Текст книги "Хунхузы: необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке"

Больше о Ли Гуе в Уссурийском крае не слышали…

КАК ХУНЬЧУНЬСКИЙ ФУДУТУН САМ СЕБЕ ЯМУ ВЫКОПАЛ

Этот очерк – самый маленький в книге. Он целиком посвящен одному-единственному эпизоду дальневосточной хунхузской эпопеи. Эпизоду маленькому, но чрезвычайно поучительному.

Засылая в начале 1880-х гг. в Уссурийский край Ли Гуя, китайские власти преследовали двоякую цель. С одной стороны, нужно было «возмутить» уссурийскую глубинку и спровоцировать русское начальство на «непопулярные меры» в отношении китайцев. Жалобы «пострадавших от произвола царских властей» должны были стать дополнительным козырем в переговорах с российским МИДом. С другой стороны, даже простая дестабилизация обстановки в русских пределах играла на руку китайским властям, отвлекая внимание местного русского начальства от пограничных проблем. Если для достижения первой цели нужен был опытный интриган, каким был наш знакомец Ли Гуй, то другая была вполне по силам обычным бандитам-хунхузам. То, что приграничные маньчжурские власти имели возможность договориться с атаманами «краснобородых», у автора нет никаких сомнений. Китайское чиновничество, с его тысячелетним дипломатическим опытом, сумело бы найти общий язык хоть с владыкой ада Янь-ваном – лишь бы нашлись «точки соприкосновения». Хунхузам могли пообещать вознаграждение в звонкой монете или на худой конец «зеленую улицу» при переходе к границе соседней державы. Это не так уж и важно. Важно то, что в активизации хунхузов на русской территории в начале 1880-х гг. отчетливо прослеживается «хуньчуньский след». В набегах «краснобородых» тех лет ощущались какая-то особая целеустремленность, наглость и присутствие чужой воли. Уже в 1880 г., впервые после 1868 г., хунхузы осмелились напасть на солдат русской армии, учинив налет на ферму (подсобное хозяйство) 1-го Восточно-Сибирского батальона. При этом один солдат был убит и еще один ранен. Кроме того, был ранен русский охотник, ночевавший на ферме.

Несомненно, что в переговорах с главарями хунхузских «братств» китайские чиновники, помимо деловых аргументов, использовали ссылки на патриотизм и служение «китайскому делу». Для вида атаманы могли соглашаться, однако в душе продолжали оставаться обычными бандитами, готовыми на все ради обогащения. В 1868 г. «манзовские» повстанцы и их самодельные знамена были ширмой, за которой скрывались возы с награбленным хунхузами крестьянским добром. Спустя годы «манзы» стали для «краснобородых» таким же объектом охоты, как русские или корейцы. Весной, в пору окончания зимнего соболиного промысла в уссурийской тайге, не только агенты-скупщики пушнины (цай-дуны), но и простые соболевщики сплошь и рядом становились жертвами хунхузов. Какие бы то ни было национальные чувства не имели значения перед перспективой добычи. Стремясь завладеть ею, хунхузы с легкостью подвергали земляка-китайца самым изуверским пыткам. В 1879 г. один «манза», хозяин плантации женьшеня на реке Эльдагоу, выгодно продал во Владивостоке партию своего товара. Выручку в размере 3 тысяч рублей он оставил на хранение знакомому городскому купцу, а сам поехал на плантацию. По возвращении домой китайца ожидал неприятный сюрприз в виде трех десятков головорезов, потребовавших вырученные деньги. Тщетно пытался плантатор убедить хунхузов, что деньги остались во Владивостоке. Бандиты принялись пытать его, положив на жаровню. Когда хозяин умер под пыткой, такая же участь постигла его помощника. Смерть несчастного заставила хунхузов приняться за третьего обитателя плантации – старика китайца. В этот момент «краснобородым» что-то помешало. Последняя жертва осталась жива и рассказала о случившемся… Надо сказать, что жестокость и готовность часами истязать упорствующую жертву были для хунхузов вполне обычным делом. Уже упоминавшийся британский путешественник Г. Джеймс писал в 1886 г.: «Подобно индийским пиндари начала века, бандиты часто пытают людей, у которых, по слухам, имеются деньги или опиум, поджаривая пальцы жертвы на огне или подвешивая ее за большие пальцы рук. Самый же эффективный способ состоит в покалывании шеи жертвы мечом до тех пор, пока это непрерывное кровопускание не вырвет необходимое признание».

