Текст книги "Руна гибели"

Они шли, не замечая расстояния: Жуковского, Литейный, Пестеля, набережная Фонтанки… И вот, наконец, старушка Нева. Брату с сестрой было все равно, куда идти: они шли и говорили, лишь изредка умолкая, словно не виделись, как минимум, несколько месяцев, или стремились наговориться на годы грядущей разлуки. И, хотя расставаться они совершенно не собирались, эта страница их жизни вот-вот должна была перевернуться. Едва ли не в последний раз были они вместе втроем: Виктор, Юлия и Питер. Они шли и впитывали его неповторимую атмосферу всем своим естеством, будто пытаясь забрать хоть малую частицу родного города с собой на далекий Тихий океан.

А по набережной Кутузова их не успевшие еще толком просолиться души океанологов потянули брата с сестрой на запад – в направлении Финского залива. И пусть идти далеко, а ноги начинают помаленьку гудеть, зато они вместе. Завтра (а точнее, уже сегодня) у них выходной день, а значит, продолжению «банкета» ничто не помешает.

Виктор хорошо запомнил тот их разговор – ведь они в ходе него дважды чуть не поссорились, чего с ними с юных лет не случалось. Юлия пыталась доказать ему, что его рыцарство и попытки оградить ее от «лишнего» негатива – не что иное, как мужской шовинизм, что лишнего для нее быть не может, коль скоро это касается Виктора, и возмущенно интересовалась, по какому праву он отнял у нее возможность помогать ему. Виктор пытался как-то защититься от наскоков сестры, донести до нее свою точку зрения, но все его, на первый взгляд, сильные и логичные доводы неизменно и вдребезги разбивались об один непробиваемый аргумент Юлии, заключавшийся в словосочетании «чушь собачья». Повторяемый многократно, в различных комбинациях и с разными эмоциональными оттенками, он всякий раз ставил Виктора в тупик. В конце концов, точку в споре поставил ультиматум Юлии:

– Наша с тобой дружба как брата и сестры возможна только на паритетных началах: или мы равны в наших отношениях, или ну их к черту совсем, и я даже разговаривать с тобой больше не буду!

В фехтовании это называется «туше́». Такой удар не парируешь. И Виктор сдался. Как бы ни дорожил он своими принципами, сестра значила для него много больше. И потерять ее вот таким образом представлялось ему делом совершенно немыслимым. «Вечный мир» был заключен у Дворцового моста и скреплен рукопожатием.

А через два дня они вылетели во Владивосток…

О договоре помнили, и возможности смошенничать при выполнении его пунктов практически не было ни у одной из сторон. Близнецы очень хорошо чувствовали эмоции друг друга, и никакие актерские способности не могли замаскировать тяжесть на сердце, коль скоро у кого-то из них она появлялась. И близость их не убывала со временем: ведь у Юлии все никак не мог появиться постоянный парень, а у Виктора – девушка. А может быть, как раз наоборот – не появлялись они именно потому, что слишком сильна была связь между братом и сестрой, и никто со стороны просто не выдерживал конкуренции.

Так или иначе, договор соблюдался неукоснительно, хотя время от времени искушение защитить сестру от лишнего знания у Виктора возникало, не воплощаясь, впрочем, в поступки. Возникло оно и сегодня, но намерение это так и осталось неосуществленным: Юлия пришла к нему сама, и, едва взглянув друг другу в глаза, брат с сестрой поняли – поводы для беспокойства возникли у них сегодня совершенно синхронно.

* * *

– Идем ко мне, – сказала Юлия. – Там поговорим.

Предложение было в высшей степени разумным: на сей раз других женщин в экспедиции не оказалось, так что Комольцева единственная из экипажа (кроме капитана) расположилась в отдельной каюте. Пусть она была самой маленькой на корабле, зато без соседей. И если брату с сестрой требовалось укромное место для конфиденциальной беседы, «келья» Юлии подходила для этого просто идеально.

– Сон, да? – спросил он, когда дверь каюты закрылась за ними.

