Текст книги "Знак Сокола"

– Так то не я жёг и убивал! – воскликнул кто-то из темноты.

– А ну, кто там такой дерзкой? – Один из дружков Юрьева принялся выискивать наглеца в собирающейся у костра толпе бородачей. – Супротив товарищей пойдёшь? За одно мы!

– Кого ты, Кузёмка, яко пёс цепной, высматриваешь? – проговорил один из казаков, хмурый детина со шрамом на пол-лица. – Николки мало тебе, ищешь, кого бы ещё прибить?

Казачки зароптали, даже прежде не принимавшие участия в разговоре подтягивались к костру, чувствуя, что затевается нечто серьёзное. А разборки простить никому не хотелось. Только несколько человек оставались у своих костров. А кто-то и вовсе спал, не обращая внимания на разговоры на повышенных тонах. Видимо, не впервой, так что теперь лишний час сна терять?

Титов же продолжал молча бороться с юрьевским сотоварищем, который норовил оттащить его от костра, даже ляпнул ему чего-то лишнего. Андрей упирался всем телом, чтобы остаться на виду у других казаков. А там, глядишь, может, что выгадать можно будет.

– А, золотишка онгарского захотели? – с некоей вальяжностью сказал Васька, подвигая к себе винтовку. – Так вам его и дали!

– В остроге всё одно ничего не дадут, Васька! – снова послышался голос того дерзкого казачка. – А в поруб иль на дыбу оно завсегда успеть можно.

– Повинимся перед онгарцами да на службу к ним пойдём! Я ужо слыхал допрежь о них! Житьё там, бают, богатое, не чета острожному! – раздались голоса со всех сторон.

Тут уже и спавшие проснулись, а теперь хриплыми голосами спрашивали товарищей, что такое происходит. Титов же тем временем одержал личную победу над казаком Юрьева, заставив того отказаться от попыток утащить ангарца подальше от казаков.

– Коли хотите вертаться к пепелищу – вертайтесь! – со злобой прокричал Васька. – Воля ваша, я не воевода вам!

«Опа-на… Все уже дошли до кондиции, пора и мне выходить на сцену, а то опоздаю и эмоции поутихнут. А тогда – прощай, свобода, а значит, и жизнь».

– Ваське и его холуям я прощенья не обещаю, а остальным – помогу! – вскочил вдруг ангарец, прежде тихонько, словно церковная мышь, сидевший у костра. – Ежели доставите меня в целости до зимовья – скажу, что вины на остальных нет! Службишка в княжестве каждому будет и золотишком плачено будет!

– Уймись, сучонок! – прорычал Васька, а его дружок снова натянул верёвку. Титов захрипел, но с места не подался.

Андрей бросил взгляд на казаков. Кто-то оторопел, но многие нахмурились, а вперёд вышел тот самый здоровяк.

– Ты сам бы лучшей унялся, чем онгарцу шею крутить, – проговорил он голосом полным презрения к вожаку.

– Михалка, ты прежде был вожаком, а в Якутске и что? – в запале воскликнул Васька. – Поди, не сдюжил? Пошто сейчас ерепенишься?

– Я лишней крови лить не приучен, Васька! Коли пёс Пушкин нам не по нутру, то стрельцов тех душить ни к чему было! А опосля токмо и бежать надобно.

– А я крови не страшусь! – поигрывая ангарским штык-ножом, проговорил Юрьев, приближаясь к Мишке. – Ты будешь лучшим вожаком?

– А коли и так! – воскликнул кто-то со стороны.

– Так, – оглядел насупленных казачков Васька. – Ну раз на то ваша воля – так тому и быть! – и, прищурившись, резко сказал: – Но онгарец – мой, и токмо!

– А вот шиш тебе! – заявил Мишка. – Нам с ним вертаться надобно, без него на кой ляд иттить?

Титов видел, что именно сейчас решалась его судьба – останься он с Мишкой, считай, дело в шляпе. А вот с Васькой ему не по пути!

Казаки, не хотевшие возвращаться в Якутск, загалдели, шумно выражая своё неудовольствие идеей Васьки. Кто-то и вовсе предложил избрать нового голову, назвав Юрьева совсем уж вычурно, отчего Титов даже повернулся к стоявшим толпою казакам, глазами поискав виртуоза. Здоровяк Миша тем временем смерил вожака взглядом полным презрения. Остальные, сочувствовавшие появившейся новой силе, подобрались, готовые ввязаться в драку и хорошенько намять бока опостылевшему Ваське. Видя, что ситуация резко поменялась не в его пользу, Юрьев умерил пыл, а минуту спустя торжествующий Титов уже снимал с шеи верёвку.

