Текст книги "Хозяин"

10

На часах было без десяти восемь. Как ни остро стояла проблема встречи с Каром, но мне нужно было срочно сделать еще одну вещь. А именно – съездить в гараж на предмет прохождения процедуры пересменки. Кар – он никуда не денется, даже наоборот. Он опять глупо и самонадеянно лишился ножа, из-за которого заварил кашу, и теперь сам будет искать встречи со мной. Я, раз уж ситуация повернулась таким боком, торопить события не собирался. У меня появилась возможность самому выбирать и место, и время встречи, и этим просто необходимо было воспользоваться. Но это – немного погодя. А пока – пересменка.

В боксах уже никого не было, когда я подъехал. Лишь Вахиб, механик, стоял перед третьими воротами и методично натирал промасленной тряпкой палец за пальцем, пытаясь добиться идеально грязного состояния.

Я вылез из машины и подошел к нему. Вахиб искоса посмотрел на меня и снова переключился на пальцы. Процесс натирки был куда интереснее меня, двуного, всего лишь одного из шести миллиардов. Но, соблюдая приличия, механик все-таки поинтересовался:

– Отработал?

– Вроде того.

– Машин нормальный? Газ, тормоз? Колес не спустил, нет?

– Нормальный, – кивнул я. – Газ, тормоз, колес – все нормальный. А что, в гараже никого уже нет?

– Минут десять разъехались все.

– А Ян здесь? – Ян Литовец был моим сменщиком, и именно ему я должен был передать машину. Впрочем, на сегодняшнюю ночь у меня были несколько иные соображения по этому поводу.

– Был здесь, – меланхолично протянул Вахиб. – Где-то ходит. Вместе с Комиком где-то ходит. – Комик был сменщиком Бэка. Приехал принимать транспортное средство, но транспортного средства, получается, уже не существовало в природе. Вместо него была лишь жалкая куча искореженного металла. И, вспомнив о Комике, Вахиб загрустил. Посмотрел на меня повлажневшими глазами и сказал: – Вот Бэк, да? Был человек – и нет человек. Хороший человек нет!

Я развел руками. Сказать по этому поводу у меня ничего не имелось. Вахиб был прав. Что до остального, то оно уже свершилось и Бэка не вернуть. Единственное, что еще можно сделать – отомстить за него. Но ведь я именно этим и занимался последние несколько часов, разве нет?

– Ладно, – вздохнул я. – Пойду, черкану в журнале, что смену сдал.

Вахиб не ответил. Да я и не ждал ответа. Через калитку в воротах просочился в бокс и направился к закутку, в котором имел обыкновение проводить время завгар Макарец.

Он и в самом деле был там. Длинный и очень неприятный. Сидел за столом и, высунув от усердия язык, разглядывал журнал. Спорю – порнографический. Иначе с чего это вдруг Макарецу приспичило его прятать, стоило мне вырулить из-за угла? К тому же на что-нибудь другое у завгара ума не хватит. Даже на комиксы – там ведь тоже картинки нужно логической цепочкой выстраивать. Про что-нибудь научно-популярное я вообще молчу. С порнухой проще – разглядывай себе похабные фотки, да пачкай трусики. Все равно жена потом постирает.

– Мешковский! – напомнил мне Макарец мою фамилию. – Ты на пятнадцать минут опоздал.

– Да ладно тебе, Василич, – кусаться с ним сегодня не хотелось. Хотя нас и связывало взаимное чувство зубодробительной – в прямом смысле – антипатии. – Пятнадцать минут и королям прощают. А я простой таксер. Давай сюда амбарную книгу.

Макарец подвинул в мою сторону журнал актов сдачи-приемки транспортных средств и внимательно проследил за тем, как я ставлю в нем подпись. Потом подозрительно осведомился:

– А выручку? Зажать хочешь?

– Господь с тобой! – я слегка, запоздало припомнив, что накануне Макареца с какого-то перепугу назначили ответственным еще и за это дело, вынул из кармана деньги и положил перед завгаром. Тот внимательно пересчитал выручку и снова уставился на меня.

– Что-то маловато, Мешковский.

– Прокурор добавит, Василич, не ссы, – успокоил я. – Клиент не пер сегодня. Бери, что есть.

Он вписал в журнал сумму и ткнул пальцем в нужное место:

– Вот здесь еще распишись.

