Текст книги "Серый прилив"

Глава 8

Попав в салон судна-авизо, Джокт сразу оказался в фокусе трех взглядов, впившихся в него, будто перекрестья прицелов. Недобро-тягучий – взгляд адъютанта, для которого Джокт являлся своеобразной квинтэссенцией неласкового приема в Крепости и недостаточной почтительности Балу и коменданта. Видимо, адъютант привык к большей покорности, расторопности и уступчивости, потому что представлял во всех вояжах фигуру наиболее внушительную, чем он сам. А тень, как известно, иногда бывает длиннее того, кто ее отбрасывает, и таково свойство всех адъютантов – казаться самим себе более значимыми, чем они есть на самом деле. Ведь от его рекомендаций, докладов, даже тона, которым делаются эти доклады, зачастую зависела карьера не только какого-нибудь лейтенанта, но и старших офицеров. Впрочем, Джокт не боялся подковерной возни относительно своей скромной персоны. Не станет же, в самом деле, командующий крепостной обороной следить за карьерой пилота, одного из тысяч, ожидая удобного случая, чтобы срезать тому очередное звание. Вот, например, за Стариком, снискавшим в штабах славу самодура (но самодура умелого, человека на своем месте), никогда не замечали злопамятства. Виновного он мог наказывать или миловать, заслужившего награду – наделять ею, но никогда он не допускал несправедливости. Большая, наверное, редкость в Космических Силах. Если в других Крепостях, пусть не часто, но бывали случаи подачи рапортов офицерами «о невозможности совместной службы... », то в «Австралии», насколько знал Джокт, такого не произошло ни разу с тех пор, как Старик стал комендантом.

Не вмешиваясь во внутреннюю жизнь гигантского разношерстного коллектива, что находился под его командованием, Старик тем не менее умудрялся знать все про всех. И еще помнил имена каждого из офицеров Крепости. Это, наверное, самый важный признак, отличающий командира такого ранга. Тем более комендант никогда не допускал, чтобы малейшие проявления недружелюбия и взаимной неприязни перешагнули порог кубриков, разбираясь сам с такими случаями. Для этого у него имелось много методов. И людей, служивших ему верой и правдой. Вот и Джокту выпал шанс также сослужить службу Старику. А хорошо это или плохо, Джокт мог решать только на интуитивном уровне, даже не догадываясь, о каких настоящих предателях говорил комендант.

Хорошо или плохо? Хорошо или плохо... В своем решении Джокт пока склонялся к первому варианту ответа.

Второй взгляд. Медик. Тот, что «дорос» до старшего командора. Высокое звание съело в нем профессионала, как сказал бы Балу. Этот взгляд не был недружелюбен, не был тягуч. Но равнодушие зачастую куда хуже любого недружелюбия. Вот эту жизненную истину Джокт успел постичь сам. Оставалось только удивляться, зачем медик вообще смотрит на Джокта?

А вот третий взгляд был подобен цепкой хватке хищника. Неожиданно Джокт понял, что истинный облик особиста проявился не там, где он дружелюбно уступил просьбе другого медика, занимающегося разработкой индивидуальных аптечек. Все эти ленивые потягивания, приглашение на кофе остальных участников комиссии, а после – прощание с Джоктом, немножко яда в словах и обещание всенепременно раскопать какие-то дополнительные данные. Все это не являлось истинным обликом. Даже сейчас Джокт не мог решить, что по-настоящему выражает взгляд офицера особого отдела. Но только поначалу. Потом он понял и это: особист внимательно, с напряжением, изучал лицо Джокта, надеясь поймать какой-то неуловимый момент. Тот самый, что выделил Джокта среди тысяч других пилотов. Ведь авизо шел сквозь Прилив!

– Это никак не проявляется, – хлопая ресницами, сказал Джокт, нарушая общее молчание.

Медик-командор и адъютант не отреагировали, а вот особист вздрогнул. Еще бы! Умение читать чужие мысли не может быть полным без способности скрывать свои собственные. И особист явно не ожидал такой проницательности от Джокта, потому и вздрогнул. Он понял, что его намерения раскрыты, но отнекиваться и переспрашивать, что имел в виду Джокт, не стал.

