку, о которой говорили все. По другой стороне улицы шагал в какой-то нелепой футболке и кепке Ванька Михельсон. С ним за руку шла Марина, что жила в комнате в конце коридора: худая, длинная, в рваной черной майке и джинсовых шортах с разрезами, с пирсингом в носу и в брови и длинными волосами, выкрашенными в огненно-рыжий цвет. Майка едва доставала ей до пояса, и виднелись торчавшие из-под шорт трусы. Картина была, наверное, настолько удивительной и впечатляющей, что даже Ксива невольно повернул голову, чтобы разглядеть их.

На домах и деревьях поблескивали красные языки заходящего солнца. Вместо ожидаемой прохлады лишь усиливалась духота, от которой кружилась голова и начинало першить в горле.

– Я тебе позвоню, – сказал на прощание Ксива и попытался взять Ксению за руку.

Ксения сделала шаг назад и лишь покачала головой.

– Хорошо тебе отдохнуть, – как-то совсем тихо и печально сказал он, долго смотря вслед, а после того, как Ксения прошла двери и оказалась за проходной, помахал рукой и что-то крикнул.