Текст книги "Хозяин"

– А я ему бабки за риск мослал. И бабки нехилые. Вот он их и отработал. А честно скажи – ты ведь его со мной, как живого попутал, да? Ведь похож был?

– Не хочу тебя расстраивать, только я, когда его увидел, твоим портретом насладиться еще не успел. Если бы мне в тот момент ткнули пальцем в черного негра и сказали, что он – это ты, я бы поверил.

– Да, – вздохнул Кар. – Лоханулся я. Евреем можно было и не рисковать.

– Однозначно. Лучше бы этого барбоса лысого, – я обернулся и кивнул на наколотого, – послал. Все равно он урод, дебил и толку от него никакого нет.

– Тоже не вариант. Ты его уже видел. А с евреем мог бы и договориться, – Кар осклабился. – Все-таки, одной нации люди.

– Я не еврей, – возразил я. – Просто меня в детстве к логопеду не водили.

– Не понял. Ты же сам сказал, что на Привозе торговать учился.

– Не торговать, а торговаться. Я тебе наврал про Привоз. Я к Одессе вообще ближе, чем на тысячу километров, не приближался. Я люблю врать. Ладно, замяли. Все равно двойник тебе больше не понадобится. Зачем ты Бэка убил?

– Да какая разница? – отмахнулся Кар. – Не только из-за ножа, чтобы тебя совесть не мучила. Я его хотел как-то на пару клиентов подписать, а он не подписался. Он меня по бороде пустил. А я не лох, чтобы меня по бороде пускали. Да и Борю он зря завалил. Боря – кореш. Ладно, хорош воздух перемалывать. Собрался мочить – так мочи. Или слабо безоружного?

И он победно усмехнулся.

Я смерил его оценивающим взглядом. Сытый и самоуверенный. Даже в такой ситуации. Самообладание – отменное, за одно это его можно было уважать. А мне как-то не уважалось. Даже странно.

– Знаешь, – проговорил я. – С меня когда лейтенантские погоны содрали и из армии выперли, подписку взяли. Мол, не должен ты, бывший диверсант Мешковский, никому рассказывать, в каких частях воинский долг Родине отдавал. Аж двадцать лет не должен. Иначе – враг государства и расстрел через повешение. На месте и без права апелляции. Хочешь, я нарушу подписку и расскажу тебе все? Мне без разницы, я ведь ничем не рискую. Потому что дальше тебя информация не пойдет. Ты же никому ничего не расскажешь. Покойники никогда никому ничего не рассказывают.

Кар снова окаменел лицом. И даже слегка побледнел. Сидел и, не отрываясь, разглядывал меня. Ноги – на пуфике, в руке – чашка остывшего чая, о котором он уже забыл.

– А ты страшный тип оказывается, да? – наконец спросил он. Я пожал плечами – мол, думай, как хочешь.

Может быть, я расслабился. Долгие разговоры – они, знаете ли, способствуют. Я давно это знал, но иногда забываешь и о таких элементарных вещах.

А Кар не забыл. Напротив, очень даже ловко сумел воспользоваться случаем. Сперва в мою сторону отправился пуфик, от которого я увернулся, кувыркнувшись влево, но следом прилетела кружка с чаем – о которой он, получается, и не забывал вовсе – и пребольно стукнула меня по лбу. Будь я профессор математики, то все теоремы-аксиомы забыл бы, мамой клянусь.

Пока я приходил в себя, усваивая изменения в окружающей среде, Кар сорвался с диванчика и поскакал в сторону соседней комнаты. Я пару раз бабахнул вслед для острастки, но, разумеется, промазал – после кружки в голову это неудивительно.

Между тем все заклокотало и у лифта. Пленные охранники предприняли попытку государственного переворота, и наколотый даже умудрился засандолить Комику ногой по яйцам – страшная месть за серию пинков, полученных на первом этаже.

