Текст книги "Пару штрихов тому назад"

III

– Девочки, закройте окошко, а то дует, – причитала Надя, стоя под душем в кабинке. – Еще простудиться не хватало! Ксюха, это ты куришь там в окно? Такая пай-девочка, а пока никто не видит, дымит. Курить вредно, дядя Минздрав тебя предупреждал: «Нэ кури, дэвачка!»

Надя заржала. Такие шутки были вполне в ее стиле, и Ксения даже не обижалась. Напротив, она спокойно вступала в полемику – ответить чем-нибудь острым, чуточку злым – все-таки быть козлом отпущения и объектом насмешек не хочется никому. Конечно, злость – не самое лучшее, что может родиться в нашем мозгу, но если эта злость понарошку, то она вполне простительна.

– Я? Да ты что! Как раз хотела поинтересоваться у тебя, чем ты там в кабинке занимаешься. Может, дежурную позвать, проверит тебя. А я, такая вся такая хорошая, просто стою здесь и жду, когда можно будет наконец и мне привести себя в порядок. – Ксения потянулась к окну, но достать до него даже с ее далеко не маленьким ростом было проблемой. Она поставила вещи на подоконник, закинула ногу на батарею и вскарабкалась на нее. С трудом, но окно получилось закрыть.

– Да, оправдывайся, дэвачка, только бычок в окно не выбрасывай, а то снова засекут, что мы тут курим, вообще пипец будет.

Обычная картина в общежитии – столпотворение в душевой. Поначалу это раздражало Ксению, как и многое, с чем ей пришлось столкнуться с самых первых дней учебы. Впрочем, это было даже не раздражение, а реакция на смену обстановки. Стоя одной ногой на подоконнике, а другой на батарее, Ксения окидывала взглядом душевую, одновременно стряхивая с себя пыль и паутину. Все четыре кабинки были заняты. В трех методично и сосредоточенно мыли голову. В четвертой же просто лилась вода – Даша, второкурсница, приехавшая откуда-то с Украины, стояла и ковыряла в носу.

Ксения улыбнулась, но тут же ее ноги заскользили по подоконнику и батарее. Она вскрикнула. Ее левая нога балансировала в воздухе, другая соскальзывала с подоконника. Ксения в ужасе пыталась уцепиться за воздух, чтобы не потерять равновесие. В тот момент, когда ее правая нога окончательно соскользнула и падение на кафельный пол с полутораметровой высоты было почти неизбежным, Ксения непонятным образом сумела ухватиться за трубу с горячей водой, которая подходила к батарее сверху.

– Ой! – только и успела крикнуть она.

Ударившись локтем о стену, Ксения все-таки поймала равновесие и, прижимаясь к стене и продолжая держаться за трубу, спешно спустилась вниз.

– Кажись, ты что-то не то там покурила только что! – заявила Надя, вытираясь полотенцем и глядя на то, какие акробатические трюки выделывает ее соседка по комнате. – Нет, ну честно признайся, что курнула там сейчас и выбросила бычок в окно. Если у тебя есть еще укроп, то не жадничай, угости хотя бы нас с Сашкой!

– Брось издеваться, хватит, видишь, она чуть не грохнулась, – вмешалась Даша, которая, услышав шум, не только мигом перестала ковырять в носу, но и выглянула из кабинки. – Ты там не убилась? Жива?

– Жива, – простонала Ксения. Ее глаза беспорядочно бегали. Она смотрела то на кабинки, то на пол душевой, то в дальний ее угол. Даже потерев глаза руками, она не смогла разглядеть как следует то, что ей виделось в виде темного пятна, скользившего по полу от дальней стены к дверям кабинок.

Даша с недоумением смотрела на то, как Ксения вместо того, чтобы подняться с пола, неожиданно ползком стала двигаться по полу, ощупывая кафель руками. Она водила ладонями по швам между большими темно-коричневыми плитками, постукивала по ним ногтем.

– Ты чего?

Ксения будто не слышала вопроса, даже не повернула голову. Одна из плиток была расколота: Ксения подцепила ногтем две ее половинки, приподняла, внимательно посмотрела под них и вернула на место.

