Текст книги "Знак Сокола"
Автор книги: Дмитрий Хван
Жанр: Исторические приключения, Приключения
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)
– Скоро воевать со шведами будете? – обернулся к Беклемишеву Петренко.
– Когда государь изволит решение своё учинить, тогда и будем воевать, – сухо ответил Ордин-Нащокин.
– Михаил Фёдорович желает наши отчины вернуть на Русь-матушку, – начал объяснять Ярославу Василий Михайлович.
– Забрать Ям, Копорье и Корелу! – воскликнул Петренко. – Да, я помню.
– Ивангород ишшо, – удивлённо проговорил Афанасий. – Да Юрьев древний.
Проехали крепостные ворота, ангарский дилижанс въехал на территорию военного городка. Радиовышка вырастала из крыши небольшой по размерам крепкой избы. Сделанная на манер знаменитой глейвицкой башни, она конечно же уступала ей в размерах, но службу несла исправно. Московский дипломат всё же был сражён, несмотря на то что поначалу крепился. Пароход, дилижанс, прозрачные окна, черепица, оружные девки – всё это и многое другое, нахлынув на него разом, заставили Ордина-Нащокина всё же раскрыть рот. Под ухмылки Василия Беклемишева.
Приказный голова между тем начал рассказывать царскому дипломату принцип работы радио.
Проходя в избу, Беклемишев предостерёг коллегу от опрометчивых поступков:
– Ты, Афанасий Лаврентьевич, ежели чего, ножками не сучи и глаза не пучь. Тут всё по уму, а не по волшбе. В Ангарии даже отроки малые по радиву могут разговор весть.
Петренко, поприветствовав вытянувшегося молоденького сержанта пограничной стражи и капитана, начальника службы связи, приказал вызвать Соколова. Капитан, бывший рядовой морпех, жестом предоставил рацию сержанту.
– Вона, когда в енту говорят… – указывая на сержанта, продолжал свой рассказ приказной голова. – Воевода, будь ласков, напомни, как евойная трубка зовётся? – обернулся к Ярославу Беклемишев.
– Микрофон, Василий Михайлович, – не поворачивая головы, отвечал Петренко.
– Во! Микрофон! В него надобно говорити, а ежели у кого ишшо радива есть, тот его услыхать может, – упёр указательный перст в потолок Беклемишев.
Царский посланец в оцепенении только кивал.
Первым на запрос откликнулся радист удинской военной школы; молодой голос, представившись кадетом Сивцевым, отчеканил:
– Князь Сокол отбыл вчерашним утром в сторону Быковской пристани на пароходе «Тайфун».
После этого на связь вышел пароход голосом самого Вячеслава:
– Что-то срочное, Ярослав?
– Так точно, Вячеслав Андреевич, – забрал у сержанта микрофон Петренко. – Царь Михаил затевает войну со шведами, ему срочно нужно оружие.
Последовала долгая пауза, прежде чем Соколов ответил сквозь помехи, заглушающие его голос:
– Решу вопрос по прибытии, конец связи.
Ордин-Нащокин тем временем, сидя на лавке, таращил глаза на ангарцев и истово крестился, с ужасом поглядывая на рацию.
– Это ли не волшба поганая, Василий Михайлович? – сипло проговорил Афанасий. – Из короба оного голоса человеческие не иначе как волшбой и призываются.
– Ни в коем разе! О том и отец Кирилл поведать может, коли сомневаетесь! – воскликнул всё ещё озадаченный новостями Петренко. – Пойдёмте-ка лучше в столовую, гости дорогие, отобедаем да поговорим.
В приграничной крепости день проходил за днём. Стоящее на дворе бабье лето, сухое и тёплое, радовало занимавшихся сбором урожая гарнизонных воинов и жителей городка. Картофель собрали ещё в конце августа, выбрали и семенной материал на следующий год. Репу, сушёный горох и чеснок уже убрали в подвалы крепостей и фортов, где им обеспечивались лучшие условия хранения. На владиангарских и илимских полях оставались ещё морковь да капуста, которую надо было собрать чуть позже.
