Текст книги "Удивительная философия"

Расцвет и упадок схоластики

Философия Средних веков, как мы уже знаем, называется схоластикой и представляет собой попытку синтеза (объединения) религиозной веры и философского знания. Она прошла в своем развитии периоды становления (зарождения), расцвета и упадка. Каждый из этих этапов отмечен деятельностью выдающихся средневековых мыслителей.

Одним из наиболее известных представителей ранней схоластики был ирландский философ Иоанн Скот Эриугена, написавший сочинение «О разделении природы», в котором изложено религиозно-философское воззрение на все существующее.

Мироздание, по его мнению, делится на четыре большие части, или раздела, или «природы». Понятно, что смысл термина «природа» в данном случае совсем не тот, какой мы обычно в него вкладываем. «Природа» Эриугены – это некая огромная часть действительности, ее область, или сфера.

Первая природа, говорит он, несотворенная и творящая – это Бог как источник, начало и основа всего существующего. Он вечен и первоначален, представляет собой подлинное Бытие. Все остальное произошло от него, потому что первоначало всегда что-либо порождает, во что-то разворачивается, воплощается. Он является Творцом, или Творящим, порождающим началом, будучи, однако, сам по себе несотворенным.

Вторая природа – сотворенная и творящая – это мир Божественных идей, по которым Бог как по образцам творит конкретные вещи. Здесь мы видим позицию крайнего реализма: идея, или форма, предшествует самому предмету, выступая в качестве его причины; физический мир – всего лишь порождение идеального бестелесного мира. Однако если у Платона этот мир идей существует сам по себе и является истинным Бытием, то у Эриугены он – второй по счету, поскольку сотворен и порожден, за ним стоит высшее Бытие – Творец, или потусторонний Бог, а идеальный мир – всего лишь его замысел или сознание.

Третья природа – сотворенная и нетворящая – мир вещей, в котором мы живем. Это самая последняя и низшая ступень Бытия: будучи сотворенным, этот мир не может произвести ничего более, ниже его спуститься уже невозможно. Поэтому единственное движение, которое может быть далее, – только в обратную сторону. Вещи или предметы материального мира должны вернуться к своим первообразцам – идеям, а те, в свою очередь, к Богу.

Таким образом, четвертая природа, несотворенная и нетворящая, – это Бог как конечная цель всех вещей, как результат всего мирового процесса. Обратим внимание: и в первой, и в четвертой природе Эриугена говорит о Боге, тем самым подчеркивая две его главные особенности: творить и не творить, быть началом всего и концом всего, то есть быть Всем. В первой части Бог – творящая природа, дающая начало всему существующему, в четвертой Он – нетворящая природа, являющаяся конечным результатом всего существующего. Таким образом, все происходит от Бога и в нем же разрешается (то есть растворяется и пропадает впоследствии).

Эриугена предлагает уже знакомую нам триаду: пребывание (все в Боге), отпадение (мир вещей, построенных в соответствии с Божественными идеями) и возвращение (все вновь в Боге). Таким образом, наш мир – это отпадение от Бога, нечто несовершенное и неподлинное, а главное – временное, что когда-либо должно вернуться в начальную свою точку, а значит, закончить телесное, физическое, материальное свое существование. Стоит ли тогда вообще размышлять о том, что нас окружает и что мы можем воспринимать, не правильнее было бы презреть вовсе наш мир, отвернуться от него и обратить свои взоры к высшему, истинному Бытию – Богу, который только и есть единственное, действительное и безусловное существование, тогда как все остальное – всего лишь различные варианты его непостижимого замысла и бесконечной воли. Мироздание ведь не что иное, как развернутый Бог, а сам Он – свернутое мироздание.