– Как ты догадался? – брови девушки удивленно вскинулись вверх. А мгновением позже в ее глазах пойманной птицей трепыхнулась тревога. – У тебя тоже? Значит, это не просто так.

– Ты веришь в вещие сны?

– А ты нет?

Он усмехнулся.

– Странно… Мы столько лет не разлей вода. Постоянно общаемся. На тысячи тем переговорили, а вот этой ни разу не касались. Почему, интересно?

– Может, повода не было?

– Может быть. И от этого мне, честно говоря, немного страшно.

– Немного? Меня так колотит прямо!

– Но почему? Всего лишь один сон. Пусть неприятный, но…

– Один на двоих.

– Этого мы не знаем. Я, например, свой не помню. Просто ощущение поганое осталось. Не люблю таких пробуждений. После них обычно весь день наперекосяк.

– И часто с тобой такое?

– Не слишком. Но изредка бывает. А у тебя?

– Примерно так же.

– А ты свой сон помнишь?

– К сожалению, да. Лучше бы забыла.

– О чем он?

– Остров. Какой-то жуткий темный остров, весь заросший лесом. И атмосфера там… Ты «Остров проклятых» смотрел? Впрочем, мы же вместе смотрели! Так вот, примерно так же. Лечу над волнами, словно какой-нибудь буревестник. Я еще иногда летаю во сне. А ты?

– Не знаю. Я поутру вообще редко помню, что мне ночью снилось.

– Иной раз это даже хорошо. Сны всякие бывают. В том числе и такие, которые лучше б не видеть никогда.

– Ладно. Остров. Ты летишь над волнами. Что дальше?

– Меня тянет к нему, словно магнитом. То есть, не в душе́, а физически. Душа-то моя как раз готова бежать оттуда без оглядки, только сделать ничего не может. Крылья не подчиняются – какая-то сила не пускает. И ясное ощущение, что нельзя мне туда. Что-то плохое там случится. Со мной. С нами. Очень плохое.

– Что именно?

– Не знаю. Сон я не досмотрела. Так мне страшно стало, что я закричала и проснулась вся в холодном поту. Вон, до сих пор одеяло мокрое.

Юлия мотнула головой в сторону незаправленной постели.

– И ты думаешь, это плохое непременно сбудется в реале? – задумчиво спросил Виктор.

– Сбудется. Я чувствую. У тебя никогда такого чутья не было: словно глушилка какая интуиции твоей проявиться не дает. Вон, даже снов не помнишь. – Тут Юлия неожиданно улыбнулась. – Броня крепка, и танки наши быстры.

Против воли уголки его губ тоже поползли вверх.

– Ну-ну, попрошу без оскорблений! Не такая уж и броня. Тебя же я чувствую. И очень хорошо.

– Я – другое дело. Между нами связь такая, что не вдруг и заглушишь. А вот внешняя чувствительность у тебя хромает. Впрочем, может, это и хорошо – своего рода защитный механизм. Дорого бы я дала, чтобы ничего такого не чувствовать!

– Ну, и что делать будем, Наталья Воротникова[12]12
  Наталья Воротникова – победитель первого сезона телепередачи «Битва экстрасенсов»


[Закрыть]?

Юлия шутливо ткнула его кулаком в плечо.

– Хорош уже прикалываться! Я серьезно!

– Серьезно, говоришь? В таком случае, тебе и карты в руки, чувствительная ты наша! Ты сон видела.

– И что? Я тебе все про него рассказала. А проанализировать его и решить, как нам быть дальше – твоя работа. В этом деле ты у нас главный.

– Главный, главный, – проворчал Виктор недовольно. – Тут пока нечего анализировать. Что мы имеем? Только твой сон и предчувствие. И еще гадкое ощущение от моего сна, но от чего конкретно, не помню. Дальше. Остров, на котором должно случиться что-то плохое. Что за остров, где находится – непонятно… Кстати, ты лес упоминала? Какой он?

Юлия пожала плечами.

– Не знаю. Лес как лес. Обычный, вроде…

– Какой обычный? Хвойный, лиственный или, быть может, тропический, с пальмами?

Она чуть нахмурилась, припоминая.

– Хвойный. Точно хвойный – я там елки помню.