– Совсем-совсем никак?

– Абсолютно. Нет никакого предчувствия, никаких ощущений. Просто в Приливе возникает рисунок, в котором я могу разглядеть четкий силуэт звездолета. А потом – звук. Вот только тогда возникают ощущения, – Джокт передернул плечами и уточнил, – очень и очень неприятные. Как будто кто-то трогает изнутри позвоночник... Не могу передать, потому что мне не с чем сравнивать. Тем более что у меня пока небольшой опыт по встречам в Приливах. Всего два контакта...

Тут особист вздрогнул второй раз.

– А второй контакт... Больше ничего не происходило? Такого, чего не было при первой встрече?

Джокт задумался, и во взгляде собеседника тут же промелькнула опасная подозрительность.

– Я не знаю, можно ли это назвать чем-то особенным, просто...

Напрягся особист, напрягся адъютант, только медик остался прежним, и Джокт понял почему. Его наверняка отправили в Крепость соблюсти формальности, оторвав от какого-нибудь важного дела, например составления графика поставок биопротезов в Крепость «Африка», штурмовые группы которой несли большие потери. Или от другого канцелярского занятия. То, что это действительно являлось формальностью, было несомненным. Потому что если бы Джокту потребовалась помощь, навряд ли ее мог оказать старший командор, давно забывший, как пользоваться ремкомплектом. И наверняка их встреча первая и последняя, о чем медик знал, а в штабе с Джоктом будут вести беседы и обследования другие специалисты медицинского управления, у которых нашивки на шевронах поменьше...

– Просто первый раз я увидел один корабль. Сегодня их оказалось несколько, и, может быть, поэтому зов стал сильнее.

– Зов? Почему ты назвал это зовом? – тут же отреагировал офицер особого отдела.

Джокт прикусил язык, поняв, что со словами ему нужно обращаться намного осторожнее и что они могут дорого обойтись ему при случае.

– Я не знаю, как еще это назвать. Звук, зов, голос. Оба раза было такое ощущение, будто кто-то прямо над ухом повторяет одно и то же: «Ом, Ом, Ом!» И больше ничего.

– Тебе не показалось, будто кто-то зовет тебя по имени? – наполовину все также отстраненно, наполовину со слегка пробудившимся интересом спросил командор-медик.

– Нет, они больше ничего...

– Кто – они? – опять особист, и опять Джокт мысленно огрел себя по затылку.

«Вот балда! Сам же нарываюсь!»

– Ну галлюцинации или кто-то, или что-то... Не может же звук существовать сам по себе? У любого звука должен быть источник. У акустика, например, имелся прибор, излучающий низкочастотный сигнал, такой сигнал невозможно услышать. А в Приливе я дважды слышал одно и то же.

– Этот звук? И только?

– Да. Только этот звук. Если бы меня кто-то назвал по имени или к непонятному слову добавилось хоть одно уже понятное, я... я бы умер, наверное, от страха. Не потому что трус, такова сила воздействия. Сегодня видение длилось дольше, и я рассмотрел... Они огромные, эти звездолеты, как блокадопрерыватель, а ведь угловые размеры того же «Кирасира»...

Медик совсем заскучал и отвернулся разглядывать туман Прилива в обзорном экране. А Джокт поймал себя на том, что тоже не прочь полюбоваться Приливом. Да что там! Его просто тянуло посмотреть на экран. Еще было чувство, будто загадочные корабли, «Летучие голландцы», всегда рядом, всегда находятся в Приливе, нужно только суметь угадать их силуэты за нагромождением прочих фигур. Страха не было, Джокт не боялся вновь увидеть огромные провалы оружейных раструбов и конические, висящие одну над другой, надстройки призрачных звездолетов, пусть даже их окажется целая сотня или тысяча. Зато оставалось опасение, что, услышав звук, он снова впадет в транс и его индап, уже можно будет сказать «по привычке», снова сделает что-то не то, что-то ненужное, отчего Бар Аарон будет яростно сверкать очками, обижаться на молчание пациента, а потом скажет: «Поздравляю, Джокт! Ты уже второй раз сошел с ума! Видишь, это не страшно...»

