Автор книги: Дмитрий Ершов
Жанр: История, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
Первым моим делом по прибытии в Пинсау было обезоружение китайской милиции, которой я велел разойтись по домам. Отобранные ружья возьму с собой и доставлю в Находку. Трех предводителей манзовской милиции с pp. Пхусун, Та-ухэ и Суду-хэ, а равно и старшину в Пинсау я арестовал за то, что они, вопреки приказаний лейтенанта Старицкого, казнили трех пойманных хунхузов и в том числе одного атамана. Мне кажется, что это они сделали для того, чтобы пленные хунхузы при допросе не показали чего-нибудь предосудительного о сучанских манзах, как то уже сделал один из таких пленных в Находке. Краткий, наскоро мною сделанный допрос пинсаускому старшине я прилагаю при сем рапорте. Сегодня, т. е. 13-го утром, ко мне присоединился отряд Шелихе, который пришел из Лоренцовой по рекам Май-хэ и Циму-хэ. На всех этих реках, так недавно густонаселенных, отряд наш не встретил ни одной души человеческой, ни одной целой фанзы; все было разграблено, сожжено и уничтожено хунхузами.
О хунхузах здесь ничего не слышно, поэтому завтра я выступаю из Пинсау и 15-го числа буду в деревне Хуани-хезе (на правом берегу Сучана против наших поселений), где расположусь в ожидании дальнейших распоряжений. Отряд лейтенанта Векмана (Каблукова) еще не присоединился ко мне, и я ничего о нем не знаю».
Во втором донесении, написанном через десять дней после первого, Пржевальский, сообщая о соединении его команды с прибывшим отрядом поручика артиллерии Н.Н. Каблукова, продолжает свой доклад: «14 июня в три часа пополудни я выступил из Пинсау и 15-го утром прибыл в деревню Хуани-хезу. Отобранные от манзовской милиции 83 ружья, 2 пушки, около 1 пуда пороху и свинцу я привез с собой, а также привел арестованными трех предводителей манзовской милиции с рек Пхусун, Та-ухэ и Суду-хэ, старшину Лигуя и трех его помощников.
Ружья почти все принадлежали тазам[6]6
Тазы – народность Приморья.
[Закрыть], и я их возвратил по приказанию адмирала Фуругельма, пушки отправлены во Владивосток, а также вследствие его личного приказания освободил из-под ареста старшину Лигуя, трех его помощников и трех предводителей манзовской милиции.
Придя в дер. Хуани-хезу, я пробыл там в ожидании дальнейших распоряжений, до 20 июня. Затем, вследствие предписания адмирала Фуругельма, оставив в п. Находка под начальством Садовникова 120 человек, горное орудие с зарядными ящиками отправил на пароходе „Америка“ [во Владивосток]. Поручику Каблукову предписал пройти от Сучана берегом через реку Таудеми, бывший пост Стрелок в устье Цимухэ во Владивосток. По этой дороге еще не проходил ни один русский отряд, и я в инструкции Каблукову предписал ему сжечь все фанзы, устроенные для промывки золота, и арестовать тех хозяев, у которых будет найден этот металл.
Лейтенант Векман принял от лейтенанта Старицкого железный баркас, стоявший в п. Находка, и на нем отправился во Владивосток.
За время следования по Дауби и Сучану я продовольствовал отряд реквизицией, согласно вашему приказанию, но потом получил личное приказание от адмирала уплачивать за все забираемое.
Одновременное прибытие с трех разных пунктов наших отрядов, обезоружение милиции, арест ее предводителей и главного старшины с помощниками – все это произвело самое сильное и для нас самое благоприятное впечатление на жителей сучанской долины. Они в первый раз увидели перед собой силу, готовую раздавить их при малейшем сопротивлении, и с совершенной покорностью, могу даже сказать, с раболепством, встречали наши отряды. Безмолвно, как осужденные, стояли обезоруженные отряды милиции в то время, когда я их собрал для того, чтобы объяснить, хотя в общих чертах, те отношения, в которых они должны находиться к русским. Ни одного возражения, ни одной противоречивой фразы не слыхал я в течение часа, проговоренного нами с манзами. И нет сомнения, что теперь самое благоприятное время для того, чтобы произвести коренную реформу в существовавших до сих пор отношениях манз к русским, дать более правильную организацию и тем навсегда предотвратить кровавое явление, совершившееся здесь в последнее время».
