Текст книги "Чёртова дюжина"

Удар молнии

Дождь лил с утра. Как вчера, позавчера и два дня назад. Унылый дождь, скучный и ледяной, словно молоко в холодильнике. Стас Нестеровский, сутуловатый подросток четырнадцати лет, коротавший время у подъезда, на секунду выглянул из-под спасительного бетонного козырька и посмотрел наверх. Небо темнело от туч. Совершенно беспросветное небо.

– Не лето, а хрень какая-то! – пробормотал Станислав и с отвращением плюнул в лужу на асфальте.

– Опять у подъезда отираешься, бездельник!

Бабушка имела препротивную шпионскую привычку бесшумно подходить. Стас знал это, но в очередной раз вздрогнул от неожиданности.

– Не отираюсь. Просто людей жду. Что ты, вечно… – раздражённо отмахнулся Стас.

– Людей… – протянула бабушка. – Знаю я твоих людей! Прыщавый недомерок да девка, что от парня не отличишь. Шла из магазина, они у ларька торчали, обсуждали что-то. Как увидала их – сразу поняла: к моему внуку-балбесу направляются, больше не к кому. Ох, Стасик, Стасик… Шёл бы ты уроки делать лучше!

– Пойду щас. Да там уже делать нечего. Сделал всё. Ну почти всё, – привычно, скороговоркой, солгал подросток. – Слушай, иди уже сама домой, достала!

– Стасик, Стасик, – покачала головой старушка и зашла в подъезд.

Нестеровский достал из кармана помятую пачку «Лаки страйк» и, оглянувшись предварительно, не глядит ли в окно бабушка, закурил. Щуря свои тёмные, глубоко сидящие глаза, подросток пускал дым вверх, и там он расползался по грязному бетонному брюху козырька. Глаза у Стаса были совершенно особенные. Изменчивые. Когда рядом был кто-то из взрослых – учителя или родители, – глаза подростка выражали внимание, робость и даже какую-то трогательную доверчивость. А вот когда Нестеровский был один, выражение было совсем иным. Хищным, злым и – подловатым.

– Привет, Стасон!

Лихо перепрыгивая через лужи, к месту намеченной встречи, четвёртому подъезду дома номер девять, приближался Руслан Моталов. Он был именно таким, как описала бабушка Нестеровского: прыщавым недомерком. Романтики родители, придумывая имя первенцу, вероятно, всерьёз полагали, что он вырастет высоким и красивым человеком. Выросло же то, что выросло. Правда, Руслан был весьма неглуп, для своей среды – даже очень неглуп. Начитан. Вернее, он единственный из своей компании, кто вообще читал книги. Моталов прилично закончил девятый класс и собирался поступать в кооперативный техникум, учиться на бухгалтера. Как он выражался: к деньгам поближе.

Следом за Русланом, вразвалку, неторопливо шла Гемма, в миру – Наташа Геманова. Но так эту нагловатую и грубую девицу, что действительно больше походила на парня, уже давно никто не называл. Прозвище «Гемма» происходило отнюдь не от ювелирного украшения. Корни его лежали в нездоровом увлечении Натальи тёмным оккультизмом и в её пугающей кровавой жестокости. Живодёрка за короткое время перебила едва ли не половину мелких животных в округе: голубей, крыс, кошек. Над своими жертвами Наташа любила изрядно поиздеваться, прежде чем убить. Содрать заживо шкуру, отрубить по очереди лапы… Кровью жертв Геманова рисовала на своём грубом, топорном лице различные знаки, которые помогали ей, как говорила девица, связываться с тёмным миром. Ритуалам Наташа предавалась в тёмное время суток, в подвале своего девятиэтажного дома. На выходе из этого подвала её, вымазанную кровью, как-то и застукал сосед, будущий медик. Решив, что девушка разбила лицо, он предложил свою помощь. Но Наталья, буркнув что-то неразборчивое, оттолкнула студента и поспешила прочь. Вероятно, именно этот учёный сосед и окрестил после этого случая Геманову «Гемофилией». Со временем труднопроизносимое прозвище, подхваченное прочими соседями, сократилось до более лёгкого «Гемма». А сократившись, намертво приросло к своей обладательнице.