Положение спас Ян, который, в отличие как от Комика, так и от меня, расслабляться не любил. Ну, прибалт, педант и прочее. Таксеры-то в курсе об этих его странностях, а вот Каровские пацаны о них не знали. Ян так и простоял весь разговор – ноги на ширине плеч, в вытянутых руках – «Маузер». Он терпеливо ждал своего звездного часа – и дождался. «Маузер» трижды рявкнул, заставив побледнеть от зависти крейсер «Аврору», и наколотый с одним из своим подручных повалились на пол. Третий быстро вжался спиной в стену и поднял руки.

Пока Литовец отбрасывал ногой пистолеты, вывалившиеся из рук Комика, я рванул за Каром. В душе была досада на себя и еще ощущение, что безнадежно опоздал. Но попробовать успеть не мешало, и я попробовал.

Предчувствие меня не обмануло. Окно в соседней комнате было распахнуто. Подбежав к нему, я увидел внизу бассейн и плавающий по поверхности воды халат. Кара в халате не было. Кар, в одних трусах, яростно прорывался через зеленую изгородь. Изранился, наверное, как лось во время гона, но жажда жизни заставляла переть вперед. А когда я выстрелил – на всякий случай – ему вслед, он восхитительным кульбитом перемахнул через стриженные деревца и скрылся в ночи. Я сплюнул вниз, на халат, и побрел обратно.

14

– Ушел, – сообщил я парням, появившись в зале. – Быстро бегает – пулей хрен догонишь.

Комик сидел на полу и сжимал яйца в ладошках. Ян снова стоял напротив фиксатых в ставшей уже привычной позе – расставив ноги и вытянув вперед руки со сжатым в них «Маузером». На ногах, правда, оставался всего один, который все так же пытался продавить спиной стену. Двое других обретались на полу. Наколотый – привалившись к стене и зажимая рукой рану в плече, его дружбан – вообще лежа. Литовец прострелил ему бок и все, что внутри – печень или почку, хрен знает. В общем, браток был без сознания. Между нами, я ему совсем не завидовал: почки и печень – не самое правильное место для ранения. Хотя, с другой стороны – где оно, правильное?

Я подошел ближе и присел перед наколотым:

– Ну что, гражданин телохранитель? Сбежало ваше тело. Даже ручкой на прощанье не сделало. Меня такой вопрос интересует: куда сбежало тело?

Наколотый хищно оскалил фиксу, и та весело засверкала.

– А все равно я из тебя одноглазого сделаю, – пообещал он.

– Понимаю, – кивнул я, хотя ответ был совсем не в тему. – Идея фикс. – Потом уронил пистолеты и резко хлопнул наколотого по ушам. Тот сполз на пол. – Может быть, в другой раз. – Ну, должна же у человека оставаться надежда на осуществление мечты. Хотя наколотый слов ободрения уже не слышал. А жаль. Может, и переменил бы свое отношение ко мне на диаметрально противоположное (не в том смысле, чтобы третий глаз приделывать).

Поднявшись, я обернулся к единственному неповрежденному пленнику.

– Ну, а ты?

– Я? – тупо переспросил он.

– Ну да. Ты же знаешь, куда мог побежать Кар. И не надо мне этих сказок, что ты ни разу не местный! На такой интимной должности ты не можешь подобных нюансов не знать. А если будешь молчать, – добавил я вкрадчиво, – то я тебе коленку прострелю.

– Он мог в клуб побежать, в «Колизей», – торопливо раскололся охранник. – А мог на летнюю дачу, за город.

– Умничка, – похвалил я.

– А чего ему в «Колизее» делать? – не меняя позы недоверчиво спросил Ян.

– А там по вечерам вся братва собирается, – не оборачиваясь, объяснил я. – Кому Кар на нас ябедничать будет, как не братве? Нет, Литовец. Это правильная мысль. Вкусная. А что на счет летней дачи?

– Что на счет летней дачи? – снова тупо повторил фиксатый. В прошлой жизни попугаем был, зуб даю.

– Нет, ты не понял! Это я тебя спрашиваю – что на счет летней дачи? Что это за хрень собачья, где она находится и как выглядит?

– Это коттедж у Кара за городом! Двенадцатый километр в сторону Осиновки. Там забор каменный вокруг. А во дворе злая собака еще! – фиксатый выпуливал информацию строго дозированными порциями, вовсю стараясь произвести хорошее впечатление. В какой-то степени это у него получилось.