В середине июля 1868 г., в связи с окончанием кампании, штаб войск Южно-Уссурийского края был расформирован. Возвращаясь в Николаевск-на-Амуре, М.П. Тихменев взял с собой толкового и исполнительного штабс-капитана, добившись для Пржевальского назначения на должность старшего адъютанта штаба Приамурского военного округа. За участие в военных действиях Николай Михайлович был награжден досрочным производством в капитаны.
Вряд ли Пржевальский, мечтавший о продолжении научных изысканий, с восторгом воспринял очередное назначение. Разумеется, чувство долга не позволило ему открыто выразить свои чувства, однако до конца своих дней Пржевальский крайне неохотно и скупо вспоминал о своем участии в «Манзовской войне». Так или иначе, последняя стала боевым крещением Николая Михайловича и единственной военной кампанией, в которой довелось принять участие знаменитому офицеру-путешественнику.
Возможно, именно обстоятельствами первого неудачного знакомства путешественника с китайцами объясняется такая черта Н.М. Пржевальского, как крайнее предубеждение по отношению к этому народу. В своих центральноазиатских походах исследователь также частенько сталкивался с сынами Поднебесной, однако эти новые встречи не смогли изменить нелестное мнение Пржевальского о Китае и его подданных. Николай Михайлович не видел в китайцах каких-либо достоинств и сомневался в будущем их страны. В трудах путешественника можно найти немало резких высказываний о Китае, из которых, ради примера, стоит привести следующее: «…Хитрости и криводушию не стать учиться китайцам. Пуская пыль в глаза своим либерализмом, где это нужно, подделываясь под тон той или иной, но выгодной для себя внешней политики, притворяясь другом с сильным и хорохорясь со слабым, словом, умело эксплуатируя и врагов, и друзей, втихомолку же подсмеиваясь над теми и другими, Китай может еще долго существовать самобытно. Без конца станет он тянуть одну и ту же лицемерную политику и, всего вернее, в будущем изобразит для Европы нового „больного человека“»[7]7
Под «больным человеком» в европейской политике середины – конца XIX в., как известно, понималась Османская империя.
[Закрыть].
РАТНЫЕ БУДНИ КАЗАКОВ
«Манзовская война» была хорошим уроком недоброжелателям России на Дальнем Востоке. К сожалению, этот урок довольно быстро оказался забыт. Китайское население Уссурийского края, сократившееся было в 1868 г., спустя пару лет начало быстро увеличиваться. При этом русские власти по-прежнему не могли уследить ни за переходом китайцев через границу, ни за их расселением в крае, ни за дальнейшей деятельностью. Даже попытки просто «пересчитать» находящихся в русских пределах китайцев не давали результата. Едва в уссурийской тайге умолкла стрельба, как 8 октября 1868 г. военный губернатор Приморской области контр-адмирал И.В. Фуругельм предписал чиновнику особых поручений Залесскому «отправиться во Владивосток и наблюсти за производством переписи манз». Перепись думали завершить к 1 января 1869 г. Срок вышел, и чиновник вынужден был доложить губернатору… о своем фиаско.
К 1874 г. только на восточном берегу Уссурийского залива, от реки Цемухэ до бухты Находка, число китайских фанз значительно увеличилось по сравнению с 1868 г. Именно этот район стал главной базой китайских разбойников на территории Приморья.
Хунхузы проникали в русские пределы в основном из Саньсинской области Маньчжурии. Этот лесистый горный район на юго-востоке провинции Хэйлунцзян предоставлял разбойникам хорошее убежище от преследования, а плодородные равнины рек Сунгари и Мурень кормили их и давали средства для снабжения одеждой, оружием, лошадьми и прочим. Сильно облегчала жизнь хунхузов в этом районе близость русской границы, а также административной границы Хэйлунцзяна с провинцией Гирин. В борьбе с «краснобородыми» власти двух провинций действовали без согласования и часто попросту мешали друг другу. Хорошо знавшие об этом хунхузы, почуяв опасность в одной провинции, легко находили убежище в другой. При совсем уже неблагоприятном раскладе можно было уйти на русскую территорию, тем более что с китайской стороны граница двух империй никем не охранялась.