Станислав приветливо помахал рукой. С Русом, что был старше его на год, Нестеровский дружил. Семнадцатилетней Геммы обычно сторонился, впрочем – как и все жители района. Но для дела, ради которого Стас собирал народ, Гемма могла очень даже пригодиться. Она была сильнее физически Стаса и Руса вместе взятых. Некогда девушка занималась самбо, и вполне успешно. Пока тренер не прознал о её «странных увлечениях» и не выгнал с треском.

Парни поздоровались, пожав друг другу руки. С некоторым колебанием, несмело Стас протянул руку и Гемме.

– Хай, малой! – сказала девица и приветственно шлёпнула мозолистой ладонью по мягкой узкой ладони Нестеровского. Стас выругался и отдёрнул ушибленную руку. Гемма самодовольно усмехнулась.

– Чо звал, говори. Мне дружбан твой… – Геманова ткнула толстым пальцем в сторону Руслана, – что-то плёл, но я ни фига не въехала. Излагай ты.

– Короче так… – начал Нестеровский, – жвачку хотите?

Парень достал из кармана пачку «Орбита», открыл и забросил одну подушечку в рот. После протянул открытую пачку остальным.

– Ха! Какие мы любезные! Может, ещё и пивом угостишь до кучи? Ладно, шучу. Можно и «Орбитом» закинуться. – Гемма выгребла из пачки сразу несколько подушечек и затолкала в рот. – Орбитом без сахара, блин! – прочавкала она и тут же надула здоровенный пузырь.

– Спасибо, братан! – вежливо проговорил Руслан и взял оставшуюся единственную подушечку.

– Дело говори, – напомнила Гемма.

– Ну дело такое… – начал было Стас, но жвачка мешала ему в полной мере проявить ораторские способности. Достав изрядно изжёванную резинку изо рта, Нестеров прилепил её на доску объявлений. Поверх рекламы парикмахерского салона для собак.

– Вы, это, Зубатого знаете? – спросил Станислав. – Ну, того, что сейчас в депутаты идёт?

Гемма кивнула, а Моталов выразительно пожал плечами: мол, кто у нас в городе Зубатого не знает?

– Вот, дело такое, – повторил Стас. – Меня тут Костян Лохматый отловил на днях. Ему Зубатый велел…

– Сам, что ли? – удивился Руслан. – Велел тебя отловить?

– Да какое – сам! Будет он с такими, как Лохматый, сам говорить. Да ещё про меня. С Костяном мужик говорил какой-то, помощник Зубатого. Так вот, у Зубатого, типа, хобби есть: любит он чучела делать. Ну из животных всяких там. Говорят, что он в девяностые, когда молодым был, из одного упёртого барыги чучело сделал. Хрен его знает, правда или нет. Говорят.

– Зубатый может, – задумчиво проговорила Гемма, ковыряя мизинцем в левом ухе.

– Так вот, – продолжал Станислав, – из барыг-то он чучела больше не делает, а вот из животных – только в путь. У него там, в хоромах его за рекой, и медведь есть, и волк. Зайцы там всякие… Лебедя у него нет.

– А мы при чём? – спросил Руслан.

– Из тебя, блин, лебедя сделает! – хохотнула Гемма. – Будешь у него там павшую звезду качать. На пруду. Ему там звёзд этих павших каждый вечер привозят из сауны.

– Да народ, в натуре! Дайте уже рассказать! – эмоционально всплеснув руками, вскрикнул Стас. – Короче, нам велено лебедя достать. Дохлого, живого – не суть. Этот самый помощник зубатовский, конечно, к охотникам бы обратился. Но то ли время поджимает, то ли просто западло. Потому – мы. Сразу скажу: на природе лебедя ловить – вообще не вариант. Вариант – в зоопарке. Я уж тут вечером репу почесал посидел. Ночью надо будет пойти, чтоб на рассвете ловить. Там забор в одном месте такой… В общем, вполне реально перелезть. Пруд, где птицы всякие, он в самом центре. Подойдём тихонько и поймаем.