– Злая собака, – смакуя, повторил я. – Злая собака – это сильный ориентир. Это я точно мимо не проеду. А ты почем знаешь, что она злая? Груши воровать лазил?

– Нет, я…

– Неважно, – перебил я фиксатого, подкрепив слова ударом рукоятки по голове. Тело, обмякнув, сползло на пол, присоединившись к коллегам. Ян удивленно уставился на меня:

– А зачем ты его?

– А ты хотел, чтобы он наши тылы прикрывал? – я, прищурившись, обернулся. – Так он этого делать все равно не будет. Это я тебе как знатный воевода говорю.

– Тоже верно, – Литовец наконец расслабился, опустил пистолет и даже переступил с ноги на ногу. Мышцы затекли? Очень может быть, учитывая, с каким, простите, рвением он все это время старался сохранять неподвижность памятника. А это очень трудно, когда ты всего-навсего таксист. Хоть и родом из Прибалтики.

Я повернулся к Комику на предмет проверить его самочувствие. Оказалось – неплохо. Он, хоть и продолжал сидеть, скрючившись, но уже успел подобрать один из ПээМов. Или из-за пояса вытащил? В общем, в его мыслях был уже не только омлет в собственном паху.

– У тебя порядок? – спросил я на всякий случай.

– Да вроде отошел немного, – откликнулся Комик.

– Это хорошо, – одобрительно заметил я. – Ты только далеко не отходи. Я, грешным делом, подумал, что он тебе яйца в самый мозг вколотил.

Комик отрицательно помотал головой, поднял руку с пистолетом и всадил всю обойму в наколотого. После чего хищно оскалил зубы. Наверное, это должна была получиться улыбка. Получилось черт знает что. Хищное и подловатое. Гиена в своей Африке так же ухмыляется, когда исподтишка какую-нибудь зверушку загрызает.

Боюсь, что наши с Яном лица вытянулись гораздо сильнее допустимого максимума. Любой лошади на зависть. Потому что поступок Комика логически объяснить было невозможно. Наколотый был, во-первых, ранен, а во-вторых, без сознания. И собирался пребывать в этом состоянии еще неопределенно долгое время.

– А его можно было и не кончать, – заметил я.

– В следующий раз думать будет, как меня по яйцам бить! – Комик с трудом выпрямился.

– Да у него никакого следующего раза уже не будет! – возразил Ян.

– Я все правильно сделал! – коллега зло посмотрел на него.

– Ты псих! – я покачал головой. – Он тебе таки повредил яйцами мозг.

– Ничего он мне не повредил! – Комик нервно дернул рукой с пистолетом. В котором все равно уже не было патронов. Так что я не испугался. Только стало немножко грустно.

– Ладно, парни, – вздохнул я. – Спешу обрадовать – на третьем этаже мы всех победили. Теперь нужно выйти отсюда. Товарища Кара, на которого возлагались определенные надежды, с нами больше нет, так что придется своими силами.

– А каким макаром? – поинтересовался Литовец.

– Прорываться будем, – хмыкнул я. – Как в женскую баню – с боем. Эх, мужики! Говорил я вам – не хрен со мной ехать. Сейчас огребетесь по самые помидоры.

– А что бы ты, интересно, тут один сделал? – усмехнулся Ян. – И как бы ты отсюда в одиночку вышел?

– А не факт, что мы отсюда и втроем выйдем, так что расслабься, – успокоил я. – Просто в одиночку я бы по-другому действовал. Не знаю – как, но придумал бы.

Я подобрал с пола бумажник Штейнмана и второй из оброненных Комиком «Макаровых» и приспособил первый в задний карман, а второй – за пояс. После чего осмотрелся. Больше нас здесь ничего не удерживало. Пришла пора эвакуироваться.

Но, поскольку внизу поджидали несколько вооруженных хуцпанов, требовалось срочно изобрести хитрый финт ушами. И я изобрел. А фигли? Я же хитрый. И уши подходящие.

Взяв наколотого за шиворот, я подтащил его к лифту и забросил внутрь. Нажал кнопку первого этажа, прислонился к стене и стал ждать.

