Текст книги "Тень люфтваффе над Поволжьем. Налеты немецкой авиации на советские промышленные центры. 1942–1943"

В Ворошиловском районе в течение всего налета обстановка оставалась относительно спокойной. Заводы продолжали работу, хотя рабочие настороженно прислушивались к доносящейся с улицы стрельбе зениток и грохоту взрывов. Группы самозащиты и пожарные формирования находились в состоянии боевой готовности. Свободные от работы жители района притаились в щелях, кто посмелее наблюдали за происходящим с высокого окского откоса. Бомбежка шла всего в 3 километрах отсюда, и было отчетливо видно, как в Карповке, за Станкозаводом и дальше на берегу горят дома, пылают цеха завода «Двигатель революции». Огромные клубы дыма уносились ветром на юго-запад, закрывая вид на автозавод и его окрестности.

Время было 01.45. Казалось, что налет закончился, но в небе над Щербинками вновь послышался гул самолетов. А затем воздух пронзил ужасающий вой падающих бомб. Еще мгновение, и по всему Ворошиловскому району прокатилась серия мощных взрывов, затем на откосе, у железной дороги и в жилом секторе в небо взметнулись ослепительные языки пламени. На заводе № 326 имени Фрунзе рабочие ночной смены вдруг услышали гулкий удар, затем хруст, перемежающийся с грохотом. В цехах и мастерских осыпалась штукатурка, зазвенели стекла. У каждого, кто слышал это, похолодело внутри. Борис Увяткин, преподаватель Горьковской школы радиоспециалистов, и сержанты А. Нужин и С. Меркушев находились в подвале возле 19-й будки, расположенной недалеко от заводской столовой. Они тоже ощутили сильнейший удар, чуть не сваливший их с ног. Все поняли, что на завод упало нечто огромное. Впоследствии оказалось, что в одноэтажное здание столовой попала бомба SC1800. Пробив все перекрытия, «адская машина» ушла на несколько метров в грунт, но не взорвалась. Тем не менее лишь одного попадания почти двухтонной махины оказалось достаточно, чтобы сильно повредить здание[153]153
  Забвению не подлежит. С. 354.


[Закрыть].

Пострадали и другие объекты на территории района. Мощный взрыв разрушил барак № 7 на улице Крутояровской и восемь сараев. Четыре зажигательные бомбы BrandC50A упали на территорию радиотелефонного завода имени Ленина, и еще одна угодила в дом № 18 на улице Азовской. К счастью, на место быстро прибыли заводские унитарные команды и пожарные автонасосы. В течение 30 минут пожары удалось потушить. Серия взрывов прогремела и на станции Мыза. Здесь были сильно разрушены пути и станционные постройки. Всего, по данным службы МПВО, на территорию Ворошиловского района были сброшены 10 фугасных и 50 зажигательных бомб разных калибров. В результате пострадали 36 человек, в том числе пять погибли, одиннадцать получили тяжелые ранения и травмы.

Бомбардировке подвергся и Ждановский район, расположенный на восточной окраине исторической нагорной части Горького. Л. Дмитриева, работавшая тогда операционной сестрой на станции переливания крови, вспоминала: «Я находилась в это время на СПК. В окна третьего этажа, обращенные в сторону автозавода, мы словно завороженные наблюдали за тем, как падали зажигалки, сброшенные немцами.

К нам зашел главный врач Е.Н. Нечаев и с тревогой сказал:

– Девочки, все спускайтесь вниз, что-то у меня не спокойно на душе, что-то произойдет.

Мы не послушались его совета и продолжали оставаться на своих местах. Через несколько минут он снова зашел и снова отругал нас. И только после этого мы бросились вниз. Едва успев добежать до второго этажа, почувствовали, что наше здание зашаталось, посыпались стекла».

В районе сада имени Пушкина прогремела серия взрывов. Бомбы разорвались на улице Белинского, Костина и Воровского, а также на Средном рынке. Несколько фугасок попали в чулочную фабрику № 5 имени Клары Цеткин, разрушив один из ее корпусов. По роковому стечению обстоятельств в момент бомбежки по улице строем проходила воинская часть, и десятки бойцов были убиты и ранены. Первыми на место трагедии прибыли медсестры со станции переливания крови. Дмитриева рассказывала: «Когда мы выбежали из помещения станции, то увидели такую картину: кругом все горело, трещало. Добежав до места, куда были сброшены бомбы, мы увидели воронки и лежавших на земле убитых красноармейцев. Мы переносили раненых солдат. Врачи перевязывали их, а потом отправляли в госпиталь».

