Текст книги "Археолог"

Когда Столбов сел в машину, Раух посмотрел на командира вопросительно, но ни о чем не спрашивал. Археолог не торопился говорить, надо выждать время, все переварить, уложить по полочкам, а потом уже рассказать людям.

Обратный путь до Пролетарского прошел в молчании.

⁂

Дома Столбова ждал сюрприз. Петр Куракин с главного КПП доложил, что из города Чистик вернулся с полчаса как и повсюду ищет Археолога, послание у него важное есть от больших людей, но что там в послании, не говорит, требует привести ему командира.

– Мы его в штаб отвели. Он тебя там дожидается, – окончил доклад Куракин.

– Смотрю, у тебя популярность вверх прет! Скоро будем автограф-сессии проводить, тебя за деньги показывать, – усмехнулся Семен Раух. – А потом можно будет и в промотур по волжским берегам. Озолотимся.

– С этим Чистиком ухо востро держать надо, – не обратил внимания на шутку Рауха Археолог. – Он и нашим и вашим инфу сливает. Не по злобе или корысти, а по глупости исключительно. Парнишка везде шастает и слухи разносит на хвосте.

– Вот как, любопытно. Пойдем послушаем, что он в этот раз принес, – предложил Раух.

Потешкин подвез их к многоэтажке, где на первом этаже располагался штаб, и заглушил мотор.

– Вы как хотите, а я пойду в столовку. Война войной, а пожрать давно пора. В животе уже все сводит, – заявил он.

– Смотри все не съешь, нам тоже что-нибудь оставь, а то я тебя знаю, – сделав серьезное лицо, потребовал Раух.

Потешкин пробурчал что-то невразумительное и отправился в столовую, организованную общиной в третьем подъезде на первом этаже.

– Я ему даже немного завидую. Он сейчас будет борщ наворачивать, а мы с пацаненком слухами мериться, как-то это все несправедливо, – проворчал Раух.

– Сёма, нет в жизни счастья, я тебе давно уже об этом говорю, – рассмеялся Столбов.

Чистик сидел перед дверями штаба на скамейке и листал какой-то журнал, рядом с ним стоял Корсар и откровенно скучал. Он не понимал, почему должен тратить свое время на охрану столь малозначимого персонажа, и, когда увидел Археолога в конце коридора, тут же направился к нему, чтобы возмутиться и потребовать объяснений, но его порыв прервал Раух:

– Молодец. Ты здесь больше не нужен. Свободен.

Корсар тут же растерялся, гневная речь застыла у него в горле, да там и осталась. Он молча направился на выход.

– Здравствуй, Федя. Тебя, кажется, Федя зовут? – спросил Археолог, протягивая мальчишке руку.

– Да меня все Чистиком кличут. Вы тоже можете. Так привычнее, – сказал парнишка, ответив на рукопожатие.

– Ладно. Проходи, давай. – Столбов открыл дверь в штаб и впустил мальчишку. – Ты, говорят, к нам с посланием пришел. От кого?

– Я давечи видел дядю Женю Прокурора. Он просил вам передать, что хочет встретиться. И ждет вас сегодня в клубе «Три сосны» возле речного вокзала. Он там будет целый день. Так что приходите.

– А больше ничего Прокурор не просил передать?

– Сказал, что это очень важно. И просил вас поторопиться.

Чистик вскочил со скамьи и направился к двери. Он считал, что миссию свою выполнил и теперь может быть совершенно свободен. Но Археолог не хотел его просто так отпускать.

– Федя, ты из Пролетарского никуда не уходи. Пока дома посиди. Так всем спокойнее будет. Время сейчас смутное. В городе стреляют. Так что побудь дома.

Чистик остановился, обернулся. В его глазах читалось недоумение. Как это так, ему запрещают по городу шляться? Отец никогда не запрещал, а тут человек посторонний ему приказывает сидеть дома. Было видно, что мальчишка хочет законючить да устроить бунт, но он сдержался, кивнул только и вышел из штаба.

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросил Семен Раух.