– Как ты его ловить-то будешь? – прищурился Руслан. – Нырять нам предлагаешь за ним, что ли? Да иди ты знаешь куда? Я вообще плавать не умею. Ты с Лохматым тёр насчёт лебедей, с тебя и спросят.

Гемма медленно повернулась и посмотрела на Моталова. На её простом, грубом лице промелькнула тень отвращения.

– Ну ты и лох позорный, – негромко проговорила она. – На ходу друга продал.

– Да я это, не продал, – принялся оправдываться Руслан. – Я – это…

– Про то, как будем ловить, всё уже продумано, – успокоил своего осторожного друга Нестеровский. – Не писай, Руслик, плавать тебе не придётся. Поплыву я, если что. А ловить будем как рыбу, на крючок. Батя мой так уток ловил на Волге по молодости, рассказывал как-то. Утка наживку глотает, ты тащишь, и готово дело – мясо доставлено! Сейчас ночи светлые, думаю, что птицы на воде будут плавать, а не у себя в домиках сидеть. Ну а если в домиках – поплыву, как сказал. Единственное, я что думаю… Лебедь, он здоровый вроде? Выдержит леска?

– Большая птица, сильная, – авторитетно произнёс начитанный Моталов. – Вместо лески можно струну взять гитарную. У меня брательник старший на электрогитаре лабает. Она у него в гараже. Могу снять струны по-тихому.

– Да ты, смотрю, исправляешься! Вроде и не лох вовсе, а почти что правильный пацан! – одобрительно сказала Гемма и хлопнула Руслана по плечу. – Во, ты ещё фамилию свою оправдываешь, прикольно: мотануло Моталова! – со смехом добавила она. От удара бывшей самбистки Руслана и правда сильно качнуло в сторону. Все, включая «не лоха, а почти правильного пацана», дружно захохотали. Живодёрка Гемма умела грубовато разрядить обстановку.

– Слушай, Стасон… – отсмеявшись, поинтересовался будущий бухгалтер Моталов. – А бабок сколько дадут?

– Зубатый – человек серьёзный, – ответил Нестеровский. – Сказал, деньгами не обидит – значит, так и будет.

– А всё-таки? – не унимался Руслан.

– Скажем так, про бабосы на пиво, сигареты и новые компьютерные игрушки можно будет долго не думать.

– Ну тогда всё о'кей, – успокоился Моталов.

– А я-то вам на фига? – внезапно спросила Гемма. – Вдвоём не управитесь?

– С лебедем – да, со сторожем – нет. Там ботан какой-то дежурит по ночам, студент очкастый. Ну или дед. Они по очереди, через день, за деньги спят в сторожке. Вдруг вылезет сторож. В сортир приспичит, скажем. Вылезет, а там – мы. Так ты, Гемм, сторожа одной левой. Ты ж крутая! А если не вылезет сторож, тебе же лучше: напрягаться не надо. Прогуляешься, свежим воздухом подышишь. Свою долю бабла по-любому получишь.

– Встречаемся когда? – Гемма достала изо рта жвачку и прилепила на доску объявлений, рядом со Стасовой.

– Этой ночью, в два часа, у кафе на углу. Я из дома вечером смотаюсь: родакам наплёл про поход. Они твоим родакам, кстати, позвонить могут, Рус! Так что ты тоже своим лапши навешай заранее, о'кей?

– О'кей. Я тогда тоже пораньше свалю из дома, чтобы не запалиться. К Никитосу с тобой завалимся. Его-то родаки в Турции. А ты, Гемма? Чо, как?

– А я, масенький, уже большая девочка! Мне у мамки разрешения спрашивать не надо, – ухмыльнулась девица. – Ладно, забились. Покемарю вечером у себя на хате, а к двум ночи подгребу к кафе. Покеда.

И, засунув руки в карманы, Гемма, как всегда – слегка вразвалочку, отправилась восвояси.

– Забились, – вторя Гемме, проговорил Руслан Моталов и, достав изо рта жвачку, прилепил её рядом с двумя другими.