В 01.30 к Средному рынку прибыли три пожарных автонасоса с боевыми расчетами, а также три звена медико-санитарной службы МПВО Ждановского района. К 05.30 утра основные очаги пожаров удалось потушить, затем началась очистка улицы Белинского от обломков. Когда бойцы разведали все очаги поражений, были обнаружены в общей сложности 25 воронок от фугасных бомб. Наиболее сильно пострадали чулочная фабрика и Средной рынок, на котором взрывами и огнем были разрушены все шесть павильонов, а также десять киосков. На протяжении трех кварталов по улицам Костина, Воровского и Белинского в жилых домах вышибло стекла, косяки и рамы, поломало внутренние переборки в квартирах[154]154
  В основном это были двухэтажные деревянные дома, построенные в конце XIX в.


[Закрыть]. Наиболее сильные разрушения получили дома № 26 и № 7а по улице Костина. Всего в результате бомбежки в Ждановском районе пострадали 73 человека, из них четырнадцать погибли и тридцать четыре получили тяжелые ранения. Кроме того, на частных подворьях были убиты лошадь и две козы.

Тем временем немецкие самолеты один за другим возвращались на свои базы. Так, в 01.25 по берлинскому времени, то есть когда в Горьком было уже 04.25, в Олсуфьево после 305 минут полета приземлился Не-111Н 1G+АL из 3-й эскадрильи KG27. В 01.40, проведя в воздухе 319 минут, садится Не-111 1G+ЕL из той же эскадрильи. В. Хартл из 8-й эскадрильи вспоминал: «Уже час спустя после посадки мы услышали, как русская радиостанция, мешавшая нашим передачам, передавала: «Кровавые собаки во главе с фон Бёстом убили тысячи беззащитных людей» и т. д.».

В Горьком наступило утро, однако по всему городу продолжались тушение пожаров и разборка завалов. В общей сложности в пяти районах работали 33 автонасоса и 4 пожарных поезда. В Ждановском районе работы по оказанию помощи раненым, уборке трупов и очистке улиц от обломков продолжались до 08.00, после чего удалось восстановить движение трамвая № 2. На станции Мыза авральными темпами шли восстановительные работы. Тем временем на Казанском вокзале, а также на перегоне Мыза – Кудьма скопилось множество эшелонов, ожидавших проезда. Движение оказалось полностью нарушенным, и его удалось возобновить лишь в 15.00.

Бойцы же вездесущего 22-го инженерного противохимического батальона НКВД приступили к обезвреживанию многочисленных неразорвавшихся авиабомб. Больше всего их оказалось на территории Ленинского района. Здесь к полудню 14 июня удалось обнаружить 79 несработавших фугасок, в том числе 2 SC500, 35 SC50 и 42 SC250. Это составило примерно четверть бомбовой нагрузки, сброшенной люфтваффе на территорию района. Своеобразный рекорд поставил завод «Красный кожевенник», на котором саперы обнаружили аж 30 невзорвавшихся бомб! В районе улицы Баумана пришлось обезвреживать 12 таких «подарков с неба». Но самые большие трудности, естественно, возникли с 1800-килограммовой бомбой, находившейся под столовой радиозавода имени Фрунзе. Под утро жители Кировского района обнаружили на станции Маяковская детской железной дороги воронку диаметром 12 метров и глубиной 3,5 метра. Недалеко от этого места был найден 50-литровый бак, на полметра ушедший в почву. Сбоку к нему была прикреплена мелкая зажигательная бомба. Все вокруг в радиусе 30 метров было забрызгано смесью керосина и нефти.

Гауптман Путц на допросе у маршала Новикова

Руководство МПВО по горячим следам подводило итоги очередного налета. Полковник Антропов указал в своей сводке, что якобы из общего числа 80 бомбардировщиков «на город прорвались 5—10 самолетов», но потом, видимо посчитав, что в эту цифру никто не поверит, от руки подписал «15–20 самолетов». Потери населения в результате бомбежки оценили в 253 человека, из которых 55 погибли. Конечно же и эта цифра является весьма сомнительной. Различные повреждения получили пять предприятий, но больше всех пострадал минометный завод «Двигатель революции». Значительный ущерб был нанесен жилому сектору города. Всего в результате налета были разрушены и сгорели 90 жилых домов и бараков, в том числе 67 – в Ленинском, 18 – в Автозаводском и по два – в Ворошиловском и Ждановском районах. Десятки жилых зданий получили повреждения.

