Текст книги "Хозяин"

12

К даче Бэка пришлось прорываться по узкой, извилистой и неудобной тропинке дачного поселка. Впереди, как наиболее осведомленный, шел Комик, которому мы по этому случаю даже фонарик вручили. Следом топал Ян, а замыкающим – я. Было темно и под ногами все время путалась какая-то трава. Путешествие притомило. На машине ехать было намного сподручнее, но, по моим подсчетам, машину мы оставили добрую пару тысяч километров назад, а сколько еще оставалось идти, ведали только бог и Комик. У последнего я и решил узнать, сколько это безобразие будет продолжаться.

– Далеко еще? – окликнул я вполголоса.

– Метров сто, – отозвался он. Умиротворенно так отозвался. Ну, а что ему? У него-то в руках фонарик. Да и вообще, после того, как мы приехали в дачный поселок, он подозрительно быстро избавился от нервозности, став на порядок спокойнее и увереннее. Даже пистолет засунул за пояс брюк. И не делал попыток его достать. Занятная метаморфоза.

– Он что – не мог к даче подъезд сделать, что ли? – раздраженно пробухтел Ян, споткнувшийся обо что-то.

– Подъезд был, – возразил Комик. – Только он его перекопал и засадил картошкой. Сказал, что сто метров – не крюк, а свежим воздухом дышать полезно.

– Какие сто метров? – проворчал я. – До Москвы ближе!

– Да пришли уже, чего вы стонете? – покровительственным тоном осведомился Комик. И действительно остановился, светя фонариком на калитку. Мы с Яном подтянулись к нему, после чего плотной группой проникли во двор.

Небольшой домик был тих и темен. Скучковавшись у крыльца, мы некоторое время напряженно прослушивали тишину.

– Ни звука, – наконец констатировал Ян. – И темнота, как у коровы в жопе.

– У негра, – поправил я.

– Ты думаешь – у коровы посветлее будет?

– Я у коровы в жопе не был, – огрызнулся я. – Я в армии был. Все то же самое, только кормят бесплатно.

– В армии я тоже был. Как думаешь, этот крендель здесь?

– Вообще без понятия, – я пожал плечами. – Войдем – узнаем.

– А как войдем? Ключ есть?

– Бэк его на притолоку клал, – свистящим шепотом сообщил Комик и принялся шарить над дверью. – Ага, вот!

Он ловко справился с замком, и мы все той же тесной группой просочились внутрь.

Помещение, как и предполагалось при наружном осмотре, было небольшим. Ко всему, еще и заставленным, причем всяким хламом. Видимо, в свое время Бэк свез сюда всю старую мебель, что досталась от родителей, родителей родителей и прочих пращуров вплоть до петровских времен. Еще и у соседей занял. В итоге здесь оказались: продавленный диван из тех, на которых поколение шестидесятников делало поколение восьмидесятников; два комода; шкаф устрашающих размеров; огромный стол о трех ногах (четвертая отсутствовала не потому, что отломалась, а потому что человеческим гением предусмотрена не была). И масса тряпья, предназначение которого уже давно не подлежало определению. Присутствовали еще три стула, но я их в расчет брать не стал – эти на общую захламленность влияли не сильно.

Но никаких признаков живого существа.

– В молоко, – прокомментировал Ян.

– Да, кажется, – согласился Комик.

– Нехорошо, – огорчился я. – Так хотелось у этого типа кое-какие подробности узнать. Слышь, Комик! А мог Бэк его куда-нибудь еще спрятать?

– Сразу не скажу, – нерешительно промямлил Комик. – Нет, кажется.

– Ну и что делать будем? – спросил Ян.

– Стоп, мужики! – у меня мелькнула мысль, и я умудрился ее не упустить. – А погреб?

– Какой погреб? – не понял Комик.

– Подземный. Должен же здесь быть погреб? Гаража у Бэка нет… Не было. А картошку с баклажанами хранить где-то надо. В городской квартире погреба не выроешь, значит, он где-то здесь.

– Мы же с ним картошку осенью в город отвозили! – напомнил Комик.

– Всю, что ли?

– Не знаю. Два мешка.

– Это на «пожрать». А хранилище должно быть здесь. Не пару же мешков он с участка собирал… А ну, светани на пол! – скомандовал я. Его упертость начинала действовать на нервы. Спорить не хотелось. Хотелось действовать.