– Рубин сделал нам предложение. Он хочет сотрудничать…

Столбов детально пересказал весь разговор с бригадиром артельщиков, поделился он и своими соображениями насчет предложения Рубина.

– Думаешь, Прокурор нас по тому же вопросу решил дернуть?

– Уверен, что нам собираются озвучить предложение масловцев о сотрудничестве. Итого мы будем иметь два из трех. Но от часовщиков предложение вряд ли последует. Шаман бешеный тип, он нам не простит то, что мы ему в прошлый раз хвост начистили. Так что поехали, поговорим с Прокурором.

– Потешкин еще не поел, неверное.

– Возьми Жукова. Он должен быть где-то на территории. Да свяжись с Фермером, пусть он с Ухановым подруливают к клубу для прикрытия.

Через четверть часа они выехали в сторону речного вокзала. За рулем сидел Виталик Жуков, который очень обрадовался возможности сменить обстановку и выбраться в город. Последнее время он прозябал на территории Пролетарского, на серьезные дела его не брали, даже во время стычки с часовщиками он, охраняя подступы к штабу, только наслаждался звуками боя да морозил руки об автомат.

Жуков остановил машину прямо напротив клуба «Три сосны». Археолог и Раух вышли и направились к дверям. Машина Фермера появилась в начале улицы. Порядок, если Прокурор их подставил и это все-таки ловушка, то им есть чем удивить масловцев.

Археолог толкнул входную дверь и вошел в клуб. После нападения часовщиков помещение выглядело ужасно: дырки в стенах, перевернутые и изрешеченные кресла, порушенные столы, – и в центре всей этой разрухи за барной стойкой стоял Коля Хромой и старательно протирал полотенцем пивные кружки, при этом было заметно, что он хотел бы оказаться подальше от этого места и только уважение к Прокурору заставило его натирать эти проклятые кружки. Когда Столбов и Раух вошли, Хромой оторвался от своего занятия и кивнул приветственно, а потом показал кружкой, куда им идти.

Археолог увидел Прокурора издалека. Он расположился так, чтобы видеть входную дверь, но напротив него сидел кто-то еще. Столбову был виден только бритый затылок незнакомца. Что ж, это становится все любопытнее и любопытнее. Прокурор, похоже, только посредник при встрече с кем-то более важным, а вот кто этот человек и что за сюрприз он приготовил, будет любопытно послушать.

– Привет, Прокурорище, давно тебя не видел. Что-то ты в последнее время не жалуешь старых друзей. В гости не заглядываешь. – Столбов включил режим провинциального дурачка, схватил стул от соседнего столика и уселся рядом так, чтобы видеть обоих собеседников.

Незнакомец с виду был интересным типом. Одет дорого и во все новое, что было совсем не похоже на угличских ребят, которые в основном либо донашивали старье, либо покупали новодельные вещи, только которые подешевле да попрочнее. Их выпускали артельщики, но толстовка и ботинки, что были на незнакомце, явно были не местного производства. Выглядел незнакомец уверенным, смотрел на Археолога спокойно, изучающе, он явно знал, кто пришел на встречу, такого человека дуракавалянием не обмануть, но Столбов не собирался менять манеру беседы. Время для откровений еще не настало, так что продолжаем ломать комедию, а там по ситуации.

– И я тоже рад тебя видеть, Археолог. Времена сейчас неспокойные, чтобы по гостям расхаживать. На улицах, видишь ли, постреливают, а возле вашего района вообще в последнее время как-то тесно стало от пуль. Так что лучше уж так компотику попьем на нейтральной территории. Ты же не против компотика?

– Да я всегда любил компотик, в особенности если он крепкий, такой, чтобы с ног сбивал. Как думаешь, здесь есть такой?

Разговаривая с Прокурором, Археолог внимательно следил за незнакомцем. Тот ничем не выдавал своей заинтересованности в беседе, откровенно разглядывал Столбова, словно пытался забраться к нему в голову, чтобы прочитать мысли.

Семен Раух держался в стороне. Он сел за спиной Археолога и следил за входной дверью на случай, если вдруг появятся нежелательные гости с откровенно враждебными намерениями.