В целом сельхозработы прошли ровно, без потерь урожая. Было заготовлено и достаточное количество золы для удобрения почвы на следующий сезон. Капусту ещё предстояло заквасить, с морковкой и ягодками, как вернейшее зимою средство от недостатка витамина С. Помимо гарнизона и посадских, на сборе урожая работали и окрестные тунгусы, привлекаемые на работы платой. За определённое количество трудодней каждому роду или кочевью выдавали отличный набор хозяйственной утвари – от пуговиц и иголок до котлов и светильников.
В эти дни царские посланцы сумели осмотреть все укрепления, хозяйственные постройки и мастерские Владиангарска. Петренко не скрывал от них практически ничего, кроме оружейных складов, потому что не без оснований считал вверенное ему хозяйство образцовым. Городок свой он устраивал максимально похожим на военную часть, где когда-то проходил службу. Только тир был не в подвале казармы, а в леске неподалёку. Везде, естественно, царил идеальный порядок. Загорающиеся ночью прожекторы, когда зажжённая лампа помещалась в фокус нескольких зеркал и давала яркий свет, как и паровая машина, поднимающая без участия человека по желобам воду из Ангары на окружающие поля, произвели неизгладимое впечатление на московитов.
По прошествии недели одним из тёплых и маловетреных вечеров к Петренко в гости напросился Беклемишев, пришедший с одним из юношей, что были в посольстве. Уже в воеводском доме Василий Михайлович представил его как своего сына Петра. Ярослав в ответ познакомил Беклемишевых со своими детьми – четырнадцатилетним курсантом Ростиславом, девятилетней Ярославой и пятилетним Святославом.
Во время ужина приказный голова учил своего сына пользоваться вилкой и усердно кормил варёной картошкой, то и дело спрашивая, нравится ли ему земляное яблоко. Тот отвечал утвердительно, вызывая этим улыбку у Елены Мышкиной – жены Ярослава. Несмотря на кажущееся благолепие, царящее за столом, вежливые вопросы и не менее благочинные ответы, нечто тяготило воеводского гостя. Это заметила и Лена, чувствуя, что Беклемишеву есть что сказать и Василий Михайлович лишь ждёт удобного момента. Наконец дети поели, а две пожилые женщины забрали грязную посуду, принеся чай и печенье с вареньем в вазочках.
– Василий Михайлович, – сказал Петренко, наливая в чашку ароматного горячего напитка. – У вас есть к нам какое-то серьёзное дело? Так вы говорите, чего ждать.
Лена переглянулась с мужем – уйти ей или остаться? Ярослав в ответ налил чаю и ей, и Петру.
– Да, воевода, имеется у меня просьбишка, – по серьёзнел Беклемишев. – Сына этого своего, молодшенького, желаю у вас в учении оставить. Зело головастый он, ума живого. Надобно ему ратному делу, в Ангарии принятому, обучиться, дабы на Руси служить в чести.
– Это можно, – кивнул Петренко. – Князь против не будет, я думаю. Ещё что-то сказать хочешь, Василий Михайлович?
– Есть и ещё малая просьбишка, – облегчённо улыбнулся бородач. – Воевода Ярослав Ростиславлевич, друг любезный, не откажи. Продай мне земляного яблока сего два мешка!
– Не продам, – нахмурился Петренко. – Подарю!
– Я уж отдарюсь, воевода! – благодарил Беклемишев Ярослава. – Ей-богу, отдарюсь. А то мне раз князь Сокол мешок пожаловал, так в острожке всё пожрали, ироды! Не уследил я, да и голодно в том годе было.
К концу месяца разгрузились и два других парохода. Население Ангарского княжества за счёт этого каравана пополнилось на тысячу четыреста двадцать человек. Из них было три сотни башкир да несколько сотен людей, называемых Беклемишевым черемисами. Сами же себя они называли мари.
– Ишь, марийцев прислали, – удивлялась тогда Дарья. – В следующий раз, интересно, кто будет?
По прибытии Соколова во Владиангарск Афанасий Ордин-Нащокин обещал к концу весны привести ещё шесть сотен черемисов-марийцев. В язычестве поганом пребывающих, сразу же оговорился он. Сокол против язычников не возражал. Передав ангарскому князю царские грамоты, посланец, прогуливаясь с князем по дорожкам военного городка, пояснил их содержание:
– С сего лета государь наш, Михаил Фёдорович, слать до вас людишек христианских зарекается. Ибо грех се есть великий. А матушка наша, церковь православная, изволила гнев учинить на оные порядки. Смуту в народе сеять с сего лета более не мочно.