– Ясно. Значит, умеренный пояс. То есть, теоретически этот остров может находиться в зоне нашего плавания. Только теоретически, так как в районе Императорских гор никаких островов на карте не значится, а следовательно…

Закончить свою фразу он не успел: в дверь каюты постучали.

– Юлия, вы здесь? – голос Заболотского.

– Да, Сергей Дмитриевич, входите.

Профессор открыл дверь и воскликнул:

– Опаньки! Оба здесь, голубки! Вас-то я и ищу. Ступайте за мной.

И он шагнул в коридор.

– Что-то случилось, Сергей Дмитриевич? – спросил вслед Виктор.

Тот остановился и чуть повернул назад голову.

– С севера надвигается шторм. Довольно серьезный. Так что, мы меняем курс и следуем в зону второго приоритета.

– Горы Картографов? – уточнил, замирая, Виктор.

– Они самые, – нетерпеливо подтвердил Заболотский, окончательно разворачиваясь. – И торопитесь уже – нужно срочно обсудить изменение программы исследований!

С этими словами он зашагал по коридору прочь, а брат с сестрой обменялись потрясенными взглядами.

– Кажется, началось, – хмуро произнесла Юлия.

Лед, кровь и ненависть (из воспоминаний Игоря Логинова)

Антарктида. Научная станция «Амундсен-Скотт»

10 января 2011 года.

Черт бы побрал этот полярный день! Мои биологические часы сбились напрочь. Организм утратил способность отличать время сна от времени бодрствования, а подсказки в виде темнеющего неба он лишился. Вдобавок, циркуляция Э-магической энергии по моему организму также несколько снизила мою потребность в сне, которого, как мне казалось, я не добирал и основательно, несмотря на сравнительно спокойный образ жизни, которую мы вели последнюю неделю. Было у меня опасение, что в решительный момент накопленный недосып может мне аукнуться.

Впрочем, на подобных мыслях я старался не зацикливаться. Не хочется спать – и фиг с ним! И пусть на часах три утра, но лежать на койке и пялиться в потолок – не самый лучший способ скоротать эту так называемую ночь.

В общем, я поднялся с кровати, оделся и отправился бродить по станции. Тоже, конечно, не ахти какое толковое времяпрепровождение, но оно, по крайней мере, создает иллюзию деятельности.

Коридоры были пусты, что, в общем-то, совсем не удивительно: полярники – люди к таким вещам привычные. В отличие от меня, который тут без году неделя, у них, наверное, по команде «отбой» наступает темное время суток. Спят все, кроме ночных дежурных. Как же я им завидовал! Помимо всего прочего, они, опять-таки в отличие от меня, понятия не имели, какая жуть сюда надвигается, и это знание не лишало их сна.

Кстати, что-то эта жуть не торопится. Чего, спрашивается, выжидает? И от Брегена уже три дня никаких вестей. Информацию он нам, конечно, слил ценную. Правда, я в ней ничего не понял, ну да ладно: главное – Моргана поняла, а мое дело маленькое – ударить, куда скажет…

Погрузившись в свои мысли, я сам не заметил, как забрел в конференц-зал, естественно, пустовавший по случаю «ночи». Впрочем, назвать его пустовавшим я поспешил, так как в первом ряду кто-то сидел и тоже, видимо, где-то витал. Такой вывод я сделал потому, что мое появление было замечено далеко не сразу. Обнаружив, что не один в зале, я хотел, было, сразу уйти, но почему-то остался и даже медленно двинулся вперед. Мне стало интересно, кого еще, как и меня, плющит бессонница.

Я прошел примерно половину расстояния, когда сидящий незнакомец поднялся и повернулся лицом ко мне. Это оказалась Диллина, что почти не удивило меня.

– Тоже не спится?