– Что с тобой? – повторила Даша.

– Да обкурилась она, говорю же! – Прикрывшись полотенцем, Надя приоткрыла дверцу кабинки и выглянула, держа на весу левую ногу. По душевой мгновенно прокатился тяжелый запах жидкости для снятия лака с ногтей. – Когда нарики курнут, так тоже ползают по полу, смеются, а потом бегать начинают так, что их поймать никто не может.

Что еще могли подумать о Ксении? Их в душевой было пятеро. Двое продолжали заниматься несмотря ни на что своими делами, их мало заботило то, что происходило вокруг. Можно предположить и то, что из-за шума воды они лишь улавливали обрывки фраз, голосов и оттого были лишены возможности тоже высказать свой комментарий. Хотя, смех, ругань и все прочее в общежитии не могло удивлять – это было привычное явление. Кто-то ведет себя спокойно, кто-то буянит, кто-то неадекватен, кто-то просто спит, кто-то все видит, но предпочитает пройти мимо. И из этих пятерых двое не замечали ничего, двое в удивлении наблюдали за пятой, а пятая стояла на четвереньках и водила руками по кафельному полу. Конечно, в голову тех двоих, наблюдавших за этим, могло прийти все что угодно.

– Она поскользнулась на подоконнике, когда форточку закрывала, – вдруг поняла Даша. – Я же слышала, как она ударилась то ли об пол, то ли о стену. Ксюша, ты сильно ударилась?

Даша подошла к ней и взяла за плечо, чтобы помочь подняться с пола. Но Ксения попятилась назад, а когда Даша снова приблизилась, с силой оттолкнула ее.

– Охренеть! Я тебе помочь пытаюсь, а ты просто убить меня готова!

– Может, у нее контактная линза выпала, а ты на нее вот-вот наступишь! – не оставляя попыток начать спор или привычную перепалку, сказала Надя. – Точно, линза. Ты только посмотри на нее. Все что-то осматривает, ищет. Или обкуренная? Не пойму.

Все это время Ксения молчала. Она была поглощена другим, куда более важным, пугавшим ее, заставлявшим сердце стучаться особенно быстро и громко. Она не воспринимала ничего на слух, будучи одним большим зрением. Там, где она водила руками, темного пятна не было, но оно было рядом, совсем рядом, куда она тут же и перемещалась. Пятно играло с ней в пятнашки: стоило Ксении коснуться до пятна или, по крайней мере, подвинуться туда, где оно находилось, как пятно в одно мгновение сдвигалось влево или вправо. Ксения заметила, что это не просто тень, – она даже обернулась и посмотрела в окно, чтобы убедиться, что за окном ничего нет: ни прилипшего на стекло листа, ни паутины, ни еще чего-либо.

Котенок тоже играет с солнечным зайчиком, гоняется за ним, стараясь задеть лапой. Но котенок оттого и играет, что ему не страшно. Зачем все это нужно было Ксении?

– Вы видели это пятно? Оно было здесь, – произнесла Ксения, медленно с трудом поднимаясь с пола. – Ах, вот же оно. Вы видите? Надя, посмотри, посмотри же сюда! Ты видишь?

– Что мне нужно видеть? – удивилась Надя. – Ничего я не вижу. Куда ты тычешь своим обгрызенным пальцем?

– Вот, вот же оно, рядом с тобой! Смотри! – Ксения сделала шаг влево и боязливо ткнула в пол пальцем. – Ты видишь?

Надя и Даша переглянулись. Надя сделалась серьезной, что с ней бывало крайне редко. Даша подмигнула и покрутила пальцем у виска, чуть не выронив при этом из рук полотенце. Ксения все это видела, но ей было не до обид. Она решительно пыталась выяснить, видят ли они эту тень, это пятно – чем бы оно ни являлось.

– Ну, видите или нет?

– Ничего там нет, Ксюш, – оглядываясь на кабинки, из которых доносился шум душевой воды, ответила Даша. – Ты успокойся, это у тебя от высоты голова закружилась, зря ты сама полезла на этот подоконник. Швабра же есть!