Я расписался и, полагая, что разговор закончен, пошел было прочь. Но не тут-то было. Макарец, видимо, обозленный тем, что я не дал ему в полной мере насладиться шедеврами порнографического творчества, решил отомстить мне путем морального убийства моего мозга. С каковой целью и увязался следом.

– Вахиб машину смотрел?

– Смотрел, – я, не оборачиваясь, махнул рукой. Если Макарец решил совершить смертоубийство моего мозга, это еще не значит, что я позволю ему воплотить задуманное в жизнь. – Газ, тормоз, колес. Все смотрел.

И пошел дальше. Пока Макарец соображал, к чему бы еще придраться, вынул сигарету и засунул ее в рот. Курить в боксах было якобы нельзя, хотя курили все, кому не лень. Не лень, как ни странно, было всем, кроме Макареца. Который вообще сосал только карамельки. Или не только? Между прочим, интереснейший вопрос. Не мешало бы провентилировать его с парнями. Но это успеется. В данном же случае, даже зажав меж зубов сигарету, я ее не прикуривал, правда? Но завгар получил свой законный повод, чтобы потявкать, и злорадно сообщил мне то, что я и без него знал:

– Здесь курить нельзя!

Натурально, дебил. Я обернулся, взял его за грудки и медленно подтянул поближе.

– Слышь, Василич. Ты меня сегодня не зли. Ты сегодня выбитым зубом не отделаешься. Я тебе башку откручу и в московский «Спартак» вместо мячика продам. Усек?

Я проговорил это спокойно, даже не повышая голоса. После чего отпустил Макарецову одежду, развернулся и потопал к выходу.

– Прикуривать не вздумай! – обиженно тявкнул он мне вслед.

– Изыди, упырь, – бросил я через плечо. И прикурил.

Вахиб по-прежнему торчал у ворот бокса. Но уже не один. Рядом с ним, засунув руки в карманы, грустно переминались с ноги на ногу Ян и Комик.

– Здорово, парни! – сказал я, присоединяясь к общей группе. – Где пропадали?

– Нигде не пропадали, – угрюмо бросил Ян. – По двору шарахались. Я тебя ждал, Комик – Бэка. Я вот дождался.

Вахиб решил, что в пальцы втерто уже достаточное количество черного отработанного масла и больше стремиться не к чему, и скрылся в гараже. Мы некоторое время молча переводили кислород, потом Комик посмотрел на меня тяжелым взглядом.

– Ты, говорят, видел, что там с Бэком случилось?

– Кто говорит? – я удивился. Никого из наших парней на месте аварии я не наблюдал. Разве что в пробке кто торчал? В таком случае – почему не подошел? – Кто говорит, Комик? Там, кроме меня, наших не было. А самой аварии я не видел. Умер Бэк при мне, это да.

– Суки! – утробно проворчал он.

Я не обратил на это ворчание никакого внимания. Я решал, как лучше приступить к делу, которое замыслил, отправляясь на пересменку. Дело касалось меня, Литовца, и нашей общей, в силу профессиональной необходимости, «Волги». Слегка поразмыслив, я попер напролом.

– Слышь, Литовец, – сказал я Яну. – У меня к тебе предложение. Давай ты сегодня не будешь на нашей лайбе по городу гонять? Опасно это.

– Давай, – хмыкнул он. – И деньги тоже ты за меня зарабатывать будешь – давай? И двух моих пацанят, плюс толстушку жену – тоже ты кормить-одевать будешь. Не, а че? Я не против.

Ян, конечно, литовец, и прибалтийская сдержанность есть его отличительная черта, можно даже сказать – особая примета. Но когда он думает, что ему на хвост норовят наступить, он становится колючим. Сейчас, видимо, был именно такой случай. Я тяжело вздохнул. Я даже в мыслях не держал наступать ему на хвост. Но пойди, объясни Яну, что я напротив – не хотел впутывать его в опасное мероприятие. Однако машина, как залог мобильности, была мне необходима. И, вынув из кармана реквизированный у Штейнмана бумажник, я протянул его Литовцу.

– Вот. Это трофейный. Я не мародер – из-за документов забрал. Сколько там бабла – не пересчитывал. Думаю, тебе хватит, чтобы ночь без работы пересидеть.

