Текст книги "Археолог"

Глава 16

Часовщики заявились в Пролетарский к вечеру второго дня. Они приехали на трех машинах и остановились возле баррикады, которую воздвигли люди Археолога, преграждая доступ на внутреннюю территорию района. Из машины выпрыгнули двое бойцов с автоматами, а вслед за ними появился Федор Лихачев, которого все звали Лихо. Столбов видел его, когда приезжал разговаривать с Шаманом. Лихо был одним из бригадиров часовщиков, и его появление в Пролетарском ничего хорошего местным не обещало. Похоже, часовщики все-таки каким-то образом пронюхали про беглого охранника и теперь приехали за ним. Скорее, конечно, не за ним, а за черной коробочкой с неизвестными ампулами, которые Долгов спас из купеческого каравана.

Потешкин справился с поставленной задачей и после быстрого обыска придомной территории старосты обнаружил нычку в дровянике. Не сильно-то ее Долгов и прятал. Видно, от усталости и поднявшейся температуры не отдавал себе отчет, куда пихает сокровище. Сунул в первое попавшееся место, которое показалось укромным. Думал, переночует, а утром заберет. Но вышло по-другому.

Семен Раух дежурил на баррикадах, когда заявились часовщики. Он встретил Лихо, который нагло потребовал, чтобы через минуту перед ним появился Археолог, иначе они тут все по бревнышку разнесут. Семен решил ситуацию не усугублять и отправил за командиром Корсара, который состроил недовольную физиономию, мол, чего это за хрены с горы к ним припожаловали, но все же отправился на поиски Столбова. В штабе его не было. Уханов услышал о появлении часовщиков, бросил на ходу, что Археолога можно застать у старосты Андронова, он вроде туда направлялся, и тут же сам засобирался к баррикадам.

Корсар действительно нашел Археолога у Андронова. Тот сидел в комнате за большим столом напротив незнакомого, болезненного парня. Парень держал в руках большой граненый стакан с чаем и пил, прихлебывая. При появлении Корсара он напрягся, замер, ожидая подлянки.

– Командир, у нас тут проблема нарисовалась.

Корсар коротко обрисовал ситуацию. Услышав о появлении часовщиков, незнакомец напрягся и сквозь крепко стиснутые зубы выцедил:

– Они за мной пришли.

– Не напрягайтесь, Константин. Вам в вашем положении это вредно, – сказал Археолог. Обратившись к Корсару, он задумчиво произнес: – Говоришь, они меня требуют? Ну что ж, пойдем посмотрим.

Археолог поднялся из-за стола. Дверь из соседней комнаты приоткрылась, и показался Андронов. Старичок, несмотря на дневное время, выглядел заспанным.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Отдыхайте, Михаил Степанович. Поберегите себя. У вас же давление. С остальным мы разберемся, – пообещал Археолог, располагающе улыбнувшись.

На улице Столбов изменился. Улыбка сошла с лица. Он весь подобрался, словно хищник перед прыжком. Быстрым шагом направился в сторону баррикад. Корсару пришлось его догонять.

Идея забаррикадировать проезды к пятачку андроновского дома и многоэтажке, куда переехали все жители района, пришла Столбову несколько дней назад, и теперь он убеждался в правильности своего решения. Как бы ни развивалась ситуация, но рано или поздно к ним заявятся представители всех группировок и в лучшем случае захотят договориться. В худшем – сразу начнут стрелять. Поэтому правильный вариант сократить охраняемую территорию и перекрыть к ней все подступы.

Столбов разбил дружинников самообороны на четыре группы. Раух емко и коротко высказался о них: слякоть, а не человечишки, – но других у них не было. В каждую группу Столбов выделил по два своих бойца. Им предстояло разделить народ на две смены и взять под свой контроль баррикады. Таким образом, обеспечивалась круглосуточная охрана объекта. И Столбов как в воду глядел – противник забеспокоился в своем логове.