– Хромой, принеси нам своего фирменного компотика да поесть что-нибудь! – приказал Прокурор.

Коля Хромой бросил злой взгляд в их сторону и скрылся в подсобном помещении. Археолог прекрасно понимал его чувства, о каком поесть может идти речь, когда совсем недавно Хромому весь клуб разгромили, а на его кухне сейчас разве что прошлогодняя гнилая картошка да сушеный горох остались. Пару дней назад Хромой вывез все свои запасы из клуба, кто же мог знать тогда, что масловцам потребуется его помещение в качестве переговорной?

Пока Хромой возился в подсобке, Археолог с Прокурором потрепались о погоде, о планах на жизнь, договорились летом сгонять на охоту или рыбалку, так, чтобы с баней и девочками; все эти пустопорожние разговоры велись с одной целью – протянуть паузу до того момента, когда Прокурор представит незнакомца и начнется серьезный разговор, ради которого они здесь собрались.

Хромой вынырнул из подсобки с бутылкой мутной жидкости, в ней плавали какие-то ягоды, и картонной коробочкой, в которой, судя по стеклянному перезвону, находились стопки. Он поставил бутылку на стол, бухнул рядом коробку и тут же ушел, чтобы не мозолить глаза серьезным людям. Прокурор вытащил из коробки стопки, расставил их на столе, откупорил бутылку и разлил «компотик».

Археолог взял стопку, понюхал жидкость и одобрительно покивал. Настойка на брусничной ягоде, и приличной крепости, все лучше, чем привычный самогон Андронова.

– Предлагаю выпить за взаимопонимание, – предложил Прокурор.

Выпили они, не чокаясь. Даже незнакомец приложился к стопке, при этом продолжая хранить молчание. Столбову начала надоедать эта игра в молчанку. Напиваться в клубе не входило в его планы на сегодняшний день. Дома, на пролетарской земле, его ждало море работы, чтобы просто так тут жизнь прожигать. Странно, он в первый раз назвал про себя Пролетарский район домом. Это стоило обдумать.

– А что твой друг сидит да компотик пьет, а мы так и не знаем, кто он да зачем пришел… Не просто же так, ради компотика, он за тобой увязался? – атаковал собеседника в лоб Археолог.

Неожиданно ответил незнакомец. Голос у него был неприятный, каркающий.

– Можете называть меня Полковником. И вы правы, я не ради компотика пришел. А пришел я, чтобы увидеть и поговорить с Археологом. Вы за последнее время приобрели авторитет на этой земле, сумели вклиниться в устоявшийся расклад сил. Можно сказать, совершили тут революцию, вот и хотелось взглянуть на отчаянного человека.

– Взглянули? И что дальше? – неожиданно резко спросил Столбов.

– Мне нравится то, что я вижу. Мы сработаемся.

– А почему я должен с вами срабатываться? – поинтересовался Археолог.

– Поверьте, это в ваших же интересах. Вы же знаете, что Углич был до недавнего времени под покровительством Черномора из Ярославля. Но кто-то недавно грабанул его караван, после чего Углич забурлил и началось брожение масс. И уже не так сильна позиция Черномора в этом городе. К этому процессу приложили и вы свою руку. Пролетарский район стал революционным оплотом нового миропорядка. Поверьте, Черномор обязательно заглянет сюда посмотреть, кто посмел бросить ему вызов. И вы окажетесь у него на пути. Сил у вас не хватит противостоять Черномору. Он вас просто раскатает, утрамбует в асфальт, а райончик ваш разберет по кирпичику. Его «миротворцы» выжгут всех недовольных в городе, а потом восстановят свой порядок. И будет тут шаманить Шаман, и никто не посмеет супротив него гавкнуть. Но есть другой вариант. Я приехал из Рыбинска, где закон держит Секира. Он давно уже на ножах с Черномором, но пока они целуются в десны и делают вид, что друзья навеки. А за спиной друг друга копят яд и точат ножи. Сейчас сложилась просто идеальная ситуация, чтобы сбросить власть Черномора да прибрать его земли и богатства к своим рукам. В ближайшее время бойцы Секиры войдут в город. Они встанут за спиной Костыля и будут помогать ему. Костыль станет представителем Секиры в городе. Вместе мы уничтожим Шамана, раздавим Таракана. Тогда настанет покой и мир в городе. А Черномор, получив здесь по зубам, уползет к себе в Ярославль, где его уже будут ждать отряды Секиры. Вот такая многоходовочка. И теперь у тебя есть возможность заключить партнёрское соглашение с Секирой и стать его человеком. Тогда пролетарская земля останется независимой. Никто не будет претендовать на нее. Выбирай, Археолог.