Он послушно повел лучом по полу. И в круге света действительно обрисовалась крышка люка. Я подошел к ней и приподнял. Черный зев погреба пахнул мне в лицо потоком теплого воздуха и каким-то затхлым запахом.

– Он там? – спросил Ян. Вместе с Комиком они обступили меня и теперь тоже пялились в черноту провала.

– Да хрен его знает! Сейчас проверим, – и, сложив ладони рупором, я прокричал вполголоса: – Эй, Жеребец! Ты там? Если там, то лучше сам вылазь, гнида позорная!

Ответом была тишина. Такая навязчивая, жуткая тишина. Я такой еще ни разу не слышал. Она даже не звенела.

– Нету его там, – заявил Комик.

– Ша! – одернул я его. – Может, он в уголок зашкерился – думает, пронесет. Надо спуститься, проверить.

– Кто полезет? – спросил Ян. – У меня чего-то очко поигрывает.

– У меня не только очко поигрывает, – утешил я и вынул из-за пояса «Берету»: – Ладно. Вы подсвечивайте. Если что – стрелять не вздумайте: в меня попадете.

И начал осторожно спускаться по приставной лестнице. Фонарик, лупивший сверху, помогал мало – частично освещал ступеньки, но большей частью – мой затылок. Да еще гонял вокруг многочисленные и очень страшные тени. Все остальное тонуло во мраке. Сделалось действительно жутковато. Хотелось заклацать зубами. Если бы это помогло делу – ей-богу, заклацал бы. Но ведь Жеребца клацаньем вряд ли испугаешь. По идее-то, Бэк должен был его связать, но вот как на самом деле? Если, конечно, Жеребец действительно в погребе.

Короче, я медленно спускался, все время ожидая, что он выскочит из темноты, схватит меня за ноги и сдернет вниз. Окажись лестница раза в два подлиннее, я бы точно свихнулся. Но, к счастью, она закончилась раньше, чем мой рассудок.

Ощутив под ногами твердую поверхность, я с облегчением вздохнул. После чего вынул из кармана спички и попытался зажечь одну. Она погасла, даже не загоревшись. Попробовал другую – с тем же успехом. Пара секунд шипения да порция едкого дыма – вот и все, чего удалось добиться. Фильм ужасов во всей его неприглядной наготе. Никогда не хотел играть в фильмах ужасов, хотите – верьте, хотите – нет. А тут наяву сподобился. Бр-р!

– Комик! – прокричал я срывающимся шепотом. – Комик! Скинь фонарь!

– Ага! – таким же шепотом крикнул Комик и бросил фонарь вниз. Направив луч мне в лицо.

Я, конечно, попытался его поймать, только безуспешно – меня ослепило, и я получил фонариком по лбу. После чего он упал и, бренча, укатился под лестницу. Слава богу, не погас.

– Придурок! – обругал я Комика и потер лоб. Шишки не будет, но все равно больно. Быстро подобрал фонарик и осмотрелся.

По сравнению с тем, что царило наверху, погреб можно было назвать пустым. Цементная комнатушка размером два на два, в одном углу которой была сколочена клеть для овощей, а вдоль противоположной стены тянулись полки. Видимо, для солений-варений. Всё, по случаю летнего времени, уже пустое.

Ну, и Жеребец присутствовал здесь же. Правда, я зря боялся, что он выскочит из темноты и сдернет меня за ноги вниз. Руки у него для этого были коротки. Да и вообще. Трудновато, знаете ли, хватать кого-то за что-то, когда висишь под потолком, удавленный на шнуре, перекинутом через потолочную балку. Я бы даже сказал – невозможно.

Жеребец был мертв давно. Перед смертью у него не выдержал мочевой пузырь, и он обмочился, но штаны уже подсохли – с них не капало. Ко всему, тело имело вывалившийся гораздо ниже допустимого уровня распухший язык, и глаза, сильно вылезшие из орбит. В общем, малоприятное зрелище.

С трудом сдерживая рвотные позывы, я перерезал шнур трофейным ножом – под самой балкой, чтобы следов поменьше оставалось – и, подхватив тело под мышки, подтащил его к лестнице и принялся просовывать наверх.

– Чего ты? – тревожным шепотом спросил Литовец. – Он там?