Для начала они решили выяснить отношения между собой. Произошло несколько кровопролитных стычек: погром возле речного вокзала в клубе «Три сосны», потом перестрелка на перекрестке Старо-деревенского проспекта с Котельной улицей. Там артельщики зацепили патруль часовщиков и вдарили из всех стволов. Результат – пять трупов, и столько же подранков отправились к себе в берлогу зализывать раны. Часовщики в долгу не остались. Собралась бригада и отправилась к перекрестку выяснять отношения. Никого не застав на месте, так как артельщики уже успели убраться восвояси, разъяренные часовщики отправились на их поиски и наткнулись на разъезд масловцев. Гнев нашел выход. Часовщики положили на месте группу масловцев. Все выглядело бессмысленным и попахивало чистым идиотизмом, словно не взрослые люди важные вопросы решали, а безусая молодежь задирала друг перед другом павлиний хвост в борьбе за самку. Когда Столбов выслушал свежие новости, что принес ему Чистик, которого, казалось, ни одна сила в мире не могла заставить усидеть на месте, у него тут же возник вопрос: куда смотрят Шаман, Костыль и Таракан? Неужели их все устраивает? Почему они не встретятся на нейтральной территории и не урегулируют свои разногласия? Но раз уличные беспорядки продолжаются, значит, им выгодно, чтобы мелочь развлекалась, поигрывала мускулами да тратила адреналин на эту глупость, пока новые бароны отсиживаются в своих замках, строя коварные планы на покорение города. В сущности, Столбов был недалек от истины. Шаман разрешил своим ребятам приподнять крышечку на кипящем чайнике и спустить пар, но отрытую войну объявлять не спешил. Костыль и Таракан заняли схожую позицию. Они позволили своим людям стрелять на улицах, но при этом делали вид, что ничего не происходит. Хищные змеи выжидали, не желая брать на себя ответственность за разжигание большой войны. Но вот к Археологу Шаман все же отправил своего парламентера, не выдержал.

Лихо держался развязно. Пришел господин, который не просил, а требовал.

– Это наша земля. Что ты здесь делаешь, Археолог? Мы тебя не звали, – начал он разговор.

– Земля, она людям принадлежит. Тем, кто здесь живет. А вы кто такие? Какое право имеете? – осадил его Столбов.

За его спиной стоял Корсар и Уханов. В укрытиях сидели еще человек десять, готовые в любой момент открыть огонь. Археолог чувствовал спиной нацеленные на чужаков стволы.

За спиной Лихо стояли его бойцы. Они тоже были готовы к бою. Только им не улыбалось умирать за просто так на улице. Им щедро платили, но все же жизнь стоила дороже.

Лихо чувствовал это. Столбов тоже.

– Шаман велел передать, что если ты хочешь работать с ним, то он готов взять тебя с командой под свое крыло. Это выгодное предложение. В Угличе нет никого сильнее Шамана, а скоро вообще никого не останется.

– Смело говоришь. Только я понимаю, что не все просто так. Какова цена? – спросил с насмешкой Столбов.

Лихо сделал вид, что насмешку не заметил, но Археолог видел, что она его зацепила.

– У тебя на районе человечек интересный оказался. Так вот это наш человечек. Он кое-что забрал с собой… кое-что, что нам принадлежит. Верни нам человечка да то, что с ним было, и ты в нашей команде.

– А что с людьми будет? – спросил Археолог.

– С какими людьми? – искренне удивился Лихо.

Он смотрел на защитников Пролетарского района и не видел в них людей. Для него они были расходным материалом, досадным препятствием на пути к цели. И Столбов его где-то понимал. Раньше он мог бы к ним отнестись так же, но теперь он знал этих людей. Они не были для него пустым местом.

– С пролетарскими, – уточнил Столбов.

– Под нас пойдут. Выплатят за ущерб, который они причинили своими действиями, а потом будут жить, как и все остальные в Угличе, что пользуются нашим покровительством.

– Иди в жопу со своим предложением, – ответил Археолог. – Это мои люди. Я не буду ими делиться.