Столбов с минуту молчал, переваривая услышанное. Да, сегодня он пользовался дикой популярностью. В течение одного дня целых два предложения о сотрудничестве. Того и гляди, к вечеру он получит приглашение от Шамана с очередной заманухой: я сделаю тебя царем Углича, только приди под мои знамена.

– А кто подломил караван Черномора? – спросил Столбов.

– Белый рой, но направил братьев я. По просьбе Секиры. Правда, мы рассчитывали на улов, но его не получили. Один отчаянный охранник сделал ноги вместе с грузом. И поговаривают в городе, что Археолог дал ему кров и пищу. Мы были бы рады, если ты в знак нашего союза отдашь груз Черномора нам.

Белый рой – так называли себя лесные разбойники, что промышляли и зверствовали на волжских берегах. Археологу и раньше доводилось о них слышать, но Юсово они обходили стороной. Люди говорили, что белые братья – это что-то типа секты, члены которой живут где-то в лесных дебрях и выходят на промысел, когда их духовный лидер объявляет очередной виток борьбы с «неверными». В общем, грабители и убийцы из числа тех, что расплодились, на волжских берегах после Катастрофы.

– Хорошо, Полковник, я тебя услышал. Теперь и ты услышь меня. Я сейчас не готов сказать тебе «да», но не готов и отказать. Потому что это серьезный шаг, который требует осмысления. Я не принимаю решения на пролетарской земле единолично. Я должен посоветоваться с людьми.

– Времени у тебя мало, Археолог. Завтра в город войдет Черномор, и каждого, кто выступал против него, вздернут на ближайшем фонаре. Впрочем, у тебя есть как минимум сутки. Скажем так, завтра в это же время я жду от тебя ответа. Пришли к нам этого мальчишку, через которого у вас связь налажена…

И Полковник вопросительно посмотрел на Прокурора.

– Чистик, – подсказал тот..

– Вот точно. Присылай этого Чистика. Так что взвесь все основательно, подумай. Время еще есть. А пока давай-ка выпьем за мир на волжской земле. Мир, который невозможен, пока землю эту топчет Черномор.

Полковник разлил настойку по стопкам. Они выпили, опять не чокаясь.

Археолог попрощался с Прокурором и Полковником. За барной стойкой Хромого не было. В подсобке кто-то гремел посудой и тихо матерился.

На улице Столбов остановился возле машины. Жуков недовольно выглянул из салона, мол, чего на улице мерзнуть, поехали уже. Столбов махнул ему рукой, подожди, мол, сейчас поедем, и спросил Рауха:

– Что ты обо всем этом думаешь?

– Похоже, намечается конкретная жопа. Надо Корсара с Фермером к Гривенному отправить, пусть разживутся боеприпасом. Пауки в банке активизировались, скоро начнут грызть друг друга, да и нас заодно.

– Как считаешь, какое предложение мы должны принять? И стоит ли вообще их рассматривать?

– Не знаю, Археолог. Думать надо. Поехали домой, там подумаем, – поежился, словно замерз, Раух.

Вот и еще один из его команды стал Пролетарский район домом называть.

Уже в машине Археолог спросил Рауха:

– Гривенный – человек Черномора, думаешь, он станет нам патронами помогать?

– В сложившейся обстановке Гривенный сам по себе человек. И будет пытаться на двух стульях одной жопой усидеть, – сказал Семен Раух.

– Логично, – согласился Археолог.