Ян с силой отбил мою руку. Вместе с бумажником, который, воспользовавшись случаем, упорхнул метра на два в сторону.

– Обидеть хочешь? – зло спросил он.

– Да ни в одном глазу.

– Если это из-за Бэка проблемы, то вместе разбираться поедем.

Я снова тяжело вздохнул, сходил за бумажником и вернул его на прежнее место. Конечно, мой жест можно было воспринять, как обидный. Но я ведь из лучших побуждений, честное слово!

– Понимаешь, Ян, – медленно проговорил я. – Это не совсем из-за Бэка проблемы. Это, скорее, из-за меня проблемы. Его и убили-то, кажется, из-за моих проблем.

– Тем более! Бэка убили, у тебя проблемы. Это уже на всех таксеров наезд получается, – заявил он. И подытожил: – Надо ехать, разбираться.

– Ян! – я таки попытался вразумить его. – Это мои проблемы!

– Твои проблемы – мои проблемы!

– Ну да, – саркастически усмехнулся я. – Плюс двое пацанят и толстушка-жена.

– А это уже чисто мои проблемы.

– Твои проблемы, мои проблемы, – разозлился я. – Вы что там, на Рижском взморье, все такие упертые?

– Я из Радвилишкиса.

– Один хрен – тормоз!

– Сейчас ударю!

– А если из тебя урода на много лет вперед сделают – это тоже твои проблемы будут?

– Мои.

– А как на счет жены с детьми?

– Послушай, Мишок! А как бы ты на моем месте поступил?

Я поперхнулся. С моей точки зрения, ход был нечестный. У меня не было ни жены, ни детей, и как бы я поступил при их наличии – вопрос вопросов. Наверное, все-таки откопал бы топор войны. Но я-то человек во всю голову больной. Я вообще всю жизнь сердцем живу. Куда оно позовет, туда и прусь. За что потом и расплачиваюсь. А Ян – он человек северный. Папа с мамой закладывали в него прагматичность еще на стадии разработки проекта. Он ведь семь раз отмеряет, а потом еще семь раз подумает – стоит ли все-таки резать? И как после этого меня с ним сравнивать прикажете?

С другой стороны, если он принял решение, значит, свои семь раз уже отмерил. И контрольные семь думок на эту тему тоже произвел. Значит, отговаривать его бессмысленно. И я с досадой махнул рукой:

– Хрен с тобой, золотая рыбка. Хочешь ехать со мной – поехали.

– Другое дело, – невозмутимо кивнул Ян.

– А ты знаешь, кто это сделал? – снова напомнил о себе Комик.

– Процентов на девяносто девять, – я внимательно посмотрел на него. Еще один мститель?

А Комик сжал кулаки так, что суставы хрустнули, и выдавил сквозь зубы:

– Я их зубами загрызу!

Точно, мститель. Я отодвинулся слегка в сторону. Стало немножко не по себе – а ну, как он решит, что, раз я присутствовал при смерти Бэка, то я в ней и виноват? И начнет загрызать меня первого. С него станется. Как-то не очень вменяемо он выглядел.

– Загрызешь, Комик, – успокаивающе пообещал я. – Какой базар – конечно, загрызешь. Ты слышал, о чем мы с Литовцем толковали? Ян хочет на разборки. Желаешь с нами?

– Желаю! – процедил он. После чего вынул из кармана нож-бабочку и ловко взмахнул им в воздухе, выбрасывая лезвие.

– Э-э, нет! – торопливо сказал я. – Так дело не пойдет. С ножом я там уже был, и меня неправильно поняли. Если ехать, то по-взрослому, как большие дядьки. Я тут за день коллекцию пистолетов подсобрал, – и, подойдя к машине, вынул из-под сиденья все три экземпляра. Разложил их на капоте и сделал широкий жест рукой. – Вот, парни. Чем богат, как говорится.

Литовец недоверчиво взял в руки «Маузер» и восхищенным взглядом оценил его со всех сторон.

– Никогда не думал, что такую пушку в руках держать буду! – сообщил он.

– Гордись! – я усмехнулся.

– Даешь мировую революцию!

– А мне и этого хватит, – хищно оскалился Комик, хватая ПМ.

Я снова нырнул под сиденье и, достав запасную обойму, протянул ее Комику:

– На, замени. А то я все патроны расстрелял. И поосторожнее с ним. А то иногда как бабахнет – уши закладывает.