Штаб Горьковского корпусного района ПВО на сей раз заявил о пяти сбитых самолетах, из которых три были на счету зенитной артиллерии. По донесениям командиров батарей и полков, цели были поражены над центром города, станцией Мыза и городом Бор. Истребительная авиация совершила в эту ночь 33 самолето-вылета с общим налетом 41 час. При этом пилоты сообщили, что в районе Павлово и Богородска ими были сбиты два бомбардировщика, в том числе один из них тараном. С задания не вернулся один Ла-5[155]155
  ГОПАНО. Ф. 2518. Оп. 1. Д. 9. Л. 93, 93а.


[Закрыть].

Фактически же потери люфтваффе составили два самолета, при этом один из них юго-западнее Горького был сбит ночным истребителем. Один из пилотов 6-й эскадрильи KG27 потом вспоминал: «Мы летели на правом фланге правого звена. Внезапно между нами и самолетом на левом фланге почти вертикально пролетел одиночный русский ночной истребитель, который затем атаковал нашу машину справа. Я сразу же передал по радио: «Внимание, рядом ночной истребитель!» Мы отразили атаку прицельным огнем. Ночной истребитель предпринял новую атаку, на этот раз сзади. Я сманеврировал, чтобы дать бортстрелкам лучшую возможность для огня, и мы смогли прицельными очередями снова отразить атаку. Вскоре после этого я заметил, что самолет на левом фланге перешел в крутое пикирование. Его экипаж был объявлен пропавшим без вести».

Сбитым самолетом оказался Не-111Н-16 W.Nr.7554 1G+HH фельдфебеля Герхарда Рихтера из 1-й эскадрильи KG27, вылетевший в 23.00 с аэродрома Олсуфьево. Все пять членов его экипажа – пилот 25-летний Рихтер, штурман 28-летний фельдфебель Вилли Хоффманн, бортрадист 25-летний фельдфебель Рудольф Кёппер, бортмеханик 30-летний обер-фельдфебель Ханс Хагенмайстер и бортстрелок 23-летний обер-ефрейтор Хельмут Беккенбах – считаются пропавшими без вести[156]156
  Archiv KG27 «Boelcke».


[Закрыть].

Атаке ночного истребителя подвергся также «Хейнкель» обер-фельдфебеля Людвига Хафигхорста из 5./KG27. Вскоре после сброса бомб бортстрелок и бортрадист одновременно заметили советский самолет. Пилот Людвиг Денц сразу отвернул влево, в результате истребитель проскочил мимо, после чего по нему открыл огонь бортстрелок унтер-офицер Бласс. «Подбитый самолет повернул в сторону. Откуда-то снизу у него вырвалась струя пламени, и, упав на землю, он взорвался», – вспоминал Хафигхорст. Сбитым истребителем, вероятно, был Ла-5 старшего лейтенанта Михаила Белоусова. Увидев перед собой немецкий бомбардировщик, летчик передал по рации, что идет на таран, после чего связь с ним оборвалась[157]157
  Примечательно, что, хотя в действительности никто из советских пилотов не видел обстоятельств гибели Белоусова, во многих послевоенных публикациях ему приписывали таран немецкого бомбардировщика. Причем он описывался очень подробно, в мельчайших деталях. Например, в статье С. Макаренко «Враг над: городом», опубликованной в газете «Ленинская смена» 18 февраля 1969 г., было написано следующее: «Набрав заданную высоту, Михаил приступил к поиску. Вдруг впереди появились голубоватые светлячки. Поравнявшись с ними, Михаил увидел, что это выхлопы двухмоторного самолета. Сомнений не было, тяжело груженный фашистский стервятник идет бомбить Горький… Белоусов открыл огонь из пушек. Но очередь не достигла цели. Летчик повторил атаку. Снова неудача. А земля все ближе. Не теряя из поля зрения «Хейнкеля», Михаил опять нажал на гашетку. Пушки молчали: боеприпасы кончились. Что делать? Летчик принимает решение – идти на таран. Удар пришелся по верхней части хвостового оперения, Хе-111 рухнул вниз». Через 15 лет об этом же таране в той же газете писал журналист В. Федоров. Согласно его «сведениям», Белоусов, «расстреляв весь боезапас, на малой высоте ударил винтом «Хейнкель-111». Летчику не хватило высоты, чтобы покинуть свой поврежденный самолет, и он погиб».


[Закрыть].