– Ты хорошо подумал?

– Очень хорошо, – сказал Столбов.

– Тогда жди беды и не обижайся, теперь ты разделишь их судьбу, гаденыш, – процедил сквозь зубы Лихо.

Он развернулся и направился к машине. Часовщики прикрывали его, не отводя стволы от защитников Пролетарского.

– У нас есть где-то полчаса. Скоро здесь будет вся королевская рать, – сказал Археолог Уханову и Корсару.

Он развернулся и бодро зашагал к штабу. Надо было собрать всех способных держать оружие и быть готовым к удару.

⁂

Первым делом они эвакуировали старосту Андронова вместе с Долговым. Старик сопротивлялся, уходить не хотел, жалобился, что это его дом и он супостатам его на разорение не оставит, но вынужден был смириться, потому что против силы не попрешь, года уже не те, да и Доктор пообещал сделать ему укольчик успокоительного для лучшей сговорчивости. В доме старосты Столбов устроил засаду, здесь была отличная позиция для обстрела одной из улиц, по которой возможно было наступление противника. Трех парней из местных и Копытова, чтобы присмотрел да скоординировал слаженную работу. При должной подготовке, которой у его ребят было недостаточно, чего греха таить, эту точку можно пару дней эксплуатировать, только патроны подтаскивай, если гранатами не забросают. Но тому, кто будет делать большой бабах на улице, зачем привлекать внимание конкурентов? Они поспешат вмешаться и помешают штурму мятежного района.

Пока Андронова уговаривали да уводили в безопасное место, а ребята осваивали новую боевую позицию, Столбов проверил оборонительные рубежи, лично убедился, что ребята готовы встречать гостей. После чего отправился на заданную точку, где его уже ждала боевая группа. По-хорошему Дмитрий должен был засесть где-нибудь в многоэтажке и уже оттуда руководить обороной, но у них каждый ствол на счету, да и сам он считал, что должен вместе с остальными бойцами плечом к плечу сражаться. Только поблизости от передовой можно верно просчитать ход боя и оперативно разрешить возникающие боевые задачи. Пусть генералы сидят в штабах, а у них нет генералов.

Позиция Археолога находилась возле старого ржавого автобуса, который раньше ходил по маршруту, связывая районы и улицы города, а теперь леденел в снегах памятником невозвратному времени. К автобусу местные стащили мешки с песком и строительным хламом, древнюю мебель, перевернутый газетный киоск – получилась отличная баррикада, с которой хорошо держать под контролем подъезды с улицы Шевченко.

Археолог забрался в автобус, где местные заранее расчистили пространство от кресел и всего хлама, что накопился в салоне за долгие годы, что автобус ржавел под открытым небом. Они оборудовали удобные стрелковые точки, одну из которых занял Столбов. Он плюхнулся на седушку от автобусного кресла, прислонился спиной к борту. Оконные проемы были заложены мешками с песком, так что оставались только бойницы, через которые было удобно вести огонь.

Дмитрий обвел взглядом своих бойцов. Молодые, усталые лица, им бы детей растить, на заводе трудиться, снабжая страну молоком и сыром или часами марки «Чайка», создавать что-то весомое, двигать мир в будущее, только вот и страны больше нет, просрали мудаки в высоких кабинетах, да и мир уже давно не тот, и будущего ни у кого из ребят нет, если признаться по честноку. Однако они сейчас с автоматами сидели, потому что за ними их семьи, и если они сейчас не выстоят, не дадут бой, то завтра их семьи вырежут под корень эти отморозки, и уж тогда точно никаких шансов на будущее не остается.