Схоластика как попытка синтеза веры и разума, религии и философии достигла своего расцвета в учении итальянского религиозного философа Фомы Аквинского. Религиозная вера и философское знание не противоречат друг другу, говорит он, напротив, взаимодополняют, образуя единство. Окружающий нас мир является Божественным творением, а значит, несет в себе тайну великого замысла, скрывает воплощенную в телесные вещи волю Творца. Поэтому через восприятие мира, или творения, мы пусть косвенно, но постигаем отчасти Божественное, пусть незначительно, но приближаемся к нему. Однако познание мира, в котором мы живем, происходит с помощью разума и философии, в силу чего философское знание через постижение окружающей действительности приближает нас к ее первопричине – Богу. Этот путь опосредованный, или косвенный, и конечно же не способен открыть всей истины, однако он ведет через познание творения к частичному постижению Творца, и поэтому отвергать данную возможность приближения к Богу нет смысла. Наоборот, стоит всячески разрабатывать этот путь, совершенствовать разум, приумножать знание, так как оно оказывает великую услугу религии, укрепляя и обосновывая веру в начальную причину всего существующего – творящего Бога. Мысль о том, что философия должна быть служанкой богословия, принадлежит как раз Фоме Аквинскому.

Фома Аквинский (1225–1274)

Но философское знание – всего лишь подспорье, потому что есть еще и прямой, непосредственный путь постижения Бога – через религиозную веру в него. Путем молитвы, поста, благоговения и трепета верующий может получить Божественное откровение, то есть неким непостижимым чудесным образом узреть истины величайшие и вечные, которые никогда не могут быть добыты разумом и философией. Понятно, что этот мистический путь выше и совершеннее, чем рациональное познание, что вера выше разума, а религия выше философии. Если, например, между положениями веры и разума возникают противоречия, значит, ошибается разум, потому что вера ошибаться не может. Важно, что между тем и другим возможна гармония, что религия и философия ведут к одному и тому же, поэтому надо всесторонне обосновывать и разрабатывать их союз. Необходимо уметь преодолевать возникающие противоречия между верой и разумом, ибо они возникают не от принципиальной неразумности веры и не от абсолютной неприменимости разумного к религиозным предметам, но только от нашего неумения, а возможно, и нежелания увидеть и понять их возможное согласие.

В своей философской системе Фома Аквинский при объяснении мироздания во многом использовал учение Аристотеля о форме и материи. Все нас окружающее, говорит Фома вслед за Аристотелем, – это единство материи и формы. При этом несовершенная материя – всего лишь возможность чего-то, сущность вещей, тогда как форма – начало идеальное и неизменное – из этой возможности созидает действительность, а сущность приводит к подлинному существованию. Вклад Фомы Аквинского в разработку всевозможных проблем средневековой философии был наиболее значительным по сравнению с философской деятельностью других мыслителей Средневековья, и поэтому современники назвали его «ангельским доктором». Вообще, латинский термин «доктор» означал в Средние века «ученый» или, точнее, «наиболее ученый» (хотя и сегодня один из смыслов слова «доктор» – ученый человек) и являлся званием, которое присваивали наиболее отличившимся своими философскими заслугами (сегодня «доктор» – это также высшая ученая степень).

Раймунд Луллий ок. 1235 – ок. 1315

Другим представителем зрелой схоластики был испанский философ Раймунд Луллий, который так же, как и Фома Аквинский, полагал, что между верой и разумом, религией и философией возможны полное согласие и гармония, что все предметы как физического, материального, мира, так и высшей, Божественной, идеальной сферы можно описать или выразить в рациональных понятиях и таким образом объять разумом необъятное мироздание, полностью исчерпать все существующее, получив о нем окончательное знание.

С этой целью он построил так называемую «машину истины», которая выглядела следующим образом. Семь окружностей с одним общим центром располагались одна внутри другой. Каждая из них разделена на девять частей, или отрезков, или, вернее, дуг. Над каждой дугой – какое-либо понятие. Так, например, на первой окружности располагались такие термины, как Бог, ангел, небо, человек, воображаемое, чувственное, растительное, стихийное, инструментальное, – все эти понятия означают некие предметы, или вещи, или стихии, сферы, области существующего. На второй окружности – термины, означающие какие-либо признаки или свойства, качества вещей: благость, величина, длительность, могущество, знание, стремление, добродетель, истина, слава. На следующей окружности – понятия, соответствующие возможным отношениям между вещами: различие, согласие, противоречие, начало, середина, конец, превышение, равенство, умаление. Не приводя здесь всех остальных понятий, расположенных на оставшихся окружностях, скажем, что главное заключается во вращении этих окружностей в разные стороны (вокруг общего центра). При этом получаются всевозможные комбинации понятий, например: «благой, могущественный Бог», «добродетельный, знающий человек» и другие. Понятно, что количество этих комбинаций будет очень большим. Если даже в кейсовом замке, состоящем из трех колесиков, на каждом из которых расположено десять цифр (от 0 до 9), возможна 1000 комбинаций, то в «машине истины» Раймунда Луллия, состоящей из семи окружностей, каждая из которых разделена на девять разных понятий, этих комбинаций – огромное количество. Они-то, по мнению философа, и охватывают все многообразие мира, исчерпывают его, тем самым обеспечивая полную и окончательную истину.