– Я знаю, – Комик смерил меня тяжелым взглядом, но обойму принял. И даже заменил, не сходя с места. Старую на удивление благоразумно зафентелил куда-то за забор, где буйным цветом разрослась то ли крапива, то ли еще какой шиповник. Короче, колючая пакость, в которую даже самая отмороженная собака-ищейка не сунется.

– Ну, что? – несколько даже разудалым тоном спросил Ян. – Одна голова хорошо, а три пистолета, как говорится, завсегда лучше? Отлить на дорожку – и едем?

– Неплохая идея, – согласился я.

– Ну все, суки! – сказал Комик, не сводя влюбленного взгляда с «Макарова». – Всем хана!

Ян пожал плечами, и мы вдвоем направились к забору. Там синхронно вжикнули ширинками и стали наслаждаться процессом.

– А что с Комиком? – спросил я вполголоса. – Из-за Бэка, что ли, шизанулся? Так они, вроде, особо не корефанились.

– Хрен его знает, – так же негромко отозвался Ян. – Он весь вечер сегодня на взводе. Руки трясутся, глаза горят. Бормочет чего-то.

– Ну, Комик – он комик и есть, – резюмировал я. – Никогда адекватом не отличался. Ладно, пошли. Авось, не перестреляет нас на нервной почве.

– Дурная шутка, – сказал Ян и застегнул штаны.

– Пошути умнее, – предложил я и тоже застегнул штаны.

Мы вернулись к машине, вокруг которой нарезал круги ошалевший Комик с пистолетом наперевес, и Литовец, смерив его подозрительным взглядом, сказал:

– Ну что? Едем – значит, едем.

– Едем, – сказал и я, забирая с капота доставшуюся мне «Берету».

– Суки, – сказал Комик. – Всех перевалю.

Я зябко передернул плечами, но в машину таки забрался. Следом втиснулся Комик. Место рулевого досталось Литовцу, и мы стартовали.

Некоторое время ехали в тишине, только Комик бухтел себе под нос что-то невразумительное, в основном про тех самых сук, которых перевалит, но попадались и не менее кошмарные сюжеты, и все время вертел в руке пистолет. Я слегка опасался за его рассудок, но благоразумно помалкивал. Зато не выдержал Ян.

– Мишок, да угомони ты его! – потребовал он, недовольно посмотрев на меня через зеркало. – А то мы никуда не доедем. Живыми, имею в виду.

Я положил Комику руку на запястье. Тот повернулся ко мне и сверкнул глазами.

– Все в порядке. Я в норме.

Утверждение было спорное, но вступать по поводу него в дискуссию я не стал. Вместо этого предложил:

– Ты пистолетик-то спрячь пока. Приедем – достанешь.

Комик послушно убрал «Макарова», а Ян снова зыркнул на меня в зеркало.

– А куда приедем-то, Мишок? Куда мне, вообще, рулить?

Я было призадумался. Но ненадолго. Потому что внезапно очень захотелось сделать одну вещь. И я сказал:

– Пока – к областной больнице.

– Куда?! – Ян удивленно выпучил глаза.

– Областная больница. Там еще людей иногда лечат.

– Типа, пошутил?

– Типа, голая правда. Рули давай.

Литовец послушно поменял курс, но на всякий случай уточнил:

– А чего ты там забыл?

– Деваха там, которая с Бэком в аварию попала, – объяснил я. – Навестить ее хочу. Такая блажь у меня случилась. Типа, благословение перед битвой получить, и все такое.

– Как скажешь, командир, – Ян недоуменно пожал плечами. – Только на хрен тебе это нужно?

– Говорю же – благословения перед битвой хочу, – сказал я.

– Суки! – сказал Комик. – Всех мочить буду.

11

Я стоял на первом этаже огромного здания областной больницы и тупо пялился на табличку, на которой были перечислены доктора, кабинеты и время приема. Больше на этой табличке ни хрена не было. И вообще на всем первом этаже никого не было. Так что мне в голову даже стало закрадываться страшное подозрение – а не дурак ли я, раз приперся сюда в десятом часу вечера? как найти пресловутую деваху в восемнадцатиэтажном здании, если помочь мне в этом никто не торопился?