Джокт тряхнул головой. Особист, угадав его мысли, снял визуализацию, и теперь на экранах побежали красочные кадры – водные пейзажи Европы с высоты птичьего полета. Джокт усмехнулся чужой заботе.

– Это не поможет. Мне сказали, что зов, то есть... звук, действует даже на тех, кто находится далеко от обзорных экранов.

– Боишься? – поинтересовался особист.

На этот раз без усмешки и легкого намека на нее. Профессионал в своей работе, он наверняка имел много образов. Даже не так, у него не было постоянного индивидуального образа, только тот, который необходим в данный момент.

– Не знаю. Я не чувствовал никакой угрозы. Просто... Все это случилось так неожиданно. Честно говоря, я был бы рад больше никогда ничего не увидеть. Идти Приливом, как все. Заниматься своей работой, а не...

Джокт в третий раз прикусил язык, с которого готов был сорваться какой-нибудь нелестный эпитет в адрес троих сопровождающих.

– Может, ты и прав, пилот. – В голосе особиста теперь звучало даже сострадание. – Но тебе не пришлось выбирать...

«Тогда почему меня считают предателем? – чуть было не кинул ему в сочувствующее и сострадающее лицо Джокт. – Почему я обязательно должен оказаться перерожденным существом со скрытой программой, полученной в Приливе? Может быть, еще кто-то захочет обвинить меня и в связях с Бессмертными? Теми, кого я жег в бою, теми, которые запускали в „Витраж“ свои торпеды?»

Но он не сказал ничего, сделав вид, будто с интересом просматривает видеоролик.

* * *

Потом снова Лунная станция. Мягкая швартовка и подмигивание пилота авизо.

Отбывающих на Землю было относительно немного. Больше – технический персонал и гражданские. А вот людей, прибывших на Луну с Земли и ожидающих отправки дальше, за пределы Солнечной, вот их было даже чересчур много.

Пока особист куда-то исчезал, видимо, договариваясь о внеочередной отправке на Землю, Джокт разглядывал толпу, скопившуюся под громадой купола, и с удивлением отмечал, что здесь преобладают штурмовики. Опять – группами, сотня за сотней, они направлялись к причальным сходням и исчезали в непроницаемых, прикрытых тройной защитой транспортах, которые закинут их дальше – к «Австралии», «Азии», «Америке», «Европе» и «Африке».

На лицах пехотинцев читалась тревога. Ведь ежу понятно было, к чему вся эта спешка и для чего их отправляют к форпостам.

Неожиданно Джокт высмотрел лицо, показавшееся знакомым.

«Вот черт! Я ведь должен ему ящик джина! Два ящика! – вспомнил он. – Именно этот парень подсказал, где найти и увидеть Лиин...»

Найти, чтобы потерять.

В конце концов, поборов искушение окрикнуть его, Джокт решил не начинать разговор. Потому что неизбежно должны были возникнуть некоторые неприятные вопросы. А ему очень не хотелось ворошить память. Очень. Не хотелось.

Энергетический луч. Лунный причал, где Джокт с сопровождающими не задержались, пройдя после высадки какими-то безлюдными служебными коридорами, где в самом конце оказалась станция подземки. Совсем маленькая станция, но Джокт был уверен, что отсюда можно попасть в любой конец планеты.

Экспресс-вагон был один. То ли подавались они к тайной станции только по заказу, то ли пользовались ими вот такие небольшие группы. И весь путь лежал исключительно ниже поверхности. Глубоко, глубже, чем ходит обычная подземка или даже Единая Трансконтинентальная. К тому же дальше шел прямой путь – практически без изгибов, подъемов и спусков. Сколько Джокт ни пытался рассмотреть в иллюминаторе экспресс-вагона какое-нибудь ответвление пути, ему это не удалось. Ни ответвлений, которые способен был заметить даже на такой скорости взгляд действительного пилота, ни других станций, ничего. Только темнота туннеля, подсвечиваемая транспортным энергетическим лучом малой мощности, чье сияние выбивалось из-под округлого днища вагона и ложилось на стены и тюбинги туннеля неясными смазанными пятнами.