В дальнем углу душевой стояла сломанная швабра, из которой давно вылезла вся щетина. Основная ценность швабры заключалась в длинной палке – она доставала до шпингалета форточки. Чтобы ее открыть, не нужно было даже взбираться на батарею.

– Да иди ты со своей шваброй знаешь куда! – Ксения вздохнула и закрыла лицо руками.

Даша с Надей снова переглянулись, уже не так напряженно, как в первый раз, но все же удивление друг от друга скрыть не могли.

– Давай под холодный душ! Ты, видать, башкой ударилась сильно, – вспылила Надя и, стараясь поскорее забыть о странностях в поведении Ксении, вернулась в кабинку, чтобы забрать оттуда свою одежду, полотенце и шампунь. Она не любила заморачиваться ни по пустякам, ни по более серьезным вещам. – Слышишь? Давай включай мозг, хватит тут помешательство разыгрывать. Я тебя подожду.

Ксения уже не обращала никакого внимания на пятно, продолжавшее двигаться из стороны в сторону. За каких-то пять минут, считая и предыдущую встречу с ним, Ксения успела привыкнуть к тому, что видит что-то в высшей степени странное, чего, как оказалось, не видят другие. Или не хотят видеть.

«Нет, не могу я видеть это одна, если это и в самом деле существует, – рассуждала, скользя по мокрому полу, Ксения. – Должен видеть еще кто-нибудь. А если не видит, то этого или нет вовсе, или я рискую стать в глазах других просто дурочкой, которая ловит глюки и удивляется, почему их не ловят другие. Уж лучше молчать. Молчи, Ксюша, молчи и делай вид, что все в порядке».

Складывалось впечатление, что темное пятно – а в том, что это именно пятно, а не просто тень, Ксения уже смогла убедиться – заигрывало с ней. Как-только Ксения поворачивалась в сторону, чтобы не видеть его, пятно сдвигалось так, чтобы Ксения непременно обратила на него внимание. Это напоминало игру «кто от кого спрячется». Ксения же чувствовала себя маленькой собачкой, которая обгрызла новый дорогущий диван своих хозяев и засовывает голову в кучу изодранной ткани и поролона, так как искренне полагает, что раз она не видит хозяев, то и они ее не замечают.

Ксения спрятала свой страх. Спрятала в намокшие под душем волосы, в согласие с тем, что говорили соседи по общежитию, в собственную отрешенность от всего того, что она видит. Если первый раз – случайность, то второй уже претендует на закономерность. Лучшее, что можно с ней поделать, – просто смириться.

И Ксения смирилась. Жизнь текла в том же ритме, что и раньше, и на первый взгляд Ксения была такой же задумчивой, погруженной в себя тихоней. Она видела пятно в душевой практически всегда, чуть реже – в коридоре и в комнате. Иногда она не видела его, но знала, что оно рядом, где-нибудь в пыльном углу, или за тумбочками у стены, или за пыльной батареей, с которой большими кусками отлуплялась зеленая краска, или за циновкой, заменявшей ковер на стене, доставшейся от прежних обитателей комнаты. Пятно не досаждало ей ничем, кроме своего присутствия.

– А давай загадаем желания, – предложила Надя, когда до Нового года оставалось не более получаса. – Чего ты хочешь загадать? Только вслух не говори, а то не сбудется. Загадай, под бой курантов напишешь быстренько на бумажке, бумажку съешь и запьешь шампанским.

– С чего ты взяла, что это сработает? – рассмеялась Ксения, продолжая расставлять на столе посуду. – Никогда не слышала, что для того, чтобы сбылось желание, нужно тупо разжевать какую-то бумажку! Ты меня, конечно, извини, но верится с трудом.

– А я каждый год так делаю, меня этому мама научила. – Надя стояла перед зеркалом, которое было закреплено на двери, и наводила красоту.

– И что, сбывается что-то? – с недоверием спросила Ксения. Впрочем, недоверие это относилось и к банке красной икры, которую Ксения крутила в руках, решая, как ее лучше открыть в отсутствие консервного ножа.

– Если бы это не сбывалось и вообще не работало, то люди бы и не заикались о таком. – Надя в последний раз поправила прическу и внимательно осмотрела свои ногти. – Ну, как я выгляжу? По-моему, неплохо, очень даже неплохо.