Этот вопрос вырвался у меня прежде, чем я сообразил, что, скорее всего, несу чушь: кто их знает, этих Вторых – может, им и вовсе сон не нужен. Моргана, например, спала, но у меня иногда складывалось ощущение, что особой необходимости в этом она не испытывает, а соблюдая привычное для людей чередование сна и бодрствования, скорее, пытается таким образом еще больше «очеловечиться», что ли. Думаю, реально ей хватает порядка семи часов сна в неделю и, при необходимости, она несколько дней подряд может непрерывно бодрствовать. А ведь она – наполовину человек. Возможно, чистокровным Вторым сон и вовсе не нужен, хотя… Тела-то у них, все же, человеческие…

– Я вообще мало сплю, – разрешила мои сомнения Диллина. – А здесь – тем более. Нельзя терять бдительность.

– Это верно, – подтвердил я. – Враг приближается.

– Я тоже это чувствую, но не только в нем дело. Сейчас такое время, что не всегда можно разобраться, кто друг, а кто враг.

Я чуть улыбнулся.

– На меня намекаете?

– А вы думали, я ничего не замечу? Бурю, конечно, для маскировки, вы устроили знатную, только ведь я за вами не в бинокль наблюдаю… Кто это был? Криг?

– А если да, то что с того?

Я почему-то представил ее внутреннее напряжение в виде образа кошки, поднявшей спину горбом, а шерсть дыбом.

– Вы еще спрашиваете! Криги предательски напали на нашу охрану у Осколков. Убили пятерых престолов. Шестой, Влодмир, исчез. Фактически, мы с ними в состоянии войны. А вы тут встречаетесь с одним из них! Как прикажете это воспринимать?!

– У меня есть три пункта возражений. Если вы позволите, я их озвучу.

На сей раз я сильно убавил долю обычного сарказма в своем голосе, и анхорийка его, кажется, не почувствовала. Она только молча кивнула.

– Итак, пункт первый. Не все криги одинаковы. Этот принадлежит к другой группировке – не той, что напала на престолов. Я вам больше скажу: именно он спас того единственного, который выжил, – Влодмира.

– И вы, конечно, ему безоговорочно поверили? – весьма ядовито отреагировала Диллина.

– Чтоб вы знали, – невозмутимо отозвался я, – у Э-магов с определенного уровня развития способностей внутренний детектор, определяющий эмоциональный спектр собеседника, делается настолько чувствительным, что обмануть его становится практически невозможным.

– А вам, значит, кажется, что этого уровня вы уже достигли?

– Не кажется, а уверен.

– И?..

– Он говорил правду. Теперь второй пункт, напрямую вытекающий из первого. Моя дочь – тоже наполовину криг. Коль скоро вы настроены всех темных Вторых стричь под одну гребенку, стало быть, ее тоже во враги запишете?

Колебания доминаторши были заметны даже невооруженному глазу, а в ее молчании я почувствовал больше отрицания последнего тезиса, чем подтверждения. Мой Э-детектор работал исправно. Так что, если с предыдущим пунктом я и блефовал, то не особенно сильно.

Удовлетворившись этим, я продолжал:

– И Моргана, между прочим, этому конкретному кригу доверяет, в отличие от его босса, Сайфера… А теперь плавно переходим к пункту третьему. Он – наш осведомитель и посещал нас с целью сообщить некоторую весьма нужную и ценную информацию.

– И когда же вы собирались поделиться ею с нами? Или не собирались вовсе?

– Информация такова, что ее требовалось вначале переварить, а потом решить, что с ней делать.

– И что вы решили?

Возможно, «сделать физиономию кирпичом» звучит грубо, но в данном случае такая тактика была единственно правильной. Навыком этим, благодаря своим особым талантам, я овладел в совершенстве и в тот момент с успехом применил его, произнеся наглую ложь:

– Как раз искал вас, чтобы посвятить во все.

– Премного благодарна, – неопределенный тон анхорийки говорил о том, что на сто процентов в моей искренности она не уверена, но и повода обвинить меня во лжи у нее нет. А учитывая способность доминаторши чувствовать любой обман, мне за лицедейство стоило поставить пять с плюсом. – Итак, вы меня нашли, и я готова вас выслушать.

– Что вам известно о губителях?

Диллина побледнела.