Не знаю, сколько бы я еще стоял у доски информации, и что бы я делал дальше, если бы из одного из коридоров не появилась медсестра. Очень лохматая и с очень помятой мордой. Колпак, под которым она старалась скрыть это безобразие, положения не спасал. Невооруженным взглядом было видно – до моего прихода медсестра дрыхла. Учитывая, что время на дворе стояло еще не позднее, это было странно. Впрочем, мне какое дело? Главное, что она все-таки отреагировала на мое появление и выползла поприветствовать.

Уставившись на меня недовольным взглядом, она поинтересовалась:

– Молодой человек! А вы что здесь делаете? Время посещений давно прошло!

Ага, сообразил я. Хлебом-солью тут и не пахнет. Но отступать без боя все же не стал.

– Скажите, милая, – вместо этого спросил я. – А где я девушку могу найти?

Она пытливо осмотрела меня. Словно мужа в магазине уцененных товаров выбирала, честное слово. Стало немного не по себе.

– Я вот девушка, – буркнула она наконец. – Только я не милая.

В первом я усомнился, второе решил принять на веру. Но про себя. Вслух же возразил:

– Милая-милая. Я в этом собаку съел. Даже две. Только мне нужна другая девушка. После аварии. Сегодня в центре города. Вы, наверное, в курсе.

– Автодорожка с тремя трупами? – слегка оживилась медсестра. Я кивнул. – В реанимации она, на пятом этаже. Только вам все равно туда…

Я не стал ее дослушивать. Неизвестно, насколько растянулась бы ее речь. Да и все, что она имела мне сообщить, я знал без нее – и то, что посетителям в реанимации делать нечего, и то, что время посещений давно прошло. А меня вот приперло. Что ж мне теперь – сдерживать естественные природные позывы? Так ведь медики сами говорят, что это вредно. И, просочившись мимо обалдевшей от такой наглости медсестры, я поскакал вверх по лестнице. Крикнув примерно со второго этажа:

– Спасибо, милая! С меня цветы и домик на Канарах.

Автодорожка с тремя трупами, как же! Трупа было всего два. Третий был совсем не автодорожка. Но непосвященным об этом знать не обязательно. Знали менты, и знали очевидцы. Но очевидцы поговорят-поговорят, да успокоятся. А менты… Я даже не знал, станут ли они раскручивать последний выстрел Бэка в отдельное производство. Возможно, водилу грузовика им будет проще списать, как еще одну жертву аварии. Впрочем, нет. Бэк стрелял из того же ствола, из которого часом ранее были убиты Маленький Боря и этот, как его… Глобус. Слишком благодатный материал. Тем более что Бэк мертв. На него и его пушку можно будет повесить все, что угодно – возразить они уже не смогут.

Я остановился на пятом этаже перед дверью, над которой светилась надпись «Реанимация» и надавил на ручку. Дохлый номер. Чужие здесь не ходят, а свои в такое время давно дома, чаи распивают.

Но остановить меня было уже невозможно. Раз я приехал сюда и даже умудрился просочиться мимо сестры на первом этаже, то с какой радости буду останавливаться, когда до цели осталось всего ничего? И я тихо, но настойчиво, принялся долбиться в стекло. Словно дятел, хотя сравнение и не радовало.

Нудное, откровенно, занятие, на которое я затратил добрых пять минут. Стучись я погромче, и меня, наверное, услышали бы раньше. Но я рассудил, что тут все-таки больница, а не бордель. Потратил кучу времени, зато сэкономил нервы больным и персоналу. Гуманист хренов.

Когда дверь наконец распахнулась, я даже отшатнулся. Не потому, что произошло это неожиданно, – хотя и это тоже, – а потому что передо мной предстало нечто, перед чем даже сестра с первого этажа выглядела писанной красавицей.

Высокая, – с меня ростом, – тощая и плоская. В очках о сорока, как минимум, диоптриях. Сообразив с десяток лет назад, что мисс мира ей не бывать, она напрочь перестала краситься и делать какие бы ни было прически. Сейчас ей было около тридцати. Она и выглядела на тридцать. Но – на очень страшные тридцать.

– Э-э… – растерянно проблеял я, глядя на нее.

– Чего надо? – голос, как ни странно, оказался много лучше внешности. Но он был злой, этот голос, так что общее впечатление не изменилось.