Ксения не расслышала ее последних слов. Она была вся в хлопотах. Первый Новый год не дома – шутка ли. Стол был почти накрыт. Ксения всегда подходила серьезно ко всему, что касалось праздников и застолий. Она была уверена в том, что если и выдался праздник, то нужно провести его как следует, другим на зависть. Не обращая внимания на скептицизм Нади по этому поводу, Ксения подготовилась так, как хотелось именно ей.

Стук в дверь отвлек ее от мыслей и заставил оставить сосредоточенность.

– Кто там? – с ухмылкой спросила Ксения.

Вместо ответа дверь открылась, и заглянул Саша, весь в снегу. Надя сразу бросилась его обнимать и отряхивать от снега. Саша был в давно не стиранном светлом пуховике с опушкой из искусственного меха на воротнике. Снимая с него пуховик, Надя чуть не опрокинула рюкзак. В рюкзаке зазвенели бутылки.

– Ты давай поосторожнее, а то всю вкуснятину побьешь, – улыбнулся Саша. – Как потом, с пола слизывать, что ли? Вообще, распиналась тут!

– Шампанское? – не скрывая своего недоумения, спросила Ксения. Она так и осталась стоять у стола, сжимая в одной руке банку икры, а в другой вилку. – Пропустили-то тебя как?

Проход в общежитие и в обычные дни был проблемой, тем более после одиннадцати вечера, когда двери закрывали и не впускали даже своих. Другой проблемой был пронос в общежитие спиртного, особенно в сколько-нибудь заметных количествах. Правда, проблемой это становилось только в те дни, когда на вахте дежурила Марина Игоревна Бурласова, местная знаменитость. Немолодая уже женщина, в телогрейке и валенках, с ожерельем из зубчиков чеснока, якобы помогающего не подхватить грипп и прочую заразу, на шее, со злобным взглядом маленькой ищейки, готовой в любой момент сделать стойку, броситься и вцепиться мертвой хваткой.

Бурласова много лет проработала охранником в женской колонии, этим и объяснялись ее хищнические повадки. Особенный нюх был у нее на спиртное: она безошибочно угадывала наличие в сумках студентов спиртного даже в тех случаях, когда бутылка была тщательно скрыта на дне пакета. К посторонним Бурласова проявляла особенно ревностное внимание. Ей казалось, что они приходят в общежитие только затем, чтобы принести выпивки или наркотиков, напиться и накуриться в чьей-нибудь комнате, а потом долго слоняться по коридорам, выклянчивая у студентов еду и деньги на обратную дорогу.

Как подметила Ксения во время своего похода в магазин тем самым утром, тридцать первого декабря, на сутки заступила дежурить как раз Бурласова. Зная о том, что к Наде должен прийти ее парень, Ксения подумала, что ему придется очень туго. Оказалось, что эти опасения были напрасными и Саша миновал Бурласову безболезненно и без потерь – трудно было представить, чтобы он расстался хоть с малой частью того, что так бережно нес в рюкзаке.

– Если ты про старушенцию, то это без проблем, – хвастался Саша. За ухо у него была запихнута сигарета. – Ей надо указать ее место, вот и все. Что она там раскомандовалась? Куда хочу, туда и иду, тем более меня Надька еще утром в журнал посещений вписала.

Надя тем временем извлекла из рюкзака батон, пакет с конфетами, две бутылки шампанского и бутылку водки.

– Ого! – Ксения сделала такое лицо, какое делала ее мама, когда видела кого-то из родственников пьяными. – И как в нас все это влезет?

– Влезет, не волнуйся. – Саша покосился на накрытый стол, над которым несколько часов колдовала Ксения, и сглотнул слюну. – Просто, когда праздник, все бухают, и вся ночь впереди, сжирается и выпивается все, что можно сожрать и…

Ксения замерла и больше не слушала его. Точнее, слушала, но ее слух словно отключился, а она сама стала одним большим взором. Это ощущение она уже испытывала, все было знакомо. И оцепенение, и страх, и бегущие по спине и рукам мурашки, и застывший взгляд. Взгляд под потолок, как раз над тем местом, где стояли Надя и ее парень. Там, под самым потолком, зависло темное пятно, такое же, какое она видела пару раз в душевой, какое изредка мелькало в коридоре и в комнате, словно прячась от нее. Теперь же оно не пряталось: висело на самом видном месте, прямо около лампы, и исчезать, видимо, не планировало.