– Да здесь, – пропыхтел я. Луч света от фонаря бил куда попало, только не на лестницу и не на Жеребца, поэтому парни и не заметили его. Исправляя оплошность, я, как мог зафиксировал тело и осветил фонариком. – Принимайте.

Они в четыре руки приняли удавленника и принялись вытягивать наверх. Я, в меру сил, помогал и снизу.

Когда дело было почти сделано, Ян вдруг вскрикнул:

– Да он мертвый! – после чего отпустил тело и отскочил назад.

Жеребец обвалился на меня и чуть не смел с лестницы. Если бы не Комик, удержавший свою сторону, пришлось бы все начинать сначала. А я вовсе не был уверен, что сумею пройти всю процедуру заново. Поэтому зло зашипел на Литовца:

– Естественно, он мертвый! Был бы живой – сам бы вылез! Или я бы в погребе остался! Тащи его, он же, гад, тяжелый.

Ян преодолел себя, и вдвоем с Комиком они рывком извлекли тело из люка и с отвращением бросили на пол. Я выбрался следом. Тяжело дыша, прикрыл крышку и уселся рядом.

Комик забрал у меня фонарик и осветил лицо покойного. Кроме безобразно вывалившихся глаз и языка, на лбу у трупа синела изрядных размеров шишка – память о безвозвратно утерянной монтировке. Но это был далеко не полный перечень его мужских украшений. Кто-то старательно поработал над лицом Жеребца. Возможно, не только над лицом. Но про лицо я могу сказать точно – живого места не было. Ссадины, кровоподтеки, синяки. Зрелище не для слабонервных.

– Дела-а! – протянул Ян. – Кто ж его так? Неужто Бэк?

– Это ты о чем? – истерично, в полный голос вскрикнул Комик.

– О его раскраске.

– Да Бэк вроде никогда садизмом не увлекался, – я недоуменно пожал плечами. – Непохоже на него. И вообще он на пистолетах повернутый был. Так что скорее в руки-ноги стрелять начал бы.

– Ну, а кто еще, кроме Бэка? – взвизгнул Комик. – На его даче, с его пленником – кто?

– Не визжи! – строго приказал Литовец. – Без тебя мурашки по коже. А в петлю его тоже Бэк засунул?

– Да в петлю он и сам влезть мог, – возразил я. – Устал ждать продолжения, вот и удавился.

– Ну и что с ним дальше делать будем?

– Здесь оставим, чего с ним возиться? – сказал Комик. Вышло на порядок спокойнее, чем в двух предыдущих случаях.

– Думай, да? – рыкнул я на него. – Менты его здесь на раз-два найдут. И свяжут с Бэком. И убийцу искать будут. Среди таксеров в первую очередь. А тут куча наших следов. Зуб даю – на нас подумают. Менты-то – ни ухом, ни рылом, что мы Жеребца не убивали. Оно тебе надо – этих проблем? Не надо. Поэтому засунем его в машину и выбросим на дороге подальше отсюда.

– Прямо на дороге? – уточнил Комик.

– Прямо в кювет, – подтвердил я. – Откуда кому знать, как он там появился? С самолета без парашюта сиганул. Все, хорош трепаться. Понесли.

Обратный путь был сущим проклятием. Мы и к даче-то, идучи налегке, изматерились, а с телом Жеребца… Но, худо-бедно, дорогу осилили. И, сбросив труп на землю рядом с машиной, остановились передохнуть. Я собрался было закурить, но, вспомнив, что касался руками обоссаных штанов покойного, раздумал.

– И куда его теперь? – спросил Ян. – В багажник?

– В салон. На заднее сиденье.

– Какого хрена? – взорвался он. – Я чего – рядом со жмуриком сидеть должен? Давай его в багажник засунем!

– Ага, – кивнул я. – И на дороге начнем возиться, выгружать. И каждая проезжающая сволочь будет глазеть и удивляться – а чего это пацаны там делают? Да мы ничего, мы просто труп выгружаем. Так, да? А в салоне – просто дверь открыл и выпихнул тело наружу.

– Доходчиво, – буркнул Ян. Энтузиазма в его голосе все равно не было.

Постелив на заднее сиденье брезент, мы кое-как утрамбовали туда Жеребца, по возможности постаравшись придать окоченевшему телу сидячее положение. Получилось неважно, но выбирать не приходилось.