Всю дорогу Джокт молчал. Молчали и его сопровождающие. Лишь в конце пути, на станции, выводившей прямо внутрь штабного комплекса зданий, расположенного в Средиземноморском Мегаполисе, командор-медик пожелал ему выжить в бою, пожав руку, и с этими словами удалился первым. Вторым оказался особист. Он не стал прощаться, а взглянул на часы и сказал, что встретится с Джоктом сразу после приема у командующего крепостной обороной.

Адъютант пропустил Джокта вперед и, уставившись своим фирменным давящим взглядом в затылок, указывал, куда следует идти.

– Господин полковник! – Джокту надоело это терпеть: взгляд и все, что за ним крылось, и он обернулся. Причем остановился так резко, что адъютант едва не налетел на него. – Господин полковник! Моя работа – пилотировать истребитель. Моя команда – два таких же, как и я сам, вчерашних курсанта. Мой тактический номер по ведомости Крепости – «веда – тридцать». И это все, что у меня есть. А выше – оболочка и броня Крепости, космос, звезды, командир группы, потом командир истребительного отряда, командующий истребительным флотом «Австралии», над ними – комендант, офицеры штаба... Может быть, у вас произошло что-то неприятное, но только я в этом не виноват. И если бы не чертовы встречи в Приливе, вы бы никогда не узнали о моем существовании. Ни вы, ни целый заместитель главнокомандующего КС. Кстати, так же как и я – о вас. Вы делаете свою работу, я – свою. И в этом мы никак не пересекаемся. Поэтому, не посчитайте за дерзость, прошу вас не смотреть на меня, как...

Джокт так и не смог подобрать подходящего слова, да это было и не нужно.

Пару секунд адъютант сохранял прежний взгляд. Потом уголки его губ приподнялись, и Джокт понял, что это была улыбка!

Через какие же передряги и события должна протащить человека его служба, если улыбаться он может только так – уголками губ? Может быть, адъютанта умилило перечисление всей пирамиды власти, что высилась над маленьким ее кирпичиком – пилотом, а может, он просто давно не слышал человеческих откровений. Без масок и вуали, как любил противопоставлять братство пилотов правилам жизни хайменов Барон. Так или иначе, взгляд адъютанта изменился. Не потеплел и не наполнился дружелюбием, нет. Просто – потерял давление. И сразу оказалось, что глаза у адъютанта обычные карие, без надменных морщин под нижними веками, и что он может взирать на окружающих вполне обычным взглядом.

– Литературный факультет не заканчивал? Обычно мне говорят: чего пялишься? На свою жену смотри, а я тебе не картина! Ну что-то такое... А ты производишь впечатление молодого человека с высшим образованием. И угораздило же тебя попасть в истребительный флот! Стихи, наверное, пишешь?

– Не пишу, – смутился Джокт, – некогда мне этим заниматься.

– Ладно, ладно. Когда будешь разговаривать с гелиокомандором, держись проще, он не очень-то любит всякие сентенции. И ни в коем случае не перебивай его. Этого он тоже не любит. Он, как и я, наверное, давно забыл, что значит быть простым лейтенантом. Удачи!

И оказалось, что они уже пришли. Два гвардейца-штурмовика, без клякс, но с большим набором нагрудных знаков, охраняющие огромное полотно знамени, подняли перед собой, перехватывая за цевье, тяжелые «леборейторы».

Джокт уже собрался толкнуть дверь, но его остановил адъютант.

– Стой, ты что?

– Ничего. Я подумал, тут наверняка просто приемная...

– Просто? Приемная? О, нет, ты ошибаешься! Это – Первая Приемная заместителя главнокомандующего КС, начальника крепостной обороны, гелиокомандора Бисмара! Не понимаешь, в чем разница, нет?