* * *

Ночь была душная, предгрозовая. С миллионами комаров и потрескиванием атмосферного электричества. Странная ночь. Именно в такие ночи случается что-то очень плохое или совершенно невероятное.

Гемма опоздала на полчаса. Даже она следовала извечной привычке всех девушек планеты Земля. Стас открыл было рот, чтобы сделать ей замечание, но тут же закрыл, вовремя передумав. Дорога до зоопарка заняла не более пятнадцати минут. И вскоре, без особого труда преодолев скользкую от многодневного дождя ограду, Стас, Рус и Гемма уже шли по территории зоопарка. Сперва юные преступники осторожничали и старались шагать потише. Но, поняв, что звук шагов совершенно теряется в какофонии голосов обитателей зоопарка, расслабились и стали вполголоса разговаривать между собой. Заветный пруд был уже поблизости, когда совсем рядом, в зыбкой полутьме майской ночи, вдруг раздался грозный рык. Нестеровский слегка поёжился от старательно скрываемого страха. Руслан же, по-девичьи пронзительно взвизгнув, начал озираться по сторонам.

– Это тигр, а? – спросил он Гемму тоном испуганного ребёнка, который обращается к взрослому, ища поддержки.

– Горилла, самец. Там, за кустами, обезьянник, – уверенно и спокойно сказала Геманова, а потом вдруг резко отпихнула от себя Руслана. – Хватит около меня отираться, я тебе не мамка. Не люблю этого!

– Да не отираюсь я… – оправдывался Моталов. Даже в полумраке было явственно видно, что он покраснел. – А ты хорошо животных знаешь, – попытался перевести разговор Руслан. – Ты это… не думала там… Не знаю… На биолога пойти учиться.

– Думала. На биофак. Не взяли меня, – безо всякого выражения ответила Гемма. – А жаль, я люблю зверюшек всяких… Резать.

Самец гориллы ещё громче прежнего взревел во тьме. Словно ликуя от того, что Гемму не приняли на биофак и никогда ряды научных сотрудников зоопарка не пополнятся молодой специалисткой Натальей Гемановой. Рёв могучего примата подхватили шимпанзе, завизжав на все лады и заухав. Затем защебетала, вторя человекообразным, какая-то обезьянья мелюзга, вроде мартышек.

– Пошли быстрее, народ, – сказал Нестеровский. В его голосе слышалась тревога. – Орут они больно. Вдруг сторожа разбудят?

– Не разбудят, не дёргайся, – успокоила Гемма. – Он под эти панковские вопли каждую ночь дрыхнет. Сто пудов – не проснётся.

Впереди замаячило, матово поблёскивая в свете первых, робких солнечных лучей, чудом пробившихся через набухшие дождём тучи, тёмное зеркало воды. Троица ускорила шаг. Остановившись у кромки воды, молодые люди огляделись. Птиц практически не было видно. Только пара небольших уток с красноватыми головками поочерёдно ныряла в центре пруда. Пробыв под водой некоторое время, первый отважный красноголовик лёгким поплавком выскакивал на поверхность, а второй нырял. Через минуту они менялись ролями.

– Нырки, – проговорила знающая Гемма. – А вон твои бабки плывут. – И, подняв руку, она указала вдаль. Медленно отделившись от противоположного берега, на зеркальную гладь пруда белым пароходом выплыла большая красноносая птица.

– Шипун! – почему-то громким шёпотом произнёс Руслан. – Ну чо? Как ловить будем? План «А».

Нестеровский энергично поскрёб пятернёй затылок.

– Короче, так, – скомандовал он. – Я поближе подойду, один. А то подойдём толпой – он шуганётся. Прикормлю потихоньку. Как пойму, что всё нормально, вам знак сделаю, поближе подойдёте. А там уж будем ловить. Подмогнёте мне тащить, если что.

Всё вышло так, как говорил Стас. Птица оказалась доверчивой, практически ручной. Лебедь брал хлеб едва ли не из рук. Завидев это, безо всякого знака со стороны Нестеровского, Гемма и Рус подошли и встали со Стасом рядом. Всё складывалось как нельзя лучше. Всё, кроме дождя, что пролился вдруг из висящих над городом туч. Дождь лил всё сильнее. Где-то, очень высоко, сердито проворчал гром.