– Девушку повидать хотелось бы, – я, наконец, взял себя в руки.

– Имя! – потребовала она.

– Михаил! – быстро среагировал я.

– Не повезло девушке с именем!

– Это, вообще, мое имя!

– А у нее какое?

– А я откуда знаю?!

– Здрасьте! – медичка подбоченилась. Получилось не очень, потому что бедер у нее не было. Но общий смысл был понятен.

– Здрасьте, – я не стал спорить. – Да вы в курсе должны быть. Она после автодорожки, что сегодня в центре города была. На бульваре Молодогвардейцев. Где три трупа еще.

Медичка слегка оттаяла и даже позу изменила. В том смысле, что сняла руку с несуществующего бедра. За толстыми стеклами очков мелькнул огонек интереса:

– А кто вы ей?

– Кто я ей? – я слегка растерялся. – Наверное, никто. Я друг того таксиста, который вез ее и который погиб.

– А для чего вам девушка? – удивленно спросила она.

– Не знаю. Просто порыв души. Может, во мне талант открылся и я взглядом на расстоянии гематомы рассасывать умею. А может, чтобы моему другу на небе спокойнее было. Это просто импульс, эмоции, понимаете? Ну разрешите, а?

С полминуты медичка молчала. Просто таращилась на меня, и молчала. Я даже забеспокоился – а ну, как у нее внезапный приступ амнезии приключился? Что, если она сейчас из всех слов только «Наливай!» помнит?

Но медсестра заговорила. И голос ее, на удивление, стал мягким и теплым. Разительный контраст с внешностью.

– В принципе, время для посещений давно прошло, – сказала она. – И вообще у нас не принято. Постороннее лицо в реанимации…

– Кто постороннее лицо? – я не вытерпел. – Это я – постороннее лицо? Да я друг того самого таксиста, который…

– Я это уже слышала, – перебила она. – Я разрешу вам посмотреть на нее. В палату не пущу – у нас там стерильность и все такое прочее. С порога полюбуетесь, – и сделала шаг в сторону, пропуская меня.

Я протиснулся мимо нее и спросил заговорщицким шепотом:

– А где она лежит?

– В третьей палате, – медичка повозилась с дверью, запирая ее. – Я покажу.

Развернулась и пошла по коридору. Я, на цыпочках – за ней. Напротив третьей палаты она остановилась, открыла дверь и поманила меня. Я подкрался и заглянул внутрь.

Там царил полумрак. Горел только тусклый ночник. Девчонка лежала на каталке, вся опутанная какими-то трубками и проводами. Голова была повернута в нашу сторону, но глаза закрыты. Кожа на костях черепа натянулась, под глазами отчетливо проступали темные полукружья. И все это – в тусклом свете того самого ночника. Жутковатое зрелище.

– Без сознания? – спросил я.

– Спит, – пояснила медичка. – Под уколами.

Я отступил назад и прикрыл за собой дверь. Посмотрел медичке в очки, полюбовался своим искаженным до неузнаваемости отражением и, расчувствовавшись, сказал:

– Спасибо, доктор!

– Это все? – удивилась она, и между двумя короткими словами я отчетливо уловил мысль: «Какого рожна приходил?!». Но, как сказал один знакомый следак, мысль – существо эфемерное, его к делу не подошьешь и в стакан не набулькаешь. Поэтому я отреагировал только на произнесенное вслух:

– Все. Она поправится?

– Голова не пострадала – так, пара ссадин. А опорно-двигательный аппарат восстановится… Со временем. Возможно, через полгода уже танцевать будет.

– Вот и славно, – я кивнул сам себе и пошел к выходу. Медичка за моей спиной тяжело вздохнула. Я обернулся и с удивлением заметил, как она вытирает что-то пальцем под левой линзой. А бог ее знает, внезапно подумал я. Может, внутри она добрый и ранимый человек. И даже работа в медицине не сделал ее циничной, Раз вот – даже, кажется, слезу пустила. А то, что снаружи не получилась – так это случается. Обидно, конечно. Особенно, наверное, для женщины. Но главное – внутри человеком оставаться. Как в том анекдоте – Наденька Крупская тоже красавицей не была, ан вон какого парня себе отхватила! Вот и мне захотелось сказать медичке какую-нибудь банальность. Вроде того, что все равно найдется человек, который разглядит, какая она внутри. Так что пусть ждет. Главное – про макияж и прически не забывает.