* * *

«Совет в Филях» собрался с быстротой, несколько даже странной для ночного времени. Впрочем, что я говорю – на него собрались сплошные «неспящие в Сиэтле», то бишь, в Антарктиде: Я, Моргана, Диллина, принцип Меес, форс Эйвил и пара стражей – Грон и Тайл. За историческую деревеньку сошел кабинет «профессора Рэдклиффа», известного нам, как принцип Меес. Судя по тому, насколько последний был настойчив в нежелании покидать свое рабочее место, тайник с Осколком тоже находился где-то здесь.

Впрочем, задавать подобные нескромные вопросы я был совершенно не намерен: не за тем, в конце концов, собираемся. Как с «Диабло» управиться, вот в чем проблема! Хотя теоретически-то мы это знаем (спасибо товарищу Брегену – просветил), но вот дадут ли нам осуществить это практически… Там ведь помимо самого «Диабло» еще троица харров, на всякий случай. Тоже, между прочим, не подарок.

Пока Моргана излагала свой план, все слушали молча, не перебивая. Когда же, наконец, моя дочь закончила, взорваться возгласами хотели все (я это ощущал достаточно четко), но интуиция не подвела и Диллину: доминаторша подняла свою руку, предупреждая протестный хор.

– То, что вы предлагаете, выглядит авантюрой. Однако только на первый взгляд, и если в вашем плане нет пункта, который вы не решились озвучить, но который имели в виду.

– О чем вы?

Недоумение моей дочери выглядело достаточно искренним. Впрочем, это еще ни о чем не говорило: физиономию кирпичом Моргана умела делать не хуже, если не лучше меня. Второе дно у нашего плана действительно было, и Диллина, кажется, его почуяла. Но если и так, пусть сама скажет, что, по ее мнению, мы замышляем.

– Действовать таким образом – значит, подставляться под смерть с вероятностью, близкой к ста процентам. Если губитель создан из множества различных кромешников, значит в нем заключена некая сумма их способностей. Готовы ли вы поручиться за то, что в его составе отсутствуют десмоды? Лично я – нет. Или, быть может, вы не знаете, что делали десмоды с Э-магами во время Войны Тринадцати? Или забыли про трех харров и криганку, которые, конечно же, не позволят нам без помех разобраться с губителем? Что-то сомневаюсь. А вы, даже несмотря на все это, хотите воплотить свою идею. Что же сие значит? А вот что: просто есть условие, при котором ваш план может сработать. Это если все внимание врагов будет на время приковано к кому-то другому. К кому же, интересно? Вариантов немного. Принципа Мееса выносим за скобки: его задача – Осколок. Остаюсь я, Эйвил, Грон и Тайл, то есть доминатор, форс с «расщепителем» и два стража. На какое-то время мы их отвлечем, а там и вы подоспеете, благо, они будут слишком заняты, убивая нас, верно?!

Ну, вот она сама это и сказала. А мы теперь можем с полным правом заявить, подобно герою одного известного фильма: «Заметьте, не я это предложил!». Только подленько как-то… Хотя, какого черта?! Разве в данном случае цель не оправдывает средства? Что я должен этим анхорам? Разве не их боссы охотились на меня, как на дикого зверя, и пришли мириться, когда им стало уж совсем туго? С чего я стану с ними миндальничать?!

Моргана благоразумно молчала, предоставляя возможность высказаться мне, за что я был ей очень признателен, причем безо всяких кавычек. Тут следовало сработать тоньше, чем была способна моя порывистая дочурка при всем желании. Для начала физиономию надо сделать не то что кирпичом, а железобетонной плитой, что, впрочем, не исключает проявления на ней любых человеческих чувств, приличествующих данной ситуации. А вот дальше…

– Не буду вам лгать, что подобная мысль даже не приходила нам в голову. Однако она была сразу отвергнута. Разве вправе смертный, вроде меня, требовать подобного самопожертвования от Вторых?! Нам, короткоживущим никогда не понять, что испытывает при окончательной гибели создание, рожденное для вечной жизни. Такой план действительно со значительной долей вероятности привел бы к успеху, но вывел бы степень риска для вас за всякие разумные пределы. Я неплохо играю в шахматы, где комбинации с жертвой пешки или даже фигуры зачастую являются наилучшим путем к победе. Но жизнь – это не шахматы. Чтобы осуществлять подобные комбинации в реальности, нужно задавить в себе всякие чувства. Но я на это не способен, ибо для меня, как для Э-мага, они составляют важнейшую часть моей жизни.