«Кончилась халява, – нахмурился Соколов. – Или золото отыскали».
– Афанасий Лаврентьевич, церковь против того, чтобы люди переселялись жить в наше княжество?
– Так и есть, – подтвердил дьяк. – Божиею милостию святейший кир Иосиф молвил слово своё супротив оного.
– А посылать язычников не грех? – прищурился Соколов. – Ибо не люди они?
– Я слово передал. – Афанасий дал понять, что ему неуместно обсуждать этот вопрос.
Далее Вячеслав повёл разговор об оплате за просимое царём оружие. На что приказной дьяк с хитрецой отозвался:
– А полоняниками – чудью да немцами али свеями и эстами, а хуть и лопарьми. Возьмёшь ли? – наклонил голову царский дипломат.
– Нет, – не согласился Вячеслав, оговорив, что и в долг он давать ничего не будет.
И добавил, что ещё неизвестно, будут ли у русских войск полоняники. Но предложил дать оружие за только что приведённый караван, обещая, как и раньше, за четырёх человек, среднюю семью, по мушкету, а за шесть сотен марийцев – две двухпудовые осадные мортиры, сработанные Иваном Репой по собственному проекту. Стреляли они бомбами, начинёнными зажигательной смесью, либо взрывчаткой.
– А золота и серебра более не дам, коли патриарх Иосиф запрет свой ввёл, – заявил решительно Вячеслав.
На что Ордин-Нащокин разочарованно протянул, остановившись:
– На ведение войны требуемо злато!
– Мне это ведомо, – согласился Соколов. – Но у нас с Михаилом Фёдоровичем был уговор!
Было видно, что приказной дьяк и сам сильно расстроен подобным оборотом дел, а уж как ему хотелось порадеть Отечеству перед шведской войной!
Поёжившись на прохладном вечернем ветру, Соколов пригласил Афанасия в воеводский дом, где у камина да за чашкой крепкого сладкого чая можно было всё хорошенько обдумать. На что дьяк с радостью согласился.
Спустя некоторое время с немалой помощью самого Ордина-Нащокина Соколовым и Петренко были составлены основные принципы дальнейшего сотрудничества. Наиважнейшим для ангарцев стало предложение царю Михаилу. Отказавшись от людских караванов, в составе которых людей забирали, не интересуясь их мнением, предлагалось осуществлять наем работников в княжество. За каждого учтённого человека, который соглашался добровольно переселиться на берега Ангары, Сокол платил бы налог. Либо золотом, либо серебром, либо оружием. Дьяк посоветовал заранее не отказываться от полоняников.
– Всё одно будут, резону отказ учинить нету никакого, – убеждал Афанасий. – Пахать и всяк немец горазд, коли принудить! – рассмеялся он.
– Хорошо, Афанасий Лаврентьевич, вижу, договор мы учиним, – улыбнулся дьяку Соколов. – Вижу в тебе рвение да желание Отчизне своей помощь учинить. Это радует. И вот ещё что, – помедлил Вячеслав. – Будут вам советники наши и рота стрелков.
На том беседа с приказным дьяком и закончилась, расстались недавние собеседники весьма довольные друг другом. Соколов молча сидел, глядя на огонь камина. Петренко тоже помалкивал до поры.
– Полковник решил лично отправляться в поход?
– Да, – не оборачиваясь, кивнул Вячеслав. – Отговаривать не буду.
После чего в каминном зале повисла тяжкая пауза, внезапно прерванная ангарским князем.
– У нас нет столько винтовок, Ярослав, – флегматическим тоном проговорил Соколов, всё ещё держа в руках еле тёплую чашку.
– На складах должен быть запас, – заметил Петренко, нахмурившись, – ему не нравилось такое состояние ушедшего в себя Вячеслава.
– Есть, – согласился тот, начав перечислять: – Две сотни готовых винтовок, полторы сотни карабинов для отправки на Сунгари и около шести сотен стволов-заготовок. Я связывался с Радеком в тот же день, как узнал о заказе.
– Что ты намерен делать? – Владиангарский воевода встал из-за стола и положил несколько поленьев в камин, пошурудив там кочергой.