Но я одернул себя. Я на войну иду, а не на вечер поэтов Серебряного века. А мужику, который идет на войну, нельзя раскисать. Вот так.

И, покинув реанимационное отделение, я побежал вниз.

Медсестра на первом этаже пребывала на боевом посту. Видимо, одного просочившегося непрошенного гостя, то есть меня, с нее хватило. Больше она таких безобразий допускать не собиралась. Сидела за стойкой и караулила вход.

Я думал получить от нее пару ласковых в спину, но она всего лишь спросила:

– Ну и как? Пропустили вас?

– Да, – откликнулся я. – Сказали – если что, заходить, не стесняться.

– А девушка как?

– Через полгода танцевать будет, – и я вышел на улицу. Пустой треп в мои планы не входил. К тому же времени и так было потрачено довольно много.

Ян и Комик терпеливо скучали в ожидании меня. Вернее, скучал Ян. А Комик снова вытащил пистолет и влюбленно изучал его с разных сторон. Интересно – с женой он так же нянькается? Если да, то она с него пылинки сдувать должна, даром, что парнишка ведет себя порой, как идиот.

– Ну, и что с ней? – поинтересовался Литовец, когда я поместил свою тушку на сиденье рядом с Комиком.

– Через полгода танцевать будет.

– А она умеет? – он завел машину и направил ее прочь от больницы.

– Придется научиться, – я пожал плечами. – Доктор сказал – будет, а с докторами спорить нельзя.

– Понятно… Слушай, а все-таки – зачем тебе это надо было?

– Не знаю, – сказал я.

– Суки, – сказал Комик, почти ласково пялясь на пистолет.

– Слушай, он меня достал уже, – вздохнул Ян. – Где он столько сук видел?

– Не знаю. Может, кинологом раньше работал? Сукам вязки устраивал, они его за это покусали. Он тебе ничего не рассказывал?

– Не рассказывал. Но на сук злой, как черт. Куда теперь ехать?

– Не знаю.

– Зашибись! – он нервно обернулся и уставился на меня. Даже его прибалтийские нервы расшатались от долгого пребывания в обществе Комика. Хотя – чему удивляться? – А ты вообще что-нибудь знаешь?

– Хотел бы узнать. Ты на дорогу смотри. Баранку держишь, а не девку мацаешь. Нужна информация, Ян. Информация нужна.

Я задумался. Действительно, просто приехать и попытаться взять штурмом особняк, как я это сделал днем, нельзя. Даже при том, что нас теперь трое и мы при пистолетах. Во-первых, Кар наверняка предусмотрел такой вариант и нас там уже ждут. А во-вторых, и мой дневной поход был чистой воды безумием. Утешало одно – я совершил его в порыве чувств, вызванных кончиной друга, а во второй раз сумел сдержать себя. Сейчас случился третий раз, и я рассуждал еще более хладнокровно, чем во второй.

Нужен был кто-то, располагающий дополнительной информацией о Каре. Знал бы – прихватил с собой кого-нибудь из четверки Желтого. Впрочем… Я повернулся к Комику:

– Где Бэк мог спрятать человека?

Комик, витавший вместе со своим пистолетом где-то в заоблачных высотах, среди сук, которых надо привалить, вопроса явно не ожидал. Он тупо уставился на меня и спросил:

– Какого человека?

– Гомо, – пояснил я. – Сапиенса. Человека разумного. Две руки, две ноги. Голова, головка. Кличка – Жеребец.

– Жеребец? – икнул Комик.

– Это кличка, – напомнил я. – Думай.

– Дома, наверное, – он пожал плечами.

– Да не дома! Я сказал – спрятать, значит, так, чтобы не нашли! Еще думай.

– В гараже?

– У Бэка не было гаража! – разозлился я. – Собери мозги в кучу!

– Может, на даче?

– Это ближе к телу, – я с облегчением вздохнул. – А ты знаешь, где она?

– Конечно. Мы по осени оттуда картошку возили.

Про картошку, конечно, важная информация. Но мне больше понравилась второстепенная – о том, что Комик знает, куда ехать.

– Чудненько! – я хлопнул Яна по плечу: – Едем к Бэку на дачу, – и, обернувшись к Комику, скомандовал: – Дорогу показывай!