Из вылета к Горькому также не вернулся Не-111Н-16 W.Nr.160291 1G+BM командира 4-й эскадрильи KG27 «Бёльке» гауптмана Хельмута Путца. Последний был одним из ветеранов эскадры. Сын известного немецкого художника Лео Путца, он в октябре 1941 года был первым среди пилотов KG27 награжден Германским крестом в золоте. А через год 19 сентября 1942 года Путц получил уже Рыцарский крест. К июню 1943 года летчик выполнил уже более 300 боевых вылетов.

13 июня «Хейнкель» Путца поднялся в воздух в 20.30 по берлинскому времени. Вряд ли командир 4-й эскадрильи думал, что больше не вернется в свою часть и уже не сможет в привычной манере отпраздновать удачный вылет в офицерском казино. Как-никак позади было множество сражений и операций, и всякий раз Путц возвращался целым и невредимым. Однако даже профессионалов иногда сбивали. Как потом оказалось, шедший на не очень большой высоте бомбардировщик уже на обратном пути был подбит зенитками в районе Козельска. В отличие от многих своих коллег, которым на одном двигателе и с почти отрубленным хвостом все-таки удавалось дотянуть до своей территории, 28-летний Путц совершил вынужденную посадку в районе Тулы. Он пытался бежать, но через некоторое время был ранен в ногу красноармейцем и взят в плен. Та же судьба постигла и 25-летнего бортрадиста обер-фельдфебеля Ойгена Шорна. Остальные два члена экипажа – штурман унтер-офицер Рольф Хофманн и бортмеханик обер-фельдфебель Георг Котцихик – пропали без вести[158]158
  Шорн затем находился в лагерях для военнопленных № 27 в Москве, № 28 в Потьме, в Таганроге и в Ростове и был освобожден 28 апреля 1949 г. Путц также вернулся в Германию после войны.


[Закрыть].

Поскольку в руки впервые попал не просто летчик, а командир эскадрильи, вскоре Путца доставили в Москву, где его допрашивал лично командующий ВВС РККА маршал А.А. Новиков. Напуганный летчик, чья блестящая карьера оборвалась благодаря советским зенитчикам, не стал отпираться и выдал всю правду. «Я участвовал в ночных налетах на объекты Горького и Ярославля с аэродрома Олсуфьево, обычно вылетали по 30 самолетов, – сказал Путц маршалу Новикову. – Как командир отряда в KG27, я дважды водил группы на Горький (шел первым) и один раз пытался бомбить Ярославль, но из-за сильной зенитной завесы в районе Москвы вернулся обратно. В последнем налете в ночь на 14 июня подбит огнем зениток на обратном пути из Горького, самолет совершил вынужденную посадку». В отличие от других пленных летчиков, которые все, как один, твердили, что воевали на Западе, а на Восточном фронте, совершали первый-второй вылет, летчик также честно поведал, что выполнил более 300 боевых вылетов, включая 130–140 ночных, а еще 60 часов ночью он налетал в тылу, до попадания на фронт. «Обычно задание на ночной вылет экипажу дают за 2–3 часа до вылета, – сознался Путц. – Ночные полеты на дальние цели выполнялись на высотах 1500–3000 метров, но в ночь, когда их сбили, летели на высоте, превышающей 4000 метров. Ночные полеты всегда выполняются одиночными экипажами…»

Таким образом, бомбардировщики люфтваффе продолжали каждую ночь летать в Поволжье, выводя из строя завод за заводом. Советские же ВВС по-прежнему утюжили Брянск, Карачев и Орел. Кроме того, многочисленные же немецкие аэродромы подвергались атакам ночных бомбардировщиков У-2. Порой немецкие самолеты, возвращавшиеся с очередного налета, в сумерках встречались с ними при заходе на посадку. А для борьбы с «кукурузниками» некоторые подразделения выделяли собственные ночные истребители. П. Мёбиус из 9./KG27 вспоминал: «Иногда в утренних сумерках мы встречали тихоходные вражеские машины. Это были «беспокоящие» самолеты», которые бомбили аэродром. Хотя мы все говорили о том, чтобы организовать ночную охоту на эти «ящики», я полагаю, что обер-лейтенант Вальтер Грасеманн[159]159
  Кроме того, на его счету были свыше 200 уничтоженных железнодорожных вагонов и одна тяжелая артиллерийская батарея. 9 октября 1943 г. командир 9-й эскадрильи KG27 обер-лейтенант Грасеманн был награжден Рыцарским крестом.


[Закрыть]был единственным, кто оставался над аэродромом и на своем Не-111 сбил несколько машин».