Тайное науськивание хунхузов на русских в итоге обернулось для самих цинских чиновников серьезной неприятностью. К сожалению, при этом погиб один русский солдат и пострадали двое других. Дело было так. В сентябре 1884 г. сын хуньчуньского фудутуна со свитой возвращался домой из Владивостока. Юноша ездил в столицу Приморья, чтобы развлечься и сделать кое-какие покупки. То ли торг оказался неважным, то ли развлечения пришлись не по вкусу, но, возвращаясь домой, молодой человек имел при себе нерастраченной крупную сумму денег – около 4 тысяч серебряных долларов. О таком лакомом куске стало известно хунхузам, имевшим многочисленных соглядатаев и наводчиков в столице Приморья. Достигнув Посьетского участка, сын фудутуна в ночь с 19 на 20 сентября 1884 г. остановился на ночлег в фанзе китайца Сзы неподалеку от русского Хуньчуньского караула. Такие фанзы, располагавшиеся на проезжих дорогах, издавна служили постоялыми дворами для путников, как китайцев, так и русских. Именно во время ночевки «братья», несомненно следившие за караваном, и решили избавить молодого человека от наличных. Случилось так, что в ту же ночь с караула в обход по границе отправился наряд в составе стрелков 6-го стрелкового батальона Малышева и Кавардакова и казака Козакова. Продрогнув на осеннем ветру, служивые зашли погреться в фанзу Сзы. Время было около полуночи, когда на дворе раздался яростный лай собак: это явившиеся хунхузы под покровом ночной темноты начали шарить по возам в поисках денег и ценностей. Стрелок Малышев решил посмотреть, что происходит на улице. Едва солдат приоткрыл дверь, как получил удар тесаком по голове. С криком «Караул!» окровавленный Малышев кинулся в фанзу, где сразу же поднялась паника. В суматохе кто-то перевернул светильник, и солдаты никак не могли нашарить подсумки с патронами. С незаряженными ружьями они выскочили на двор, где были окружены толпой из полутора десятков разбойников. В завязавшейся свалке Малышев получил удар ножом в бок, Кавардакова оглушили дубиной, а Козакова сбили с ног. Один из хунхузов попытался добить дважды раненного Малышева, однако последний так «попотчевал» бандита штыком, что тот упал замертво. Воспользовавшись минутным замешательством хунхузов, Малышев нырнул в траву и что есть силы побежал за помощью на пост. «Братья» кинулись было вдогонку, но Малышев, целясь из незаряженного ружья и отмахиваясь штыком, несколько раз отгонял преследователей. Истекая кровью, солдат добрался до караула и поднял тревогу. Когда отряд конных казаков прискакал к фанзе, «братья» уже скрылись, не забыв прихватить денежки хуньчуньского фудутуна. Казаки нашли Козакова лежащим без чувств, Кавардаков был убит… Сын китайского чиновника и его сопровождающие не пострадали. Нет никакого сомнения, что исход нападения был бы совсем другим, если бы не русские солдаты, не побоявшиеся вступить в неравную схватку с вооруженными разбойниками. Сын фудутуна наверняка был бы похищен хунхузами с целью получения выкупа от его высокопоставленного отца.

В три часа ночи в урочище Новокиевском уже знали о происшествии. Начальник 2-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады генерал Ф.М. Депрерадович выслал за разбойниками погоню. Вскоре и китайские власти, забыв о разногласиях с русскими, отрядили к границе три роты своих солдат для совместного преследования шайки.

23 сентября 1884 г. в Новокиевском с воинскими почестями похоронили убитого стрелка Кавардакова. Затем генерал Депрерадович посетил в лазарете раненого Малышева. Когда-то, в конце 1860-х гг., начальник бригады служил на Сахалине, где под его командованием было основано несколько постов, ставших со временем крупнейшими городами острова. В 1876 г. Ф.М. Депрерадович отправился добровольцем в воюющую Сербию, а год спустя встал в ряды действующей армии, освобождавшей болгар от османского ига. В обороне Шипкинского перевала и других боях с турками полковник Депрерадович снискал славу храброго солдата. После окончания войны на Балканах офицер вернулся на Дальний Восток и, выйдя в генералы, возглавил войска, прикрывавшие русско-китайскую границу. Прошедший войну, Депрерадович умел ценить отвагу подчиненных. Поблагодарив Малышева за молодецкую службу, генерал обещал ему Георгия за храбрость.