В начале Средних веков были сильны сомнения в возможности применения философии к религии; зрелое Средневековье ознаменовалось торжеством схоластики, в которой философствование стало средством укрепления веры; неудивительно поэтому, что на закате рассматриваемой эпохи стали звучать сомнения в совместимости философского знания и религиозной веры, которые постепенно перерастали в полное освобождение философии от роли служанки религии.

В схоластике изначально были заложены противоречия, которые со временем разложили ее изнутри и привели к гибели. Они явились миной замедленного действия, которая рано или поздно должна была сработать. Эти противоречия заключались в несостыковке положений веры и разума, в их несовместимости. Поэтому можно говорить о том, что схоластика вообще была одним грандиозным противоречием, ибо представляла собой попытку совместить несовместимое, в силу чего долго существовать не могла и должна была прийти к упадку сама по себе, без всякой внешней помощи.

В XII в. арабский философ Ибн Рошд (латинский вариант – Аверроэс) разработал теорию двойственной истины. Средневековая восточная философия была теистической, так же как и западная, и являлась служанкой мусульманской религии, а потому схоластика представляет собой явление не только европейское, но и восточное. Теория двойственной истины говорит о том, что у религии и философии совершенно разные предметы и методы. Так, предметом религии является Бог, а методом – вера, тогда как предмет философии – природа, а метод ее – опыт (практическая деятельность, возможно, даже экспериментальная, по изучению окружающего мира). Религия и философия занимаются абсолютно различными областями, почти ничего общего друг с другом не имеющими, и поэтому неудивительно, что у религии свои истины, а у философии – свои. Причем эти истины не только могут, но и должны быть разными и даже противоречащими одна другой. Это вполне естественно, нормально и понятно. Они вовсе и не должны состыковываться, как то кажется сторонникам гармонии веры и разума, да и не могут эти истины не вступать в противоречие, так как говорят о противоположных и фактически несовместимых вещах.

Например, является ли истиной утверждение, что вода в земных условиях кипит при 100 °C? И является ли истиной утверждение, что высоко в горах она кипит при более низкой температуре? И то, и другое – истина. Исключают ли они одна другую? Нет. Должны ли они согласовываться между собой и сливаться в одну единую общую истину? Не должны. Просто одну ситуацию описывает первое утверждение, для другой же, отличной от нее ситуации будет справедливой вторая истина, которая противоречит первой, но не исключает ее, поскольку совершенно необходимо в данном случае наличие именно двух разных истин.

Почему бы не предположить, что у веры и разума, равно как у религии и философии, также должны быть разные и несопоставимые истины? Пусть философия занимается исследованием природы и не вмешивается в религиозные положения, пытаясь их обосновать, и пусть религия не пытается быть знанием о мире, а тем более наукой о нем, всегда оставаясь только верой, и не заставляет философию обслуживать свои нужды. Таким образом, теория двойственной истины была направлена против самой сущности схоластики – стремления осуществить синтез религии и философии, говоря, что такое соединение принципиально невозможно, и подчеркивая необходимость всяческого разъединения и обособления религиозной и философской сфер. Эта теория, как видим, освобождала, с одной стороны, философию от обязанности быть подспорьем религии, а с другой – избавляла последнюю от необходимости доказывать положения веры, подводить под них некую логическую основу. За философией, таким образом, вновь признавалась возможность быть свободным и дерзновенным познанием окружающего мира.

В западной философии последователями теории двойственной истины были шотландский философ Иоанн Дунс Скот и английские мыслители Уильям Оккам и Роджер Бэкон. Так, например, Дунс Скот полагал, что Бог сотворил мир не в силу некоей разумной, а потому и вполне постижимой необходимости (как считал Фома Аквинский), а в силу своей абсолютной свободы. То есть он мог создать мир, но мог и не делать этого, мог создать совсем не такую действительность, в которой мы сейчас живем, а совершенно другую. Иными словами, все Божественные действия есть полный, ничем не ограниченный произвол, они совершаются абсолютно свободно, никакой логической или рациональной необходимостью не обладают и потому совершенно непостижимы, не подвластны ни разуму, ни пониманию.