Миха Ломов до Катастрофы был школьным учителем, математику преподавал, коллега старосты Андронова, сейчас он сносно стрелял из калаша. Что можно за несколько дней тренировок, они в него вдолбили. Серега Крайнов, хмурый, немногословный мужик, держится обособленно от всех, раньше, говорят, служил в одном из местных храмов, но бандитские разборки забрали у него родителей и жену с детьми, всю семью на погост отвез, потому и обозлился. Этот стрелял метко, хладнокровно и рвался в бой, хотел крови, хотел отомстить за всю боль, что пережил. Коля Блинов, чернявенький такой, хитрый мужик, глаза озорные, по всему видно, еще тот приключенец, автомат сжимает, как любимую девушку. Для него война очередная авантюра, новое приключение, новые переживания, до которых он охоч, как наркоман до дозы. И последний из местных в его группе – Петр Куракин, по прозвищу Князь, из спортсменов, выступал раньше за угличский футбольный клуб «Чайка» и подавал надежды как отличный нападающий, ходил слух, что его пытались перекупить в один из столичных клубов, но случились большие взрывы, и выжившим людям стало уже не до футбола. Как поведут себя в бою эти ребята, можно было гадать на кофейной гуще, но вот ставить на такой результат деньги Археолог бы не рискнул. Ребята сопливые, не обстрелянные. Хорошо, что Семен Раух с ним, по крайней мере, в этой связке будут два надежных ствола.

– Чай будешь? У меня в термосе есть горячий. Блин, я чего-то в последнее время подмерзать начал. Как бы не заболеть, – улыбнулся Раух. – Мне тут девчонки термос налили. Сказали, что чихаю сильно и не по делу.

– А… давай, – махнул рукой Столбов.

Черный чай никогда не помешает, в особенности если предстоит убийственный замес.

Раух отложил в сторону автомат, развязал тесемки рюкзака и извлек большой термос и две кружки. Свинтил крышку, вытащил пробку, набулькал горячей коричневой бурды в одну кружку и протянул ее Археологу.

Пролетарские посмотрели на них озадаченно, у каждого в глазах застыл свой немой вопрос. Общим было одно: местные никак не могли понять, как можно кофе гонять с чаями, когда через пару минут, быть может, начнут стрелять и кому-то достанется дырка в теле, несовместимая с жизнью. Ребята юные совсем, пороха не нюхали, потому и удивляются. А ведь если вдуматься, вся жизнь человеческая – это сплошная игра со смертью, так если постоянно делать драматические паузы, то когда кофе пить?

Со стороны дома старосты прозвучали первые выстрелы. Пролетарские вздрогнули, как один, заозирались, пытаясь определить, откуда стреляют. Миха Ломов высунулся из окна автобуса так, что не надо было быть снайпером, чтобы сделать в его лбу дырку. Раух схватил парня за рукав, сдернул вниз и зашипел:

– Куда прешь? Жить надоело?

Ломов затравленно посмотрел на него, крепко вцепился в автомат и всхлипнул.

Блинов, шмыгнув носом, заявил:

– Вот идиот!

– Посмотрим на тебя, когда начнут стрелять, – процедил сквозь зубы Археолог.

Очень уж ему этот Блинов не нравился. Когда в твоей команде есть такой приключенец, жди беды. Приключенцам главное отыграть партию на своих нервах, им на общее дело наплевать и растереть.

Блинов бросил на Столбова злой взгляд. Но ничего не успел сказать в ответ. В начале Красногвардейской улицы показались чужие бойцы в черном. Шесть человек передвигались короткими перебежками, стараясь прятаться за естественными укрытиями. Засаду пролетарских они пока не видели, и раскрывать ее раньше времени было нельзя. Пусть подойдут поближе, тогда можно будет себя обнаружить прицельным огнем. Археолог поднял руку, призывая всех к тишине. Раух его понял, а вот пролетарские, видно, позабыли все, чему их учили. Крайнов первым скользнул к бойнице, выставил ствол автомата и, не особо целясь, дал первую очередь.

Раух от неожиданности выронил термос, который не закрыл пробкой, кипяток выплеснулся на пол, брызги попали на лицо Семена, он выматерился и отпихнул от себя термос ногой. Он покатился к другой стороне автобуса, из него выливался горячий чай, от которого поднимался пар.