– Мушкеты тоже вертай, Васька! – Ангарец победно поглядывал на Юрьева, и на побитом лице его торжествующе блестели глаза. – Ни к чему тебе они.

Обалдевший от подобной наглости бывший ватажный голова ничего Андрею не ответил, но винтовки отдавать не собирался. По крайней мере все. Он вернул лишь два ружья охотников да четыре ангарки. Всё остальное, в том числе и револьверы, было им упрятано среди остальной рухляди. К удивлению Титова, с Васькой остались не только его «телохранители», но и ещё семь казаков.

– Попомни, Мишаня, мои слова, – на прощание, уже в предрассветной дымке сказал Юрьев, становясь на плот. – Жалеть ещё будешь, что сотворил дурное дело. Я повинюсь пред воеводами, землицу грызть буду, а ты яко изменщик станешь. Попомни!

– Андрей, будет ли нам прощенье за зимовье, али ты енто сказывал токмо для вызволенья от Васьки? – подошёл к Титову Мишка, когда обед был готов и казачки, налив себе ушицы в трофейные ангарские миски, с увлечением хлебали дымящееся варево.

– Отчего же? – удивился Титов. – Мои слова не пусты, а товарищи не звери.

Казак, с немалым удивлением назвавший ангарцу своё отчество – Лукич, объяснением Андрея был удовлетворён и более не поднимал эту тему. И доверительным тоном сообщил о костре, что видал прошлой ночью на левом берегу под чёрными великанами скал. Этим он привёл ангарца в неистовство, Андрей бурно выражал свои эмоции – что, мол, прежде молчал? На что тот, меланхолично пожав плечами, дал своё объяснение:

– Откель мне знать, кто там. А може, тунгусы какие?

– Тьфу ты! – махнул рукой ангарец.

С вечера по берегу разложили три костра, дабы стоянку увидели с реки. И тут Титову второй раз за недавнее время улыбнулась удача. Уже на следующий день из-за крутобокой зелёной сопки показалось судно. Андрей ликовал, словно ребёнок, устроив импровизированные танцы на берегу. С воплем радости он показывал на приближающийся корабль. В какой-то момент Титову показалось, что его товарищи пройдут мимо, и он, отвязав плот и вскочив на него, принялся отталкиваться от берега. Казакам пришлось помогать ему да, махая кусками цветной материи, обратить на себя внимание людей на корабле под зелёным стягом с косым крестом.

Ярошенко слушал внимательно, часто прерывая рассказ Титова и всё более мрачнея. Наконец, отпустив Андрея, Аркадий взялся за казаков. До самой ночи майор слушал показания бородачей, робеющих перед вооружёнными и хмурыми ангарцами, зело рассерженными на них за спалённое зимовье и убитых товарищей. Конечно, основная вина за случившееся была на Юрьеве и его дружках да на тех казаках, что решили возвратиться в Якутск. Положить всех, как предлагали иные горячие головы, Ярошенко не дал, решив отправить казаков восстанавливать порушенное ими поселение.

– Ночью связывались с идущими за нами ребятами, – говорил майор. – Четыре партии идут, так мы их обрадовали, что, вместо намыва золотишка, будут валить лес. Благо инструмент есть.

– А теперь что, Аркадий? – спросил Титов. – На Ленский острог?

– Ты же не хочешь оставить этого Ваську без наказания? – усмехнулся Ярошенко.

Ленский острог. Май 7152 (1644).

До острога ангарцы добрались на третьи сутки пути. Пологие, поросшие лесом берега с ниточкой светлого прибрежного песка сменялись берегами каменистыми, скальные выступы обнажались у самой воды, будто срезанные огромным ножом. Величественные сопки то удалялись от реки долиной, то снова приближались к ней вплотную. После извилистого Витима с его быстрым течением и бурунами тёмной воды над огромными камнями на дне Лена стала настоящим отдохновением. Берега реки после слияния с Витимом поражали своим поистине сибирским размахом – от левого берега до правого было километров восемь, никак не меньше. Долина реки расширялась, сопки уходили всё дальше.