Пока мы с Яном трудились в поте лица, Комик решил слегка смухлевать.

– Я пойду, дверь закрою, – сказал он.

– Помогай давай! – проворчал я. – Дверь он закроет… Там все равно следов куча. Пусть думают, что это барабашка приблудный нашкодил, ничего страшного.

– Ладно, – вздохнул Комик и присоединился к нам.

Покончив с Жеребцом, мы и сами уселись в машину. Ян попытался снова занять место рулевого, но я отогнал его:

– Нечего-нечего! Дальше я рулить буду. Я знаю, куда ехать, а ты – нет.

– А ты мне покажешь, – он попытался было возразить, но я отрицательно помотал головой:

– А я не умею. У меня с детства косноязычие, а вчера еще и руки парализовало. Так что садись рядом с Жеребцом.

– Подонок, – с чувством сказал Литовец и уселся на заднее сиденье.

13

Тело мы сбросили в кювет километров через десять. Слишком уж оно стесняло нашу компанию. За несколько минут, проведенных в его обществе, никто даже слова не проронил. Что для троих таксеров, знающих друг друга не один год, вообще-то странно. Но, стоило покойнику покинуть нас – и в салоне сразу стало легче дышать. Что было замечено всеми.

– Куда едем? – повеселевшим голосом поинтересовался Литовец.

– Свердлова, 79, – отозвался я.

– А там что?

– Твои долгожданные разборки. Там, Литовец, теневое правительство нашего городка заседает. Не хотел я туда ехать, пока с Жеребцом не пообщаюсь, да, видишь, не судьба. Придется ломиться на территорию противника, почти ничего о ней не зная. Нормальные полководцы так, конечно, не поступают. Но мы же не нормальные полководцы, мы простые таксеры. Нам этих глупостей позволено. Вот приедем сейчас, и пообрываем все мягкие отростки у теневого премьер-министра, правда?

– Что-то я сомневаюсь, – сказал Комик.

– Это я сомневаюсь, – возразил я. – А тебе-то что сомневаться? Ты же сам в бой рвался. Ты, кстати, в курсе, кто у нас теневой премьер?

– Нет, – обиженно буркнул Комик. Мое замечание относительно неправомерности его сомнений, видимо, было отмечено и взято на заметку.

– Вот и познакомишься, – усмехнулся я. – Если повезет. Только это, парни… По указанному адресу все время быть наготове. Народ там живет нервный. Я к ним сегодня в гости уже наведался, лично проверил. Чуть что – за пушки хватаются. Никакого желания лезть туда с вами, если честно. Но вы сами разборок хотели. Или в гараж повернуть? Еще не поздно.

– Может, все-таки дать тебе по шее? – спросил Ян с заднего сиденья.

– Ну, как знаете, – вздохнул я.

Оставшуюся часть пути мы проделали в солидной тишине. Парни, видимо, морально готовились к бою, а я все никак не мог отделаться от мысли, что весь этот поход – огромная глупость. Но по-прежнему продолжал ехать по заданному адресу.

Ночью особняк Кара выглядел много лучше, чем днем. Отсутствие архитектурной мысли компенсировалось богатой иллюминацией. Подсвечены были даже зеленые насаждения и кованные ворота. Все вместе, почему-то, производило впечатление консульства. И даже многочисленные мошки-бабочки, слетевшиеся на свет, впечатления не портили.

Я припарковался напротив ворот, и мы выбрались на свежий воздух.

– Солидный скворечник, – заметил Ян.

– Ты, главное, внутри скворечника клювом не щелкай, – посоветовал я и пошел к воротам.

В интерком чья-то заботливая рука успела вложить новую порцию жизни, и теперь он поблескивал на меня ехидным зеленым глазом. Мол, что, Михал Семеныч, съел? От меня так просто не отделаешься. Я усмехнулся ему в область динамика, вдавил кнопку вызова и долго-долго не отпускал. Ехидство переговорника меня сейчас занимало не особо. Куда интереснее было – похож ли покойный Лев Ааронович Штейнман на ныне здравствующего Эдуарда Николаевича Зеву? По идее выходило – должен быть похож. Они ведь не знали, что столь замечательную личность, как Кар, я до сих пор так и не сподобился лицезреть.