Невероятные приключения немцев в долине Хопра

Одновременно с налетом на Горький в ночь на 14 июня «Хейнкели» из III./KG55 и I./KG100, всего около 70 бомбардировщиков, вылетев из Сталино, совершили второй налет на Саратов. Согласно записям в летной книжке фельдфебеля Хельмута Абендфотха, его Не-111Н 6N+EК поднялся в воздух в 19.50, а вернулся в 00.19. Продолжительность вылета составила 269 минут, то есть на 4 минуты меньше, чем за сутки до этого[160]160
  Fligerbuch Helmut Abendvoth. S. 72–73.


[Закрыть]. Таким образом, как и на Горький, немецкие самолеты стали летать к Саратову, во-первых, по одинаковому расписанию, во-вторых, по прямой линии, без всяких маневров.

Выйдя к Волге севернее города, они пересекли ее с запада на восток, а затем, ориентируясь по руслу реки, зашли на цель. Основной удар вновь пришелся по нефтеперегонному заводу имени Кирова и поселку Князевка, расположенному рядом, на берегу Волги. В результате попаданий фугасных и тяжелых зажигательных бомб возникли крупные очаги пожаров. В общей сложности сгорели 37 000 тонн нефтепродуктов. В поселке Князевка также возник большой пожар, охвативший сразу несколько улиц. В результате были уничтожены сто жилых домов, погибли пятнадцать человек[161]161
  Ченакал Д.Д. Указ. соч. С. 136.


[Закрыть].

Во время бомбардировки огнем зенитной артиллерии был подбит Не-111Н-16 W.Nr. 110071 G1+AR унтер-офицера Герхарда Крюгера из 7-й эскадрильи KG55 «Грайф». Экипаж передал по рации, что продолжает полет на одном двигателе, однако самолет так и не вернулся на свой аэродром. Следует заметить, что расстояние от Саратова до линии фронта составляло около 670 километров, и дотянуть до нее на одном моторе было довольно сложно.

Как потом оказалось, пролетев около 200 километров, Крюгер совершил вынужденную посадку юго-западнее Саратова. Через четыре дня экипаж, в который помимо Крюгера входили штурман фельдфебель Карл Шухольц, бортрадист унтер-офицер Херман Оплингер, бортмеханик унтер-офицер Альфред Эккерт и бортстрелок унтер-офицер Готтхард Хойер, был пойман и взят в плен.

Похожим образом складывалась судьба другого бомбардировщика – Не-111Н16 W.Nr. 150273 6N+IL обер-лейтенанта Герхарда Пуклитша (штурман гауптман Хельмут Фрицше, бортстрелок унтер-офицер Штрайхер, бортрадист обер-фельдфебель Шварц) из I./KG100.

«После налетов на автомобильный завод «Молотов» в Горьком, проведенных из Сещинской (центральный отрезок фронта) ночью между 3 и 6 июня 1943 года, наша L/KG100 7 июня перебазировалась обратно в Сталино, – вспоминал впоследствии Пуклитш. – Оттуда мы должны были производить ночные налеты на индустриальные объекты Саратова, особенно на крекинг и шарикоподшипниковый завод.

Целью на 13.06.1943 года был определен крекинг. А уже находясь над крекингом, согласно приказу, особое внимание необходимо было уделить его электростанции. Это был второй налет на данную цель, и мы, как и в прошлую ночь, были готовы к сильной противовоздушной обороне и многочисленным прожекторам.

После нормального старта, произведенного в 19.46 в вечерних сумерках, полет проходил без особых происшествий. Когда совсем стемнело, мы на высоте 3200 метров пересекли фронт в районе Шахт и продолжили полет в свете луны и при хорошей видимости. Внизу была лишь небольшая облачность.

Ориентиром выхода на цель был предусмотрен большой железнодорожный мост через Волгу, находящийся юго-восточнее крекинга. С этой точки мы должны были атаковать цель, делая подлет к ней с противоположной стороны от луны. Крекинг расположен к югу от Саратова на краю аэродрома, к которому также примыкает и шарикоподшипниковый завод. Эти объекты из-за своей огромной значимости для военной промышленности соответственно были и защищены средствами ПВО. И уже с приближением к району цели был открыт ураганный огонь зенитной артиллерии и включены прожекторы.

Пройдя над мостом, мы повернули влево для захода на цель. Теперь ПВО сконцентрировалась на подлетающих к цели машинах. В это время над объектом повисли и осветительные ракеты, так что стало светло как днем. Заходим на цель. Бомбовые люки открыты. Из-за небольшой протяженности указанной цели – электростанции крекинга мы сбрасываем с коротким интервалом восемь бомб, которые точно ложатся в цель. Мы повторяем эту операцию три раза, заходя на цель с одного и того же направления. Бортстрелок может хорошо наблюдать за разрывами, что многократно фиксирует на фотокамеру.