В Уссурийском крае хунхузы были полноправными хозяевами жизни «манзовского» населения, которое, как правило, беспрекословно выполняло все их требования. Как и в Маньчжурии, мирное население не только снабжало «братьев» всем необходимым, но и обеспечивало им «прикрытие» в виде поручительства перед властями. Показателен такой случай: в середине 70-х гг. XIX в. хуньчуньские власти передали русским коллегам информацию о 300 хунхузах, находящихся на российской территории. В ходе проведенного розыска оказалось, что большинство указанных лиц… спокойно проживают во Владивостоке и его окрестностях, имея выданные администрацией «билеты» (визы) на право пребывания в городе. Все документы были выданы на основании поручительств «манз» – постоянных жителей края.
Главной силой, защищавшей край от пришлых хунхузских шаек, были казаки. Первые из них пришли на Уссури из Забайкалья в 1858 г., а уже спустя пять лет в крае было 29 казачьих станиц. 29 декабря 1858 г. было создано Амурское казачье войско, земли которого простирались от Шилки и Аргуни до побережья Японского моря. Казаки-уссурийцы долгое время составляли Уссурийский пеший казачий батальон Амурского войска. Ратная служба казаков-дальневосточников началась в мае 1868 г., когда начальник штаба войск Приморской области полковник М.П. Тихменев приказал командиру батальона подполковнику Н.Ф. Маркову выставить для усмирения мятежных «манз» роту из 150 отборных казаков. Уроки «Манзовской войны» показали, что, действуя в пешем строю, станичники плохо справляются с преследованием хунхузов. С учетом боевого опыта в 1869 г. была сформирована Уссурийская конная казачья сотня – своего рода «силы быстрого реагирования», преследовавшие шайки, что приходили из Китая и промышляли в приграничных районах края. Подразделение состояло из 131 всадника и прикрывало район до 600 верст в длину по линии границы. Личный состав сотни распределялся следующим образом: в селе Турий Рог стоял пост (караул) из 10 человек, а на посту Суйфунском (то есть на расстоянии 200 верст) находился отряд из 20 человек. Затем на протяжении около 250 верст до Хуньчуньского караула, где от сотни стоял отряд из 15 человек, граница была пуста. На расстоянии 25 верст от Хуньчуньского был расположен караул Корейский, где были расквартированы 10 казаков. Существовал еще Монгугайский караул в составе 11 человек, удаленный от границы и предназначавшийся для защиты от хунхузов корейских поселений. Еще два взвода составляли резерв части, находившийся в селе Камень-Рыболов.
Бойцы и командиры Уссурийской сотни часто выполняли поручения русского пограничного комиссара – специального чиновника, представлявшего интересы русских властей на границе. Пост пограничного комиссара в Уссурийском крае с резиденцией в урочище Новокиевском был учрежден в 1869 г. (в 1881 г. «офис» чиновника переехал в село Никольское – нынешний город Уссурийск). В обязанности комиссара входило решение с китайскими властями мелких пограничных вопросов, надзор за въездом китайских подданных и торговлей, а также защита жителей приграничных районов. Главная опасность для населения исходила от хунхузов, в борьбе с которыми комиссар опирался в первую очередь на казаков.
Долгие годы на посту погранкомиссара в Уссурийском крае трудился Н.Г. Матюнин, пользовавшийся уважением китайских коллег. Весной 1879 г. в его присутствии казаки Уссурийской сотни сожгли в 30 верстах от селения Турий Рог деревянную крепость хунхузов Кунигуй. Стены этого укрепления имели более 4 метров в высоту, 180 шагов длины и 125 ширины; двое крепких ворот защищались двумя двухъярусными башнями. Возникновение хунхузского «замка» было связано с именем могущественного чжангуя Суй Бинвана, в середине 1870-х гг. сколотившего на реке Мурень, у самой русской границы, шайку из 200 хунхузов. Построив Кунигуй, Суй Бинван хранил здесь большие запасы продовольствия и амуниции. Одна половина его банды, чередуясь ежемесячно с другой, работала на золотых промыслах в 80—100 верстах от Саньсина, в местности Тайпинго. Сам предводитель с остальными товарищами проживал в крепости, при случае грабил караваны или конвоировал их за большую плату, охраняя товары от мелких банд, а нередко даже от правительственных отрядов, весьма падких на чужое добро. Зиму банда проводила в крепости, проживая в свое удовольствие. Суй Бинван держал в страхе все окрестное население, вынуждая его ежегодно составлять общественные «приговоры» о благополучии края и отсутствии хунхузов и представлять эти документы вкупе с ценным подарком фудутуну в Нингуте. Начальник области, ограждаясь формально от ответственности, находил выгоду в потворстве банде.