На душе у Титова было спокойно, он безмятежно сидел на носу судна, подставляя лицо тёплому майскому солнцу. Прохладный ветерок, однако, временами докучал, как и мысли о том, что предстоит сделать. Начальнику отряда Ярошенко пришлось вызывать подмогу – один из трёх речных кораблей со старателями и охраной, шедший на прииск, не стал уходить на Витим, а проследовал дальше по Лене, догоняя первый отряд. По словам казаков, в Ленском было не меньше восьми десятков служилых людей, включая два десятка стрельцов. А также около тридцати вольных казачков. Сейчас, когда землица подсохла, из острога могло уйти до половины его гарнизона, расходясь по кочевьям и становищам местных туземцев. Посему задача по взятию острога могла быть немного упрощена.

Прошлой ночью удалось поймать сообщение из Северобайкальского свинцового прииска – приказ Петренко, в коем говорилось о недопустимости расхождения по округе вести о золотодобыче ангарцев на Витиме. Острог следовало взять, а людишек, его населяющих, вывезти в Ангарию. Также необходимо забрать всё, что стащили мародёры из зимовья. А сам острог предать огню.

Почти сутки ушли на разведку местности вокруг острога. Плот Юрьева был замечен сразу же, он лежал на песчаном берегу. Там же было и два дощаника, а также несколько лодчонок, вытащенных из воды. Ребята майора Ярошенко из пограничной стражи Владиангарска обошли по периметру острог, осмотрев все возможные пути отхода казаков, а также направления, с которых могли появиться ушедшие к туземцам ватажки. Притащили они и одну из пушек, установив её с северного фаса острога. После того как следующим утром Воробьёв прислал тунгуса с вестью о контроле острога со стороны берега, Ярошенко приказал рабочим готовить пушки, а гребцам – потихоньку выходить на реку, двигаясь к острогу.

Укрепления представляли собой классический сибирский острог – три башни, соединённые частоколом, да несколько изб внутри стен. Не бог весть какая крепостица, зимовье на Витиме было гораздо сильнее. Но тут было людишек поболе, как минимум четыре десятка крепких – иных Сибирь не держит – мужиков, включая дюжину Юрьева.

Подмогу Ярошенко решил не ждать, а атаковать острог прямо сейчас, на переговоры он решил не идти, они пока что были лишними. Сначала надо было заявить о себе. Судно со старателями должно было прийти через пару дней, не ранее. Как на бойцов на них Аркадий не рассчитывал, скорее он хотел использовать товарищей в качестве охраны для пленных. Убивать казаков и стрельцов гарнизона Петренко не рекомендовал, в отличие от тех, кто мародёрничал в зимовье и убивал ангарцев.

Первые два выстрела стали пристрелочными, разорвавшись на берегу, неподалёку от частокола. Планируемый Ярошенко недолёт. В остроге тут же зазвенел набат, а на стенах замелькали тени. Второй залп орудий был перенесён ближе к острогу, один снаряд вломился в башню, второй разорвался на берегу. После второго залпа Ярошенко решил подождать реакции местного головы, надеясь на парламентёров.

Не дождавшись оных, Воробьёв решил действовать. Его люди принялись постреливать поверх голов казаков, и вскоре они перестали показываться над частоколом. В башенке была замечена медная пушечка, там же возились стрельцы. Лейтенант решил задействовать железногорскую новинку – хлорпикриновую мину для нейтрализации гарнизона. Под прикрытием стрелков нужно было вытащить миномёт на опушку и произвести серию выстрелов внутрь острога. Знакомая многим ещё по учебке «синеглазка» должна была, наконец, быть опробована в деле. К великому сожалению – на казаках, а не на маньчжурах, например. Хотя доза была рассчитана как нелетальная.

– Огонь по готовности! – дал бойцам команду Воробьёв. – Пошли!

Дюжина стрелков начала обстрел угловой башни и частокола, а четверо морпехов, быстро определив нужный угол стрельбы и безветренность, закинули в ствол первую мину. Неожиданно с орудийной площадки башни также грохнуло три выстрела. У ангарцев упало двое – стрелок-тунгус и один из морпехов. Мина удачно опустилась за частоколом, рядом с башней. С частокола успел жахнуть из винтовки ещё один стрелок, но его пуля, к счастью, не достигла цели. После чего миномётчиками было произведено ещё четыре выстрела. Вскоре из-за частокола показался густой дым, ну а поскольку ветра не было, то и эффект получался нужным.