Выпятив грудь, придав лицу сосредоточено-хмурое выражение, адъютант коснулся сенсора, находящегося где-то на уровне пупка. Джокт даже не обратил внимания на сенсор. И только после того, как голос из селектора позволил войти, открыл дверь.

Ага! Это явно не комендантство Крепости! Джокт всё понял, когда прошел через шесть приемных залов, где у него трижды проверили личный код, активировав подкожный идентификатор, маленький оптический сканер зачем-то ударил по глазам полоской света, а на грудь, рядом с нашивкой о ранении чья-то рука прицепила прямоугольник с указанием имени, звания и места службы Джокта. Получилось очень и очень коротко: «1-й лейтенант Джокт, пилот ИФК „Австралия"».

О нем сообщили куда-то дальше, и так постепенно-постепенно, из рук в руки, он прошел сквозь все приемные. Где-то в третьей или четвертой из них остался адъютант, который прикоснулся вместо рукопожатия пальцем ко лбу, будто сказав на прощание: «Помни, что я говорил!» И совсем другой офицер-адъютант открыл последнюю дверь.

Так маленькому кирпичику-пилоту было позволено на несколько минут очутиться если не на самой вершине пирамиды, то очень и очень далеко от ее основания. Ох, не зря положено всякому человеку иметь свое место в жизни! Совсем скоро Джокту предстояло это прочувствовать, что называется, на собственной шкуре.

– Пилот Джокт, ком! – памятуя о наставлениях, полученных от адъютанта, лаконично доложил Джокт.

Мало ли какие причуды, кроме общеизвестных, водятся в штабе. И неясно, как тут реагируют на простых, даром что – первых, лейтенантов. Тем более многое всегда зависит от настроения командующих.

Джокту казалось, что он уже забыл, как можно привести в замешательство подчиненного. А вот, оказалось, не забыл!

– Можно? – вполне вежливо поинтересовался он как-то у офицера-техника, к которому был направлен за какой-то надобностью инструкторами еще на первом курсе.

– Можно девке испортить... щелку! – было ему нелюбезным, как тогда показалось, ответом.

– Ой... Разрешите?

– Ну если в жены возьмешь!

Являются – привидения, и даже прибывают в некоторых случаях – поезда Межконтинентальной. Все вспомнил Джокт, поэтому мудрить не стал.

Раз он здесь, значит, явился... то есть – прибыл... то есть... тьфу, черт!

– Пилот Джокт, ком!

– Тот самый, что дважды встречал «Летучих голландцев»?

– Да, ком!

– Как самочувствие после медблока, пилот Джокт?

– В норме, ком.

Командующий крепостной обороной – важнейшей составляющей части всей Внешнекосмической обороны Солнечной оказался высоким человеком с острым носом и четким пробором в прическе. Выглядел он моложе коменданта «Австралии». Но через пять минут общения Джокт понял, что командующий минимум на десять лет старше Старика. Это читалось в его взгляде.

– Ты действительно ИХ видел?

– Да, ком.

– Присаживайся, у тебя впереди два трудных дня. Придется потерпеть общение со штабными специалистами. И с офицером особого отдела. Вы уже познакомились?

– Да, ком!

Ага, рубаха парень, разыгрывающий друга всех лейтенантов флота! Знаем, знаем. С такими нужно держать ухо востро. Пока ты говоришь то, что ему нравится, он милейший человек и любезный собеседник. Чуть что-то не то – съест!

Когда Джокт в двадцатый, наверное, раз выдал свое «да, ком!», командующий, почему-то оказавшийся в гражданской форме, чего не ожидал Джокт, поморщился, словно от зубной боли.

– Все, хватит. Это тебя адъютанты запугали. Не разучился разговаривать нормальным языком? К тому же, если не ошибаюсь, сейчас ты находишься в отпуске. – Он снова поморщился, и Джокт понял, вот оно, начинается. – Не расскажешь, с чем это связано?

– Да, ко... – Джокт осекся под резкий поворот головы командующего. – Да, это так. Комендант дал мне двое суток отпуска после лазарета. «Зигзаг – пятьдесят второй» вернулся в Крепость в режиме принудительной эвакуации. Мой «Зигзаг».