Во время последнего захода цель уже находилась в плотном дыму пожарищ, что сильно осложняло видимость. Зенитки, как до этого, так и сейчас, ведут огонь из всех стволов, и помимо разрывов крупнокалиберных снарядов мы видим и следы трасс от снарядов мелких и средних калибров. Повсюду шарят прожекторы, один из которых несколько раз проскользнул рядом с нашей машиной. И вдруг один захватил нас и стал удерживать. Тут же к нему присоединились еще три, четыре, а потом и целая дюжина прожекторов, так что теперь нас по курсу вел целый пучок яркого света. В кабину проник настолько яркий свет, что мы, чтобы довести этот заход на цель до конца, натягиваем солнцезащитные очки, называемые летчиками «лягушачьими глазами». Однако теперь батареи открыли огонь по нашему освещенному самолету. Нас болтает от взрывных волн, исходящих от детонирующих снарядов. И тут два мощных толчка – в нас попали. Левый мотор теряет мощность и начинает гореть.

За нами потянулся длинный шлейф дыма. Теперь необходимо срочно заглушить поврежденный двигатель. Для этого я выключаю зажигание, включаю систему пожаротушения и устанавливаю пропеллер мотора на режим планирования. Но этого сделать не удастся, так как явно задет и механизм изменения шага лопастей винта. Машину сильно тянет влево, и я пытаюсь ее сбалансировать.

Между тем горение прекратилось. И в этот момент раздался крик бортстрелка: «Сзади истребитель!» Одновременно мы видим, как мимо нас вперед проносятся трассы его очередей. Тут же в ответ атакующему застучал пулемет бортрадиста и «спарка» бортстрелка. Только благодаря неимоверным усилиям удалось оторваться от несколько раз атаковавшего нас ночного истребителя и снова направить машину на нужный курс. Вероятно, это произошло из-за того, что задние стрелки, может быть, попали во вражеский истребитель, так как он в какой-то момент вдруг резко отвернул и оставил нас в покое»[162]162
  Фрицше К. Воздушный стрелок. Сквозь зенитный огонь. М.: Яуза-Пресс, 2009. С. 69.


[Закрыть].

Летчики 144-й иад ПВО в ту ночь доложили о семи воздушных боях и двух сбитых самолетах. Старший лейтенант А. Гончаренко по прибытии на аэродром сообщил, что в районе деревни Квасниковка он перехватил один «Хейнкель» и сбил его пушечно-пулеметным огнем. Вероятно, именно он и атаковал бомбардировщик Пуклитша.

С трудом выйдя из зоны зенитного огня, «Хейнкель» на высоте 2000 метров взял курс на восток. По сути, экипаж оказался точно в таком же положении, как и вышеупомянутый Не-111 G1+AR унтер-офицера Крюгера из 7-й эскадрильи KG55. Пуклитш добавил мощности правому мотору, однако машина все равно трудно управлялась и не хотела держать высоту. Как было предусмотрено в таких случаях, летчики начали выбрасывать за борт все «ненужное», в том числе бронелисты, пулеметы и боеприпасы. Однако бомбардировщик все равно постепенно терял скорость и высоту. В результате после полутора часов неимоверно сложного полета «Хейнкель» даже не достиг Дона, а до линии фронта все еще оставалось порядка 500 километров. Положение было отчаянным, и бортрадист стал постоянно передавать на аэродром сигнал SOS, а также курс, высоту и скорость полета.

В конце концов было принято решение идти на вынужденную посадку на советской территории. «Газ сброшен, система пожаротушения включена, закрылки выдвинуты, и включены посадочные фары, – вспоминал Пуклитш. – Земля быстро приближается – это пашня. Удар, самолет проскользил на брюхе и наконец остановился. Внутри кабины поднялось облако пыли. Остекление носа самолета разбилось, а нижний отсек стрелка оторвался. По счастливой случайности никто не пострадал. Воцарилась жуткая тишина. В этот момент загорелся правый мотор. Вероятно, во время удара о землю горючее или масло попало на раскаленные патрубки выхлопной системы, что вызвало воспламенение. Мы срочно покинули машину и начали закидывать огонь землей. Это дало положительный результат – огонь потушили. Не шевелясь, вслушиваемся в темноту. Вроде бы тихо. Мы снова устремляемся в кабину, уничтожаем приборы, радиопередающие устройства и карты целей и спасаем фляжки, сумку с провизией, огнестрельное оружие, сигнальный пистолет и боеприпасы к нему. Нам удается найти патроны с зелеными и белыми ракетами, а также несколько патронов ЕS6, отстрел которыми был знаком идентификации на сегодняшний день. Патроны с красными ракетами занесло кучей образовавшегося мусора, так что мы их найти не смогли.