ПИРАТЫ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА

Путешественник, вознамерившийся посетить Маньчжурию и Дальний Восток России сто с лишним лет назад, рисковал стать объектом хунхузского внимания не только на суше, но и на воде. Пиратство было не менее популярным занятием в среде «краснобородых», чем бандитизм или рэкет. И хотя китайский морской разбой получил наибольшее распространение в Южных морях, жители прибрежий Японского моря также сумели добиться кое-каких «достижений» на этом поприще.

Можно сказать, что пиратство в водах Японского моря зародилось одновременно с мореходством. Хотя сведения о первых местных корабелах и мореплавателях, содержащиеся в китайских и японских хрониках, не так уж и богаты, они позволяют набросать следующую картину. Уже в первых веках нашей эры быстроходные суда племен иру (илоу), живших на территории Маньчжурии и Приморья, наводили страх на прибрежные селения соседей. Суда ирусцев могли подниматься по рекам далеко в глубь материка. Зная об этом, жители прибрежных районов каждую весну уходили на летние стойбища, затерянные в тайге и в горах.

Конкуренцию ирусцам составляли японские пираты. В VII в. н. э. японцы совершили набег на побережье Приморья с целью захвата у местных мукрийских племен… живых медведей. В 698 г. объединившиеся мукрийцы создали на территории Приморья и Маньчжурии сильное государство Бохай, земли которого простирались вплоть до южной оконечности Ляодунского полуострова. Бохай располагал сильным флотом, в составе которого были крупные суда, способные брать на борт до 100 человек, а также припасы в количестве, достаточном для путешествия в Японию. Первое посещение бохайскими моряками Страны восходящего солнца состоялось в 727 г., а самые большие посольства бохайцев ко двору японских императоров включали до трех сотен человек! Крупнейший порт царства находился вблизи современного поселка Краскино в Приморском крае, где и по сей день сохранились остатки земляных валов укрепленного города. Здесь же располагались судостроительные верфи бохайцев. Несмотря на хорошие мореходные качества судов, древние мореходы Приморья предпочитали каботажные плавания. Отправляясь в Японию, их суда вначале следовали на юг вдоль берегов Корейского полуострова, а затем пересекали Цусимский пролив в самой узкой его части. Помимо Японии, бохайцы часто посещали китайские гавани Шаньдунского полуострова. На северном побережье Желтого моря, в устье реки Ялуцзян (Амноккан) располагался второй крупный порт царства, специально предназначенный для торговли с Поднебесной.

Отношения бохайцев с Китаем не были безоблачны. Во время военных конфликтов флот служил мощным оружием в руках правителей царства. В 733 г. многочисленные бохайские корабли напали на китайский порт Дэнчжоу и полностью разорили его.

Наследниками морской славы бохайцев стали чжурчжэни, чье государство возникло на обломках Бохайского царства, разгромленного вторгшимися в 926 г. киданями. В 1019 г. чжурчжэни на 50 с лишним судах совершили нападение на побережье Корейского полуострова и ограбили местных жителей. Затем пиратская флотилия захватила острова Цусима и Ики, перебив и взяв в плен свыше тысячи местных жителей. Добычей морских разбойников стали несколько сотен голов скота, а также продукция серебряных рудников. После этого корабли чжурчжэней появились у берегов Японских островов, совершив налеты на прибрежные уезды провинций Тикудзэн и Бидзэн. Японцы прозвали чжурчжэней, вооруженных кинжалами и мечами, дои («ножевыми дикарями»). Наряду с большими морскими судами у чжурчжэней были мелкие маневренные корабли, ходившие не только под парусом, но и на веслах. Их «ножевые дикари» использовали для речных экспедиций в глубь материка.

Если бохайцы создавали на побережье Уссурийского края крупные порты, то все поселения чжурчжэней были скрыты в глубине материка, откуда их корабли спускались к морю по рекам. Причина проста: чжурчжэни, сполна отдавшие дань морскому разбою, сами боялись нападений пиратов – японских и корейских.