Глава 22

Вечером они засели с Семеном Раухом в комнате Археолога поговорить за жизнь да отбросить накопившуюся за день событийную шелуху.

– Мне последнее время снятся мертвецы. Даже не знаю, к чему все это, какой в этом смысл, – неожиданно сказал Семен Раух и взял в руки стакан самогонки.

Он задумчиво посмотрел на мутную жидкость, покачал ее в стакане и сделал большой глоток. Закашлялся, словно проглотил стакан живого огня, и ударил себя кулаком в грудь, но стакан назад не поставил.

– И все сны такие, с глубоким погружением, что не отличишь от реальности. В этих снах все живые, какими я их помню. Недавно вот приснилось, что приехал на большой семейный праздник. Под Питером у нашей семьи дача, большой участок, на нем еще в начале восьмидесятых дед построил для своей семьи большой, в два этажа, деревянный дом, обшитый вагонкой. Дом этот все мое детство был покрашен желтой краской. Дед почему-то любил этот цвет, или просто в эпоху тотального дефицита только такую краску удалось достать. Не помню уже. За тот дом деда на партсобрания вызывали и песочили по самое не балуйся. Как так, советский офицер и такие хоромы себе отгрохал, когда разрешены только домики в один этаж из фанеры и соплей, жилище наф-нафов. Но дед твердо стоял на своем, крутил дурочку, и как-то удалось ему выкрутиться и дом сохранить, да и участок расширить. Место там красивое, Керро называется, самое начало Карельского перешейка, озера Лемболовские рядом, в двух шагах от дачи большое озеро Ройка, мы мальчишками в тех лесах пропадали, в наших и фашистов играли. Только фашистов изображать никто не хотел, поэтому они все время абстрактно за нами охотились и прятались за холмами и кочками. Керро с финского как Кривая переводится. В шестнадцатом веке на том месте деревенька стояла в одну улицу, и та кривая, оттого и название…

Раух перевел дух и допил залпом самогон из стакана.

Археолог тоже выпил. Он слушал молча, стараясь не нарушать странную исповедь своего старого боевого товарища, который постепенно открывался перед ним с новой стороны.

– У деда моего было двое детей. Матушка моя, Екатерина, и сын Александр, дядя Саша, стало быть. Когда у родителей пенсия на горизонте замаячила, они тоже на дачу переехали на постоянное жительство, там у них давно домик стоял, да отец мой стал его достраивать и перестраивать, расширяя и углубляя так, чтобы все могли жить. Дядька тоже себе домик построил, благо земли на всех хватало. Вот так и жили. Все праздники вместе проводили за одним большим столом, посидим, за жизнь поговорим, выпьем, понятное дело, дед старое время повспоминает, когда был молод и горяч, он кадровый военный, службу по срочке на границе начинал, так что ему было что вспомнить. А потом песню затянем «По полю танки…», или «Флибустьеры в дальнем синем море…», или «Песню моряков», и так до самых ярких звезд. Душевное время было. И вот мне снилось недавно, как я на дачу приезжаю, а там вся семья в сборе, и дед тоже. И все словно меня ждут. И вот садимся за стол, песни поем, дед мой задорный, его вроде как ни одна болячка не тревожит, а главное, живой, и у меня в голове ни на секунду не поворачивается, что он уже давно умер…

Раух плеснул себе из графина, а про стакан Археолога словно забыл. Сам же залпом в одиночку и выпил. Столбов ни слова не сказал, чтобы не нарушать его исповедь.