– Да доставай ты уже всю эту хрень! – трагически взвыл Моталов, самое «слабое звено» команды. – Да лови этого грёбаного лебедя! Не хватало ещё воспаление лёгких с вами схватить…

Гемма, не глядя, отвесила нытику мощный подзатыльник, от которого тот чуть не улетел в пруд. А Стас лишь недовольно проворчал что-то, не оборачиваясь, затем достал моток струны с намертво привязанными на конце внушительных размеров крючками «на сома». Выше крючков к леске крепился поплавок: пробка от шампанского. Насадив на крючки кусок хлеба, Нестеровский размахнулся и закинул импровизированную удочку. Лебедь подплыл и, изогнув длинную шею, потянулся к покачивающейся на волнах наживке. А потом произошло нечто совершенно невероятное. Молния, блеснув золотом, ударила в берег. Как раз в том месте, где происходила охота на шипуна. Гемма и Руслан сразу рухнули как подкошенные. Стас не упал, а вытянулся во весь рост, широко разевая рот и бесшумно крича от страшной боли. Нестеровского колотила крупная дрожь. Он извивался всем телом, будто уж на сковородке. Во все стороны сыпались ослепительно-жёлтые искры. Лебедь, отчаянно хлопая крыльями, трепыхался в воде. Ток, пройдя через мокрую землю, сквозь тело незадачливого охотника, пробежал по металлической струне и поразил попавшуюся на крючок птицу. Всё продолжалось не более секунды. Странная картина распалась. Искры перестали сыпаться. Стас безвольно отпустил конец струны и рухнул на берег рядом со своими подельниками. Лебедь безвольно вытянулся на поверхности воды, не подавая не малейших признаков жизни. Над прудом повисла звенящая тишина. Потянулись секунды, казавшиеся минутами. Потянулись минуты, казавшиеся часами. А потом раздался крик, моментально разбивший вдребезги эту странную тишину:

– Что здесь происходит?! Скорую надо вызывать, полицию… А, чёрт!!! Мобильник в сторожке оставил.

И, сверкая очками на худом лице, молодой сторож, а по совместительству будущий зоолог, помчался обратно, в свою бытовку.

Солнце изливало на землю потоки доброго тепла. Стас лежал на спине и смотрел в ясное голубое небо. От туч не осталось и следа. Они словно растаяли в воздухе по мановению волшебной палочки.

– Красиво как… – подумал подросток, глядя, как большая чайка, величаво взмахивая крыльями, летит сквозь небесную синеву. – Классно, наверное, птицам: куда хотят, туда летят… Стоп! – внезапно оборвал сам себя Нестеровский. – Чо за бред?! Меня молнией шибануло, а я тут лежу, на небо смотрю, как полный лох! Или как полный псих. Надо попробовать хотя бы сесть.

Попробовал. Попытка не увенчалась успехом. Стас не плакал с пятилетнего возраста, но сейчас ему жутко захотелось это сделать. В носу защипало, а горячие слёзы сами собой полились из глаз. А ещё ему не хотелось сейчас быть одному. Гемма, Рус. Они же где-то рядом, лежат в траве, беспомощные, как он сам. Нестеровский открыл рот, чтобы позвать своих подельников:

– Эй, народ…

Но из пересохшего горла вместо слов вырвался лишь странный клёкот. Медленно, опираясь ладонями о землю, подросток поднялся и сделал несколько шагов. Мир вокруг покачивался из стороны в сторону, словно в танце. Подавив рвотный позыв, Стас осторожно огляделся. Гемма и Руслан лежали рядом, в нелепых позах, словно большие поломанные куклы, брошенные кем-то. Нетвёрдой походкой Станислав подошёл к кромке воды. Опустившись на колени, он зачерпнул ладонями зеленоватую воду и умылся. Затем, не обращая внимания на запах тины и болота, принялся жадно пить, временами захлёбываясь и надрывно кашляя. Лебедь, живой и невредимый, плавал неподалёку и разглядывал человека со странным, совершенно осмысленным выражением. Словно птица была либо очень удивлена чем-то, либо пыталась отчаянно вспомнить что-то.