Столбов не смог сдержаться. Выругался от души. Ну, вот что за идиоты! Все веселье испортили самым нелепым образом. Он тут же прильнул к бойнице и попробовал достать хоть одну крысу, пока те не попрятались. Поймал в прицел одного коротышку с автоматом, что двигался по правой стороне улицы, нажал на спусковой крючок. Пули поразили цель. Коротышка нелепо дернулся, взмахнул руками и завалился на спину. Крайнов тоже дал очередь, но неудачно. Ствол повело в сторону, и остаток очереди угодил в соседний бревенчатый дом, повышибал стекла да снес верхушки нескольких досок в заборе. Оставалось надеяться, что в этом доме никого из гражданских не оставалось и никто не пострадал. Вроде пролетарские всех своих по окрестностям собрали, чтобы врагу не давать повод для бесчинств. Раух справа поддержал очередью, включились одиночными Князь и Ломов, но от их стрельбы пока толку не было.

Часовщики рассыпались по местности, залегли и слаженно ответили… Тут уж пришлось Археологу с ребятами залечь на дно автобуса. Над их головами свистели пули. Автобус мелко дрожал, встречая стальные градины. Парням на головы сыпались снег, осколки металла да какой-то строительный мусор. Часовщики серьезно обиделись на противника за смерть одного из своих, но скоро они выдохнутся, посчитают, что противник напуган и готов выбросить белый флаг. Раух первым нашел лазейку в их нестройной музыкальной пьесе, дал несколько очередей вслепую, в надежде, что это выманит противника. Блинов поддержал его из своего угла. Археолог осторожно выглянул. Часовщики зашевелились, он видел их тени на снегу, невнятные силуэты, мелькавшие между заборами и домами. Столбов аккуратно выставил ствол, дал очередь по одному из укрытий и тут же получил ответ.

Сейчас задача не победить противника, а сдержать его на подступах. Показать, что пролетарские представляют из себя силу, с которой необходимо считаться. Но если часовщики серьезно на них насядут, то могут сломать им хребет. Их намного больше по количеству, они лучше экипированы, и они давно воюют с оружием в руках на улицах. В то время как пролетарские только недавно познакомились с творением товарища Калашникова. Столбов надеялся, что на шум уличного боя подтянутся масловцы и артельщики. Они не могут позволить себе, чтобы часовщики в одиночку съели такой вкусный кусок пирога, и попробуют помешать. А затем в образовавшейся неразберихе пролетарские сумеют отстоять свою независимость… хотя бы на время. Но дальше надо будет решать вопрос жестко, и у Археолога были на этот счет мысли. Главное, выжить в этом бою.

Повсюду слышались оружейные выстрелы. Часовщики пробовали прорваться к пролетарским со всех сторон, они получали серьезный отпор, но пока не прекращали лезть снова и снова. Вот и эти зашевелились. Столбов увидел, как из-за дома показались двое бойцов. Стреляя на ходу, они поперли в лобовую атаку. Вот один из них упал, словив пулю в грудь. Жить будет, на нем наверняка броник, так что пара сломленных ребер и больше никаких неприятностей, если, конечно, не поднимет сейчас голову, а притворится мертвым. Ан нет, часовщик решил все же попытаться встать. Столбов влепил ему пулю в голову без сожаления.

Вялотекущий бой длился не больше часа. Часовщики то лезли вперед, пытаясь нагло сломать оборону пролетарских, то занимали позиции в укрытиях и пытались задавить огнем, то неожиданно отступали, чтобы перегруппироваться и разжиться боеприпасами.

Археолог радовался тому, что пока они держали оборону без видимых потерь. По крайней мере, на его точке. Блинову рассекло осколком щеку. Крайнов получил ранение в руку, что его только больше разозлило. Да еще Раух разлил свой чай. Все это можно было пережить. Чего нельзя было сказать о противнике. На подступах к их объекту лежало уже пять мертвецов. Снег пестрил красными проплешинами, похожими на пятна ржавчины.