Пятно не стояло на месте, а двигалось. Правда, заметить это движение было достаточно сложно. Но Ксения все-таки заметила. Эти движения были похожи на пульсации. Поняв это, Ксения вздрогнула.

– Эй, ты что? Что с тобой? – Ксения не заметила, что Саша уже стоял рядом. – О чем задумалась? До Нового года десять минут. Будешь стоять и мечтать?

– А, да… я…

– Да ты, ты, жопой нюхаешь цветы, – передразнил Саша и взял из ее рук банку икры и вилку. – Неужели открывашки нет? Как вы здесь живете? Вроде такая деловая чика, а самого главного нет.

– Мы обычно вилкой открываем, – тихо ответила Ксения. – Что-то мне нехорошо. Открой, пожалуйста, а то у меня ничего не получается. Стою, пытаюсь открыть, но не выходит.

Саша выругался, поставил банку на стол и открыл ее, слегка погнув при этом вилку.

– Кстати, ты чего, одна Новый год собираешься отмечать?

– В смысле одна? – Ксения не поняла, на что он намекает. – Я тут, с вами буду отмечать.

– Да нету у нее парня, – не позволив Ксении сказать ни слова, ответила Надя. – Учу ее, учу, а она все не понимает, что нужно искать свое счастье. Не всю же жизнь учиться! Нужно в жизни добиться счастья со своей второй половинкой. А для этого нужно что сделать? Правильно, найти свою вторую половинку. Смотри, Ксюха, ведь я же нашла Санька, и у нас все чики-пуки, правда?

Достав из кармана мобильный телефон, Саша посмотрел на экран и присвистнул:

– Твою мать, Надюха, хватит этих бабских разговоров, ты же знаешь, что я терпеть их не могу! Познакомлю твою подругу с Ксивой, мы уже давно хотели эти сделать. До Нового года пять минут, где шампанское? Только принес, а уже куда-то припрятали. Ну, Ксюха, будешь знакомиться с Ксивой? Мы тобой как следует займемся. Да ты не пугайся, Ксива парень нормальный.

Пока Саша открывал шампанское, а Ксения судорожно делала бутерброды с икрой, Надя снова отошла к зеркалу прихорашиваться. Ксения взглянула в ее сторону: прямо над ее головой зависало пятно. Страх снова пробежал по телу Ксении, но она нашла в себе силы отвернуться и продолжить делать бутерброды хотя бы ради того, чтобы не порезаться об острый нож. Ксения вздохнула спокойно только тогда, когда Надя отошла от зеркала и включила телевизор, запрятанный высоко на шкаф. Телевизор привезла с собой из дома Надя, хотя и затруднялась сказать, зачем именно. Обычно они телевизор не смотрели, и он пылился на шкафу.

По телевизору уже транслировали обращение президента, стоявшего на фоне Кремлевской стены. Слишком официально и напыщенно для того, чтобы быть по-настоящему торжественным, а оттого торжественное, но только понарошку. Мама Ксении всегда шутила, что это такое своего рода предупреждение о приближении праздника, что нужно прекращать резать салаты и ждать, пока застынет холодец, а садиться за стол, наполнять бокалы и раскладывать вкусности по тарелкам. Именно этим были заняты Ксения, Надя и ее парень, если не считать того, что все трое стояли, а не сидели – в комнате было два стула, но оба были заняты какими-то вещами.

– Опа! – ухмыльнулся Саша, когда пробка вырвалась из горлышка бутылки шампанского и улетела куда-то к двери, по пути задев потолок и угол шкафа.

Ксения машинально повернулась и посмотрела на пятно: оно было все там же, над дверью. В бокалах зашипело шампанское. Саша разливал его от души, не ожидая, пока успокоится пена. Из телевизора стал раздаваться бой курантов.