Роджер Бэкон (ок. 1214–1292)

Мы помним, что такое утверждение звучало в мистике и что его пыталась преодолеть схоластика, призывая к синтезу религии и философии. Дунс Скот, говоря о невозможности разумного осознания Божественного, тем самым отделяет веру от разума, а религию от философии и поэтому выступает хотя и в рамках схоластики, но уже – против нее: в учении шотландского философа явственно видно, как схоластика вступает в полосу кризиса и упадка.

Другой сторонник теории двойственной истины, англичанин Уильям Оккам, говорил, что в силу принципиальной разницы самих предметов и методов философии и религии следует жестко разграничить их сферы и рассматривать области Божественного (сверхъестественного) и природного (естественного) как совершенно независимые и изолированные одна от другой. Разум ничего не может понять в делах веры, догматы невозможно осмыслить, но в то же время познание действительности, или окружающего мира, вполне может быть независимым от религии мероприятием, ориентированным исключительно на разум, знание и философию.

Физическую реальность можно понять из нее самой, утверждал Оккам, то есть экспериментальным, научным путем, а также с помощью жизненной практики постичь происходящее и объяснить совершающееся вокруг нас естественными причинами, действующими в природе вещей. Совершенно не следует при объяснении окружающего мира прибегать к представлениям о тайных причинах, скрытых качествах, неведомых силах и невидимых основаниях, будто бы лежащих в сущности мироздания и управляющих им. Надо отбросить или отсечь, как бритвой, все фантастическое и сверхъестественное при объяснении действительности и понять ее без всяких вымыслов о потустороннем и мистическом, что возможно сделать, ибо природное есть естественное, подвластное разуму и потому вполне познаваемое (этот принцип получил название «бритва Оккама»). А решающая роль в деле такого познания должна принадлежать философии – науке о мире в целом, о природе, нас окружающей, во всех ее проявлениях.

Еще один выдающийся представитель заката схоластики, англичанин Роджер Бэкон, считал философию способной постичь глубокие тайны мироздания и смело продвигаться вперед с помощью практического опыта и экспериментального исследования. Как это ни удивительно, но живший в XIII в. Бэкон был по чти естествоиспытателем и во многом опередил современную ему эпоху. Так, в своих сочинениях он описал самодвижущиеся повозки, летательные аппараты, подводные машины, способ использования солнечной энергии и многое другое. Современники называли его «удивительным доктором». Понятие «опытная наука» было впервые употреблено в истории именно Роджером Бэконом. Понятно, что все это было результатом освобождения философии от роли прислужницы религиозной веры и возвращения ее к постижению природы.

Возрождение и Новое время

Философия Возрождения

На смену Средним векам пришла эпоха Возрождения, которая охватывает собой XV–XVI вв. Это время было периодом грандиозных изменений во всех сферах человеческой жизни. Тысячелетние идейные устои Средневековья безжалостно разрушались. Им на смену решительно шли новые принципы, взгляды и теории.

Эпоха Возрождения датируется приблизительно XV–XVI вв. Одной из главных особенностей было то, что человек, в короткий срок совершив грандиозный научно-технический рывок, увеличил свою мощь, стал менее зависим от условий внешнего мира, почувствовал себя более свободным и уверенным. А потому старая христианская доктрина (теория), по которой он вместе со всем миром – всего лишь творение Бога и целиком подчиняется ему, по чти не принадлежа себе, перестала соответствовать изменившимся историческим условиям. Необходимо было создать другое мировоззрение, которое более удовлетворяло бы идейным запросам новой эпохи и в котором человек был бы более свободным и значительным существом, являлся бы не созданием Творца, но частицей несотворенной, а потому вечной природы. Однако такое мировоззрение существовало в античности, и, вместо того чтобы формировать новые идеи, можно было вспомнить или возродить в духовном смысле греко-римскую древность. Этим и занялась философия эпохи Возрождения.