И наконец все закончилось. Затихли выстрелы. Послышались крики со стороны часовщиков, и Археолог увидел, как противник стал отступать. Они ждали с четверть часа – вдруг враг перегруппируется и начнется новый приступ? Но часовщики не давали о себе знать.

– Похоже, все закончилось, командир! – сказал Семен Раух.

– Все не все. Но на сегодня эти ребята выдохлись. Надеюсь, другие не полезут. Блинов и Ломов остаются на позиции. Остальные за мной. Вам на смену я пришлю людей.

Археолог первым выпрыгнул из автобуса на снег.

Первым он вернулся в штаб.

Первым узнал, что в стычке с часовщиками они потеряли Доктора.

Глава 17

Сергей Рубин родился в обеспеченной семье. Отец каждое утро плотно завтракал бутербродами с колбасой и яичницей, после чего в костюме и пальто, с большим кожаным портфелем спускался к подъезду, где его дожидалась служебная «Волга», через несколько лет сменившаяся «мерседесом».

Варлам Абрамович Рубин служил в управлении часового завода «Чайка» заместителем директора по производству. Таким его и запомнил восьмилетний Сережка, когда в последний раз отец спустился к служебной машине, чтобы уехать на работу. Кто мог предположить, что это будет его последний рабочий день? Вечером, за полчаса до окончания смены, Варламу Абрамовичу стало плохо. Вызвали «скорую», но когда она приехала, то смогла лишь констатировать смерть. Потом в заключении написали, что отец умер от какой-то аневризмы или тромболии. Странные названия больше напоминали монстров из фантастических книжек, которыми в то время зачитывались все мальчишки. Как сейчас, Рубин помнил что-то про Барсум, Джона Картера и Конана-варвара. Книжки достать было тяжело, но отец привозил ему из командировок в Москву пухлые томики с яркими, кричащими обложками.

И вот отца не стало. Сереге тогда исполнилось тринадцать лет – мягкий пушок усов под носом, черная футболка «Iron Maiden», жуткий раритет, и полная растерянность в жизни. Что делать дальше? Отец хотел, чтобы Серега поступил в Питере в политехнический университет, который когда-то сам Варлам Абрамович оканчивал, но тогда была возможность, отец обещал обеспечить поступление, а теперь даже не осталось денег на поддержание привычной жизни. Мать постоянно плакала и ничего не хотела делать. Даже после похорон она ходила, как живой мертвец, по квартире, слабо реагируя на внешний мир.

Вот так Серега Рубин в одночасье ворвался во взрослую жизнь, которая ему совсем не понравилась. Мама слегла в больницу. «Ей нужно поправить психическое и физическое здоровье», – утверждал дедушка Абрам Исаакович Рубин, к которому Сергей переехал, как тогда думалось, на время, а оказалось, что навсегда. Мама его из больницы вышла через полгода, но закрутила роман с каким-то приезжим бизнесменом из Ярославля и вскоре уехала, никому ничего не сказав. Сергей после больницы видел ее всего два раза, и в каждую встречу она обещала, что скоро заберет его от деда и они заживут новой жизнью.

Дед Сергея, Абрам Исаакович, получал пенсию, но продолжал трудиться в первой горбольнице хирургом. Несмотря на солидный возраст, седьмой десяток недавно разменял, хирургом он был от Бога, и на него молилась вся администрация горбольницы, а коллеги и ученики смотрели как на небожителя. Характер, правда, у Абрама Исааковича был тяжелый, сказывались трудное детство, боевой юношеский опыт во время Великой Отечественной да не менее трудное послевоенное время. Абрам Исаакович не терпел возражений, если он что сказал, то это требовалось исполнить немедленно, без пререканий, только вот внучок у него был слеплен из того же теста, недаром тоже фамилию Рубин носил, поэтому сперва он подчинялся деду беспрекословно, а потом стали брать верх вредный характер и природная дерзость, и вскоре они ругались с дедом каждый день, бывало, что и по-крупному.