Впрочем, это все лирика. Интерком же предложил куда более прозаические вещи. Кому-то по ту сторону переговорника, видимо, надоело слушать сигнал вызова, безостановочно посылаемый мною.

– Какого хрена?! – зарычал этот кто-то. – Опупели, что ли?

– А ты на меня не рычи, – отозвался я. – Я тебя не боюсь, ты не страшный. Я тебя уже видел.

– А ты что за хер с бугра? – насторожился динамик.

– Я не хер с бугра. Я Мешковский, человек с ножиком. Я сегодня уже приходил, только головой ударился. Я Зеву хотел, и сейчас опять хочу. Я ему опять ножик принес. Или ему ножик уже не нужен?

Динамик снова поменял голос. На сей раз заговорил тоном сытого котяры, который облопался сметаны и теперь принимает солнечные ванны, а ему мешают, приставая на предмет скушать еще ложечку.

– Нож-то мне нужен, – сказал котяра. – Только тебя почему-то трое. Днем ты, помнится, один был.

– Тебе помнится? – недоверчиво хмыкнул я. – А мне вот тебя ни разу не помнится. Ты, что ли, человек-невидимка?

– Я, что ли, человек-видимка. По секрету скажу – в окошко подглядывал. Ты не в обиде?

– Не, не в обиде.

– Так что ж тебя трое-то стало, типок?

– Так я времени даром не терял, – объяснил я. – Размножался почкованием.

– И ты весь втроем хочешь отдать мне нож?

– Если ты не против. И если у тебя нет встречных предложений.

Динамик призадумался. Предложений, похоже, не находилось, но что-то терзало его металлическую душу.

– А ты уже умный или еще дурак? – наконец спросил он. – Ты уже соображаешь, в какой дом пришел? Понимаешь, что, если что – и тебя тут так закопают, что никто потом концов не найдет?

– Дык это… У меня всего один конец. Я урод, да?

– А ты побазлай, побазлай. Тогда точно уродом станешь.

– Ты пугать меня будешь? – обозлился я. – Или в гости пригласишь, баньку истопишь?

– После баньки тебе пятки не почесать? – удивленно хрюкнул динамик.

– Не, пятки не надо, – я отрицательно помотал головой. – Не любитель я. Ну, так я вхожу?

– Весь втроем?

– Ну, так ты ж меня тоже не в одно лицо встречать выйдешь.

– А ты умеешь торговаться, – уважительно протянул он.

– На Привозе учился.

– Ну, проходи. Гостем будешь. Только не делай резких движений. О последствиях я тебя предупредил.

Переговорник отключился. Зато щелкнул замок на воротах, приглашая войти. Я толкнул створку и бросил через плечо:

– Внимательней, мужики. Нас, может быть, сразу завалить попытаются, так что стволы лучше вытащить. Только первыми не дергаться. Дергаться первым имею право только я.

– Почему это только ты? – недовольно спросил Комик.

– Потому что я сильный, смелый, ловкий и находчивый. И у меня с армейских лет привычка дергаться осталась. Ты не перебивай, когда я умных вещей говорю! Ты слушай. Когда я дернусь – можете тоже вступать. Но не раньше. Раньше только в том случае, если нас валить начнут.

– Когда нас валить начнут, поздно вступать будет, – заметил Литовец.

– Логично, – согласился я. – Значит, еще чутка раньше.

Сжимая пистолеты, мы поднялись на крыльцо, и нам навстречу гостеприимно распахнулась дверь. Встречать вышли те самые фиксатые, что и днем. Я чуть не прослезился. Все трое тоже были при стволах.

– Ты опять здесь, одноглазый? – поинтересовался тот, что был в наколках. Солировал, видимо, по-прежнему он.

– И тебе здравствуй, добрый человек, – отозвался я.

– В поисках смерти, дубль второй?

– А бычки у тебя в глазах давно не шипели?

Я-то думал, что мы просто обмениваемся любезностями, но наколотый, почему-то, оскорбился:

– Вообще не шипели! А вот у тебя…

– А у меня – встреча с Каром! – прервал я. – Кончай вату катать. Заждался, поди, человек.

Наколотый зло осмотрел меня с ног до головы и кивнул на «Берету» в моей руке.

– С волыной?

– Так ты тоже не огурец в руке держишь, – усмехнулся я.

– Нож при тебе?

– А вот этого тебе знать не нужно. Ну что – так и будешь держать нас на пороге?