Вольготное существование Суй Бинвана имело одно весьма немаловажное объяснение. Он приходился родственником… нингутайскому фудутуну Шувану. Столь прямая и близкая связь с главой местной администрации обусловила целое направление деятельности атамана. Он преследовал мелкие банды хунхузов и выдавал их облеченному властью родичу. Таким образом Суй Бинван, по выражению китайского народа, «одной стрелой убивал двух орлов»: не только зарабатывал определенную плату, но и уничтожал конкурентов.
Знаменитого предводителя погубил случай. При встрече с небольшим отрядом войск, высланным против него из Саньсина, Суй Бинван истребил всех солдат до последнего человека. Происшествие получило огласку и стало известно в столице. Из Пекина поступило строгое приказание схватить и казнить виновного. Сообразив, что родственник перегнул палку, нингутайский фудутун решил срочно спасать собственную шкуру, пригласил атамана на частное свидание, арестовал и повесил. Шайка Суй Бинвана частью рассеялась, однако 140 человек, выбрав нового предводителя, продолжили свою деятельность в Маньчжурии и в русских пределах. При этом на русской территории «братья» пользовались помощью многочисленных сообщников. Так, проживавший в посту Камень-Рыболов китаец Цао (Сяо) Фунсян долгое время доставлял хунхузам порох и свинец, а в случае появления войск предлагал себя в проводники и отводил русские отряды по ложной тропе, давая банде время скрыться за границу. По неясной причине все эти фортели долгое время сходили Цао с рук. Когда же русское начальство в конце концов в 1880 г. выдворило китайца, он не только не понес никакого наказания за связи с хунхузами, но и занял довольно высокое положение в китайской администрации.
Наследники Суй Бинвана, продолжая разбойничать, могли воспользоваться его «замком». Чтобы не допустить этого, комиссар Матюнин с казаками совершил рейд на китайскую территорию и сжег крепость. У читателя может возникнуть справедливый вопрос: как русский чиновник, сопровождаемый русским военным отрядом, мог предпринимать подобные действия на территории другого государства? Такие «вольности» в 70—80-х гг. XIX в. были довольно частым явлением. Командирам отрядов, преследовавших хунхузов на русской территории, зачастую приходилось перехватывать разбойников уже на китайской земле – иначе возвращение отдохнувшей шайки было делом ближайшего времени. К тому же линия границы была в то время настолько плохо обозначена на местности, что в пылу погони русские военные иной раз просто не замечали, как оказывались в Китае. Есть сведения, что китайские приграничные власти при неофициальных контактах с русскими представителями зачастую сами просили военных «не стесняться» заходить в пределы Поднебесной для уничтожения бандитов. Впрочем, официальный Пекин реагировал на подобные случаи чрезвычайно болезненно. Русское правительство демонстрировало двойственный подход к проблеме: с одной стороны, «экскурсии» войск в глубь китайской территории не приветствовались, с другой – еще в 1869 г. МИД империи направило нашему посланнику в Пекине генералу А.Е. Влангали инструкцию, коей последнему предписывалось заявить Цинскому правительству, что русское «местное начальство вынуждено будет предпринимать поиски и вне наших пределов для уничтожения злонамеренных шаек».
В 1879 г. командир Уссурийской конной сотни майор Ножин, преследуя с подчиненными одну из таких шаек, перешел границу и по ошибке имел столкновение с отрядом китайских войск, приняв их за хунхузов. По этому поводу возникла переписка между военными ведомствами и министрами иностранных дел двух стран. Для разбора инцидента с русской стороны был командирован знакомый нам Н.Г. Матюнин, а с китайской была назначена комиссия. По результатам переговоров 9 августа 1879 г. Матюнин доносил начальству, что китайские представители удостоверились в ошибке и отсутствии злого умысла со стороны майора Ножина. Однако еще до получения доклада комиссара Министерство иностранных дел поспешило выразить китайскому правительству сожаление о случившемся.