– Вот даже как? – Брови командующего сошлись над переносицей, и в голосе зазвучала нота заинтересованности.

Похоже было, всю историю гелиокомандор знал лишь в общих чертах. А может быть, сработал эффект «испорченного телефона».

– Но я не получал ранений. Из боя вышли нормально, направлялись к Крепости через Прилив, и там...

– Ты увидел странные звездолеты и услышал чей-то голос, – удовлетворенный собственной осведомленностью, закончил за Джокта командующий.

– Не совсем так. Это не голос. Просто звуки.

– Звуки? – Командующий усмехнулся. – Ладно, с этим разберутся специалисты. Скажи мне лучше вот что...

Джокт внутренне напрягся, ожидая неприятностей, и в этом оказался абсолютно прав.

– Тебе известно, что несколько таких же пилотов исчезли после того, как слышали звуки, или голоса, или что вы там слышите?

Теперь отвечать нужно было с величайшей осторожностью. Кто знает, какой аппаратурой оборудован этот кабинет? Вычислить ложь, исследовав в записи человеческий голос, от интонаций до микропауз, по всему спектру его характеристик, – элементарно. Если, конечно, человек не прошел специальный курс «навигационного вокала» при обучении.

Резонанс и диссонанс. Кварты, терции, септимы и полутона. Тембр. Все становилось важным, когда эфир забит искажениями, наведенными радиоспутниками Бессмертных, и голос может просто завязнуть в помехах. Тогда тебя просто никто не расслышит. Кричать в микрофон, отправляя сенсор верньера к максимальному усилению сигнала, – это не выход. Вокальный синтезатор, с успехом используемый сонгмейкерами, как рассказывала Лиин, тоже не выход. Он может обмануть сотни тысяч, если не миллионы, наивных почитателей, превращая любой речитатив или же самый заурядный голосок раскрученного «таланта» в сладкоголосый хор. Жаль, но с Бессмертными такой трюк не проходил. Чувствительный слух (ведь черви способны воспринимать звуковые колебания всей поверхностью тела) и аппаратура Бессмертных умеют мгновенно выделять исходный тембр, начисто отсекая его от искусственных модуляций, и тогда – все... Не много бы заработали те самые «таланты», доведись им выступать перед Бессмертными.

Радиоспутник, вернее, выбрасываемый буй постановки помех и противодействия голосовым сообщениям, тут же смодулирует свои, схожие сигналы. Тогда призыв атаковать может превратиться в команду к отступлению. И это еще не худший случай. Однажды крейсер КС, чей экипаж до последней минуты пребывал в уверенности, что идет на выручку облепленному «Кнопками» монитору, прямым ходом вполз в перекрестия прицелов затаившегося линкора... В лучшем случае, если можно так сказать, будет неясно, какой вообще отдается приказ. Радиобуи давно использовались Бессмертными, причем не всегда для того, чтобы забить эфир и прервать всякую связь-мгновенку в оперативном квадрате. Зачастую враг готовил именно такие каверзы, заодно пополняя имеющийся уже банк данных с записью переговоров пилотов Солнечной.

Поэтому курсантам и приходилось на занятиях по «навигационному вокалу» терзать голосовые связки добиваясь различного звучания собственного голоса. Приходилось тренировать слух, чтобы можно было уловить искусственное изменение голосов других пилотов, когда враг производил так называемую «вставку» – вклинивался в общение пилотов.

На практике Джокт еще не встречался с информационным оружием Бессмертных, но был к этому готов. Сможет ли он обмануть голосовой детектор лжи? Вот в чем вопрос! В любом случае, решил Джокт, отвечать необходимо быстро, без пауз на раздумывание. Тогда, может быть...

– Я слышал только звуки, никаких голосов. А про исчезновение пилотов тоже что-то такое слышал.

– От кого же, если не секрет?

– В кубриках, из разговоров с другими пилотами. У нас многие интересуются Приливами, и...

– Так. Вот и первая ложь.

Если здесь и имелись детекторы, командующему они были без надобности.