– Помнишь, что я тебе говорила? – Надя толкнула Ксению в бок и всучила ей обрывок какой-то бумажки. – Пиши быстро, пока куранты бьют!

– Но…

– Да не спорь, а пиши. Хоть чем-нибудь, хоть ногтем нацарапай, а потом, под последний удар просто съешь бумажку и запей шампанским. Давай!

«Что с этим делать? А главное, что мне загадать? С учебой все более-менее в порядке, на жизнь тоже не жалуюсь. Сказать Наде, что все это ерунда, чушь собачья, – нельзя. Ей точно будет обидно, под Новый год такое не говорят. Или про эти пятна загадать, чтобы исчезли, пропали и я их больше не пугалась? Только что, что именно? Надя думает, что мне так просто что-то загадать. А интересно, что она сама себе загадает? Нет, не буду спрашивать, сама придумаю».

В руках у Нади остался точно такой же клочок бумаги. Она спешно написала на нем что-то огрызком простого карандаша. Саша был слишком занят разливанием шампанского по бокалам и разглядыванием салатов и бутербродов на столе, чтобы хотя бы поинтересоваться, что это такое и для чего это нужно. Ксения снова бросила взгляд туда, где зависало пятно, одернула себя и ногтем мизинца нацарапала на бумажке слово «любовь». В тот момент, когда она начала пережевывать этот клочок бумаги, куранты ударили последний раз.

– Ура! – закричал Саша. – С Новым годом!

Надя и Ксения молчали, спешно чокнулись и глотком шампанского запили съеденные бумажки. Надя улыбалась, Ксения пыталась то ли распробовать шампанское, то ли как следует проглотить бумажку, стараясь, чтобы она не застряла где-то по дороге.

– Что смотрите-то? – Глотнув шампанского, Ксения моментально раскраснелась. – На салат и бутерброды не надо смотреть, их надо есть!

Ксения первой накинулась на еду. Из соседних комнат доносилось многократное «Ура!», какие-то другие нечленораздельные вопли, крики «С Новым годом!». За окном грохотала канонада салютов, свистели фейерверки и ракеты. Новогодняя ночь для многих становится помешательством: накупить выпивки и пиротехники для того, чтобы пить и взрывать, пить и взрывать, пить и взрывать – и так до тех пор, пока организм перестанет ощущать жидкое топливо и как-либо реагировать на взрывы.

– Вкусная селедка под шубой, – заметил Саша, открывая вторую бутылку шампанского. – Точняк, Надька, ты готовила? Если ты, то я тебя люблю.

– Не-а, не я! – Надя чуть не поперхнулась и изо всех сил старалась не закашляться. – Это все Ксюха готовила. Смеешься, чтобы я готовила так! У меня все просто. Ну, на макароны с тушенкой ты еще можешь рассчитывать. Типа, это мясо с червями? Нет, это макароны по-флотски. А что-то повкуснее готовь сам, я тебе не домработница, понял?

Надя заржала – от чего больше: шутки или грубого, но вполне действенного самоутверждения, – Ксения так и не поняла.

Из второй бутылки шампанского пробка вылетела с еще более резким и громким звуком, чем из первой. Она снова полетела туда, где было пятно. Но, подняв глаза, Ксения, к своему удивлению, пятна не увидела.

«Неужели меня от шампанского так развезло? – Ксении впервые стало страшно не оттого, что пятно ее преследует, а оттого, что оно вдруг исчезло и она заметила это исчезновение, ведь всего минут пять – семь назад оно еще висело под потолком над дверью. – Или все-таки нас тут трое и пятно не рискует показываться сразу троим? Ничего не понимаю, ничего не понимаю. И спросить не у кого, все дурочкой или наркоманкой считают. Так, Ксюша, прочь эти мысли, нельзя в Новый год думать о плохом. Как Новый год встретишь, так его и проведешь. Так, срочно выпить еще, чтобы не думать о плохом. Смейся, Ксюша, улыбайся».

– Ну, нам пора, гулять пойдем, – наевшись, сказала Надя и повисла на шее у Саши. – Отдыхай, веселись. Может, к тебе кто-нибудь придет, а?