Основной чертой нового философского сознания был антропоцентризм (от греч. anthropos – «человек») – постановка человека в центр рассмотрения, взгляд на него как на самое совершенное существо мироздания, видение главной задачи наук и искусств в изучении человека, в постижении его природы. В Средние века духовная жизнь характеризовалась теоцентризмом (от греч. theos – «Бог») – представлением о Боге как о высшей, предельно совершенной и единственно достойной внимания реальности. Как видим, в эпоху Возрождения на место Бога был поставлен человек, а представителей философии, искусства и науки, исповедовавших идеи антропоцентризма, стали называть гуманистами (от лат. humanus – «человечный»). Именно они впервые предложили деление истории на древнюю, средневековую и новую, причем рассуждали следующим образом: когда-то давно существовала прекрасная античность, говорили они, потом она была отвергнута и забыта, по прошествии нескольких веков мы вспомнили о ней и стали ее возрождать, поэтому с нас начинается Новое время (то есть с началом культурной деятельности гуманистов). А вот между нашим Новым временем, продолжали они, и далекой безупречной древностью, которую мы теперь хотим воскресить, лежит эпоха безвременья, огромный исторический пробел, период глобального застоя, в который человечество ни на йоту не продвинулось вперед. Поэтому десяток столетий, прошедших с заката античности, они презрительно назвали Средними веками, то есть ни на что не годным, недостойным и бессмысленным временем. С легкой руки гуманистов мы до сих пор делим историю на древнюю, средневековую и новую, хотя в термин «Средние века» давно уже не вкладываем тот наполненный духом пренебрежения и отрицания смысл, который разумели в этом понятии представители культурной жизни Возрождения.

Появление антропоцентризма и гуманизма знаменовало разрыв многовековой связи человека с Богом, разделение их (в идейном смысле) – секуляризацию (от лат. saecularis – «светский»). Причем происходило не только отделение человеческого от Божественного, светского (нерелигиозного) от религиозного, но и постановка человека на место Бога, а значит, потеснение или даже полное вытеснение последнего. Вспомним, что средневековое представление о Боге как о потусторонней и вечной реальности и о мире как о творении называется теизмом. Поэтому, чтобы «потеснить» Бога, надо было каким-то образом видоизменить теистическую доктрину (теорию).

Первым способом секуляризации был пантеизм – представление о тождественности природы и Бога. Весь окружающий мир и есть безличное, то есть везде и во всем находящееся божество. Важно, что при таком воззрении автоматически исключается акт творения: если Бог и природа – одно и то же, значит, он никак не мог ее сотворить и ни в коем случае не первичен по отношению к ней. Напротив, Бог и природа в пантеизме равны, совечны, а значит, природа, будучи несотворенной и не подлежащей уничтожению, наделяется свойством бесконечности. В пантеизме умаляется роль Бога, но возрастает роль природы и человека как ее частицы.

Вторым способом секуляризации был деизм – представление, по которому Бог создал мир, наделил его законами и самоустранился, подобно тому, говорят деисты, как часовой мастер собрал механизм, завел его и ушел восвояси, а часы идут сами по себе. Наш мир развивается далее по своим собственным законам без всякого Божественного вмешательства. Но ведь часы могут сломаться, и тогда потребуется, чтобы собравший их некогда мастер вновь занялся ими, возразим мы представителям деизма, так же и в нашем мире может что-нибудь испортиться, и вмешательство Бога станет необходимым. На это деисты ответят, что одно дело – часовщик и его механизм, другое дело – совершенный Бог, который не мог создать что-либо несовершенное. Стало быть, мир совершенен и в принципе не подвержен никакой поломке, а значит, невмешательство Бога гарантировано. Любопытно, что в деизме из совершенства Бога выводится полное отсутствие его влияния на человеческую жизнь (вспомним, что Эпикур из бессмертия и блаженства богов выводил их полную бездеятельность и далее совершенную непричастность к людским делам). И, наконец, третьим способом секуляризации является атеизм – утверждение о том, что Бога вообще нет и не может быть – нигде, никак и никогда. Пантеизм был еще в древности, деизм появился приблизительно в XVI в., а атеизм – в XVII–XVIII вв. Возрождение проходило под идейными знаменами пантеизма, тем более что античность, которой всячески подражали в данную эпоху, всецело была пантеистической.