– Я сниму винтовки с вооружения ангарских посёлков, – не отрывая взгляда от огня, с радостью набросившегося на новую порцию пищи, сказал Соколов.
– Извини, не понял? – повернулся к собеседнику Ярослав.
– Посёлкам на Ангаре ничего не угрожает, и пока местным гарнизонам можно сдать винтовки, – пояснил Вячеслав.
– Теперь понятно, почему в мире Матусевича даже памяти о нашем обществе нет, об Ангарии ходят лишь мифы, которые обсуждают немногие историки! – воскликнул Петренко.
Это послезнание о незавидной участи будущего Ангарии довлело над умами всех членов пропавшей экспедиции с того момента, как Матусевич, Сергиенко и прочие рассказали о нём всё, что могли. Тогда казалось, что пришедшие из иной России люди сознательно сгущают краски либо что-то недоговаривают. Ну не может быть так, чтобы Ангария занимала в учебниках истории лишь пару строчек в канве некоего «княства» беглых казаков с их выборным князем! С тех пор все усилия ангарцев были направлены на то, чтобы такая история не повторилась, в людях говорило несогласие с таким будущим. Получалось, что все усилия напрасны? Однако были и те немногие, кто не видел в этом ничего страшного, дескать, влились мы в родную страну, что в этом плохого?
– Влиться-то влились, – говорил тогда Радек на собрании в Ангарске. – Но по уму ли? Сильно мы этим помогли себе или нашей Родине?
Насколько смог объяснить Павел Грауль, знавший по профильному образованию больше остальных об освоении Сибири, всех потомков ангарцев вывезли в центральную Русию помогать государству со становлением на заводах ангарских технологий. Ведь со времени, знакомого россиянам как век восемнадцатый, на уральских заводах Строгановых начался невиданный прогресс, стали выпускаться пушки и стрелковое оружие, которого прежде не было на Руси. Более того, не было и переходного звена в цепи эволюции оружия – то есть новые образцы появлялись ниоткуда! А такого не бывает, потому как каждому запущенному в массовый выпуск образцу вооружения должна предшествовать целая серия его испытательных образцов. На их основе, путём постоянного улучшения показателей и характеристик, с течением времени появляется, наконец, удобоваримый вариант. А такого, по сути, не было! Тогда ангарцами был сделан вывод, что именно империя Строгановых повинна в исчезновении Ангарии. И именно поэтому посла этого государства вежливо выдворили из ангарских пределов, с сожалением сказавши, что сотрудничества не получится. Дескать, Ангария хранит свои секреты производства, а ежели Строгановы будут посылать шпионов, то пусть знают, что, даже выучившись, обычный мастер не сможет организовать производства. А каждый, кто в металлургии и производстве оружия выбивается в старшие мастера или становится мастером цеха, не имеет права покидать даже городка без провожатого.
И опять же нашлись те, кого это устроило. Ведь в те годы, в самом начале второго столетия[14]14
7200-е годы – рубеж 1690—1700 годов.
[Закрыть], поднакопив силы да воспользовавшись продукцией уральских заводов и, по всей видимости, трудами военных инструкторов-ангарцев, царь Пётр I Бельский в течение года разгромил шведов, оторвав от врага бывшие новгородские землицы. Первая шведская война, принёсшая царю Михаилу Романову в самом конце его правления лавры победителя шведов, а Руси – целое ожерелье древних русских городов, некогда захваченных врагом: Юрьев, Ивангород, Ям, Копорье, Орешек, – была предвестником войны второй, что вёл Бельский через семь десятков лет. А тогда царь Михаил Фёдорович вскоре после своей победы умирает от мучившей его долгие годы болезни. Но после его смерти в Москве вспыхивает боярский мятеж, инспирированный поляками и, надо полагать, Римом. Громивший до этого шведов воевода Никита Самойлович Бельский в течение нескольких дней усмиряет бунтовщиков и рубит им головы на Лобном месте. После чего скоропостижно умирает на пиру, будучи отравленным. Как и сын монарха – Алексей Михайлович. Фактически взошедший на трон Никита Романов, опекавший до поры младшего сына своего двоюродного брата, начинает через три года войну с поляками, до этого напичкав оружием и золотом казацкие курени польских украин. Речь Посполита, не выдерживая такого напора, сдаёт Руси свои некоторые юго-восточные провинции, в том числе и древний Киев. Этим Ян-Казимир усугубил внутреннее состояние своего государства. В течение нескольких десятков лет вялотекущая война с Речью Посполитой закончилась очевидным – её разделом между соседями.