– Никто ко мне не придет, – буркнула в ответ Ксения, вылила в свой бокал остаток шампанского из бутылки, поставила бутылку на пол, а сама с бокалом устроилась на кровати. – Посижу и спать скоро лягу.

Саша посмотрел на Надю и махнул рукой, мол, оставь ее, пускай перебесится. Быстро собравшись и прихватив с собой непочатую бутылку водки и несколько конфет, они ретировались. Надю уже немного развезло, и Саша, матерясь, поддерживал ее за плечо. Дверь хлопнула. Ксения сделала глоток шампанского.

Ей вдруг пришла в голову мысль о том, что Бурласова их не выпустит, тем более в таком состоянии и с бутылкой водки наперевес, что дверь в общежитии закрыта до утра, а на часах нет и часу ночи. Ксения ждала, что вот-вот ее соседка с парнем вернутся и новогодняя ночь превратится в какой-то гибрид оргии и пьянки, что будет вынуждена уйти уже она. Что-тогда делать? Слоняться по коридорам общежития, по лестницам, подняться на последний этаж, спуститься этажом ниже. Но там мужской этаж, ничем хорошим это закончиться в новогоднюю ночь не может. Как минимум заставят затолкать в себя стакан какой-нибудь дряни или дешевого шампанского, пахнущего спиртом и дрожжами. Ксения краем глаза взглянула на пустую бутылку из-под весьма неплохого шампанского, принесенного парнем Нади.

Спать нисколько не хотелось. Ксения уже была готова расстроиться из-за того, что в новогоднюю ночь благодаря нелепым правилам ей придется покинуть комнату и коротать время до утра неизвестно где. Но крики из-за окна заставили ее опомниться:

– Никитина! Никитина, с Новым годом! Никитина, твою мать, да выгляни же ты! Ни-ки-ти-на!

Крики то и дело прерывались залпом очередного фейерверка. Нехотя встав с кровати, погасив в комнате свет и взобравшись на подоконник, Ксения увидела за окном толпы народа с бенгальскими огнями. Много людей – как светлячки, резвящиеся перед дождем.

– Никитина! Ау! С Новым годом!

Теперь Ксения смогла разглядеть тех, кто ей кричал. Это были Надя и ее парень. Им кто-то дал бенгальские огни, и они изо всех сил ими размахивали, привлекая внимание Ксении. Саша размахивал не только бенгальским огнем, но и бутылкой.

Она помахала им в ответ и улыбнулась. От окна сильно дуло, Ксения чувствовала неприятный холод. Батарея была хоть и горячая, но облокачиваться на нее лишний раз девушке не хотелось – вездесущие кусочки слезающей зеленой краски больно впивались в кожу и прилипали к одежде. Помахав еще раз, она переместилась обратно на кровать.

Ксения так и сидела в темноте. Шум в коридоре и в соседних комнатах понемногу угасал: кто-то переставал бороться со сном, другие высыпали на улицу веселиться дальше, многие наверняка просто сидели, как Ксения, погруженные в мысли. Ей не хотелось даже вспоминать о том, что ее донимает какое-то темное пятно, что утром в комнату ввалится пьяная Надя, что вслед за Новым годом, как и за всеми праздниками, наступят самые обыкновенные будни, когда она уже не сможет себе позволить вот так валяться на кровати с бокалом шампанского и бутербродом с икрой.

Прошел еще один год, перевернута еще одна страница в ее жизни. Что на этой странице? Ксения напряглась: припомнить позитивное всегда гораздо сложнее, чем удариться в обмусоливание негатива. Окончание школы, непутевый выпускной, столь же непутевое лето в Череповце, поездка для поступления в Петербург. Дальше – мимолетная радость оттого, что она поступила, продолжение непутевого лета, проводы на учебу в августе, смерть бабы Лары и последний разговор с ней о какой-то силе, а дальше учеба, бесконечная учеба, непонятное пятно, страх, зачеты, нервы. И вот празднование Нового года, как маленькая награда за все терзания. Ксения не заметила, как уснула, продолжая сжимать в руке пустой бокал.