Между тем бортрадист в последний раз пытается связаться с нашей станцией в Сталино, но аппарат молчит. Теперь мы уничтожаем и его. Уничтожить весь самолет методом подрыва или поджога мы не решаемся, так как это могло бы указать путь к месту его нахождения. Мы осознаем, что наш полет на такой довольно низкой высоте не остался незамеченным и что нас уже начали искать»[163]163
  Фрицше К. Указ. соч. С. 70—71.


[Закрыть].

Пуклитш принял единственно верное решение – немедленно покинуть место посадки и уходить. Экипажу Не-111 6N+IL в общем-то уже дважды повезло. Во-первых, они, несмотря на повреждения, сумели уйти из района цели, во-вторых, приземлились в безлюдной местности. По всей видимости, где-то в равнинной местности в междуречье Хопра и Медведицы к северу от Серафимовичей. К тому же пока еще было темно, что давало большие шансы на исчезновение. Уйдя довольно далеко от самолета через бурьян и высокую траву, летчики спрятались под кустом.

Там они провели весь следующий день. Который оказался насыщенным самыми разными событиями! Сначала Пуклитша, Фрицше, Штрайхера и Шварца «атаковали» тучи комаров, затем в небе пролетел самолет-разведчик Ju-88D, по соседней дороге проехал колхозник на телеге, затем милиционер на мотоцикле. Ну а потом летчиков дважды окатил теплый июньский ливень. Ну а затем начали обдумывать план спасения. На пеший переход до линии фронта, по их расчетам, требовалось минимум четыре недели. Так что единственный реальный шанс вернуться к своим был в случае эвакуации на самолете.

«Когда солнце на западе село, штурман гауптман Фрицше и бортрадист обер-фельдфебель Шварц отправились на дозор, а я с бортстрелком унтер-офицером Штрайхером начали подыскивать подходящее место для посадки самолета, – продолжал свой рассказ Пуклитш. – Мы сделали вывод, что полевая дорога и граничащая с ней полоса степной равнины вполне смогут сгодиться для ночной посадки. Мы снова собрались на своем месте привала. Ближайшие окрестности кажутся безлюдными, и мы решаем, что будем ожидать здесь, пока наши товарищи не приступят к нашему поиску. Нас не покидает надежда, что нам удастся обратить их внимание на себя во время их очередного полета к цели. Мы высчитали предположительное время пролета. Время ожидания стали коротать сбором сухой травы для костров. На небе светила полная луна, не считая отдельных тучек. Видимость хорошая.

По истечении нескольких часов, почти точно к подсчитанному времени, низкий гул издалека объявил о приближающейся формации. Машины летят очень высоко, и мы подпускаем их поближе. Затем мы произвели отстрел светового сигнала ES 6 прошлого дня. За ним еще один. Никакой реакции. Тяжелогруженые самолеты ровно прошли над нами. И мы предположили, что самолеты сперва доставят бомбы до цели, а на обратном пути будут заниматься поиском».

Пуклитш был прав. «Хейнкели» из I./KG100 в ночь на 15 июня снова шли на Саратов. Крекинг-завод имени Кирова получил новые повреждения, сгорели еще около 4000 тонн нефтепродуктов. В донесении Саратовского областного управления НКВД сообщалось, что «авиация противника из-за отсутствия средств ПВО действовала безнаказанно»[164]164
  Сойма В.М. Советская контрразведка в годы Великой Отечественной войны. М.: Крафт+, 2005. С. 102–103.


[Закрыть]. Зенитная артиллерия Саратовского диврайона продолжала вести преимущественно заградительный огонь, впустую расходуя тысячи снарядов.

Ну а на обратном пути экипажи получили задание вести поиск экипажа Пуклитша. Сигналы, переданные ими прошлой ночью, были пойманы многими немецкими радиостанциями, и в течение всего дня на аэродроме Сталино кипела работа. В течение дня несколько экипажей I./KG100 отправились на поиски сбитого самолета. В первую очередь необходимо было установить место вынужденной посадки подбитого «Хейнкеля», с тем чтобы сузить район поисков. Так, Не-111 6N+OK в 11.00 и 13.07 дважды вылетал в северо-восточном направлении[165]165
  Fligerbuch Helmut Abendvoth. S. 72–73.