Ничего не произошло. Лифт благополучно спустился вниз. Послышался шум открывающейся двери. Больше ничего не послышалось. А посему лифт, немного подумав, снова закрыл створки. И все это, повторюсь, безо всяких комментариев со стороны оставшихся внизу охранников. Как матерных, так и огнестрельных. Я нажал кнопку вызова и обернулся к Яну.

– А в фойе-то, кажется, никого нет. Они сдали нам его без боя. Подозреваю, на улице ждут.

– Я бы с такой уверенностью не говорил, – возразил Литовец.

– А с чего ты взял, что я говорю с уверенностью? – фыркнул я. – Поехали. Все равно вниз надо. Фасад на первом этаже глухой, так что через окна по нам палить не будут.

Мы вытащили из кабинки наколотого и разместились в ней сами. Спускаться вниз было не очень приятно. В голове все время крутилась мысль – мало ли почему они не изрешетили лифт во время его первого путешествия? Может, среди охранников затесался кто-то, обладающий даром предвидения. Впрочем, совсем не даром. Кар платил своим людям деньги, причем деньги немалые. Сам признавался.

Лифт остановился и мы, не сговариваясь, вжались спинами в стены. А когда дверь распахнулась, я не выдержал, ласточкой нырнул вперед и, дурак дураком, застыл посреди холла, целя из пистолета в пустую каморку охранников.

На первом этаже действительно было пусто. Мои акробатические этюды оценить было некому. Не считать же Комика с Яном. Эти меня еще и не такого видели.

– Никого, – медленно прокомментировал я. – Полпути к машине прошли. Осталась херня – начать и кончить.

– Мне бы твой оптимизм, – Литовец подошел ближе и теперь тоже пялился в комнатку, где в мирные времена отдыхала охрана. Там для них были созданы все условия – деревянная тахта с поролоновым матрацем поверху, стол с перемешанными доминошками и стойка для автоматов. Пустая. – Может, попробуем с той стороны дома прорваться?

– Думаешь, они нас там не ждут?

– Нет, не думаю.

– Вот именно. После нашей канонады наверху даже идиот бы понял, что дело нечисто. И рассредоточился по разным углам. Вот они и рассредоточились. Вряд ли далеко друг от дружки, но одного должны были с той стороны поставить, чтобы наблюдал. А где один – там и остальные.

– А чего же они нас в вестибюле не встретили? – подал голос Комик.

– Умные потому что, – хмыкнул я. – И осторожные. У нас отсюда одна дорога – к машине. Задворками уйти не получится. Ты знаешь местные задворки? – я посмотрел на Комика. Тот отрицательно покачал головой. – Вот и я не знаю. И Ян не знает. Вывод простой – нам нужно пробиваться к дороге. А на дворе – полутьма, мы со свету мало что увидим. Зато они нас рассмотрят отлично. На фоне двери-то.

– И что делать будем? – хмуро спросил Ян. – Что-то ты ужасов каких-то нагнал. Может, тут жить останемся?

– Можно и тут. Жратвы у Кара стопудово не на один сезон наготовлено. Пойла – тоже. И кроваток на нас на всех хватить должно. Запремся изнутри, и никому не откроем. А зима придет – будем костры из мебели палить. Мебели тут много, так что не замерзнем, господа таксеры. Вам, между прочим, прямая выгода из всего этого – от семьи да от детей отдохнете, похолостякуете. А вот мне, – я поднял «Берету» и пару раз выстрелил в электрощиток. Тот заискрил, и свет погас, – мне больше нравится у меня дома. Мне там уютнее.

На ощупь прокравшись к двери, я вполголоса – в темноте почему-то всегда хочется говорить вполголоса – позвал:

– Идите сюда, парни. Сейчас пару минуток выждем, пока глаза привыкнут, и рванем.

– Куда идти-то? – зло прошипел Комик. – Мог бы предупредить, я бы заранее к двери прошел!

– А так веселее, – меланхолично заметил Ян и чиркнул зажигалкой. – Я сюрпризы люблю.

Когда озвученная пара минут, по моим прикидкам, истекла, я распахнул дверь и пулей вылетел наружу.