Своих раненых ангарцы тут же оттащили в лес, чтобы оказать помощь. Тунгус получил ранение плеча, довольно неприятное на вид. Миномётчик отделался касательным ранением бедра, однако крови натекло немеряно, прежде чем сумели её остановить. Похоже, казаки успели освоить ангарки, это было плохой новостью. Лейтенант, выругавшись, отослал человека к берегу, чтобы передать сигнал на корабль. Вскоре майор Ярошенко смотрел в бинокль на стоявшего на берегу человека, флажками подававшего знаки на корабль.

– Работайте на поражение, ждать больше нечего! – крикнул он рабочим-артиллеристам и добавил, махнув рукой: – У лейтенанта уже трёхсотые.

Едва рассеялся дым от третьего залпа со стоявшего на реке корабля, невысокий плотный мужчина осторожно поднялся с земли на нетвёрдо стоявшие ноги. Большая башня, смотревшая на реку, заметно накренилась, виднелись язычки пламени, валил дым, а стрельцы в дымящихся кафтанах выносили оттуда придавленного бревном товарища. Он покрутил головой, чтобы отогнать звенящий шум в ушах, и, шатаясь, направился к порубу. Пятидесятник Данила Романович Елманьев, острожный голова, поставленный якутским воеводой в Ленский острог, тяжко дыша, рывком отворил дверь в поруб.

– Васька! Сучий потрох! – прорычал он в темноту холодной полуземлянки. – Привёл ко мне онгарцев, сволота?! Судно с зелёным стягом по острожку палит!

– Как?! – поражённо ответил Юрьев дрогнувшим голосом. – Они ужо тут?

– А ну вылазь! – прикрикнул на Ваську Елманьев. – Сказывай, как мушкеты онгарские палят!

– Словечко замолвишь опосля? – не растерялся Васька, вскочив на ноги.

– Тебе ли лясы точить! – задохнулся от гнева Данила Романович. – Пшёл на стену, пёс!

Выбравшись во двор, Елманьев с тоской увидел, как вжались в дерево частокола его ребятки. Ангарские стрельцы не давали им и головы поднять, паля по каждой тени.

– Всё ты, мразь! – залепил пятидесятник Ваське по роже. – Ты токмо привёл их! Что со златом, жрать будешь?!

Охнувший Васька немедленно получил пинок от стрельца и сначала на корточках, а затем и бегом бросился к башне. Там были сложены ангарские мушкеты.

– Данила Романович, родной! – крикнул один из стрельцов со стены.

– Отдай ты онгарцам вора Ваську! Лиходей он, убивец! Да приблуды его! Повинимся – онгарцы уйдут, коли нет – головы сложим за татя! – поддержали его казачки.

– А верно, – пробормотал Елманьев. – Подлец уже в башне. Мушкеты! Пошто рты раззявили?! – вскричал он на стоявших столбом стрельцов. – Крутите Ваську! Да людишек его!

Стрельба ангарцев между тем лишь усиливалась, особенно со стороны угловой башни, что смотрела на лес. Там же стояла и медная пушечка, для которой с прошлой осени не было зарядов. Пятидесятник был готов уже кричать ангарским стрельцам, чтобы они покуда не палили и что тятя Ваську со товарищи он выдаст, коли княжьи люди отойдут от острога. Но тут с башни бухнул слитный залп уворованных Юрьевым мушкетов, и руки Елманьева бессильно опустились. Стрельба по его людям в башне со стороны ангарцев только усилилась. Вскоре оттуда уже раздавались разноголосые вопли раненых, немилосердно обстреливаемых ангарцами. На глухие хлопки, раздававшиеся с равной периодичностью, он не обратил никакого внимания.

– Не успели стрельцы-то, – проговорил он еле слышно, сожалея о том, что Ваську не скрутили.

И тут же раздались сначала недоумённые, а потом и испуганные возгласы людей Данилы Романовича:

– Зелье мертвецкое! Смрад серной! Спаси, Богородица, поратуй!

Пятидесятник обречённо смотрел на выползавшие из-за башни клубы бело-сизого дыма да такие же ещё со двора и нижнего яруса башни. У Елманьева мерзко заныло в брюхе, такого он не ожидал. Пули, сабли, копья, ядра – всё это было знакомо. Но не эти козни адовы! Казаки его, отчаянно вопя и перхая, бежали прочь от дыма, сослепу сталкиваясь друг с другом, роняя оружие.