– Проходи, – он посторонился, освобождая дорогу. – Внутри порешаем, что с вашими волынами делать.

Я, однако, проходить не торопился. Понимаю, нелогично – сам только что теребил наколотого на предмет пошевеливаться. Но его последняя фраза мне как-то не глянулась. Нужно было что-то срочно решать. И я попытался быстро сориентироваться в ситуации.

– Ну, чего не проходишь? – наколотый, однако, расценил мою неподвижность на свой лад. – Ссышь?

Я внимательно посмотрел на него. Хоть и хмурый, но весьма самоуверенный. А чего? Один раз на этом самом крыльце он уже одержал надо мной верх. И не сомневался, что одержит вторично. Что для меня, кстати, являлось вопросом весьма спорным – здесь и сейчас у нас сохранялся паритет. А вот внутри здания у них наверняка был тактический резерв. И это, с одной стороны, давало наколотому право чувствовать себя относительно комфортно, а с другой – сподвигло меня принять решение действовать немедленно. Тем более что на крыльце никаких камер видеонаблюдения не замечалось – похоже, Кар пребывал в твердой уверенности, что в собственном дворе они будут явным излишеством. А то и свидетельством трусости хозяина. Что ж, мне только на руку.

– Да не то, чтобы сцу, – медленно проговорил я. – Так, спрыскиваю слегонца.

И ударил его ребром ладони по кадыку. Он удобно стоял, боком, и удар вышел хлестким, так что шансов устоять на ногах у наколотого не было.

Он и не устоял. Выронил пистолет, упал на колени и, схватившись за горло, то ли захрипел матерные слова, то ли отчаянно закашлялся.

Ни Ян с Комиком, ни оба фиксатых такого развития событий не ожидали. Казалось бы, переговоры подошли к логическому завершению, стороны достигли, прости, господи, консенсуса, и вдруг у Миши Мешковского сорвало крышу. И чего делать в такой ситуации, никто из присутствующих навскидку сообразить не мог.

Кроме меня, любимого. Ведь именно я заварил кашу. И, пока четыре пары глаз растерянно моргали, переваривая происходящее, шагнул к одному из фиксатых и приставил ствол к его голове.

– Дернешься – замочу, – на всякий случай пояснил я.

– Понял, – прохрипел он.

А потом в себя пришел Литовец. Не мудрствуя лукаво, он ткнул «Маузером» в ширинку третьего и сказал:

– Аналогично, замочу.

– Ян, там не смертельно, – слегка нервно хихикнул я. Операция удалось, и к этой мысли нужно было немного привыкнуть. Даже мне. Пока же я снова, как и днем, прямо-таки сочился возбуждением.

– Да по фигу, – сказал Литовец. Потом подумал и спросил: – Я правильно сделал?

– Правильно, – сказал я. – Комик, отбери у пацанов оружие. Теперь бери этого, – я кивнул на наколотого, который все еще сидел на корточках и хрипел что-то обидное в мой адрес, – и пошли.

После чего взял своего невольника за шиворот и подтолкнул ко входу. Пришел черед осуществлять вторую фазу операции. Которая могла оказаться куда сложнее первой.

Внутри было шикарно. Не то что снаружи. Огромный вестибюль, залитый светом. Даже с десятком колонн в два ряда. И лифтовой установкой в центре. Здесь у Кара желания с возможностями совпали. Повезло чуваку. Хотя, лично я бы на его месте еще мавзолей Ленина где-нибудь в уголку пристроил. Чтобы парады по выходным принимать. А фигли мелочиться? Тем более, что строевые части наличествовали. Как я и предполагал, нас поджидал тактический резерв. Правда, пленение однополчан серьезно деморализовало их дух. Настолько серьезно, что они даже не стали расстреливать нас сразу из своего вовсе не бедного арсенала. Может быть, потому, что мы слегка прятались за спинами заложников. Не самый, конечно, похвальный поступок для суровых сибирских мужиков, но ведь даже для таковских переть голой грудью против танка – ну ладно, против автоматов – есть непростительная глупость, да? Вот мы и не перли. Рискнули репутацией, зато остались живехоньки и здоровехоньки. На мой взгляд, овчинка выделки стоила.