Золотая империя чжурчжэней, достигшая к началу XIII в. вершины своего могущества, в 1234 г. пала под ударами монгольских полчищ. Города лежали в руинах, большинство жителей было истреблено или угнано в рабство. Жалкие остатки населения рассеялись по труднодоступным лесным уголкам, и некогда оживленные торговые пути обезлюдели. Судоходство Японского моря пришло в полный упадок, и о пиратах в этих водах забыли на несколько веков. В XV–XVI вв. у берегов Кореи происходили многочисленные стычки местных жителей с японскими и маньчжурскими пиратами, однако в заливах Приморья морских разбойников по-прежнему не видели – здесь им просто нечем было поживиться.

Возрождение мрачной славы средневековых пиратов в водах Уссурийского края происходит в XIX в. Уже в 1868 г., во время блокады хунхузских приисков на острове Аскольд, во Владивостоке была задержана крупная китайская джонка, на борту которой были найдены «два китайских штуцера, пороху с ящиком 4 пуда 32 фунта и 913 штук взрывчатых фейерверков». Впрочем, осталось неизвестно, предназначался ли этот арсенал для нападения на другие китайские суда или, напротив, для защиты от пиратов.

Объектом внимания «морских хунхузов», промышлявших у берегов Уссурийского края, были китайские купеческие джонки, совершавшие каботажные рейсы между Владивостоком и портами Маньчжурии и Кореи. «Флибустьеры» нападали даже на рыбаков, не гнушаясь отбирать в качестве добычи улов. Захваченное немедленно продавалось пиратами… в Семеновском ковше[11]11
  Семеновский ковш – небольшая мелководная бухта в центре нынешнего Владивостока.


[Закрыть] Владивостока. Популярный среди гостей Владивостока рынок морепродуктов существует в этом месте и в наши дни, а в конце XIX столетия бухта была основной рыбацкой гаванью владивостокского «чайна-тауна». Поскольку пираты пользовались обычными китайскими джонками, а их одежда и внешний вид ничем не выделялись в толпе «манз», поимка злодеев представляла собой практически невыполнимую задачу. К тому же настоящие рыбаки, боясь пиратов, предпочитали не сообщать властям об их появлении во Владивостоке.

Укрытиями пиратов служили бесчисленные уединенные бухты островов залива Петра Великого, где «джентльмены удачи» чувствовали себя весьма вольготно. Русские власти долгое время закрывали глаза на вылазки «морских хунхузов»: военные суда были наперечет и занимались в основном описью берегов края и снабжением военных постов. Уверенные в своей безнаказанности, «морские хунхузы» не боялись устраивать стоянки даже на мысе Песчаном в Амурском заливе, который хорошо просматривается из Владивостока.

В начале 1880-х гг. ситуация стала меняться. Чашу терпения властей переполнило нападение обнаглевших пиратов на казенное судно, помимо всего прочего перевозившее деньги военного ведомства. Команда стрелков, посланная из Владивостока на гребных судах, накрыла разбойников на острове Попова в 20 километрах к югу от города. Не меньшей популярностью у пиратов пользовалось южное побережье острова Русский, расположенного буквально «у порога» столицы Приморья. О том, насколько вольготно чувствовали себя здесь морские разбойники, свидетельствует картина, которую застали русские военные в ноябре 1881 г. В распадке неподалеку от берега были выкопаны многочисленные землянки, в которых жили несколько десятков хунхузов. На острове постоянно жили два пиратских атамана – И Юн и Шан, – существовали игорный дом и опиекурильни. Русским войскам под командованием подполковника Рябикова, разделившимся на два отряда (30 и 60 человек) и взявшим пиратов «в клещи», удалось захватить обоих пиратских главарей, а также их сообщников – всего от 14 до 17 человек. В этой операции против пиратов был впервые задействован пароход. Впоследствии полиции и военным еще не раз приходилось наведываться на остров Русский. В июле 1903 г. в бухте Холувай произошла стычка между бандой «морских хунхузов» и солдатами владивостокского гарнизона. Командовал операцией помощник владивостокского полицмейстера, бывший кадровый военный, штабс-капитан П.В. Шкуркин. Выпускник Владивостокского восточного института, Павел Васильевич Шкуркин (1868–1943) получил известность как выдающийся китаевед, этнограф и литератор. Практически вся жизнь этого человека на Дальнем Востоке оказалась, так или иначе, связана с хунхузами. В перестрелке на острове Русский Шкуркину не повезло – пиратская пуля пробила ему руку. Еще одна стычка полиции с пиратами имела место на берегу Амурского залива 2 сентября 1906 г. Два десятка «краснобородых», пристав к берегу, поджидали посланца, который должен был доставить дань, собранную владельцами джонок, – по 200 рублей серебром с каждого судна. Внезапно появившаяся миноноска отрезала пиратским шаландам путь в море и высадила «десант» под начальством помощника полицмейстера Петрова. В завязавшейся свалке последний лишь по счастливой случайности избежал гибели от револьверной пули…