– И вот дед такой задорный, счастливый. И дядька мой Сашка ему подарок привез. Он ему достает… вот в упор не помню, что это было, но что-то такое дорогое, чего ни у кого нет… и деду дарит, любимому отцу, мол. И все такие… возглас восхищения, мол, какое счастье, что у тебя теперь, дед, это есть. А дядька всем говорит, что вы столько проживите да выслужите в войсках, тогда и сами право иметь будете на это. И на этом пошли тосты, дед со всеми выпил, а потом на улицу заторопился, жену свою искать, она к соседям пошла. А жена его, бабушка моя Софья, умерла несколькими годами ранее. А потом дед так поворачивается и говорит, что все у них тут хорошо и круто, что все они счастливы, но не мне это говорит, а как бы всему столу, а я в это время у печки стоял, в стороне от всех. И ведь это только один сон, а у меня таких снов пальцев на руках не хватит. Часто мне дед снится, но что характерно, никогда ни в чем плохом, ни в одном дурном сне не замечен был. Как думаешь, Археолог, к чему все это снится? Может, зажился я, ждут меня там родные, близкие, а в следующем бою я пулю поймаю спасительную?

Археолог аж самогонкой поперхнулся. Семен Раух никогда раньше в упаднических мыслях замечен не был. Всегда был на позитиве и подъеме. Рассудительный, трезво мыслящий и реально оценивающий мир человек, с ним просто не вязалась вся эта сновидческая мистика в духе спиритических сеансов. Видно, у мужика депрессия началась, а он, Археолог, это прохлопал, и теперь надо как-то выруливать из омута фатализма, а то в следующем бою они и правда получат двухсотый груз, и это будет очень большая потеря, в первую очередь для Столбова.

– Нам всем снятся наши мертвые. Таким образом они с того света пытаются нас поддержать и дать напутствие на дальнейшие шаги в этом мире. Если дед тебе снился и был счастлив в этом сне, то, значит, ты все делаешь правильно, идешь по правильному пути, и не хрен тебе сомневаться в себе да киснуть. Чего загрустил, словно уже на тот свет пропуск оформляешь? А! Ты мне это, Сёма, брось, я пораженческие настроения в нашей команде не потерплю. Если тебя на декаденс потянуло да в грусть-тоску затягивает, то я быстро это из тебя выгоню. Пару десятков километров бегом в полной боевой разгрузке во главе отряда новичков, перед которыми ты в грязь лицом ударить не можешь, потому что они тебе, сука, в рот заглядывают да с ладони едят, – неожиданно для самого себя выдал прочувственную речь Археолог.

Раух серьезно посмотрел на него, в его глазах промелькнуло что-то новое, и Столбов продолжил.

– Мы с тобой сюда прибыли, чтобы деньжат подзаработать да райончик этот от пагубы и разрушения спасти. А в результате он для нас стал домом, теперь это наша вотчина, хотя еще не все из нашей команды это понимают. Но то дело времени, люди привыкнут и все поймут. То, что начиналось как рядовая охранная миссия, превратилось в дело, которому мы все служим. А я вот что думаю, скоро все эти масловцы, артельщики и часовщики настолько искусают друг друга, крови насосутся, что не смогут дальше жить. И вот тогда ноги у них подкосятся, и рухнут они все к чертовой матери, потому что все их маленькие царства держатся на глиняных подпорках. И когда они все обрушатся, нам предстоит на этих строить новый миропорядок. По частям, по кускам, территория за территорией, район за районом, деревня за деревней, мы создадим свой архипелаг свободы, архипелаг нового мира, в котором не будет места всему этому дерьму, в котором каждый подонок будет знать, что если он достанет ствол и попробует прессануть кого-то, то немедленно получит обратку, да такую, что, если останется голый, но живой, уже хорошо.

Археолог замолчал, словно пытался осмыслить сказанное.

Раух тоже не торопился начинать разговор. Ему требовалось переварить услышанное. Наконец он оценил речь Столбова:

– Да ты, брат, философ. Не тот ты в свое время факультет избрал. Тебе надо было на философский идти.

– Да там вечно всякая шушера с сальными длинными патлами и прыщами по морде отиралась, я бы там смотрелся белой вороной посреди черного поля, – попытался пошутить Археолог.

Но Раух даже не улыбнулся. Он застыл со стеклянными глазами, точно заглянул внутрь себя, и то, что увидел, парализовало его волю и силу. Похоже, за Сёмой теперь придется пригляд держать. Археолог про себя чертыхнулся. Как же все не вовремя. В городе намечается большая заваруха, которая полностью перекроит всю политическую карту Углича, а у него ближайший соратник поплыл.