Эти сплошные пререкания и споры привели к первому побегу мальчишки из дому. Сергей Рубин собрал вещички в рюкзак, сказал, что идет в школу – как раз подходил к концу девятый класс, – а сам рванул на железнодорожный вокзал, попытался сесть на первый же поезд, что шел на Калязин, чтобы там пересесть на поезд до Питера, но на вокзале у него ничего не вышло. Билет не продали, сесть зайцем в поезд не получилось, коленки дрожали и выглядел он весьма растерянным и жалким, да и на перроне, как назло, столкнулся с дедовым сослуживцем, который стал задавать много вопросов, а потом схватил мальчишку за шкирку и отвел на квартиру к Абраму Исааковичу.

Абрам Исаакович сухо поблагодарил сослуживца, запер за ним дверь, а потом молча прошел к себе в кабинет, где заперся и не выходил до вечера. Он не разговаривал с Сергеем три дня, а потом за завтраком с сожалением заявил:

– Ты весь пошел в мать. Такой же импульсный и без головы. Жаль, если не удастся тебе поставить голову на место. Софочка бы не смирилась с таким провалом.

Софья Михайловна, бабушка Сергея, умерла, когда ему было три с половиной года, поэтому он ее совсем не помнил. Но Абрам Исаакович жил с ее образом в душе до самой смерти.

С тех пор жизнь вроде наладилась. Серега закончил одиннадцатый класс, благополучно поступил при поддержке деда в Ярославский медицинский институт на специальность хирургия. Люди говорили, что парень решил пойти по стопам деда. Там, в Ярославле, Сергей познакомился со многими предприимчивыми ребятами, с которыми еще на университетской скамье стал мутить разные прибыльные дела. И вскоре уже совсем забил на учебу, полностью погрузившись в схемы «купи-продай», за что его вскорости выперли из университета без права восстановления.

Когда один из преподавателей по госпитальной хирургии, Василий Большов, с наглой такой красной мордой, вечно молодящийся, вечно подшофе, заявил, что не даст Сергею никогда лечить людей, потому что Рубин подлец и прощелыга, парень не сдержался и начистил ему красную морду, превратив ее в фиолетовую. Тогда-то ему и выдали волчий билет, хорошо еще деду никто не позвонил и не настучал о недостойном поведении внука. Рубин решил ничего не рассказывать Абраму Исааковичу – зачем волновать старика? – а вскорости дед умер и рассказывать уже было некому.

Хорошо, что Абрам Исаакович не дожил до Катастрофы и не увидел, как все, что он так долго выстраивал наравне с остальными советскими, а потом и российскими гражданами, осело радиоактивным пеплом на дорожное полотно. Его старое еврейское сердце точно бы не выдержало.

Как раз в ту пору, спустя несколько месяцев после отчисления из мединститута, Сергей Рубин познакомился с Алексеем Рассказовым, его уже в ту пору звали Черномором, и люди говорили, что под ним ходит весь ярославский мелкий и средний бизнес. На крупный он пока пасть не разевал, но люди считали, что это вопрос времени. Если кто из московских не вмешается, то скоро Рассказов будет весь Ярославль контролировать, став самым крупным денежным тузом на этой земле. И ведь как в воду глядели, правда, чтобы Черномор прибрал к себе весь Ярославль, потребовались время и Катастрофа, но это все-таки случилось.

Однажды вечером в недавно купленную на трудовые доходы квартиру Рубина позвонили. Сергей очень не любил столь поздние визиты, подозревая, что за ними может крыться что-то нехорошее. Этот же визит полностью изменил всю его жизнь. Два крепких мужика в костюмах и в гангстерских шляпах сообщили, что приехали от Черномора и тот очень хочет видеть Сергея Рубина, чтобы послушать вместе одну интересную сказку. О Черноморе Рубин слышал много всякого разного, и услышанного было достаточно для того, чтобы понять, что от такого приглашения отказываться нельзя. Если, конечно, ты не мечтаешь поплавать в Волге с бетонной чушкой на ногах.