С 1885 г., когда на перехват пиратской джонки в район бухты Славянка была выслана винтовая канонерская лодка «Морж», в уссурийских водах начинаются регулярные «антипиратские» крейсерства боевых кораблей Сибирской флотилии. Определить принадлежность китайской джонки к пиратскому «флоту» по внешнему виду было невозможно. Поэтому русские моряки часто останавливали суда китайцев, руководствуясь случайным выбором. Джонка подвергалась досмотру, и горе было тем, на чьем судне находили оружие. Тем не менее строгие меры долго не могли искоренить пиратство. По некоторым сведениям, в начале XX в. все китайские и корейские джонки, плававшие между Владивостоком, устьем реки Суйфун и противоположным берегом Амурского залива, платили дань хунхузам с каждого паруса, а с двухмачтового судна – в двойном размере. Что касается конкретных сумм, в которые обходился китайским судовладельцам относительно спокойный ночной сон, то, к примеру, главарь «морских хунхузов» Мау-лу в 1906 г. взимал с большой шаланды 300 рублей за навигацию, со средней – 200, а с малых джонок – по 50 рублей. Китайцы-лодочники платили атаману ежедневную дань в размере нескольких рублей.

В первые годы XX в. Мау-лу был в Уссурийском крае личностью известной. Появившись в русских пределах после событий 1900 г., он сколотил несколько шаек общей численностью около 40 человек, часть из которых орудовала во Владивостоке и его окрестностях, а другая – на реке Суйфун. Пиратский атаман был схвачен на борту своей джонки у Адмиральской пристани Владивостока 22 августа 1906 г. чинами 3-й части городской полиции. Мау-лу встретил околоточного надзирателя с трехлинейной винтовкой-драгункой наперевес, однако стрелять не решился. При обыске на суденышке нашли еще две винтовки и полторы сотни патронов. О том, какую ненависть испытывали китайцы к атаману пиратской шайки, говорит тот факт, что в тот же вечер к приставу 3-й части П.Л. Кузнецову явилась целая депутация с требованием немедленно казнить негодяя. Можно предположить, что в глубине души пристав и его подчиненные разделяли такое желание, однако на деле, разумеется, следовали букве закона. В итоге Мау-лу со своими ближайшими подручными был всего лишь выслан в китайский порт Чифу, где деньги помогли ему быстро обрести свободу и спустя считаные недели… вновь появиться во Владивостоке.

В сентябре 1906 г. «морские хунхузы» Уссурийского края совершили, пожалуй, самый нашумевший из своих «подвигов», ограбив немецкий грузо-пассажирский пароход «Эрна». 26 сентября судно закончило погрузку и вышло на рейд коммерческого порта, готовясь следующим утром отплыть в Шанхай. На борту находилось около 100 пассажиров-китайцев, отправлявшихся на родину с заработанными в России деньгами. Оказавшись на борту судна, они чувствовали себя в безопасности и расслабились. Этим обстоятельством и решили воспользоваться пираты. Несколько боевиков загодя устроились на борту «Эрны» под видом пассажиров. Наступила ночь, утомленная погрузкой команда уснула, а в помещениях для пассажиров также воцарился покой. В этот момент десять вооруженных головорезов принялись за дело. Один из пассажиров попытался оказать пиратам сопротивление, однако спутники не последовали его примеру, и смельчак, получив удар ножом, упал. Присвоив в общей сложности 7 тысяч рублей, хунхузы стали спускаться на джонки, подлетевшие к борту парохода. Только в этот момент масса пассажиров вышла из ступора и сумела задержать последнего из нападавших. Остальным хунхузам удалось скрыться в направлении мыса Басаргина. Утром жестоко избитый и даже подпаленный свечкой «флибустьер» угодил в руки вызванного на борт околоточного надзирателя Аулина – того самого полицейского, который за месяц до того арестовал Мау-лу.