А встречали, не совру, шикарно. Двое с «Калашниковыми», двое – с пистолетами. По правую руку имелась открытая дверь в каморку – видимо, гнездо охранников. Возможно, там притаился еще кто-нибудь с ракетой класса «земля-таксист». Но расстреливать нас, повторюсь, не стали. На всякий случай я предупредил:

– Вы, ребята, не напрягайтесь. Всех сразу все равно не положите, а геморрой заработаете. Лучше пропустите к Кару.

– А если мы понапрягаемся? – поинтересовался один из автоматчиков.

– В туалете напрягаться будешь! – неожиданно прохрипел за моей спиной наколотый. То ли справился с неприятностями в районе кадыка собственными силами, то ли вопрос коллеги поспособствовал – не знаю. Для меня важнее был результат. – Баран! Пропустите нас!

– О! – сказал я. – Всем все понятно? Куда нам идти?

– К лифту, – снова прохрипел наколотый. – Кар наверх поднялся.

Вся процессия потопала к лифту. И нас опять не стали расстреливать, хотя на сей раз возможность была. Возможность была, а вот приказа не поступало. Или, лучше сказать, приказ поступил, но прямо запрещающий всякие военные действия. Подозреваю, на первом этаже наколотый обладал не просто непререкаемым авторитетом, но был вообще самым главным. Что ж, тем лучше.

Вот так все оказалось просто. Обитатели первого этажа просто стояли и тупо пялились на то, как мы проходили мимо.

Забавно, наверное, выглядела наша процессия. Впереди шел я, держа одного из фиксатых за шкирку и не вынимая ствола из его уха. Следом – Ян, повторяющий мою позу один в один. Замыкающим двигался Комик, имеющий по «Макарову» в каждой руке и еще парочку – сзади за поясом. Наколотого он гнал перед собой увесистыми пинками.

В лифт все втиснулись без проблем – кабина была обширная. Видимо, к Кару частенько наведывались многочисленные делегации.

Выстроив противника вдоль левой стены, мы встали напротив, держа их на мушке. Картина весьма напоминала «Расстрел революционеров у кладбища Пер-Лашез». В роли контрреволюционера я чувствовал себя, признаться, неважнецки, но переходить на другую сторону не хотелось вовсе.

– Слушай, Мишок, – сказал Ян, когда лифт стартовал. – А как мы из дома обратно пойдем? Эти архаровцы внизу нас так просто не выпустят.

– А мы Кара с собой возьмем, – беспечно откликнулся я. – Он нас выведет. А если не выведет, мы ему пиписку отстрелим.

– Ну-ну, – скептически усмехнулся Литовец.

После непродолжительного гудения лифт остановился на третьем этаже и дверь распахнулась, предлагая выметаться.

– Вперед! – скомандовал я пленникам стволом пистолета. Они послушно, хоть и весьма понуро, покинули кабину. Мы – следом. – К стене! Ян, Комик! Глаз с них не спускайте. Чуть что – в расход.

И повернулся к единственному обитателю этажа.

Он действительно весьма походил на Штейнмана. Вернее, это Штейнман до недавнего времени походил на него. Я же говорю – здесь все было поставлено серьезно.

Кар сидел посреди обширной залы на диванчике, водрузив ноги на банкетку – или пуфик, черт его знает, как эти кубики на колесах называются. Пил чай и до появления гостей, похоже, пялился в телевизор. Во всяком случае, ящик был включен. Но, стоило нам выйти из лифта, и его внимание переключилось на нас.

– Так вот ты какой, дедушка Ленин! – поздоровался я.

– Прошел все-таки, – откликнулся Кар и сделал глоток. Весь такой вальяжный, в синем шелковом халате, разукрашенном, кажется, бамбуком. – Я так и знал что ни хрена этим уродам поручать нельзя.

– Так уроды ведь, что ты от них хочешь.

– А ты, я смотрю, волынами подразжился.

– Ну, ты даешь! Сам мне весь день братву со стволами подсовывал, а теперь попрекаешь. Я, Кар, не люблю братву со стволами, поэтому геройски ее разоружил. Потому что я за мир во всем мире и пацифист в третьем поколении.

Телевизор надоел. Своим гундежом он диссонировал с общим звуковым фоном и мешал нормальному общению. Поэтому я подошел к нему и выключил. Потом уселся на корточки, свесив руки с колен, и весело посмотрел на Кара. Пока у меня все получалось. Пока я был на коне.