Сергея вывезли за город. Когда показались первые деревья, а огни города остались далеко позади, Рубин похолодел, он начал молиться, размышляя о том, сколько у него останется времени на побег до первого выстрела. Ведь все равно убьют, но он не может не попытаться сбежать.

Рубина привезли в Большое Село, где у Рассказова имелась трехэтажная каменная резиденция, о которой Сергей не знал. Шикарный дом, но любоваться им у него не было ни времени, ни сил. Парень всю дорогу прощался с жизнью, так что теперь ему было не до красот. Его привели в просторный кабинет с огромным письменным столом, на котором, к удивлению, не было компьютерного монитора, и двумя красными креслами напротив, сильно выбивающимися по колориту из всего интерьера.

За столом сидел лысый мужик с большой черной бородой. Он перебирал бумаги и не обратил никакого внимания на вошедших. Охранники усадили Рубина в кресло и покинули кабинет. Через минуту бородач – а это был Рассказов собственной персоной, в этом не оставалось никаких сомнений – оторвался от бумаг и посмотрел на Сергея:

– Вот ты какой, Рубин. Интересно на тебя посмотреть. Говорят, человек хороший, предприимчивый. Сделал себе немного денег на интересных идеях. Хорошо это. Толковые люди всегда в цене. Только вот непонятно, почему ты до сих пор один бегаешь, ни с кем дружбу не завел… – Рассказов посмотрел на парня цепко и зло.

Сергею стало не по себе, такое чувство, что тебя взглядом раздевают, решая, влезешь ли ты в котел, который сейчас во дворе растапливают.

– Так я же человек маленький. Никому головной боли не приношу. Сам заработал, людям немного дал заработать. Разве ж от этого кому-то плохо станет? – осторожно произнес Рубин.

– Да нет, конечно, кому может быть плохо, если у пяти – десяти человек всегда есть что покушать да немного шмоток, чтобы не замерзнуть зимой и не промокнуть летом. Но что-то подсказывает мне, что ларьки да магазинчики с авторемонтом не твоего уровня полет. Тебе нужно больше простора, чтобы крылья расправить. Есть у меня к тебе одно деловое предложение.

Рассказов поднялся из кресла и подошел к шкафу, откинул дверцу, за ней оказался бар, заполненный многочисленными бутылками с яркими этикетками. Он взял бутылку виски «Red Label» и налил два стакана, один протянул Рубину. Сергей отметил, что в баре стояли и более дорогие бутылки, но, видно, по статусу он еще не дорос до такого угощения.

И Рассказов сделал Рубину предложение, от которого нельзя было отказаться, слишком оно было заманчивым. И таким образом Сергей Рубин стал частью царства, которое выстраивал вокруг себя Черномор.

Его заслали в Дзержинский район города, который продолжал оставаться неподконтрольным Рассказову, в то время как весь остальной город уже ходил под Черномором. Дзержинские славились своим свободолюбием, гордились независимостью. Ими верховодил Виктор Балмазов, старый сиделец, в авторитете. Такого туза подсидеть да скинуть с трона – задача с первого взгляда невыполнимая. Рубину потребовался год, чтобы добиться желаемого. Постепенно, предприятие за предприятием, район отошел под контроль Рассказова. Балмазов пытался брыкаться, даже войной ходил на Черномора, но закончилось все на Осташинском кладбище, где лег в землю последний свободный дзержинец.

Рассказов остался доволен работой Рубина. Он не задавал вопросов, как у того получилось все так грамотно сработать. Черномор щедро отблагодарил Сергея.

А потом случилась Катастрофа, после которой Ярославль оказался предоставлен сам себе, а на месте старого криминального авторитета Черномора появился купец Алексей Рассказов, который вовремя сумел подмять под себя все склады города. И начались борьба за выживание и война с пришлыми, которые пытались вторгнуться в город и подмять его под себя.