– Эй! Третий здесь, у пруда!

Подросток медленно обернулся на голос. Это был сторож – студент, высокий парень в очках. На сей раз не один, а в компании милиционера и медиков: врача и молодого коренастого фельдшера. Станислав хотел было по старой привычке сказать что-то вроде: «Я тут случайно». Или, например: «Заблудился, дяденьки. Не виноват, честное слово!» Но вместо слов прозвучал тот же нелепый клёкот.

«На гусиный крик похож. Или – лебединый», – подумал Стас и рухнул на мокрый песок.

* * *

Прошло лето, миновала осень. Наступила зима. Затрещали ранние морозы. Станислава Нестеровского, последнего из троих подростков, которых в тяжёлом состоянии доставили в конце июля в областную больницу, наконец отпустили домой. Моталов и Геманова вышли из больницы ещё в ноябре. За время пребывания «троицы из зоопарка» (как за глаза называли подростков молодые врачи-практиканты) в клинике было созвано два медицинских консилиума. Были использованы самые новые, революционные методы лечения. Но даже после этого опытнейшие врачи, психиатры и невропатологи, лишь разводили руками. «Троица» оказалась медицинской загадкой. Медики смогли лишь стабилизировать состояние Нестеровского, Моталова и Гемановой. Не более. Юных пациентов отправили домой, по месту жительства, при условии постоянного наблюдения всех троих участковыми врачами. А также обязательного прохождения раз в полгода курса восстановительной терапии в клинике. Родные каждого из подростков были, конечно же, рады возвращению милых чад домой. Но все, как один, твердили, что их дети стали другими. Странными, словно чужими.

Руслану роковой удар молнии принёс сходящееся косоглазие и сильное заикание. Остаток жизни Моталов прожил одиноким затворником. Закончив заочно техникум и став бухгалтером, работал надомно, на полставки. Не пил, бросил курить. Со старыми знакомыми избегал общаться даже по телефону. Со временем о Моталове все забыли, и след его потерялся во времени. Но, по слухам, Руслан так и не женился. И умер, не дожив до своего сорокалетия два дня. Причины смерти Моталова так и не были установлены.

Наталья Геманова, вторая из «троицы», вела себя ещё более странно, чем Руслан. Она, как говорится, окончательно съехала с катушек. Собственно, психически нормальным человеком Геманова определённо не являлась и раньше, но новая «ненормальность» была совсем иного рода. В бледной, с ввалившимися глазами, худой девушке было невозможно узнать ту злобную и сильную особь женского пола, что измывалась над животными и писала на стенах подъездов пресловутое «число зверя». У Натальи Гемановой прогрессировала зоофобия. Гемма, которая отправила на тот свет столько невинных тварей, менялась теперь в лице при виде крошечной букашки. Еженедельные походы к психиатру результата не дали. И после того, как Наталья устроила безобразную сцену в продуктовом магазине, наткнувшись на проживающую там безобидную кошку, девушку отправили на принудительное лечение в психлечебницу. Там она и пребывает по сей день, в отделении для буйных помешанных.

Но более всех удивил своих родных Стас Нестеровский. Он не стал агрессивным психопатом или пугливым затворником. Напротив, Станислав превратился в доброго, совестливого парня. Нестеровский без напоминаний делал всю работу по дому, ходил в магазин. Не позволял маме и бабушке поднимать тяжёлое, а отцом гордился так, будто тот был первым космонавтом. Родители и бабушка, вначале шокированные этими изменениями, не могли нарадоваться на такого сына и внука. Девушка Стаса – Нина, с которой он случайно познакомился, когда ходил в аптеку за лекарствами для бабушки, души не чаяла в своём парне. Как только Станиславу Нестеровскому исполнилось восемнадцать, он сделал Нине предложение. Через год у молодожёнов родился сын, Станислав Станиславович.