Данила Романович выпрямился, нижняя челюсть его отвисла, ноги отнялись, и он не смог спуститься с лестницы, оставшись в надвратном укреплении. А мгновение спустя снова зашуршало в воздухе – и башня, уже раз пробитая, теперь, казалось, приподнялась в воздух, рассыпавшись по брёвнышку. Зашуршало ещё раз. Свет померк в глазах Елманьева, его швырнуло и протащило по земле. Приложившись об угол казённой избы, он тут же потерял сознание, уронив голову на грудь.

Столичный округ, Ангарск. Май 7152 (1644).

Очередное собрание началось с нововведения. Профессор Радек наконец решил показать всем давно обещанный им сюрприз. Он с торжествующим видом принял у одного из железногорских мастеров небольшой чемоданчик и достал оттуда два футляра. Не спеша открыв их, он предложил всем присутствующим ознакомиться с их содержимым. Что присутствующие и немедленно проделали с удивлёнными улыбками на лицах.

– Оловянная бронза, Вячеслав, – пояснил Радек. – Легирована цинком, очень хорошие антикоррозийные свойства, потому и остановились на ней. Сотню лет прослужит.

Соколов ещё немного покрутил пальцами монетку в три копейки, после чего вложил её обратно в ячейку и ухмыльнулся, посмотрев на профессора:

– Самостийщина какая-то!

– Это знак Сокола! – воскликнул Кабаржицкий. – Твой княжеский знак и наш знак, ангарский! А не украинский трезубец-новодел.

– Ну да! – рассмеялся Вячеслав. – Ассоциации, знаете ли, успел застать тризуб на Украине в начале девяностых. Зато в наших руках сделать так, чтобы этих ассоциаций никогда и ни у кого не возникало, – уже совершенно серьёзным тоном проговорил Соколов, обведя строгим взглядом товарищей.

– Уже в этом году можно начинать выдавать жалованье людям? – Дарья, осматривая по очереди всю линейку монет, от полукопейки до пятидесяти рублей, дождалась согласия мужа и профессора.

И хотя правитель Ангарии сетовал на преждевременность затеи с введением внутреннего денежного оборота, объясняя это совершенно неразвитой финансовой системой княжества, все понимали, что лучше начинать уже сегодня и самим, чем люди начнут пользоваться суррогатной валютой для обменов. Это было бы совершенно недопустимо.

Сейчас в Ангарии насчитывалось немногим более двенадцати тысяч граждан, причём большинство – дети и подростки. Были и своего рода неграждане – лояльные и ассимилирующиеся туземцы. Если каждый гражданин имел свой личный жетон, то у туземцев был один жетон на становище с выбитой на нём надписью – «Союзник Ангарии». Но и им было довольно просто войти в ангарское общество на полных правах. Для этого надо было отучиться в школе, окончить военные курсы, получить специальность в сельскохозяйственном или техническом училище, креститься в православие и после этого получить заветный жетон гражданина. Таким образом уже было образовано Баракаево, тунгусское поселение на месте современного россиянам города Балаганска. Его жители по большому счёту ничем не отличались от тех же васильевцев или усольцев, ведя хозяйство по общим правилам.

Но всё же этого было недостаточно. В связи с недостатком крестьянских хозяйств руководство княжества постепенно стало проводить политику переселения молодых дауров, как представителей народа наиболее ментально близкого к русским на всём Дальнем Востоке, на земли Приангарья и Забайкалья. Ибо ожидать того, что большая часть тунгусов начнёт заниматься хлебопашеством и огородничеством, было наивно. Вот вступить в дружину, своего рода туземную самооборону, или в стрелковую роту – с этим проблем не было. Получалось, что недостаток крестьян заполнялся лояльными инородцами, которые легко входили в культурный круг русских, основного народа Ангарии.

Следующим в повестке дня стало нововведение – юношеский чемпионат Ангарии по футболу. В каждом посёлке уже были команды, гонявшие кожаный шнурованный мяч с набивкой из ветоши и тряпок, теперь настало время придать этому виду спорта общегосударственный размах. Аналогично было и с хоккеем – на ангарском и байкальском льду несколько последних лет группы молодёжи и первоангарцев регулярно устраивали баталии на коньках – прикреплённых ремешками к обуви полозьев, пытаясь загнать в ворота деревянную шайбу. Эти виды спорта быстро завоёвывали всё большую популярность среди подрастающего поколения.