В ноябре 1877 г. в верховьях рек Сианхэ и Мурень казаки Уссурийской сотни имели одно из самых горячих дел с хунхузами. Шайка разбойников численностью около ста человек, ограбив множество «манзовских» фанз и захватив в плен несколько русских крестьян-охотников, пыталась прорваться в Маньчжурию. Первоначально запуганные бандитами «манзы» сообщили властям неточные сведения о количестве хунхузов, в связи с чем в погоню отправился взвод казаков под командованием хорунжего Токмакова. Когда в верховьях Сианхэ шайка была настигнута и истинное положение дел выяснилось, Токмаков отправил двух казаков за подкреплением в Камень-Рыболов, а сам с оставшимися подчиненными вступил в перестрелку с хунхузами. Действуя цепью и умело пользуясь пересеченной местностью, казаки в течение двух суток преследовали «краснобородых». Сознавая свое численное превосходство, последние проявили упорство и несколько раз пытались атаковать русских. Меткие залпы каждый раз заставляли хунхузов отступать с потерями. Обоз с награбленным добром сильно замедлял движение шайки, что, разумеется, было только на руку преследователям. Когда на соединение с Токмаковым прибыл второй взвод под начальством хорунжего Павленко, погоня уже продолжалась на китайской территории. Командование объединенными силами казаков принял старший по возрасту Павленко. Русский отряд перешел в наступление, разбил шайку и гнал ее остатки на протяжении 100 верст (!) в глубь территории Китая. Не обошлось без потерь: хорунжий Токмаков получил пулевое ранение, уряднику Федотову осколком фальконетной[8]8
Под фальконетом имелась в виду уже упоминавшаяся пищаль тайцян либо ручная пушка шоупао.
[Закрыть] картечи разорвало ухо, а приказный Герасимов был ранен копьем в грудь. Кроме того, был легко контужен пулей в верхнюю часть живота рядовой казак Николаев. Раненым оказал помощь сотенный фельдшер Овчаренко, помощь доктора медицины Берга понадобилась только хорунжему Токмакову. Трофеями отряда стали 7 хунхузских лошадей, седла, оружие и разного рода снаряжение. Были освобождены пленные: двое крестьян деревни Ильинки и один крестьянин деревни Троицкой. Отбитые у хунхузов 16 голов скота были возвращены законным владельцам. Единственного хунхуза, которого удалось взять в плен, казаки сдали пограничному комиссару для передачи в Хуньчунь.
В части отваги, выносливости и боевых навыков казаки Уссурийской сотни могли поспорить с кем угодно. В 1880 г. корреспондент газеты «Русский инвалид» писал из Приморья: «Казаки Уссурийской конной сотни, содержа кордон по границе и зачастую преследуя появлявшиеся шайки хунхузов, делают по 100 верст в сутки, да при морозе в 25°, а в осеннее, самое бойкое у нас время бывали случаи, когда приходилось делать и по 400 верст в пятеро суток». Хунхузы боялись конных строевых казаков. «Оседлые» шайки, постоянно орудовавшие на территории края, старались держаться в районах к востоку от Уссурийского залива – подальше от войсковых земель.
В конце 1880-х – начале 1890-х гг. количество хунхузов, промышляющих в русских пределах, стало расти пугающими темпами. Свинью, сами того не ведая, подложили китайские власти. В 1886 г. они разогнали уже упоминавшуюся Желтугинскую золотопромышленную республику в Маньчжурии. Она с 1883 г. существовала на севере Маньчжурии на берегах речки Лаогоу (Желтуги), впадавшей в Аабазику – небольшой приток Амура. Сейчас это место находится в уезде Мохэ провинции Хэйлунцзян. Погибая, желтуга «выплеснула» на русскую территорию целую волну преступного люда. Одна Уссурийская конная сотня уже не могла справиться с расплодившимися «братьями». В 1887 г. для отражения хунхузов были образованы летучие отряды, комплектовавшиеся казаками разных казачьих войск. 26 июня 1889 г. произошло еще более важное событие: казачье население долины Уссури и Южно-Уссурийского края, составлявшее Уссурийский батальон (с ноября 1879 г. – полубатальон) Амурского войска, было выведено из состава последнего и образовало новое, самое молодое русское казачье войско – Уссурийское. Из земель, отведенных ему в составе Приморской области, была образована особая единица – округ Уссурийского казачьего войска, разделенный на три участка. Во главе ее встал окружной начальник. 14 июля 1889 г. было принято дополнительное постановление о подчинении войска губернатору Приморской области. Первоначально временное войсковое управление находилось в Благовещенске, а после вступления в должность наказного[9]9
Наказной – здесь: назначенный, в отличие от казачьих атаманов, выбиравшихся из рядов ватаги.