– Даже я не знаю, что можно услышать в Приливе... И совсем недавно узнал, что случалось с некоторыми пилотами... Может быть, в кубрике тебя просветили и насчет дальнейшей их судьбы? Что происходило с пилотами после исчезновениями?

– Потом они снова появлялись.

Джокт почувствовал, как у него краснеют уши. Малейшие ненужные эмоции, и сработает инъектор. Его щелчок выдаст почище всякого детектора. Но вот только что он понял, что ему не дано убедительно врать. Нужно что-то решать или с чем-то соглашаться...

– У нас действительно ведутся, и очень часто, такие разговоры среди пилотов. И ни для кого не тайна, что в Приливе что-то есть. Только никто пока не знает – что? Про других пилотов мне рассказывал служащий медуправления, когда я был вызван на беседу в связи с поданным послеполетным рапортом.

– И то, что люди исчезали и появлялись, это тоже он вам рассказал?

– Кажется, да... Я не помню... – И тут его посетила восхитительная мысль: – Понимаете, сегодня, когда истребитель вышел в принудительном режиме эвакуации, я потерял сознание. Это после того, как услышал звуки. А мой индап... сделал что-то не так. И я впал в транс, откуда меня пришлось выводить штатным медикам Крепости. Не знаю точно, что именно произошло и чем все это можно объяснить, навряд ли просто испугом, страха я как раз не испытывал. Но только наш психиатр, вернее, штатный психиатр отряда штурмовой пехоты, полковник Бар Аарон, сказал, что я как будто сошел с ума.

– Так и сказал? – В глазах командующего еще играла усмешка, а вот лицо уже приняло недовольно-властное выражение.

Командующий разгадал, да и как было не разгадать, нехитрый маневр Джокта.

Находился в трансе. Что-то с сознанием. К полетам годен, но... Тут – помню, тут – не помню.

И рубаха-парень, друг всех лейтенантов флота и любитель задушевностей «без галстуков», весь вышел. Командующему осталось только надеть форму со всеми регалиями, чтобы Джокт почувствовал невообразимую незначительность перед такой фигурой.

– Хорошо. Подробности – специалистам. Пусть они разбираются, сошел ты с ума или нет. И что к этому могло привести. Но вот лично мой диагноз совпадает с мнением господина полковника, и вы, пилот, наверное, действительно сошли с ума, если пытаетесь меня обманывать! Вы понимаете, чем это может для вас закончиться? И встаньте смирно, когда с вами разговаривает старший офицер!

Упс! Джокт мысленно попрощался с дальнейшей карьерой пилота и представил совсем иную карьеру – на рудниках, где-нибудь в зоне ответственности Крепости «Африка», карьеру рудодобытчика в штрафном отряде, который если и не загнется от трудового усердия (обеспеченного ему самым надлежащим образом), то рано или поздно станет жертвой атаки Бессмертных. Когда идет прикрытие прииска на каком-нибудь планетоиде, богатом ресурсами, про его обитателей вспоминают в последнюю очередь. К тому же первыми о них вполне могут «позаботиться» и штурмовики Бессмертных.

Но, даже думая так, Джокт продолжал гнуть свое, вспомнив давние слова Бар Аарона, что внутреннее «Я» – вещь непознаваемая.

– Готов понести ответственность, если вы считаете меня лжецом. Но только на самом деле... – И откуда только взялось второе дыхание? Наверное, научиться лгать – то же самое, что научиться плавать: прыгнув в озеро с лодки. Тогда или – или. Нашлось подобающее выражение лица, нашлись слова и несгибаемая твердость. – Транс... Индап... Лазарет...

Кое-как ему удалось отвести первую угрозу. Вторая оказалась пострашнее.

– Хорошо, – недовольно бросил командующий. – На время посчитаем, что я поверил в эти бредни. Есть только одно «но»! Ты уверен, что тебя можно допускать к полетам? Я имею в виду все вот это – транс, эвакуацию и лазарет.

Что называется, это был удар под дых.

– По мнению медиков, несомненно. Я тоже так считаю. Происшествие в Приливе не повлияло в целом на мое сознание.