Получилось неплохо. За исключением того, что одна деталь осталась неучтенной – расстреливая щиток, я лишил освещения не только внутренности, но и периметр. В результате чего споткнулся и зарылся лицом в какой-то пахучий куст. Слава богу, не розовый.

Мое появление было встречено автоматными очередями. Короткими, с трех сторон. Откуда именно стреляли, разобрать не сумел, потому как слишком увлекся полетом.

Быстро откатившись метра на два в сторону, вжался в землю и затих, выжидая. Автоматы слегка поплевались туда, где я только что лежал, и снова умолкли. Откуда стреляли, снова не приметил. На сей раз был занят перекатыванием собственного тела в более безопасное место.

Зато приметил Ян. Он не решился повторить мой трюк относительно выхода на открытое пространство (как, кажется, и Комик), и все это время проторчал в здании, наблюдая за происходящим через распахнутую дверь. С улицы его невозможно было разглядеть, а вот он увидел многое.

В том числе – одного из стрелков. А потому выдвинулся слегка вперед и всадил четыре пули куда-то в район памятного розового куста. Автоматчики яростно обрушились на него, оказавшегося слегка подсвеченным со стороны двора, но теперь их было только двое. Я хотел порадоваться этому факту, но не успел, потому что Литовец удивленно сказал:

– Твою мать! – и упал с крыльца. Судя по тону, ему, как любителю сюрпризов, данный пришелся не по вкусу.

Это было вообще ни в какие ворота. Вытащив из-за пояса ПМ, я, с пистолетом в каждой руке, рванулся туда, где притаился один из стрелков. На сей раз сумел его приметить – благо, стреляли не по мне и я поимел возможность наблюдать, ничего не опасаясь.

Атака удалась. Мужик с «Калашом» даже не стал отвечать на мои выстрелы. Кажется, с ним удалось покончить сразу. Его напарник попытался отомстить за соратника, но я, удовлетворенный достигнутым, уже лежал на газоне, вжавшись мордой в землю и укрытый за телом только что утихомирившегося противника. Надо отдать должное последнему из оставшихся стрелков – его огонь был довольно точен. Сквозь треск выстрелов я несколько раз уловил, как автоматные пули несколько раз вонзились в тело Каровского охранника. На благо последнего (хотя – какое это благо, о чем я?!), тот был уже мертв, и ему было пофигу, сколько раз в него попал бывший корешок.

А затем снова воцарилась тишина, нарушать которую не хотели ни я, ни автоматчик. Пошевелиться – значит, выдать себя. Выдать себя – значит, предложиться в качестве мишени. Не самая заманчивая перспектива.

Я не знаю, что там думал относительно продолжения вечерней программы мой визави, зато Комик, кажется, вообще не думал. Относительно ушиба его головного мозга я попал если и не совсем в точку, то где-то очень рядом. Потому что он не таясь вышел на крыльцо и в полный голос осведомился:

– Мужики, уже все? Вы где?

– Идиот! – проворчал я в землю.

Автоматчик от комментариев воздержался. Вместо этого поднялся на одно колено и выпустил по Комику очередь. Тот, сообразив, что метят в него, подпрыгнул на месте и быстро умчался куда-то. А я, воспользовавшись моментом, расстрелял автоматчика.

Как ни странно, это не заставило Комика вернуться. Видимо, недолгое пребывание в роли мишени окончательно подорвало и без того расстроенную психику коллеги.

Ничего больше не опасаясь, но на всякий случай покрутив башкой по сторонам, я поднялся во весь рост и окликнул:

– Литовец!

– За крыльцом я, – слабо отозвался Ян. – Ранили они меня.

Примерно сориентировавшись, я пошел в направлении голоса.

Литовец действительно сидел за крыльцом, привалившись спиной к стене дома. В темноте отчетливо было видно, как потемнела от крови его светлая рубашка. Да и бледность лица показалась подозрительно сильной.

– Серьезно ранили? – спросил я.

– А я тебе чего – Пирогов, что ли?

– А что – Пирогова тоже ранили?!

– Он сам кончился! Не знаю я – серьезно или не серьезно! В плечо ранили. И в ногу. Кажется, не смертельно.