[Закрыть]. Принесли ли эти полеты результаты, неизвестно.

Так или иначе, сопоставив разные данные, штабу I./KG100 удалось точно определить квадрат, в котором мог находиться сбитый экипаж. Поэтому маршрут полета был выбран точно над этим районом. Основные поиски предполагалось вести именно на обратном пути, когда машины будут освобождены от тяжелого бомбового груза.

«Снова подсчитав время, мы стали ожидать, продолжая собирать сухой бурьян для костров, – продолжал свой рассказ Пуклитш. – Наконец со стороны востока послышался гул мотора. Без сомнения, это был гул Не-111. Он двигался в нашу сторону ниже, чем остальные самолеты, возвращавшиеся с задания. Мы снова выстрелили ракетой ES и световыми патронами, а также подожгли маркерные костры. Самолет включил бортовые огни и начал кружить на небольшой высоте. Будет садиться?

Неустанно мы продолжали подбрасывать в костры бурьян и подавать световые сигналы своими карманными фонариками, вырисовывая их лучами бортовой код нашего самолета IL. Машина также ответила световыми сигналами, и мы подумали, что нас поняли. Самолет кружил здесь уже целых полчаса, когда к нему присоединился еще один. Вместе они со включенными фарами летали еще полчаса, делая то большой диаметр облета, то маленький. Но намерений на посадку не замечалось. Вдруг вдалеке с северной стороны мы услышали пулеметную стрельбу, которая наверняка велась с наших самолетов. Однако мы не тушили костры. Ну, теперь можно было рассчитывать, что скоро появятся русские. Самолеты, проследовав по прямой над нами и помахав крыльями, дали понять, что улетают»[166]166
  Фрицше К. Указ. соч. С. 72.


[Закрыть].

Все это светопреставление вселило в экипаж Пуклитша надежду на скорое спасение. Им повезло в третий раз, причем невероятно! Повезет ли еще?

Понятно, что низкий полет самолетов, пуски сигнальных ракет и костры могли привлечь внимание советских постов наблюдения и местных жителей. А летчикам предстояло провести в тылу противника еще как минимум сутки!

«Раздавшийся издалека лай собак заставил немедленно действовать, – вспоминал Пуклитш. – Мы поспешно затушили костры и срочно отправились в старом направлении. Из-за костров, разведенных нами, а также из-за шума самолетов у нас не оставалось сомнений, что русские теперь знают, где нас искать.

В течение часа мы бежим по степи так быстро, как только можем, делая лишь короткие передышки. Луна тем временем зашла, и стало совсем темно. Ориентирование возможно только по компасу. Время от времени мы останавливаемся и внимательно вслушиваемся. Вокруг кромешная тишина. Дальше!

Примерно через час после полуночи мы споткнулись через борозду скошенного поля. Инстинктивно падаем на землю. Где есть поле, там есть и села. Осторожно мы пересекаем поле, которое кажется достаточно большим. На другом его краю мы обнаружили крутой овраг, поросший кустарником. Для такой местности типичная балка. Спрятавшись в кусты, мы решаем провести день здесь. Распределились для несения караула».

Здесь летчики решили отсиживаться до темноты. У них в запасе еще имелись два патрона с сигналом ES6 и по одному патрону к ракетнице белого и зеленого цветов. Вечером они провели разведку местности и собрали солому для костров. После чего стали с невероятным напряжением ждать ночи.

«И тут, очень далеко со стороны юго-запада, послышался гул самолета, который то приближался, то отдалялся, – продолжал Пуклитш. – На ограниченной высоте к нам стала приближаться одинокая машина. Теперь нужно оставаться спокойным и сначала выяснить, кто летит. Ошибка может стать нашим концом. Мы колеблемся, пока не становимся полностью уверенными, что это типичный звук Не-111. И вот мы его уже видим в просвете облаков на фоне света луны. Подаем сигнал ракетой ES6, однако самолет не реагирует и пролетает мимо нас. Тогда мы поджигаем костер и отстреливаем зеленую ракету. Машина сделала разворот влево и, включив посадочные прожектора, пошла курсом прямо на нас. Мы стали размахивать фонариками и подавать сигналы. Не-111 прогремел над нами, сделал резкий поворот влево и пошел противоположным курсом, чтобы затем повернуть в направлении посадочной полосы.