– Я тебе когда-нибудь рассказывал, как мы на военной кафедре однажды в передрягу попали? – неожиданно спросил Столбов. – У нас норматив был по собиранию и разбиранию калаша. Не помню, сколько там в секундах, но я с самого начала быстрее всех справлялся. Так вот, кабинет у нас окнами на Лиговку выходил. А в двух шагах от нас прокуратура. Ну и пока мы там тренировались, один из наших решил у окна покрасоваться. А дело было по весне, тепло, окно раскрыто. Вот он с автоматом и высунулся. Да не нашел ничего интереснее, чем рембо из себя строить, в людей целиться. Так через двадцать минут к нашей кафедре фургон с ОМОНом приехал да всю кафедру мордами на пол положил. Сейчас-то смешно, а тогда весьма грустно было. После того случая окна в кабинете на третьем этаже в решетки забрали, чтобы другим неповадно было дурачиться.

– Напомни, кого там из вас готовили?

– Военпихов.

– Кого? – удивился Раух.

– Ну, военно-учетная специальность звучала как военный психолог. Мы всяких там маменькиных сынков да поплывших шифером из петли должны были вытаскивать и проводить с ними разъяснительные беседы. А придурка того с калашом вскоре отчислили из универа. Говорят, потом охранником в обменнике работал. Времена дикие были.

Когда Археолог начал рассказывать историю про придурка и ОМОН, ему казалось, что будет весело и это сможет хоть как-то отвлечь Рауха от пессиместических мыслей, но не так прост Семен, чтобы ему можно было какими-то студенческими байками мозги запудрить.

– А я когда мелким был… сколько мне там было, лет шесть, может быть, только молотком научился орудовать… лето, у семьи застолье, а мне скучно, и мне тогда молоток дали и чуть-чуть гвоздей. А перед домом бревно трухлявое лежало, я на него любил садиться и воображал, то это дикий мустанг, а я покоритель прерий, то это космический корабль, а я исследователь дальнего космоса, а тут у меня молоток и гвозди, и я решил декорации привести в соответствующий вид. В общем, гвоздей, что мне выделили, не хватило даже на приборную доску. Я гвозди в бревно загонял, каждый гвоздь или тумблер, или, если по самую шляпку в бревне, кнопка управления. Гвозди кончились, и я сбегал в сарай за новыми. В общем, когда мужики вышли на воздух покурить, пенек сверкал на солнце, я туда шесть пачек гвоздей вколотил, а времечко на минуточку восемьдесят шестой, гвозди в дефиците. Отец дар речи потерял, ртом, как рыба на берегу, хлопал, за ремень схватился, хотел мне всыпать как следует, а дед вступился, сказал, внук интерес к строительному делу проявил, да и фантазию тоже, нельзя на корню такое губить.

Семен Раух умолк и снова взялся за стакан. Археолог нахмурился – похоже, отвлечь друга от ностальгии не удалось, придется его постепенно из этого состояния выводить, а лучше бы ему бабу найти, чтобы она его в оборот взяла да к жизни вернула.

Как следует обмозговать это Столбов не успел. Дверь в его апартаменты хлопнула, и на пороге показался Фермер, вид у которого был не на шутку встревоженный.

– Археолог, из Юсово гонец прибыл. Говорят, бандиты там недавно разгром устроили, мужиков наших положили, а баб с собой заложниками взяли.

Столбов грохнул стаканом по столу, дышать внезапно стало нечем, а перед глазами расползлось черное пятно, с которым он все же быстро совладал, но вот с тревожной мыслью, которая набатом билась в мозгу: «Вера! Вера! Вера!», он никак справиться не мог.

– Кто? – прохрипел Археолог.

– Часовщики. Главный у них Лихом назывался.

– Убью суку! – с дикой ненавистью в голосе закричал Семен Раух.

В нем ничего ностальгического не осталось. Дурные новости мигом отрезвили мужика и прогнали весенний сплин: камень на шею – и в Волгу.

– Гонца ко мне. Быстро! – приказал Археолог.