[Закрыть] атамана уссурийцев губернатора Приморской области оно в 1890 г. перебазировалось во Владивосток. Только для действия в составе летучих отрядов уссурийцы в конце XIX в. выставляли 249 бойцов. Кроме того, в разные районы Приморской области направлялись контингента казаков Амурского и Забайкальского войск.
С 1889 г. дальневосточных станичников снабдили инструкцией по обороне от нападений хунхузов. В каждом поселении надлежало создать поселковый караул. Казаки, назначенные в караул, формировали несколько сторожевых постов с конными разъездами. Задачей караула был первый отпор разбойникам и обеспечение сбора поселкового ополчения, которым командовал станичный атаман. Однако преследование бандитов разрешалось только под командой офицера. По-видимому, это было связано с опасением, что казаки могут невзначай вступить в бой с хунхузами на китайской территории. Ополчению предписывалось направляться в район сбора полка или полубатальона.
Казаки не просто гонялись за разбойниками, совершившими то или иное преступление. Они старались завязать добрые отношения с китайскими соседями и загодя получать от них информацию о намерениях хунхузов. Впрочем, бывало в отношениях станичников с китайцами всякое. Нередко звучали жалобы «манз» на обиды, причиненные казаками. Обоснованные претензии рассматривались властями, и виновникам приходилось держать ответ. В октябре 1882 г. двое уссурийских казаков, за год до того убившие пятерых китайцев, были расстреляны, еще сорок нижних чинов и офицер долгое время были под следствием по этому делу.
Водился и еще один грех за казаками: крайне неохотно преследовали они контрабандистов, возивших из Китая сулю – так, на корейский манер, называли в Южно-Уссурийском крае китайскую водку. Уж больно жаловали станичники это пахучее и крепкое хмельное зелье. В отчете, представленном губернатору Приморской области в 1876 г., комиссар Матюнин жаловался, что сулю возят под самым носом у казачьих караулов. При этом казаков можно было если и не оправдать, то понять: бутылка сули из контрабандного маньчжурского спирта в 1891 г. стоила в крае 10–12 копеек, тогда как водка русского производства обходилась в 20, а то и 30 копеек за бутылку. Веселие Руси есть пити…
Пример бравых уссурийцев вдохновлял китайских соседей, живших вдоль русской границы, на сопротивление «краснобородым». В апреле 1896 г. в верховьях реки Мурень объявилась шайка из 15 разбойников, перекочевавшая в эти места из Айгунской области Маньчжурии. Бандиты ограбили несколько фанз, опустошив кладовые и раздев хозяев буквально до нитки. Пострадавшие пожаловались соседям. В итоге образовался отряд, настигший шайку и безжалостно истребивший всех хунхузов. Тела бандитов китайцы зарыли, насыпав в качестве своеобразного назидания высокий курган.