Одно только угнетало близких Стаса – его странное, преждевременное старение. Нестеровский будто проживал век, назначенный человеку, за впятеро меньший срок. В двадцать лет парень выглядел на все сорок пять. В двадцать пять, стремительно, неотвратимо состарившись, умер, оставив молодую жену и сына-первоклассника на попечение родителей, которые накануне смерти Нестеровского уже более походили внешне на его детей.

Загадочный «серьёзный человек», подручный которого через мелкого хулигана Лохматого подбил подростков на преступление, вскоре после вышеописанных событий в зоопарке, сел. Причём уже в третий раз. Говорят, когда полиция забирала «серьёзного человека» (он же – Семён Булицкий по кличке «Буйвол») из дома, тот отчаянно поносил лебедей. Де, проклятые птицы принесли ему несчастье. Позже выяснилось, что Булицкий неоднократно, через своих подручных, «подписывал» несовершеннолетних на различные преступления. В том числе тяжкие.

У этой истории есть и ещё один герой – пернатый. Лебедь, благополучно пришедший в себя после удара молнии, тянул в одиночестве свой век. Долгий, будто человеческий, а не птичий. Характер у птицы испортился основательно. Шипуна будто подменили: сварливый, злой, жестокий. Как-то остальные птицы, объединившись, отлупили пернатого хама. Лишь однажды к шипуну вернулось хорошее настроение, когда на земле, возле ограды, отделявшей птичий пруд от двуногих посетителей, лебедь нашёл окурок сигареты. Чинарик ещё дымился. На боку недокуренной сигареты явственно читалось название марки «Лаки страйк». Шипун, дрожа от вожделения, осторожно взял клювом окурок, поднял… А затем, по привычке всех лапчатых, опустил в воду и начал полоскать его там, будто кусочек хлеба. Окурок моментально потух, размяк и утонул. А к лебедю вернулось его обычное отвратительное настроение.

Учёные долго изучали удивительную птицу. Взвешивали лебедя, измеряли и даже просвечивали. Брали соскобы с кожи, пробы крови и свежий помёт для анализа. И без того неласковый лебедь буквально осатанел от этого назойливого внимания. Но учёные прощали птице болезненные щипки и удары крыльями. За короткое время двое из молодых сотрудников зоопарка стали кандидатами биологических наук, а один – доктором, впоследствии очень известным в мире орнитологом. Его книга «Крылатый интеллектуал. Лебедь, мыслящий по-человечески» стала популярна даже среди людей, далёких от зоологии. Прошло долгих тридцать лет. О странной птице уже стали забывать, когда зоопарк посетил Станислав Нестеровский – младший, ставший к тому времени известным учёным, авторитетнейшим зоопсихологом. «Жёлтые» издания не раз писали о Нестеровском, называя его «человеком, что понимает язык животных». Станислав Станиславович в окружении многочисленной околонаучной свиты подошёл к вольеру, в котором проживал в одиночестве странный лебедь. Шипун плавал в персональном пруду. Завидев посетителей, обычно крайне неприветливый лебедь вылез на берег и, шлёпая перепончатыми лапами, подошёл к ограде. Не обращая внимания на свиту, птица приблизилась к Нестеровскому почти вплотную. Лебедя и человека отделяла только металлическая сетка. Лебедь громко и протяжно закричал. На лице у Станислава Станиславовича, до этого момента рассматривающего птицу с сугубо профессиональным любопытством, вдруг мелькнула тень смятения. Будто он понял, что произнесла птица. Что-то совершенно невероятное, даже – невозможное и неприемлемое. Быстро развернувшись, учёный зашагал прочь. Ничего не понимающая свита поспешила за ним. Лебедь же долго ещё стоял, глядя вслед Нестеровскому-младшему.

Закончил свою жизнь пернатый раритет весьма бесславно: спустя несколько лет бродячая собака, невесть как попавшая на территорию зоопарка, убила и сожрала странного лебедя. Умирая в муках, птица очень хотела обругать отборным матом мерзкую дворнягу. Но… Птичий голосовой аппарат устроен совсем не так, как человеческий. Из лебединого горла вырвался лишь гортанный клёкот.