«Так, Игорь, – мысленно чуть тормознул я себя в этом месте, – тут главное – не перегнуть палку, чтобы не лишить твою речь правдоподобия. Нужно в эту банку сгущенки насыпать чуть-чуть хины, чтобы не выглядеть уж слишком белым и пушистым!»

– Возможно, – продолжал я, подпустив в голос чуть-чуть сдержанного негодования, – любой из ваших высших не стал бы колебаться в подобном случае: ведь такая цель все спишет. Но меряя людей по себе, вы допускаете серьезную ошибку. И, должен вам заметить, я порядком устал от того, что меня вечно представляют этаким проводником Вселенского Зла, вешая на меня все мыслимые и немыслимые грехи, применяя ко мне по умолчанию презумпцию виновности. Причем, делают это даже те, кто должен встать со мной в один строй против общего врага, и даже в тот момент, когда враг этот находится уже у самого порога! Может быть, хватит, а?!

Последние слова я произносил уже с такой искренней горечью, что, пожалуй, даже сам Станиславский сказал бы: «Верю!», потому что на этом этапе моя актерская игра была таковой лишь отчасти. Я действительно многократно проживал и испытывал те чувства, которые сейчас изображал. И то, что в данном случае подозрения моих союзников были, скажем так, небеспочвенными, сути дела не меняло. Да воздастся каждому по вере его!

Что, господа анхоры? Считаете меня лицемерным и подлым негодяем, для которого не осталось ничего святого в жизни? Как вам будет угодно. Но в таком случае и я оставляю за собой право оправдать ваши худшие ожидания. А если в результате мы остановим харров и губителя, ни одна собака из ваших рядов в мою сторону и тявкнуть не посмеет… да и не подумает даже, ибо сами вы на моем месте поступили бы так же, причем, без тени сомнения и малейших угрызений совести.

Диллину, кажется проняло. Более того она (невероятное дело!) даже слегка смутилась, и об этом шепнул мне мой Э-детектор. Пауза затягивалась. Очевидно, дилемма, которая стояла сейчас перед доминатором Диллиной, оказалась крепким орешком, а остальные просто не решались нарушить этот процесс. Наконец, анхорийка сфокусировала свой взгляд на моем лице, и мне на мгновение показалось, что я встретился глазами с рентгеновским аппаратом. Однако, смею надеяться, экзамен этот я выдержал с честью, оставшись непроницаемым для ее «сканера». Наконец, она произнесла:

– К сожалению, план, о котором я говорила, не имеет равной по эффективности альтернативы, иначе, бесспорно, я бы предпочла его не применять. Анхоры не страшатся окончательной гибели, что, разумеется, не значит, что нам безразлично продление собственной жизни. Если мы идем на это, то не потому, что вы нас вынуждаете, но потому, что стремимся к единственной цели – предотвратить освобождение Тринадцатого. Теперь далее. Для осуществления вашего плана достаточно примерно тридцати секунд полного отвлечения внимания врага. Мы постараемся дать вам это время. Но если вы за него не успеете нанести удар… Мы выходим из боя и эвакуируем хранителя вместе с Осколком.

– Если кромешники вам это позволят, – пробормотала Моргана.

Змеистая усмешка пробежала по губам Диллины.

– А вот тут уже ваша часть сделки! Мы обеспечиваем вам возможность убить губителя, а вы, в случае неудачи, прикрываете наш отход. По-моему, все честно.

– Абсолютно, – кивнул я. – А теперь…

Я осекся, потому что в следующий миг в голове моей словно бомба взорвалась. Приступ мигрени был столь неожиданным и сильным, что я охнул и скривился. Со своей Э-магией я от подобных фокусов давно отвык, и меня он застал врасплох. Но долго гадать, чем же вызвано столь странное явление, мне не пришлось: перед глазами на мгновение возникло лицо Лилит и маячащие за ее спиной четыре тени, одна из которых существенно превышала размерами остальные. Все ясно: мать Морганы лишилась возможности «позвонить» мне через Даниру, однако ухитрилась отправить «MMS» прямо мне в мозг.