С началом Первой мировой войны основная часть казаков Приморья ушла в действующую армию. Однако оставшиеся уссурийцы, в рядах которых оставались юнцы и старики, не забывали о своем долге защитников границы. Осенью 1915 г. конный разъезд из станицы Полтавской сумел перехватить обоз с оружием, который контрабандисты пытались переправить в Китай для продажи «братьям». Конфискованные возы завернули в станицу, оружие сложили в здании станичного правления, а арестованных возчиков посадили под замок. На следующий день к станичному атаману уряднику Василию Шереметьеву пришли китайцы, сообщившие, что хунхузы замышляют спустя сутки напасть на Полтавскую и отбить «свое» добро. Атаман решил заманить «краснобородых» в ловушку. По его приказу молодежь устроила вечернее гулянье. В то время как в сумерках по всей станице раздавались песни, вооруженные подростки и неробкие женщины под руководством бывалых стариков скрытно занимали огневые позиции вокруг правления. Глубокой ночью ничего не подозревавшие хунхузы тремя группами вошли в село и стали втягиваться на центральную площадь. Внезапно ночную тишину разорвали выстрелы казачьих винтовок. Со всех сторон на ошеломленных хунхузов обрушился град пуль. Спустя полчаса, потеряв около сотни убитыми, «братья» бежали. С восходом солнца атаман Шереметьев со взводом казачат пустился в погоню. Хунхузы быстро уходили вдоль границы к югу, как вдруг, в четырех верстах от деревни Корфовки, наткнулись на засаду. Атаман поселка Николо-Львовского Алексей Ефтеев, узнав о ночном бое в Полтавской, поспешил на выручку. Группа молодых парней под его началом удерживала банду до подхода преследователей. Наскакавшие полтавцы с ходу порубили хунхузов, уничтожив и взяв в плен свыше полусотни «краснобородых». Победа досталась храбрецам малой кровью. К сожалению, в последнем бою получил тяжелую рану николо-львовский атаман урядник Ефтеев, спасавший молодого казачонка. По пути на станцию Гродеково, где была железнодорожная больница, исправный казак скончался…
Одно из последних крупных столкновений уссурийских казаков с «краснобородыми» в предреволюционные годы имело место осенью 1916 г. 20 сентября двое казаков из поселка Богуславка, И. Зырянов и И. Кутузов, отправились на охоту. Переночевав на соседней корейской заимке, станичники уже собирались домой, как вдруг фанзу окружили 40 вооруженных китайцев. Попытавшийся оказать сопротивление Зырянов был убит, а его товарища бандиты увели к месту своей стоянки. На следующий день Кутузову позволили вернуться домой, отобрав лошадь, ружье и прочее имущество. На рассвете 30 сентября хунхузы явились в Богуславку. Несмотря на недавнюю историю с охотниками, нападение почему-то застало жителей врасплох: большинство бросилось бежать в направлении поселка Нестеровского, а сопротивление «краснобородым» в первые минуты попытался оказать только казак Туров. Хунхузы двинулись по сельской улице, грабя и поджигая дома. В это время казаки П. Швецов, X. Меновщиков, Н. Федосеев, А. Дожевников и П. Толочкин устроили на пути банды засаду. Подпустив китайцев на близкое расстояние, они открыли плотный огонь из винтовок, первым же залпом уложив двоих и ранив нескольких злодеев. Не выдержав обстрела, хунхузы обратились в бегство. На улице остались лежать 9 убитых, а раненых разбойники увезли с собой на захваченных подводах.
К этому времени о происходящем в Богуславке уже было известно в близлежащих поселках Нестеровском, Барановичи, а также на станции Гродеково. Быстро собранный отряд из 60 добровольцев выступил в погоню и сумел настигнуть банду в 8 верстах от Богуславки. Хунхузы, численность которых, по оценкам казаков, составляла около 200 человек, заняли удобную позицию на скалистой горе и оттуда принялись обстреливать станичников из трехлинеек и маузеров. В распоряжении бандитов имелась также внушительных размеров ручная пушка, которую обслуживали шесть человек. Под пулями хунхузов семерым казакам удалось подобраться к самому подножию горы и уничтожить четверых «краснобородых». При этом один из смельчаков был ранен в ногу. То затихая, то разгораясь, перестрелка продолжалась до ночи, когда темнота позволила хунхузам начать отход к границе. На следующий день, 31 сентября, казаки вновь настигли банду в урочище Крепостная Падь и обстреляли. Несмотря на упорство преследователей, большинству «краснобородых» удалось-таки уйти на китайскую территорию. Ничего удивительного в этом нет, так как в числе добровольцев было только 17 казаков действительной службы, а подкрепления из Гродекова и Никольска-Уссурийского безнадежно запоздали. При этом артиллерийская батарея была отправлена армейским начальством по «маршруту», полностью исключавшему ее участие в баталии.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.