Еще одним объектом пристального внимания «морских хунхузов» были порты Южной Маньчжурии от Ляодунского полуострова до устья реки Ялу. В конце XIX столетия в местечке Дачжуан близ современного города Далянь англичанину Г. Джеймсу рассказали о большом набеге «краснобородых грабителей», имевшем место в 1867 г. Две сотни пиратов высадились с джонки и в течение нескольких дней безнаказанно грабили Дачжуан и другие мелкие гавани ляодунского побережья. Только в Дачжуане их добыча составила 8 тысяч лян серебра (около 2 тысяч фунтов стерлингов), а в других местах и того больше[12]12
  Рассказ об этом набеге – единственный эпизод книги Джеймса «Длинные Белые Горы», в котором автор именует преступников «краснобородыми грабителями» (red-bearded robbers), буквально понимая слова жителей деревни. Во всех остальных случаях он использует для обозначения маньчжурских хунхузов английское слово brigands («разбойники») либо изящное итальянское banditti («бандиты»).


[Закрыть]. Периодические набеги пиратов вынуждали маньчжурские власти строить в приморских городах крупные оборонительные сооружения (как, например, в Бицзыво) и держать отряды солдат даже в самых незначительных портах.

«Речные хунхузы» орудовали на главных водных путях Маньчжурии и русского Дальнего Востока – реках Амур, Сунгари и Уссури. Эти пираты делились на оседлых и бродячих. Если первые предпочитали получать легкие деньги, облагая данью купцов и судовладельцев, перевозивших товары, то вторые и сами были не прочь попытать счастья на шаткой палубе джонки. «Речные хунхузы» использовали быстроходные лодки, легко нагонявшие неуклюжие тупоносые «шаланды» купцов. Цинское правительство было вынуждено держать на главной маньчжурской реке Сунгари военные джонки с пушками для борьбы с пиратами. С учреждением на Сунгари правильного пароходства, почти целиком находившегося в руках управления КВЖД, охрану водного пути взяла на себя русская пограничная стража, имевшая для этого специальные вооруженные пароходы, которым нередко приходилось вступать с пиратами в настоящие сражения. Подобные суда громко именовались «крейсерами пограничной стражи» и принадлежали к многочисленному семейству однотипных номерных (то есть имевших номер вместо названия) грузо-буксирных пароходов Общества КВЖД, построенных в 1898–1899 гг. Интересен способ постройки этих судов: они заказывались на английских заводах и доставлялись на Дальний Восток в виде секций, пригодных для быстрой сборки на примитивном стапеле. Водоизмещение корпуса такого судна без учета машины составляло всего около 32 тонн – качество, обеспечивавшее малую осадку. Длина парохода составляла около 30 метров, ширина – чуть больше 4 метров. При машине 200 лошадиных сил пароходы могли развивать среднюю скорость 8–9 верст в час на ходу против течения.

В 1909 г. профессор Владивостокского восточного института А.В. Гребенщиков совершил на борту крейсера «Восемнадцатый» интересное путешествие по маньчжурской реке Нонни (Нунцзян). В своих путевых заметках востоковед дает следующую характеристику корабля: «"18-й" оправдывал свое воинственное название "крейсер" назначением – борьба с хунхузами, наличностью для этой цели винтовок по числу команды и двух скорострелок на верхней площадке. По своему внешнему виду "18-й" в пользу официального назначения имел три (с боков рубки) чугунных щита, долженствовавших защищать людей у штурвала от пуль». Под скорострелками, по всей видимости, следует понимать 63,5-мм десантные пушки B.C. Барановского, долгое время состоявшие на вооружении русского ВМФ и пригодные для установки на палубном станке. После Русско-японской войны все флотские орудия этой системы было решено отправить в переплавку, однако какое-то их число могло остаться в распоряжении маньчжурских пограничников. Для борьбы с бандитами они вполне годились.

Не лучше, чем на Сунгари, обстояло дело на Амуре. Только в 1898 г. здесь было отмечено 61 нападение на китайские джонки, в связи с чем было решено приобрести специальное патрульное судно и учредить ряд береговых караульных постов. Несмотря на принятые меры, активность «речных хунхузов» на Амуре не прекращалась. В октябре 1910 г. банда хунхуза Чжан Гочжэна пыталась напасть на пароход «Депутат», спасенный от разграбления только благодаря храбрости команды.