– Некогда больше обсуждать, – промолвил я глухо в ответ на изумленные взгляды всего честно́го собрания. – Враги на подходе!

А в следующий миг время замерло.

* * *

О подобным эффекте я раньше только слышал от Морганы. Кажется, он называется «стазис». Но на практике мне с ним ранее сталкиваться не приходилось. Поэтому поначалу я испытал шок. Казалось, сам воздух изменил свое агрегатное состояние. Его молекулы как будто стали какими-то вялыми и малоподвижными, и с дыханием сразу возникли проблемы: воздух проталкивался в трахею тугими комками, словно я ел его, а не дышал им. Застыл неподвижно работавший только что вентилятор в углу: его лопасти замерли, словно на стоп-кадре.

Но замерли не только они: два стража и принцип зафиксировались в пространстве, как будто попали в фотографию. Форс еле-еле шевелился. Его движения напоминали видеоповтор на спортивном канале, тот, что с максимальной степенью замедления. Диллина двигалась несколько быстрее, но не особенно: устрой ей сейчас гонки с черепахой, у доминаторши были бы неплохие шансы на победу, хотя с шустрой черепахой ей пришлось бы попотеть.

Впрочем, и мы с Морганой не шибко далеко от нее ушли. Движения наши были настолько затруднены, словно мы оказались в растворе густого клея.

Атака на нас началась раньше, чем мы ожидали. Пустотные твари нанесли свой удар и весьма преуспели: в таком заторможенном состоянии мы им – не помеха. Вот уж влипли так влипли! Да еще все вместе. Да еще совсем рядом с тайником Осколка. Сервис на грани фантастики! Заходите, дорогие гости из Пустоты, получайте все и сразу! Черт тебя подери, Лилит, раньше MMSнуть не могла?!

Эта злость, выплеснувшись наружу, неожиданно снизила сопротивление воздуха, и двигаться стало легче. Я подбавил еще немного из своего негативного резервуара, и положительный эффект стал еще заметнее.

– Моргана, отрицательный выплеск! – произнес я почти одними губами.

Глаза дочери вспыхнули – она поняла. Несколько секунд спустя мы уже двигались почти с нормальной скоростью, чего нельзя было сказать о наших анхоровских союзниках: их прогресс был практически равен нулю. Если доминаторша и форс еще хоть как-то сопротивлялись странной магии губителя, стражи и принцип будто окаменели. Хороши же из них будут помощнички!

– Моргана, постарайся вывести этих из ступора.

– Как, Пустота побери?!

– А я знаю? Ты у нас эксперт в обычной магии! Делай, что хочешь, а нам нужны помощники!

– А ты куда?

– Встречать гостей.

– А если они прямо сюда переместятся?

– Через зону «стазиса»? – хмыкнул я. – Это вряд ли. Иначе давно бы уже были здесь. Ладно, я пошел. Поторопись тут.

– Удачи!

– Тебе тоже.

Я уже шагал за дверь, когда позади услышал глухой голос Диллины:

– Жертвенный канал!

* * *

Магия губителя имела большой радиус действия: идя по коридорам базы, я не переставал ощущать упругое сопротивление воздуха и затруднение при дыхании. Э-магия с этим худо-бедно справлялась, но вот тем, у кого не было такого подспорья, явно приходилось нелегко. Недаром у анхоров был столь бледный вид, когда они услышали мой рассказ об этом суперкромешнике.

Я нимало не сомневался, что «стазис» – его работа: умей харры откалывать подобные трюки, применили бы их раньше. В Египте, например. В тогдашних моих кондициях я бы, пожалуй, не справился.

Теперь мне уже не нужны были «MMSки» от Лилит, чтобы почуять моих смертельных врагов: мой Э-детектор определял их на раз – этакое облако концентрированной ненависти плыло по замершим и пустым коридорам антарктической станции. Ненависть, злоба и голод – вот однозначный критерий, отличающий кромешников от любых других врагов. Конечно же, основным источником был губитель – харры экранировались лучше, но их я тоже чуял. Надо будет потом повысить себе отметку в табеле успеваемости по восприятию чужих эмоций.