Также на собрании было объявлено о том, что после согласования окончательного проекта Софийского собора и уже сделанного макета храма каменщики из Европы наконец приступили к работам. Несколько мастеров-немцев, что понимали толк в литье колоколов, были отправлены в Железногорск, в помощь к Ивану Репе.

– С немцами мы не прогадали, – радовался Соколов, направляясь вместе с Дарьей и сыновьями домой. – Толковые ребята. Надо Белову расширять фронт работ по сманиванию переселенцев из Европы.

– Для этого Михаил должен выйти к Балтике, – проговорила Дарья. – Положа руку на сердце ты уверен в том, что Смирнов и Ринат решат эту проблему?

– Они помогут её решить! – уверенно ответил Вячеслав. – Не забывай, у Михаила Фёдоровича сейчас и Смоленск, и Полоцк, отобранные у поляков. А ведь мы им лишь немного помогли – указали направление, и только.

– Отец, я слышал, царь скоро умрёт? – спросил вдруг Ярослав.

– Он тяжело болеет. Водянка у него, – ответила за Вячеслава Дарья.

– Мама, а ты не сможешь ему помочь? – задал ещё один вопрос сын, когда они уже подошли к княжьему дому.

– Нет, ему наверняка требуется трансплантация печени, – удивилась она интересу Ярика к незавидной доли царя.

Когда сыновей, наконец, удалось отправить по их комнатам, Вячеслав с Дарьей остались одни в гостиной. Ещё примерно с час они разговаривали о будущем. Вячеслав, поддавшись на уговоры жены, рассказал ей о том, как будет формироваться будущее устройство власти. До сих пор это обсуждали лишь в узком кругу, состоявшем из нескольких человек. Окончательно ещё не было решено, как будет происходить руководство Ангарией после того, как первоангарцам придётся уступить своё место следующему поколению. По большому счёту осталось ещё лет двадцать, и они начнут уходить из жизни. Вячеславу было уже пятьдесят четыре года, но он был далеко не самым старым из тех, с кем пришел в этот мир.

Первоначально все во властной группе согласились с тем, что отпускать государство в руки одного человека опасно. Конечно, у сына Вячеслава было предпочтительное положение, но как он себя сможет проявить, ведь не всегда потомок всеми любимого и уважаемого правителя оказывается подобным ему. Бывало, что на троне появлялись те люди, которым нечего было делать не только там, но и рядом со властью вообще. Тем более что положение государства, созданного членами пропавшей экспедиции, было далеко не безоблачным. Со всех сторон её окружали враги либо потенциальные агрессоры. Причём это касалось не только казачьих ватаг, которые уже не раз проверяли ангарцев на прочность, но и врага гораздо более опасного. При самом неудачном развитии ситуации на юго-востоке маньчжуры могли, захватив Пекин и земли Китая, бросить часть сил на Сунгари. И тогда Матусевичу мало не покажется. Пока ситуацию на Сунгари и Амуре держали под контролем канонерки, и только. Следовательно, нужно было наращивать существующую там флотилию, да и о Лене забывать нельзя. После случившегося на Витиме было необходимо и там твёрже встать на ноги, обозначив своё присутствие. А ещё Селенга!

Чтобы правильно понимать положение внутри Ангарии и правильно распределять её людские и производственные ресурсы, планировать развитие общества и производственных сил, заниматься сложнейшими дипломатическими сношениями с абсолютно различными обществами и прочая и прочая, одного человека не хватит. Поэтому нужно сразу ввести своего рода совещательный орган, который был бы и поддержкой государю, и одновременно ограничителем его возможного самодурства.

– Совет при великом князе, – задумчиво сказал Вячеслав.

– Потому сыновья Петренко, Смирнова и Радека постоянно теперь при вас? – понимающе проговорила Дарья, откинувшись в кресле и заложив ногу на ногу.

– Да, – кивнул Соколов. – И не только они. Ещё есть кандидаты.

В дверь негромко, но решительно постучали.

– Ванна готова, Дарья Витальевна! – проговорила тунгуска, приотворив дверь.

– Спасибо, Маша, – сказала княгиня, встав с кресла, и игриво посмотрела на мужа: – Ну что, составишь мне компанию? Спинку потрёшь, ну и ещё что-нибудь придумаем…

– А то! – с улыбкой воскликнул Вячеслав. – Это я завсегда.