Лишь в 1910-х гг., когда русское правительство обратило серьезное внимание на укрепление дальневосточных границ, властям Уссурийского края удалось обуздать ненасытных «джентльменов удачи». Главную роль в этом сыграли миноносцы Сибирской флотилии: военное начальство наконец уяснило, что регулярные выходы в море нескольких патрульных судов дают больше толку, нежели редкие крейсерства одиночек.

До сих пор на страницах приморской печати появляются отголоски многочисленных легенд, связанных с похождениями пиратов Японского моря. Самая захватывающая история повествует о сказочно богатом кладе золота, якобы намытого хунхузами на острове Аскольд в 1867 г. Отступая под ударами русских военных команд, «краснобородые» припрятали золото где-то на территории края. Далее на сцене появляется обязательный элемент настоящей пиратской легенды – карта с указанием тайника. Эту карту несколько раз видели то на Сучане, то во Владивостоке, то на острове Русский. В 1882 г., во время разгрома очередной пиратской базы, ее якобы нашел и присвоил себе безвестный казак, в конце концов продавший карту владивостокскому купцу по фамилии Вишняк. Долгие годы пиратская карта ожидала своего часа среди бумаг бизнесмена, пока ею не заинтересовались два хунхузских атамана-однофамильца. Чжан Цзолинь и Чжан Цзунчан еще появятся на страницах этой книги. В 1907 г. хунхузы наведались во Владивосток и предложили за карту 5 тысяч рублей. То ли сумма устроила Вишняка, то ли форма «делового предложения» исключала возможность отказа, но купец согласился расстаться с пиратской реликвией. Оба Чжана уже предвкушали большой куш, как вдруг на сцене возникло еще одно действующее лицо – уголовник-рецидивист Павел Хундахадзе (он же Мжавия). Едва прослышав о карте, горячий грузин немедленно решил урвать свой кусок «золотого пирога». Выследив Вишняка, подручные Мжавии пытками вырвали у несчастного сведения о покупателях карты. Вскоре в грязных лабиринтах «чрева Владивостока» – знаменитой Миллионки – произошло несколько перестрелок между хунхузами и их русскими конкурентами. В дело вмешалась полиция, Мжавия был задержан, а оба Чжана убрались в Китай несолоно хлебавши. Уже после революции, став могущественным «генерал-инспектором» и фактическим императором Маньчжурии, Чжан Цзолинь якобы пытался отыскать вожделенное золото, но вновь потерпел неудачу. 4 июня 1928 г. штабной вагон Чжан Цзолиня был взорван под виадуком Южно-Маньчжурской железной дороги. Несколько лет спустя, 3 сентября 1932 г., на перроне Цзинаньского вокзала мстителем-одиночкой был заколот Чжан Цзунчан. Постепенно ушли в небытие все, кто знал о пиратском кладе. А золото по-прежнему дремлет где-то в укромном тайнике под сенью уссурийских кедров… Возможно, когда-нибудь по мотивам этой легенды будет написан (если уже не написан) хороший приключенческий роман. Что касается ее достоверности, то тут ваш покорный слуга склонен сильно сомневаться. Больше всего смущает присутствие в рассказе имени Чжан Цзолиня и дата его появления во Владивостоке – 1907 г. Всесильный «милитарист» 1920-х действительно долгие годы был главарем хунхузской шайки. Однако к 1907 г. он окончательно убедился, что высшим богатством является власть. Поступив на военную службу вместе со всем своим отрядом, Чжан в указанном году был целиком занят карьерой и командовал пятью армейскими батальонами. Вряд ли у будущего маршала нашлось бы время заниматься мифическим пиратским кладом.

Впрочем, если уж зашла речь о кладах, то нужно сказать, что реальные случаи находок хунхузских сокровищ в Уссурийском крае все же бывали. Осенью 1896 г. ученики владивостокской гимназии решили прогуляться по окрестным сопкам в поисках ягод. Внезапно один из мальчишек наткнулся на припрятанный в густом кустарнике ящик, полный золотых и серебряных вещей. Школьник сразу сообразил, кому может принадлежать тайник: осень была временем наплыва в город переодетых хунхузов, спешивших спустить в притонах награбленное за летние месяцы. Прихватив пару золотых часов, гимназист помчался домой. Слух о находке мигом облетел сначала улицу, потом околоток, а затем и весь город. Немедленно собравшаяся толпа отправилась в сопки, но заветного ящика на месте уже не было! То ли мальчишка перепутал место, то ли владельцы клада, догадавшись о причине ажиотажа, оказались проворнее…