Враги приближались не спеша, безгранично уверенные в своих силах. Мощный аркан «стазиса» должен был разом вывести из игры как лишних свидетелей из числа обычных людей, так и всех их врагов, за исключением самых сильных. Да и этим последним серьезно осложнить жизнь. Так оно, в общем, и получилось. Мне, по крайней мере, приходилось постоянно поддерживать микровыбросы отрицательной энергии для преодоления эффекта «стазиса», на что я, естественно, тратил Силу, которой потом, в решающий момент может не хватить. Правда, и сам губитель приличную часть своих немалых ресурсов наверняка тратил на поддержку аркана. А это уже плюс нам. Хотелось бы надеяться, что Моргане еще удастся реанимировать кого-нибудь из анхоров (хотя бы, доминаторшу и форса). Тогда ситуация и вовсе основательно переменится в нашу пользу. Так что не будьте уж слишком уверены в своей победе, господа харры: нам есть, чем вас встретить.

Оптимизм, конечно, штука полезная, особенно, когда он зиждется на достаточно прочном фундаменте. У тебя же, Э-маг, пока хорошая мина при на редкость поганой игре, выдача желаемого за действительное. Ну чего ты, собственно, хорохоришься? Покрутел, говоришь? Так и противники у тебя теперь из самой что ни на есть высшей лиги. Один губитель чего стоит! К тому же, на данный момент их четверо против тебя одного. Но если Моргану в скором времени можно ждать на подмогу весьма определенно, то насчет остальных помощников имеются сомнения и немалые. А двое против четырех – расклад не слишком вдохновляющий.

А еще следует подумать вот о чем. Сколько, по теории вероятности, в составе губителя может оказаться десмодов? Десяток? Полтора? Два? А теперь вспомни, Э-маг, что с тобой сделала всего шестерка этих тварей. Что, говоришь, тогда был слаб, а теперь бы ты этих шестерых по стенке размазал? Ну, ну… А напомнить тебе совсем недавнее прошлое, когда всего один десмод с помощью чар двух сонных камней устроил тебе похохотать на Сулавеси? Что, нечем крыть, господин крутой? Вот то-то! Злишься? Вот и хорошо! Злись, Э-маг, ведь злость уж всяко полезнее отчаяния, ибо пополняет твой негативный резервуар, за счет которого ты пока борешься со «стазисом». Злись сильнее, раскручивай себя до бешеной ярости, ибо в предстоящей битве тебе придется выложить на стол все без исключения козыри, причем даже их может не хватить.

Сделав еще несколько шагов, я замер. До врагов осталось всего ничего. Скоро они вывернут вон из-за того угла, что в четырех метрах передо мной. Я-то их чувствую, а как, интересно, они меня? Тоже, наверное, могут, если дадут себе труд проверить пространство по ходу движения. Жаль, что я не в состоянии ощутить их сканирования – тут нужна магическая восприимчивость моей дочери. Но Моргана осталась позади – «размораживать» наших союзников. Однако есть мнение, что не станут харры местность сканировать: уж слишком верят в мощь магии губителя. А в таком случае, у меня преимущество – пара мгновений форы на упреждающий удар. Главное – его не профукать.

Ближе, ближе… остается буквально несколько ударов сердца. В эти секунды я лихорадочно вспоминал все самое плохое в своей жизни, и уровень моего отрицательного запаса рос стремительными темпами. Начинаю обратный отсчет… Четыре, три, два, один…

Он шел впереди остальных – здоровенный сгусток непроглядного мрака самой устрашающей формы, которую только можно было себе вообразить. Прямой расчет на внешнее впечатление, на то, что, увидев его, потенциальный противник хотя бы на пару секунд замрет в ужасе. Однако со мной не сработало. Во-первых, навидался уже всякого. А во-вторых, и этого урода уже успел увидеть в том пророческом сне, а потому знал, что меня ждет.