– В целом разделы Речи Посполитой в новой реальности получаются лет на семьдесят раньше. И Русь в течение сотни лет получает большие куски, нежели в вашей истории, – резюмировал тогда Грауль, подводя перед ангарской верхушкой черту под экскурсом в теперь уже современную им историю. Другую историю Руси.
– Но ведь такая история неплоха по сравнению с нашей! – воскликнули те, кто не видел ничего страшного в исчезновении Ангарии в Руси.
– Разве что вас в этой истории нет!
Был и ещё неприятный фактор. Через некоторое время после того, как с успехом была выиграна война с поляками, а затем и со шведами, московские правители обратили свой взор на юг. После чего последовали знаменитые Южные походы, которые сбили всю спесь с царских воевод. Кичащиеся победами, добытыми с помощью военспецов Ангарии, они, не понимая и не умея с умом использовать то оружие, что попало им в руки, угробили массы людей, профукали огромные средства и опозорили своё государство. Третий царь новой династии, Курбат Бельский, устроивший три атаки на крымскую цитадель, каждый раз терпел оглушительные поражения, а на Русь возвращалась лишь ничтожно малая часть войска. Пётр II Бельский, решивший наказать персов за набег на Терки и подзуживание горцев против царских гарнизонов, предпринял Персидский поход, закончившийся полным уничтожением двадцатитысячного войска с отличным вооружением. Причём, как и в Крымских походах, большая часть армии гибла от болезней в непривычном для русских климате. А всего через пару десятков лет Пётр III Бельский, вторгшийся в османские пределы, потерпел позорное поражение от турок на реке Сирет, едва успев сам спастись. Получалось, что неразумное дитя получило в свои руки серьёзные игрушки, которыми и играть-то не умело, зато щедро ими делилось с соседями.
– А для чего Матусевич устроил вам всем встряску? Сергиенко объяснил? – обведя глазами всех присутствовавших, проговорил в тот момент Павел. – Никоим образом сдавать Ангарию нельзя! Ничего хорошего это не принесёт и Москве, надо самим вживаться в Русь. А для Ангарии необходимо оставаться центром знания.
И с тех пор все усилия ангарцев были направлены на то, чтобы об Ангарии забыть или умолчать было уже нельзя. Ради этого Карпинский поехал в Данию, а Матусевич засел на Сунгари, ради этого устроили торговлю с халхасцами, поставили Селенгинск и начали прорабатывать пути к установлению связей с Кореей.
– Уж не думаешь ли ты, Ярослав, что я этим способствую нашему будущему исчезновению? – Вячеслав внимательно посмотрел на сидящего на корточках у камина Петренко. – В посёлках остаётся порядком гладкоствола, повода для беспокойства нет. А нам надо будет лишь в темпе аврала собирать винтовки, одевая стволы со складских запасов.
– Динамика производства у нас не особо круто идёт вверх, – напомнил Петренко о неторопливом росте мощностей производства вооружения.
– Ярослав, на следующий год у нас запланирован ввод в строй третьей токарно-фрезерной станочной линии в главном цехе взамен старых станков. Радек планирует увеличение плана на двадцать – двадцать пять процентов. Он сейчас в цехах днюет и ночует.
– То есть, – подумал воевода, – выпуск составит до шести с небольшим сотен стволов? Неплохо.
– Я и говорю, опасности для нас нет, – убеждал собеседника Соколов. – Мы полностью покроем наши потребности за два-три года.
После этого Петренко молча покивал, соглашаясь с Вячеславом.
Утром следующего дня московским посланникам было объявлено, что к весне царский заказ на мушкеты и пушки будет готов. Самим послам предложили вернуться в Енисейск, чтобы там ожидать парохода из Ангарии. Петра Беклемишева же, с царского дозволения полученного приказным головой заранее, оставили покуда в крепости. В Ангарск отправят его вместе с последней партией переселенцев. Крестьян, русских и марийцев, распределили по посёлкам на берегах Ангары. Весной же всех башкир отправят в Селенгинск, где всадники из равнин Предуралья вольются в казачье войско атамана Усольцева. Если, конечно, они не разбегутся по прибытии в забайкальские степи. Охранять их никто не будет, на что дано ясное указание Соколова.