– Крутой, – похвалил Кар. – Слушай, фрайер, я тебя даже уважать начинаю.

– Польщен, – кивнул я и приготовился слушать дальше.

– Тычину ты мне, конечно, не отдашь, – скорее констатировал, чем спросил он.

– С трех попыток угадай.

– Понятно. Черт! Я ведь знал, что вы с волынами приперлись. Думал, у этих дебилов хватит мозгов с вами справиться. Слушай, а может, договоримся?

– Да мы с тобой до чего угодно договориться можем. Я разговорчивый. Ты, смотрю, тоже поболтать не дурак. Только какие у нас могут быть точки соприкосновения, дружок?

– Найдем, если постараемся, – заверил Кар. – У тебя есть то, что нужно мне. Возможно, я смогу предложить то, что нужно тебе. Хм, дружок.

– Популярнее, – потребовал я.

– У тебя есть нож…

– Про нож я понял. Давай о моих сокровенных желаниях. Ты хочешь сказать, что пойдешь сейчас в туалет и утопишься в унитазе?

– Нет, это чересчур, – он отодвинул мои слова ладошкой подальше. – Я тебе, скажем, денег за нож предложу. Скажем, двадцать тонн баксов.

– Гы, – сказал я.

– Понял, – сказал Кар. – Пятьдесят тонн.

– Гы-гы, – сказал я.

– Сто тонн. Слушай, давай я прямо сейчас отвалю тебе двести кусков, и мы разбежимся друзьями?

– Ты меня ни с кем не перепутал?

– Ты жадный! – выдохнул Кар. – Хорошо, пол-лимона. Это моя последняя цена. Прикинь – пятьсот кусков валютой за десять минут!

– Кар, – я усмехнулся. – Я сюда не ножиками торговать пришел. И то, что ты сейчас несешь – есть полная чушь. Ну, дашь ты мне эти бабки – и далеко я с ними уйду?

– Куда захочешь, туда и уйдешь, – заверил Кар. – Ты шустрый малый.

– Бери деньги, Мишок! – полузадушено пискнул Комик.

– Видишь, и кореша тебе советуют деньги брать, – заметил Кар.

– Дурак ты, – ответил я. – Если думаешь, что я поверю, будто ты мне спокойной жизни дашь, то ты – дурак. Все равно ведь завалить попробуешь.

– Если у меня будет нож, то на хрен ты мне нужен?

– На хрен – не нужен. Просто для поддержания престижу. Ты ведь меня уже пару раз пытался достать.

– Ну, чувак! – он развел руки в очень красноречивом жесте – мол, извиняй. – Кто старое помянет, тому, как говорится… Да и повод у меня был веский, сам понимаешь.

– А сейчас твои орлы внизу просто так с автоматами наизготовку стояли? – перебил я. – Нет, Кар. Ты сразу решил, что живыми нас сюда даже не впустишь. А про «выпустить» – я вообще молчу. Ты ведь не знал, что твои уроды еще и дебилами окажутся.

Лицо Кара постепенно стало каменным. Он понял, что попытка договориться безнадежно провалилась. И открывающаяся вследствие этого перспектива радостной ему не казалась. Поэтому спросил тусклым голосом:

– И что ты сейчас делать собираешься? Ты ведь меня не убьешь, а? Ты ведь не убивец, а простой таксист, верно?

– Нет, – я медленно покачал головой. – Я не простой таксист. Я очень хороший таксист. И кто тебе сказал, что таксист не может быть убивцем? Тем более, когда вопрос ребром: либо ты – меня, либо я – тебя? Ты забыл одну маленькую, но очень вонючую деталь, Кар. Между нами – смерть Бэка. Так что какая может быть торговля ножиками?

– Да-а, – задумчиво протянул он. – Недооценил я тебя, фрайер. Мне бы, дураку, просечь мазу, еще когда ты Желтого на стволы развел. А когда ты еврея завалил – вообще все понятно стало. Только я, дурак, ни хрена не понял. Зря ты, кстати, «Крузак» спалил. Он сто пятьдесят кусков стоил. Новый совсем, не надеванный ни разу. Муха не сидела. Жалко.

– А человека, которого вместо себя подставил – не жалко? – я вынул из заднего кармана бумажник Штейнмана и бросил его в сторону Кара.