– В целом? А в частности? А если где-то в подкорке у тебя уже зашита какая-то программа? И в следующем бою вся группа из-за тебя...

– Я готов пройти полное медсканирование!

– Орел! Герой! И к наказанию готов, и к сканированию! С чего такая готовность?

– А что я еще могу сказать, если вы мне все равно не верите?

– Мы же договорились, что верю. Временно. – Командующий сделал ударение на этом слове, сменив затем тон. Теперь голос его звучал едва ли не вкрадчиво, отчего Джокт почувствовал себя совсем уж неуютно.

Знаем, знаем! Чем больше давление, тем громче изрыв. И еще это «мы»; можно подумать, Джокт имел хоть какое-то право голоса!

– Насчет того, что было в Приливе, мы разобрались. А медсканирование ты пройдешь независимо от того, хочешь или нет. Но вот ответь, когда ты пришел в себя, после лазарета, твоя память, твое сознание – они уже нормально функционируют?

– Да, конечно.

– И вплоть до этой самой секунды ты отчетливо помнишь все, что с тобой происходило после лазарета? Кого видел, с кем общался...

– Да, ком. – Джокт вернулся к исходной манере ответов, уже догадываясь, куда клонит командующий.

– Ну еще бы! Ты же прошел стандартную модификацию сознания, базовый курс плюс ДПИ, добавочный для пилотов истребительного корпуса! С твоей памятью мало кто из обычных людей может потягаться на Земле, разве что какие-нибудь шахматисты-вундеркинды! Так?

– Да, ком...

– Вот и расскажи, будь любезен, о чем вы беседовали с комендантом Крепости «Австралия» перед отправлением сюда, в штаб? Давай, не стесняйся, а то я действительно решу, что ты утратил годность к службе, и катись тогда на все четыре стороны! Никакой комендант уже не поможет!

«Все, приплыл!» – понял Джокт, а в памяти прозвучала навязчивая фраза популярного в Солнечной шлягера: «А девочка – созрела!»

Когда исход боя оборачивается не в вашу пользу, такое бывает, и уже не помогут никакие манипуляции с «Глазом Орла», все, что остается с вами – это злость. На врага, что оказался сильнее, на себя, что оказался слаб, на что угодно. Форсаж! Забыть о перегрузках, пусть лучше они вас убивают, чем черви! Ищите самую гущу вражеского строя, ищите самое дорогое, чем они смогут оплатить вашу жизнь. Только злость! Форсаж! Злость!

Так говорил Гонза, когда Джокт с ведомыми совершали в составе его группы тренировочные вылеты. Так учит разум загнанного зверя. Этого нет ни в одном из наставлений флотской службы. Но это всегда было, есть и будет присутствовать на поле боя.

Сдать Старика, сообщить, что он ведет какую-то двойную игру, при этом считая, что правда на его стороне, – значит облечь себя на позор и презрение. Причем презирать его будет не только Старик и сослуживцы, но и сам командующий крепостной обороной, ожидающий сейчас ответа. Вот, он уже заранее презрительно сощурился!

Еще Старик сказал, что возврат Джокта гарантирован. Он не просил беречь в тайне разговор, не взял с Джокта слово офицера хранить его до второго срока службы! Но это как раз и так было ясно. Иначе зачем жужжал тот «кондиционер» в углу комендантской каюты? Зачем комендант разыгрывал спектакль перед адъютантом?

– Я не могу передать весь разговор, – подняв голову, совсем как Балу, сказал Джокт. – Мои слова и мысли – к вашим услугам! А чужие...

– То есть вы открыто отказываетесь подчиниться моему приказу? Вы отказываетесь сообщить мне, заместителю главнокомандующего ВКО, гелиокомандору, начальнику крепостной обороны, то, о чем я приказываю вам сообщить?

– Нет, ком! Ваш приказ для любого из подчиненных – это закон! Уверен, что комендант Крепости «Австралия» также готов его исполнить! И в случае, если вы прикажете ему сообщить все интересующие вас сведения, он непременно это сделает, сделает в тысячу раз лучше, чем я.