– Кажется, мы их уделали, Ян, – сообщил я, пристраиваясь рядом с ним у крыльца.

Литовец приподнял руку с «Маузером» и бабахнул. Если бы я сидел не на земле на корточках, а, скажем, на крыльце, то однозначно свалился бы с него – от неожиданности. Потому что после выстрела от угла дома отделилась и рухнула в заросли каких-то медоносов тень человека с автоматом.

– Точно, – подтвердил Ян. – Уделали.

– Черт! – с запоздалым испугом хрюкнул я. – Я и забыл, что они с той стороны кого-то оставить должны были.

– Умный, – Литовец слабо качнул в сторону упавшего стволом «Маузера». Я было подумал – это он в мой огород камень запустил, но после следующей фразы сменщика успокоился: – Решил нас одним махом положить. Если бы автоматом поменьше дергал, я бы его и не заметил.

– Я – тем более, – подтвердил я. – Ты со своей ногой раненной сам идти сможешь?

– Кость вроде не задета, – безо всяких эмоций сообщил он. – Но идти, кажется, не смогу. Мне, кажется, в плече что-то разворотило.

– Плохо, – так же безучастно – эмоции вдруг разом куда-то улетучились – отозвался я. – Ты пока здесь посиди, я пойду трофеи соберу.

Отобрав у подстреленного Яном автоматчика «Калаш», я обошел остальных и реквизировал у них магазины. Получилось небогато – запаса они с собой не взяли, видимо, надеясь покончить с нами быстро. Вложив в руку последнего почти опустевший ПМ и поплотнее зафиксировав рукоять в ладони, я вернулся к своему напарнику.

– Собрал? – спросил он, даже не подняв головы.

– Собрал, – кивнул я. – Жиденько как-то. «Калаш» и четыре полупустых магазина. В доме, наверное, еще есть, только мне туда чего-то не хочется. Цепляйся за шею, поползем к машине. – И я наклонился к нему.

Литовец обхватил меня здоровой рукой, в которой все еще сжимал «Маузер», и мы медленно побрели к воротам.

– Невезуха, – пробормотал он. – Сейчас менты нагрянут, повяжут обоих.

– Не о том беспокоишься, – одернул я. – Лучше о бабе своей подумай. Каких люлей она тебе выпишет, когда ты к ней весь такой раненный вернешься. Здесь, друг, плечом и ляжкой не отделаешься. Здесь тяжелая контузия светит.

– Ох, заткнись, – огорчился Ян, и я заткнулся. Так и ковыляли дальше молча.

Идти было неудобно. Карманы, набитые всяким барахлом, – в основном, автоматными магазинами, – отчаянно стремились стянуть брюки в район колен. Но я стойко не обращал на это внимания. Довел Литовца до машины, долго рылся в поисках ключа и, наконец, отпер дверь.

– Посиди пока здесь, – сказал я, не без труда пристроив его на переднем сиденье. Литовец с явным облегчением откинулся на спинку и уставился в потолок. Я спрятал автомат и магазины в багажник, вернулся к нему и осторожно вынул из ладони «Маузер». – Дай-ка мне. Пойду, Комика посмотрю. Он, вроде, убежал, но хрен его знает – может, вернулся. С дурака станется.

Ян промолчал. Видимо, тратить силы на разговор ему не хотелось. Или уже не моглось. Я быстрым шагом вернулся во двор особняка, нашел один из трупов и, вложив «Маузер» в его руку, сжал пальцы. Идиотизм, конечно, но кто знает – может, сработает. А может, родная милиция в этом дерьме вообще ковыряться не будет, вполне удовлетворившись тем фактом, что братва перестреляла друг друга.

– Комик! – вполголоса позвал я, выпрямившись. – Комик, ты здесь? Или ты совсем убежал?

Видимо, он убежал окончательно. В то, что его подстрелили, как-то не верилось. Смертельно раненные так высоко не прыгают и с такой скоростью не бегают. Спорт – не для них. Я махнул рукой и пошел назад. К тому же где-то вдалеке заверещали сирены. Пришло время уносить ноги.