После того как Вячеслав покинул пограничную крепость, он направился в Железногорск, где они с профессором Радеком договорились составить грамоты к царю Михаилу. В них следовало отразить все аспекты несколько пошатнувшегося сотрудничества между сибирским княжеством и державой московского государя.
Через неделю и после консультаций со Смирновым, Сергиенко и отцом Кириллом текст, написанный ангарским священником, в окончательном варианте стал выглядеть следующим образом:
«Божиею милостию, Пресветлейшему, державнейшему Великому Государю Царю и Великому Князю Михаилу Феодоровичу, всея Руси Самодержцу, Владимирскому, Московскому, Новгородскому, Царю Казанскому, Царю Астраханскому, Государю Псковскому и Великому Князю Смоленскому, Тверскому, Югорскому, Пермскому, Вятскому, Болгарскому и иных. Государю и Великому Князю Новагорода Низовския земли, Черниговскому, Рязанскому, Полоцкому, Витебскому, Оршанскому, Мстиславскому, Ростовскому, Ярославскому, Белоозерскому, Лифляндскому, Удорскому, Обдорскому, Кондийскому и всея Сибирския земли и Северныя страны Повелителю и Государю. Иверских земель, Карталинских и Грузинских Царей и Кабардинских земель, Черкасских и Горских Князей и иных многих государств Государю и Обладателю.
Пишет тебе Вячеслав Андреевич, Божиею милостию, князь Ангарский, Амурский и Зейский, Царь Даурский, Царь Солонский, Великий Князь Тунгусских земель и иных землиц государь и обладатель. Второго дня прибыл гонец твой царский Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, да привёз людишек, тобой посыланных, за что тебе благодарность наша сердечная. Однако средь людишек тех христьянского пашенного люда всё меньше стало, а тако же посол твой, Афанасий Лаврентьевич, сказывал, что-де не позволяет тебе, Великий Царь, Церковь наша обчая Православная людишек христьянских болие присылывать. Отчего у нас печаль в душе образовалась. Ведомо нам, что многолюдные Смоленск и Полоцк ты себе у ляха взял, да желаешь у свея поганого древние отчины тако же под руку свою высокую привесть. С тем и мушкетов наших желаешь во множестве да пушек. По доброте нашей, да по блаженные памяти желание твоё мы исполним сей раз, а болие ничево исполнять не будем. Оттого что людишек ты нам присылывать не желаешь. И злата и серебра давать тебе не будем.
А ещё в прошлом месяце опосля того воровского нападения казачков на Зейский наш на острожек, о коем тебе, Великий Царь, было говорено, сызнова воровское нападение учинилось. Близ Дукинского зимовья на Омуре-реке людишки пятидесятника Мартына Васильева моего убили человека, а за то я взял у него пять человек. А ежели ещё раз такое преступление случится, то я буду острожки те огню предавать, а людишек тех к себе уводить.
А коль такое огорчение меж нами учинилось, то я, князь Ангарский, желаю опричь слов недобрых и слово своё доброе молвить. Ежели дозволишь ты, Великий Царь, в Новагороде Низовских земель факторию ангарскую открыть, где бы мочно нам было людишек охочих нанимати, да где бы товары, что тебе надобны, складывать, то промеж нами и любовь бы великая учинилась, как и прежде. И Божиею милостию Святейший кир Иосиф супротив оного стоять не будет, потому как принужденья люда христьянского нету вовсе. А что до шведской войны, так мы желаем помочь тебе учинить и оружием и службой. По весне уйдём мы из ангарских пределов с обозом великим и полковником нашим и иными людьми, дабы свея побить накрепко, да твои же отчины у него вернуть тебе на века. А с письмом оным к тебе прибудут люди мои верные, с коими мочно и разговор весть.
А уложена бысть и написана сия утверженная грамота за руками и за печатями великого князя нашего Вячеслава Андреевича, в княжествующем граде Ангарске, 7151-м году от создания мира, дня 11-го, месяца октября».
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.